От морального принципа к сексуально-экономическому.

Сексуально-экономические воззрения, излагаемые в данной работе, основываются на опыте клинических наблюдений над больными, испытавшими в ходе успешного лечения с помощью анализа характера изменение своей психической структуры. Есть все основания поставить вопрос о применимости знаний, полученных в результате превращения структуры характера невротика в структуру характера здорового человека, к анализу проблем структур поведения масс и их перевоспитания. Вместо теоретических рассуждений рекомендуется предоставить слово самим фактам. Следует признать, что нельзя понять встречающиеся в массовом масштабе иррационально-бессознательные и бесцельные проявления жизни на инстинктивном уровне, не используя опыт, полученный в ходе наблюдений над отдельным человеком, страдающим неврозом.

При обнаружении болезненного психического состояния среднего представителя масс нам бросается в глаза сходство его поведения с поведением наших больных. Ему свойственны, например, страх перед сексуальными контактами, девиация инстинктивного характера удовлетворения сексуальных влечений, подчас принимающая формы крайней жестокости, неспособность представить себе, что удовлетворение инстинктивных влечений совместимо с интенсивным трудом. Такое поведение характеризуется как бы естественной верой в то, что сексуальность детей и юношества — болезненное извращение, невозможностью представить себе существование какой-либо иной формы сексуальных отношений, кроме пожизненной моногамии и связанной с этим тоской по некоему идеалу всеведущего отца и т.д. Массовые индивиды переживают, в принципе, те же конфликты, хотя и отличающиеся друг от друга в деталях: ведь формирование отдельных личностей происходит по-разному. Если есть желание перенести на массу опыт, накопленный в ходе наблюдений над индивидами, то следует пользоваться только результатами, относящимися к типичным конфликтам, касающимся всех. Исходя из этого, представляется вполне корректным распространение выводов, полученных при изменении структуры личности отдельных больных, на изменение психологической структуры массы.

Люди, страдающие психическими заболеваниями, приходят к нам с типичными признаками душевного расстройства. Работоспособность во всех этих случаях снижена в большей или меньшей степени, и реальные результаты деятельности не соответствуют ни требованиям, предъявляемым человеком к самому себе или обществом к нему, ни способностям, которые он в себе ощущает. Способность к сексуальному удовлетворению во всех без исключения случаях сильно снижена или даже совсем отсутствует. Место естественного генитального способа удовлетворения всегда у них занимают негенитальные (прегенитальные) способы, садистские представления о половом акте, фантазии об изнасиловании и т.д. Причем несомненно выяснялось, что изменение характера и сексуального поведения больного приобретало четкие контуры и формы, как правило, на 4 — 5-м году жизни. Раньше или позже нарушение душевной деятельности в социальной и сексуальной сферах становится очевидным для всех. Каждый больной несет в себе противоречие между инстинктом и моралью, неразрешимое в условиях невротического вытеснения сексуальных переживаний. Моральные требования, которые он предъявляет к себе из-за постоянного давления со стороны общества, и следующие за ними ограничения усиливают застойные явления в сексуальной и в целом вегетативной сферах. Чем сильнее была нарушена его генитальная потенция, тем более возрастает диспропорция между необходимостью удовлетворения и способностью к нему. Это, в свою очередь, обостряет моральное давление, необходимое для того, чтобы справиться с инстинктами. Так как конфликт в целом остается бессознательным, непостижимым для больного, он сам ни в коем случае не может разрешить его.

В конфликте между инстинктом и моралью, между "Я" и внешним миром организм вынужден изолироваться от внешнего мира, отгородиться от него броней, "охладеть". Это "бронирование" организма обусловливает более или менее значительное ограничение всей жизнеспособности и жизнедеятельности. Нелишне будет заметить, что большинство людей страдают в этом жестком "панцире". Между ними и жизнью — стена. "Панцирь", о котором мы говорим, — самая важная причина обособления столь многих людей в условиях коллективной жизни.

Цель лечения, основанного на анализе характера, заключается в освобождении вегетативных энергий от их связи с психологическим "панцирем". Благодаря этому сначала усиливаются асоциальные потребности, несущие в себе жестокость и извращение, а с ними — возрастающий социальный страх и моральные препятствия. Если, однако, в то же время ослабевают детские привязанности к родительскому дому, к переживаниям, испытанным в раннем детстве, к воспринятым тогда антисексуальным заповедям, то к генитальной системе притекает все больше вегетативной энергии, иными словами, естественные половые потребности просыпаются к новой жизни, а может быть, и возникают впервые. Последовательное же устранение генитальных препятствий и страхов дает больному способность к совершенному — вплоть до оргазма — удовлетворению, к обретению подходящего партнера. В этом случае наблюдаются, как правило, значительные и во многих случаях ошеломляющие изменения общего поведения больного. Важнейшими среди этих изменений являются следующие:

— если прежде все поведение и мышление больного находилось под более или менее острым и тормозящим влиянием бессознательных, иррациональных мотивов, то теперь все более расширяется его возможность реагировать не в соответствии с несознательными, иррациональными мотивами, а согласно причинам, порождаемым действительностью. Например, в ходе этого процесса утрачиваются сами, без "воспитания" больного, склонность к мистицизму, религиозность, несамостоятельность, суеверия и т.д.

— если прежде больной был жестко изолирован, не имея контакта с самим собой и своим окружением или обладая только запасными функциями неестественного характера, то теперь он все более приобретает способность к непосредственному контакту как со своими инстинктами и потребностями, так и с миром. Следствием этого процесса является ясно видимое формирование непосредственного, естественного поведения вместо прежнего неестественного.

У большинства больных мы наблюдаем, так сказать, двойную жизнь. Общаясь с внешним миром, они кажутся странными, но через болезненную форму можно с несомненностью почувствовать здоровую суть. Так называемая индивидуальная дифференциация людей является сегодня в значительной степени выражением гипертрофированных невротичсских форм поведения. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что по мере выздоровления эта индивидуальная дифереренциация в значительной степени устраняется, уступая место упрощению поведения в целом. Следствием же упрощения является растущее сходство характеров выздоравливающих, хотя эти люди и не теряют своего индивидуального своеобразия. Например, каждый больной весьма по-разному преодолевает нарушения в работе, которые он испытывает. Избавляясь от этих нарушений, он обретает доверие к функциям своего "Я", затем исчезают все черты характера, компенсирующие чувство собственной неполноценности. У всех людей, однако, схожим является чувство самосознания, основанное на достижениях в труде, который осуществляется подобно движению свободного потока.

Все сказанное имеет силу и применительно к половой жизни. Тот, кто вытеснил из своего существа собственную сексуальность, развивает в себе различные формы моральной и эстетической самозащиты. Если же больные вновь обретают контакты со своими сексуальными потребностями, то невротические дифференциации исчезают. Отношение к естественной половой жизни становится более или менее одинаковым. Это относится, прежде всего, к признанию полового желания и утрате чувства сексуальной вины.

Неразрешимый прежде конфликт между инстинктивным стремлением и препятствием, обусловленным моралью, вел к необходимости для больного регулировать все свои действия в соответствии с мерками и нормами, как бы витающими над ним или по ту сторону его личности. Все, что он думал и делал, измерялось моральной меркой, которую он сам создавал для себя, одновременно протестуя против этого. Если в процессе изменения структуры характера больной признает не только необходимость, но и непременность генитального удовлетворения инстинктов, то будет сброшена смирительная рубашка, а вместе с этим произойдет и освобождение от накопленных застойных инстинктивных потребностей. Если прежде завышенный уровень моральных требований усиливал инстинкт или делал его асоциальным, а усиление инстинкта требовало введения еще более жестких моральных препятствий, то приведение способности к удовлетворению в соответствие с силой инстинкта содействует ликвидации морального регулирования в характере больного. Благодаря этому ликвидируется и необходимый прежде механизм сдерживания.

Речь идет о том, что инстинкт, ставший асоциальным, лишается важнейшего заряда энергии. Теперь объем того, что нуждается в сдерживании, не так уж велик. А здоровый человек не нуждается более в морали, так как у него нет импульсов, для сдерживания которых были бы необходимы моральные препятствия. Сдерживание еще, возможно, оставшихся импульсов асоциального поведения будет делом нетрудным при условии удовлетворения основных половых потребностей. Об этом явствует поведение человека, обретшего оргастическую потенцию. Половое сношение за деньга становится невозможным. Имеющиеся фантазии на эротические темы, включающие представления об убийстве, теряют свою силу и значимость. Мысль о принуждении партнера к любви или об изнасиловании становится чуждой, да и само такое намерение воспринимается как нечто немыслимое. То же происходит и с импульсами, существовавшими прежде и толкавшими, например, к совращению детей. Анальные, эксгибиционистские и другие извращения, как правило, Полностью исчезают, а с ними — и социально обусловленные чувства страха и вины. Исчезает заинтересованность в кровосмесительной привязанности к родителям, братьям и сестрам, и вследствие этого в характере больных высвобождается энергия, которая ранее вытеснялась из него. Короче говоря, названные здесь процессы следует рассматривать как признаки саморегулирования душевного организма.

Оказалось, что люди, обретшие способность к оргастическому удовлетворению, гораздо более способны к моногамным отношениям, нежели те, у которых нарушена нормальная способность к разрядке. Но их моногамная позиция вызвана не препятствиями, с которыми сталкиваются импульсы, побуждающие к полигамии, или сомнениями, обусловленными причинами морального порядка, а сексуально-экономическим принципом, побуждающим вновь и вновь испытывать живое, благодетельное наслаждение с одним и тем же партнером. Предпосылкой этого является полная сексуальная гармония с партнером. Различие между мужчиной и женщиной с этой точки зрения не поддавалось констатации посредством клинических исследований. Напротив, при отсутствии подходящего партнера — а это в современных господствующих условиях половой жизни имеет тенденцию к превращению в правило — способность к моногамии превращается в свою противоположность, в безостановочные поиски устраивающего партнера. Если такой партнер найден, то моногамная позиция восстанавливается сама собой и сохраняется до тех пор, пока сохраняются сексуальная гармония и удовлетворенность. Мысли о другом партнере и желания такого рода появляются лишь в очень слабой форме или не реализуются в силу интереса к постоянному партнеру.

Однако старые отношения непоправимо рушатся, если они утратили свежесть, и новая связь обещает большее наслаждение. Это обстоятельство, которое не поддается изменению, оказывается в непреодолимом противоречии со всем сексуальным устройством современного общества, где материальные связи и необходимость считаться с детьми вступают в конфликт с сексуально-экономическим принципом. Таким образом, в условиях общественного строя, отрицающего половую жизнь, именно самые здоровые люди вынуждены испытывать тяжелейшие субъективные страдания. Иным является поведение людей, оргастические восприятия которых нарушены, а ведь именно они составляют большинство. Так как они испытывают меньшее наслаждение от полового акта, или им лучше удается в течение периодов различной длительности обходиться без партнера, или они становятся менее разборчивыми. Акт не особенно много значит для таких людей. Неразборчивость в сексуальных контактах является, таким образом, следствием сексуального нарушения. Человек, испытывающий такого рода нарушения, более способен покориться условиям брака. заключаемого на всю жизнь, но его верность основывается не на сексуальной удовлетворенности, а на моральных препятствиях.

Если выздоровевшему пациенту удается найти подходящего партнера в половой жизни, то оказывается, что не только исчезают все невротические симптомы, но более того, такой человек теперь способен с удивительной, прежде неведомой ему легкостью упорядочивать свою жизнь, решать конфликты так, чтобы это не порождало неврозы. В нем формируется как бы автоматическая уверенность в регулировании своих импульсов и социальных отношений. При этом недавний больной полностью следует принципу наслаждения жизнью. Упрощение отношения к жизни — неважно, идет ли речь о структуре, мышлении или об эмоциях — устраняет из его бытия многочисленные источники конфликтов. Одновременно он приобретает критическое отношение к существующему моральному порядку. Принцип морального регулирования душевной жизни противостоит, следовательно, сексуально-экономическому саморегулированию.

В современном обществе, пришедшем в упадок, если говорить о состоянии сексуальных проблем, и отказывающем в какой бы то ни было помощи для их решения, проведение оздоровительной работы, о которой шла речь выше, часто наталкивается на труднопреодолимые препятствия, прежде всего заключающиеся в том, что сексуально здоровые люди, которые могли бы быть партнерами выздоровевших, редки. Кроме того, дают себя знать общие рамки сексуальной морали. Можно было бы сказать, что человек, здоровый в сексуальном отношении, неизбежно превращается из бессознательного лицемера в сознательного по отношению к социальным институтам и социальным условиям, препятствующим развитию его здоровой, естественной сексуальности. Другие развивают в себе способность так изменять свое окружение, что препятствия, возникающие вследствие современного социального устройства, уменьшаются или полностью исчезают.

Мне приходится здесь ограничиваться самым кратким изложением проблемы, почему я и отсылаю всех, кого она интересует, к работам, весьма обстоятельно раскрывающим ее, — "Функция оргазма" и "Анализ характера". Клинический опыт позволяет сделать выводы принципиального характера применительно к общественной ситуации. Поначалу широкие перспективы, которые открывались благодаря этим выводам, например для предотвращения неврозов, борьбы против мистицизма и суеверий, для решения старой проблемы мнимого антагонизма между природой и культурой, влечением и моралью, лишь ошеломляли и сбивали с толку. Но после многолетней проверки этих выводов на этнологическом и социологическом материале сформировалось твердое убеждение в правильности заключений, в основе которых лежит переструктурирование с морального принципа регулирования на сексуально-экономический Они были повсеместно подтверждены. Если бы теперь социальному движению удалось изменить общественные отношения таким образом, чтобы место современного отрицания сексуальности заняло бы ее всеобщее признание (со всеми экономическими предпосылками такого признания), применение принципа перевоспитания к массе людей могло бы стать действительностью.

Природа и культура, индивидуум и общество, сексуальное и социальное не противоречили бы более друг другу. Сказанное не следует, конечно, понимать как возможность лечить всех членов общества, а ведь основная идея сексуальной экономики зачастую неправильно понималась именно таким образом. Опыт индивидуального переструктурирования служит нам лишь для формирования общих принципов перевоспитания ребенка и подростка.

Терапевтический же опыт и теоретические результаты, ставшие возможными благодаря введению в психотерапию учения об оргазме, довольно существенно противоречили и противоречат всем воззрениям, сформировавшимся в соответствующих сферах науки. Представление об абсолютном противоречии сексуальности и культуры господствует в сферах морали, философии, культуры, науки, психологии и психотерапии как неприкосновенная догма. Самое значительное место занимает здесь, несомненно, фрейдовский психоанализ, приверженцы которого, несмотря на первоначально сделанные ими клинические и естественнонаучные открытия, упорно настаивают на существовании абсолютного антагонизма, о котором шла речь. Поэтому необходимо изложить противоречия, вызвавшие "заболевание" психоаналитической теории культуры и метафизическое вырождение научной работы, основанной на ней. Такое изложение вполне способно привести в смущение.