Политическая элита второй половины XVI в. (бояре и дворяне) не сомневалась в необходимости стоящей над обществом наследственной монархической власти, но считала, что царь должен делиться своими полномочиями с верхушкой общества. Некоторые историки полагают, что такая точка зрения была характерна для старой знати – князей и бояр. Однако и те дворяне, которым удалось приблизиться к реальной власти (служить при дворе, командовать военными отрядами, исполнять ответственные поручения и т.п.), не могли считать себя только послушными орудиями в руках монарха.
(Головатенко А. История России: спорные проблемы. – М., 1994).
* * *
Итак, обратившись к изучению состава общества в Московском государстве XV-XVI вв., встречаемся еще с одним следствием основного факта этого периода. Образование национального великорусского государства отразилось в боярском сознании своего рода теорией аристократического правительства. Основное положение этой теории можно выразить так: московский государь для управления соединенной под его властью Русской землей призывает родовитых сотрудников, предки которых некогда владели частями этой земли.
Теперь мы можем уяснить себе политическое значение местничества для московского боярства. Оно ставило служебные отношения бояр в зависимость от службы их предков, т.е. делало политическое значение лица или фамилии не зависимым ни от личного усмотрения государя, ни от личных заслуг или удач служилых людей. Как стояли предки, так вечно должны стоять и потомки, и ни государева милость, ни государственные заслуги, ни даже личные таланты не должны изменять этой роковой наследственной расстановки. Служебное соперничество стало невозможным: должностное положение каждого было предопределено, не завоевывалось, не заслуживалось, а наследовалось.
Итак, государь может сделать своего слугу богатым, но не может сделать его родовитым, потому что родовитость идет от предков, а покойных предков уже нельзя сделать более или менее родовитыми, чем они были при жизни.
Вводя в государственную службу ценз породы, оно (местничество) ограничивало верховную власть в самой щекотливой ее прерогативе – в праве подбора подходящих проводников и исполнителей своей воли: она искала способных и послушных слуг, а местничество подставляло ей породистых и зачастую бестолковых неслухов.
Эти добрые отношения и стали расстраиваться с конца XV в. Новые титулованные бояре шли в Москву не за новыми служебными выгодами, а большей частью с горьким чувством сожаления об утраченных выгодах удельной самостоятельности. Теперь только нужда и неволя привязывали новое московское боярство к Москве. И оно не могло любить нового места своего служения.
Одна и та же причина – объединение Великороссии – сделала верховную московскую власть менее терпеливой и уступчивой, а московское боярство – более притязательным и заносчивым.
(Ключевский В.О. Курс русской истории. – М., 1988)
2. Реформы конца 40 – 50-х гг.