Предлагаемый в настоящей статье метод исследования общественного строя Древней Руси исходит из особого понимания сущности цивилизации, как объективно существующего социального феномена. Основной признак его – наличие социального ядра, такого слоя населения, который формирует господствующие формы жизнедеятельности, образ жизни общества в целом, его внешний – города, монументальная архитектура, предметы роскоши – и внутренний облик. Отличительной чертой этого социального слоя является особое положение в обществе, дающее право и возможность человеку, к нему принадлежащему, освободиться от необходимости заниматься производительным трудом. Типология цивилизаций строится на выявлении существенных связей внутри этого социального ядра. Основа общественных отношений цивилизации – ее базис – видится в культурно-экономическом укладе: особом типе хозяйственных связей внутри социального ядра и соответствующей системе структурно важных ценностей.
В земледельческом обществе выделяются три основных типа цивилизации: полисный, вотчинный и феодальный. В основе полисного типа лежит верховное право городской общины (полиса) на землю. Чтобы владеть земельным участком, землевладельцу необходимо входить в состав полисной общины. В качестве важнейших ценностей полисный тип культивирует патриотизм, чувство солидарности и свободу. Вотчинный тип цивилизации предполагает только одного полноправного собственника земли – царя а, лучше сказать, государя, наделяющего землей остальных землевладельцев при условии несения ими военной или иной службы. Вотчинному укладу соответствуют исполнительность, преданность, угодливость. Феодальный тип зиждется на основе иерархических связей между владельцами земли. В этом случае верховные права на землю принадлежат самим землевладельцам, а отношения между ними строятся на основе вассалитета, то есть над правом одного земельного собственника здесь стоят права другого, более крупного, а над ним третьего и т.д. Важнейшей ценностью для феодального общества является верность – как сеньору со стороны вассала, так и вассалу со стороны сеньора.
Киевская Русь складывалась как цивилизация на основе языческих ценностей и традиций, которые не исчезли и после принятия христианства. Если читать только литературные произведения, может сложиться впечатление, что общество XI – XIII вв. уже полностью пропитано христианскими ценностями. Противоречит этому только «Слово о полку Игореве», из-за чего его время от времени пытаются объявить поздней стилизацией или же просто подделкой. Действительно, подобного произведения, в котором автор открыто исходил бы из языческого мировоззрения, пока больше не известно. Однако данные о значительной роли языческой традиции в Киевской Руси – не от первого лица, как в «Слове о полку Игореве», а от третьего – все-таки есть. Я имею в виду поучения против язычества. Из них становится ясно, что население Руси не только в XI или в конце XII вв., но и в XIII и даже XIV вв. продолжало следовать языческим обычаям. Это значит, что и: поведение, и определяющая его система ценностей во многом, не полностью, конечно, оставались тогда языческими. Дополнительные данные в этом отношении предоставляют найденные археологами предметы быта и ювелирные изделия, и даже украшения христианских храмов.
Судя по археологическим данным, древнего русича и после крещения Руси повсюду сопровождали вещи с языческой символикой. Среди них известны: пряслица,, гребни, домашняя утварь (ковши, солонки и т.п.), обереги, серебряные или золотые наручи, гусли, фигурки домовых и многое другое. Языческой символикой пронизан женский головной убор, в целом и орнамент на избах. Здесь мы встречаемся с изображениями ящера, сокола, грифона, символов солнца, земли, воды, здесь и личины языческих богов, и волчьи головы, и кони, и «хляби небесные» и т.п.
В «Слове» Игорь и его полки действуют в особом мире. Здесь трудно различить, где сравнение, где метафора, где жизнь, а где образ, кто здесь Бог и где Дьявол. Великое Солнце преграждает своим внукам путь, губит их жаждой. Черные тучи и злые Ветры осыпают русичей стрелами. Силы Зла и силы Добра как будто сговорились. Перед нами образец языческого восприятия мира, где нет границ между тем и этим светом, где всё друг с другом взаимодействует: солнце, ветры, звери, люди, духи. Нет ни безусловного Добра, ни безусловного Зла. Человек общается и с тем, и с другим. Мыслимо ли в христианской системе ценностей, чтобы раб божий укорял Бога за ниспосланные ему испытания, как это делает Ярославна в «Слове» по отношению к Солнцу? Мыслимо ли, чтобы христианин называл дьявола господином, как это делает Ярославна по отношению к злому Ветру?
Ценности, которых придерживается автор «Слова» и его герои – храбрые русичи, плоть от плоти этого мира. Здесь нет, присущего христианским авторам, уничижения, призыва к смирению и укрощению гордыни. Здесь нет грубой лести и раболепства, обращения к страху божьему и покаянию. В «Слове» жизнь торжествует над смертью, являя торжество человеческого духа и силы. Здесь мы видим призыв к войне, жажду мести за поруганную честь, ради всего того, что так дорого безымянному древнерусскому поэту.
Наиболее заметное место среди ценностей в «Слове о полку Игореве» занимает «Русская земля». В тексте поэмы этот термин встречается 21 раз, выражая патриотические чувства русских воинов и выступая как главный оправдательный мотив Игорева похода. И это только при первом, поверхностном взгляде! Если же присмотреться внимательнее, значение Русской земли в системе ценностей русичей окажется еще более существенным.
Нередко можно встретить мнение, что «всем членам древнерусского общества, кроме самого правителя, в свободе отказывалось». Данное представление о Древней Руси опирается на ретроспекцию московских порядков XVI – XVII вв. и на самом деле не имеет фактической основы. Более того, оно противоречит фактам. В «Правде» Ярослава из 17 статей – 10 посвящены правам личности (речь идет о членах городской общины: они вооружены, ходят на пиры, владеют рабами и другим движимым и недвижимым имуществом). Они защищают жизнь и здоровье свободного человека. Еще 4 статьи посвящены имуществу свободного. Оскорбление, нанесенное свободному со стороны холопа – в этом смысле можно рассматривать статью 17 об ударе холопом свободного и последующим укрывательстве со стороны его хозяина – наказывалось штрафом в 12 гривен, что более чем в два раза превышает сумму, назначаемую за убийство чужого раба. Стремление защитить честь и достоинство свободного мужа можно усмотреть в статьях: 8 – об усе и бороде, штраф за повреждение которых был такой же (12 гривен), а это, кстати, более чем полвоза ржи (ее рыночная стоимость в XIII в. составляла 9 гривен) или более сорока бобровых шкур (10 гривен), по меньшей мере, 8 коров (корову в сер. XII в. можно было купить за 1 – 1,5 гривны), 6 рабынь (в берестяной грамоте № 831 упоминаются рабыня ценой в 2 гривны, а также раб и рабыня общей стоимостью 7 гривен); ст. 9 – об угрозе ударить мечом (за это давали 1 гривну) и ст. 10 – об оскорблении действием (штраф за это — 3 гривны). Между тем в Правде Ярослава нет ни одной статьи, защищающей личность князя (отдельно от других членов городской общины) и даже его имущество. Они появляются только в «Правде» Ярославичей и касаются лишь имущества, но не личности князя. В пространной редакции «Русской правды» количество статей, посвященных княжеской собственности, стало гораздо больше, но остались и все статьи о правах свободной личности.
Центральное место среди ценностей занимает понятие, в основном косвенно отразившееся в источниках, и потому часто не замечаемое исследователями – это «свобода». «Братство» мыслилось как единение свободных людей, взаимопомощь между ними, «Русская земля» – как братское сообщество русских людей (русская дружина), родина и гарантия свободы. «Честь» и «слава» зарабатывались в борьбе за свободу Русской земли, а значит, и за свободу любого русича. Так «Русская земля», «свобода», «братство» (солидарность, взаимная верность), «честь и слава» соединялись в неразрывную цепь ценностей, определявших поведение свободного мужа в Киевской Руси.
За этой системой ценностей стоят люди, основной труд которых – война; половину жизни они проводили в пирах и охоте. Пили хмельной мед и пиво, любили веселье – «А мы уже, дружина, жадни веселия, – говорит автор «Слова о полку Игореве», – развлекались с наложницами, внимали скоморохам, гуслярам и гудцам, участвовали в «бесовских» играх и плясках». Это их стараниями Русь стала такой, какой мы ее знаем: полной жизни и света. По их заказу строились белокаменные храмы, словно богатыри, выраставшие из-под земли, ковались золотые и серебряные кольца и колты, писались иконы. Ради их любопытства и славы их собирались книжниками изборники и летописные своды. Это их имена мы в основном и знаем. Примерно в тех же ценностных координатах проходила жизнь и всех остальных жителей Киевской Руси – смердов. И хотя основным их занятием было земледелие, а не война, они тоже были воинами, жили общинами и ценили братскую взаимопомощь, волю и Родину. Так же, как в более позднее время, это делали русские крестьяне и особенно казаки. И центральные дружинные слои, и окружавшие их смерды мыслили тогда одними понятиями и прекрасно понимали друг друга.
В Киевской Руси, как и в любой земледельческой цивилизации, в основе экономических связей внутри социального ядра лежали условия владения землей. Отношения между землевладельцами зависели от того, кому принадлежало верховное право на землю. Крен, который был сделан в пользу взаимоотношений между свободным и трудящимся слоями древнерусского общества, оставил без внимания особенности связей внутри социального ядра древнерусской цивилизации. Точнее, особенности эти замечались, но им не предавалось должного значения. Советские историки наблюдали на Руси неразвитость отношений вассалитета, а некоторые отрицали его феодальный характер, с трудом находили условное землевладение. М.Н. Тихомиров, целенаправленно искавший его, указал лишь на милостников. Фроянов по этому поводу заметил: «Если князь жаловал своих слуг деньгами, оружием и конями, то от этого они феодалами не становились». Боярство вообще выходит за рамки такого рода отношений. Еще в начале XX в. А.Е. Пресняков писал, что данных о княжеских земельных пожалованиях как источнике боярского землевладения нет. После десятилетий поисков, которые предпринимали советские исследователи, в начале XX в. столь же категорично заявляет Данилевский: «Древнерусский дружинник не получал за свою службу (и на ее время) земельного надела, который мог бы обеспечивать его всем необходимым». Пожалования, которые упоминают источники, касаются не земли, а доходов. Фроянов пишет: «... Передача в кормление городов и сел носила неземельный характер. Ведь передавалась не территория, а право сбора доходов с жившего на ней населения».
Жизнь крупных древнерусских «феодалов» – бояр и князей – представлялась не совсем такой, как на Западе, даже совсем не такой. В исторических трудах советского времени вместо иерархической лестницы они чаще всего образуют корпорации совершенно иного рода, особенно если речь идет о новгородских феодалах. В.Л. Янин называл государственное землевладение в Новгороде синонимом корпоративного боярского владения землей. О.В. Мартышин именовал новгородское государство коллективным феодалом К тому же, признавалось, что члены этих объединений все вопросы, связанные с землей, решали на вече, а это характеризует данную корпорацию не иначе как землевладельческую общину. А.А. Горский относит земельные владения X в. к совместной (корпоративной) собственности военно-дружинной знати. А.В. Куза говорил о древнерусском городе как о землевладельческой корпорации. Горожане «оказываются корпорацией землевладельцев, – писал он, – которым в совокупности принадлежит территория города». По его словам, в этом кроется социальная основа городского строя Руси. Поэтому древнерусский город нередко представлялся советским историкам как коллективный замок крупнейших земельных магнатов определенной округи.
На Руси – это хорошо известно – вместо замков бояре и князья жили в городах. О связи древнерусского «феодала» с городом писали даже такие столпы советской историографии как М.Н. Тихомиров и Б.Д. Греков. Тихомиров отмечал, что в XI – XIII вв. «всюду появляется свое, местное боярство, крепко приросшее корнями к определенному городу». Б.Д. Греков, говоря о картине, рисуемой древнейшей Правдой, а это XI в., писал: «... Мужи-рыцари связаны с мирами-общинами, живут на их территории, где и стоят их крепко сложенные хоромы...». Община-мир, по Грекову – это то же самое, что и вервь, и то же, что и город. Проанализировав Русскую Правду, он пришел к выводу: «К отождествлению верви миру мы получаем право прибавить еще и «город», понимая этот термин в смысле городского округа, т.е. того же мира, во главе которого стал город». Греков признает и то, что в XI – XII вв. на Руси пробуждается деятельность вечевых собраний главных городов, решения которых были обязательны для всей зависимой от них территории. Город-община как ни странно – совсем не редкость в трудах советских историков.
Многие советские исследователи, в том числе сторонники феодализма, замечали такие особенности отношений в социальном ядре Киевской Руси как корпоративное (в смысле общинное) землевладение, отсутствие земельных пожалований боярам со стороны князей и, как следствие – условного владения землей, отсутствие (или слабую развитость) вассальных отношений между боярами и князьями, связь князей и бояр с городами, существование городских общин и усиление городов в эпоху раздробленности. Все это совершенно не укладывается в понятие феодализма в «европейском» смысле слова и существенно отличается от средневековых порядков в Европе, то есть реального феодального строя.
Древнерусский город величественных княжеских дворцов не знал. Палаты князей по большому счету сравнимы с боярскими хоромами, а так называемый княжеский «замок», по сути, то же самое, что и боярский загородный двор или же на самом деле городской детинец. До нас не дошло ни единого сооружения действительно дворцового характера, принадлежавшего князьям, ни в целом виде, ни в остатках. Киевская Русь не оставила нам ни одного княжеского дворца – памятника зодчества – даже в воспоминаниях современников, кроме разве что архитектурного ансамбля в Боголюбове, но и он, если посмотреть внимательнее, не является исключением. В летописи Боголюбово называется городом и сравнивается с Вышгородом. Имеется в виду, что князь построил не замок-резиденцию в полном смысле этого слова, а именно город, ставший пригородом Владимира, как Вышгород являлся пригородом Киева. Посреди города христолюбивый Андрей поставил каменный храм (а не дворец!) и богато его украсил конами, золотом и прочими драгоценностями. Такую же бурную деятельность он предпринял и во Владимире. Что же касается сооружения дворца – летопись об этом умалчивает. Княжеские постройки называются здесь домом. Наряду с боярскими домами, после убийства Андрея его разграбили местные горожане. Археологические раскопки, как и следовало ожидать, не выявили здесь величественного княжеского дворца. Границы терема Андрея Боголюбского едва различимы и вовсе не поражают своими размерами
Как известно, не было на Руси и замков. Наивной выглядит попытка объяснить их отсутствие особенностями природного ландшафта. Н.П. Павлов-Сильванский писал: «В удельной Руси не было замков, потому что здесь не было гор». Дело, конечно, не в том, что не хватало холмов с крутыми и обрывистыми склонами – они были заняты городами.
Крупнейшие древнерусские города имели структуру, характерную для полисов. Ядром Киева – метрополии всех русских городов, были мощные укрепления Владимира и Ярослава, располагавшиеся на крутом, изрезанном оврагами берегу Днепра. «Почти в центре последнего размещалась площадь с огромным Софийским собором и митрополичьим двором – местом вечевых собраний киевлян». В основе уличной планировки были сквозные магистрали, шедшие вдоль и перпендикулярно Днепру. Они связывали воедино три главных общественно-политических и экономических центра города: вечевую площадь, которая, судя по летописи, была оборудована специальными скамьями для участников веча, княжеский двор и торг с гаванью. Подобным образом были устроены Новгород, Смоленск, Владимир на Клязьме и другие крупные города.
Это придает совсем иной вес и значение ряду давно известных письменных источников. Особое место среди них занимает грамота Изяслава Мстиславича новгородскому Пантелеймонову монастырю (1134 г.). По ее данным именно город на Руси являлся верховным собственником на землю.
В совокупности все перечисленные источники показывают, что городская община в лице веча полностью распоряжалась всем земельным фондом города и волости. Существование верховной собственности на землю города-общины предполагает, что частное и совместное землевладение на Руси было обусловлено принадлежностью земельных собственников к городской общине. А отношения между собственниками земли строились на основе равноправия. Это, кстати, делает совершенно безнадежным поиск вассалитета и земельных пожалований боярам со стороны князей и, следовательно, практически не оставляет шансов обнаружить на Руси условное землевладение феодального типа.
Хозяйственной ячейкой социально-экономической системы в Киевской Руси было село. Под словом «село» в Киевской Руси подразумевали участок освоенной земли с находившимся там двором хозяина, который постоянно мог там и не жить, имея основной двор в городе. Исследователи обычно характеризуют село как «участок земли с дворовой усадьбой», «участок возделываемой земли с хозяйственными постройками», «владельческий поселок, где господская усадьба с ее жилым домом и службами окружена хижинами зависимых крестьян и рабов» (Н.Н. Воронин), «владельческое поселение, где был двор феодала и дворы зависимых от него людей» (М.Г. Рабинович). Согласно археологическим данным площадь абсолютного большинства древнерусских сельских поселений укладывается в пределы от 0,5 до 2 га. По наблюдениям В.В. Седова из 44 сельских поселений Смоленской земли 52,3% имели от 3 до 8 «дворов», 34,1% – свыше 8 «дворов» и 13,6% – 1 или 2 «двора». Необходимо оговориться – дворы как закрытый комплекс нигде археологами не обнаружены. Находят остатки жилищ с прилегающими к ним хозяйственными постройками, а вот следов ограждений, как в городе, обнаружить не удается.
Итак, экономический уклад в Киевской Руси базировался на верховной собственности городской общины на землю. В центре хозяйственной системы был коллектив совладельцев земли (дружина), основанный на равноправных отношениях. Причем дружина могла состоять как из родных или двоюродных братьев, родственников иных степеней родства, так и побратимов или просто товарищей. Для свободного человека в Киевской Руси важнее всего было то, как развиваются его отношения внутри этого коллектива, как он воспринимается коллективом, какое место в нем занимает. Организация производства в Киевской Руси находилась в руках людей, объединенных целой системой переплетенных между собой родственных, товарищеских и соседских отношений. Произведенный продукт попадал на стол не только к владельцу и непосредственному пользователю земли, но и на «общий пир», дружинную братчину – к членам общины, в которую он входил. Ценности древнерусского общества – патриотизм, свобода, братство (взаимопомощь) – полностью соответствуют данному экономическому укладу. Внешний вид древнерусских городов – так же. Это позволяет утверждать, что в Киевской Руси сложился полисный тип цивилизации.
(Поляков А.Н. Древнерусская цивилизация: основная черта социального строя // Вопросы истории, 2008. № 8. – С. 69 – 70; 74 – 76; 79,84).