Душа обычного человека, в силу преобладания механизмов вытеснения и защит, делающих, как было проиллюстрировано в третьей главе, большинство жизненных выборов автоматическими, - приучена «спать». Драматизация ведет к пробуждению души, к ее активности. Причем, драматизация является необходимым, но не достаточным условием для работы души. После драматизации необходимо обеспечить фокусировку внимания на дальнейшее принятие и интеграцию конфликта, что первоначально является задачей консультанта. Постепенно, по мере накопления опыта работы души, человек приобретает возможность работать самостоятельно, уже без помощи консультанта.
Работа души в нашем случае является и средством и целью Практики. Научить свою душу постоянно работать и не засыпать, предъявляя ей постоянный материал для работы – вот, на мой взгляд, достойная человека задача.
Конфликт, безнадежность и безысходность, первоначально обрушивающиеся на человека, вследствие проникновения глубинных противоречий в сознание, превращаются, трансформируются посредством работы души в принятие Таковости жизни и Любовь.[13]
Работа души состоит в том, чтобы несмотря на болезненность обнажающегося конфликта[14], не дать ему вытесниться опять, а сохранить его в восприятии, выработав по отношению к нему определенную позицию. Опыт показывает, что в большинстве случаев позицией, которая позволяет действительно принять Таковость реальности и совершить работу по ее трансформации, является Любовь[15].
Если в начале Практики работа души может быть применена к уже случившимся событиям и сюжетам (что называется – «на коврике» или в кресле у консультанта), то постепенно, накапливая опыт пересмотра прошлого опыта «на коврике», человек приобретает возможность включаться в активную работу души по ходу текущего сюжета во все более сложных ситуациях. Постепенно расширяются и контексты, где душа может включиться в работу. Когда работа души начинает преобладать над автоматическим поведением и восприятием, можно говорить о своеобразном «поступлении на Службу» – переходу к решению задач сверхнормативного уровня, связанных с помощью другим людям решать задачи первого, второго и третьего уровня. Такая «Служба» не обязательно связана с работой психотерапевта, консультанта или Учителя, так же как и факт работы человека на должности консультанта или объявление себя Учителем не означает, что он «на Службе» и у него происходит непрерывная работа души...
Одним из показателей работы души является то, что можно назвать настоящим глубоким мышлением. В отличии от «тарахтящего» внутреннего диалога и других видов мышления вхолостую, настоящее глубокое мышление является напряженным и одновременно медитативным процессом, в результате которого происходит сквозное соединение ценностей, эмоций и ощущений в единый поток-процесс переживания Таковости и Любви. Слова и определения, которые производятся настоящим глубоким мышлением обычно очень просты и на первый взгляд даже банальны («Я хочу любить» «Я просто есть» и т.п.), но для человека, пришедшего к ним в результате напряженно-медитативной работы души эти слова несут невероятно мощную ценностную нагрузку, а при их произнесении, пронизывают и наполняют все существо человека, вплоть до физического тела. А после этого как раз наступает та самая остановка мышления, о которой так часто говорят эзотерики. Данные выводы являются не схоластическими рассуждениями, а результатом многократного собственного опыта и опыта тех людей, с которыми я работал в данном направлении.
Таким образом мы приходим к выводу, что правильно организованное мышление, являющееся результатом работы души, гораздо более естественным образом приводит к остановке внутреннего диалога, нежели попытки этого диалога избежать, игнорируя его, уводя от него внимание и тому подобными методами. Работа души вскрывает и «обезвреживает» самый корень конфликта, который косвенно как раз и проявляется через «тарахтение» внутреннего диалога, в то время, как различные поверхностные приемы игнорирования и увода внимания от внутреннего диалога большей частью дают лишь такой же поверхностный и неустойчивый эффект, как попытки «не думать о черной обезьяне»[16].
* * * * * * *
Давайте посмотрим, как идеи драматизации, индивидуализации и работы души проявлены в классических образах. Очень емко и мощно эти идеи выразил Михаил Чехов, размышляя над образами Дон Кихота, короля Лира и Агасфера:[17]
«Мне хотелось проникнуть в их (Дон Кихота, Лира и Вечного Жида – В.Л.) тайны и передать их со сцены другим. Я смотрел на Кихота и видел: он Ангел. Смешной, печальный, незадачливый Ангел, с тазом цирюльника на голове. Он из свиты самого Люцифера. Его прекрасный, но лживый властитель вложил в его сердце Любовь, но скрыл от него то царство, где можно и нужно любить: земля с ее простотой не видна гордому Ангелу в заржавленных латах. Но Любовь в его сердце, Любовь все же вела его вниз, через красивую ложь Люцифера, через видения, мечты, идеалы, вниз, вниз к земле – привела и сказала: “Ты – Человек, ты добрый идальго Кихано”. Ангел снял таз и стал для нас милым, как ангел.
Путь Лира иной. Жестокий тиран, земной полубог всей своей царственной волей, всем существом привязан к земле. Его царство – он сам. Как в сказочном замке, как в башне он заключен в своем собственном “я”. Все земное подвластно ему, но душа его ждет иного: любви человека. Тиран просить не умеет, искать не привык, ждать не хочет и совершает проступок: он дает повеление любить! Но кого же? Его самого! И снова, как в сказке, рушится царство, и сам он в ужасе мечется в подземных глубинах бывших владений своих. И там, после проклятий, мук, слез, молитв и безумия, он все же находит Любовь. Но где? Не вовне, а внутри, в своем собственном сердце. И эта Любовь ведет его снова на землю. Но теперь Лир другой. Он не требует, он дарует Любовь. Здесь он равен Кихоту. Но судьба ведет его дальше. Вернувшись на землю, он находит Корделию и снова теряет ее. На земле Корделии нет. И Лир вслед за ней переходит в иной мир. Занавес падает, действие кончено, не видно героев, не слышно их слов, но путь Лира не кончен: кто захочет последовать за Лиром в тот мир, где он и Корделия находят друг друга, - тот сможет увидеть и тот эпилог, ради которого создана вся трагедия. Здесь Лир выше Кихота. Его путь был сложнее, его просветление глубже.
Еще сложнее путь Агасфера. Нет такой муки душевной, нет такой боли, нет катастрофы, которые не стали бы уделом Вечного странника. Образ странника нужен каждой душе, Агасфер человек: вы, я, он, все мы... Поэтому мне так хотелось сыграть его...»