Девятнадцатый век

Георг Вильгельм Фридрих Гегель стал автором самой разработанной версии концепции государства-общества, где народный дух отождествляется с государственным принципом. Гегель ставит знак равенства между развитой формой Государства и Народом как носителем вечного рационального сознания. Народ у него идентифицируется с государством и личностью правителя, соприкасаясь с тенденцией к национальному суверенитету. Гражданское же общество рассматривается им в качестве

системы взаимных скрещивающихся интересов, стимулирующих развитие права.

В рамках его знаменитой логической триады (тезис — антитезис — синтез) тезис означает Закон, внешнюю реализацию Права, находящегося под контролем гражданского общества; антитезис — Нравственность, внутреннюю реализацию Права, регулируемую моралью личности; синтез, примиряющий внешний Закон и индивидуальную Совесть, находится в концепции социальной этики, объединяющей юридические и нравственные принципы в рамках полностью развитого Государства.

Основоположник современной либеральной политической теории, Джон Стюарт Милль, с одной стороны, обосновывал, вслед за Бенжаменом Констаном, концепцию единства человеческого рода одинаковым призванием людей к свободе, равенству и безопасности, независимо от расы, религии и классовых различий, что роднит его с аналогичными воззрениями античности. С другой стороны, он полагал, что появления человека, руководствующегося своими собственными критериями, недостаточно, чтобы сделать свободу основой общества; необходимо включение второго условия — духа терпимости.

Милль, опираясь, в частности, на работы Вильгельма Гумбольдта, продолжил изучение вопроса о пределах, в которых власть, осуществляемая извне над индивидом, может считаться законной. Его ответы на этот вопрос сводятся к следующему. Во-первых, такой контроль должен осуществляться со стороны общества. Милль против тех форм представительной власти, где решения принимаются без их обсуждения с социумом; именно к нему должна перейти власть, порожденная свободно выраженным согласием. Во-вторых, пределы вмешательства государства определяются неотчуждаемым правом собственности. Законодательная власть может сюда вторгаться только в той мере, в какой это не затрагивает других фундаментальных прав.

Ограничение государства должно обеспечить безопасность каждого и сделать любого индивида источником бесконечной социальной энергии. Само же государство строится на принци-

пе гармоничного взаимодействия законодательной, исполнительной и судебной властей, последняя из которых играет роль независимого арбитра по отношению к остальным двум. Здесь трудно не заметить сильного влияния взглядов Монтескье.

Согласно Альфонсу де Токвилю, когда равенство становится главенствующим фактором, свободе следует опереться на дух свободы и равенство условий, каковое не совпадает с фактическим равенством и не сводится к равенству правовому. Важно, чтобы неизбежные здесь различия были гибкими и подвижными.

Роберт Оуэн полагал, что после перехода основной роли в управлении к обществу надобность в государстве исчезает. Шарль Фурье говорил о бесполезности политики и политической деятельности вообще. Анри де Сен-Симон, напротив, утверждал, что политическая власть в единой социальной системе должна уступить место власти административной. Труды остальных социалистов-утопистов (Кабе, Вейтлинга, Дезами и др.) также несамостоятельны и разбросаны в пределах от обоснования идеалов прямой демократии и формальных политических институтов до жесткой иерархии. Например, Карл Маркс и Фридрих Энгельс были глубоко убеждены в ненужности государства и политики в будущем бесклассовом обществе. Государство они оценивали как форму классовой диктатуры и рассматривали диктатуру пролетариата как орудие построения неполитического сообщества. Все это в конечном счете обусловило выморочную эклектику русского коммунизма, в том числе в его большевистской форме.

Марксизм оказал сильное влияние и на развитие западноевропейской мысли. Так, Рудольф Йеринг вновь вернулся к старому взгляду на государство как единственный источник права, сведя его фактически к силе. Джон Остин, развивая концепцию позитивного права, обобщил свои взгляды в теории, которая отождествила законодательную волю с положительным законом. Он видел в нем совокупность правил, навязываемых власть». Согласно Остину, распоряжения, исходящие от государ-

ства, являются правом для его членов (к сожалению, это пока вполне соответствует действительности современной России) Георг Еллинек закрепил тенденцию считать право минимумом, низшим и обязательным для всех пределом нравственности.