СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ СЕМЬИ КАК СПОСОБ РЕАЛИЗАЦИИ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА

Все, что мы знаем о семье, определяется тем, как удается узнавать то, что сегодня считается известным. В социологии вообще (а в фами-листической —в особенности), изучающей всем давно известное, даже банальности становятся научным фактом, если измерены надлежащим образом. Когда же удается найти нечто новое в привычном или раз­глядеть то, мимо чего всегда проходили, как сквозь стену, тут сразу возникают сомнения в достоверности суждений. И дишь социологи-

чески измеренное утверждение в строгом соответствии с канонами процедур надежности и обоснованности будет принято во внимание, в том числе и для критики или последующего опровержения теории, по­родившей именно эти, а не какие-либо другие измерительные проце­дуры. И тут вновь необходимо возвращение к началу — к теории, ко­торая все менее, как говорится, идет от бога и все более конструиру­ется, и к инструментам познания, которые создаются все той же взя­той за основу теорией и приспосабливаются «под нее».

Таким образом, независимость исследовательских инструментов от теоретических предпосылок кажущаяся, их вспомогательная роль на­лицо, и поэтому в противоположных концепциях разрабатываются раз­личные шкалы и процедуры, служащие целям измерения тех феноме­нов, которые порождаются этими концепциями. Конечно, многие тех­нические приемы автономны и могут непосредственно не производить­ся в рамках какой-либо из альтернативных теорий, хотя их возникнове­ние объясняется господствующей в науке постановкой проблем. Так, в социологической демографии семьи появление индикаторов предпочи­таемого числа детей было вызвано сменой парадигм — старая, бихевио­ристская¹, исключающая поведение семьи между стимулами (условия­ми жизни) и реакциями (числом детей в семье), стала «трешать по швам», уступая место новой, «поведенческой» или «социологической» парадиг­ме. Однако интерпретация данных об установках на число детей про­должала различаться в противоположных концепциях. Сторонники «пря­мой связи» между условиями жизни и детностью стали иначе толковать «идеальное» число детей, чем представители «обратной .связи». И в этом проявилось влияние каждой из альтернативных теорий на использова­ние технического приема в исследовании.

Более того, данные по какому-либо индикатору, например по «иде­альному» числу детей, могут завышаться в конкретных исследовани­ях, проводимых в духе «прямой связи», из-за невнимания, допустим, к

¹ Бихевиоризм — теоретическое направление в психологии, фиксирую­щее внимание на внешних проявлениях человеческих действий по схеме «сти­мул — реакция», т.е. исключающее внутренние «пружины» из специального рассмотрения. Предполагается, что различие реакций на один и тот же сти­мул полностью описывает поведение, и в этом смысле бихевиористский под­ход считается поведенческим. Здесь бихевиористскими именуются те концеп­ции, которые исключают мотивацию, внутреннее многообразие интерпрета­ций одного и того же внешнего стимула в зависимости от ценностных ориен­тации. Парадигма — термин, введенный Т. Куном, для обозначения комп­лекса научных взглядов и обыденных представлений, присущих в определен­ные периоды отдельным научным сообществам. Смена парадигм диктует но­вую постановку проблем и порождает новые теории и подходы — как это, например, произошло с марксистской парадигмой в России в последние годы.

формулировкам вопросов, их расположению в анкете и т. д., в чем, собственно, и проявится подспудное и в известной мере неконтроли­руемое воздействие исповедуемой учеными теории. Однако, защищая полученные результаты опроса, ученые могут апеллировать к тому, что такова методика, что ее надежность не подлежит сомнению, и поэто­му полученные данные истинны и объективны. Их критики, отсюда, сосредоточат внимание на тех или иных особенностях методик и про­цедур, но, увы, разгоревшаяся полемика может оставить в стороне главное — принципиальное различие теорий. Поэтому основной инте­рес должен быть сосредоточен на самой теории, определяющей стра­тегию, тактику и детали организации исследования. В свою очередь альтернативность макро- и микротеорий семейных изменений зависит также и от сложной сути самой семьи как объекта исследования.

Семья — системный объект, и поэтому в случаях расхождения объяснений тех или иных данных возникает соблазн искать причины в биологических, медицинских или психологических факторах. Рост раз­водов, к примеру, как социальный феномен может в случае психоло­гической редукции объявляться итогом «несходства характеров», а многодетность семьи может считаться следствием «инстинктов». С ме­тодологической точки зрения трудность соблюдения дюркгеймовско-го требования объяснять «социальное социальным» связана со специ­фикой самой семьи. Применение же системного подхода позволяет адек­ватно отобразить в научных моделях системную природу семьи как объекта изучения и добиться в рамках социологического объяснения семейной динамики согласования медицинских, экономических, демог­рафических, психологических и других данных.

Преимущество системного подхода к семье в том, что создается преж­де всего возможность сосуществования множества теорий и концеп­ций, конструируемых в рамках метатеории, каковой, по сути, оказыва­ется системная теория, представляющая собой не что иное, как «меж­системный подход». Метатеория семьи, снимающая в пределах дихо­томической оппозиции обособление субъекта и объекта, индивида и семьи, семьи и окружающих систем, оказывается своего рода методо­логическим мостом, связующим теорию личности и теорию семьи, теорию семьи и теорию социума, наконец, теорию семьи как институ­та и теорию семьи как группы.

Целостность взаимодействия подсистемы семьи как малой груп­пы с ее экосистемой — социальным институтом семьи означает, что отдельная семья может быть понята диалектически лишь в связи с другими семьями — субсистемами, т. е. в соотнесении с феноменом социального института семьи, а не сама по себе, не как изолирован­ное нечто. Каждая субсистема семьи связана со всеми другими в оп-

ределенной иерархической композиции преобразований и изменений так, что функционирование отдельного уровня опирается на предше­ствующий и детерминируется последующим. Например, изменения жизненного цикла отдельной семьи зависят не от самих по себе воз­никающих семейных событий, а от актуализации предшествующих си­туаций в связанном с ними социальном контексте, где происходят про­цессы, в том числе относящиеся к социальному институту семьи, т. е. эти изменения цикла находятся также под воздействием высшего уров­ня системы.

Другими словами, изменения семейного цикла жизни определяются не только предшествующими, но и последующими стадиями, которые еще не наступили в этой семье, но непременно произойдут, как они происходят и уже произошли в миллионах семей, принадлежащих к целому — социальному институту семьи. Подобная детерминация на­стоящего еще не наступившим будущим парадоксальна и непостижи­ма, если ограничиваться изучением одной, отдельно взятой и изоли­рованной семьи, игнорируя системный и диалектический подходы. Но эта загадочная и тем не менее реальная ситуация существует. В одном из исследований московских семей применение системного подхода к ретроспективному выявлению жизненных путей, ведущих разные се­мьи к двухдетности, позволило предсказать точно, какие из жизнен­ных линий приведут в дальнейшем к появлению третьего ребенка в семье, а какие нет².

Следует отметить еще один аспект применения системного анали­за семьи — познавательный. Признавая множество семейных систем в универсуме семейности, нельзя не признать и множества путей изуче­ния этого мира семьи, множества конструкций семейной реальности. Но именно системный подход облегчает синтез и интеграцию этих различных интерпретаций благодаря присущей ему диалектике — уме­нию «соединять несоединимое». Соединение разных взглядов воедино, но без единообразия (коллапса научного поиска) достижимо при обес­печении взаимодействия разнообразных перспектив. Системный под­ход дает возможность реализации принципа взаимной дополнительно­сти научных школ и мнений, в том числе и реализации феноменоло­гического анализа семьи.

Здесь опять же выручает понимание диалектической взаимосвязи между онтологической реальностью семьи и ее одновременным кон­струированием как существующей реально. Экосистемный и одновре­менно диалектический подход избегает крайностей: он не трактует знание о социальной реальности семьи как «объективную истину» и

²Антонов А. И , Мед ведков В М. Второй ребенок.М : Мысль, 1987.

как якобы «чисто субъективную» реальность. Просто между структу­рами познавательных актов и структурами реальности имеются кор­реляции. Задавая вопросы о семейной реальности и отвечая на них, ученые (впрочем, как и обыватели) объединяют эти структуры в еди­ной перспективе взаимоотношения значений.

Онтологический статус, таким образом, придается значению, что создает возможность диалога между разумом и реальностью. Содержа­ние различных «субъективных» интерпретаций, оказывающееся обще­значимым, может рассматриваться (до очередной смены парадигм) в качестве истины, т. е. конвенциально, по некоему подразумеваемому согласию.

Системное исследование семьи претендует на изучение нелиней­ных взаимодействий, на учет целостных параметров семьи как инсти­тута и группы. До сих пор остаются справедливыми сетования зарубеж­ных и отечественных специалистов на бедность понятийного аппара­та, описывающего семью как социальный институт, на нехватку поня­тий-связок, описывающих связи семьи с обществом. Термины «функ­ция», «норма», «ценность» перегружены частым использованием, но их явно недостаточно. Получше обстоит дело с понятиями, описыва­ющими семейные процессы на уровне группы, поскольку исследова­ния такого рода сейчас составляют свыше двух третей всех работ. Од­нако столь же мало понятий, относящихся к семье как единству, це­лостности, как подлинно групповому феномену, не сводимому к свой­ствам индивидов. Поэтому большинство ученых вынуждены исполь­зовать при анализе семьи понятийный аппарат, предназначенный для характеристики поведения личности.

Недостаточно разработаны термины, способные охватить дина­мику семьи по стадиям жизненного цикла (здесь также заметна ре­дукция к возрастному циклу индивида). Нет концептуальных средств, отличающих распад семьи из-за смерти ее членов от распада, выз­ванного социальной гибелью семейной целостности Лучше обсто­ит дело с понятиями, очерчивающими семейные взаимоотношения как таковые в связи, по-видимому, с практикой групповой психоте­рапии и семейной психодрамой. Однако зачастую термины парного взаимодействия применяются для описания семейно-групповых ин­теракций.

Разумеется, системный подход в рамках какой-либо интегральной науки о семье (будь то фамилистика или иная дисциплина) не снимает сразу всех проблем, но он предоставляет возможность для творчества в данном отношении. С точки зрения экзистенциальной, т. е. при анали­зе жизнеспособности экосистемы, важно определить «единицу выжива­ния». Таковой может быть не сам по себе организм, изолированный ин-

дивид, а лишь некая система, обладающая силой и влиянием. Если это семья, внутри которой «борются за выживание» ее члены, тогда, разру­шая свою среду существования (семейную целостность), они тем самым разрушают самих себя. Вместе с тем семья борется за свое сохранение в социуме и должна обладать потенциалом сопротивления вмешатель­ству государства и других институтов. Семья как автономная система не может не характеризоваться средствами противодействия таким внешним влияниям, которые угрожают ее существованию.

Дихотомия понятий «власти» и «контроля», понимаемых как спо­собность оказывать влияние (власть) и способность ограничивать это влияние (контроль), служит отражению отношений между системой и ее средой³. Семья как субсистема ограничивает влияние экосистемы общества на свое существование в качестве специфического институ­та, т. е. стремится к сохранению своей автономии, суверенности.

Когда в системном взаимодействии общества и семьи начинают преобладать власть, стремление лишить семью ее своеобразия (про­цесс перехвата функций семьи другими институтами), баланс наруша­ется, так как отсутствует взаимный договор между сторонами взаимо­действия. Однажды возникшее системное напряжение усиливает кон­фликты и конкуренцию. Чрезмерное вмешательство в семейную сис­тему внешних систем ведет к возникновению нового образца интерак­ции между ними, что может привести в конечном счете к угрозе суще­ствованию самого социума, к разрушению общества. Этот итог возмо­жен и при усилении контроля над семьей со стороны отдельного со­циального института, например государства, присваивающего себе вла­стные полномочия всего общества. При разработке программ фунда­ментальных социологических исследований институциональных изме­нений семьи системный подход незаменим.

Проведение социологического исследования является трудоемкой и дорогостоящей разновидностью научной и социальной деятельнос­ти Поэтому столь редки фундаментальные исследования семьи, а в прикладных исследованиях, ориентированных на выполнение какого-либо социального заказа, тем более нечасто встретишь теоретические предпосылки решения поставленной заказчиком практической задачи. Это не значит, что они отсутствуют вообще, — так не бывает, просто не считается нужным выделять специальный раздел для формулиро­вания исходных теоретических положений.

Обязательное требование составления программы проектируемо­го исследования, где неотъемлемой частью наряду с «анкетой», инст-

³ Mad dock I. W. Integrating dialectical and systemic approaches to family theory // Family Process,1988.

рументарием, т. е. методическим разделом, должен присутствовать те­оретический раздел, часто нарушается. Но даже простое перечисление исповедуемых автором исходных положений дает многое —тем самым очерчивается круг вопросов и ответов на них, как бы проясняется на­правленность поиска, и контурно намечается возможный результат.

Одновременно становится ясной и родовая принадлежность дан­ного исследования: относится ли оно к социологическим либо к соци­альным исследованиям. Вообще различие между этими типами иссле­дований относительно.

Отнесение к социальным любых видов деятельности, где исполь-з>ется высказывание мнений, вполне допустимо, но как тогда квали­фицировать суждения о холодильниках, космических ракетах или фут­боле? Статус социального исследования приобретает только тот опрос людей, когда определяется отношение к собственно социальным сфе­рам деятельности и когда выясняется система ценностей и установок самих респондентов. Социологический опрос отличается при этом от криминологического, этнографического, экономического и т. д. соглас­но различию предметов социологии и этих социальных наук. Точно так же опросы в социологии семьи разнятся от опросов в юриспруденции, экономике и др. Таким образом, социологическое исследование семьи в целом (использующее не только опрос) отличается от социальных исследований семьи, проводимых в социальных науках, по своему пред­мету, а не по каким-либо специфическим методам.

В данном учебном пособии обсуждаются особенности применения социологических методов к исследованию семьи, особенности исследо­вательской деятельности, нацеленной на поиск ответов в связи с возник­шими вопросами, на решение различных головоломок теоретического и методического планов. В рамках полевых (т. е. некабинетных) исследо­ваний трудно провести границу между теоретиками и эмпириками, при­кладниками-экспериментаторами, особенно когда от начала до конца все исследование осуществляется одним коллективом. Поэтому ниже будет употребляться слово «исследователь» для обозначения всех видов деятель­ности, практикуемых в социологическом исследовании. При этом словом «социолог» можно пользоваться как синонимом слова «социолог-иссле­дователь», хотя первое шире по объему — к социологам относятся также исследователи-методологи, анализирующие познавательную деятельность исследователей-теоретиков и прикладников. Социологи — это и препода­ватели, и социальные менеджеры, и эксперты разного рода, не только уча­ствующие в осуществлении специальной экспертизы, например, в связи с чернобыльской аварией, но также использующие свой профессиональный °пыт исследования какой-либо проблемы для оценки каких-либо акту­альных ситуаций или будущего хода событий.

Однако для специалистов, не занимающихся непосредственно ис­следованием социологических (социальных) проблем, слово «иссле­дователь» (и в этом смысле «социолог») неуместно. Для них больше подходит — и здесь нельзя не согласиться с известным демографом В. А. Борисовым — слово «ученый», «научный сотрудник» либо «сци­ентист», «публицист» и т. п. Разумеется, специалисты по истории со­циологии, посвятившие себя вторичному анализу или комментирова­нию теорий и результатов исследований, в большей мере социологи, чем ученые — администраторы или юристы, физики и т. п., но в мень­шей мере, чем те, из чьих рук они получают первичную информацию.

Самым главным этапом проведения социологического изучения семьи, как уже отмечалось, является разработка его теоретического раздела, а при создании программы исследования — это уточнение те­ории вопроса и концепции. Конечно, важно определить правильно объект и единицы наблюдения, а также в соответствии с правилами процедуры собрать данные и обработать их на компьютере. Наконец, велика роль завершающего анализа информации и составления науч­ного отчета, его подготовки для публикации. Нужны все этапы, но всего нужнее самый первый по порядку и по смыслу процесс работы над концепцией, поскольку потом, после пилотажной, пробной проверки инструментария и гипотез, уже ничего нельзя будет изменить. Види­мо, при анализе данных можно о чем-то умолчать, что-то убавить, но, увы, невозможно прибавить к содержанию, заданному положенной в основу теорией, того, что отсутствовало в ней с самого начала.

Таким образом, рабочая теория задает диапазон содержательной информации и ее интерпретации, и поэтому сама работа над теорети­ческим разделом программы исследования должна рассматриваться как творческий процесс, а не как формальность, позволяющая зафикси­ровать в письменном виде известные теоретические положения, но при­менительно к конкретным условиям осуществления заданного иссле­довательского проекта.

В теоретическом разделе важно оговорить исходные предпосылки исследователя и возможные воздействия на будущие результаты усло­вий данного исследования. Другими словами, надо описать в програм­ме меры по нейтрализации возможного искажения данных в связи с типом проектируемой выборки и спецификой метода сбора материа­лов. Каждый из социологических методов (наблюдение, анализ доку­ментов и опрос) характеризуется различными свойствами неконтро­лируемого взаимодействия объекта и условий исследования.

Учет данного обстоятельства при подготовке исследования и при заданных уже целях может существенно изменить всю организацию де­ятельности по осуществлению проекта. К сожалению, в учебниках труд-

но дать рекомендации относительно того, как при определенной цели исследования выбрать адекватный ей метод исследования с учетом имеющихся возможностей исследователей. Для этого необходимо знать конкретно очень многое, но в том-то и польза учебных пособий по методологии социологических исследований разных сфер социальной деятельности, что знание общих принципов дает способным исследо­вателям мощное оружие — метод как искусство исследовательского «священнодействия» по решению злободневных социальных проблем средствами социологического исследования.

С точки зрения потенциальной деформации данных наиболее уяз­вимым является метод опроса, наименее — анализ документов, и сред­нее между ними положение «золотой середины» занимает метод на­блюдения. На чем основано это суждение (разумеется, речь идет об изучении семейных отношений, о сравнительной ценности трех основ­ных методов применительно к семейной сфере), что тут принимается прежде всего во внимание?

Важен учет степени «естественности» исследуемого материала в сопоставлении со степенью его «искусственности». При опросе сна­чала создается анкета или вопросник интервью, и потом эта хитрос­плетенная сеть с приманками разного рода «набрасывается» на рес­пондентов. Документы же разного рода (а в широком смысле все может именоваться документом) никогда не предназначаются для какого бы то ни было изучения, они плод спонтанных действий уча­стников социальной пьесы

В идеале социолог должен уметь так организовать свой поиск, что­бы свести к минимуму конструирование требующейся об объекте ин­формации. Например, изучая социальную структуру и социальную мо­бильность семей, можно обратиться к историям жизни, рассказанным представителями разных семейных поколений. При этом социолог свои вопросы к социальной реальности как бы переадресует выбираемым им собеседникам. Подобное перекладывание забот «на чужие плечи» заметнее всего в разного рода опросах (анкетировании, интервью, те­стировании и т. п.).

Если же воспользоваться тем материалом, который создавался в жизни, то тут, пожалуй, только в процедуре отбора скажется исследо­вательский «произвол». Можно взять для изучения семейные фотогра­фии, письма, дневники и т. д. А можно, как это сделал кто-то из зару­бежных исследователей, проследить социальную структуру семей по захоронениям на кладбище. Чем ближе семейная оградка к церкви, тем выше социальное положение семьи, чем больше мрамора, тем богаче семейный клан. Тут также уместны сомнения; насколько обоснован с точки зрения выяснения статуса семьи выбор столь необычных инди-

каторов, как захоронение, близость к церкви, измерение расстояний, число обследованных семейных оград, и т. п.

Но важно другое — социолог взял в качестве документа реальность, существующую вне и независимо от каких-либо исследований. Поэто­му этот материал в сравнении с рассказами о семейных историях на­дежнее. Любой рассказ — это уже интерпретация, но ориентированная на своих, на членов семьи (через письма и дневники), а не на исследо­вателя и не на широкую публику (как это бывает в мемуарах). Рассказ о жизни семейных поколений по просьбе социолога — это другая ин­терпретация событий, ориентированная на «общество» в лице иссле­дователя. Это, так сказать, «вторичная» интерпретация в отличие от «первичной», предназначавшейся для своих, лишь для членов семьи.

В свою очередь размышления социолога — это уже «третичная» интерпретация того, что «первично» рассказывалось своим в качестве обыденной интерпретации и что было специально процежено сквозь сито «вторичной» интерпретации, приспособленной к ушам интервью­ера. Пример с захоронениями ярко оттеняет социальную суть «есте­ственного» документа: здесь нет даже «первичной интерпретации». Именно в этом принципиальная разница между методом анализа до­кументов и методом анализа анкет или записей интервью.

Анкета — это всегда как минимум вторичная интерпретация, а до­кумент как максимум — первичная. В нашем примере с захоронения­ми, конечно же, можно рассматривать ограду, памятники, надписи на них и т. п. как символ семейной солидарности, как информацию для всех посетителей кладбища не только о семейной памяти, но и о соци­альном облике наследников умерших. В контексте культуры жизни и смерти эта символика говорит о многом, и в этом смысле допустимо трактовать подобные документы как несущие обыденную интерпре­тацию, как косвенное проявление первичной интерпретации.

Говорят, что Бехтерев не любил тесты. Когда его спросили, отчего эта нелюбовь, он высказался в том духе, что, дескать, зачем ему тер­мометр, если он и так видит, какая на улице погода. Разумеется, пси­хологов подобного класса единицы, но они, как сами собой настраи­вающиеся тесты, все о поведении людей узнают по видимым лишь им признакам. Они, как следопыты в тайге человеческого поведения, под­мечают такое, что лучше не оставлять следов. Но дело в том, что для профессионала «следом» становится все: жест, взгляд, слово, улыбка и т. д. Действительно, тут уж не скроешься, потому что настоящий ис­следователь умеет извлекать и оценивать информацию, постоянно из­лучаемую каждым, но доступную избранным (правда, в последние годы что-то много развелось «избранников»: магов, экстрасенсов, ясновид­цев, и это особая тема — массовая стрессогенность и потребность лю-

дей в психотерапии, увы, не удовлетворяемой существующей органи­зацией здравоохранения).

В социологии лишь мощь теории способна обеспечить «считывание» информации об изучаемой части социума. Благодаря теории появляют­ся «следы», разного рода опознавательные знаки на трассе социологи­ческого поиска. Благодаря ей происходит превращение в сигнал, сим­вол, значение любого штриха социальной интеракции. Теория — это кла-,зезь, «тезаурус» символов и значений какого-то сегмента реальности, но это не склад тайнописи, а скорее клад, поскольку здесь хранятся ключи от шифров. Теория прежде всего дает умение расшифровывать любые коды социальных отношений, в том числе и семейного общения. Мето­дология при этом раскрывает, как это делается, как удается распреде­лять по типам и классам символы и знаки, каковы правила считывания, перевода с одного языка значений на другие языки.

Методология показывает, как применяются теории в конкретных ситуациях, как возникают методики изучения тех или иных ареалов социума, т. е. взаимодействие рабочих концепций со свойственными каждой дисциплине методами конструирования и толкования фактов. Трудно представить, что социология возможна без «термометра», и, чтобы узнать, какая в обществе «погода», достаточно будет просто выглянуть в окно, не прибегая к помощи теории и методологии. Зна­чит, метод может стать той самой точкой опоры, которая позволит перевернуть мир?

Объект наблюдения и объект исследования. К изучае­мым в социологии семьи объектам могут применяться при сборе ин­формации методы анализа документов, наблюдения и опроса. Выше от­мечалось, что в социологии любое изучение такого рода не свободно от неконтролируемых воздействий на результат со стороны социолога и ме­тодов, средств исследования. Все виды опроса (очное и заочное анкети­рование, стандартизированное и свободное интервью, жизненные ис­тории и углубленные интервью) связаны с получением информации, в значительной мере создаваемой исследователем. В этом смысле анализ документов менее уязвим, так как документ не создается социологом непосредственно. Статусом «документа» наделяется та часть социаль­ной реальности, которая существует вне исследования. В отличие от документа анкета создается и существует в исследовании. Поэтому ука­зывалось, что потенциал деформации данных об изучаемом феномене объемнее при опросе, чем при анализе документов.

Но и анализ документов как вид социологического исследования (наряду с опросом и наблюдением) подвержен искажению данных под влиянием исследователя, выбранной им теории и разработанных средств познания. В связи с этим, согласно И. С. Алексееву и Ф. М. Бородки-

ну, следует различать «объект наблюдения» и «объект исследования». В ряде работ, а также в статье «Принцип дополнительности в социо­логии», опубликованной в знаменитом сборнике научных трудов по ма­тематике и социологии (ставшем знаменитым из-за нападок цэковских идеологов)⁴, утверждается та мысль, что в социологическом исследо­вании объектом изучения становится взаимодействие в системе «объект — условия наблюдения». Или иначе, взаимодействие между «объектом наблюдения» в классическом смысле (в естествознании это реальность, функционирующая независимо от естествоиспытателя, наблюдателя) и «условиями наблюдения» (совокупность средств и методов измерения, включая исследователя). Схематически объект ис­следования в социологии можно изобразить так: