ГРАФИЧЕСКАЯ ФОРМА

Так как в литературе применяется письменная речь, то некото­рую роль в восприятии играют графические представления. Обыч­но графикой, т.е. расположением печатного текста, пренебрегают. Однако графические представления играют значительную роль. Так, стихи всегда (за чрезвычайно редкими исключениями) пишутся отдельно строками-стихами, и эта графическая строка является указанием, как следует читать стихотворение, на какие ритмичес­кие части оно делится. В свою очередь группы стихов отделяются друг от друга пробелами, указывающими на паузы. Эти пробелы есть знак членения произведения.

* Следует отметить, что здесь «заумь» мотивирована условным языком («блатная музыка») каторжан, являющимся для непосвященных заумным.


Точно так же и в прозе. Деление речи на абзацы, пробелы, разделение строк черточками или звездочками — все это дает зри­тельные указания, дающие опору восприятию построения произ­ведения. Точно так же перемена шрифтов, способ начертания слов — все это может играть свою роль в восприятии текста.

В последнее время (хотя подобные же факты встречались и раньше) на графическую сторону обращают усиленное внимание и расположением слов на странице пользуются как средством ком­позиции. Особенно это характерно у Андрея Белого, от которого подобные приемы проникают в современную прозаическую лите­ратуру.

Вот отрывок из повести «Котик Летаев» так, как напечатан автором:

Закат: —

— все стряхнуто: комнаты дома, стены: вес — четко, все — гладко: земля — пустая тарелка: она — плоска, холодна: и врезана одним краем туда —

— где —

— из багро­вых расколов до ужаса узнанным диском огромное солнце к нам тянет огром­ные руки: и руки —

— мрачнея, жел­теют: и — переходят во тьму.

Эти приемы отнюдь не являются новейшей выдумкой. В эпо­ху романтизма в начале XIX в. можно найти соответствующие явления.

Характерно, что в нехудожественной литературе (например в учебниках) графическому моменту часто уделяют больше внима­ния, чем в художественной: там часто прибегают к смене шриф­тов, надписям на полях и т.д.

В крайних литературных школах, тяготеющих к заумному язы­ку, т.е. к чистым арабескам языковых символов, часто встречается пользование графическими приемами как художественной само­целью. Так, в 1923 г. в Париже появилась книга Ильи Зданевича, целиком состоящая из прихотливого набора разных шрифтов. Во всей книге можно прочесть лишь несколько слов, почти бессвяз­ных, — но в типографском отношении книга очень красива. Прав­да, ей, очевидно, навсегда суждено остаться в числе курьезов.


Графические приемы, не разобщенные от словесной функции, приобретают сейчас право гражданства, например, в периодичес­кой прессе — в еженедельных журналах, «монтирующих» набор, употребляющих «конструктивные» формы зрительного текста.

Этот «монтаж» применялся и ранее в рекламах, плакатах, афи­шах, вывесках — вообще в письменных формах, предназначенных для уличной развески. В сущности, тот же монтаж, но в более традиционных, канонизованных формах, применялся в докумен­тах с их угловыми штампами, заголовками, системой подписей и печатей. Любое «удостоверение» или «мандат» представляет, соб­ственно, «монтированный» текст.

Это особое графическое построение документа часто применя­ется в художественной литературе там, где, сообщая о документе, автор хочет дать и зрительное представление о нем. В авантюрном романе, где часто фигурируют документы, письма, объявления и т.п., можно встретить набор, имитирующий форму документа. Самый текст становится иллюстрацией: графика в этих случаях показательна.

Вот пример такого пользования графикой из «Материалов к роману» Б. Пильняка:

«Тут же на двух столбах была единственная — и вечная — афиша о зверинце:

Про'Ьздомъ въ Городі остановился

ЗВ-ВРИНЕЦЪ

Разные дикіе зв-Ьри подъ управлешемъ ВАСИЛЬЯМСА

А ТАКЪ ЖЕ

всемірньш ОБТИЧЕСКІЙ обманъ ЖЕНЩИНА-ПАУКЪ.

На афише были нарисованы — голова тифа, женщина-паук, медведь (стре­ляющий из пистолета) и акробат.»

Стилистические приемы имеют двойную функцию. Во-первых, задача художника — это в выражении наиболее точно передать мысль и ее эмоциональные переживания. Выбирая то или иное слово, тот или иной оборот, поэт подыскивает выражение, наибо­лее соответствующее теме и настроению, прибегает к словам, наи­более действенным и вызывающим в нас точные и яркие пред­ставления. Это — выразительная функция слова.

Но, с другой стороны, самый распорядок, самые обороты и-словесный отбор могут представить эстетическую ценность. В выра-


жении мы можем переживать не только тематизм выражения, но и его художественную конструкцию. Самый способ построения мо­жет, выражаясь просто, привлекать нас своею красотою. В этом — орнаментальная функция слова.

В практической речи мы прибегаем к стилистическим приемам, главным образом с целями выразительными, хотя не чуждаемся и орнаментики. В художественном произведении орнаментика иг­рает большую роль и лишь оправдывается («мотивируется») выра­зительностью. Задача художественного произведения примирить, дать гармоническое единство в пользовании выразительностью и орнаментикой.

Способы уравновешения выразительности и орнаментики оп­ределяются литературной традицией и индивидуальными приема­ми каждого писателя.


СРАВНИТЕЛЬНАЯ МЕТРИКА1

СТИХ И ПРОЗА2

В художественном тексте может содержаться определенный расчет на способ его воспроизведения. Какой-нибудь обширный роман, особенно авантюрный, где все построено на сцеплении событий, предназначен исключительно для чтения глазами. Узна­вая глазами слова, читатель не задерживается на их звучании и сразу переходит к их значению.

В других произведениях, как, например, произведения так на­зываемой «орнаментальной» прозы, где есть установка на самое звучание выражения, читатель даже в зрительном восприятии на­печатанного текста восстановляет, хотя бы мысленно, звучание написанного, «рецитирует» текст. Стиль варьируется в зависимос­ти от того, имеем ли мы рецитационную форму, т.е. такую, самое звучание которой входит в художественный замысел и создает учи­тываемый эффект, или отвлеченно символический стиль, где сло­ва являются более или менее безразличными символами значе­ний, знаками выражения; в последнем случае замена слуховой формы зрительной не меняет дела.

Рецитационная форма не требует обязательного воспроизведе­ния ее полным голосом. Не только вслух, но и про себя можно учитывать элемент звучания: интонацию, систему ударений, зву­ковые аналогии. Рецитационную форму читатель невольно мыс­лит как форму произносимую.

Частным случаем рецитационной формы является стиховая речь1. В отличие от прозы стиховая речь есть речі, ритмизованная, т.е. построенная в виде звуковых отрезов, или систем звуковых отрезов, которые воспринимаются как равнозначные, сравнимые между собой.

Таким отрезом — стихом, ритмической единицей — является речевой период, приблизительно равноценный с прозаическим колоном, т.е. ряд слов, объединенный некоторой единой интона­ционной мелодией.


В то время как прозаическая речь развивается свободно, колон подхватывает колон, и границы колонов не всегда бывают строго очерчены, стиховая речь должна быть резко разделена на стихи с совершенно отчетливыми их границами.

Внешним выражением стиховой расчлененности речи являет­ся их графическая форма. Каждый стих представляет отдельную строку. Изображая стиховую речь в виде изолированных строк, автор дает указание, как читать стихи, как членить и выравнивать стиховую речь.*

Возьмем, например, следующие стихотворные строки:

Вот почему я такой радостный, А кровь у меня, как у всех людей, С разными там инфузорными палочками!.. Но всё-таки удивительно. Если вспомнить мое прошлое,

Отчего я как-то сам по себе знаю всё, что мне нужно, Отчего стал я радостным, успокоенным, дерзающим, Безгрешным, не чувствующим ни к кому ни малейшей злобы, Требующим только одного от своих современников: Они должны знать мою фамилию; Отчего ощутил себя человеком будущего. Не любящим пи религии, ни таинственностей, ни отечества...

(С. Нсльдихен.)

Ср. стихи А. Блока:

Она пришла с мороза.

Раскрасневшаяся,

Наполнила комнату

Ароматом воздуха и духов,

Звонким голосом

И совсем неуважительной к занятиям

Болтовней.

Если эти стихи мы напечатаем прозой, сплошь, то в проза­ических строках исчезнет ритмическое намерение автора, фраза сольется, и мы потеряем стиховую канву, определяющую компо­зицию данного произведения.

Являясь в общем случае рецитационной формой, в которой

' Следует отметить, что вообще, сошіадая со стихом, строка иногда может и не определять стиха, если стих определен каким-нибудь другим образом (рифмой, метром и т п.).


ритм речи осуществляется в членении на эквивалентные (равно­ценные) ряды, стих обычно обладает особыми свойствами, облег­чающими измерение и сравнение этих звуковых рядов. Наряду с признаками стихового членения речи каждый стих как ритмичес­кая единица обычно имеет свою внутреннюю меру.

Эта внутренняя мера определяется свойствами языка и литера­турной традицией. Она условна и выражается в ряде норм или «правил стихосложения», изменяющихся при переходе от литерату­ры к литературе и от эпохи к эпохе. Система правил, одновременно действующих в пределах одной литературы, называется метрикой.

Стих резко противостоит прозе в том, что в прозе ритм являет­ся результатом смысловой и выразительной конструкции речи, в то время как в стихе ритм является определяющим построение моментом, и в рамки ритма вдвигается смысл и выражение.4 Если естественный ритм речи и совпадает с границами стихового чле­нения, то это является лишь мотивировкой ритма. Вообще же чле­нение речи на стихи происходит независимо от естественного чле­нения речи на синтаксические колоны. В стихах ритм задан, и под ритм подгоняется выражение, которое, естественно, изменяется, деформируется.

Деформация эта пронизывает речь во всех отношениях. То, что нам приходится задерживать внимание на каждом слове, что­бы «прислушаться» к нему, обостряет восприятие каждого отдель­ного слова. Слова в стихах как бы выпирают, выходят на первый план, в то время как в прозе мы скользим по словам, задерживаясь лишь на центральных словах предложений. То, что речь является не сплошь, а рядами, более или менее изолированными, создает особые ассоциации между словами одного ряда или между сим­метрично расположенными словами параллельных рядов. Значе­нием и связыванием значений руководят ритмические соответст­вия, чего нет в прозе, где, наоборот, ритмические соответствия строятся по заданной словами выразительной линии речи.

Благодаря этому и развитие стиховой речи ведется главным образом по тесным словесным ассоциациям, от слова к слову, от предложения к предложению, от «образа» к «образу». В прозе сло­ва нанизываются на избранную тему. Но про стихи говорят, что в них «рифма ведет мысль». Это совершенно верно, и в этом нет ничего порочащего стиховую речь. Стиховая речь и есть речь тес­ного сплетения ассоциации в ее поступательном развитии.

С особенностями композиционного строения стиховых и про­заических произведений мы познакомимся позже, а сейчас оста­новимся на некоторых метрических системах, регулирующих сти­ховую речь.


Главных исторически определившихся метрических систем, распространенных в европейских литературах, — три: метричес­кая, силлабическая и тоническая.5