Она проявляет себя в распространенном иудаизмом по свету этическом учении, каковое составляет его смысл смыслов. Ягвист строит свою метаисторию как теодицею — Богооправдание. Он отвергает мнение, что зло создано Богом, ему чужд безысходный пессимизм. Он настаивает, что в Творении все прекрасно и гармонично, хотя и не окончено. Он повествует о безумии человека, его противлении Богу и повторяющихся за это актах возмездия.
Таким образом, зло и бедственность нашего бытия происходят от самого человека из-за того, что он восстает против Творца, пытаясь утвердить свою волю вопреки тому, кто его создал. Сказания о Древе, Каине, Потопе и Вавилонской башне раскрывают разные аспекты одного и того же богопротивления, непослушания, стремления к независимости от Бога, желания стать как он, т.е. помимо Бога присвоить себе высшую власть над миром безбожно.
Бог в этих рассказах становится предметом зависти, воспринимается как нечто чуждое, как соперник. То, что этот надлом был реален, доказывает магизм, паразитирующий на теле религии с ее самых первых шагов. Именно поэтому стыд, познанный людьми после Грехопадения» следует понимать не в физиологическом, а в сугубо метафизическом смысле.
На то же намекает и кара за отступничество — отлучение от бессмертия, которое первоначально было предназначено Адаму. Такова цена понимания того, что в отношении к Богу человек должен руководствоваться только искренностью и чистосердечием.
Человек, как он есть, с его плюсами и минусами, предстоит перед Богом Живым: такова главная установка. Но полная реализация личного духовного начала для восприятия Бога Слова требует всецелого очищения материальной природы индивида.
Основы вероучения апеллируют к независимости духа (Израиль никогда не простирался перед Богом в рабской покорности), постоянной священной борьбе за Истину, вере в чудесное и Грядущее, к пониманию структуры мироздания как Становления, Динамики и Развития. Это упорное борение за идеалы есть добрый урок, уже много сотен лет адресуемый евреями миру, но пока не понятый и не принятый в должной мере остальным человечеством.
История Моисея раскрывается нам с этой стороны как одна из самых драматичных. Его фигура не лишена трагизма. Он гибок, мудр и выдержан в воспитании своего народа и управлении им. Он непреклонен в своей борьбе за него, хотя поначалу его встречают недоверчиво и даже враждебно, что потом неоднократно повторяется в различных критических ситуациях.
Но Моисей то вынужден намного скорее основателей других религий идти на компромиссы с незрелым рассудком своих спутников и уступать их противным ему предрассудкам и привычкам, то прибегать к суровым карам и физическим расправам над ослушниками. И все это — ради того, чтобы сделать открывшийся ему Свет истины достоянием вверенного ему общества.