Клод Леви-Строс (1908—1990) продолжил анализировать процессы формирования человеческого разума, его структуру и их отражение в организации и функционировании социальных институтов на материале антропологии. Примененная им методика в полной мере испытала на себе влияние модных в его время течений в лингвистике и психоанализе. Его многолетняя работа среди туземцев Черной Африки и индейцев в джунглях Южной Америки принесла ему поистине всеобщие известность и признание в научном мире и всемирную славу, что однажды не замедлило сыграть с ним, потратившим много времени на изучение психологических аспектов поведенческой мотивации, классическую фрейдистскую шутку. Юбилейная конференция, проводившаяся в его честь в США, совпала со столетием известной джинсовой марки. Увидев по дороге из аэропорта в гостиницу растяжку над хайвэем с надписью «Levi-Strauss Welcome to Detroit*, он без тени сомнения сказал сопровождавшим его местным коллегам: «Ну, дорогие друзья, это вы уже слишком».
Придавая исключительное значение в культуре ее творческому аспекту, Леви-Строс постулирует, что каждая из них оригинальна, и между ними нельзя установить какой-либо иерархии. Проведя же большую часть своей жизни в полевых исследованиях, он, подобно Данилевскому, Шпенглеру и Тойнби, писал, что в любой культуре самой по себе всегда есть некоторая «герметичность». Поэтому он скептически относился к самой вероятности существования где- и когда-либо мировой цивилизации.
Намного лучше Руссо зная свой предмет, он тем более идеализирует первобытные народы. Человек, говорит он, есть единство внешнего (мира символов) и внутреннего {бессознательной структуры разума). Первое уводит от второго, полученного от природы и идентичного ей. Притом эндотерика в нас не подвержена трансформации, а эмпирическая реальность, напротив, постоянно модифицируется. Именно поэтому, заметим в подтвер-
ждение тезиса, никто особенно не спорит, что люди, по большому счету, не меняются. Со времен фараонов уж точно: если быи душа совершала (следом за материальной сферой) столь же радикальные повороты, то вид homo sapiens давно бы поголовно сошел с ума.
Однако такая разновекторность, показывает Леви-Строс, нарушает структурную связь внешнего и внутреннего в человеке. Для восстановления гармонии и требуется обращение к опыту «примитивных» племен. Подобно Ницше и Шпенглеру он пишет, что утрата свойственного им единства чувственного и рационального ведет, по мере развертывания истории, к деградации и полной потере гуманизма.
Значит, кризисные явления современной культуры сводятся к драме самой личности. Главная ее задача, с которой она никак не может справиться, как и тысячелетия назад, понять свое собственное Я. Потому-то XXI в. должен стать эпохой гуманитарных наук. Подчеркнем, что данная постановка была хорошо понятна и известна уже древним: самая распространенная максима, приписывавшаяся эллинами поочередно наиболее авторитетным оракулам и знаменитым философам и даже начертанная, по свидетельствам литературных памятников, на фронтоне дельфийского храма, гласит: γνώθι σεαυτόν («познай самого себя»).
Леви-Строс убежден, что в основе культуры лежит подсознательный креатив духа. Оттого в ее постижении следует двигаться от сознания к бессознательному, изучая слова и поступки для выявления устойчивых структурных элементов как порождающей их психики, так и самой цивилизации.
Остается добавить, что сейчас это направление продолжает развиваться практически повсюду. Особую роль здесь играют ученики и последователи Леви-Строса, такие, как Роллан Барт, Жан Лиотар и пр.
Эмиль Дюркгейм (1858—1917), антрополог, имя которого у нас почему-то транскрибируют на немецкий манер (как если бы других великих эльзасцев мы называли Шлумбергером и Гум-бертом вместо Шлюмберже и Юмбер) трактовал, вопреки уз-