Основная установка мыслителей Нового времени предпо–лагала выведение морали из природы, что часто становилось сведением ее к естественнонаучному знанию. Стремление придать этике статус строгой научной теории, используя мето–ды математики и физики, было характерно для этических изы–сканий Декарта, Гоббса, Спинозы и многих других.
Бенедикт Спиноза (1635—1677 гг.) превращает этику в на–турфилософию (его основной труд «Этика» является учением о субстанции). Одним из основополагающих выступает в его произведениях тезис о рациональной сущности человека.
Проблема индивидуального и общего в его этике приобре–тает ярко выраженную гносеологическую окраску, а добро и зло объясняются в контексте утилитаризма. Наиболее важ–ными для понимания этики Спинозы и этической основы его философии стали положения о человеческом теле как об объекте души, о соотношении порядка идей и порядка вещей, о трех родах познания, суть которых в воображении, являю–щемся главной причиной ложности, о рассудке и интуитив–ном знании.
Спиноза изображает человека предельно реалистично Каждый из нас стремится не только сохранить свое бытие, но и расширить его путем увеличения своей власти, своего совер–шенства, чтобы достичь как можно большей независимости от внешних причин.
Совершенствованию человека сопутствуют радостные чув–ства, а уменьшению совершенства – печаль и неудовольствие Желание свидетельствует о деятельном начале человека. Чело–век по своей природе стремится к тому, чтобы другие жили, поступали так же, как он. «А так как все одинаково желают то–го же, то все одинаково служат друг другу препятствием и, же–лая того, чтобы все их хвалили или любили, становятся друг для друга предметом ненависти». Основной причиной этого он считает то, что действия людей направлены от субъекта к объекту, искажены, так как человек в повседневной жизни сознает свои желания и действия, но не знает их действитель–ных причин.
Спиноза считает, что ключ к пониманию человеческих по–ступков – в его природе, состоянии аффектов. Поэтому эти–ка, в свою очередь, должна исходить из естественных законов поведения, из которых и следуют определенные действия с та–кой же необходимостью, с какой «из природы треугольника следует, что три угла его равны двум прямым». Главное осно–вание добродетели, считает мыслитель, стремление к самосо–хранению.
Осознание пользы при этом является движущей силой че–ловеческого поведения. Добро тождественно пользе человека, а зло – тому, что препятствует пользе. В природе не существу–ет ни добра, ни зла, все это – человеческие ситуации.
Никакая вещь не может быть уничтожена без действия внеш–ней причины, поэтому стремление человека к самосохране–нию – это преодоление пассивных состояний. Преодолевая их, человек освобождается от власти аффектов, живет по зако–нам самосохранения. Сам путь перехода от пассивных аффек–тов к активным и является путем добродетели, нравственного совершенствования. То, что определяется пассивными состоя–ниями, может также определяться разумом. Добродетель же находится в переходе от одного уровня детерминации к друго–му. В результате эгоизм, который движет поведением челове–ка, становится моральным лишь тогда, когда он становится разумным эгоизмом.
Спиноза полагал, что программа человеческого поведения состоит в рационально интуитивной любви к Богу. Разум по отношению к аффектам не является только репрессивным ос–нованием. Он может достичь цели лишь тогда, когда заменяет чувства и сам выступает как аффект.
Его этические рассуждения связаны также со спецификой философского знания, имеющего аксиоматически-дедуктив–ный и конструктивный подходы. Спиноза следует платонов–скому образу философии как умозрения, которое полностью охватывает реальность. В той степени, в какой философия ста–рается дойти до начал, объясняющих основание мира, и ре–шить вопрос, что значит быть, доказательство ее истинности совмещается со способностью логически, последовательно развернуть заданное основоположение в законченную строй–ную систему, в рамках которой и объясняется, оправдывается перед разумом все, что требует объяснения и оправдания. Как идеальное конструирование мира философия из всех наук ближе всего к математике, а внутри ее – к геометрии.
Поэтому Спиноза старается строить свои рассуждения на основе геометрического метода. В античности сложилась тра–диция двоякого употребления слова «этика»: в широком смы–сле ею называли почти всю философию, имеющую дело с че–ловеческим бытием в отличие от природного бытия, в узком смысле этику понимали как учение о моральной психологии, критериях и формах добродетельного поведения. Спиноза, создавая свое произведение «Этика», отталкивался, конечно, от широкого значения понятия этики.
Для Спинозы человеческое бытие, которое в своей фило–софски осмысленной основе и есть предмет этики, ничем не отличается от природного бытия. По этой причине для него философия совпадает с этикой. Проблемы морали сосредото–чены у него вокруг понятий добра и зла.
Конечной целью человека является блаженство, состоящее в интеллектуальной любви к Богу. Спиноза стремится создать универсальную этику, субъектом которой является личность, независимо от ее социальных, культурных, религиозных опре–делений, свободная личность. Понятие, таким образом, эти–ческого универсализма заложено в его определении субстан–ции («то, что существует само в себе и представляется само через себя, то, представление чего не нуждается в представле–нии другой вещи, из которой оно должно было бы образовать–ся»). Сферой универсальной этики является познающий ра–зум; так как разум есть, наряду с протяженностью, один из двух известных атрибутов субстанции, то значит, что этиче–ское поле максимально приближено к полю самой субстан–ции, а этический образ жизни соразмерен божественному. Та–кое ограничение области философского знания означало радикальный разрыв с предшествующей традицией, которая рассматривала этику в контексте учения об обществе и госу–дарстве и привязывала и то и другое к священным текстам.
17. Этика «разумного эгоизма» философов-просветителей.
Исходный пункт их учений о человеке - природный индивид, способный ощущать приятное и неприятное, испытывать удовольствия или страдания. В соответствии с законами природы он естественным образом стремиться к удовольствиям и избегает неприятных ощущений и страданий, поэтому всеми его движениями, желаниями и помыслами руководит его интерес, то есть все, что доставляет удовольствие или избавляет от страданий.
Себялюбие есть чувство, данное нам природой, и подобно тому, как мир физически подчинен законам движения, так мир духовный подчинен законам интереса. От природы человек ни зол, ни добр, - он просто всегда следует своему самому сильному интересу.
Поэтому человеческий эгоизм и стремление к осуществлению своих интересов есть единственный подлинный мотив человеческих поступков. И когда негодующие моралисты обличают людские пороки, они ничего не могут изменить. Своими причитаниями они лишь показывают, как мало знают людей, саму человеческую природу. Следует жаловаться не на злобу и порочность людей, а на невежество законодателей, которые своими законами противопоставляют частный интерес общему.
Добродетель, справедливость, честность есть не отказ от эгоизма и собственного интереса, а редкое и счастливое совпадение его с интересами общественными.
Развивая гоббсовскую концепцию естественного морального закона французские моральные философы наполняют его конкретным содержанием, подчеркивая, что именно общественное благо, общественная польза, общественный интерес - вот принцип всех человеческих добродетелей и основа морали.
Таким образом их эгоизм есть не апология безнравственности, не конец, а лишь начало их этики. Опираясь на эту природную силу себялюбия, они стремятся найти возможность сделать человека общественно полезным существом, который, преследуя свой частный интерес, одновременно осуществлял бы общественное благо.
Именно “себялюбие есть единственное основание, на котором можно построить фундамент полезной нравственности”. Для этого наука о нравственности должна стать наукой о законодательстве, ибо реформу нравов следует начать с реформы законов, с создания таких законов, которые соединяли бы общественный и частный интерес, вследствие чего людям просто было бы выгодно быть нравственными.
Таким образом, здесь впервые была предпринята попытка преодоления прямого морализирования, обращения этики непосредственно к моральному сознанию индивида с увещеваниями быть хорошим и не быть плохим, за счет поиска и целенаправленного воздействия на детерминирующие нравственность факторы, в данном случае на законодательство.
А уже после этого этика все же должна показать человеку, привыкшему переступать мораль всегда, когда это можно сделать безнаказанно, что быть добродетельным в конечном итоге очень выгодно и соответствует его интересу.
Французские моралисты были убеждены, что эгоизм, любовь к наслаждениям с которыми боролась вся предшествующая этика, являются именно той уздой, посредством которой можно направлять к общему благу страсти отдельных лиц. Ибо неспособность большинства людей к нравственной и достойной жизни есть не результат порочности их натуры, а проявление несовершенства законодательства. Бесполезно и даже несправедливо требовать от человека честности и добродетели, если они возможны для него лишь ценой отказа от собственного счастья. Раз порок человека счастливым, он должен полюбить порок.
Конечно, человек - это эгоист, но ему следует быть разумным эгоистом, то есть следовать не любому и всякому, а прежде всего “правильно понятому” интересу, удовлетворение которого не вызывает больше вреда, чем пользы. Для этого следует избегать излишеств и вожделений и уважать чужие интересы. Ибо стремление к удовлетворению “неразумного” интереса - например, быстрое обогащение путем обмана - рано или поздно обратиться вредом для совершившего его : он сам будет обманут.
Человек должен понимать, что добиться всего необходимого для счастья без помощи других людей невозможно. Но другие станут помогать ему лишь при условии, что его поведение также представляет интерес для их благополучия. Поэтому нужно стараться вести себя так, чтобы снискать одобрение, расположение и доброжелательность других, а для этого необходимо разумное самоограничение своего эгоизма и признание прав других эгоистов, их интересов.
Здесь создатели концепции “разумного эгоизма” фактически вернулись к критикуемому ими морализаторству и косвенным образом поставили под сомнение свои убеждения в том, что подлинная добродетель может опираться на эгоизм и расчетливую предусмотрительность. Ибо рисуемый ими образ нравственного человека оказывается при ближайшем рассмотрении тщательно законспирированным лицемерной личиной добродетели принципиальным эгоизмом. Здесь ничего не остается от величия подлинной, проистекающей из бескорыстной самоотверженности добродетели.
Французские материалисты стремились даже человеческий эгоизм поставить на службу добродетели. Однако, они не заметили, что эгоизм в принципе не может быть “разумен” в их смысле, ибо это есть непосредственное самоопределение “Я”. Будучи же опосредован разумом, он перестает быть эгоизмом, ибо выражает уже не интересы этого “Я”, а интересы другого субъекта - общества.
В натуралистической форме здесь проясняется понимание общественной природы нравственности, что знаменовало зарождение в этической теории принципиально нового подхода к морали - социально - исторического. Тем не менее натурализм в этике не позволял выявить и проанализировать специфику, несводимость морали к другим сферам бытия и способам мотивации поведения человека.