Русское общество разделилось в 1840-х в спорах о России. Возникал вопрос о месте России в общем плане всемирной истории. Историософия русской судьбы и становится основной темой пробуждающейся теперь русской философской мысли. И в этом историософическом плане встает в русском культурно-общественном сознании религиозный вопрос, очевидным становится русское историческое своеобразие.
Чаадаев (1794-1856) - сверстник декабристов. Его мировоззрение сложилось под влиянием французского «традиционализма». Чаадаева принято называть первым западником. Это было религиозное западничество. Магистраль же русского западничества уходит в атеизм, реализм и позитивизм. Он остается мечтателем-нелюдимом. Он идеолог, не церковник. У него есть принцип, но не система. И этот принцип есть постулат христианской философии истоpии. История есть созидание в мире Царствия Божия: через строительство Царствия можно войти в историю. Исторический горизонт Чаадаева замыкается Западной Европой. Он утверждает неисторичность русской судьбы. Потом Чаадаев делает противоположные выводы, понял, что быть историческим новорожденным не значит быть обреченным на всегдашнее младенчество. Ссвобода от западного прошлого, по Чаадаеву, дает русскому народу преимущество в строении будущего, видит в России «народ Божий будущих времен». Начинается эпоха социального христианства.
Расхождение западников и славянофилов связаны с различным пониманием культуры: западники понимали культуру как сознательное творчество человечества; «славянофилы» - культуру народную, которая бессознательно вырастает в народе. С этим связано новое разногласие: что признать последней реальностью в историческом процессе — «общество» («народ») или «государство». В славянофильском мироощущении привкус анархизма, неприязнь к вмешательству в ход органических процессов. За этим стоит недоверие к обособляющейся личности. Религия опознавалась как возврат к цельности. Этот религиозный постулат обобщался на историческую действительность. Из кризиса, в который Европа вовлечена в своей истории, выход - через скрепление общественных связей, восстановление цельности в жизни. Церковь - как единственная «органическая» сила среди распада всех скреп. Церковь «идеальное общество», только в Церкви разрешается натяжение личных своеволий. В социальной философии славянофилов Церковь замещена «общиной». «Государство» и «земля» - условные обозначения, разуметь следует: житейское делание и внутреннее совершенство. «Земля» - этическая категория. «Земская» жизнь противопоставляется суете мирского «государствования». «Община» - оазис «иного мира», убежище от политической суеты. Славянофильство задумано как философия всеобщей христианской судьбы. Но весь пафос славянофилов в том, чтобы выйти и даже отступить из истоpии. Движущими силами исторического процесса признаются отвлеченно натуралистические факторы свободы и необходимости, — «дух иранский» и «дух кушитский».
Христианство включается в развитие «иранского начала». Всю неправду христианского Запада Хомяков приводит к «кушитскому» началу. Синтез «церковности» и «романтизма» не удался.
Ив. Киреевский пришел от романтики и шеллингизма. Хомяков через подобный искус сердцем никогда не проходил. Аксаков и Самарин перешли через увлечение гегельянством.
В славянофильстве прозвучал голос именно «интеллигенции», а не голос «народа».Славянофилы тянуться прикоснуться к родному, высоко ценят его потому, что порвали жизненную связь с ним, поверили некогда универсальности европейской цивилизации и погрузились в нее. Отсюда в славянофильстве пафос возвращения и постоянная напряженность в противопоставлениях.