ЛЕКЦИЯ. БРАК И СЕМЬЯ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЕ
Брачные традиции у германцев. Германские обычаи, касающиеся брачно-семейных отношений, имели то общее с аналогичными позднеримскими обычаями, что они противостояли моногамии. Почти во всех дошедших до нас известиях о франкском браке признаётся существование двух его моделей: muntehe (близок к современному понятию официального или законного брака) и friedelehe (свободный, или, по-современному, гражданский брак).
Обе эти формы представляют обычно-правовое (а не публично-правовое) установление и не обладают особой чёткостью. Очевидно лишь, что первая из них, видимо, престижнее второй. Тем не менее, и friedelehe не был чем-то одиозным, он чётко противопоставлялся простому сожительству (конкубинату) и явно возвышался над ним. По своему месту на шкале ценностей friedeleche франков имел, вероятно, нечто общее с римским «неюридическим» браком.
Развод при muntehe исключён не был, особенно если его домогался мужчина. При friedelehe расторжение союза вообще не регламентировалось; деятельность союзов этого вида, вероятно, сильно варьировалась и в целом была меньшей. Дети от браков этого типа обладали относительно скромными наследственными правами.
Следует, однако, учитывать, что даже дети, прижитые от конкубии, не подвергались в варварском обществе жёсткой дискриминации. Им не был закрыт путь к наследованию отчих прав и привилегий (включая порой и права на королевский престол). Понятие «незаконнорожденный» не накладывало неизгладимого «клейма», не препятствовало совместному прождиванию с «законными» детьми, не исключало ни их легитимации, ни социального возвышения.
Значение обычая «утреннего дара». Своеобразие брака у германцев ярко проявлялось и в обстоятельствах его заключения. Участие церкви или королевских должностей в процедуре бракосочетания не предусматривалось. Тем не менее для обеих форм брака предполагался некий ритуал, за его соблюдением следили сами соплеменники. Включая известную уже в Риме заблаговременную помолвку, этот ритуал предписывал роду жениха довольно значительные подарки невесте накануне брака (dos ex marito) и наутро после свадьбы (Morgengabe) – в качестве награды за целомудрие.
Без этого «утреннего дара» брачная процедура не считалась завершённой, и брак не признавался действительным. Поскольку же «утренний дар» исходно обусловливался девственностью невесты, подтверждавшейся при соитии, это последнее оказывалось конституирующим моментом брачной процедуры. Франкский обычай широко допускал умыкание невесты, при котором и её воля, и отношение родственников к будущему браку могли полностью игнорироваться. Ключевым моментом брачной процедуры оказывался половой акт как таковой.
Брачные ограничения у германцев. Франкская традиция была терпима и к бракам среди родственников. Единственное предписываемое ею ограничение касалось союзов с несвободными: они строжайше карались, по крайней мере, в ранний период.
Что касается возраста вступления германцев в первый брак, то данные о нём в источниках практически отсутствуют. Отметим лишь, что Салическая правда признаёт «совершеннолетними» уже двенадцатилетних мальчиков. Возможно, и брак разрешался для лиц мужского пола в этом раннем возрасте. Тогда и разрешённый возраст вступления в брак девушек также не мог превышать 12 лет.
Отсюда, конечно, не следует, что этот же возраст считался принятым для заключения первых браков. По свидетельству римского историка П.Корнелия Тацита, германцы «не торопят» девушек со вступлением в брак, а также не позволяют юношам понапрасну «истощать» свою мужскую силу.
Кроме германских и позднеримских брачных традиций, на формирование брачной модели, принятой в государстве Каролингов, наложили свой отпечаток церковь и сложившаяся государственная власть. Взаимодействие этих двух сил во многом определило форму официально признанного брака и заметно повлияло на эволюцию массового поведения в этой сфере.
Подчинение церковью сферы семейно-брачных отношений. В первые века после падения Западной Римской империи внутри христианской церкви западного обряда шла борьба двух основных течений теологической мысли по вопросу о браке. Одно из них рассматривало его как несовместимое с душевным спасением (св. Иероним, папа Григорий I), а другое – как допустимое для мирян состояние (Августин). Дискуссия завершилась в VIII–IX вв. возобладанием последнего.
Это предопределило резкое усиление внимания церковных теоретиков и практиков ко всему, что связано с супружеской жизнью, браком и брачной процедурой. В постановлениях церковных соборов и королевских капитуляриях VIII–IX вв. (принимавшихся при участии не только светской, но и церковной верхушки) всё чаще формулируются и уточняются основные каноны христианского брака: цель – предотвращение соблазнов и разврата, предназначение – рождение себе подобных, условия – нерасторжимость, моногамия, публичность, церковное благословение, согласие обеих брачующихся сторон, исключение родственных союзов и т.п. Что касается девственности и безбрачия, то они, хотя и продолжают считаться высшими христианскими добродетелями, всё чаще рассматриваются как идеал, достижимый даже не всех клириков.
Раннесредневековые представления об отношении к ребёнку. В учениях авторитетных ортодоксов того времени – Августина, Григория Великого, Исидора Севильского – нетрудно встретить суровое осуждение детской природы. Ребёнок грешен от рождения; его шалости, неусидчивость, непредсказуемость его действий – неизбежное следствие (и подтверждение) его греховности; даже первый крик новорожденного не что иное, как крик «высвобожденной злобы», отзвук первородного греха, довлеющего над каждым человеческим существом, включая и ребёнка.
Эти высказывания были так или иначе связаны с оценкой брака, в котором ранняя церковь видела прежде всего повторение первородного греха. Неудивительно, что и детская судьба рассматривалась под этим углом зрения. Считалось, что в ребёнке как бы отмщались грехи родителей. В соответствии с одной из древнейших догм Ветхого завета признавалось, что сын отвечает за отца. Даже рождение в браке девочки истолковывалось в церковной доктрине (а позднее и в обыденном сознании) как кара родителям за нарушение сексуальных табу или иных церковных предписаний.
Что же касается появления на свет больных, слабых или увечных детей, то оно воспринималось как возмездие за прегрешения предков не только в раннее Средневековье, но и значительно позднее. Этот подход предполагал, что ребёнок не самоценность, но лишь средство «наградить» или «наказать» его родителей.
Отношения родителей к детям в раннее Средневековье. Многие письменные памятники того времени фиксируют проявления беспечности родителей по отношению к детям. Даже делая скидки на риторические преувеличения в высказываниях раннехристианских писателей, невозможно только ими объяснить повторяющиеся пассажи о родительской беспечности.
Пенитенциалий (книга о наказаниях) Бурхарда Вормсского предписывает исповеднику спросить у молодой матери, не клала ли она ребёнка близ очага или печи, так что кто-либо вновь вошедший мог нечаянно обварить его, опрокинув кипящий котёл с водой. Аналогичным образом серия каролингских пенитенциалиев предполагает возможность непредумышленного и умышленного придушения детей в родительской постели, так же как и возможность со стороны матери прямого детоубийства. Приходится допустить, что естественная привязанность родителей к детям могла в раннее Средневековье пересиливаться иными побуждениями, которые если и не обязательно приводили к эксцессам, тем не менее существенно снижали силу психологической установки на выхаживание ребёнка.
Это не означало, однако, общей неразвитости родительских эмоций. Те же раннесредневековые писатели, которые упрекали мирян за недостаточную заботу о детях, констатировали «любовь» к ним и родительское пристрастие, заставлявшее баловать ребёнка, прощать ему шалости, забывать за мирскими заботами о наследниках о божественном.
Каролингские авторы признают пылкую привязанность к детям даже у царственных особ и обсуждают, насколько она простительна и в каких случаях превращается в греховное чадолюбие. Дошедшие до нас редкие свидетельства о реальных взаимоотношениях родителей с их детьми с очевидностью говорят и о нежной любви к ребёнку, и о горячем стремлении уберечь его от жизненных невзгод.
Влияние высокой детской смертности на отношение родителей к детям. Своеобразие поведенческого стереотипа отцов и матерей к их чадам состояло не в том, что люди каролингского и более позднего времени были лишены родительских чувств, но лишь в их специфике: пылкая любовь к детям совмещалась с фатализмом, со смирением перед судьбой, с пассивностью в преодолении беды, грозившей ребёнку. Отсюда и ослабление установки на выхаживание, а порой и пренебрежение родительскими заботами.
До некоторой степени это предопределялось неспособностью справиться со многими опасностями для ребёнка и непониманием специфики детского поведения, в частности физических и психологических особенностей детства и отрочества. Известное значение имело также то обстоятельство, что при частых родах и не менее частых детских смертях родители не всегда успевали достаточно привязаться к новорожденному, достаточно ощутить его продолжением собственного «я».
Всё это не могло не сказываться на уровне детской смертности, сокращая численность детей или даже приводя в ряде случаев к полной бездетности. По расчётам французских историков, в IX в. доля бездетных составляла среди женатых крестьян 15–20%. Один из авторов того времени, Цезарий Арелатский отмечал, что среди его прихожан встречаются и те, кто вследствие «дьявольских смертоносных напитков» (имеется в виду контрацептивное питьё) довели себя до искусственно созданного бесплодия.
Представления о браке у людей классического Средневековья. Филипп Бомануар в принесших ему известность «Кутюмах Бовези» писал: «Много споров возникает между детьми одного и того же отца, который имел нескольких жён. При этом обсуждается, кого именно надо считать законным наследником, а кого нет, так как он рождён в плохом браке и является бастардом».
Такими бесспорно «плохими» союзами Бомануар считает сожительство замужней женщины и женатого мужчины. Их дети незаконнорожденные в полном смысле слова, не имеющие никаких формальных прав на наследование. «Плохие браки» вызывают осуждение не только церкви, но и «общественного мнения». Они имеют место, например, в тех случаях, когда благородная замужняя женщина «телесно близка» со многими мужчинами («что становится известным, когда видят, как они разговаривают и встречаются»).
Рождённые этой женщиной дети считаются законными, поскольку не исключено, что они рождены от законного супруга, но из-за таких греховных связей может статься, что брат женится на сестре, не зная об этом. Так случилось, например, после смерти некоего барона, который имел детей от своей жены и одновременно от другой замужней женщины. Столь же «плохим» называет Бомануар случай, когда барон имеет в доме, кроме жены, ещё и другую женщину «на виду и на слуху у соседей». При такой ситуации жена может требовать отделения от мужа.
В отличие от таких явно нетерпимых ситуаций Бомануар констатирует наличие и иных, гораздо менее однозначных. Это касается прежде всего тех супружеских отношений вне церковного брака, которые в дальнейшем – после смерти одного из законных брачных партнёров – получают церковное освящение. «Некий мужчина имел ребёнка от замужней женщины, с которой он был в отношениях «суаньтаж». После смерти мужа этой женщины он сделал её своей законной супругой. Если их ребёнок родился во время их законного брака или же был зачат (или родился), когда женщина уже стала вдовой, он считается законнорожденным. В отличие от этого ребёнок, зачатый или родившийся, пока эта женщина была супругой другого, не является законным».
Под понятием «суаньтаж» Бомануар в приведённом пассаже подразумевает супружеский союз холостого мужчины с замужней женщиной. Дети от такого супружества, даже если они родились до его оформления в церкви, могут считаться законными. Соответственно и самоё супружество типа «суаньтаж» оказывается в числе признанных и дозволенных не только с точки зрения «общественного мнения», но и светского права.
Изменение положения женщин и детей в классическое Средневековье. В ХI–ХIII вв. помимо общего улучшения материальных условий жизни изменилось и массовое видение мира. Во всех сферах жизни рос престиж земных ценностей. Именно ими всё чаще определялись массовое восприятие и поведение. Это сказывалось, в частности на отношении к семье, женщине и детям.
Рыцарский культ Дамы был, конечно, сугубо элитарным явлением. Тем не менее он символизировал собой известное повышение престижа женщины в обществе в целом. Социальному подъёму женщины в обществе способствовало и укрепление самостоятельности малой семьи, внутри которой функции хозяйки дома заметно расширились. И хотя социальная дистанция, разделявшая в общественном сознании мужчину и женщину, в целом изменилась мало (так как одновременно возрастала и самооценка мужчины), известное упрочение статуса женщины в семье расширяло её возможности в выхаживании детей, как и больных или немощных взрослых.
На судьбах ребёнка благоприятно сказался также некоторый прогресс в осмыслении психологических особенностей детей раннего возраста. В итоге доля бездетных семей в ХII–ХIII вв. редко превышает 30%. В детных семьях выживает обычно трое–четверо детей. Началом старости считают 40 лет. Средняя продолжительность жизни взрослых – даже в среде рыцарства, которое по долгу своего статуса постоянно рисковало жизнью, достигала 43–48 лет. Старческая немощь считалась обычной для дворян–мужчин – в 60 лет, для крестьян – в 50.
Изменение отношения к человеческой жизни во время и после пандемий середины ХIV – начала ХV в. Пережитые в то время людьми бедствия, связанные с чумой, частыми недородами и войнами, привели к гибели 30–40% населения и обострили внутренний кризис общества. Разрыв в преемственности поколений облегчил изменение многих традиционных представлений.
Именно к этому времени относится и перелом в воззрениях на брак. Моногамный христианский брак становится единственной признанной в общественном сознании формой супружества. Все иные его формы, хотя и не исчезают, рассматриваются как отклонения, заслуживающие осуждения.
Резко изменяется отношение к человеческой жизни. В период, когда смерть от болезни или на войне подстерегала всех и каждого, одной из основных ценностей становится здоровье. Сохранение собственного здоровья, выхаживание детей, борьба со старческими недугами занимают всё большее место в помыслах людей разного социального и имущественного статуса. В разгар эпидемий или войн такие заботы пропадали, конечно, впустую. Но после завершения в начале ХV в. периода массовых бедствий (как и до этого – в годы, когда не было эпидемий, войн и восстаний) интенсификация самосохранительного поведения и рост чувства ответственности за здоровье детей и близких давали свои плоды.
ЛЕКЦИЯ.СЧЁТ ЛЕТ И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ВРЕМЕНИ В СРЕДНИЕ ВЕКА
Ранние системы христианского летоисчисления. Суровые гонения, которые пришлось пережить веровавшим в Христа при римском императоре Диоклетиане (284–305), оставили глубокий след в исторической памяти христианской Европы. За этим временем в Средние века закрепилось название «эра мучеников», и оно стало первой точкой отсчёта христианской хронологии.
Так возникла «эра Диоклетиана». Рассчитавшие её египетские учёные IV в., работавшие в Александрии, взяли в качестве начальной даты нового летоисчисления 29 августа 284 г. (первый день первого года правления Диоклетиана по египетскому календарю).
«Эра Диоклетиана» широко применялась IV–VII вв. как на западе, так и на востоке христианского мира. Особенно популярной «эра мучеников» была в Египте и Аксуме (древней Эфиопии). В настоящее время ей пользуются эфиопская монофиситская церковь, а также копты Египта и Судана.
В IV в. в Римской империи вошла в практику оригинальная система датирования по индиктам, впоследствии пришедшая в Западную Европу и на Русь. Индиктом назывался 15-летний цикл, в начале которого проводилась общеимперская переоценка имущества граждан с целью определения размеров налоговых ставок.
Никейский церковный собор 325 г. предписал использование индиктов в церковной хронологии. Первый государственный акт, где был применён этот метод датирования – декрет Констанция II от 356/357 г. С 537 г. использование индиктов в делопроизводстве стало обязательным. Во всех документах и сочинениях летописного характера следовало указывать номер года в индикте, номер же самого индикта обычно опускался. Официальным началом индикционного счёта считается 1 сентября 312 г. х.э.
Поиски христианами «абсолютного летоисчисления». Уже в первые века христианские церковные хронологи предприняли ряд попыток разработать универсальную систему счёта лет – от сотворения мира. В основу определения даты создания Вселенной были положены слова библейского царя Давида о том, что один день Господа равен тысяче человеческих лет. Отсюда шесть дней творения соответствовали 6000 лет существования мира.
Пришествие Христа при этом ассоциировалось с сотворением Адама в середине шестого дня, и следовательно, Рождество Христово относилось к середине 6-го тысячелетия от Сотворения мира. Поэтому все многочисленные христианские эры «от сотворения мира» начинаются примерно за 5,5 тысяч лет до х.э.
Некоторые богословы (Ипполит Римский и его последователи) усматривали хронологическую символику в размерах Ноева ковчега (2,5 локтя в длину, 1,5 локтя в ширину и 1,5 в высоту – в сумме 5,5 локтей, что соответствует 5,5 тысячелетия). Это ещё сильнее укрепило их в мысли о 5,5-тысячелетнем существовании мира до Христа.
Около середины VII в. появилась т.н. византийская эра, относившая сотворение мира к 21 марта 5508 г. Позднее она была согласована с традиционным византийским годом и начиналась 1 сентября 5509 г. до х.э. Византийская эра впервые упоминается в 640/641 г. в трактате о Пасхе константинопольского монаха Григория и несколько позднее – в трудах известного богослова Максима Исповедника.
В 988 г. один из официальных императорских актов был впервые датирован по византийской эре, а в ХI в. датировки по другим эрам представляли уже значительную редкость в Византии. Вместе с принятием христианства византийская эра пришла и на Русь.
Складывание современной системы счёта лет. Ещё у ранних христианских писателей (например, у Кирилла Скифопольского) можно найти датировки событий «от Рождества Христова». Современная же эра «от Р.Х.» была разработана римским пасхалистом (специалистом по вычислению дня Пасхи) Дионисием Малым (или Дионисием Экзегетом) в 20-е годы VI в.
Дионисий Малый, по-видимому, исходил из того, что Воскресение Христа (первая Пасха) произошло 25 марта (так традиционно считалось в Восточной церкви). Ближайшая Пасха 25 марта должна была иметь место в 279 г. по «эре мучеников». Предшествующая Пасха, приходившаяся на 25 марта, по расчётам Дионисия, была за 532 года до этого.
Примерно представляя себе, сколько столетий прошло со времени жизни Христа, Дионисий сделал вывод, что действительное Воскресение произошло ровно за 532 года до Пасхи 279 года; прибавив к полученному числу возраст Христа к моменту Воскресения (33 года), Дионисий получил Рождество – дату начала «нашей эры».
Эра Дионисия вошла в обиход западных пасхалистов, так как была чрезвычайно удобна для расчёта Пасхи. В светской практике она использовалась спорадически (т.е. от случая к случаю): с VII в. – в частных документах, а с Х в. и в официальном делопроизводстве. Но лишь папа Евгений IV в 1431 г. сделал датирование событий «от Р.Х.» обязательным в римской курии.
В Византии и, соответственно, на Руси «наша эра» распространения не получила. Как известно, в России она была введена лишь в 1699 г. Петром I. О том, насколько приблизительными были расчёты Дионисия Малого, свидетельствуют современные западные хронологические справочники, где временем Рождества Христова признаётся 6 г. до х.э.
Проблема вычисления дней Пасхи в Средние века. Христианская церковь, утверждая юлианский календарь, стояла перед сложной задачей. Дело в том, что основной праздник новой религии – Пасха – отмечался по лунно-солнечному календарю, в первое воскресенье после первого весеннего полнолуния. Такое полнолуние могло наступить лишь после дня весеннего равноденствия (21 марта по юлианскому календарю).
Для вычисления дня Пасхи необходимо было найти согласование дней недели с датами солнечного календаря и лунными фазами. Учёные-епископы трудились над этим вопросом задолго до Никейского собора. Один из них, Евсевий Кесарийский (260/265–339), обратился к забытому 19-летнему циклу Метона, и его предложение получило одобрение Никейского собора.
Благодаря тому, что 19 солнечных лет содержат 235 полных лунных месяцев, через каждые 19 лет наблюдается повторение лунных фаз в одни и те же числа солнечного календаря. Учитывая это, можно заранее знать даты полнолуния и новолуния на многие годы вперёд. Для удобства расчётов каждому году в пределах 19-летнего цикла был присвоен порядковый номер. Такие номера получили название «золотых чисел».
При этом церковная догма утвердила, что первый год от Рождества Христова должен считаться вторым в 19-летнем цикле. Поэтому при определении золотого числа любого года в системе нашей эры необходимо к обозначению года прибавить единицу и полученную сумму разделить на 19. Остаток от деления и будет золотым числом данного года. Так, золотое число 2008 года: 2009 : 19 = 105 и 14 в остатке, значит, золотое число 2008 г. – 14.
Понятие «время» в Европе в Средние века. Понимание средневековыми людьми категории времени было неоднозначным. Архаическое представление о циклическом развитии общественной жизни и её непрестанном круговращении оказалось чрезвычайно живучим. В средневековом обществе годовые циклы произрастания хлебов и других растений поддерживали представления о цикличности и круговращении исторического времени.
Вместе с тем христианство трактовало время как линейное движение от сотворения мира ко второму пришествию. Ранние христиане объявили войну циклическим концепциям. Они говорили, что по кругу блуждают лишь нечестивцы. История же движется вперёд к намеченной Богом цели – к вечному блаженству. В этом движении, согласно христианскому вероучению, и заключался прогресс общественной жизни. Составители летописей и хроник вели записи строго по годам, а иногда отмечали месяцы, числа, дни недели, в которые совершались знаменательные события.
Периодизацию истории средневековые хронисты заимствовали из Священного писания. Блаженный Августин (354–430) делил историю человечества на шесть периодов, подобно тому, как на шесть дней было разделено сотворение мира: 1) от Адама до потопа, 2) от потопа до Авраама, 3) от Авраама до царя Давида, 4) от царя Давида до вавилонского пленения, 5) от вавилонского пленения до Христа и 6) от рождения Христа до его грядущего второго пришествия и полного торжества града Божия.