Чтобы осмыслить этот вопрос, разведем институциональный (науку и религию как социокультурные институты) и мировоззренческий (науку и религию как формы миропонимания) аспекты. И если в рамках первого реальные и мнимые конфликты имели и до сих пор иногда имеют место, то в пределах второго оснований для подобного рода конфликта нет.
Аргументируем наше утверждение. Классическим примером институциональной конфронтации выступает средневековая католическая инквизиция (вспомним нашумевшие процессы над Джордано Бруно, который был, кстати, более философом, чем ученым, и Галилео Галилеем). Но институт инквизиции был учрежден для борьбы (пусть жестокой, бесчеловечной с гуманистической точки зрения) с ересями, а также языческими колдовством и магией. Поэтому большинство пострадавших от рук инквизиции были отнюдь не членами нарождающегося научного сообщества.
Да и какие могли быть серьезные основания для такого рода конфронтации, если в мировоззренческой сфере наука и Церковь практически не имеют точек соприкосновения? У науки нет средств и способов работы с трансцендентным, запредельным, потусторонним миром религиозного переживания. В науке нет места ни чуду, прерывающему причинно-следственную цепь взаимосвязанных явлений наблюдаемого мира, ни в целом сверхъестественному. Становится понятным смысл знаменитого ответа Лапласа на не менее знаменитый вопрос Наполеона об отсутствии упоминания о высших силах в лапласовских работах по небесной механике: "Я не нуждаюсь в этой гипотезе!" Ведь обращение к недоступному для науки миру не могло быть даже выражено на ее языке, не говоря уже о получении с этой помощью каких-либо значимых в научном отношении результатов.
Религиозное же сознание, хотя и связанное с созданным высшими силами миром бытия, не рассматривает его истинным в глубоко религиозном смысле. Этот мир представляет собой результат первородного греха, низвержения первочеловека в грубую материю, это лишь временное, мимолетное прибежище, своего рода испытательный полигон человеческой сущности перед возвращением в истинный мир высшего бытия, где бессмертное человеческое "я" обретет, наконец, смысл существования. Религиозное сознание в глубине своей не интересуется тем, как устроен мир, ограничиваясь самыми общими мифологическими схемами его происхождения.
Основания серьезного мировоззренческого конфликта отсутствуют еще и потому, что импульс к развитию науки, как и других форм активной человеческой деятельности, дает в европейской истории именно религиозная христианская традиция.
Таким образом, христианство не только дает санкцию на познание природного мира, но и открывает для человека перспективу неопределенно долгого приближения к Богу в этом мире. Уже в эпоху Просвещения это принимает вид доктрины неограниченного прогрессивного развития человечества в экономическом, научно-техническом и социально-культурном планах.