КРИМИНОГЕННЫХ ИМПРЕССИНГОВ И ВОЗДЕЙСТВИЙ

В качестве вводного, но показательного примера роли наследственности в агрессивности представляет интерес сцепленная с полом рецессивная болезнь Леш-Нигена, вызываемая резким повышением уровня мочевой кислоты в крови. Больные, описанные в ряде стран, крайне агрессивны по отношению и к себе, и к окружающим. Они кусаются и ломают все для них доступное. Единственное средство предотвратить обкусывание собственных губ и пальцев — это связывание рук и удаление зубов. При этой болезни интеллект и даже юмор остаются в значительной степени сохранными. Это. заболевание, описанное уже у сотен больных в разных странах, любопытно не только как случай антисоциального поведения, возникающего из-за наследственной блокады обмена. Поведение этих уникальных больных с резко повышенным уровнем мочевой кислоты показывает, что крайняя раздражительность и злобность подагриков вызвана не только сильными болями, но именно высоким уровнем мочевой кислоты в крови.

Общеизвестна раздражительность и злобность больных желтухой, вызванная воздействием желчных пигментов на ткань мозга.

Однако нас интересуют здесь не отдельные наследственные болезни, как хорея Гентинггона, болезнь Альцгеймера, болезнь Пика и т. д., вызывающие эмоционально-этическую деградацию личности, а гораздо более частые наследственные характерологические особенности, как эксплозивность и злобность эпилептиков, догматизм, отрешенность и бесчувственность шизоидов, легкомысленность циклотимиков. На основе таких близких к норме отклонений и вырабатываются характеры, легко становящиеся на путь преступлений. К этой группе относятся наследственная расторможенность и безволие, проявляющиеся в алкоголизме или наркомании; речь идет также и о наследственной ограниченности, узости мышления, порождающей упомянутую уже готовность руководствоваться всецело воззрениями своего ближайшего окружения. Эта форма мышления, впрочем, не столь далека от клановой, сектантской и даже узкоклассовой. Конечно, и здесь громадную роль играет среда. Но следует помнить о том, что уже в детстве человек активно выбирает свою среду и что для немалого числа детей из неблагополучных семей истинной средой, определяющей психику детей, оказывается не семья, не улица, а активно выбранное окружение, идея, стремление, занятие; наоборот, благополучная семья и школа могут отойти на задний план перед какой-либо неблагополучной микросредой или неконтролируемо сложившейся точкой зрения на окружающее.

Многообразие частных дефектов, в том числе и наследственных, почти безгранично, а многие из них очень нередки. Известно, что около 8 % мужчин страдает дальтонизмом, множество людей страдает отсутствием музыкальной памяти или слуха, у многих отсутствует восприимчивость к стихам или чувство красоты природы, у иных слабо математическое, пространственное или образное мышление и т. д.

Существуют женшины, полностью лишенные материнского чувства, причем это не вызвано социальными обстоятельствами, как у матери уродов, о которой рассказал Мопассан. Мы знаем еще больше мужчин, лишенных отцовского чувства, мы знаем людей, не имеющих друзей и не нуждающихся в них, нас не должно удивлять и существование людей, этически дефектных полностью в том или ином отношении.

Хотя самопоказ, стремление к господству, отсутствие сострадания, беспощадная борьба с соперниками за добычу, за самку, широко распространены среди животных и нередко, как многие другие типы поведения, прочно закреплены наследственно (ясное доказательство тому — резчайшее различие в поведении необученных собак разных пород), нет достаточных данных о том, что деспотизм, агрессивность, жестокость, карьеризм, коварство, подлость, паразитизм хоть частично закреплены наследственно у всех или большинства обладателей этих свойств. Можно лишь предполагать значительную роль наследственности в этих свойствах, вопрос станет яснее, когда будут разработаны и применены на раздельно воспитанных одно- и двуяйцевых близнецах соответствующие методы тестирования.

Эрленмейер-Кимлинг и Ярвик (1962), подытожив результаты 52 исследований, проведенных за последние полвека в 8 странах четырех континентов, в которых был изучен интеллект более 3000 пар нормальных близнецов, установили корреляцию в показателях интеллекта, способностей однояйцевых близнецов, воспитывавшихся вместе, равной 0,87, для однояйцевых близнецов, воспитывавшихся раздельно, — 0,75, для двуяйцевых близнецов — 0,53, тогда как неродственные лица, воспитывавшиеся вместе, имели средний коэффициент корреляции 0,23.

Большой материал по 53 ОБ-школьникам, воспитывавшимся врозь, дал для них коэффициент корреляции 0,87, хотя разлученные близнецы нередко попадали в семьи очень разного социального уровня. Однако тесты, предназначенные для определения образовательного уровня, выявили у ОБ, воспитанных врозь, большие различия, чем у ДБ, воспитывавшихся вместе.

При изучении преступности среди населения в целом наличие бесчисленных переменных совершенно исключает возможность определения соотносительной роли наследственности и среды в тех тяжелых преступлениях, которые свидетельствуют о подлинной бессовестности преступника. Но роль наследственности выступает при изучении тех преступников, которые имеют одно- и двуяйцевых близнецов.

Что касается криминологических исследований на близнецах, то конкордантность ОБ психопатического типа оказывается гораздо более высокой, чем конкордантность по криминальности среди ДБ, и это в полной мере относится к первому исследованию криминальности среди близнецов, проведенному И. Ланге, который подытожил результаты самим названием книги «Преступление как судьба».

Однако последующие исследования, проведенные тоже в Германии (Kranz, 1936), а также в США, но на менее отобранном материале, показали, что сходство не только по наличию преступления, но и по характеру преступления оказывается очень высоким у двуяйцевых близнецов — наглядное доказательство роли среды, в особенности если речь идет о юношеской преступности. Сходным образом 100 % конкордантности однояйцевых близнецов по гомосексуальности, обнаруженные Каллманом (1953), обусловливаются отбором особо тяжелых, стойких и бесспорно патологических случаев. Исследования по алкоголизму у близнецов тоже устанавливают наличие существенной наследственной компоненты.

Независимо от яйцевости оба близнеца, родившись одновременно, в одной семье, в дальнейшем, как правило, оказываются в сходных социально-экономических условиях, развиваются, как правило, в сходных условиях воспитания и образования; основное различие между однояйцевыми и двуяйцевыми партнерами преступника сводится к тому, что первый идентичен с преступником по генотипу, а второй отличен от него как брат от брата.

Материалы, собранные в Европе, США и Японии в основном по тяжелым преступникам и рецидивистам на протяжении тридцатилетия, ясно показывают, что эта разница оказывает важное влияние на судьбу партнера: при генотипической идентичности он в 2/3 случаев оказывается тоже преступником, при генотипическом сходстве он оказывался преступником лишь в 1/4 случаев. По более точным, методически почти безупречным данным Христиансена, собранным в Дании по преступникам и правонарушителям, однояйцевый партнер оказывается втрое чаще схожим в этом отношении.

Гораздо показательнее этих статистических данных то, что однояйцевые партнеры-преступники оказались в противоположность партнерам двуяйцевым поразительно сходными по характеру преступлений. В случае же преступности одного однояйцевого близнеца и не-преступности его партнера оказывалось, что преступник либо получил в детстве какую-либо травму, либо же его преступление имеет случайный, не-тяжелый, не-рецидивный характер (по Ланге!).

Однако надо иметь в виду, что оба однояйцевых партнера почти всегда избирают или имеют более сходное социальное окружение, компанию, среду, тогда как разнояйцевые менее сходны в этом отношении. Это обстоятельство затрудняет точное отделение наследственной компоненты преступности от социальной. Однако данные о значительно большем сходстве однояйцевых близнецов по преступности и ее характеру по сравнению с двуяйцевыми достаточно важны. Поэтому, несмотря на методическую неполноценность работы Ланге, мы приведем здесь его данные (табл. 8, 9).

Любопытны данные о тех двух парах однояйцевых близнецов, которые оказались несхожими в отношении преступности. Преступник, партнер первой пары, убил молодую женщину, беременную от него. Его близнец прожил более 50 лет законопослушным крестьянином. Во второй паре один имел женственную наружность и поведение, был осужден за гомосексуальность, второй был сексуально нормален, у одного будущего преступника за аномалию предположительно ответственна родовая травма, у второго — травма черепа.

Что за рассматриваемой патологией скрывается большое наследственное внутрипарное сходство ОБ по личностным свойствам, ясно показывает исследование Г. Уилда ( Wilde (J, 1964), особенно ценное тем, что оно проведено на взрослых близнецах, причем из 88 пар ОБ партнеры 38 пар жили раздельно, а среди 42 пар ДБ раздельно жили партнеры в 21 паре (табл. 10).

Здесь реальны все коэффициенты корреляции, превышающие 0,4.

Коэффициенты корреляции между психическими признаками у партнеров ОБ лишь на немного уступают коэффициентам корреляции в норме столь наследственно детерминированного признака, как рост, и превышают при раздельном воспитании ОБ корреляцию по весу тела. В этом отношении очень показательна табл. 11.

Не следует все данные о преступности ОБ и ДБ обьяснять произвольной статистикой зарубежных стран. В одной из наших центральных газет описывались два неразличимо схожих, но очень не любивших друг друга близнеца (явно однояйцевых). Один из них занимался тем, что одалживал у своих быстро сменяющихся девушек деньги и не возвращал долг, а другой просто обворовывал своих знакомых девушек.

Но хотя однояйцевые близнецы-преступники, как это показывает множество примеров, необычайно схожи по характеру преступления или антисоциальности в противоположность близнецам двуяйцевым, необходимо помнить, что близнецовый метод характеризует соотносительную роль наследственности и среды не «вообще», не глобально, а лишь в той стране, среде и группе населения, среди которой производилась выборка близнецов. Применительно же к преступности эта оговорка должна иметь в виду прежде всего социальную среду. В частности, если этический генофонд реализуется в большой мере на основе преемственности, то это еще в большей мере относится к антисоциальности, правонарушению и преступности. Но опять-таки во внеэкстремальных условиях выбор пути определяется прежде всего личностью, которой каждый день, неделю, год неоднократно представляется возможность активного выбора между повиновением внутренним законам этики и эгоистической формой поведения.

Повышенное сходство однояйцевых близнецов характеризует и такой, даже казалось бы чисто средовый вид преступления, как гомосексуальность. В действительности, это не удивительно: как показал Шлегель, гомосексуалы-мужчины в среднем отличаются более узким нижним выходом из малого таза, чем гетеросексуалы, имея также ряд более общих конституциональных особенностей—почти все они имеют астеническое телосложение. В этом отношении не только казуистический интерес представляют наблюдения Хестона и Шильдса (1968) над тремя парами близнецов в одной лондонской семье, которую налеты авиации нацистов разбросали по разным городам и селам Англии. Выяснилось, что 4 партнера двух пар независимо друг от друга стали гомосексуалами, а одна пара стала гетеросексуальной. По-видимому, существует группа потенциальных гомосексуалов, которые особенно легко становятся ими при экзогенном толчке, например растлении, тогда как огромное большинство подростков не становятся гомосексуалами почти ни при каких условиях.

Возникает, однако, естественный вопрос: если аномальный генотип действительно играет важную роль в антисоциальном поведении, то почему же эти аномальные генотипы не были отметены естественным отбором, столь мощно направленным на повышение способности к

социальной адаптации?

Разумеется, естественный отбор в тех социальных условиях, в которых человечество развивалось в течение многих тысячелетий, носил чрезвычайно сложный, противоречивый характер. Этот отбор мог в определенные эпохи покровительствовать совершенно особым конституционным и психическим типам, а социальный строй предоставлял самые разнообразные ниши для различных аномальных генотипов, Так, среди северных народов истерики получали прекрасную социальную нишу в качестве шаманов; дебилы превосходно справлялись с простой, трафаретной физической работой. Атлетико-эпилептоидная конституция, при которой большая физическая сила и порождаемая ею смелость сочетались с эксплозивностью, драчливостью, жестокостью, требовательностью к другим, заносчивостью, представляла собой тип, почти идеальный для рыцаря Средневековья, социальная функция которого заключалась в том, чтобы защищать свою землю, своих крестьян, их стада от окружающих феодалов.

Но пока шло историческое развитие, самая каждоминутная готовность вступить в бой, смешная и дикая в цивилизованном мире, играла тогда важную отпугивающую роль, а отсутствие противозачаточных средств и относительное материальное благополучие обеспечивали высокую выживаемость потомства агрессоров с эпилептоидным складом характера. Проходит менее столетия, и потомки этих феодалов, дворяне времен Генриха III, вырождаются в пустых придворных дуэлянтов, не только в силу преемственной традиции драчливости, но, может быть, и в силу того социального отбора в эпоху феодализма, который быстро выметал из дворянства какой-либо иной конституциональный тип.

Но рецидивирующая преступность, обусловливаясь, конечно, особыми социальными факторами, вызвана не только дефектами наследственного аппарата, хромосомного и генного. Многие болезни мозга, травматического, воспалительного и сосудистого генеза вызывают такие нарушения личности, особенно возникая в период полового созревания, что освободившиеся из-под влияния семьи подростки легко подпадают под влияние преступников; господствующая роль социальных факторов бесспорна, однако реакция на них носит личностный характер.

Повреждение лобной доли мозга ведет к уплощению и обеднению мысли, к падению активности. Но замечательно, что некоторые травматические повреждения лобных долей при полном сохранении умственных способностей порождают преступления сексуальные, жестокость, алкоголизм, расторможенность. Локальные повреждения базальных частей височной доли вызывают душевную холодность, жестокость, антисоциальную агрессивность, хотя умственные способности не понижаются. Все эти аномалии редки и здесь, разумеется, идет речь не о локализации этических эмоций, а о том, что если грубые экзогенные повреждения некоторых структур мозга могут вызвать бессовестность, то этот эффект дадут и наследственные, и другие эндогенные повреждения их, а также поражения этих структур, вызванные функциональными изменениями или психической травмой.

Одним из серьезнейших опровержений гипотезы об определяющем природу человека групповом отборе на альтруизм, наряду с явлениями рецидивирующей преступности и политического гангстерства, по-видимому, является распространение каннибализма среди диких народов. Но каннибализм характеризуется одной географической особенностью, раскрывающей его особое происхождение: каннибализм вне чрезвычайного голода, по-видимому, был распространен преимущественно в тропической зоне — там, где почти отсутствует скотоводство и недостаточно освоена рыбная ловля, т. е. там, где дикари вынуждены питаться растительной пищей. А растительные белки бедны лизином, незаменимой аминокислотой, которую человеческий организм не может синтезировать. Эта нехватка животных белков, по-видимому, способствовала конвергентному независимому друг от друга появлению в десятке районов тропических .лесов карликовых племен, вероятно, обязанных своим происхождением наследственной ареактивности ткани к гормону роста гипофиза. Гены ареактивности характерным образом распространились отбором именно в зоне тропических лесов и ливней, где не было скотоводства, где не было и молочной пищи, хоть частично восполняющей нехватку лизина. Острейшая нехватка животных белков, по-видимому, породила каннибализм, почти отсутствовавший у диких народов там где эти белки можно добыть в достаточном количестве охотой. И почти у всех народов, не испытывавших лизиновой недостаточности, каннибализм вызывает острейшее отвращение и презрение.

Обращение криминологии к генетике является совершенно необходимым и закономерным при попытках выяснить истинные причины преступности. Дело, разумеется, вовсе не в том, чтобы выявлять фатально-преступные генотипы, а в исключительной трудности выяснения решающего звена, порождающего социально осуждаемую преступность.

Мы не можем здесь рассматривать правонарушения и даже преступления такого типа, которые вошли в обычай, пусть временно, и осуждаются законом, но не обществом. Но существует огромное количество преступлений, не только караемых законом, но и безусловно сурово осуждаемых обществом. Человек, совершивший такие деяния, преступает против законов совести и едва ли может найти самому себе оправдание, В чем причина? Очень большую роль придают алкоголизму. Однако подавляющее большинство неумеренно пьющих настоящими преступниками не становятся. Распад семьи? Но из множества распавшихся семей выходят этически полноценные люди. Какое-либо особое сочетание условий воспитания и окружающей среды? Но какое именно? В биографии каждого человека имеются криминогенные обстоятельства, но лишь в немногих случаях они приводят к совершению истинных преступлений. В силу чрезвычайной сложности формирования психики человека и ее реакции на внешние условия, в силу сложности любой подлинной биографии выделение истинно решающих криминогенных факторов почти всегда оказывается делом спорным. И именно в этом отношении близнецовый метод может оказать криминологии неоценимые услуги. Речь идет вовсе не об определении соотносительной роли наследственности и среды в преступности, чем, собственно, до сих пор и ограничивалось применение близнецового метода, а в тщательном изучении биографии тех пар однояйцевых близнецов, в которых преступником стал только один из партнеров. Поскольку в таких парах оба близнеца идентичны по генотипу и обычно попадают почти в одинаковые условия развития, именно на этих парах близнецов можно отчетливо выявить то исходное, быть может, минимальное отклонение, которое привело одного из партнеров к преступлению, а другого не затронуло.

В большинстве цивилизованных стран давно прошла та пора, когда нужда делала преступление необходимостью, единственным способом спасения личности или ее семьи.

При сравнении однояйцевых близнецов наследственные различия введены к нулю, а внешние условия, как правило, чрезвычайно сходны. Поэтому число переменных сведено до минимума, и отыскание истинной причины преступности облегчается до предела по сравнению с обычными поисками криминогенных факторов в биографиях преступников. В смысле эффективности и убедительности изучение нескольких несхожих пар однояйцевых близнецов должно быть ценнее, чем изучение биографий сотен преступников, не имеющих такового полноценного контроля, как однояйцевые партнеры, преступниками не ставшие. Технически же задача выполнима, потому что в ходе следствия обязательно выявляется истинная фамилия, имя, отчество, год и место рождения преступника. Если он не захочет сам назвать своего близнеца, когда таковой имеется, то его наличие и имя можно легко установить по регистрациям в загсе. Одно- или двуяйцевых партнеров устанавливают с точностью 96 % простым вопросом: путали ли вас родители? И далее сопоставлением фотографий и отпечатков пальцев.

Естественно, представят существенный интерес и пары ОБ-преступников, а также пары ДБ хоть с одним преступником, так как эти пары осветят криминогенность воздействия при схожих условиях развития, но разных генотипах. Мы полагаем, что именно такого рода исследования позволят найти те стадии особой восприимчивости, когда зарождаются и закрепляются во внутреннем складе личности либо господство чувства долга, либо, наоборот, господство хищничества.

Все изложенное показывает, что упорная агрессивность, злобность, жестокость, хищничество, паразитизм, бессовестность, выражающиеся в рецидивирующей, подлинной преступности, не коренятся в природе нормального человека как наследие, оставленное эволюцией. Рецидивирующая тяжелая преступность должна иметь в каждом случае свои социальные корни, или не в столь уж редких случаях биологические, наконец, и генетические причины.

Психиатры, психологи, криминологи, как и генетики псевдомичуринского толка, склонны рассматривать психику «как целое», пренебрегая тем, что синтетическому подходу должен предшествовать локализационно-аналитический. И если в генетике этот аналитический подход привел к тому, что во многих болезнях точно известно, какой именно нуклеотид из N ·1019 нуклеотидов генетического кода клетки заменен другим, то игнорирование локализационного подхода задерживает развитие психиатрии, а игнорирование биологических и генетических данных задерживает развитие психологии и криминалистики.