Персонологический поворот: “безресурсный” потенциал трансцендентного

Еще более сильные аргументы о несостоятельности традиционной ресурсной трактовке человеческого и интеллектуального потенциала дает история развития цивилизации. Если потенциал это совокупность средств, которыми располагает некая общность людей, то вся человеческая история состоит из примеров успеха личностей, групп, регионов, лишенных ресурсов в традиционном их понимании: Будда, Иисус, новые научные и художественные направления и школы, политические движения, послевоенная Япония, современные Тайвань, Сингапур... Из обыденной жизни хорошо известен факт, что часто маргиналы добиваются большего, чем лица, хорошо инкорпорированные, а значит и располагающие большими ресурсами, чем маргиналы.

Традиционный ресурсный подход в трактовке интеллектуального потенциала ограничивает последний системой имеющихся знаний, их хранения, воспроизводства и трансляции. Даже наука понимается исключительно как социальный институт: количество занятых, финансовые и прочие средства. Фактор порождения нового, творчества, нетривиальных результатов при этом практически не учитывается. Между тем. именно он и представляется главным, решающим, определяющим...

Интеллектуальная культура не исчерпывается инфраструктурой образования и науки. Развитие этих систем, как и культуры в целом предполагает творчество. Источником же творчества является личность. Именно за счет ее энергетики и возникает и продвигается нечто новое, обеспечивающее динамику развития культуры и цивилизации.

В этой связи показательна главная тенденция философствования последних двух столетий: от онтологии к гносеологии и далее через аксиологию и культурологию к персонологии. Два основных ответа на вопрос о природе бытия (идеализм и реализм) на “онтологической” стадии философии, по сути дела, есть два объяснения двойственной природы человеческого бытия, делающие акцент либо на духовной, либо на телесной его стороне. “Гносеологическая” стадия, разводящая субъект и объект, делает акцент на их соотношении, с неизбежностью выводя (с осознанием проблемы трансцендентального субъекта) на первый план проблему свободы и личности. “Аксиологический” этап - от феноменологии к экзистенциализму и одновременно - к герменевтике, нормативно-ценностной культурологии и постструктурализму - выражает стадии созревания уже собственно персонологической доминанты.

Классическая философия отказывается от индивидуальной подлинности и уникальности в пользу логической системы, марксист полагается на общество, реалист - на природу: все это пути ухода от пугающей свободы и ответственности. Экзистенциализм забрасывает человека в мир, лишенный смысла, мир абсурда. И тогда человек оказывается тем, что он сам делает с собою и с миром, не имея выхода из своей свободы. Кстати оказались достижения аналитической философии и философской герменевтики как непосредственных предшественников поструктуралистской стилистики в мэйнстриме философствования конца столетия. Историческая роль постструктурализма, как и постмодернизма в целом - в их амбивалентности всеразличия и поссибилизма, виртуальности. Нет и не может быть единой и универсальной схемы описания и объяснения, претендующей на абсолютную реальность и истинность.

Человек, как конечное существо, обречен на постижение бесконечного мира только “в каком-то смысле”, с какой-то ограниченной в пространстве и времени позиции. Смысл - порождение конечной системы, пытающейся понять бесконечное. Но тогда условием осмысления является “выход в контекст” своего бытия. Этим условием оказывается свобода - не только трансцендентальный исходный импульс, но и гарант осуществления этого смысла в социальном со-бытии. ХХ век принес осознание того, что главное не борьба за свободу и даже не достижение свободы, а переживание свободы, способность ее вынести.

Значение постмодернизма прежде всего и именно в создании предпосылок новой постановки проблемы свободы и ответственности. Он зафиксировал момент ухода конуса свободы и ответственности за границы психосоматической целостности индивида, а деконструкционизм как деперсонологизм оказывается предпосылкой новой персонологии и метафизики нравственности. Во вновь расширяющемся в запредельное конусе свободы и ответственности их субстанция становится виртуальной, а идентификация, определение границ личности - труднодоступной здравому смыслу и обыденной практике. Я превращается в точку сборки, немонотонную волновую свободы и ответственности, странником в стихиях модального бытия.

Философия на пороге нового столетия и тысячелетия раскрывается преимущественно как персонология, вбирающая в себя как философскую антропологию и культурологию, так и традиционную метафизику. Более того, мы становимся свидетелями следующей стадии вымывания философии в сферу конкретных практик: сначала наука, потом логика, теперь настала пора метафизики свободы - отнюдь не только абстрактных академических штудий, а существенно и непосредственно значимой для исследователей, экспертов, политиков, теории и практики менеджмента, образования, семейного воспитания, социальной помощи и реабилитации, художественного и научно-технического творчества, СМИ.

И без учета этого обстоятельства уже невозможно говорить о человеческом и тем более - интеллектуальном потенциале.

А применительно к российскому сюжету открываются перспективы экстраординарные.