Мы уже говорили о неловкости и неуклюжести контактных детей. Пока они спокойны, они не выглядят маленькими медвежатами. Но стоит им начать что-то делась, как видно, что впечатление это было обманчивым. Мелкая моторика рук, так необходимая для рисования и самообслуживания, очень несовершенна. Походка неловкая. "Ходит на цыпочках... Его будто ветром носит... Идет, как по канату над пропастью", — говорят родители. Даже в 10—12 лет ребенок затрудняется в определении "право — лево". Усилия не соотносятся с целью и смыслом действий, а. неловкость еще более усугубляет это. В какие-то моменты ребенок может вдруг проявить кошачью ловкость и стремительность, но через миг это снова тот же беспомощный увалень. Такие "проблески" совершенно неожиданны для взрослых, не успевающих уберечь сков очки, ручка и т.д.
Если уровень развития позволяет учиться в школе, то трудности освоения пространственных навыков вместе с неловкостью мешают успешному письму, расположению заданий на странице, соблюдению полей. Буквы корявы и "прыгают", письмо нередко зеркально. Учительница одного из детей сказала: "Я теперь стараюсь поменьше смотреть на то, как он пишет, а побольше на то, что он пишет, и предлагаю ему отвечать устно — тогда он чуть ли не гений. Но читать его тетради невозможно" (жаль, что такие учителя — только исключение из правила).
Жестикуляция неконтактного ребенка так же неуклюжа, как к движения в целом. Она не объединена в тот гармоничный ансамбль, выразительность которого в норме, по крайней мере, не уступает выразительности речи, а то и превосходит ее. С большим опозданием н трудом осваивает ребенок жесты приветствия в прощания, согласи к несогласия. Ухе зная, что помахать рукой — значит попрощаться, он может долго размахивать обеими руками, стоя к человеку спинов.
Даже мимика не предает переживаний и состояния ребенка достаточно полно. Как бы ни различались между собой неконтактные дети, они все немного на одно лицо — их мимика обладает странным и не всегда легко уловимым сходством. В литературе по детской психиатрии утвердилось выражение Лео Каннера — "лицо принца". Обычно это миловидные дети с тонкими, как будто прорисованными острым карандашом чертами лица и задумчиво-сонным, отрешенным и чуть недоуменным выражением. Трудно сразу сказать — что же не так в этом лице. Но, приглядевшись, отметим, что губы не тронет улыбка дли печаль, брови не взметнутся в удавлении, глаза не распахнутся и не заблестят навстречу чему-то интересному и радующему. Часами можно смотреть на ребенка, улавливая лишь выражение напряженности в присутствии людей и покойного удовлетворения при их уходе. И только особо сильные и значимые для ребенка внешние воздействия или переживания придают лицу более или менее определенное выражение. Но нередко даже сильные эмоции могут проявляться бурным возбуждением при все том же сонно-задумчивом выражении лица.
Страдает и выразительность речи. Собственная речь слабо интонирована и монотонна, тогда как эхолалическая в точности воспроизводит слова вместе с тонкими оттенками интонации. У многих детей голос мало модулирован, высок и скрипуч. Нередко слова как бы скандируются — отдельные звуки в слоги выговариваются очень четко, паузы между словами подчеркнуты, и речь в целом может быть похожа на продукцию синтезатора. Смысловые ударения отсутствуют иди случайны. Если отрешиться от словесного содержания речи, то часто невозможно донять по интонации — о чем ребенок говорит, в каком эмоциональном состоянии находится. Порой речь похожа на. звучание испорченного проигрывателя, бесконечно повторяющего одну и ту же фразу.
* * *
Мы обсуждали речевое и умственное развитие, двигательные и выразительные способности по отдельности, однако в действительности они не изолированы, а объединены в ансамбле неконтактного поведения. Ему недостает целостности и образности, гибкости и интуитивности, естественности и непринужденности. "Я" остается скрытым за завесой этой расплывчатой неопределенности, вызывающей желание расколдовать ребенка, освободить его от чар злого волшебника.
8.6. РАЗВИТИЕ «Я»
Здоровые дети обычно с 3 годам ухе уверенно пользуются словом "Я". Больше чем у половины неконтактных детей появление в речи слова "Я" задерживается до 5 лет, а примерно у трети — и дольше. Еще в 6-8 лет ребенок может называть себя по имени или во 2-м и 3-м лице. (Ты хочешь... Миша хочет), а то и никак вообще себя не обозначать. Некоторые дети могут верно ответить на вопрос о том, как их зовут, но в свободной речи не использовать ни свое имя, ни личные местоимения: "Дать... Пить... Гулять...". В их речи трудно встретить слова "мое, твое", и даже согласие—несогласие лишены личностно-диалогической окраски: вместо "Да" и "Нет" слышим "Дать" или "Не дать".
Подавляющее большинство исследователей связывает это с "недоразвитием Я", ничего или почти ничего не говоря о механизмах недоразвития. Между тем, знакомство с ними помогает понять и почувствовать многие важные моменты психологии неконтактного ребенка.
В самом начале жизни ребенок существует в мире предметов, еще не отличая живое от неживого, человека от вещей. Он выброшен в полную неизвестность или, •если угодно, похож на высадившегося на неизвестной планете астронавта: все ново и все непонятно, все настораживает и пугает — все вещи в этом хаосе еще не имеют определенного значения. Здоровый малыш уже в 2—3 мес. позитивно воспринимает человеческое лицо и постепенно начинает узнавать мать, лицо которой он видит постоянно. У неконтактных детей выделение человека из мира предметов задержано. Специальные исследования показали, что внимание к человеческому липу у них ниже, чем у здоровых. Они позже начинают узнавать мать и привязываться к ней. На первых порах эта с запозданием возникающая привязанность, как мы уже говорили, может быть необычайно сильной, чрезмерной. Постепенно мать становится посредником, медиатором в отношении ребенка с миром. Через нее, при ее поддержке и защите становится возможным возникновение отношений с другими людьми. Эти отношения все больше дифференцируются, и ребенок осваивает такие слова, как "ты", "он, она, оно, они", "дядя", "тетя" в т.п. И лишь всматриваясь в этих других, уже обозначенных людей, как в зеркало, ребенок начинает улавливать своё отличие от них, выделяет себя среди них и начинает называть себя уже не во 2-м или 3-м лице, как их, а словом "Я". Сначала он пользуется этим словом неуверенно, не всегда верно и непостоянно, сбиваясь в состоянии эмоционального напряжения или возбуждения. Наконец, вслед за освоением "Я" в речи появляются слова "мое", "твое", "наше".
Такая последовательность характерна и для здоровых, и для неконтактных детей. Разница лишь в том, что у неконтактных детей процесс затягивается на более долгие сроки и не всегда доходит до конца. Но и в самом хорошем случае сохраняются трудности восприятия других людей как самостоятельных "Я" и себя "глазами других". Так или иначе, больше или меньше — это затрудняет общение. Вырастая, неконтактные дети больше ориентированы на рассудочное, а не эмоциональное, интуитивное познание себя и отношений. Им труднее, чем большинству обычных людей, осознавать свои чувства и переживания во всем их богатстве и разнообразии. Они часто носят эмоциональные проблемы внутри себя, полагая, что главное — это самоуправление благодаря разуму и воле, а копание в эмоциях — несерьезное занятие.
К моменту обращения за помощью большинство неконтактных детей проделывает лишь самые начальные этапы развития "Я". Они либо вообще не произносят "Я", либо повторяют его в эхолалической речи —.особенно, если оно стоит в конце фразы, но еще не могут пользоваться им самостоятельно и правильно. "Он не хочет говорить — Я", жалуются родители. Важно понять, что он еще просто не может делать это.
Наконец, у здорового ребенка развитие речи вписывается в общую картину развития и достаточно гармонично сочетается с ним. К 9—10-месячному возрасту, когда появляются первые слова, малыш ухе умеет ползать, садиться и сидеть, вставать, за что-нибудь придерживаясь, и стоять. Неконтактный ребенок может к моменту появления первых слов еще не уметь сидеть и вставать.
Описанные особенности речи могут и преувеличивать и преуменьшать впечатление об умственном развитии. Как вообще его оценить, не вступая с ребенком во взаимодействие?!
Некоторые основания для этого дает самое простое наблюдение за свободным поведением ребенка. Он беспомощен почти всюду, где требуются конкретные знания и умения: в самообслуживании и в быту, в рисовании и обращении с кубиками. Многие месяцы учат его надевать обувь или рисовать, но он по-прежнему сует в ботинок руку и держит карандаш, как лопату, не умея изобразить ничего, кроме каракулей. При этом он может удивительно ловко обращаться с неигровыми предметами—вращать что-нибудь в руках с невообразимой скоростью, опутывать комнату нитками, поражать "взрослой" речью и т.д.
Исследование умственного развития специальными методами (если удается установить необходимый для этого контакт) подтверждает, что наглядно-образные, практические стороны умственного развития, как правило, ощутимо отстают. Если одновременно с неконтактностью нет умственного недоразвития, то довольно рано выявляется контраст нормально или даже высокоразвитых абстрактно-логических операций и недостаточности конкретно-действенных. Один из отцов очень точно сказал о своем сыне: "Теоретически он на две головы выше, а практически — на две головы ниже ровесников".
При такой неравномерности общая оценка умственного, развития очень трудна, особенно—при односторонне развитых способностях. Потрясающая механическая память позволяет накопить массу сведений, часто в самых неожиданных областях. Один из .моих пациентов-дошкольников знал массу названий цветов, другой — насекомых; они могли часами перечислять их, используя латинские названия, сообщать о них энциклопедические сведения, пытаться составлять собственные классификации, но их знания оставались "островком осведомленности", никак не связанным с жизнью. При хороших творческих способностях эта отрешенность от реальности выглядит парадоксально. Профессор Наталья Николаевна Трауготт рассказала мне о мальчике 10 лет, который решил, что школьный задачник плохой, и начал составлять новый; задачки в нем были такого типа: "В одном пионерском лагере было 12 детей, а в другом — 400... В один магазин привезли с базы 300 г колбасы, в другой — 2,5 тонны..."
Некоторые дети обладают поразительными счетными способностями. Один из моих пациентов начал считать в 3 года. Он считал все, что можно считать. Увидев книгу, он мгновенно открывал ее там, где приводятся выходные данные, и с необычайной скоростью складывал и перемножал все встречавшиеся там цифры. Он с нетерпением ждал мать из магазина, но не скучая по ней или в предвкушении "вкусненького", а исключительно ради момента, когда можно будет подсчитать стоимость сделанных покупок. Без всяких затруднений он почти мгновенно называл день недели по числу и месяцу и, наоборот, на много лет вперед. При всем этом в быту он оставался совершенно беспомощным. Старые психиатры называли таких людей "патологическими счетчиками" или "гениальными идиотами", имея в виду как раз этот поразительный контраст.
Понятно, что описанная неравномерность речевого и умственного развития вместе с недостаточным использованием речи для общения могут очень затруднять приспособление к жизни в обществе даже тогда, когда неконтактность не осложнена задержками развития.