Некоторое совпадение политических и экономических интересов в конце 1940‑х годов привело к появлению новых стратегических задач в политике Британии и США. В случае с Великобританией, хотя она и удалилась из дальних уголков империи, она не могла отвернуться от Ближнего Востока. Советы оказывали давление на „северный ярус“ – Грецию, Турцию и в особенности на Иран. А Иран вместе с Кувейтом и Ираком были для Великобритании главными источниками нефти. Для военной безопасности требовался постоянный доступ к ним, а дивиденды от „Англо‑иранской нефтяной компании“ были главным генератором поступления доходов в казначейство. „Без Ближнего Востока и его нефти нет надежды, что мы сможем достичь в Великобритании того уровня жизни, к которому стремимся“, – заявил министр иностранных дел Бевин в Комитете по обороне при Кабинета министров.
Если для Великобритании масштабы ее деятельности сузились, то перспективы и обязательства Соединенных Штатов необычайно расширились. Уже больше никогда американский президент не скажет, как сказал Франклин Рузвельт в 1941 году, что Саудовская Аравия далековато. Соединенные Штаты становились обществом, все в большей степени основывающимся на нефти, и внутреннее производство больше не могло обеспечить его потребности. Только что завершившаяся мировая война показала, насколько ключевой и решающей для национальной мощи является нефть. Американские лидеры и политики двигались в направлении более широкого определения национальной безопасности, которое отражало реальности послевоенного баланса сил – нарастающий конфликт с Советским Союзом и явный переход мантии от Британии Соединенным Штатам, которые теперь становились самой сильной державой мира.
Советский экспансионизм – каким он был, и каким мог стать – вывел Ближний Восток на передний план. Для Соединенных Штатов нефтяные ресурсы региона сами по себе представляли не менее насущный интерес, чем независимость Западной Европы, и нефтяные месторождения Ближнего Востока следовало защитить и удержать на западной стороне „железного занавеса“ для обеспечения экономического выживания всего западного мира. Военные стратеги серьезно сомневались в возможности действительной защиты нефтяных месторождений в случае длительной „горячей войны“, и в равной степени думали как об их разрушении, так и об их защите. Но в „холодной войне“ эта нефть будет иметь огромную ценность, и следовало делать все возможное, чтобы не лишиться ее.
Саудовская Аравия стала главным фокусом американской политики. Как выразился один из американских чиновников в 1948 году, ее достояние „было, вероятно, ценнейшим экономическим приобретением в мире в области иностранных инвестиций“. И здесь Соединенные Штаты и Саудовская Аравия установили уникальные новые взаимоотношения. В октябре 1950 года президент Гарри Трумэн написал письмо королю Ибн Сауду: „Я хочу возобновить ВашемуВеличеству те заверения, которые неоднократно давались ранее, в том, что Соединенные Штаты заинтересованы в сохранении независимости и территориальной целостности Саудовской Аравии. Любая угроза Вашему королевству будет немедленно воспринята как требующая внимания и заботы Соединенных Штатов“. Такое послание звучало как гарантия.
Возникающие особенные отношения были результатом переплетения общественных и частных, коммерческих и стратегических интересов. Они осуществлялись как на государственном уровне, так и через „Арамко“, которая стала механизмом не просто нефтяного развития, но и всеобщего развития Саудовской Аравии, – хотя и изолированно от широких кругов арабского общества, но всегда в рамках, очерченных саудовским государством. Это был невероятный союз – союз бедуинов и техасских нефтяников, союз традиционной исламской автократии с современным американским капитализмом. Однако этому союзу было суждено выжить.