С великой Любовью Орловой Раневскую связывала долгая и крепкая, на всю жизнь, дружба. «Я стала сниматься в кино благодаря Раневской. Меня не отпускал театр в мой первый фильм, и я собиралась уже отказаться от съемок, но Фаина запретила мне делать это, доказывая, что кинематограф станет моей судьбой», – вспоминала Орлова.
– Сейчас вами любуются ваши близкие и зрители одного театра. А в кино вами будут восхищаться миллионы. Я благословляю вас, – напутствовала тогда молодую и малоизвестную театральную актрису Фаина Георгиевна.
Так оно и произошло. Орлова стала звездой советского кинематографа номер один, не сходившей с небосвода десятки лет.
Фаина Георгиевна говорила, что не знает человека «человечнее» Любови Петровны, и называла ее как‑то немножечко странно: «Люб». А Орлова обращалась к Раневской неизменно «милый мой Фей!»
В фильме «Весна» у мужа Орловой режиссера Григория Александрова они с Раневской снимались вместе. Во время работы в картине Фаина Георгиевна нарисовала шарж на саму себя и подарила его Любови Петровне с такой дарственной надписью:
«Люблю грозу в начале мая, а в декабре люблю «Весну».
Любочке и Гришечке с нежной любовью. Ф. Раневская. Фея. Москва. Зима 1945 г.».
Несмотря на такие трогательно‑дружеские отношения, и в адрес любимой Любочки Раневская позволяла себе довольно едкие шутки. Предметом всеобщей зависти было то, что Орлова могла свободно ездить в Париж за обновками – практически у нее и у Александрова был так называемый «открытый счет» и такой же паспорт. Фаина Георгиевна любила рассказывать, вернее, разыгрывала миниатюры, на глазах превращаясь в пижонку Любочку.
Вот она рассматривает свои новые кофейно‑белые перчатки:
– Совершенно не тот оттенок! Опять придется лететь в Париж!
Вот Раневская беспомощно машет руками, словно крыльями:
– Шкаф Любочки так забит нарядами, что моль, живущая в нем, никак не может научиться летать!
Но вряд ли Любовь Петровну задевали эти безобидные шуточки, пока однажды Фаина Георгиевна не выдала:
– Без сомнения, Орлова превосходная актриса. Одно у нее плохо – голос. Когда она поет, кажется, будто кто‑то ссыт в пустое цинковое ведро…