Великая Октябрьская социалистическая революция явилась переломом во всей мировой истории. В год свершения революции и в грозные годы гражданской войны, когда весь народ, все трудящиеся были вовлечены в активную деятельность, массовые театрализованные представления разыгрывались на улицах и площадях многих городов России. В. И. Ленин писал в те годы о «прекрасном размахе, который дала народному творчеству великая революция». Театрализованные представления объединяли тысячи и десятки тысяч участников и зрителей.
Весьма показательны названия представлений: «Пантомима великой революции» — в Москве, «Гимн освобожденного труда»— в Петрограде, «Борьба труда и капитала»— в Р1ркутске, «Восхваление революции» — в Воронеже, «Поступь свободных народов» — в Харькове, «Интернационал» — в Киеве, «Красные дни»— в Дербенте, «Апофеоз труда» — в Самаре...
Вахтангов мечтает в это время поставить на сцене «Коммунистический манифест». Марджанишвили пишет сценарий революционного празднества и мечтает о театре великом, всеохватывающем. Маяковский, Блок, Мейерхольд думают о театре, который смог бы выразить революцию, и берут на вооружение все то, что соответствует их задачам, в неисчерпаемом арсенале народного самодеятельного театра, рожденного революцией. Не случайно Луначарский назвал «Мистерию-буфф» «первой художественной революционной пьесой», которая «задумана под влиянием нашей революции и поэтому носит на себе печать задорную, дерзкую, мажорную, вызывающую».
С древнейших времен в народных обрядах, празднествах и представлениях в полную силу проявлялся вольнолюбивый дух народа, царило карнавальное веселье, смех, сатира. Советский литературовед М. Бахтин дал замечательную по своей содержательности характеристику наиболее распространенной в странах Западной Европы формы народного празднества — карнавала:
«Карнавал не знает разделения на исполнителей и зрителей. Он не знает рампы даже в зачаточной ее форме. Рампа разрушила бы карнавал (как и обратно: уничтожение рампы разрушило бы театральное зрелище). Карнавал не созерцают — в нем живут, и живут все, потому что по идее своей он всенароден. Пока карнавал совершается, ни для кого нет другой жизни, кроме карнавальной. От него некуда уйти ибо карнавал не знает пространственных границ. Во время карнавала можно жить только по его законам, то есть по законам карнавальной свободы. Карнавал носит вселенский характер, это особое состояние всего мира, его возрождение и обновление, которому все причастны».
И дальше Бахтин поясняет: «На фоне исключительной иерархичности феодально-средневекового строя и крайней сословной корпоративной разобщенности людей в условиях обычной жизни этот вольный фамильярный контакт между всеми людьми ощущался очень остро и составлял существенную часть общего карнавального мироощущения. Человек как бы перерождался для новых, чисто человеческих отношений».
И в древнегреческих песнях «комоса», по словам М. Бахтина, в скрытом, исторически и эстетически неразвернутом виде содержались жизнеутверждение и отрицание, народность карнавального веселья и острота сатирического осмеяния.
А если пойти еще дальше в глубь веков, то у истоков народных празднеств и представлений нетрудно обнаружить «производственную» и «бытовую» обрядность. Наш исторический очерк мы и начнем с древнейших времен — с развития народных празднеств и театрализованных представлений при первобытнообщинном строе.