Дэниел Ергин Добыча

Дэниел Ергин

Добыча

 

«Добыча»: ДеНово; Москва; 1999

ISBN 5‑93536‑001‑2

 

Аннотация

 

Получившая престижную Пулитцеровскую премию книга „Добыча“ – это яркое, наполненное историческими персонажами и событиями повествование о „черном золоте“ – о нефти. Автор раскрывает сложные взаимоотношения между мировой нефтяной индустрией и международной политикой и дает ключ к пониманию того, как нефть стала одним из определяющих факторов развития мировой экономики, и как она будет продолжать играть ключевую роль в будущем. В приложении дается хронология особо значимых событий в отрасли, а также графики соотношения объема производства и цен на нефть и топливо.

 

Дэниел Ергин

Добыча

Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

С английского языка название книги Дэниела Ергина „The Prize“ можно перевести как награда, находка, неожиданное счастье, предмет вожделений, желанная добыча. Все эти определения, без сомнения, относятся к нефти, ставшей поистине кровью современной экономики.

На страницах своего фундаментального труда автор излагает подробнейшую историю развития нефтяной промышленности на протяжении почти полутора столетий, начиная с пятидесятых годов прошлого столетия, когда „каменное масло“ использовалось для производства медикаментов, и до вторжения Ирака в Кувейт в 1990 году. Написанная живым языком, книга полна исторических, страноведческих и политических экскурсов, психологических портретов основных участников нефтяного рынка, а также неизвестных широкому кругу читателей закулисных интриг политической жизни различных государств и экономических аспектов мировой экономики.

Книга разделена на пять частей, каждая из которых охватывает определенный этап в процессе превращения нефти из малозначимого природного ресурса в мощнейший инструмент борьбы за мировое господство.

В первой части освещается самый бурный период развития нефтяной промышленности – с начала пятидесятых годов до Первой мировой войны. Большой интерес представляет история зарождения первых нефтяных империй – корпорации „Стандард ойл“ Дж. Рокфеллера в США и компании братьев Нобеле в России, явившихся мощнейшим катализатором развития мирового капитализма. Начав работать в конкурентной среде и осуществив стратегию охвата всей цепочки бизнеса от добычи до сбыта готовой продукции, обе компании добились поразительных успехов. Этот процесс через много лет мы назовем „вертикальной интеграцией“. На рубеже веков политические цели великих стран в отношении потенциальных стран‑источников нефти главенствовали над экономическими. Нефть в то время еще не была жизненной энергией экономики и использовалась в ограниченных областях, являясь инструментом давления на бедные страны, обладавшие потенциальными запасами нефти. Примечательно, что уже через несколько десятков лет произойдет обмен ролями между Востоком и Западом.

Вторая часть книги охватывает период с Первой до Второй мировой войны. Первая мировая война впервые в истории показала роль и значение нефти для военных целей. В конце войны было справедливо сказано, что победа была в некотором смысле победой грузовика над локомотивом. С целью регулирования ограниченных ресурсов Конференция союзников координировала распределение нефти и явилась прообразом ОПЕК. После успешного применения нефти во время войны мир требовал все большие объемы нефти для целей экономического процветания и наращивания национального могущества, поэтому нефть стала основным элементом национальных стратегий. Автор ярко описывает хаос „безбензиновых воскресений“ в США, что подчеркивает драматизм проблемы недостатка нефти в современном государстве. Выражение „нефть – это власть“ постоянно подтверждалось во время Первой мировой войны. Нефть стала символом и могущества, и независимости. Установились связи между целями нефтяных компаний и интересами государства. Эта связь стала впоследствии постоянной составляющей мировой политики.

В третьей части повествуется о роли нефти в ходе Второй мировой войны и предшествовавших ей событиях. Ни у Германии, ни у ее союзниц не было значительных собственных источников нефти, что и явилось основной причиной их военного поражения. Главной экономической целью Германии в походе на восток, как и во время Первой мировой войны, был захват кавказских нефтяных месторождений. Но немцы просчитались в своих будущих потребностях в нефти, в результате чего осуществление захватнических планов стало невозможным. США долго не вводили эмбарго против союзницы Гитлера Японии. Эту мудрую политику проводил Т. Рузвельт, считавший, что нефть следует использовать как инструмент дипломатии, а не как курок оружия. Сверхресурсы США, образовавшиеся в результате реализации довоенной государственной программы по ограничению добычи, стали неоценимым стратегическим ресурсом во время войны. Без него развитие истории могло бы пойти совсем по другому пути. Четвертая часть книги носит название „Углеводородный век“ и повествует о величайших открытиях месторождений нефти на Ближнем Востоке, первых энергетических кризисах, образовании Организации стран‑экспортеров нефти. С середины 1940‑х годов центр мировой нефтедобычи стал перемещаться из Карибского бассейна в район Персидского залива. Вместе с ним и центр политических и экономических интересов не только нефтяных компаний, но и западных государств сместился на Ближний Восток. Поток дешевой ближневосточной нефти кардинально изменил жизнь в Европе. В то же время нефть стала центром растущего национализма, „мощнейшим оружием арабов“, по выражению лидера Саудовской Аравии. Ближневосточные страны требовали увеличения поступлений от нефтяных компаний. Нефть для них означала обретение власти, мирового влияния. Именно это сделало борьбу столь ожесточенной. Компании были вынуждены пойти на уступки и отдавать все большую часть своих доходов государствам‑владельцам нефтяных ресурсов с целью поддержания у власти „дружественных“ режимов. Последовавшие в конце 1950‑х годов падения цен из‑за резкого увеличения предложения вынудило страны‑экспортеры нефти создать организацию, целью которой было поддержание и выведение цен на прежний уровень. Организация стран‑экспортеров нефти ограничила права иностранных компаний и обязала их согласовывать любые крупные изменения объемов добычи и цен.

Как бы ни развивалась международная и национальная политика, в послевоенной истории тренд потребления нефти представлял собой постоянно восходящую линию. Пятидесятые – шестидесятые годы стали ловушкой для стран‑импортеров, которые проводили крупномасштабный переход на применение нефти во всех отраслях экономики без использования ресурсосберегающих технологий, резко рос спрос и в частном секторе. По определению автора, наступает эра „углеводородного человека“. В это время во время первых Иракского и Суэцкого кризисов первые успешные испытания прошло „нефтяное оружие“.

Пятая часть книги посвящена процессу превращения ОПЕК из незаметной организации в колосс мировой экономики, борьбе ее членов за мировое господство. Усиленный экономический рост начала семидесятых годов привел к тому, что спрос на нефть стал превышать предложение. Именно с этого периода наиболее отчетливо проявились негативные факторы десятилетиями нараставшей зависимости европейских стран от ближневосточной нефти. С этого момента нефть стала полноценным оружием Ближнего Востока. В самой ОПЕК это время называют „золотым веком“ организации. Хозяевами мировой экономики теперь были страны‑члены ОПЕК, полностью контролировавшие свои нефтяные ресурсы и цены на нефть. Они активно избавлялись от своего колониального прошлого, и статус западных нефтяных компаний опустился до уровня наемной рабочей силы. В результате к концу семидесятых годов глобальная нефтяная промышленность изменилась до неузнаваемости. После революции в Иране поставки нефти этого крупнейшего экспортера прекратились, и нефть стала предметом крупнейших спекуляций, показавших, что под угрозой был не только экономический рост и целостность мировой экономики, но даже и мировое устройство. В результате кризиса страны стали создавать значительные запасы топлива, начался переход на другие источники энергии, наметился экономический спад и рост темпов инфляции. Новые источники нефти в Мексике и Северном море ослабили позиции ОПЕК, и к середине восьмидесятых годов цены начали снижаться. В этой ситуации в развитии нефтяной промышленности ближневосточных стран наметилась естественная в условиях конкуренции тенденция вертикальной интеграции, постепенно превращающая их из оптовых торговцев нефтью в розничных распространителей продукции переработки. В течение десятилетий нефть способствовала ускоренному развитию цивилизации как в положительном, так и в отрицательном направлениях, постоянно находясь в центре международной экономики и политики, являясь одновременно надежным источником благосостояния и политической силы государств. Этот стратегически важный ресурс, вскормивший мировую экономику, которая без него не в состоянии функционировать, еще многие десятилетия будет оставаться объектом интересов и действий компаний и государств как экономическими инструментами, так и с помощью военной силы, меняя направления развития отдельных стран, регионов и всей планеты.

В книге не отражены кризисные явления, возникшие в 1997–1998 годы, связанные с падением цен на нефть. Эти события имели не только экономический, но и геополити ческий аспект. Они заставили страны ОПЕК принять и реализовать (что оказалось существенно сложнее) меры по лучшей сбалансированности спроса и предложения в нефтяном мире. Более того, проблема координации нефтяного рынка вышла за пределы ОПЕК и приобрела общемировой масштаб.

Очевидно, что эти последние события на мировом нефтяном рынке требуют особого осмысления и изложения. Немалое место в книге уделено этапу развития российской нефтяной промышленности с самого ее зарождения и до 1917 года. В последующие годы наша страна была как бы вычеркнута из мировой промышленной истории, находясь в роли распространителя собственных природных ресурсов по любым ценам с целью получения так необходимой замкнутому государству иностранной валюты.

Нефть и некоторые другие природные ресурсы за всю историю существования СССР были почти единственным связующим звеном между нашей страной и Западом. Неизвестно, как бы сложилась судьба государства, если бы у него не было этого поистине животворного источника. Сразу же после революции на Западе раздавались призывы к компаниям, приобретавшим российскую нефть, остановиться, так как без этого источника дни советской власти сочтены. Но экономический расчет тогда взял верх над политикой. Нефть в очередной раз определила ход мировой истории.

В сегодняшней России нефтяной и топливно‑энергетический комплекс в целом оказался наиболее стабильным сектором экономики, болезненно переживающей переход к рыночным условиям. Созданные в 1993–1995 годах вертикально интегрированные нефтяные компании, получившие в наследство от нефтяной промышленности СССР устаревшее оборудование, традиционную организацию труда и производства, стремятся к динамичному развитию, приближению или даже достижению уровня лучших мировых компаний. Ряд из них, включая крупнейшую нефтяную компанию России „ЛУКОЙЛ“, уже приближаются к мировому уровню. Вместе с тем предстоят еще долгие годы упорной работы, прежде чем российские компании наверстают упущенные десятилетия и на равных смогут конкурировать на международном рынке с зарубежными гигантами (как это было до революции, когда наши нефтепродукты, а не сырая нефть, продавались во многих странах Восточного полушария). Только в этом случае Россия сможет обрести так необходимый ей политический и экономический вес, достойный ее масштабов и великой истории.

 

Президент НК „ЛУКОЙЛ“ В. Алекперов

 

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

 

Я считаю для себя привилегией издание книги „Добыча“ на русском языке и рассматриваю возможность обратиться к вам, ее читателям, как большую честь. Надеюсь, что вас захватит повествование на столь грандиозную тему, что вас заинтригуют и действующие в нем лица. Быть может, вы сочтете мою книгу похожей на роман, хотя поспешу напомнить Вам о том, что это повествование вполне реально и основано на исследовательской работе, длившейся семь лет.

Надеюсь также на то, что данное издание послужит и более конкретной цели, а именно, внесет свой вклад в дело укрепления взаимопонимания и конструктивных отношений между нефтегазовой отраслью России и стран СНГ, с одной стороны, и мировой отраслью, с другой стороны.

Должен с самого начала кое в чем признаться. Эта книга оказалась задачей куда более серьезной, чем я мог себе представить, когда я только приступил к этой работе. Я начал писать ее в тот самый момент, когда мы основали свою консалтинговую фирму „Кембридж энерджи ресерч ассошиейтс“. Заниматься двумя этими вещами одновременно было делом достаточно многотрудным. И оказалось, что в силу значимости самой мировой нефтяной отрасли, писать ее историю – это все равно что писать историю современного мира. Но я продолжал работать, и книга поистине зажила своей собственной жизнью. Для меня лично исследовательская работа и писательский труд были процессом непрерывных открытий и неожиданностей, который, в свою очередь, стал источником огромного вдохновения и творческого удовлетворения. Надеюсь, что для читателей мой труд предстанет всеобъемлющим повествованием о данной отрасли, способным создать необходимый контекст для понимания ее нынешних и будущих проблем и задач.

Мне хочется верить, что книга вызовет интерес самого широкого круга читающей публики – всех тех, кому небезразличен ход мировой политики. Я также надеюсь и на то, что книга станет полезным спутником для всех, кто работает в нефтегазовой и смежных отраслях, а также для тех, кто занят политикой и определяющими ее законами. Я питаю особую надежду на то, что мою книгу сочтут полезной те молодые люди, которым предстоит формировать будущее данной отрасли – по сути, будущее своей нации – в предстоящие десятилетия.

Эта книга отражает огромное уважение к великим достижениям нефтегазовой отрасли России и стран СНГ – достижений, которые уже не укладываются в рамки трех различимых политических реальностей.

Отрасль зародилась в данном регионе во второй половине девятнадцатого века, когда довольно нехитрый бизнес – добыча нефти из выкопанных вручную колодцев – был преобразован технологией и духом предпринимательства и стал одним из величайших центров мировой нефтедобычи. И в самом деле, в течение нескольких лет район, прилегающий к Баку, занимал по добыче нефти первое в мире место. Он оставался крупным добывающим районом и после большевистской революции, и был одной из стратегических целей нацистского вторжения в Советский Союз в июне 1941 года.

После Второй мировой войны советские нефтяники освоили новые районы добычи в Волго‑Уральском регионе. Затем последовало освоение гигантского месторождения Самотлор, и Западная Сибирь стала одним из крупнейших источников нефти и газа для всего мира. Это стало огромным достижением, на пути к которому были преодолены громадные препятствия и трудности. Этот выдающийся успех заслуживает огромного уважения. К концу восьмидесятых годов нашего века Советский Союз занял место крупнейшего производителя нефти и ведущего экспортера природного газа. Но со временем столь мощные усилия в увеличении добычи сказались на состоянии месторождений.

Третья реальность сформировалась уже по окончании советской эпохи. В России появились нефтяные компании с вертикальной интеграцией и самая крупная газовая компания в мире. „Лукойл“, один из спонсоров данного издания, всего за несколько лет снискал известность во всем мире. В странах вокруг Каспийского моря появились крупные национальные компании, в том числе азербайджанская „Сокар“, которая также стала одним из наших спонсоров. Преобразование прежних министерств в современные компании – дело не из легких. Потребности в инвестициях очень велики. Инвестиции понадобятся и для восстановления добычи на освоенных месторождениях, и для освоения новых, и для создания систем транспортировки нефти на рынки.

В то же время, рухнули границы, изолировавшие нефтяную и газовую промышленность бывшего СССР от всего мира. За последнее десятилетие западные компании стали партнерами и инвесторами, несущими капитал, широкий выбор технологий и доступ к мировым рынкам. Этот опыт в разных странах складывается по‑разному, но во всех случаях новые взаимоотношения носят сложный характер, подвергаются самым разнообразным факторам давления и переживают многочисленные трудности.

И все же, несмотря на все трудности, поразительными кажутся и глубина диалога, и взаимопонимание. Стало совершенно ясно, что нефтегазовая отрасль России и ее соседей будет процветать и пользоваться благами партнерства с мировой отраслью. В свою очередь, это требует двустороннего обмена знаниями.

Мы с коллегами по „Кембридж энерджи ресерч ассошиейтс“ пытаемся постичь то, как эволюционирует нефтегазовая отрасль во всем мире. Мировая отрасль, с которой вы сталкиваетесь сегодня, продолжает претерпевать огромные перемены. Отчасти движущей силой этих перемен стали выдающиеся технологические достижения, которые открывают новые горизонты для предпринимательства, а отчасти – общемировая тенденция все больше полагаться на рыночные силы. По мере чтения, вы заметите, сколь значительная часть истории определяется не только трениями и борьбой, но и сотрудничеством между правительствами и отраслью.

Сегодня все больше правительств приходят к пониманию того, что для решения государственных задач им нет нужды держать отрасль под жестким контролем. Традиционная забота о безопасности отходит на задний план с увеличением источников снабжения и все большей доступностью технологии. По всему миру торговля нефтью в наши дни ведется на открытых рынках. Европа, которая столь важна для экспорта российского газа, продвигается в сторону развития конкуренции. В разведке и добыче компании ведут активную конкурентную борьбу, но конкуренция существует и между странами, которые стремятся привлекать новые инвестиции в мире, где открывается все больше возможностей. Сегодня правительства понимают, что одна из их самых насущных задач – своевременное содействие инвестициям, а это подразумевает создание положительных условий для работы отрасли – как для отечественных, так и для международных компаний. Ведь лучше переложить бремя коммерческих рисков и коммерческих решений на компании, действующие в широких рамках стабильного правопорядка и надежных договоров. Интересам правительств – и стран – служит более высокий уровень добычи и более высокий уровень поступлений в государственную казну, которые можно было бы использовать' для нужд столь важных отраслей, как здравоохранение и образование.

Взаимопонимание можно укреплять посредством лучшего понимания того, как развивалась мировая отрасль. Именно это является главным в повествовании. Как вы, возможно, уже догадываетесь, на страницах книги вам откроется широкая картина. И это очень длинная история. История, значение которой перешагнет и за XXI век.

 

Дэниел Ергин 27 октября 1999 года

 

ПРОЛОГ

 

Посвящается Анжеле, Александру и Ребекке

 

За одну лишь ночь Уинстон Черчилль изменил свои взгляды. Вплоть до лета 1911 года он, тогдашний министр внутренних дел, был одним из лидеров „экономистов“ – группировки в британском кабинете министров, критически относившейся к росту расходов на военные цели, для поддержания превосходства над Германией на море. Это соперничество значительно обостряло растущий антагонизм между двумя нациями. Но Черчилль горячо оспаривал неотвратимость войны с Германией, а также то, что намерения Германии необязательно носят агрессивный характер. Он настаивал на выделении средств на внутренние социальные программы, а не на дополнительные военные корабли.

Но 1 июля 1911 года кайзер Вильгельм направил военное судно „Пантера“ в порт Агадир, на атлантическом побережье Марокко. Целью рейда был сбор сведений о французском проникновении в Африку, и поиск ниши для Германии. Но хотя „Пантера“ была всего лишь канонерской лодкой, а Агадир – портом второстепенной важности, прибытие военного судна вызвало глубокий международный кризис. Рост немецкой военной мощи уже вызывал беспокойство у соседей по Европе; теперь Германия в поисках „места под солнцем“, казалось, бросила прямой вызов мировому господству Франции и Британии. В течение нескольких недель в Европе царил страх большой войны. Однако, к концу июля, когда Черчилль заявил, что „возмутитель спокойствия сдает позиции“ напряжение спало. Но кризис изменил взгляды Черчилля на будущее. В противоположность прежним убеждениям о намерениях Германии, он теперь считал, что Германия стремится к господству и готова ради этого применить силу. Он склонялся к мнению о неизбежности войны, о том, что она лишь вопрос времени.

Возглавив сразу же после события в Агадире адмиралтейство, Черчилль обещал сделать все для подготовки вооруженных сил Великобритании к неизбежному столкновению. Он отвечал за то, чтобы британский флот – слава и гордость Британской империи – был готов встретить вызов Германии на морских просторах. Одним из наиболее важных и спорных вопросов, вставших перед ним, был переход британского флота на нефть вместо традиционного угля. Вопрос казался техническим, но на деле он имел огромное значение для двадцатого века. Многие считали такой переход нецелесообразным, поскольку вместо надежных поставок уэльсского угля флот должен был зависеть от уязвимых поставок нефти из Персии, как тогда называли Иран. „Чтобы полностью перевести флот на нефть, следовало быть во всеоружии против моря беспорядков“, – сказал Черчилль. Но стратегические преимущества нового топлива – увеличение скорости судов и эффективности использования людских ресурсов – были для него столь очевидными, что вопрос был решен. Великобритания должна была положить „нефть в основу своего господства на море“, и он посвятил все свои силы и энергию на достижение этой цели.

Альтернативы не было, по словам Черчилля, „Господство – вот цена этого предприятия“

Так Черчилль накануне Первой мировой войны провозгласил максиму, применимую не только к последовавшему вскоре мировому пожару, но и ко всему, что последовало за этим на многие десятилетия вперед, поскольку нефть означала господство на протяжении всего двадцатого века. И борьба за господство – это как раз то, о чем повествует эта книга.

В начале девяностых годов этого столетия – почти восемьдесят лет спустя после того, как Черчилль отдал предпочтение нефти, после двух мировых войн и затяжной холодной войны, и в то время, когда, казалось, началась новая, более мирная эпоха – нефть вновь стала центром мирового конфликта. 2 августа 1990 года еще один из диктаторов этого столетия, Саддам Хусейн в Ираке, вторгся в соседний Кувейт. Его целью было не только покорение суверенного государства, но также и захват его богатств. Добыча была громадной. В случае успеха Ирак стал бы ведущей нефтяной державой мира, и господствовал в арабском мире и в Персидском заливе, где сконцентрированы основные запасы мировой нефти. Его новая мощь и богатство, а также контроль над нефтяными запасами, вынудили бы весь остальной мир считаться с устремлениями Саддама Хусейна. Таким образом, господство само по себе было наградой.

Но ставки были явно столь велики, что вторжение в Кувейт не было принято остальным миром как свершившийся факт, как того ожидал Саддам Хусейн. Оно не было встречено той пассивностью, как это было при оккупации Гитлером Рейна и нападением Муссолини на Эфиопию. Вместо этого Объединенные Нации установили эмбарго, и множество государств в западном и арабском мире мобилизовали военные силы с тем, чтобы защитить сопредельную Саудовскую Аравию от Ирака и встать на пути устремлений Саддама Хусейна. Это был беспрецедентный случай как сотрудничества США с СССР, так и быстрого и массированного развертывания сил в этом регионе. За несколько лет до этого стало чуть ли не модным говорить о том, что нефть больше не имеет „такой важности“. Действительно, весной 1990 года, всего за несколько месяцев до вторжения Ирака, высшим чинам американского центрального командования, которые впоследствии встанут во главе мобилизации в США, говорилось о том, что нефть утратила стратегическую важность. Но оккупация Кувейта рассеяла иллюзии. В конце двадцатого века нефть по‑прежнему оставалась основой безопасности, процветания и самой сущности цивилизации.

Хотя современная история нефти ведет начало со второй половины девятнадцатого века, именно двадцатый век коренным образом изменился благодаря нефти. История нефти разворачивается на фоне трех великих проблем.

Первая – подъем и развитие капитализма и современного бизнеса. Нефть – это самый крупный и распространенный бизнес в мире, величайшая из великих индустрии, которые возникли в последние десятилетия девятнадцатого века. Компания „Стандарт ойл“, доминирующая в американской нефтяной промышленности к концу девятнадцатого века, была одним из первых и самых крупных в мире транснациональных предприятий. Расширение бизнеса от старателей‑одиночек, сладкоречивых агентов по сбыту и крупных предпринимателей до корпоративных бюрократий и государственных компаний, объединяет эволюцию бизнеса, корпоративной стратегии, технологического прогресса, маркетинга и, конечно, национальной и международной экономики в двадцатом веке. На протяжении всей истории нефти заключались сделки принимались молниеносные решения и между людьми, компаниями и нациями, иногда по предварительному расчету, а иногда и спонтанно. Ни в одном другом бизнесе так ярко и четко не проявлялся смысл риска и вознаграждения, а также огромное влияние удачи и судьбы.

Если мы заглянем в двадцать первое столетие, то осознаем, что и в нем господство в равной мере будет определяться как микропроцессором, так и бочкой нефти. Поэтому, нефтяная промышленность продолжает оказывать огромное влияние на всю эпоху. В число двадцати ведущих корпораций мира по сведениям „Fortune 500“ входит семь нефтяных компаний. Пока не будет открыт альтернативный источник энергии, нефть будет по‑прежнему оказывать серьезное воздействие на мировую экономику; значительные колебания в цене могут либо ускорить экономический рост, либо, напротив, привести к инфляции и экономическому спаду. Сегодня нефть это единственный товар, о котором постоянно говорят и спорят не только на страницах, отведенных экономике, но и на первой полосе. Как и в прошлом, она источник благосостояния для отдельных людей, фирм, и целых стран. По словам одного из магнатов, „Нефть – это уже почти деньги“.

Вторая проблема – то, что нефть как товар непосредственно связана с национальной стратегией и мировой политикой и властью. Поля сражений Первой мировой войны подтвердили важность нефти, как элемента национальной мощи в эпоху, когда двигатель внутреннего сгорания пришел на смену лошади и паровозу. Нефть лежала в основе развития событий и результата Второй мировой войны как на Дальнем Востоке, так и в Европе. Японцы атаковали Перл‑Харбор для защиты своего фланга, при захвате нефтяных ресурсов Восточной Индии. Среди наиболее важных стратегических целей Гитлера при вторжении в Советский Союз были нефтяные месторождения на Кавказе. Но американское нефтяное превосходство было убедительным, и к концу войны топливные баки Германии и Японии были пусты. В годы холодной войны борьба между транснациональными корпорациями и развивающимися странами за контроль над нефтью была основной частью великой драмы деколонизации и растущего национализма. Суэцкий кризис 1956 года, ставший конечной вехой на дороге старых европейских империй, был в такой же степени связан с нефтью, как и с другими факторами. В семидесятые годы „Власть нефти“ была всеохватывающей, выводя государства, ранее находившиеся на периферии международной политики, на позиции, позволяющие обладать огромным богатством и влиянием, создавая при этом глубокий кризис доверия в индустриальных державах, чей экономический рост был основан на нефти. И нефть стала ядром первого после холодной войны кризиса в девяностых годах – вторжения Ирака в Кувейт.

Но нефть также показала, что она может быть дурцким золотом. Шаху Ирана было даровано желанное нефтяное богатство, и оно погубило его. Советский Союз – второй в мире экспортер – растратил свои огромные доходы от нефти всемидесятых и восьмидесятых годах на гонку вооружений, а также на ряд бесполезных, а порой и имевших катастрофические последствия международных авантюр. И США, бывшие когда‑то одним из главных нефтедобытчиков в мире, а сейчас самый крупный потребитель, вынуждены импортировать половину необходимой им нефти, ухудшая свое общее стратегическое положение и увеличивая уже обременительный торговый дефицит – рискованное для великой державы положение.

С концом холодной войны складывается новый мировой порядок. Экономическая конкуренция, региональные конфликты, этнические столкновения идут на смену идеологии в качестве основы интернациональных и национальных конфликтов, чему способствует распространение современного вооружения. Но независимо от эволюции нового международного порядка, нефть останется стратегическим товаром, имеющим решающее значение для национальной стратегии государств, и международной политики.

Третья проблема в истории нефти – это то, как мир стал „Обществом углеводородов“, а мы, на языке антропологов, „людьми углеводородов“. В первые десятилетия своего существования, нефтяная промышленность снабжала индустриальный мир продуктом с названием „керосин“ и известным как „новый свет“, который потеснил ночь и удлинил рабочий день. В конце девятнадцатого столетия Джон. Д. Рокфеллер стал самым богатым человеком в США, в основном, благодаря торговле керосином. Бензин в то время был практически бесполезным побочным продуктом, который иногда удавалось продать по цене два цента за галлон, а если нет, то его просто выливали в реку по ночам. Но как только изобретение лампы накаливания, казалось бы, стало первым шагом к моральному старению нефтяной индустрии, то с разработкой двигателя внутреннего сгорания, работающего на бензине открылась новая эра. Нефтяная индустрия получила новый рынок, и родилась новая цивилизация.

В двадцатом веке нефть совместно с природным газом свергла с престола „Его Величество Уголь“ в качестве источника энергии для индустриального мира. Нефть также стала основой для распространения великой послевоенной „пригородизации“, которая преобразила и нынешний ландшафт и наш современный образ жизни. Сегодня мы настолько зависим от нефти, а нефть так внедрилась в наши повседневные дела, что мы уже не осознаем ее широкое значение. От нефти зависит где мы живем, как мы живем, как мы работаем, как мы путешествуем, даже – где мы ухаживаем. Нефть – это кровь в сосудах урбанизированных сообществ. Нефть (и природный газ) являются существенными компонентами удобрений от которых зависит мировое сельское хозяйство; нефть позволяет перевозить продукты питания к мегаполисам, которые не в состоянии удовлетворить свои потребности. Нефть дает нам пластмассу и химикаты, которые являются кирпичиками и цементирующим раствором фундамента сегодняшней цивилизации – цивилизации, которая рухнет, если нефтяные скважины всего мира внезапно высохнут.

В продолжение большей части этого столетия, растущая зависимость от нефти практически повсюду отмечалась как нечто хорошее, как символ человеческого прогресса. Теперь дела обстоят иначе. С развитием движения за охрану окружающей среды основным принципам индустриального общества был брошен вызов; и нефтяная промышленность во всех ее аспектах стоит во главе списка тех, кого надо изучать, критиковать и с кем бороться. Во всем мире ведется работа по сокращению сжигания всех типов ископаемого топлива – нефти, угля и природного газа, вызывающего смог, загрязнения воздуха, кислотные дожди, и уничтожение озона, а также ведущего к изменению климата. Нефть, которую мы привыкли считать центром мира, сейчас называют пособником в деградации окружающей среды; а нефтяная индустрия, гордившаяся своим технологическим совершенством и вкладом в формирование нового мира, вынуждена защищаться от обвинений в угрозе нынешнему и будущему поколениям.

Тем не менее человек эпохи углеводородов не проявляет намерений отказаться от автомобилей, дома в пригороде, и от того, что он считает не просто удобствами, а самой сутью своего образа жизни. Жители развитых стран не предполагают отказаться от преимуществ экономики, основанной на нефти, несмотря на экологические проблемы. И любое упоминание об уменьшении потребления нефти в мире вызовет в будущем чрезвычайный рост населения. В девяностых годах прирост населения ожидался в один миллиард человек – т. е. в конце этого десятилетия на 20% больше чем в его начале – при том, что большинство людей в мире требуют права на „потребление“. Вопросы глобальной охраны окружающей среды в индустриальном мире будут соотносится с величиной этого роста. А пока подготовлена почва для одного из самых значительных и бескомпромиссных столкновений девяностых годов: с одной стороны – мощная растущая поддержка в пользу защиты окружающей среды, и с другой стороны – стремление к экономическому росту и удобствам „Углеводородного Века“, и осознание надежности энергетики.

Эти три проблемы вызывают к жизни события, которые разворачиваются на этих страницах. Масштаб охвата – весь мир. Повествование – это хроника эпохальных событий, которые повлияли на нашу жизнь. Они касаются как мощных, обезличенных сил экономики и технологии, так и стратегии и ловкости бизнесменов и политиков. Эти страницы населены магнатами и предпринимателями этой отрасли – конечно, Рокфеллер, а также Генри Детердинг, Калуст Гульбенкян, Пол Гетти, Арманд Хаммер, Т. Пикенс и многие другие. Не меньше важны для повествования такие личности, как Черчилль, Адольф Гитлер, Иосиф Сталин, Ибн Сауд, Мухаммед Мосаддык, Дуайт Эйзенхауэр, Энтони Идеи, Генри Кисинджер, Джордж Буш и Саддам Хусейн.

Двадцатый век по праву заслуживает названия „век нефти“. Тем не менее при всех конфликтах и сложностях, всегда существовало некое единообразие в событиях вокруг нефти, эпизоды, происходившие много лет назад воспринимаются по‑современному, и, соответственно, мы слышим отзвук прошлого в нынешних обстоятельствах. Это одновременно и история отдельных людей, и мощных экономических сил, технологических перемен и политической борьбы, международных конфликтов и воистину эпохального переворота. Автор надеется, что это исследование экономических, социальных, политических и стратегических последствий того, что наш мир связывает свои надежды с нефтью, высветит прошлое, позволит нам лучше понять настоящее и поможет предугадать будущее.

 

ЧАСТЬ I. ОТЦЫ‑ОСНОВАТЕЛИ

 

ГЛАВА 1

НЕФТЬ НА УМЕ“: НАЧАЛО

Все началось с „уплывших“ 526,08 доллара. Жалованье университетского преподавателя в пятидесятые годы девятнадцатого… Дело в том, что, питаемые непомерным честолюбием, Биссел и Таунсенд затеяли проект, целиком основанный на их видении…

ПРОПАВШИЙ ПРОФЕССОР

Но можно ли было использовать нефть в качестве средства освещения? Биссел сумел заинтересовать своей идеей инвесторов и в конце 1854 года привлек к… Трудно было найти лучшую кандидатуру для этой цели. Плотного телосложения,… Силлимана интересовали не столько абстрактные, сколько практические идеи, что и привело его в мир бизнеса. Кроме того,…

ЦЕНА И ИННОВАЦИИ

Надежды, которые возлагались на все еще неизвестные свойства нефти, были следствием чистой необходимости. Стремительный рост населения и развитие… Предприниматели пытались найти пути для удовлетворения потребностей… Подвергавшийся суду военного трибунала британский адмирал Томас Кокрейн (как полагают, прототип байроновского…

ПЕРВЫЙ БУМ

К тому моменту, когда Дрейк, начав бурение, обеспечил доступность сырья последнее требование к новой отрасли, все остальные элементы – переработка,… А то, что последовало сразу за открытием, напоминало золотую лихорадку.… Маленький городок Корнплантер, названный в честь вождя племени сенека, находящийся вблизи устья Ойл‑Крик, там,…

БУМ И БАНКРОТСТВО

Гонки в поисках нефти в скором времени стали сопровождаться и другими гонками – стремлением добывать как можно быстрее и возможно в больших объемах.… Но что было самым важным в формировании юридического аспекта американской… Применительно к добыче нефти, правило захвата означало, что владельцы разных земельных участков на одном месторождении…

ГЛАВА 2. „НАШ ПЛАН“: ДЖОН РОКФЕЛЛЕР И ОБЪЕДИНЕНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ НЕФТИ

 

Конец Гражданской войны, бурный расцвет американской промышленности. В городе Кливленд, штат Огайо, процветавшем, благодаря нефтяному буму, февральским днем 1865 года состоялся любопытный аукцион. Два старших партнера одной из самых преуспевающих нефтеперерабатывающих компаний города возобновили непрекращавшийся спор о том, какие шаги им следует предпринимать для расширения своей деятельности. Морис Кларк, человек более осторожный, стал угрожать расторжением договора о партнерстве, но, к его удивлению, другой партнер, – а это был Джон Д. Рокфеллер, – не стал возражать. Таким образом, оба бизнесмена приняли решение устроить между собой приватный аукцион, с тем чтобы предложивший большую цену стал полновластным владельцем компании. При этом они решили провести аукцион безотлагательно, прямо в конторе.

Ставки начались с 500 долларов и росли очень быстро. Вскоре Морис Кларк оказался у отметки 72 тысячи долларов. Рокфеллер преспокойно предложил 72500. И тут Кларк сдался. „Я не стану повышать ставок, Джон, – сказал он. – Дело переходит к тебе“. Рокфеллер хотел выписать чек прямо на месте, но Кларк отказался, предложив сделать все так, как это будет удобнее Рокфеллеру. Пожав друг другу руки, партнеры расстались.

„Я всегда указываю на этот день, – говорил Рокфеллер спустя полстолетия, – как на начало того успеха, которого я добился в жизни“.

То рукопожатие положило начало современной нефтяной индустрии. В дикий пенсильванский бум был привнесен определенный порнядок. Организационно это вылилось в создание „Стандард ойл“ – компании, которая в погоне за мировым господством в торговле нефтью выросла в предприятие мирового масштаба и принесла дешевое освещение, этот „новый свет“, в самые дальние уголки земли. Компания действовала беспощадными методами и изменила роскошное лицо капитализма конца прошлого века. Она открыла новую эпоху, поскольку выросла в одну из самых сильных и крупных транснациональных корпораций в мире.

 

МЕТОДИЧНЫЙ ДО КРАЙНОСТИ“.

Лидером и руководителем этой компании был тот самый юноша, что выиграл памятный аукцион в Кливленде в 1865 году. Даже тогда, в возрасте двадцати… Рокфеллер был единственным наиболее важной личностью, заложившей основы… Рокфеллер родился в 1839 году в сельскохозяйственном в то время штате Нью‑Йорк и прожил почти целое столетие –…

БОЛЬШАЯ ИГРА

Свою первую игру в переработке нефти Рокфеллер выиграл в нужное время. Ибо конец Гражданской войны в том же 1865 году открыл в Америке эпоху… По мере того, как прогрессировал нефтяной бум, Рокфеллер, целиком отдавшись… Хотя рынки потребления керосина и смазочных материалов неуклонно росли их рост оказался недостаточным для того, чтобы…

НОВЫЕ УГРОЗЫ

В самом конце семидесятых годов, именно в тот момент, когда Рокфеллер думал, что объединение уже закончено, производители из Пенсильвании сделали… Однако в итоге многочисленные разоблачения оказали влияние на общественное… Итак, оставался только один способ сдерживать этого гиганта, и такую возможность давали политическая система и суды. В…

ТРЕСТ

 

В то время как судьи и общественное мнение удерживались на почтительном расстоянии, в обширной империи Рокфеллера был создан особый внутренний порядок. Прежде всего не было четких юридических оснований объединения разнообразных перерабатывающих заводов по всей стране. Таким образом, Рокфеллер под присягой с чистой совестью мог позже сказать, что „Стандард ойл“ сама по себе не владела всем множеством компаний и не контролировала их, как это утверждалось. Один из управляющих группы объяснял комиссии законодательных властей штата Нью‑Йорк, что отношения среди 90 процентов перерабатывающих предприятий в стране построены на „доброй воле“ и для того, чтобы работать „в гармонии“. А другой уверял ту же самую комиссию, что его собственная фирма не имеет никакого отношения к „Стандард ойл“, и что только он сам имеет в ней дивиденды. Это и был ключ к построению организации. Только держатели акций „Стандард ойл“, а не сама компания как таковая владели акциями других фирм. Сами по себе корпорации по закону не имели права владеть акциями других корпораций. Акции держались в доверительном управлении, но не в интересах „Стандард ойл“, а в интересах акционеров этой корпорации.

Юридическая концепция „треста“ была усовершенствована и формализована Трастовым соглашением „Стандард ойл“, которое было подписано 2 января 1882 года. Это было ответом на судебные разбирательства и политические атаки конца семидесятых – начала восьмидесятых. Кроме того, существовала и причина личного характера: Рокфеллера и его партнеров стали посещать мысли о смерти. Их начали заботить вопросы наследования, и они пришли к заключению, что смерть одного из них при существующей системе компании может привести к неразберихе, спорам, судебным процессам, злобе и горечи. Трест сделает вопросы собственности ясными и определенными, не оставив места будущим дебатам. При подготовке Трастового соглашения „каждый фут трубопровода был перемерен, каждый кирпичик оценен“. Был учрежден попечительский совет, и в руки попечителей переданы акции всех фирм, контролируемых „Стандард ойл“. Трест в свою очередь выпустил 700 000 акций, из которых 191700 принадлежали Рокфеллеру, 60 000 – Флеглеру. Попечители управляли акциями отдельных компаний для соблюдения интересов 41 владельца акций треста „Стандард ойл“ и были облечены полномочиями „присматривать“ за 14 предприятиями, находящимися в полном владении, и за 26 – в частичном. В их ответственность входил подбор директоров и управляющих, которыми они могли становиться и сами. Это был первый великий „трест“, и он был совершенно законен. Но именно в этих событиях коренится причина того, что слово „трест“, формально созданный для защиты вдов и сирот, стал ассоциироваться с ущемлением прав и ненавистью. Тем временем конторы „Стандард ойл“ возникли в каждом штате, их задачей стал контроль над предприятиями, которые там находились. Трастовое соглашение сделало возможным основание центрального офиса для координации и упорядочения действий различных юридических сил. Это стало насущной задачей в связи с растущими масштабами бизнеса. Трест дал Рокфеллеру и его коллегам „щит законности и административную гибкость“, в которых они „так нуждались для более эффективного управления, и это стало его основной характеристикой“.

Все это касалось юридической стороны дела. Но каковы были практические проблемы управления новой структурой? Как интегрировать в новый трест такое количество независимых предпринимателей и так много предприятий, производящих керосин, топливо и еще около трех сотен сопутствующих продуктов? Была разработана система управления и координации с помощью комитетов. Возникли Комитет внутренней торговли, Экспортный комитет, Комитет по производству, Комитет по персоналу, Комитет по трубопроводам и прочие. Ежедневные отчеты текли в эти комитеты со всей страны. На вершине всей этой громады был Исполнительный комитет, состоящий из руководителей верхнего звена, который определял общую политику и направления. Исполнительный комитет не так часто выпускал распоряжения, чаще это были запросы, предложения и рекомендации. Но никто не сомневался в том, что власть и контроль принадлежат именно ему. Намек на отношения между штаб‑квартирой и подразделениями на местах встречается в одном из писем Рокфеллера: „Вы, джентльмены, будучи ближе к конкретным делам, имеете больше возможности судить о сути дела, но избавьте нас от таких вещей, которые мешают нам контролировать политику“.

Основная стратегия, которой руководствовалась „Стандард“ в семидесятых годах, стала еще более ясной и определенной в восьмидесятых – быть производителем с самой низкой себестоимостью. Это требовало эффективности действий, контроля над ценами, стремления к масштабности, постоянного внимания к технологиям, непрерывных усилий по расширению рынков. Деятельность по переработке нефти была объединена ради эффективности. К середине восьмидесятых годов всего лишь три предприятия „Стандард“ – в Кливленде, Филадельфии и Байоне, штат Нью‑Джерси – давали почти четверть всех мировых поставок керосина. „Стандард“ никогда не упускала из вида вопросы стоимости, которая подчас высчитывалась до третьей цифры после запятой. „Это всегда было моим первым правилом в делах – все считать“, – сказал однажды Рокфеллер. Используя свои превосходные коммуникации, „Стандард“ всегда имела преимущества и игралана расширении в Нефтяном районе, Кливленде, Нью‑Йорке и Филадельфии так же, как и в Антверпене или еще где‑то в Европе. Компания также использовала уникальную корпоративную систему расследований и шпионажа для сбора сведений о конкурентах и состоянии рынка. Она вела картотеку, содержащую сведения практически о каждом покупателе нефти в стране, она отражала, куда пошел каждый баррель, поставляемый независимыми дилерами и где покупает керосин каждый бакалейщик от Мэна до Калифорнии.

В основе менеджмента Рокфеллера всегда лежала одна главная идея; он верил в нефть, и его вера была нерушима. Любое падение цены на сырую нефть было для него не поводом к беспокойству, но удобным случаем для покупки. „Надеюсь, что если сырая нефть вновь пойдет вниз… никакая статистика или другая информация не заставит наш Исполнительный комитет… отказаться от покупки“, – инструктировал он в 1884 году. „Мы, в отличие от других людей, должны пытаться действовать, а не нервничать, когда рынок ложится на дно“. А потом добавил: „Мы, несомненно, сделаем большую ошибку, не купив нефть“.

Высшее руководство осуществляли Рокфеллер, его брат Вильям, Генри Флеглер и еще два человека, и в целом под их контролем было четыре седьмых всего капитала. Но в руководство входила также и дюжина других людей. Фактически все они были волевые, настойчивые индивидуалисты, удачливые предприниматели, в прошлом – конкуренты Рокфеллера. „Это не самая простая задача – заставить решительных, сильных людей прийти к согласию“, – говорил позже Рокфеллер. Единственным способом работать вместе было согласие. Различные варианты и проекты решений обсуждались и вызывали споры, но действия предпринимались лишь тогда, – и на этом настаивал Рокфеллер, – когда проблемы бывали рассмотрены со всех сторон, возможные случайности предусмотрены и, наконец, соглашение о правильном направлении действие было сформулировано. „Это, я полагаю, первостепенный вопрос любого бизнеса – с какой скоростью следует двигаться вперед, и мы делали это довольно быстро в те дни, разрастаясь и расширяясь во всех направлениях, – вспоминал Рокфеллер. – Мы постоянно сталкивались с новыми опасностями… Как же часто мы обсуждали эти трудные вопросы! Некоторые из нас хотели разом влезть в большие расходы, другие хотели сохранить их на умеренном уровне. Обычно мы приходили к компромиссу и в результате двигались не так быстро, как хотели наиболее прогрессивные, но и не так осторожно, как того хотелось наиболее консервативным“. И добавлял, что они „всегда в конце голосовали тайно“.

Высшее руководство часто днем и ночью находилось в разъездах, курсируя на поездах между Кливлендом и Нью‑Йорком, Питтсбургом и Буффало, Балтимором и Филадельфией. В 1885 году сам трест переехал в новую штаб‑квартиру, – девятиэтажное административное здание на Бродвее, 26, в Нижнем Манхэттене, – которая вскоре стала образцом для подражания. Отсюда осуществлялось руководство всем предприятием со стороны Исполнительного комитета, прежде всего теми его членами, которые на данный момент находились в городе. Высшие руководители ежедневно обедали вместе в специальной столовой на верхнем этаже здания. За обедом обменивались важной информацией, обсуждали идеи и приходили к согласию. Так под руководством Рокфеллера прежние конкуренты строили компанию, деятельность и масштабы которой были беспрецедентны – новый тип организации, которая развивалась с поразительной скоростью. Люди за обеденным столом на Бродвее, 26 были необычайно талантливой группой. „Эти люди намного умнее, чем я, – говорил Конгрессу штата Нью‑Йорк Вильям Вандербилт из компании „Нью‑Йорк сентрал рейлроуд“. – Они весьма предприимчивые. Я никогда не сталкивался с людьми настолько умными и способными, насколько умны и способны они в своем бизнесе“.

 

„СТАРАЯ МУДРАЯ СОВА“

 

Но самым умным, конечно же, был Джон Д. Рокфеллер. Трест был уже сформирован, Рокфеллер в свои сорок с небольшим входил в десятку самых богатых людей Америки. Он был „мотором“ компании, его заботила одна‑единственная мысль – идея роста и объединения. Он высокомерно презирал конкуренцию как „пустую трату времени“ и был убежден в непогрешимости своей цели. Кроме того, Рокфеллер был нарочито неприступен. Позже он читал наизусть небольшое четверостишие:

 

„Старая мудрая сова жила в дупле,

Чем больше она видела, тем меньше говорила,

Чем меньше она говорила, тем больше слышала,

Почему мы не следуем ее примеру?“

 

С первых своих шагов в бизнесе он решил „насколько возможно, не выставляться напоказ“. Он обладал аналитическим складом ума и, будучи довольно подозрительным, держал людей на дистанции. Его отстраненность, холодность и проницательный взгляд лишали присутствия духа любого. Однажды Рокфеллер встречался в Питтсбурге с группой представителей нефтеперерабатывающих предприятий. После встречи несколько из них пошли обедать. Предметом их обсуждения был молчаливый, необщительный, грозный человек из Кливленда „Интересно, сколько ему лет?“ – спросил один. Остальные предложили свои догадки. „Я наблюдал за ним, – сказал наконец другой. – Он позволял каждому говорить, в то время как сам сидел, откинувшись, и не произносил ни слова Но он, кажется, все запоминает и когда начнет говорить, то расставляет все по местам… Я полагаю, ему 140 лет, и, должно быть, ему было 100 лет, когда он родился“.

Много лет спустя один человек, работавший на Рокфеллера, охарактеризует его как „самого невозмутимого из людей“, которых он когда‑либо знал. Тем не менее, под бесстрастной маской, конечно же, скрывался человек, слепленный из того же теста, что и все остальные. Семидесятые и восьмидесятые годы были временами, когда „наш план“ был осуществлен. Но эти годы объединения и интеграции с неожиданными политическими атаками и нападками со стороны прессы стоили Рокфеллеру огромного напряжения. „Все состояние, которое я сделал, не искупит беспокойства и тревоги того периода“, – сказал он однажды. Его жена тоже будет вспоминать то время как „тревожные дни“, а сам Рокфеллер будет рассказывать, что у него „редко выдавались ночи, когда он спал спокойно“.

У него были свои способы расслабиться и отдохнуть. Во время рабочих совещаний в конце дня он ложился на кушетку, просил своих коллег продолжать, и принимал участие в дискуссии, лежа на спине. В своем офисе он поставил примитивный тренажер. У Рокфеллера была особенная любовь к лошадям, быстрым лошадям, и он приобрел их для вечерних прогулок в экипаже. Часы быстрой езды – „рысью, шагом, галопом, по‑всякому“, следующие за обедом и отдыхом, омолаживали его. „Я брал в дорогу вечернюю почту и прочитывал десяток писем“.

В Кливленде, вне работы, его жизнь сосредоточилась на баптистской церкви. Он был заведующим воскресной школой, где произвел неизгладимое впечатление на одну из студенток, подругу его детей. Много лет спустя она вспоминала: „Я представляю себе мистера Рокфеллера таким, каким я его видела за кафедрой в воскресной школе – длинный острый нос, выступающий подбородок, бледно‑голубые глаза, никогда не меняющие выражения. Он всегда говорил с такой осторожностью, что казалось, будто он специально растягивает слова. Но никто не сомневался, что он при этом наслаждается своим положением. Отнимите у него набожность, и вы лишите его самого главного увлечения“.

Рокфеллер любил свое имение Форест‑Хилл на окраине Кливленда и подробно интересовался всем: строительством камина, сконструированного из специального кирпича и покрытого красной глазурью, посадкой деревьев, прокладкой новой дороги через глухие леса. Он еще более страстно отдался своему любимому занятию, когда переехал в обширное имение в горах Покантико, к северу от Нью‑Йорка. Там он управлял работами по созданию ландшафта, придумывал пейзажи и сам устанавливал столбы и указательные флажки на новых прокладываемых дорогах, иногда занимаясь этим до полного изнеможения. Его страсть к изменению ландшафта основывалось на том же самом таланте организации и концептуализации, которые сделали его такой значительной фигурой в бизнесе.

Тем не менее, становясь самым богатым человеком в Америке, он все же сохранял удивительную бережливость. Он настаивал, приводя этим в отчаяние свою семью, чтобы старая одежда носилась до тех пор, пока наконец не станет настолько лоснящейся, что необходимость в ее замене будет неизбежна. Одним из его любимых блюд оставались хлеб с молоком. Однажды в Кливленде он пригласил известного местного дельца и его жену на лето в свое имение Форест‑Хилл. Семья славно провела там шесть недель. Они были несказанно удивлены, получив впоследствии от Рокфеллера счет на шестьсот долларов за питание.

Рокфеллер был человеком не без чувства юмора, даже игривости, однако проявлял его только в самом близком кругу. „Был у дантиста, – докладывал он однажды своему коллеге Генри Флеглеру. – Думаю, приятней было бы написать тебе или хотя бы прочитать твои письма, но деваться было некуда“. Он развлекал собственную семью за обедом пением или клал печенье на нос, а затем пытался поймать его ртом или даже удерживал тарелку на носу. Он любил сидеть со своими детьми и их друзьями на переднем крыльце и играть в игру под названием „шмель“. Играющий начинал считать, и каждый раз, доходя до числа, в котором есть семерка, вместо него должен сказать „ж‑ж‑ж“ или же выходил из игры. Так или иначе, но Рокфеллер, несмотря на свои способности к математике, никогда не мог добраться до числа 71. Дети всегда очень радовались этому.

Рокфеллер начал делать маленькие пожертвования своей церкви с того самого времени, как стал зарабатывать деньги. Время шло, суммы увеличивались. Он подходил к филантропии с того же сорта систематичностью и тщательностью расчета, которую применял в бизнесе. Позже его пожертвования будут распространяться на науку, медицину и образование. В девятнадцатом столетии тем не менее большая часть его благотворительности распространялась на баптистскую церковь, чьим могущественным мирянином он стал.

В конце восьмидесятых годов он принял на себя обязательства по созданию большого баптистского высшего учебного заведения и во исполнении этого учредил фонд на свои средства и учавствовал в организационной работе по созданию Чикагского университета. Но и после этого Рокфеллер по‑прежнему оставалсясамым крупным жертвователем. Он обращал особое внимание на развитие университета, но не вмешивался в его академические работы, настаивая тем не менее на соблюдении бюджета. Он был против того, чтобы какое‑либо здание было названо в его честь, пока он жив, и посетил университет только дважды за первые десять лет его существования. Первый визит состоялся в 1896 году и был приурочен к пятой годовщине университета. „Я верю в работу, – заявил он университетскому собранию. – Это лучшие инвестиции, которые я когда‑либо делал в своей жизни… Всемогущий Господь дал мне деньги, и разве мог я утаивать их от Чикаго?“ В ответ он услышал, как группа студентов скандировала ему:

Джон Д. Рокфеллер – удивительный человек, Он потратил все свои сбережения на университет в Чикаго.

К 1910 году „лишняя мелочь“, которую отдал университету Рокфеллер, составили 35 миллионов долларов, в то время как поступления из всех остальных источников – 7 миллионов долларов. А в целом на благотворительные цели он раздал более 550 миллионов.

Рокфеллер перенес свои деловые привычки в частную жизнь. Это были десятилетия „позолоченного века“, когда мафиози делали огромные состояния и создавали экстравагантный и пышный стиль жизни. Его городской дом в Нью‑Йорке и имение в Покантико действительно были пышными, но Рокфеллер и его семья каким‑то образом остались в стороне от показухи, хвастовства и вульгарности своего времени. Он и его жена старались внушить собственное понимание честности своим детям, и это позволило избежать того, чтобы богатое наследство развратило их. Так, у детей был один велосипед на всех, и им пришлось научиться делиться. В Нью‑Йорке юный Джон Д. Рокфеллер‑младший ходил в школу и обратно пешком, в то время как других детей богачей везде возили на экипажах в сопровождении конюхов, и он зарабатывал карманные деньги, работая в имениях своего отца за то же жалование, что и рабочие.

В 1888 году Рокфеллер вместе со своей семьей и двумя баптистскими священниками уехал в Европу на три месяца. Хотя он не знал французского языка, но тщательно исследовал каждый пункт счетов. „Poulets!“ – восклицал он. „Что такое poulets?“ – спрашивал он у своего сына Джона‑младшего. Получив ответ, что это цыплята, он продолжал читать следующий пункт и задавал следующий вопрос. „Отец, – позже будет вспоминать Джон‑младший, – никогда не хотел оплачивать счет, пока не был уверен в правильности каждого пункта. Такая тщательность в незначительных вещах казалась некоторым людям скупостью, но что касается его самого, это было выражением жизненных принципов“.

 

ЧУДЕСНАЯ ВЕЩЬ

Компания Рокфеллера, которую он основал и вел к беспримерному богатству, продолжала развиваться в течение восьмидесятых и девяностых годов. Научные… Нефть и керосиновые лампы меняли жизнь американцев и ее ритм. Где бы ни… Практический совет по использованию керосина, демонстрирующий его быстрое и повсеместное распространение, был…

СТРОИТЕЛЬ

Масштабы деятельности „Стандард“ были впечатляющими – они подавляли конкурентов. Все же это не была в полном смысле монополия даже в области… Некоторые критики были поставлены в тупик достижениями Рокфеллера.… Для других – конкурентов „Стандард“ и значительной части публики – приговор был бесспорным и полностью негативным. Для…

ГЛАВА 3. КОММЕРЦИЯ В УСЛОВИЯХ КОНКУРЕНЦИИ

 

Хотя весь остальной мир с нетерпением ожидал „новые светильники“ из Америки, организация первых поставок нефтепродуктов в Европу оказалось делом нелегким. Моряков охватывал ужас от одной мысли о возможности пожаров и взрывов на борту судна, везущего керосин. Наконец в 1861 году одному филадельфийскому судовладельцу удалось сформировать команду из матросов, которые попадали на уже готовое к отправке судно пьяными до бесчувствия, следовательно, не совсем по своей воле. Первый груз без происшествий был доставлен в Лондон. Дверь для торговли в мировом масштабе была открыта, и американские нефтепродукты быстро завоевала мировые рынки. Керосин нашел повсеместное употребление. Поэтому практически с самого начала нефтяная индустрия приобрела международный характер. Американская нефтяная индустрия не смогла бы достичь своих настоящих размеров и стать тем, чем она стала, если бы у нее не было выхода на зарубежные рынки сбыта. В Европе быстрый рост спроса на американские нефтепродукты стимулировался индустриализацией, экономическим ростом и урбанизацией, а также недостатком консистентных и жидких смазочных материалов, который континентальная Европа испытывала на протяжении уже не одного поколения. Расширению рынков сбыта немало способствовали даже консулы Соединенных Штатов в европейских странах, которые, как могли, рекламировали это, по выражению одного из них, новое „изобретение янки“, а в некоторых случаях покупали нефть на собственные средства и сбывали ее потенциальным клиентам.

Попытаемся выяснить, что означало в то время понятие „глобальный спрос“. Вещество, использовавшееся в осветительных средствах, завоевавших популярность во всем мире, производилось не просто в одной стране, а в одном штате, а именно – в Пенсильвании. Никогда больше ни в одном регионе не было такой концентрации запасов сырья. Почти сразу же для новой американской нефтяной индустрии и экономики страны в целом чрезвычайную важность приобрел экспорт. На протяжении семидесятых и восьмидесятых годов керосин, идущий на экспорт, составлял более половины от общего объема его производства в Америке. По общей стоимости керосин занимал четвертое место среди предметов экспорта из США и первое – среди промышленных товаров. А Европа была самым крупным рынком его сбыта.

К концу семидесятых годов в индустрии доминировал не только один штат, но и одна компания – „Стандард ойл“. В общей сложности около 90 процентов экспортировавшегося керосина проходило через руки „Стандард“. В „Стандард“ были удовлетворены сложившейся системой, при которой ее роль заканчивалась доставкой продукта в американский порт и погрузкой там на судно. Компания не сомневалась в своем подавляющем превосходстве и была готова к завоеванию планеты со своей американской базы. Джон Д. Рокфеллер совершенно серьезно намеревался навязать „наш план“ всему миру. В то же самое время компания чрезвычайно гордилась своим продуктом. Как сказал главный представитель „Стандард ойл“ в зарубежных странах, нефть „пробила себе путь в большее число самых дальних уголков цивилизованных и нецивилизованных стран, чем любой другой продукт, поставляемый из одного источника, за всю историю бизнеса“.

Существовала, конечно, опасность потенциальной зарубежной конкуренции. Но люди с Бродвея, 26 не брали эту возможность в расчет. Единственное, на основе чего могла возникнуть такая конкуренция, – новый обильный источник сырой нефти. В Пенсильванском геологическом отчете за 1874 год с гордостью констатировалось, насколько основательно нефть, добытая в этом штате, доминировала на мировых рынках. Отчет всего лишь мимоходом касался вопроса, могут ли „буровые работы в других странах… завершиться обнаружением нефти“, и отмечал, что этот вопрос „сможет представить для нас интерес лишь какое‑то время спустя“. Авторы отчета были настолько уверены в доминирующей роли Америки, что даже не считали на текущий момент необходимым проводить дальнейшие исследования. Однако они глубоко заблуждались.

 

„ОРЕХОВЫЕ ДЕНЬГИ“

 

Среди наиболее перспективных для „новых светильников“ рынков была огромная Российская империя, в которой как раз начиналась индустриализация, для проведения которой искусственное освещение имело чрезвычайно важное значение. Санкт‑Петербург, столица империи, был расположен так далеко на севере, что в зимнее время световой день составлял едва лишь шесть часов. Еще в 1862 году американский керосин достиг России и быстро завоевал широкое признание в Санкт‑Петербурге, где керосиновые лампы сразу же пришли на смену жировым свечам, от которых население целиком зависело. Консул Соединенных Штатов в Санкт‑Петербурге радостно сообщал в своем отчете в декабре 1863 года, что можно „с полной уверенностью на несколько лет вперед рассчитывать на большой ежегодный прирост спроса на товар из Соединенных Штатов“. Но в своих расчетах он не мог учитывать событий в далекой и недоступной части империи, которые не только предрешили судьбу российского рынка сбыта американской нефти, но также послужили предвестником грядущего краха глобальных планов Рокфеллера.

В течение многих столетий на безводном Апшеронском полуострове, „отростке“ Кавказских гор, выдающемся далеко в окруженное сушей Каспийское море, отмечались выходы нефти на поверхность. В XIII в. Марко Поло записал услышанные им сведения об источнике в районе Баку, который давал масло, которое, хотя и „не годилось в пищу“, но „годилось для поддержания огня“, а также использовалось как средство от чесотки верблюдов. Баку было территорией, где находились „вечные столбы огня“, обожествляемого зороастрийцами. Эти столбы были, выражаясь прозаически, результатом воспламенения газа, сопутствующего месторождениям нефти, и выходящего на поверхность через трещины в пористом известняке.

Баку было частью независимого ханства, которое было аннексировано Российской империей лишь в самом начале девятнадцатого столетия. К тому времени уже начала развиваться примитивная нефтяная промышленность, и в 1829 году в этом районе насчитывалось восемьдесят два вырытых вручную колодца. Но объем добычи был мизерным. Развитие индустрии серьезно ограничивалось отсталостью региона, его удаленностью, а также продажностью, деспотизмом и некомпетентностью царской администрации, которая управляла нефтяной индустрией в рамках государственной монополии. Наконец в начале семидесятых годов российское правительство отменило монополию и открыло регион для действующих на конкурентной основе частных предприятий. Итогом этого стал настоящий взрыв предпринимательской активности. Время вырытых вручную колодцев закончилось. Первые скважины были пробурены в 1871 – 1872 годах, а в 1873‑м действовали уже более двадцати мелких нефтеперегонных заводов.

Вскоре после этого в Баку прибыл химик по имени Роберт Нобель. Он был старшим сыном Эммануэля Нобеля, талантливого шведского изобретателя, эмигрировавшего в 1837 году в Россию, где военная верхушка с энтузиазмом приняла его изобретение – подводную мину. Эммануэлю удалось создать значительную промышленную компанию, однако в конце концов она потерпела крах, когда российское правительство в очередной раз решило производить закупки за рубежом, а не в самой России. Один из его сыновей, Людвиг, построил на обломках отцовского предприятия новую компанию – крупный оружейный концерн. Он также разработал „колесо Нобеля“, специально приспособленное для российских дорог, находившихся в ужасном состоянии. Другой сын, Альфред, талантливый химик и финансист, обративший, по совету своего санкт‑петербургского учителя, внимание на проблему нитроглицерина, создал всемирную динамитную империю, которой управлял из Парижа. Но Роберту, старшему сыну, не удалось добиться такого успеха. Различные его предприятия заканчивались неудачами, и ему пришлось вернуться в Санкт‑Петербург, чтобы работать на брата Людвига.

Людвиг получил огромный контракт на производство ружей для российского правительства. Для ружейных лож ему было нужно дерево, и он послал Роберта на юг, на Кавказ, чтобы приобрести ореховую древесину. В марте 1873 года маршрут путешествия Роберта привел его в Баку. Хотя Баку был крупным многоязычным городом, центром торговли между Западом и Востоком, но он являлся частью Азии со всеми своими минаретами и старинной мечетью персидских шахов, а его население состояло из татар, персов и армян. Но начавшееся недавно развитие нефтедобычи уже внесло в его жизнь большие изменения, и Роберт сразу же по прибытии был заражен „нефтяной лихорадкой“. Не посоветовавшись с братом (все‑таки он был старше и, следовательно, имел некоторые привилегии), Роберт взял двадцать пять тысяч рублей, которые Людвиг выдал ему на покупку дерева, „ореховые деньги“, и приобрел на них небольшой нефтеперегонный завод. Нобели занялись нефтяным бизнесом.

 

ПОДЪЕМ РОССИЙСКОЙ НЕФТЕПРОМЫШЛЕННОСТИ

Роберт быстро приступил к модернизации и повышению эффективности нефтеперегонного завода, купленного им на деньги Людвига. Получив от брата… Решающее значение имела проблема дальних перевозок. Нефть перевозилась из Баку… Данная идея имела много преимуществ, но на практике возникали серьезные проблемы балласта и безопасности. Капитан…

СЫН ТОРГОВЦА РАКОВИНАМИ

К концу восьмидесятых годов Маркус Сэмюель уже добился значительного положения в лондонской городской администрации. Это было большое достижение для… Младший Маркус родился в 1853 году. А уже в 1869 году, в возрасте шестнадцати… После смерти отца Маркус, в качестве партнера своего брата Сэмюеля Сэмюеля, развил крупную торговую деятельность. В…

ПЕРЕВОРОТ 1892 ГОДА

Деловой опыт научил Маркуса Сэмюеля не упускать ни одной представившейся возможности, а та возможность, которую предоставили ему Ротшильды, была… Но все– таки каким образом собирался Сэмюель вести эту войну? Он мог выдвинуть… Большую трудность для Сэмюеля составила выработка соглашения с Ротшильдами и „БНИТО“. Ротшильды пребывали в…

РЫНКИ ПОТЕРЯННЫЕ И ОБРЕТЕННЫЕ

В конце девятнадцатого столетия спрос на искусственное освещение удовлетворялся преимущественно керосином, газом и свечами, если он вообще… Господству керосина, газа и свечей оставалось совсем мало времени.… Новое изобретение также быстро распространилось и в Европе. В 1882 году система электрического освещения была…

ПОБЕГИ

 

Господство „Стандард“ в нефтяной индустрии стало ослабевать еще до конца девятнадцатого столетия. Некоторые компании, занимавшиеся добычей и поставками нефти, смогли в конце концов избежать тисков треста, стремившегося вобрать в себя все нефтяные месторождения, трубопроводы и нефтеперерабатывающие предприятия и добиться определенной доли реальной самостоятельности. В начале девяностых годов группа независимых нефтепромышленников Пенсильвании организовала „Продюсере энд Рефайнерс ойл компани“, куда вошли как нефтедобывающие, так и нефтеперерабатывающие предприятия. Сознавая, что у них нет никаких шансов противостоять „Старому дому“, если они не смогут доставлять нефть, добытую в Нефтяном районе, к морскому побережью по конкурентоспособным ценам, они приступили к строительству своего собственного трубопровода. Рабочие‑строители были вынуждены отбивать вооруженные нападения железнодорожников, которые к тому же использовали в качестве оружия пар, кипяток и раскаленные угли из топок локомотивов. Это напоминало руку „Стандард ойл“. Тем не менее трубопровод был все‑таки построен.

В 1895 году ряд независимых компаний организовал „Пьюр ойл компани“, основной целью которой был сбыт нефти на Восточном Побережье и за океаном. „Пьюр ойл“ была основана как трест, а доверенные лица были охарактеризованы как „борцы за независимость“. „Стандард ойл“, по своему обыкновению, упорно старалась скупить акции для установления контроля над отдельными членами „Пьюр“, но, хотя подчас она была на волосок от того, чтобы добиться своей цели, это ей так и не удалось. Спустя несколько лет „Пьюр“ превратилась в полностью интегрированную компанию, имевшую значительные рынки сбыта. Хотя „Пьюр“, по сравнению с огромной „Стандард ойл“, была слишком маленькой, но независимые нефтепромышленники, по крайней мере, смогли реализовать свою мечту: им удалось бросить вызов „Стандард ойл“ и отгородиться от нее. А „Стандард ойл“, хотя и против своей воли, была вынуждена свыкнуться с неприятной действительностью, а именно – со значительной по объемам и длительной по времени конкуренцией на внутреннем рынке4.

Но „Пьюр“ базировалась исключительно в Пенсильвании. Согласно общепринятому мнению, нефть была чем‑то характерным лишь для востока Соединенных Штатов, а потому трудно было избежать пессимизма по поводу того, откуда взять новые запасы. Однако новые месторождения были открыты гораздо западнее, в глубине континента – в Колорадо и Канзасе.

Еще дальше на запад, за Скалистыми горами, лежала Калифорния. Выступления битума на поверхность подсказывали, что где‑то здесь должна быть нефть. Широко разрекламированный бум разразился к северу от Лос‑Анджелеса в 1860‑х годах. Авторитетный йельский профессор Бенджамин Силлимэн‑младший, который в пятидесятые годы, благословил предприятие Джорджа Биссела и полковника Дрейка, будучи всегда заинтересованным в дополнительной работе, стал консультантом различных калифорнийских предприятий. Он не скрывал своего энтузиазма. Об одном ранчо он писал, что его ценность состоит в „почти сказочных запасах с самой лучшей нефти“, а о другом, что „количество нефти, которое здесь можно добывать, почти безгранично“. Однако исследование, проведенное Силли‑мэном, не было исчерпывающими в точном значении этого слова. Если некоторыеучастки, о которых он вынес свое суждение, он посетил лично, то другие он видел из окна дилижанса, когда ехал в Лос‑Анджелес, а на одном из участков он и вовсе не был. Результаты его анализов показали столь высокое содержание керосина потому, что образец, который он исследовал, был пропитан первоклассным пенсильванским керосином с полки магазина в южной Калифорнии. Лос‑Анджелесский бум закончился фиаско в конце шестидесятых годов, значительно повредив перспективам нефтедобычи в Калифорнии. Репутация же профессора Силлимэна пострадала еще больше. Унижение и позор были столь велики, что Силлимэн, до того – одна из крупнейших фигур в американской науке, был вынужден отказаться от должности профессора химии в Йельском университете.

Однако лишь десятилетие или около того спустя Силлимэн был оправдан. Добыча нефти в умеренных количествах началась в районах, которые он в свое время превозносил – в графстве Вентура и на северной оконечности долины Сан‑Фернандо, к северу от Лос‑Анджелеса, население которого в то время составляло всего восемь тысяч человек. На каком‑то этапе широко распространились страхи, что, благодаря отмене таможенной пошлины на импортную нефть, эта очень дешевая заграничная нефть хлынет в Калифорнию, что приведет к удушению местной калифорнийской нефтедобычи. Но в результате политических интриг таможенный тариф на зарубежную нефть не был уменьшен, а, наоборот, почти удвоился. В начале девятностых годов было обнаружено первое крупное месторождение – лос‑анджелесское, а затем были разведаны крупные месторождения в калифорнийской долине Сан‑Хоакин. Рост добычи в Калифорнии был стремителен – с 470 тысяч баррелей в 1893 году до 24 миллионов баррелей – в 1903‑м, и в течение следующих почти двенадцати лет Калифорния лидировала по объемам добычи нефти в стране. В 1910 году объем добычи здесь составил 73 миллиона баррелей, что превышало аналогичные показатели любой зарубежной страны и составляло 22 процента от мирового объема добычи.

Ведущей нефтедобывающей компанией Калифорнии была „Юнион ойл“ (ныне „Юнокал“), единственная крупная американская корпорация, помимо „Стандард ойл“, которой удалось сохранить независимость, начиная с 1890 года, и остаться крупной интегрированной нефтяной компанией. „Юнион“ и другие более мелкие калифорнийские компании доброжелательно относились к профессиональным геологам, что значительно выделяло их на фоне компаний, существовавших в других частях страны. И действительно, первые геологи‑нефтяники в Соединенных Штатах появились именно в Калифорнии. С 1900 по 1911 год в различных калифорнийских компаниях работали сорок геологов и инженеров‑геологов, что, возможно, превышало общее число геологов, работавших в нефтяной индустрии во всех остальных Соединенных Штатах вместе взятых или в любой другой части земного шара. Хотя „Юнион ойл“ и избежала удушающих объятий „Стандард“, тем не менее последняя прибрала к своим рукам большую часть сбыта и распределения нефти на Западе. В 1907 году уже в качестве „Стандард ойл оф Калифорния“, компания начала непосредственно заниматься нефтедобычей. Хотя Калифорния и оказалось на рубеже веков крупной нефтяной провинцией, она все еще была далека от остальной части страны, изолирована, ее рынки находились в Азии, а не к востоку от Скалистых гор, где проживало большинство населения Соединенных Штатов. С точки зрения бизнеса, с таким же успехом Калифорнию можно было считать иноcранным государством. Источник утоления растущей нефтяной жажды остальной части Соединенных Штатов приходилось искать где‑то в другом месте

 

МЕЧТА ПАТИЛЛО ХИГГИНСА

Патилло Хиггинс – однорукий механик и торговец пиломатериалами, человек, не получивший образования, но восполнивший этот недостаток самообразованием… Полностью уверенный в том, что в районе Биг‑Хилл находится нефть,… Кое– где в Техасе уже зарождалась нефтедобыча в небольших масштабах. Отцы одного маленького городка под названием…

СДЕЛКА ВЕКА

Никто так не нуждался в рынках сбыта для своей нефти, как Джеймс Гаффи, который владел крупнейшими нефтеносными участками на Спиндлтопе. Но он… Поэтому, когда новости со Спиндлтопа достигли Лондона, „Шелл“ немедленно… В июне 1901 года, спустя лишь полгода после того, как на Спиндлтопе забил первый нефтяной фонтан, обе компании…

МЕКСИКАНСКИЙ ЗАЛИВ: НЕ СПРАШИВАЯ РАЗРЕШЕНИЯ

Джеймс Гаффи, оказавший поддержку Лукасу, стал для всей страны олицетворением мгновенного обогащения: говорили, что ему суждено стать новым… Возникшая ситуация сильно встревожила питтсбургских банкиров, предоставивших… По их мнению, разрешить проблему мог их племянник Уильям Меллон, который был моложе братьев всего лет на десять. На…

БАКСКИН ДЖО“ И ТЕКСАКО

В водовороте Спиндлтопа было суждено появиться на свет еще одной крупной нефтяной компании. Она стала делом рук Джозефа Каллинана, одного из… В 1897 году Каллинан был приглашен на короткое время в Корсикану, штат Техас,… Во главе синдиката стоял Джеймс Хогг, экс‑губернатор, весивший три сотни фунтов и лидер прогрессистов в Техасе.…

ГЛАВА 5. ПОВЕРЖЕННЫЙ ДРАКОН

 

„Старый дом“ находился в осаде. Одержать победу над конкурентами как в Соединенных Штатах, так и за рубежом не представлялось возможным. Более того, в самих Соединенных Штатах в разгаре была настоящая политическая и юридическая война против „Стандард ойл“ и тех безжалостных методов, посредством которых компания добивалась своих целей. Это не было новостью – Рокфеллер и его компаньоны подвергались яростной критике и поношениям с самого момента возникновения „Стандард ойл траст“. Руководство „Стандард ойл“ никогда так и не уразумело существа этой критики. По его мнению, все это была лишь дешевая демагогия, вызванная завистью или недостатком информации, а в основе критики лежала предвзятая односторонняя аргументация. Они были уверены в том, что в своем неустанном стремлении к обогащению и к защите своих интересов „Стандард ойл“ не только сдерживала заразу „необузданной конкуренции“, но и была, как считал Рокфеллер, самым, пожалуй, крупным „накопителем“ со времен зарождения нации.

Однако широкая публика воспринимала все совершенно иначе. Критики „Стандард“ представляли ее в виде коварной, жестокой, могущественной, всепроникающей таинственной организации. Управлявшаяся узкой группой высокомерных директоров, она безжалостно уничтожала всякого, кто оказывался у нее на пути. И такой взгляд являлся определяющим для общественного мнения в ту эпоху.

„Стандард ойл“ возникла не в вакууме. Ее возвышение происходило на фоне быстрой индустриализации американской экономики в последние десятилетия девятнадцатого столетия. За очень короткий срок на месте децентрализованной системы, где множество малых промышленных фирм вели между собой конкурентную борьбу по правилам свободного рынка, вдруг возникла совершенно другая, качественно новая система. В ней преобладали огромные промышленные группировки, получившие название трестов. Каждый трест доминировал в определенной отрасли, причем директоры многих из них были акционерами других, и наоборот. Такие быстрые перемены глубоко встревожили многих американцев. На самом рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий они надеялись, что правительство восстановит конкуренцию, наведет порядок, разберется со злоупотреблениямии и укротит экономическое и политическое могущество трестов – этих ужасных громадных драконов, безнаказанно распоряжавшихся страной. Самым же свирепым и страшным драконом была „Стандард ойл“.

 

ХОЛДИНГОВАЯ КОМПАНИЯ

Возобновление судебного нажима на „Стандард“ началось на уровне штатов с рассмотрения антимонопольных исков, выдвинутых в Огайо и Техасе. Губернатор… Пытаясь мобилизовать на битву все имеющиеся ресурсы, „Стандард“ наняла самого… Несмотря на то, что некоторые штаты добились временных успехов в борьбе со Стандард“, окончательного успеха достигнуть…

НАСЛЕДНИК: ЭНТУЗИАСТ НЕФТИ

В том, что наследником станет Джон Арчболд, сомнений было мало. В отличие от прочих старших менеджеров „Стандард“ он был настоящим специалистом во… Маленького роста, выглядевший моложе своих лет, Арчболд был человеком… У Арчболда не было иных развлечений, кроме работы. Он научился разряжать напряженную ситуацию смехом, что очень ему…

ПРИЯТЕЛЬНИЦА“ РОКФЕЛЛЕРА

К этому времени Аида Минерва Тарбелл уже имела прочную репутацию первой в Америке женщины, ставшей видным журналистом. Она была высокого роста… Поскольку вопрос о трестах постоянно муссировался на страницах… По иронии судьбы книга, вышедшая из‑под пера Тарбелл, стала последним орудием мести Нефтяного района тем, кто…

БОРЕЦ С ТРЕСТАМИ

Тарбелл ни в коем случае не была социалисткой. Если в ее нападках на „Стандард ойл“ и была какая‑то программа, то это была потребность в силе,… Теодор Рузвельт был воплощением движения прогрессистов. Будучи самым молодым… Именно он впервые употребил термин „разгребатель грязи“ в отношении журналистов – представителей движения…

СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС

Арчболд вводил в заблуждение своих коллег и себя самого. В ноябре 1906 года случилось наконец то, чего так долго ожидали и опасались: в федеральном… В „Стандард ойл“ понимали, что это битва на выживание. Роли поменялись, и… Одновременно против „Стандард“ велись также и другие судебные разбирательства. Время от времени Арчболд старался даже…

РОСПУСК

Сразу же после решения суда перед директорами „Стандард“ возник очень важный вопрос, требовавший немедленного разрешения. Одно дело – суд, которому… „Стандард ойл“ разделялась на несколько отдельных корпораций. Самой крупной из… Общественное мнение и американская политическая система вытеснили конкуренцию в сферу транспорта, переработки и сбыта…

ВЫСВОБОЖДЕНИЕ ТЕХНОЛОГИИ

Среди прочих последствий роспуска был также и неожиданный всплеск различных изобретений и усовершенствований технологических процессов, которые до… При использовании существовавших технологий нефтепереработки из сырой нефти… Тупиковых путей было много. Но наконец испытатели начали эксперименты по „термическому крекингу“, в процессе которых,…

ПОБЕДИТЕЛИ

На рубеже столетий в нефтяной индустрии быстро настала новая эра. Получилось так, что по времени совпало несколько событий: быстрый рост парка… Непосредственно перед разделом, один из советников Джона Д. Рокфеллера…  

ГЛАВА 6. НЕФТЯНЫЕ ВОЙНЫ: ВОЗВЫШЕНИЕ „РОЙЯЛ ДАТЧ“ И ЗАКАТ ИМПЕРСКОЙ РОССИИ

 

Осенью 1896 года в Сингапуре, по пути из Британии в Кутей, никому не известный, забытый Богом уголок в джунглях на восточном берегу острова Борнео, остановился один моложавый человек, имевший за плечами большой опыт работы на Дальнем Востоке и заслуженную репутацию среди тех, кто занимался нефтяным бизнесом. О его путешествии очень скоро стало известно, и агент „Стандард ойл“ в Сингапуре столь же быстро отправил сообщение в Нью‑Йорк: „Некий г‑н Абрахаме, по слухам, племянник М. Сэмюеля, представитель… синдиката Сэмюеля, прибыл из Лондона и немедленно отправился в Кутей, где, по слухам, люди Сэмюеля приобрели большие нефтяные концессии. Так как г‑н Абрахаме является именно тем человеком, который начал строительство нефтяных резервуаров по русскому образцу в Сингапуре и Пенанге и установил в обоих городах необходимое оборудование, то его визит в Кутей должен что‑то означать“. Так оно и было. Потому что Марк Абрахаме был послан своими дядьями организовать разработку нефтяной концессии, в которой концерн Сэмюеля чрезвычайно нуждался для сохранения своего положения, а возможно, и для обеспечения самого существования компании.

В этом предприятии Маркус Сэмюель руководствовался императивом нефтяного бизнеса. Те, кто был с ним связан, всегда находились в поисках определенного равновесия. Инвестиции в одном секторе бизнеса влекут за собой новые инвестиции в другой сектор, в целях обеспечения безопасности уже инвестированных средств. Те, кто добывают нефть, должны обеспечить рынки сбыта, чтобы их нефть имела цену. Маркус Сэмюель сказал однажды: „Добыча нефти сама по себе почти ничего не стоит и ничего не приносит. Необходимы рынки сбыта“. Тем же, кто занят переработкой нефти, необходимы не только рынки сбыта, но и предложение – неиспользуемый нефтеперерабатывающий завод представляет собой лишь склад металлолома и ржавеющих труб. А тем, кто занимается сбытом, необходима нефть, в противном случае они будут иметь лишь убытки. Степень остроты данных требований может быть различной, но сам императив, на котором базируется работа данного сектора экономики, остается неизменным. К концу девяностых годов Маркус Сэмюель, вложивший значительные средства в танкеры и нефтехранилища, совершенно определенно нуждался в надежных поставках нефти. Положение его как торговца, купца было уязвимым. Контракт на принадлежавшую Ротшильдам русскую нефть истекал в октябре 1900 года. Могли он надеяться на его продление? Его отношения с Ротшильдами были в лучшем случае неустойчивыми, и семейство знаменитых банкиров могло всегда отвернуться от него и заключить сделку со „Стандард ойл“. Кроме того, зависеть лишь от русской нефти было слишком опасно. Сэмюель жаловался, что произвольные изменения железнодорожных тарифов создавали постоянную неразбериху в экономике, что превращало торговлю русской нефтью в очень скудный источник доходов и „ставило занятых торговлей российской нефтью в очень невыгодное положение по сравнению с могущественными американскими конкурентами“. Были и другие опасности: рост объемов нефти, добывавшейся в Нидерландской Ост‑Индии и перевозившейся по более коротким маршрутам и с меньшими тарифными ставками, угрожал его конкурентоспособности на Дальнем Востоке: „Стандард ойл“ могла в любой момент мобилизовать свои ресурсы и начать против „Шелл“ полномасштабную войну на уничтожение. Естественно, Сэмюель понимал, что ему нужна своя нефтедобыча, своя сырая нефть для защиты рынков сбыта и инвестиций, а фактически – для обеспечения выживания своего предприятия. По словам его биографа, „он едва не сошел с ума в поисках нефти“.

 

ДЖУНГЛИ

В 1895 году усилиями одного престарелого голландца, горного инженера – энтузиаста своего дела, который провел почти всю свою сознательную жизнь в… То, что опыта и знаний Абрахамса было явно недостаточно, являлось отражением… Но, помимо бессистемного характера руководства из Лондона, и сама работа оказалась чрезвычайно тяжелой. Остров Борнео…

РОЙЯЛ ДАТЧ“ В БЕДЕ

Тем временем конкурирующая компания „Ройял Датч“ продолжала значительно увеличивать объемы нефтедобычи на Суматре и капиталовложения в танкеры и… Слухи подтвердились – из скважин „Ройял Датч“ вместо нефти пошла соленая вода.… „Ройял Датч“ отчаянно старалась найти новое месторождение. Ни много, ни мало – 110 раз она производила буровые работы…

ПЕРВЫЙ ШАГ К ОБЪЕДИНЕНИЮ

„Шелл“ и „Ройял Датч“ вместе контролировали свыше половины экспорта нефти из Восточной Азии и России. „Разрушительная конкуренция“ этих двух… Оба они не собирались ехать куда‑либо для того, чтобы непосредственно…  

ТРИУМФ ДЕТЕРДИНГА

Образование сначала „Бритиш Датч“, а затем „Эйшиэтик“ было первыми большими шагами на пути к объединению. Но на основе этого первоначального… Такая неудача была тем более постыдной, что 29 сентября 1902 года Сэмюель, как… Для руководства новой компанией Детердинг обосновался в Лондоне (хотя еще начиная с 1897 года он пользовался…

СОЗДАНИЕ ГРУППЫ И КАПИТУЛЯЦИЯ СЭМЮЕЛЯ

Детердинг со всей своей неукротимой энергией бросился в новое предприятие. Когда председатель совета директоров „Ройял Датч“ заметил ему, что он… Тогда как положение „Ройял Датч“ становилось все лучше, положение „Шелл“… Что же оставалось делать „Шелл“? Время Маркуса Сэмюеля истекало. Зимой Э06 года его самый талантливый сотрудник –…

БЕСПОРЯДКИ В РОССИИ

Как бы ни было тяжело Сэмюельу уступить контроль Детердингу при объединении „Шелл“ с „Ройял Датч“, тем не менее позднейшие события подтвердили… Витте был человеком больших талантов, что являлось исключением в… Николай II высокомерно относился ко всем нерусским меньшинствам в своей многонациональной империи и санкционировал…

ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОССИЮ

Но не одни лишь политические неурядицы, расовая и классовая напряженность подрывали российскую нефтяную промышленность. Самым большим преимуществом… К тому же происходили и важные перемены в общей структуре европейской нефтяной… Хотя бакинские нефтяные месторождения вследствие бессистемной их эксплуатации были близки к истощению, примерно в это…

РОССИЯ ПРОТИВ ВЕЛИКОБРИТАНИИ

История персидского государства уходит в глубь веков ко временам древней империи Кира Великого и Дария I, которая в V веке до нашей эры занимала… Соперничество Великобритании с Россией превратило персидский вопрос в один из… Россия возобновила давление на Персию в самом конце XIX века. Перед лицом этого нового нажима британцы изыскивали…

ПЕРВАЯ ПОПЫТКА

У Д'Арси не было ни организации, ни компании как таковой, лишь секретарь для ведения деловой переписки. Для организации и ведения дел он пригласил… У населения почти полностью отсутствовали технические навыки, а враждебность… Стоявшая перед Д'Арси задача была пугающей. Каждую деталь оборудования приходилось доставлять морем до Басры, что на…

К ХРАМУ ОГНЯ: МОСДЖЕДЕ‑СОЛЕЙМАН

Вслед за образованием „Концессионного синдиката“ последовало перемещение исследовательских работ на юго‑восток Персии. Под руководством… Но существовал также и другой район потенциальной нефтедобычи, он назывался… По настоянию Дейна („было бы очень жаль отвергать то, что может принести стране огромную пользу“) и с помощью лорда…

РЕВОЛЮЦИЯ В ТЕГЕРАНЕ

Те лишения, связанные с тяжелыми климатическими условиями, изоляция от внешнего мира, а также постоянные конфликты с руководством, находившемся в… Еще больше неприятностей доставляли местные власти. Новая буровая площадка… Усиление угрозы со стороны местных племен вызвало к жизни новые страхи за безопасность проведения работ и предприятия…

НАПЕРЕГОНКИ СО ВРЕМЕНЕМ

Мосджеде– Солейман, как площадка для проведения буровых работ, стала „последним броском концессионной игрой в кости“. Кроме того, для Рейнолдса и… Но время „Концессионного синдиката“ быстро истекало. „Берма ойл“ была… „Конечно, я не могу найти 20 тысяч фунтов или около того, – горько жаловался Д'Арси, – и что делать, я не знаю“. Но он…

БОЛЬШАЯ КОМПАНИЯ“: АНГЛО‑ПЕРСИДСКАЯ НЕФТЯНАЯ КОМПАНИЯ

19 апреля 1909 года отделение Банка Шотландии в Глазго было осаждено возбужденными вкладчиками. Еще никогда стены банка не видели ничего подобного.… Уже в течение нескольких месяцев было известно, что в Персии найдено очень… Но ее надежде не суждено было сбыться. Когда „Берма ойл“ приобрела большинство обычных акций, Д'Арси еще хорошо…

ГЛАВА 8. СУДЬБОНОСНЫЙ ШАГ

 

В июле 1903 года, за пять лет до того, как персидское месторождение дало первую нефть, Уильям Нокс Д'Арси, отчаявшийся и разочарованный медлительностью и дороговизной своего нефтяного предприятия, позволил себе в период очередной депрессии отправиться на воды в Мариенбад, в Богемию. Там его настроение вскоре улучшилось, и не только вследствие лечения, но и в результате знакомства с адмиралом Джоном Фишером. Последний в то время занимал пост второго морского лорда (заместителя начальника Главного морского штаба), но уже успел завоевать прозвище „нефтяного маньяка“. Это случайное знакомство привело впоследствии к преобразованию предприятия Д'Арси и сделало нефть основой государственной стратегии.

Адмирал Фишер регулярно выезжал на воды в Мариенбад с тех пор, как много лет назад он вылечился на курорте от хронической дизентерии. Но в тот раз Фишер тоже прибыл в Мариенбад в расстроенных чувствах. Незадолго до того на военном корабле „Ганнибал“ были проведены первые испытания мазутного топлива. Корабль вышел из гавани Портсмута на хорошем уэлльском угле, оставляя за собой шлейф белого дыма. По специальному сигналу двигатели были переведены на мазутное топливо. Несколько мгновений спустя густое черное облако окутало корабль. Топка была не приспособлена для такого вида топлива, что и предрешило исход испытания. Это оказалось серьезным поражением для обоих присутствовавших при испытании главных сторонников перехода военно‑морского флота на мазутное топливо – адмирала Фишера и Маркуса Сэмюеля из компании „Шелл“. Вскоре после этого удрученный Фишер отправился в Мариенбад, где по случайности он и встретился с Д'Арси.

Они сразу же нашли общий язык, ведь у них было много общего, и в первую очередь – энтузиазм в отношении перспектив использования нефти. И Д'Арси немедленно послал за картами и другими бумагами, касающимися персидского предприятия, чтобы показать их Фишеру. Фишер в свою очередь был воодушевлен – такое огромное впечатление произвело на него все сказанное Д'Арси, которого он назвал „миллионером, сидящим на золотой жиле“. Фишер писал, что Д`Арси „только что приобрел южную часть Персии ради НЕФТИ… Он считает, что успех обеспечен. Я думаю направиться в Персию, а не в Портсмут, потому что °н говорит, что ему нужен кто‑то, кто мог бы управлять всем этим от его имени!“Д'Арси понял так, что Фишер обещал какую‑то помощь. Хотя помощь в конце концов и пришла – сначала закулисная, а затем за ней последовала и очень значимая общественная поддержка. Этому суждено было случиться совсем не так скоро, как того хотелось бы Д'Арси.

 

КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ НЕФТИ

Джон Арбатнот Фишер, с легкой руки Маркуса Сэмюеля вошедший в историю как „крестный отец нефти“, в 1904 году занял пост первого морского лорда… Помимо семьи, танцев и религии (он мог цитировать большие куски из Библии), у… Уже будучи первым морским лордом, Фишер сохранил интерес к проекту, с которым Д'Арси ознакомил его в Мариенбаде.…

ПОЯВЛЕНИЕ ЧЕРЧИЛЛЯ

Уинстон Черчилль был племянником герцога Мальборо и сыном блистательного, хотя и несколько сумасбродного, лорда Рандольфа Черчилля и его… Однако в июле 1911 года немецкая канонерская лодка „Пантера“ вошла в… „Разумеется, я согласен“, – ответил Черчилль.

СКОРОСТЬ!

Вскоре после этого Фишер организовал Маркусу Сэмюелю встречу с Черчиллем для обсуждения вопроса о нефти. Но на Черчилля председатель „Шелл транспорт… К тому моменту, когда Черчилль только пришел в Адмиралтейство, были уже… Просвещение Черчилля была закончено. Он признал, что топливо на основе нефти давало возможность не только развивать…

АДМИРАЛ РЕШАЕТ ТРУДНУЮ ЗАДАЧУ

Черчилль учредил специальный комитет для изучения вопросов, связанных с переходом с угля на нефть, в том числе таких, как расходы, возможности… Для того, чтобы вновь привлечь на свою сторону вспыльчивого адмирала,… „Мой дорогой Фишер. – писал Черчилль. – Мы слишком хорошие друзья (я надеюсь), а проблемы, которые нас заботят,…

ПОБЕДА В БОРЬБЕ ЗА НЕФТЬ

Доклад адмирала Слейда был для Англо‑персидской компании как нельзя кстати. Финансовое положение компании неуклонно ухудшалось и в… 17 июня 1914 года Черчилль внес на рассмотрение палаты общин исторический… Дебаты в палате общин были очень напряженными. На тот случай, если бы Черчиллю понадобилась какая‑либо…

ЧАСТЬ II. БОРЬБА МИРОВОГО МАСШТАБА

 

ГЛАВА 9. КРОВЬ ПОБЕДЫ: ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА

 

Казалось, что эта война продлится недолго – каких‑нибудь несколько недель, а может быть, несколько месяцев. Однако, вопреки ожиданиям, она все тянулась и тянулась. В военных действиях использовались все достижения техники конца девятнадцатого и начала двадцатого веков.

Когда война наконец закончилось, люди попытались понять, что же произошло на самом деле, и что вызвало конфликт. Существовало множество объяснений причин – от ошибки, высокомерия и глупости до накопившегося напряжения международной конкуренции индустриального общества. Говорили также про светскую религию национализма, „склероз“ Австро‑Венгерской, Российской и Османской империй, коллапс традиционного баланса сил, наконец, про амбиции и опасное поведение только что возвысившегося германского рейха.

Великая война стала катастрофой как для победителей, так и для побежденных. Считается, что погибло 13 миллионов и еще несколько миллионов человек было ранено и лишилось крова. Война сокрушила политическую систему большей части Европы и экономику всех втянутых в бойню стран. В разрушительных последствиях Первой мировой войны коренились новые потрясения. Через полвека один из великих историков международных отношений двадцатого века, оглядываясь назад на исходе жизни, назвал эту войну „источником всех наших бед“.

Это была война людей и машин. Какими окажутся ее масштабы, не мог себе представить никто из лидеров. Нефть и двигатель внутреннего сгорания изменили все характеристики военных действий, вплоть до понятия мобильности на земле, на море и в воздухе. В предшествующий период определяющим фактором вооруженных конфликтов были стабильные системы железных дорог, по которым войска и снаряжение доставлялись к конечным пунктам. Так это было, например, во время франко‑прусской войны 1870–1871 годов. После прибытия на конечную станцию передвижение отрядов зависело от физической выносливости людей и животных. Объемы, дальность и скорость перевозок – всему этому предстояло измениться с появлением двигателя внутреннего сгорания.

Последствия технического прогресса намного превзошли ожидания и предсказания стратегов. По статистике, в начале войны на каждых трех солдат приходилась одна лошадь, которой требовалось, условно говоря, больше пищи, чем десятку людей. Это чрезвычайно осложняло задачи снабжения армии. Во время первой битвы при Марне один немецкий генерал изрыгал проклятия, обнаружив, что у него не оставалось ни одной лошади, способной передвигаться. Появившийся к концу войны двигатель, с одной стороны, решил проблемы мобильности, с другой – принес новые разрушения и жертвы.

Тогда еще никто не предполагал, что нефть вскоре приобретет большое стратегическое значение. Добившись превосходства в железе, угле и обладая лучшей системой железных дорог, германский генеральный штаб не сомневался, что кампания на Западе будет скорой и решительной. В первый месяц войны германские армии наступали в соответствии с планом. В начале сентября 1914 года одна из линий фронта протянулась на 125 миль от северо‑восточной части Парижа до Вердена, где соединилась с другой, уходившей в сторону Альп. По всей этой линии фронта сражались два миллиона человек. В сей критический момент двигателю внутреннего сгорания выпало доказать свою стратегическую важность, причем совершенно неожиданным образом.

 

АРМИЯ“ ТАКСОМОТОРОВ

Ночью 4 сентября состоялся эмоциональный телефонный разговор, – позднее Гальени назовет его „coups de telephone“ [Прим. пер. „coups de telephone“ –… Он смог убедить генерала Жоффра предпринять контратаку. 6 сентября 1914 года французы пошли в наступление и добились некоторого успеха. Но немцы подтянули дополнительные…

ПРИНЦИП ВНУТРЕННЕГО СГОРАНИЯ НА ВОЙНЕ

Французская контратака 6‑8 сентября 1914 года вместе с одновременным наступлением англичан имела решающее значение. Она стала поворотным… Немцы прекратили отступать, противоборствующие армии окопались по обе стороны… Единственным выходом из тупика траншейной войны могло стать некое механическое новшество, которое позволило бы войскам…

ВОЙНА В ВОЗДУХЕ И НА МОРЕ

Еще более драматичным было появление двигателя внутреннего сгорания на другом поле боя – в воздухе. В 1903 году братья Райт совершили свой первый… Но когда аэропланы приняли участие в военных действиях, их возможности стали… Сначала авиацию на войне в основном использовали для рекогносцировки местности и наблюдения. В воздушных сражениях…

АНГЛО– ПЕРСИДСКАЯ КОМПАНИЯ“ ИЛИ „ШЕЛЛ“?

Великобритания приобрела долю в „Англо‑персидской компании“ именно для того, чтобы получить доступ к нефти. Однако война разразилась прежде,… Главная угроза исходила от Оттоманской империи. Сразу после вступления Турции… Нефтедобыча в Персии мало пострадала во время войны. Лишь в начале 1915 года люди из местных племен, подстрекаемые…

КОРОЛЬ ЭНЕРГЕТИКИ

Немалую роль в создании Конференции союзников по нефти сыграли собственные энергетические проблемы Америки. Очевидно, что американская нефть… Главой отдела по нефти Управления по проблемам топлива был инженер из… В 1917 году добыча американской нефти достигла предела своих возможностей. Недостаток „черного золота“ удалось покрыть…

ЧЕЛОВЕК С КУВАЛДОЙ

Союзники, в отличие от Германии, хотя периодически испытывали дефицит нефти, избежали нефтяной катастрофы. Блокада полностью разрушила снабжение… Для Германии победа на восточном фронте была крайне важна. „Как я теперь ясно… В середине октября германские и австрийские войска захватили огромное количество нефтепродуктов, в том числе и…

БАКУ

 

Несмотря на то, что Германия уже возвращала к жизни нефтяные месторождения Румынии, генерал Людендорф делал ставку на „большую добычу“ – ту, которая обеспечит огромные и все возрастающие потребности Германии в нефти. Тогда ход войны можно изменить. Речь идет о Баку, расположенном на берегу Каспийского моря. Крушение царской власти в начале 1917 года, приход к власти рост влияния большевиков и распад Российской империи – все это давало Германии некоторую надежду на то, что ей удастся заполучить руки поставки нефти из Баку. Немцы начали искать подход к бакинской нефти, и первым шагом стало заключение Брест‑Литовского договора в марте 1918 года, прекратившего военные действия между Германией и революционной Россией. Однако турки, в то время союзники Германии и Австрии, уже начали наступление на Баку. Предчувствуя, что успех союзника приведет к бесцеремонному уничтожению нефтяных месторождений, Германия обещала большевикам сдержать турок – в обмен на нефть. „Разумеется, мы согласны“, – сказал Ленин. Иосиф Сталин, к тому времени ставший одним из руководителей большевиков, послал телеграмму с соответствующим приказом Бакинской коммуне, контролировавшей город. Но местные большевики не пожелали согласиться. „Ни в победе, ни в поражении мы не дадим германским грабителям ни капли нефти, добытой нашим трудом“, – ответили они.

Турки, стремясь к бакинской „добыче“, игнорировали просьбы Берлина и продолжали наступление на нефтяной регион. К концу июля они осадили Баку и в начале августа захватили часть месторождений. Армянское и русское население Баку настойчиво просило Великобританию о помощи. Наконец в середине августа 1918 года Великобритания послала туда небольшие силы через Персию. В их задачу входило спасти Баку и отстоять нефть. В случае необходимости им надлежало (по данным военного министерства) повторить румынский сценарий „и уничтожить бакинский добывающий завод, трубопровод и нефтяные резервуары“.

В течение месяца англичане оставались в Баку, и этого оказалось достаточно, чтобы нефть не досталась Германии. „Это оказалось серьезным ударом для нас“, – вынужден был сказать Людендорф. Но англичане удалились, и турецкие войска взяли город. В образовавшемся беспорядке местные мусульмане, подстрекаемые турками, снова, как и в дни революции 1905 года, начали грабежи и погромы, убивая армян и не щадя даже тех, кто находился в госпитале. Тем временем контрреволюционеры захватили комиссаров‑большевиков Бакинской коммуны. Двадцать шесть из них вывезли в безлюдную пустыню за 140 миль от Каспийского моря и казнили. Одним из немногих, кому удалось бежать, был молодой армянин Анастас Микоян. Он добрался до Москвы, чтобы рассказать Ленину об этих событиях. Но к тому времени, когда турецкие войска взяли Баку, бакинская нефть уже не могла спасти Германию12.зовиков“. Это он громогласно заявил: „Дело союзников приплыло к победе на гребне нефтяной волны“.

Сенатор Беранже, директор французского Генерального комитета по топливу, был еще красноречивее: „кровь земли“ (нефть) была „кровью победы… Германия слишком полагалась на свое преимущество в железе и угле и недостаточно учла наше преимущество в нефти“.

Беранже тогда же изрек пророчество: „Нефть была кровью войны, теперь ей предстоит стать кровью мира. Сейчас, в первые мирные дни, наше гражданское население, наша промышленность, наша торговля, наши фермеры – все просят больше нефти, всегда больше нефти; больше бензина, всегда больше бензина“.

 

„ПРИПЛЫЛИ К ПОБЕДЕ“

 

Неудача в Баку оказалась серьезным ударом для Германии. В октябре 1918 года германская армия исчерпала свои резервы. Германское высшее командование ожидало долгого топливного кризиса с наступлением зимы. В октябре в Берлине подсчитали: войну на море удастся продолжать лишь в течение шести – восьми месяцев. Военная промышленность исчерпает все ресурсы за два месяца. Общие запасы смазочных материалов иссякнут через шесть месяцев. Ограниченные операции на суше возможны лишь со строжайшим рационированием снабжения, однако воздушные и механизированные силы замрут через два месяца.

Достоверность этих оценок проверить не удалось, поскольку истощенная Германия капитулировала уже через месяц. Перемирие было подписано в пять утра 11 ноября 1918 года в Компьенском лесу, в вагоне маршала Фоша. Через шесть часов оно вступило в действие. Война закончилась.

Дней через десять британское правительство дало обед в Доме Ланкастера в Лондоне для Конференции союзников по нефти. Председательствовал знаменитый лорд Керзон. Когда‑то он служил экспертом по Персии министерства иностранных дел и являлся вице‑королем Индии. Из стратегических соображений он своей властью поддерживал нефтяное предприятие Д'Арси в Персии. Лорд Керзон входил в военное правительство и некоторое время занимал даже пост министра иностранных дел. На обеде он говорил собравшимся гостям, что „одной из наиболее поразительных вещей“, которые ему случалось видеть во Франции и Фландрии во время войны, „были длинные колонны грузов“.

 

ГЛАВА 10. ДВЕРЬ НА БЛИЖНИЙ ВОСТОК ОТКРЫТА: „ТУРЕЦКАЯ НЕФТЯНАЯ КОМПАНИЯ“

 

Дней через десять после того, как Керзон и Беранже подняли тост за „кровь победы“, французский премьер Жорж Клемансо приехал в Лондон, чтобы нанести визит премьер‑министру Великобритании Дэвиду Ллойд Джорджу. Пушки молчали уже в течение трех недель, послевоенные вопросы требовали решения. Вопросы эти диктовались временем, и обойти их было нельзя: как реорганизовать послевоенный мир? Нефть неизбежно становилась частью мировой политики. И она более всего занимала умы Клемансо и Ллойд Джорджа, когда они проезжали среди ликующих толп по улицам Лондона. Великобритания хотела распространить свое влияние на Месопотамию – провинцию не существовавшей более Оттоманской империи, часть которой вошла после войны в государство Ирак. Этот район считался чрезвычайно перспективным с точки зрения нефтедобычи. Однако Франция тоже претендовала на одну из частей региона – Мосул, что к северо‑западу от Багдада.

„Чего хочет Великобритания?“ – такой вопрос задал Клемансо, когда два джентльмена наконец достигли французского посольства. „Откажется ли Франция от притязаний на Мосул в обмен на признание Великобританией французского контроля над соседней Сирией?“ – спросил в свою очередь Ллойд Джордж. „Да, – ответил Клемансо, – если получит часть добычи нефти в Мосуле“. На том и порешили.

Ни один из премьер‑министров не потрудился проинформировать о принятом решении своего министра иностранных дел. Это устное соглашение не было договором по сути – в некотором смысле оно было началом великой послевоенной борьбы за новые источники нефти как на Ближнем Востоке, так и по всему миру. Этой борьбе суждено было не только противопоставить друг другу Францию и Англию, но и втянуть в передел нефтяного мира Америку. Конкуренция за новые нефтеносные земли уже не являлась более битвой между рискующими предпринимателями и агрессивными бизнесменами. Война ясно показала, что горючее стало ключевым элементом любой национальной стратегии. Теперь политики и бюрократы ввязывались в драку, руководствуясь простым соображением, – послевоенный мир для экономического процветания и национальной мощи требует все больших объемов нефти1. Центром этой борьбы предстояло стать Месопотамии. Уже в предвоенное десятилетие Месопотамия была объектом дипломатического и коммерческого соперничества. Оно поощрялось умирающей Оттоманской империей, которая вечно была в долгах и судорожно искала новые источники получения доходов. В предвоенные годы одним из основных „игроков“ была германская группа, возглавляемая „Дойче Банком“. Она стремилась распространить германское влияние на Ближний Восток. Ее оппонентом выступала конкурирующая группа, которую поддерживал Уильям Нокс Д'Арси. Эта группа в конце концов вошла в „Англоперсидскую нефтяную компанию“. Британское правительство активно поддерживало ее, так как видела в ней серьезный противовес Германии.

В 1912 году британское правительство с тревогой обнаружило на сцене нового „игрока“. Это была „Турецкая нефтяная компания“. Оказалось, что „Дойче Банк“ уступил свои интересы в концессии этой структуре. „Дойче Банк“ и „Рой‑ял Датч/Шелл“ имели по 25‑процентному пакету акций новой компании. Наибольшей долей, 50 процентами, владел Турецкий национальный банк, который по иронии судьбы контролировался Великобританией и был в свое время создан в Турции для поддержки британских экономических и политических интересов. Существовал и еще один „игрок“ – человек, несомненно, достойный восхищения, – „Талейран нефтяной дипломатии“. В то время остальные участники игры относились к нему пренебрежительно. Это был армянский миллионер Калуст Гульбенкян. И именно ему удалось определить направление всей деятельности „Турецкой нефтяной компании“. Как оказалось, он владел 30 процентами акций Турецкого национального банка, что давало ему 15‑процентную долю в „Турецкой нефтяной компании“.

 

„МИСТЕР ПЯТЬ ПРОЦЕНТОВ“

 

Калуст Гульбенкян был сыном богатого армянского нефтепромышленника и банкира, сколотившего состояние на импорте керосина из России в Оттоманскую империю. В награду за эту деятельность султан назначил его управляющим порта на Черном море. Фактически семья жила в Константинополе, там Калуст и совершил свою первую финансовую сделку: в возрасте семи лет ему дали турецкую серебряную монету, мальчик отнес ее на базар – не для того, чтобы купить тянучку, как можно было бы ожидать, а чтобы обменять на старинную монетку. Позднее он собрал одну из крупнейших в мире коллекций золотых монет и с особенным удовольствием приобрел великолепное собрание греческих золотых монет Дж. П. Моргана.

В школе его не любили. Вообще, в его жизни не было особой любви между ним и остальной частью человечества. Юный Калуст часто приходил после школы на базар, наблюдал за торговлей, иногда сам совершал небольшие сделки, постигая восточное искусство ведения дел.

Его послали в школу второй ступени в Марсель. Там он должен был совершенствоваться во французском языке. Затем он изучал горное дело в Королевском колледже в Лондоне и там написал тезисы новой технологии нефтяной промышленности. Он закончил учебу в 1887 году в возрасте 19 лет со степенью инженера первого класса. Профессор Королевского колледжа предложил талантливому молодому армянскому студенту поехать во Францию и завершить там курс физики, но отец отверг идею, сочтя ее „академической чушью“. Вместо этого он послал Калуста в Баку. Там молодой человек „заболел“ нефтяной индустрией, с которой столкнулся впервые. Однажды его окатило нефтяным фонтаном, что он нашел даже приятным, – нефть была „отличная и густая“. Однако, покинув Баку, он никогда больше не посещал „страну нефти“.

В 1889 году Гульбенкян опубликовал в ведущем французском журнале ряд статей о российской нефти, получивших высокую оценку. В 1891 году он объединил их в претенциозную книгу. В возрасте 21 года Гульбенкян считался экспертом мирового класса в вопросах нефти.

Примерно в это время два чиновника турецкого султана попросили его исследовать нефтяные ресурсы Месопотамии. Он не поехал туда – по своему обыкновению, – но подготовил компетентный доклад, основанный на материалах, собранных и предоставленных другими людьми. По его мнению, регион обладал огромным нефтяным потенциалом. Его слова убедили официальных турецких лиц.

Так состоялась „помолвка“ Калуста Гульбенкяна с нефтью Месопотамии, и „брак“ этот оказался длиною в жизнь. Месопотамская нефть потребует от Гульбенкяна необычайного самопожертвования в течение более чем шестидесяти лет.

В Константинополе Гульбенкян открыл несколько коммерческих предприятий, в том числе стал заниматься продажей ковров. Ни одно из них не стало вполне успешным. Однако он в совершенстве постиг восточное искусство торговли – ведение дел, интриги, „бакшиш“, сбор информации. Он развил необычайную трудоспособность, проницательность и другие выдающиеся способности. Он всегда старался контролировать ситуацию, когда же это было невозможно, следовал любимой старой арабской пословице: „Не кусай руку противника – поцелуй ее“. В первые годы в Константинополе он взрастил в себе терпение и настойчивость, некоторые считали эти качества его ценнейшим богатством. Он был как скала. „Проще расплющить гранит, чем сдвинуть мистера Гульбенкяна“, – говаривали о нем впоследствии.

Гульбенкян обладал еще одним качеством. Он был недоверчив. „Никогда не встречал кого‑либо столь же подозрительного, – говорил сэр Кеннет Кларк, художественный критик и директор Национальной галереи в Лондоне, помогавший позднее Гульбенкяну в его делах, связанных с коллекционированием. – Никогда не встречал кого‑либо, доходившего до таких крайностей. Он всегда держал штат шпионов“. Гульбенкян заставлял двух или трех экспертов оценить произведение искусства, прежде чем купить его. Похоже, с годами Гульбенкян превзошел в недоверчивости своего деда, дожившего до 106 лет и до конца жизни содержавшего две группы врачей, чтобы иметь возможность проверять одну с помощью другой.

Возможно, такая подозрительность была необходимым механизмом выживания для армянина, которого в последние годы существования Оттоманской империи постоянно окружали как огромные возможности, так и преследования. В 1896 году во время очередного санкционированного властями армянского погрома Гульбенкян бежал на корабле в Египет. Там он сделался незаменимым человеком сразу для двух могущественных армян – нефтяного миллионера из Баку и Нубар‑паши, помогавшего управлять Египтом. Эти связи открыли для него двери как нефтяного, так и финансового бизнеса и позволили стать представителем по продажам бакинской нефти в Лондоне. В Лондоне Гульбенкян встретился с братьями Сэмюелями и Генри Детердин‑гом. Его сын Нубар позднее писал, что Гульбенкян „…и Детердинг были близки более двадцати лет. Никто не может точно сказать, Детердинг использовал моего отца, или отец использовал Детердинга. Как бы то ни было, их союз был весьма плодотворен для них обоих и для „Ройял Датч/Шелл“. Для „Шелл“ Гульбенкян организовывал сделки, совершал закупки, и занимался финансовыми вопросами.

Одной из первых сделок, предложенных им, были персидские концессии, доставшиеся в конце концов Д'Арси. Гульбенкян и Детердинг ознакомились с первоначальным проектом концессии, который представлял в Париже армянин Китабджи, но отказались от него. Как Гульбенкян сказал позднее, это было „нечто весьма стихийное и выглядевшее столь спекулятивно, что мы посчитали, что этот бизнес подходит лишь игрокам“. Впоследствии, грустно наблюдая за ростом „Англо‑персидской компании“, он сформулировал свой девиз – „никогда не отказывайся от нефтяной концессии“, который в дальнейшем стал основным принципом его жизни. Впервые Гульбенкяну предстояло применить этот принцип, как и свое несгибаемое упорство, преодолевая препоны в Месопотамии. В 1907 году он убедил Сэмюелей открыть в Константинополе офис и возглавил его. Антиармянские настроения к этому времени пошли на убыль. Имея множество коммерческих интересов, Гульбенкян одновременно был консультантом турецкого правительства, его посольств в Париже и Лондоне, а также акционером Турецкого национального банка. Имея такую опору, он сумел примирить конкурирующие интересы Великобритании и Германии, а также „Ройял Датч/Шелл“, создав структуру, названную „Турецкой нефтяной компанией“. Задача эта потребовала величайшей деликатности и ни в коем случае „не была из числа приятных“.

Начиная с 1912 года, когда „Турецкая нефтяная компания“ появилась на свет, британское правительство прилагало все усилия к тому, чтобы заставить ее объединиться с Англо‑персидским синдикатом Д'Арси. В конце концов правительства Великобритании и Германии договорились о стратегии объединения и форсировали ее реализацию. В соответствии с „Соглашением Министерства иностранных дел“ от 19 марта 1914 года интересы Великобритании в объединенной группе доминировали. „Англо‑персидская группа“ имела 50‑процентный пакет акций в новом консорциуме, тогда как „Дойче Банк“ и „Шелл“ имели по 25 процентов. Но оставался еще Гульбенкян. По условиям соглашения „Англо‑персидская группа“ и Шелл“ давали ему по 2,5 процента общей стоимости активов в качестве „интереса бенефициара“. Это означало, что он не имел голосующих акций, но мог пользоваться всеми финансовыми выгодами подобного разделения активов. Так РОДИЛОСЬ прозвище Мистер пять процентов.

Так завершилась десятилетняя борьба. Однако подписавшие соглашение стороны взяли на себя весьма значительные обязательства, одно из которых не давало спокойно жить многим людям в течение десятилетий. Этим обязательством был пункт о „самоограничении“: никто из акционеров не должен был участвовать в добыче нефти на территории Оттоманской империи иначе как через „Турецкую нефтяную компанию“. Пункт о самоограничении не распространялся на Египет, Кувейт и „переданные территории“ на турецко‑персидской границе. Этому пункту соглашения предстояло на многие годы стать основой развития нефтедобычи на Ближнем Востоке и причиной титанических сражений.

 

„ПЕРВООЧЕРЕДНАЯ ЦЕЛЬ ВОЙНЫ“

 

28 июня 1914 года Великий визирь Турции в дипломатической ноте официально обещал вручить концессию в Месопотамии преобразованной „Турецкой нефтяной компании“. К несчастью, именно в этот день в Сараево убили эрцгерцога Австрии Франца Фердинанда, и началась Первая мировая война. Остался без ответа главный вопрос: состоялась ли на самом деле передача концессии или все ограничилось ни к чему не обязывающим обещанием? По этому поводу можно было спорить сколько угодно, но в тот момент война разом прекратила англогерманское сотрудничество в Месопотамии, что, естественно, ударило и по „Турецкой нефтяной компании“.

Однако нефтяные запасы Месопотамии забыты не были. В конце 1915 – начале 1916 года представители Англии и Франции пришли к взаимопониманию в вопросе послевоенного будущего Месопотамии. В соглашении Сайкса‑Пико к будущей сфере влияния Франции походя был отнесен Мосул на северо‑востоке Месопотамии, считавшийся одним из наиболее перспективных нефтяных районов. Такая „сдача“ Мосула возмутила многих в британском правительстве. Начались упорные попытки подорвать соглашение. Ситуация обострилась в 1917 году, когда британские войска захватили Багдад. Четыре века Месопотамия была частью Оттоманской империи, когда‑то простиравшейся от Балкан до Персидского залива. Но она более не существовала – таковы превратности судьбы на войне. На Ближнем Востоке предстояло появиться множеству независимых и полунезависимых государств, многие из которых трудно даже найти на карте. Но в тот момент Великобритания управляла ситуацией в Месопотамии.

Нехватка топлива во время войны сделала нефть ключевым элементом национальных интересов Великобритании и поставила Месопотамию в центр событий. Перспективы добычи нефти внутри империи были удручающими. Этот факт придал поставкам с Ближнего Востока первостепенную важность. Секретарь военного кабинета сэр Морис Хэнки, чрезвычайно влиятельный человек, писал министру иностранных дел Артуру Бальфуру: „В следующей войне нефть займет более важное место, чем в этой войне занимает уголь, или хотя бы встанет наравне с ним. Единственные большие запасы, которые мы можем взять под британский контроль, находятся в Персии и Месопотамии“. Таким образом, по словам Хэнки, „контроль над этими нефтяными ресурсами становится первоочередной целью Великобритании в войне“.

В начале 1918 года в ответ на вызов, брошенный большевизмом, Вудро Вильсон выступил со своими идеалистическими „Четырнадцатью пунктами“ и громогласным призывом к самоопределению наций и народов после войны. Государственный секретарь Роберт Лэнсинг был в ужасе от такого пируэта президента. Лэнсинг был уверен, что призыв к самоопределению приведет к большим жертвам по всему миру. По его словам, „человек, владеющий умами народа, должен остерегаться несвоевременных или неприемлемых деклараций… Он отвечает за последствия“.

Британское правительство, хотя и было возмущено „туманом в идеях“ Вильсона, вынуждено было учитывать его популярный призыв при формулировке своих послевоенных целей. Министр иностранных дел Бальфур опасался, что открытое объявление Месопотамии целью войны выглядело бы слишком старомодно, „поимпериалистически“. В августе 1918 года он сказал, что Великобритания должна стать для Месопотамии „направляющей сущностью“, чтобы обеспечить себе поставки одного из естественных ресурсов, в которых она так нуждалась. „Мне все равно, каким образом мы сохраним нефть, – сказал Бальфур, – но я точно знаю, что это для нас весьма важно. У нас должна быть нефть“. Для пущей уверенности британские войска, уже находившиеся в Месопотамии, захватили Мосул после того, как было подписано перемирие с Турцией.

 

КЛЕМАНСО И ЕГО ЛАВОЧНИК

Весь боевой опыт, начиная с „армии такси“, спасшей Париж в первые недели войны, убедил Францию в том, что доступ к нефти несомненно стал вопросом… За годы войны он был вынужден изменить мнение и к ее концу решил получать… Лондонский „обмен“ между двумя премьерами на деле не привел ни к чему, лишь инициировал продолжительную серию бурных…

СЛИЯНИЕ

Ход событий не был столь гладким для правительства Великобритании, которое продолжило начатые во время войны попытки нарушить… С точки зрения правительства Великобритании, переход „Шелл“ под его контроль… Тем не менее, несмотря на все задержки и разочарования, Детердинг и „Шелл“ сохраняли заинтересованность в слиянии с…

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЧЕРЧИЛЛЯ

Как поступить „Шелл“, чтобы при столь сильной оппозиции завладеть „Англоперсидской компанией“? Идея пришла Роберту Уэйли Коэну. Во время одного из… Предложение не могло быть более своевременным, поскольку летом 1923 года… После короткого размышления Черчилль принял предложение. Он хотел получить 10 тысяч фунтов в случае неудачи и 50…

БОСС“: УОЛТЕР ТИГЛ

Какие же из американских компаний следовало поддерживать правительству? Стоило ли затрачивать столько дипломатических усилий, если речь шла только о… Благодаря этой группе Госдепартамент избегал прямого участия в европейских… Тигл представлял на переговорах не только „Стандард ойл“, но и весь американский консорциум. По другую сторону…

ФЕЙСАЛ – КОРОЛЬ ИРАКА

Во время войны Лондон настраивал Хусейна – шерифа Мекки возглавить восстание арабов против Турции, что он и совершил в 1916 году. Ему помогали… Англичане посадили Фейсала на трон только что образовавшейся Сирии, – одного… Его королевская карьера на этом не закончилась. Великобритания нуждалась в монархе для другого нового государства –…

АРХИТЕКТОР

Казалось, все наконец установилось – даже граница с Турцией. Остался лишь один „камень преткновения“ – Калуст Гульбенкян и его 5 процентов. На… Уникальные возможности для наблюдения за развитием событий имел Нубар… С Детердингом или без него, Гульбенкян продолжал заниматься самым разнооб разным бизнесом. Так, например, он пытался…

ГЛАВА 11. ОТ ДЕФИЦИТА К ПЕРЕПРОИЗВОДСТВУ: БЕНЗИНОВЫЙ ВЕК

 

В 1919 году капитан армии США Дуайт Д. Эйзенхауэр, удрученный скукой и однообразием, которые были постоянными спутниками военного в мирное время, раздумывал о возможности покинуть армию и поступить на работу к армейскому другу, жившему в Индианаполисе. Но тут он услышал, что армии нужен офицер для участия в автопробеге через всю страну. Целью пробега была демонстрация возможностей передвижения на автомобиле, а также он должен был привлечь внимание к новой проблеме, появившейся в связи с возросшим количеством автомобилей – к проблеме строительства дорог более высокого качества. Эйзенхауэр вызвался участвовать только лишь для того, чтобы развеять скуку, а заодно организовать для семьи дешевый отдых на Западе. „Конвой от побережья до побережья, – скажет он позднее, – был в тех условиях настоящим приключением“. Он назвал пробег походом „на грузовике с цистерной по темной Америке“.

Путешествие началось 7 июля 1919 года с открытия памятного знака на месте старта – прямо в южной части газона Белого Дома. Караван отбыл. В его составе было сорок два грузовика, пять пассажирских машин – для штаба, наблюдения и разведки, и кроме того, мотоциклы, машины „скорой помощи“, грузовики с цистернами, полевые кухни, передвижные мастерские и грузовики с прожекторами. Машины вели водители, речь которых, как и искусство вождения, говорили (во всяком случае, Эйзенхауэру) о том, что они были больше знакомы с табунами лошадей, чем с двигателем внутреннего сгорания. В течение первых трех дней колонна осиливала менее шести миль в час – „медленнее даже самого медленного воинского эшелона“, говорил Эйзенхауэр. Журнал похода сплошь содержал записи о сломанных осях, порванных ремнях вентиляторов, вышедших из строя свечах зажигания и тормозах. Что касается дорог, они менялись, по словам Эйзенхауэра, „от средних до никаких“. „В некоторых местах тяжелые грузовики проваливались на полотне дороги, и мы вытаскивали их гусеничным трактором. Дней, в которые мы проехали 60,70 или 100 миль, было всего три или четыре“.

Выехав из Вашингтона 7 июля, караван добрался до Сан‑Франциско только 6 сентября. Там водителей встречали парадом, а затем губернатор Калифорнии произнес речь и сравнил их с „бессмертными старателями 1849 года“. Эйзенхауэрглядел в будущее. „Старый конвой, – вспоминал он, – заставил меня думать о хороших шоссе в две полосы“. В конце концов, через тридцать пять лет, будучи уже президентом Соединенных Штатов, он добьется создания обширной сети шоссейных дорог. Но в 1919 году медлительная миссия „По темной Америке“, в которой он участвовал, только символизировала рассвет новой эры – эры моторизации американского народа.

 

„ВЕК ПУТЕШЕСТВИЙ“

 

„Это век путешествий, – писал Генри Детердинг в 1916 году одному из высших руководителей „Шелл“ в США, – неугомонность, порожденная войной, еще больше усилит желание путешествовать“. Его предсказание начало сбываться уже вскоре после окончания Первой мировой войны. Изменилась не только нефтяная индустрия, но сам образ жизни Америки, а затем и всего мира.

Превращение происходило с удивительной быстротой. В 1916 году, когда было изречено пророчество Детердинга, в Соединенных Штатах было приблизительно 3,4 миллиона зарегистрированных автомобилей. В двадцатые годы вместе с миром пришло процветание, и автомобили выезжали со сборочных линий во все больших количествах. К концу десятилетия число зарегистрированных машин в Америке подскочило до 23,1 миллиона. Накручиваемый ими „километраж“ все увеличивался и увеличивался: если в 1919 году он составлял в среднем 4500 миль за год на каждую машину, то в 1929 году уже до 7500. И каждая из них заправлялась бензином.

Грандиозное нашествие автомобилей изменило лицо Америки. В газете „Только вчера“ Фредерик Льюис Аллен описывал новый облик двадцатых годов. „Поселки, когда‑то процветавшие, поскольку стояли на железной дороге, теперь были поражены экономической анемией; поселки же на автостраде № 61 заполнились гаражами, заправочными станциями, закусочными, ресторанами‑бистро, чайными, туристическими гостиницами, кемпингами. Исчезли междугородние экипажи. Железные дороги одна за другой закрывали свои ветки… В тысячах городков в начале десятилетия контролем уличного движения занимался только один человек на пересечении Главной и Центральной улиц. В конце десятилетия – какое отличие! – светофоры, мигалки, улицы с односторонним движением, остановки перед бульварами, все более строгие правила парковки – и блестящий поток машин вдоль Главной улицы, задерживаемый пробками каждое субботнее и воскресное утро… Век пара уступал место веку бензиновому“.

„Автомобильная революция“ проявила себя в Соединенных Штатах куда больше, чем где бы то ни было еще. К 1929 году 78 процентов автомобилей мира ездили в Америке. В этом году один автомобиль в США приходился на пять человек, в Англии – на 30, во Франции – на 33, в Германии – на 102, в Японии – на 702, а в Советском Союзе на одну машину приходилось 6130 человек. Америка, несомненно, была ведущей „бензиновой“ страной. Изменения в базовой ориентации нефтяной промышленности были не менее существенными. В 1919 году общее потребление нефти в США составляло 1,03 миллиона баррелей в день, к 1929 году оно увеличилось до 2,58 миллиона баррелей – в 2,5 раза. Доля нефти в общем потреблении энергии за тот же период выросла с 10 до 25 процентов. Самый большой рост испытало потребление бензина – более чем в четыре раза. Потребление бензина и топ ливной нефти составляли в 1929 году 85 процентов от общего потребления нефти. Что касается керосина, его производство и потребление было сравнительно небольшим. „Новый источник света“ уступил дорогу „новому топливу“.

 

„БЕНЗИНОВАЯ МАГИЯ“

 

Переход Америки к „автомобильной культуре“ сопровождался появлением „храма“, посвященного новому топливу и новому образу жизни – придорожной бензозаправки. До двадцатых годов бензин продавался в основном в магазинах, где он хранился в бидонах или других емкостях под прилавком или за магазином. Продукт был безымянным, и владелец двигателя не был уверен, получает он бензин или смесь с добавлением более дешевых нафты или керосина. Такая система сбыта была, помимо всего прочего, громоздкой и медленной. На заре автомобильного века некоторые розничные торговцы экспериментировали с фургонами бензина, доставлявшими горючее от дома к дому. Идея эта не имела успеха – во многом из‑за того, что фургоны нередко взрывались. Нужно было найти лучший способ. И он был найден – появились придорожные бензоколонки. Честь первого строителя придорожной заправки принадлежит нескольким первооткрывателям. Если верить „Национальным топливным новостям“, первенство принадлежит „Автомобильной бензиновой компании“ (Сент‑Луис, 1907 год). В маленькой статье, опубликованной на развороте издания под заголовком „Станция для автомобилистов“ сообщалось, что „в Сент‑Луисе „Автомобильная бензиновая компания“ пробует новый способ прямой продажи автомобильного бензина“. Нефтяной специалист, донесший до редактора это новшество, слегка усмехнулся и сказал: „Теперь хорошенько посмейтесь над этой свалкой“. Хотя сам редактор не видел первую станцию, он посетил вторую заправку этой фирмы в Сент‑Луисе. На его взгляд, это действительно напоминало свалку. В маленькой лачуге было несколько баррелей моторного масла. Снаружи на высоких подпорках были установлены две старых цистерны. От каждой из них шли шланги, по которым бензин под действием силы тяжести тек в автомобильные баки. Так выглядели практически все первые заправки – маленькие, тесные, грязные, ненадежные конструкции, оборудованные одной или двумя цистернами, „свободный“ доступ к дороге – узкий и без дорожного покрытия.

Реального роста и развития бензозаправок до двадцатых годов не происходило. В 1920 году бензин продавался не более чем в 100 тысячах точек. Не менее половины из них представляли собой магазинчики, универсальные магазины и магазины готовых изделий. Некоторые из них все еще продолжали продавать бензин и десятилетие спустя. В 1929 году число точек розничной продажи бензина выросло до 300 тысяч. Почти все они были АЗС или гаражами. Число самих придорожных АЗС выросло приблизительно с 12 тысяч в 1921 году до 143 тысяч в 1929 году. Заправки стояли везде – на перекрестках улиц в больших городах, на главных улицах маленьких городков, на сельских перекрестках. К востоку от Скалистых гор подобные „точки“ называли „заправочными станциями“, к западу – “станциями обслуживания“. О приходе светлого будущего для них возвестило открытие в 1921 году известной суперстанции в Форт‑Уорте, штат Техас, где было восемь насосов и три подъезда с дороги. Но настоящим инкубатором современных станций стала тогда Калифорния, особенно Лос‑Анджелес, где стандартныезаправки стали оснащаться массивными вывесками, комнатами отдыха, навесами, ухоженными участками и подъездными путями с хорошим покрытием. Стандартные бензозаправки типа „пачка печенья“, впервые введенные „Шелл“, распространялись по стране с удивительной быстротой. К концу 20‑х годов деньги делались не только на бензине, но и на продаже того, что стали называть „Ти‑Би‑Эй“ – покрышки, аккумуляторы и аксессуары. Стандартная заправка штата Индиана выглядела как величественный торговый центр, продававший, кроме бензина, весь спектр нефтепродуктов – от машинного масла до жидкости для полировки мебели и смазки для швейных машин и пылесосов. По всей стране быстро вошел в моду новый тип насоса, в котором бензин нагнетался наверх, в стеклянный резервуар, так что покупатель мог убедиться в его чистоте, откуда он тек через шланг уже в бензобак автомобиля. По мере распространения заправок и усиления конкуренции на них появлялись вывески и символы нового века: „звезда „Тексако“, „скорлупа раковины „Шелл“, „сверкающий бриллиант „Сан“, „76 Юнион“, „66 Филлипс“ (что навеяла не только дорога, но и“ 57 различий“ Хайнца), „летучий конь „Сокони“, „оранжевый диск „Галф“, „красная корона „Стандард оф Индиана“, „бронтозавры „Синклер“ и, наконец, патриотические красный, белый и синий цвета „Джерси Стандард“. Конкуренция заставила нефтяные компании создавать торговые марки. Они стали „иконами“ светской религии и давали водителям чувство чего‑то знакомого, вызывающего доверие, и безопасного, когда они ехали по все разраставшимся сетям дорог, пересекавших Америку во всех направлениях. Бензозаправочные станции, по словам экспертов, внесли свой „исключительно американский вклад в развитие картографии“. Об этом позволила говорить впервые выпущенная нефтяной компанией карта дорог. Вероятно, это была первая карта, специально ориентированная на автомобилистов. Она появилась в 1895 году в „Чикаго Тайме Джералд“. Карта предназначалась для гонки на 54 мили, которую спонсировала газета. Но только в 1914 году, когда „Галф“ открывала свою первую бензозаправку в Питтсбурге, местный рекламист предложил бесплатно раздавать на ней карты региона. С началом автомобильного бума двадцатых годов идею быстро подхватили, и карты стали массовым товаром.

Потребителей завлекали и множеством других ухищрений. К 1920 году „Шелл оф Калифорния“ обеспечивала служащих бесплатной униформой и оплачивала им до трех стирок в неделю. Она запретила служащим читать журналы и газеты во время работы, не разрешалось брать чаевые: „Обслуживание воздухом и водой является безвозмездной услугой, которую вы обязаны оказывать населению независимо от того, является ли человек клиентом „Шелл“ или нет“. К 1927 году „продавцы на станции обслуживания“, как их называли, должны были спрашивать клиента: „Могу ли я проверить ваши покрышки?“ Им запретили привносить в обслуживание „личные мнения и предубеждения“: „Продавцам следует в своей работе быть предупредительными по отношению к клиентам восточного и латинского происхождения и не пользоваться в общении с ними искаженным английским“. Реклама и паблисити помогли родиться основным региональным и национальным торговым маркам. Именно рекламисту по имени Брюс Бэртон удалось поднять торговлю бензином на небывалую доселе высоту. Бэртон был авторитетной фигурой. К тому времени он уже приобрел известность как автор „шедевра“ „Человек, которого никто не знает“, ставшего главным национальным бестселлером в 1925 и 1926 годах. В книге утверждалось, что Иисус был всего лишь „самым популярным гостем за обеденным столом в Иерусалиме“. Однако Бэртона знали и как „основателя современного бизнеса… и величайшего рекламиста современности“. Теперь, в 1928 году, Бэртон обратился к нефтяному бизнесу, чтобы восславить „магию бензина“. Он убеждал: „Постойте часок возле одной из своих заправок. Поговорите с людьми, приехавшими купить бензин. Откройте для себя то волшебство, которое бензин ценою в доллар за неделю совершает в их жизни“.

„Друзья мои, вы продаете сок из фонтана вечной молодости. Это здоровье. Это комфорт. Это успех. А продали вы всего лишь дурно пахнущую жидкость, стоящую так много центов за галлон. Вы никогда не поднимали цену выше проклятого расчета… Вы должны поставить себя на место мужчины и женщины, в жизни которых ваш бензин сотворил мираж“.

Мираж состоял в мобильности – люди могли ехать всюду, куда им было угодно. Это вдохновляло участников нефтяного бизнеса, волновавшихся по поводу запасов, объемов, инвентаря, дележа рынка и замасленной униформы.

Торговля бензином в розницу к концу десятилетия стала если и не совсем религией, то уж во всяком случае большим и весьма конкурентным бизнесом.

 

БУРЯ В „ЧАЙНИКЕ“

 

В связи с возросшим влиянием цены бензина на жизнь и судьбу большинства американцев, в двадцатых годах стало ясно, что рост цены на бензин становится источником зла, темой обсуждения в прессе, камнем преткновения для губернаторов, сенаторов, даже президентов, темой расследований. В 1923 году сенатор‑популист из Висконсина Роберт Ла Фоллетт („Борющийся Боб“) провел весьма бурные слушания по вопросу о росте цен на бензин. Он и его подкомитет вынес вердикт, что „если нескольким крупным нефтяным компаниям“ будет позволено продолжать „манипулировать ценами на нефть и дальше, как они делали это, начиная с января 1920 года, жители этой страны должны быть готовы в ближайшем будущем платить за бензин как минимум 1 доллар за галлон“. Но его предупреждение было значительно скорректировано возникшим ростом предложения. Цены пошли вниз. В апреле 1927 года цены упали до 13 центов за галлон в Сан‑Франциско, до 10,5 – в Лос‑Анджелесе, то есть очень далеко от запальчивого прогноза, данного Ла Фоллеттом.

Однако, если Ла Фоллетт и не угадал динамику цен на бензин, он попал в точку в отношении другой драмы, лишь косвенно затронутой его расследованием. Он инициировал в сенате кампанию, приведшую к одному из наиболее известных и необычных скандалов в истории американской нации – Типот‑Дом („Купол‑чайник“). Это месторождение в Вайоминге, названное так за внешний вид геологической структуры, было одним из трех месторождений нефти (два других были расположены в Калифорнии), выделенных администрациями президентов Тафта и Вильсона в качестве „нефтяных резервов военно‑морского флота“ перед Первой мировой войной. Это решение было принято в результате дебатов по поводу перевода флота с угля на нефть.

Аргументы были похожи на те, что столкнули в Великобритании Уинстона Черчилля, адмирала Фишера и Маркуса Сэмюеля. Признавая преимущества нефти над углем, американцы, как и англичане, были сильно обеспокоены той возможностью, которую один чиновник военно‑морского ведомства назвал „перебоемснабжения, угрожающим подвижности флота и национальной безопасности“. Что произойдет, если топливо кончится в критический момент? Тем не менее, преимущества перехода на нефть перевешивали, и было принято соответствующее решение. Ключевым годом стал, как и в Великобритании, 1911 год. На следующий год, чтобы ослабить „нефтяное“ беспокойство, Вашингтон начал создавать „военно‑морские“ резервы нефти в регионах потенциальной добычи. Этот „неприкосновенный запас“ можно было задействовать в случае кризиса во время войны. Тогда в Вашингтоне состоялась длительная дискуссия по поводу создания этих резервов и возможности использования частных компаний. Дебаты эти были в свою очередь частью не прекращающихся в Америке разбирательств по поводу разработки частными компаниями ресурсов, расположенных на общественных землях, а также выступлений в пользу консервации и защиты этих ресурсов под контролем федерального правительства.

В 1920 году президентскую „гонку“ выиграл Уоррен Дж. Гардинг (его выдвинули кандидатом от республиканцев еще и по той причине, что он „выглядел как Президент“). Будучи хорошим политиком, он старался в споре о ресурсах контактировать с обеими сторонами и радовался „этой гармонии соотношений между консервацией и разработкой“. Однако, назначив министром внутренних дел сенатора Альберта Б. Фолла из Нью‑Мексико, Гардинг вряд ли мог далее маскировать свой собственный выбор между добычей и консервацией. Фолл был удачливый владелец ранчо и сильный политик, юрист и специалист горного дела. Один из журналов описывал его так: „Человек из пограничного района, грубый, всегда настороженный „кулачный боец“, который выглядит как старый добрый техасский шериф. Говорят, в молодости он обращался с ружьем так же быстро и точно, как герой Зейна Грея“. Вера Фолла „в неограниченную раздачу общественных земель была столь же типична для человека Запада, как и его черная стетсоновская широкополая шляпа и любовь к хорошим коням“. С противоположной стороны он виделся по‑иному. Один из ведущих консерваторов охарактеризовал его как участника „банды эксплуатации“, добавив: „Вероятно, можно было найти худшего человека на роль министра внутренних дел“, „но это было бы уже непростой задачей“. Фоллу удалось отобрать контроль над нефтяными резервами флота у министерства военно‑морского флота и передать его министерству внутренних дел. Следующим шагом стала передача их в аренду частным компаниям. Его деятельность не осталась незамеченной. Весной 1922 года, как раз перед подписанием договоров аренды, Уолтер Тигл из „Стандард ойл“ неожиданно появился в офисе специалиста по рекламе Альберта Ласкера, который организовывал паблисити во время кампании Гар‑динга, а к тому времени уже возглавлял Комитет США по судоходству. „Я так понимаю, – сказал Тигл Ласкеру, – что министерство внутренних дел собирается заключить договор лизинга на Типот‑Дом. Меня не интересует Типот‑Дом. Он вообще не представляет интереса для „Стандард ойл оф Нью‑Джерси“, но я чувствую, что вам следует сообщить президенту: это дурно пахнет“.

После некоторых колебаний Ласкер отправился к президенту и передал мнение Тигла. „Этот слух доходит до меня не впервые, – сказал Гардинг, – но если Альберт Фолл человек нечестный, я не гожусь быть президентом Соединенных Штатов“. И то, и другое вскоре подверглось надлежащей проверке4.

Фолл сдал Типот‑Дом в аренду Гарри Синклеру на чрезвычайно выгодных условиях, обеспечивших „Синклер ойл“ в качестве заказчика правительство США. Еще более щедрые запасы в Калифорнии – Элк‑Хилл – он сдал в аренду Эдварду Доэни. Оба были в нефтяном бизнесе Америки известнейшими людьми, предпринимателями, „новыми американцами“, которые поднялись, благодаря своим собственным способностям, и создали крупные предприятия вне „наследства“ старого „Стандардойл“.

Доэни был в некотором смысле легендой. Он начал свою карьеру в качестве геологоразведчика. Сломав обе ноги при падении в шахту, он с толком употребил время болезни на учебу, и стал юристом. Говорили также, что, вооруженный одним ножом, он победил горного льва. К двадцатым годам Доэни добился крупных успехов. Его компания „Пан‑Америкэн“ добывала сырой нефти больше, чем любая из компаний‑преемниц „Стандард ойл“. Сам Доэни старался установить покровительственные и дружеские отношения с политиками из обеих партий. Похожим образом вел себя и Гарри Синклер, сын аптекаря из маленького городка в Канзасе, сам учившийся когда‑то на аптекаря. Однако, когда ему было двадцать лет, в результате неудачной спекуляции семейная аптека была потеряна. Разорившись, он пытался организовать торговлю лесом для оснастки буровых. Потом занялся куплей‑продажей небольших нефтяных участков на юго‑востоке Канзаса и на индейской территории Осейдж в штате Оклахома. Привлекая инвесторов, он начал создавать множество мелких нефтяных компаний – по одной на каждую ссуду. Он был искусным торговцем и сильным, уверенным в себе бизнесменом. У него не было почтения ни к кому, и менее всего – к своим инвесторам. По словам одного из его коллег, „место во главе стола было там, где он сидел“. Синклер всегда настаивал на своем. Он поставил все, что у него было, на месторождение Гленн‑Пул в Оклахоме – и ему повезло. Синклер пришел на только что открытые месторождения нефти в Оклахоме. Их заливало нефтью, поскольку трубопроводы еще не были подключены. Синклер скупил всю нефть, какую смог, по десять центов за баррель. Затем он поставил стальные цистерны для хранения, подождал завершения строительства трубопроводов и продал нефть по доллару и двадцать центов за баррель. К началу Первой мировой войны Синклер был крупнейшим независимым нефтедобытчиком в центральной части континента. Но всю жизнь ему отравляла необходимость продавать нефть крупным, интегрированным компаниям и заглядывать им в глаза. Он заработал 50 миллионов долларов, и в 1916 году быстро сколотил свою собственную нефтяную компанию, которая скоро вошла в десятку крупнейших в стране. Абсолютный монарх в своей компании, Синклер был готов бороться за рынок в любом месте страны. И не терпел, когда кто‑то вставал на его пути. Типот‑Дом был для него лакомым куском.

Министерство внутренних дел подписало контракты с Доэни и Синклером в апреле 1922 года. По словам одного консерватора, этому сопутствовал водоворот слухов „насчет близости мистера Фолла большим интересам маслянистого свойства“. Сенатор Ла Фоллетт начал расследование. Он обнаружил, что тех чиновников военно‑морского ведомства, которые сопротивлялись передаче резервов военно‑морского флота министерству внутренних дел и их последующей сдаче в аренду, перевели в отдаленные и труднодоступные места. Его подозрения укрепились через год, в марте 1923 года, когда Фолл ушел в отставку с поста министра внутренних дел. Он по‑прежнему оставался в обществе очень солидной и уважаемой, хотя и все более спорной, фигурой. К этому времени администрация Гар‑динга погрязла в скандалах. Сам Гардинг боролся со слухами о наличии у него постоянной любовницы. „У меня нет проблем с моими врагами, – сказал печально президент, когда его персональный вагон катил по канзасской равнине. – Я могу о них позаботиться. Мои… друзья – вот кто доставляет мне неприятности“. Он скоропостижно скончался в Сан‑Франциско – по словам врача, „от эмболии“. Однако одна из газет поставила свой диагноз: „болезнь была частично страхом, частично стыдом, а частично – полным замешательством!“ Гардинга сменил на его посту вице‑президент Кэлвин Кулидж.

Тем временем комитет сената по общественным землям приступил к рассмотрению вопроса о Типот‑Доме. Серьезных фактов по‑прежнему не было, и кое‑кто говорил, что все это дело – не более чем „буря в стакане воды“. Но вскоре стали всплывать весьма интересные вещи. Как раз после того, как Типот‑Дом был сдан в аренду, Фолл на своем ранчо в Нью‑Мексика затеял обширную и дорогостоящую реконструкцию. Кроме того, он приобрел соседнее ранчо, частично расплатившись стодолларовыми облигациями, которые доставал из небольшой жестяной коробки. Припертый к стенке неожиданной проверкой его финансов, Фолл сказал, что получил ссуду в сто тысяч долларов от Неда Мак‑Лина, издателя „Вашингтон Пост“. Отвечая на вопросы в Палм‑Бич – проблемы с сердцем якобы не позволяли ему передвигаться – Мак‑Лин признал факт ссуды, но затем сказал, что через несколько дней Фолл вернул ему чеки необналиченными. Выяснились и еще более странные обстоятельства. Секретарь Синклера сообщил, что его шеф как‑то велел ему выдать Фоллу двадцать пять или тридцать тысяч долларов, если тот когда‑нибудь об этом попросит. И Фолл попросил. Сам Синклер, внезапно и без особого шума отбывший в Европу, поспешно выехал из Парижа в Версаль, чтобы скрыться от репортеров.

Тут разорвалась настоящая бомба. 24 января 1924 года Эдвард Доэни сообщил сенатскому комитету, что передал Фоллу сто тысяч долларов наличными, которые его сын собственноручно отнес „в маленькой черной сумке“ в офис Фолла. Нет, это была не взятка, разумеется, нет, настаивал Доэни, только лишь ссуда для старого друга. Он даже показал испорченную записку якобы с подписью Фолла, хотя сама подпись была оторвана. Подпись хранится у жены, пояснил Доэни, чтобы Фолла не беспокоили требованиями возврата денег, если сам Доэни вдруг умрет. В общем, трогательная, заботливая дружба.

Сам Фолл отказался давать показания, сославшись на болезнь. Кое‑кто вспомнил о случае, происшедшем всего за несколько лет до этих событий – в 1920 году, л, бывший тогда ярым оппозиционером, и еще один сенатор отправились в эелый дом. Они желали выяснить, действительно ли Вудро Вильсон страдает от исульта или же окончательно потерял разум, как твердили слухи. „Господин президент, мы все молились за вас“, – сказал в этот день Фолл со всей серьезностью. „Как именно, сенатор?“ – спросил больной Вильсон. Теперь все говорили, что надо бы провести расследование по поводу болезни самого Фолла. По мере того, к пикантная история разворачивалась, репутации рушились одна за другой, частники расследования выяснили, что телеграммы с использованием старого кода министерства юстиции шли между издателем „Вашингтон Пост“ Мак‑Ли‑[ом, находившимся в Палм‑Бич, и различными лицами в Вашингтоне, округ Колумбия. Для дачи показаний перед сенатским комитетом предстал известный в эошлом грабитель поездов из Оклахомы. Гарри Синклер, которого привлекли к СУДУ за неуважение к сенату, выразившееся в отказе дать показания, нанял детек тивов из агентства Бернса для слежки за присяжными. Это, мягко говоря, не соответствовало традициям англосаксонской юриспруденции. К 1924 году, как писала „Нью Рипаблик“, весь Вашингтон был „по горло в нефти… Газеты не писали ни о чем другом. В отелях, на улицах, за обедом единственной темой для обсуждения была нефть. Конгресс забросил все прочие дела“.

„На носу“ были президентские выборы 1924 года, и Кэлвин Кулидж собирался занять Белый дом. По этой причине главный его „нефтяной“ интерес состоял в том, чтобы держаться от нефти как можно дальше и избегать какой‑либо связи со скандалом вокруг Типот‑Дома. Показательно одно из предвыборных заявлений конгрессмена‑республиканца: „Кулидж связан со скандалом единственно тем, что был приведен к присяге при свете лампы, питаемой нефтью“. Но даже этого было достаточно, чтобы испытывать неудобство. Демократы собирались использовать тему скандала на выборах, однако недооценили политические способности Кэлвина Кулиджа. Они не заметили и своей собственной уязвимости: Доэни был, кроме прочего, членом их партии, и предоставил доходные рабочие места как минимум четырем бывшим членам кабинета Вудро Вильсона. Он выплатил также 150 тысяч долларов законного гонорара Уильяму Мак‑Аду, приемному сыну Вудро Вильсона и основному кандидату демократов в 1924 году. Когда факт выплат стал достоянием общественности, демократическим кандидатом вместо него стал Джон У. Дэвис. Дело обернулось даже таким образом, что Доэни обсуждал в Монтане „предложение“ по нефти с сенатором‑демократом, который возглавлял сенатское расследование по Типот‑Дому.

Шум в обществе по поводу Типот‑Дома усиливался, и в этот момент Кулидж контратаковал: уволил людей Гардинга, осудил незаконные действия и назначил двух специальных обвинителей‑“близнецов“ – демократа и республиканца. Таким образом, он виртуозно дистанцировался от скандала, и во время президентской кампании 1924 года делал все, чтобы соответствовать прозвищу „Молчаливый Кэл“. Его тактика состояла в том, чтобы нейтрализовывать проблемы, обходя их молчанием. Он проводил „кампанию молчания“. Ни по одному вопросу он не был столь молчалив, как по нефтяному. И тактика сработала. Удивительно, но этого оказалось достаточно: великий скандал Ти‑пот‑Дом за все время его предвыборной кампании не всплыл ни разу, и Кулидж стал президентом. Сам же скандал продолжался до конца десятилетия. В 1928 году обнаружилось, что Синклер выплатил Фоллу еще несколько сотен тысяч долларов через подставную компанию „Континентал трейдинг“; а это значит, что Фолл получил за услуги, оказанные двум старым друзьям, как минимум 409 тысяч долларов. Наконец в 1931 году алчный коррупционер Фолл отправился в тюрьму. Он стал первым членом правительства, которого посадили за преступление, совершенное в период пребывания на посту. Синклера приговорили к шести с половиной месяцам тюрьмы за оскорбление суда и сената. Перед тем как сесть в тюрьму, он присутствовал на заседании совета директоров „Синклер консолидейтед ойл корпорэйшн“, где другие директора формально выразили ему „публичное доверие“. Доэни суд признал невиновным, и в тюрьму он не попал, в связи с чем один из сенаторов пожаловался: „В Соединенных Штатах невозможно осудить миллионы долларов“.

 

ПОЛКОВНИК И „ОБЛИГАЦИИ СВОБОДЫ“

 

В ходе дальнейшего расследования обнаружилось, что подставная компания „Континентал трейдинг“ на самом деле была механизмом, с помощью которого группа видных деятелей нефтяного бизнеса получала в форме правительственных „облигаций Свободы“ „откат“ с закупок нефти, производимых их собственными компаниями. Из этих выплат Гарри Синклер дал Фоллу взятку облигациями. Часть облигаций он передал также национальному комитету Республиканской партии. Нация была в шоке, узнав, что среди получавших выплаты „облигациями Свободы“ оказался один из наиболее знаменитых, удачливых и влиятельных нефтяных бизнесменов Америки – полковник Роберт Стюарт, председатель „Ставдард оф Индиана“.

Широколицый, грузный мужчина, Стюарт был в числе „берейтеров“ Тедди Рузвельта. В отличие от руководителей других крупных нефтяных компаний, у него вообще не было опыта работы в нефтедобыче. Впервые он пришел работать в „Стандард оф Индиана“ в качестве поверенного и „проскакал“ на своих юридических навыках на самый верх компании. Ничего удивительного – в конце концов юридические вопросы всегда доминировали в нефтяной индустрии, и начиная с 1907 года, Стюарт находился в центре каждой проблемы, затрагивавшей „Стандард оф Индиана“. Автократичный, властный и боевой, он принес с собой агрессивность, превратившую компанию в основного игрока на бензиновом рынке двадцатых годов. Полковник Боб, как его называли, был среди вызывавших наибольшее уважение и восхищение лидеров – не только нефтяного, но и любого американского бизнеса. Кто бы мог поверить, что человек такого высокого полета может упасть до того, чтобы запачкаться в грязи Типот‑Дома? После нескольких лет молчаливого игнорирования вопросов, связанных с историей „Континентал трейдинг“ и „облигаций Свободы“, Стюарт в конце концов признался, что получил в виде облигаций приблизительно 760 тысяч долларов. Поскольку Стюарт все глубже увязал в разбирательстве вокруг Типот‑Дома, крупнейший акционер „Стандард оф Индиана“, не слишком вмешивавшийся до того в управление компанией, стал настойчиво убеждать Стюарта „устранить всякую почву для нападок“. Стюарт этого не сделал. Наконец в 1928 году акционер решил, что он дал Стюарту достаточно времени, и заявил, что тому придется уйти. Акционера звали „Младший“ – он был единственным сыном Джона Д. Рокфеллера.

Джон Д. Рокфеллер‑младший был маленьким, застенчивым, серьезным и нелюдимым человеком. Он боготворил своего отца и впитал его уроки экономии. Будучи студентом университета Брауна, младший Рокфеллер удивлял однокурсников тем, что подрубал свои столовые салфетки. Мать воспитала в нем „обязательность“ и „ответственность“. „Младший“ нашел свое собственное призвание в жизни, состоявшее в систематической раздаче большой части семейного богатства (хотя основа его, конечно, сохранялась). Он постоянно ввязывался в разнообразные гражданские и общественные дела и дошел однажды до того, что возглавил официальное расследование по проблеме проституции в Нью‑Йорке.

Младший Рокфеллер завязал диалог с Айдой Тарбелл, которая была „женщиной‑другом“ для его отца и одновременно „разгребателем грязи“. Он познако милея с ней в 1919 году на одной конференции и старался проявлять по отношению к ней чрезвычайную вежливость, даже рыцарственность. Через несколько лет он попросил Тарбелл просмотреть ряд интервью с его отцом, которые он планировал сделать основой книги. Чтобы облегчить работу, он сам доставил материалы в квартиру Тарбелл в Грэмерси‑Парке в Манхеттене. После изучения материалов Тарбелл сообщила ему, что комментарии Рокфеллера‑старшего были однобокими и игнорировали все обвинения, высказывавшиеся против него. „Младший“ согласился. „Мисс Тарбелл только что прочла биографическую рукопись, и ее предложения очень важны, – писал Рокфеллер коллеге. – Похоже, ясно, что мы должны отказаться от всякой мысли публиковать материал в нынешнем – незавершенном и решительно несбалансированном виде“. Все это происходило в 1924 году. Теперь, четырьмя годами позже, младший Рокфеллер был не менее взволнован масштабом злоупотреблений в „Стандард оф Индиана“, чем Аида Тарбелл – нарушениями в старом Тресте. По призванию он был филантропом, а не бизнесменом‑нефтяником, и не привык вмешиваться в бизнес компаний‑преемниц. Для большей части населения страны его отец оставался великим негодяем. Теперь сын вышел на общественную сцену в совершенно другом облике – как реформатор. И он собирался нести свет реформ в самое сердце „Стандард ойл оф Индиана“. Он заявил сенатскому комитету, что в деле полковника Стюарта на карту поставлено не больше не меньше, чем „основа честности“ компании и всей индустрии. Однако он напрямую контролировал только 15 процентов акций компании. Когда Стюарт отказался подать в отставку добровольно, Рокфеллер через доверенных лиц начал борьбу, целью которой было заставить его уйти. Полковник решительно контратаковал. „Если Рокфеллеры хотят сражаться, – заявил он, – я покажу им, как это надо делать“. Он имел длительный послужной список, и в последние десять лет его руководства суммарные активы компании выросли вчетверо. Теперь же он объявил о дополнительном дивиденде и расщеплении акций. Некоторые расценивали ожесточенную борьбу как битву между Востоком и Западом за контроль над промышленностью, другие говорили, что Рокфеллеры хотят снова заявить права на контроль всей индустрии. Но сторонники Рокфеллера не интересовались дивидендами – они желали победы, и энергично организовали и провели кампанию. В марте 1929 года они победили, получив 60 процентов голосующих акций. Стюарт пал. Таким образом, Джон Д. Рокфеллер‑младший напрямую вмешался, причем весьма заметным образом, в дела одной из компаний‑наследниц отцовского треста „Стандард ойл“. И сделал это не для увеличения прибыли, но во имя приличия и высоких стандартов, для защиты нефтяной индустрии от новых атак со стороны правительства и публики, для защиты имени Рокфеллеров. Его осуждали за эти действия. „Если вы посмотрите на деяния вашего отца в дни существования старой компании „Стандард ойл, – писал Рокфеллеру один рассерженный сторонник Стюарта, – вы обнаружите среди них немало черных пятен – в десять раз худших, чем то, что вы вменяете в вину полковнику Стюарду… В мире не хватит мыла, чтобы отмыть руки старшего Рокфеллера от грязи пятидесятилетней давности. Только людям с чистыми руками дозволено очернять других – лучших, чем они“.

Но существовало и другое мнение. Так, профессор одного колледжа писал: „Мне кажется, что никакое пожертвование колледжу, никакая поддержка исследований не могли бы сделать больше для того, чтобы привить навыки честногобизнеса“. Все говорило о том, что американский капитализм и нефтяная индустрия не могли уже быть такими алчными, как когда‑то. На карту было поставлено будущее отрасли и всего бизнеса, а не только состояния отдельных людей. Нефтяной промышленности необходимо было учитывать отношение общественности к ней. Но поскольку руки младшего Рокфеллера были чисты, весь скандал вокруг Типот‑Дома – от Фолла, Доэни и Синклера до Стюарта – завершил то, что трест „Стандард ойл“ внедрил в общественное мнение как гнусный образ силы и коррупции „нефтяных денег“.

 

ГЕОФИЗИКА И УДАЧА

Многие американцы в начале автомобильного века беспокоились, что запасы „нового топлива“ подходят к концу. В отношении новых открытий годы с 1917 по… Но колесо уже начало вращаться. Поиск новых запасов нефти подстегивался… Технология поиска нефти стояла на пороге усовершенствований. До 1920 года геология в нефтяной индустрии была…

МАГНАТ

 

Гарри Догерти был аномалией нефтяного бизнеса. Со своими большими очками и вандейковской бородой он был похож скорее на профессора, чем на истинного бизнесмена. Между тем он был одним из великих предпринимателей двадцатых годов и контролировал множество компаний, в том числе „Ситиз сервис“. Догерти начал свою трудовую жизнь в девять лет, продавая газеты на улицах Коламбуса, штат Огайо. В двенадцать лет его исключили из школы. „Я был в школе едва ли дней десять до того, как возненавидел ее больше, чем сатану“, – однажды пояснил он. Но благодаря тяжкому труду, смелости, а также тому, что он окончил все‑таки впоследствии вечернюю школу и обучался инженерному делу, ему удалось вырасти до директора по меньшей мере 150 компаний. Его империю составляли газовые и электротехнические предприятия, обслуживавшие столичные регионы. Отсюда и возникло название „Ситиз сервис“. Когда одна из его компаний, буривших газ в Канзасе, нашла нефть, Догерти стал еще и нефтяником. Догерти был эксцентричным человеком, сочинившим множество афоризмов – рецепты успеха: „Никогда не приказывай, а инструктируй… Превращай работу в игру… Величайший дивиденд в жизни человека – это счастье“. Его любимой формой отдыха была езда на автомобиле по улицам Нью‑Йорка. Свежий воздух вызывал у него великий энтузиазм, он был ярым сторонником здорового образа жизни.

Упорный, предприимчивый бизнесмен, Догерти не оставлял шансов своим противникам. Он был независимым мыслителем, которому нравилась роль интеллектуального кровопийцы в отрасли. Его отличали цепкость и агрессивность в отстаивании своих идей, как и в продвижении деловых проектов. Догерти был убежден, что путь, по которому идет нефтяная отрасль, ведет к пропасти и должен быть изменен кардинально. Он настойчиво, даже навязчиво твердил: „Правило захвата“ надо отменить.

„Правило захвата“ царило в отрасли, начиная с ее появления в Пенсильвании. Eго многократно подтверждали суды, которые опирались на нормы общего английского права, относящиеся к мигрирующим диким зверям и охоте. Некоторым собственникам, подавшим жалобу в суд на захват их нефти соседями, юристы Давали следующее жалкое утешение: „Идите и поступайте так же“. Благодаря этому правилу каждый бурильщик в любом месте Соединенных Штатов мог бурить скважины и добывать нефть, откачивая не только „свое“, но и принадлежащее соседу, если сосед еще не сделал этого сам. Такой подход провоцировал судорожную добычу и неоправданные колебания цен после открытия очередного месторождения. Догерти был уверен, что „размножение“ скважин и быстрая добыча, провоцируемые „правилом захвата“, снижали подземное давление слишком быстро. Большая часть нефти, которую можно было бы добыть, оставалась недоступной под землей: давление газа и воды, как поняли позже, становилось недостаточным, чтобы создать „подъемную силу“ и вытолкнуть нефть на поверхность. Увидев, какую важную роль нефть сыграла в Первую мировую войну, Догерти осознал, что значила бы она в случае новой войны. Грубая или, по его выражению, „крайне сырая и нелепая“ практика нефтедобычи вела к тому, что большие запасы нефти оказывались недоступными.

Догерти знал, как решить проблему. Месторождения необходимо было передать под федеральный контроль. Их следовало разрабатывать как одно целое, а добытую нефть делить между собственниками. Таким способом нефть можно было извлекать с контролируемой интенсивностью, определяемой с помощью современных технических знаний, и таким образом поддерживать необходимое давление под землей. Когда Догерти, а вслед за ним и многие другие, говорили о „консервации“, они имели в виду именно такую практику размеренной добычи, призванную обеспечить наибольший объем извлечения ресурсов при таком же или более высоком потреблении. Но как можно было воплотить в жизнь идею „консервации“ Догерти? Вот здесь Догерти и шокировал большинство коллег по отрасли. Он доказывал, что федеральному правительству придется возглавить или хотя бы санкционировать отраслевое сотрудничество. Понадобится также повернуть общественное мнение в пользу внедрения более эффективных технологий в нефтедобыче.

Большую часть двадцатых годов взгляды Догерти разделяло лишь незначительное меньшинство нефтяников, его многократно подвергали нападкам и осыпали руганью. Некоторые критики говорили, что он позаимствовал свои рассуждения из „Всемирного альманаха“. Многие обсуждали его оценку технологии нефтедобычи и характеризовали его призыв к вмешательству федерального правительства как предательство по отношению отрасли. Крупные компании проявляли желание поговорить о добровольном сотрудничестве и саморегуляции в управлении добычей, но не более того. Многие не хотели и слышать о вмешательстве федерального правительства в разработку месторождений и контроле над добычей – не важно, на добровольной ли основе или на любой другой. Они хотели использовать свой шанс разбогатеть.

Догерти не сдавался. Он сражался на заседаниях и конференциях. Он писал бесконечные письма. Он не давал покоя коллегам по нефтяной индустрии. Он не упускал ни одной возможности выразить свои взгляды. Трижды пытался он заставить совет отраслевого Американского нефтяного института рассмотреть его предложения, и трижды они были отвергнуты. Когда на одном из заседаний института ему запретили выступать с его идеями, Догерти сам арендовал зал, чтобы обратиться к каждому, кто хотел его слушать. Коллеги стали называть его „этот сумасшедший“. Он в свою очередь заявил, что „нефтяник – это варвар в костюме“. Однако в конце концов у него нашелся друг, которого заинтересовали егоидеи – президент Кэлвин Кулидж. В августе 1924 года Догерти написал президенту длинное письмо, в котором были такие строки: „Если однажды в ближайшем будущем народ проснется и обнаружит, что мы стали нацией‑банкротом в том, что касается нефти, и что уже поздно защищать наши запасы консервацией, я уверен, он проклянет как людей из нефтяной индустрии, так и тех людей, в чьих руках были органы власти в то время, когда надо было принимать меры по консервации. Дефицит нефти для нас – не только серьезная помеха в войне, но и приглашение другим объявить войну нам“.

Когда Кулидж выиграл выборы 1924 года и благополучно оставил позади скандал вокруг Типот‑Дома, он наконец смог обратиться к делам нефтяным. Приняв во внимание аргументы Гарри Догерти, он создал Федеральный совет по консервации для изучения ситуации, сложившейся в нефтяной промышленности, нефти. Поддерживая своего друга Догерти, бережливый президент объяснял, что неэкономные методы добычи представляли собой серьезную угрозу положению Соединенных Штатов в промышленной и военной областях и наносили удар общей безопасности. „Лидерство той или иной наций может определяться обладанием доступной нефтью и ее продуктами“, – заявил Кулидж.

Федеральный совет по консервации нефти инициировал дальнейшие исследования физических свойств нефтедобычи. Эти исследования в свою очередь вызывали рост поддержки взглядов Догерти. Американский нефтяной институт заявлял, что потери в отрасли „незначительны“. В то же время новый Федеральный совет свидетельствовал: природный газ – это „больше, чем продукт малого коммерческого значения, сопутствующий нефти“. Он на самом деле обеспечивает подземное давление, выталкивающее нефть на поверхность. Рассеивать газ в процессе беспорядочной нефтедобычи – значит лишаться этого полезного давления и оставлять большое количество нефти под землей.

По мере обнародования результатов исследований многие стали склоняться в сторону идей Догерти. Уильям Фэриш, президент „Хамбл“ (филиала „Джерси“ и крупнейшей добывающей компании в Техасе) в 1925 году пренебрегал идеями Догерти. В 1928 году он уже благодарил Догерти за то, что тот заставил отрасль увидеть преимущества „лучших методов добычи“. Фэриш стал убежденным сторонником работы с месторождением как с единым целым. Он решил, что в меняющихся условиях второй половины десятилетия акцент следует сделать на дешевой добыче. Предлагаемый Догерти вариант разработки был одним из наилучших способов добиться снижения себестоимости за счет уменьшения количества скважин и поддержания необходимого откачки подземного давления.

Гарри Догерти далеко опережал своих собратьев в понимании того, каким образом нефть идет на поверхность и насколько „поточная“ нефтедобыча портит запасы. Но он сильно недооценивал вероятность обнаружения новых источников нефти. В 1924 году в письме Кулиджу он утверждал, что на подходе грандиозный Дефицит. Многие сомневались в обоснованности мрачных оценок Догерти. В 1925 году горячий противник правительственного вмешательства в промышленность Дж. Ховард Пью из „Сан ойл“ иронизировал, что прежде, чем истощатся нефтяные запасы, в земле пропадут нитраты, исчезнут леса, а реки потекут вспять. „Мой отец был одним из пионеров нефтяной промышленности, – заявлял Пью. – Даже когда я был еще маленьким, периодически предсказывалась нехватка нефти, и всегда в последующие годы ее добывали больше, чем когда‑либо ранее“.

 

ПРИЛИВ

 

Именно Пью, а не Догерти, оказался прав в этом споре. Весна 1926 года принесла первые крупные открытия на месторождении в штате Оклахома, получившем известность под названием „Большой Семинол“. Последовала одна из наиболее быстрых и неистовых разработок нефтяного месторождения, какие когда‑либо видел мир. Это были безумные соревнования по бурению, отличавшиеся грубостью и расточительностью, снова царило „правило захвата“. Господствовали традиционные для приисковых городков хаос и беспорядок – улицы, забитые оборудованием, рабочими, игроками, торговцами и пьяными; построенные в спешке деревянные сооружения; удушающий запах сочащегося газа; едкий запах горящей нефти, идущий от скважин и ям. В связи с открытием новых месторождений цены упали. Но целых шестнадцать месяцев со дня первого открытия нефть текла только с этого месторождения. 30 июля 1927 года добыча достигла 527 тысяч баррелей в день. Затем в Оклахоме были найдены другие крупные месторождения. Не отставал и Техас. Серия крупных открытий в конце двадцатых годов, в том числе огромное месторождение Йейтс – залежи пермского периода. Это был большой, выжженный солнцем, пыльный и заброшенный район Западного Техаса и Нью‑Мексико, в котором были обнаружены огромнейшие запасы нефти.

Существовал и другой „приливной“ фактор. Технология не только способствовала росту добычи – она меняла и требования спроса. Распространение тех‑ники крекинга, с помощью которого путем молекулярных изменений увеличивалось количество бензина, получаемого из каждого барреля нефти, снизило потребности в сырой нефти. Из одного барреля нефти с использованием крекинга получали столько же бензина, сколько из двух баррелей нефти без крекинга. Затем обнаружилось, что крекированный бензин предпочтительней для „лихой“ езды, поскольку обладает лучшими антидетонационными свойствами. Поэтому, хотя потребности в бензине росли, спрос на сырую нефть поднимался не так быстро, и наконец возник ее избыток. К концу десятилетия мрачные предсказания начала двадцатых смыло потоком нефти, который тек из земли, казалось, бесконечной рекой. Американские потребители просто не в состоянии были использовать всю добываемую нефть, и все больше и больше ее выкачивалось из‑под земли только для того, чтобы заполнить собой растущую в стране сеть емкостей хранения. Но нефтяники по‑прежнему старались добывать по максимуму, не задумываясь об опустошительных последствиях такой добычи. „Поточная“ добыча („слишком много соломы в чане“) повреждала месторождения, уменьшая извлекаемые объемы нефти. Значительное перепроизводство сырой нефти совершенно разрушило и рынок, и разумное планирование, приведя к внезапному обрушиванию цен.

По мере того, как открытие следовало за открытием, увеличивая беспрецедентное перенасыщение, по иронии судьбы, общественное мнение стало склоняться в сторону лекарства от дефицита, предложенного Гарри Догерти – к консервации и контролю над добычей. На сей раз мотивом вовсе не являлось желание предупредить неизбежный дефицит – слишком очевидно было обратное. Теперь надо было остановить разрушительные потоки добываемой „поточным“ способом нефти, которые столь сильно сотрясали цены. Но кто станет контролировать добычу? Будетли это происходить добровольно, под эгидой федерального правительства или правительств штатов? Даже внутри отдельных компаний происходили острые дебаты. Так, крупный раскол произошел в „Джерси Стандард“: Тигл выступал за добровольный контроль, а Фэриш, глава филиала „Хамбл“, считал, что надо привлечь правительство. „Индустрия не способна помочь себе сама, – писал Фэриш Тиглу в 1927 году. – Нам должно оказать помощь правительство – разрешить некоторые вещи, которые мы не имеем права делать сегодня, и, возможно, запретить то (например, растрату газа), что мы сейчас делаем“. Когда Тигл предложил, чтобы программу добровольной саморегуляции разрабатывали „практические люди“ из промышленности, Фэриш резко ответил: „В отрасли сегодня нет никого достаточно сознательного или достаточно образованного, чтобы разработать такой план“. И добавил: „Я пришел к убеждению, что в нефтяной индустрии больше дураков, чем в любом другом бизнесе“.

Мелкие независимые нефтедобытчики противились любой форме правительственного регулирования. „Никакая государственная корпоративная комиссия не будет говорить мне, как вести мой бизнес“, – под аплодисменты громогласно объявил группе добытчиков в Оклахоме независимый нефтяной предприниматель Том Слик. Разочаровавшись в Американском нефтяном институте, малые добывающие фирмы создали свою собственную организацию – Независимую нефтяную ассоциацию Америки, и начали кампанию в поддержку совершенно другой формы правительственного вмешательства – тарифа на импортную нефть. Главной целью было ограничение ввоза венесуэльской нефти, которую импортировали крупные компании. В 1930 году независимые компании попытались включить нефтяной тариф в закон Смута‑Хоули. Однако в итоге сей малоизвестный образчик законотворчества поднял ставки тарифов почти на все, но только не на нефть. Против тарифа выступил такой влиятельный представитель восточного побережья, как Американская автомобильная ассоциация, не желая повышения цен на топливную нефть и бензин. При этом „независимые“ восстановили против себя потенциальных сторонников неумелым и совершенно неловким лоббированием. По словам одного из „заднескамеечников“ в сенате, они „несколько бестолково составляли телеграммы и письма“. Тем временем вопрос контроля над добычей оставался нерешенным и бурно дебатировался, а нефтяной прилив продолжал подниматься“.

 

РАСТУЩЕЕ СОПЕРНИЧЕСТВО

С самого своего рождения нефтяная промышленность хронически испытывала дисбаланс спроса и предложения, начиная с первых дней существования. Отрасль… После раздела 1911 года „Стандард ойл оф Нью‑Джерси“ осталась крупной… В ноябре 1927 года в условиях все растущего перепроизводства нефти Филлипс открыл свое первое нефтеперерабатывающее…

ГЛАВА 12. БОРЬБА ЗА НОВУЮ НЕФТЕДОБЫЧУ

 

 

ЗОЛОТАЯ ДОРОГА МЕКСИКИ

В начале двадцатого века разведка нефти в западном полушарии за пределами Соединенных Штатов велась прежде всего в Мексике. Ведущими компаниями были… Что касается Пирсона, его интересы были куда обширнее. Пирсон был талантливым… „Манеры Пирсона“ – его умение добиваться успеха по‑крупному – вызывало восхищение у окружающих. Но у него самого…

ВЕНЕСУЭЛЬСКАЯ „ГАСИЕНДА“ ГЕНЕРАЛА ГОМЕСА

Прогнозы, предчувствие дефицита, новая роль нефти как основы могущества наций и, разумеется, ожидаемые прибыли – вот основные факторы того, что… Венесуэла была малонаселенной бедной сельскохозяйственной страной. С 1829… К 1913 году „Ройял Датч/Шелл“ уже работала в Венесуэле в окрестностях озера Маракайбо, а первая коммерческая добыча…

ДУЭЛЬ С БОЛЬШЕВИКАМИ

Однако не в западном, а в восточном полушарии политические коллизии, связанные с нефтью, были наиболее драматичными. До войны русская нефть была… „Ройял Датч/Шелл“ поставила на карту больше, чем другие, поскольку приобрела… В отличие от Ротшильдов, семейство Нобелей было тесно привязано к нефтяным интересам в России. Но во время революции…

В ПОИСКАХ ЕДИНОГО ФРОНТА

В 1922 году „Джерси“, „Ройял Датч/Шелл“ и Нобели приступили к формированию так называемого „Фронта Юни“. Целью было создание общего блока против… Тем временем на многих рынках мира компании ощущали все растущее давление… Хайнрих Ридеманн, глава „Стандард“ в Германии, имел несколько иной взгляд на вещи: частным компаниям нелегко защитить…

ЦЕНОВАЯ ВОЙНА

Невзирая на мольбы Детердинга, две компании‑наследницы „Стандард ойл“ – “Стандард ойл оф Нью‑Йорк“ и „Вакуум“ – пошли своим путем в… Детердинг пришел в ярость. Он осудил президента „Сокони“ С. Ф. Мейера, назвав… Руководители „Джерси“ подозревали, что Детердинг вышел из соглашения о закупках нефти у Советского Союза под давлением…

ГЛАВА 13. ПОТОП

 

Его звали Коламбус Джойнер, хотя впоследствии он стал известен как Папаша Джойнер. В 1930 ему было семьдесят, и он ходил, наклонившись вперед, как будто высматривал что‑то на тротуаре – такая походка была результатом ревматической лихорадки. Он казался настоящей карикатурой на классического неудачника – безуспешный, но всегда оптимистичный, красноречивый и убедительный зачинатель фантастических прожектов. У него был ровный нежный цвет лица (который он объяснял пристрастием к моркови), весьма необычный для человека его возраста. Общая продолжительность его учебы составила всего семь недель. Однако он все же получил образование – дома, на семейной ферме в Алабаме, – научившись читать по Библии, а писать, переписывая Книгу Бытия. Он впитал язык эпохи короля Иакова, и знал, как плести паутину искушения из обещаний богатства. Когда припирало, он писал сочные и нежные письма вдовам, о которых впервые узнавал из газетных некрологов их состоятельных мужей. Разумеется, его интересовали отнюдь не их одинокие сердца.

Джойнер был лишь одним из многих искателей удачи в большой нефтяной игре двадцатых годов. Нефтяные акции и сделки представляли собой безумное искушение в лихорадочно‑спекулятивном климате десятилетия и непреодолимо влекли любого, кто имел вкус к игре. „Как бы это вам понравилось – начать с вложения 100 долларов в нефтяную компанию, а затем получить более 50000 долларов? – спрашивал один из дельцов студента выпускного курса Йельского университета в 1923 году. – Сейчас ваш шанс: идти с нами и быть с нами, когда у нас все идет к удаче“. Некоторые зачинатели осуществляли сделки „лицом к лицу“, приглашая перспективных инвесторов на месторождения, где их ждал „холодный ланч и горячий воздух“. Другие, находившие более уместными обращения по почте, рассылали письма, полные несбыточных предложений и обещаний. Взамен они получали посылки с наличными, платежками, чеками – и никаких вопросов. Один из них, доктор Фредерик Кук, помимо прочего, заявлял, что именно он опередил адмирала Пири в гонке за лаврами первооткрывателя Северного Полюса. Он рассылал до трехсот тысяч писем в месяц, и они принесли ему за год приблизительно два миллиона долларов. Потом его арестовали федеральные власти. В откровенной наглости мало кто мог сравниться с „Компаниейразработки генерала Ли“. Два дельца нашли некоего Роберта Э. Ли, потомка генерала Роберта Э. Ли, и уговорили его обратиться к инвесторам по всей стране: „Я приведу вас и тысячи других к финансовой независимости скорее, чем удалось взять Фредриксбург или Ченселлорсвиль“.

В сравнении с ними Папаша Джойнер был мелким прохиндеем. Однако ему было свойственно спасительное изящество, и он действительно хотел рисковать и заниматься нефтью, а не просто отнимать у доверчивых людей их доллары. Он набирался опыта в Далласе, разгуливая вместе с другими предпринимателями в окрестностях отеля“ Адольфус“ – сооружения в стиле барокко, построенного семьей пивных баронов Буш из Сент‑Луиса. В конце концов Джойнер стал приглядываться к Восточному Техасу – засушливому, грязному, бедному и холмистому краю с сосновыми лесами и песчаной почвой, сельское хозяйство которого в конце Первой мировой войны находилось в постоянной депрессии. Ни один из двух главных городов – ни Овертон, ни Хендерсон – не мог похвастаться хотя бы одной мощеной улицей. Для измученных заботами обитателей этой земли Папаша Джойнер заготовил великое и многообещающее видение. Якобы под их истерзанной и иссушенной почвой лежит океан нефти – “бесхозное сокровище, которому могли бы позавидовать все короли Земли“.

Большинство геологов, знавших о его планах в Восточном Техасе, усмехались, а то и откровенно смеялись. В Восточном Техасе нефти не было. Но Джойнер был убежден, что была; или позволил себя убедить. „Док Ллойд“, загадочный геолог‑самоучка, который весил больше трехсот фунтов и был любителем сомбреро и сапог для верховой езды, был для него авторитетом. Кое‑кто говорил, что Док Ллойд был еще и ветеринаром; другие узнавали в нем фармацевта, который возил по всей стране „Великое медицинское шоу доктора Алонсо Дархэма“ и продавал патентованные лекарства, изготовленные из нефти. Имя „Ллойд“ не было его настоящим именем. Почему он переименовал себя, стало ясно позднее, когда его фотография появилась в газетах. По слухам, множество женщин со всей страны, некоторые с детьми, погрузились в поезд до Восточного Техаса, надеясь на встречу со своим пропавшим супругом.

Док Ллойд снабдил Папашу Джойнера геологической картой Восточного Техаса. Мало сказать, что описание это вводило в заблуждение – оно было совершенно неверным и надуманным. Ллойд являлся так называемым трендологом, он нарисовал карту основных нефтяных полей США, так, что их линии (тренды) пересекались в Восточном Техасе. Но Док Ллойд сделал одну памятную вещь – он точно указал Джойнеру, где бурить. Тогда почти все считали эту затею совершенно смехотворной.

Джойнер разослал по сохранившемуся у него списку проспект, включающий сфабрикованную Доком Ллойдом геологическую карту Восточного Техаса. И каким‑то образом ему удалось собрать деньги, чтобы начать бурение на ферме некоего Дейзи Брэдфорда в округе Раек. Чтобы продолжать дело, ему пришлось призвать на помощь каждую каплю своего недюжинного дара убеждения, особенно действенного с женщинами. „У каждой женщины обязательно есть на шее такое место, которого я касаяь, и она автоматически начинает выписывать чек, – сказал однажды старый искатель нефти. – Возможно, один я на всей земле знаю, как найти это место“. Затем он ухмыльнулся: „Разумеется, чеки не всегда хороши“. Он, конечно, хвастался: денег, которые удавалось достать, хватало ненадолго.

Для большой нефтяной индустрии Папаша Джойнер был, разумеется, совершенно незаметен. Всего лишь один из тысяч тертых дельцов с идеей, обещаниями богатства, талантом или красноречием. Три года, начиная с 1927 года, пока лидеры отрасли вели свои яростные споры о нехватке, избытке и регулировании, Джойнер – беднейший из бедных – и его пестрая компания бурили посреди густых сосновых лесов Восточного Техаса с помощью проржавевшего оборудования, купленного из третьих рук. Их постоянно терзали отказы и аварии, они страдали от нехватки даже самых малых денег. Джойнер частично платил своим рабочим „правами на прибыли“ от различных участков земли. Когда он сидел вообще без денег, рабочие возвращались на свои фермы или перебивались случайными заработками, но в конце концов появлялись снова. Папаша Джойнер выписал под будущие открытия так много „сертификатов“, проданных с большим дисконтом, что они стали в районе местной валютой. Проезжавший геолог из „Тексако“ отпустил известную в то время шутку: „Я выпью каждый баррель нефти, которую вы извлечете из этой дыры“. Но, несмотря на постоянные неудачи, Джойнеру и его маленькой компании сторонников и рабочих удавалось сохранять веру.

Сила веры скоро себя показала. Удача стала поворачиваться к Папаше Джойнеру лицом в начале сентября 1930 года, когда проверка скважины „Дейзи Брэдфорд № 3“ дала положительный результат. „Это еще не нефтяная скважина“, – возражал Джойнер некоторым из наблюдавших, но особо спорить не стал. Слух распространился. На дороге к скважине за ночь выросли трущобы, где собирались и ждали страждущие. В честь будущего пророка трущобы окрестили Джой‑нервилем. Тысячи людей прибывали, чтобы стать частью кануна праздника. Воздух полнился ожиданием как будто бы религиозного события, обещанного чуда. Что‑то произойдет – верили люди и хотели быть там, чтобы это увидеть. В те дни начинающейся Депрессии гамбургеры обычно стоили 16–17 центов, но в Джойнервиле – двадцать пять. Это было только лишь болезненное предвестие предстоящих событий.

Через месяц, в восемь вечера 3 октября 1930 года, со стороны скважины внезапно послышалось бульканье. Бурильщик повернулся к собравшейся толпе и крикнул: „Погасите огни! Погасите сигареты! Быстро!“ Земля задрожала. Высоко над вышкой взметнулся столб нефти и воды. Толпа обезумела. С криками ликования люди смотрели в небо, стоя под брызгами нефти. Это было чудо. Папаша Джойнер был пророком. Один рабочий так возбудился, что достал из кармана пистолет и принялся стрелять по нефтяным брызгам в небе. Трое быстро подскочили к нему и отобрали оружие. Одна искра могла воспламенить выходящий летучий газ, и все присутствовавшие погибли бы от взрыва.

 

„ЧЕРНЫЙ ГИГАНТ“

 

„У Джойнера забил фонтан“, – гласил на следующее утро заголовок „Хендерсон Дейли Ньюс“. Однако в откликах лидеров индустрии на „золотое дно“ Папаши Джойнера вначале сквозили и скептицизм, и полное недоверие. Но их сменили восхищение и бешенство, когда за три следующих месяца произошли выбросы нефти на двух других скважинах, которые также бурились как поисковые. В конце концов оказалось, что бассейн Восточного Техаса имеет в длину сорок пять миль, в ширину от пяти до десяти и общую площадь 140 тысяч акров. Месторождение назвали „Черный гигант“. Ничего подобного ранее в Америке не находили. Последовал такой бум, что все предыдущие – в Пенсильвании на Спиндл‑тоне, на других месторождениях в Техасе, на Кашинг, „Большом Семиноле“ и вОклахома‑Сити, на Элк‑Хилл в Калифорнии – выглядели по сравнению с ним генеральной репетицией. В начале 1931 года, когда вся страна была охвачена унынием Великой Депрессии, Восточный Техас сочился изобилием и сходил с ума. Люди прибывали отовсюду, они строили палаточные городки и трущобы, и этот край традиционно суровых нравов и трезвости внезапно заполонили увеселительные заведения, угождавшие всем видам пороков. К концу апреля 1931 года, через шесть месяцев после ввода в строй скважины Папаши Джойнера „Дейзи Бредфорд № 3“, район выдавал 340 тысяч баррелей нефти в день, и ежечасно бурилась новая скважина.

Вслед за внезапным появлением столь объемных запасов случилось неизбежное – цены упали, затем упали еще. В 1926 году в Техасе они достигали 1,85 доллара. В 1930 году они составляли в среднем около доллара за баррель. К концу мая 1931 года цена упала до пятнадцати центов за баррель, а часть нефти продавалась по шесть центов. Бывало даже, что в случае нужды нефть шла по два цента. Но оргия бурения все продолжалась. К первой неделе июня 1931 года была пробурена тысяча скважин, а добыча в Восточном Техасе составляла 500 тысяч баррелей нефти в день.

Сметливые люди бросились наскоро строить дюжины и дюжины нефтеперерабатывающих установок емкостью в пинту – „чайников“, выдававших летучий „истекс‑бензин“ [Прим. пер. EasTex – East Texas (англ.) – Восточный Техас.] .

Небольшие заправочные станции в свою очередь стали продавать „истекс“ по сниженным ценам. В условиях столь большого предложения каждому приходилось сражаться за потребителей. Станции, продававшие „истекс“, стали предлагать каждому клиенту в качестве премии упаковку томатов или бесплатный обед из цыпленка.

Увы, Папаша Джойнер не мог полностью предаться ликованию. Конечно, открытие на „Дейзи Бредфорд № 3“ и последующая разработка „Черного гиганта“ были великолепным оправданием, но он вел кампанию слишком бесцеремонно, чтобы она принесла успех. Джойнер продал больше долей, чем их было. Права на аренду некоторых участков продавались несколько раз, – один из них был продан целых одиннадцать раз. Перед законом Джойнер был весьма уязвим, и знал это.

Местные газеты поднялись на защиту человека, начавшего возрождение Восточного Техаса. Издатель так писал о пророке Восточного Техаса: „Уж не второй ли он Моисей, которому суждено вести в землю обетованную, видеть ее „молоко и мед“, а затем быть лишенным привилегии на вход толпой ловких юристов, восседавших в своих роскошных офисах, прохлаждая свои пятки и ожидая, в то время как старый Папаша работал в иле, слякоти и грязных ямах, поте и крови, стекающих по его допотопным инструментам?“ Было похоже, что Джойнер может потерять все. Из пяти тысяч сданных им в аренду акров он имел чистые права только на два.

Спасение однако пришло в лице человека в канотье и со шнурком на шее. Его звали Харольдсон Лафайетт Хант. Джойнер всегда звал его „мальчик“, однако более широко он известен как „Эйч‑Эл“. „Мальчик“ был разорившимся фермером‑хлопководом, успевшим продемонстрировать два связанных между собой таланта: в азартных играх и, как Рокфеллер и Детердинг, в быстрых и сложных расчетах в уме. Десятью годами ранее он открыл зал для азартных игр в городке нефтяного бума Эль‑Дорадо, штат Арканзас. Когда ку‑клукс‑клан пригрозил сжечь его, Хант благоразумно переключился на нефть и весьма преуспел – и в Арканзасе, и в Луизиане. Слухи о скважине Джойнера дошли до него прежде, чем произошел выброс. „Мальчик“ осознал перспективы и помог старому измученному искателю нефти.

Хант начал действовать, когда Джойнера после первого открытия накрыла волна проблем, и прежде, чем остальные скважины начали показывать реальные размеры месторождения. Заняв денег у владельца магазина мужской одежды в Эльдорадо, Хант заперся с Джойнером в номере № 1553 отеля „Бейкер“, чтобы вести переговоры, и давил на него, пытаясь заключить сделку. Джойнер не знал, что Хант прочитал секретные отчеты о динамике скважины „Дип‑Рок“, которая находилась в трех четвертях мили от места открытия Джойнера. Таким образом, Ханту было очевидно не только то, что скважина Джойнера не единственная, но и то, что месторождение может быть очень большим. Хант не стал делиться новостью с Джойнером и продолжал предлагать как следует „осушить“ „Дип‑Рок“. После более чем тридцати шести часов переговоров без перерыва в номере № 1553 Папаша Джойнер сдался. В какой‑то момент между полуночью и двумя часами ночи в День Благодарения, 27 ноября 1930 года, он отписал все свои права „Мальчику“. Хант заказал тарелку сыра и крекеров, чтобы отпраздновать сделку.

Хант уладил все претензии, предъявленные к Джойнеру и быстро стал крупнейшим независимым разработчиком в Восточном Техасе. Как он говорил, сделка с Джойнером обеспечила ему „старт с лету“. Он делал огромные деньги. Позднее он получил известность как покровитель правых идей, промоутер товаров для здоровья и закоренелый враг белой муки и белого сахара.

Хант заплатил Папаше Джойнеру 1,33 миллиона долларов – 30 тысяч вперед, остальное из доходов от добычи. Когда Джойнер впоследствии узнал, что Хант дал 20 тысяч долларов главному бурильщику на скважине „Дип‑Рок“, тайно снабдившему разведчиков Ханта ценной информацией, он рассердился и собрал своих людей, чтобы обвинить их в обмане. Хант решительно отрицал, что обманул старика. „Мы торговались“, – заявил он. Джойнер внезапно устыдился своих мыслей и претензии снял. Он потратил полученные от Ханта деньги на новые разведочные работы в поисках нового „Черного гиганта“, нового Восточного Техаса, а также на романы со своей „секретаршей“ и другими молодыми женщинами. Когда Папаша Джойнер умер, ему было почти семьдесят шесть. До самого своего конца он занимался поисками нефти, но уже безуспешно. Все наследство, которое он оставил после смерти, состояло лишь из машины и дома.

 

АНАРХИЯ НА НЕФТЯНОМ МЕСТОРОЖДЕНИИ

Потоки сырой нефти из Восточного Техаса вскоре опрокинули цены по всей стране. Продолжение падения цен могло означать крах даже для крупных… Насущной необходимостью стала некая система контроля добычи и стабилизации… В войне между „крупными“ и „независимыми“ в качестве представителя порядка суждено было выступить, несмотря на…

РЕФОРМАТОР

Инаугурация Рузвельта состоялась 4 марта 1933 года. На шаткую в политическом смысле должность министра внутренних дел, все еще запачканную памятью… Икес вырос в бедной семье, воспитанный суровой матерью‑кальвинисткой.… Икес бросился очертя голову в запутанные административные обязанности всех трех должностей. „Не выпуская из памяти…

ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ АКТЫ

Икес начал с цен. Он видел, что цены на нефть, как и на другие товары, были слишком низкими. Необходимо было „поставить подпорки“ для цен на сырье,… „Горячая“ нефть к тому моменту представляла собой серьезную угрозу… Икес немедленно направил федеральных следователей на восточно‑техасское месторождение, чтобы осмотреть…

СТАБИЛЬНОСТЬ

Если само появление системы регулирования было логичным, даже неизбежным, то обстоятельства ее рождения оказались скверными и нездоровыми, дебаты… Несмотря на неровный процесс роста, система регулирования в конечном ее виде… Центром системы были два допущения. Во‑первых, спрос на нефть зависит не только от колебания цен – нефть по…

ГЛАВА 14. ДРУЗЬЯ И ВРАГИ

 

„Малкольм и Хиллкарт“ – так называлось агентство недвижимости в городке Форт‑Вильям, расположенном на западном побережье Шотландии, в 75 милях от Глазго. Агентство занималось сдачей недвижимости внаем для охоты и рыбалки. В ожидании летнего сезона 1928 года готовился подробный рекламный проспект для объекта под названием „Замок Экнекерри“. Замок располагался в Инвернесешире, на расстоянии примерно двенадцати миль. Как и все агенты в мире, Малкольм и Хиллкарт не жалели эпитетов. „Замок великолепно расположен на берегах реки Эркэйг и является одним из интереснейших исторических мест на Шотландском нагорье, – гласил проспект. – Окружающий пейзаж является уникальным для Шотландии“. Охота на площади более пятидесяти тысяч акров и рыбалка были великолепны. Каждого участника поджидали 90 оленей, 160 пар шотландских куропаток и 2000 рыб. Хотя главное здание было построено в начале XIX века „в шотландском баронском стиле“, там были электричество, горячая вода и центральное отопление. Строение имело девять спален плюс дополнительные комнаты с кроватями, а еще четыре спальни были пристроены к гаражу. В августе 1928 года все это можно было снять за три тысячи фунтов, правда, арендатору пришлось бы везти с собой слуг, за исключением дворецкого, предоставляемого на месте.

Где можно было лучше провести время со старыми друзьями? Генри Детердинг снял замок на месяц. Одним из старых друзей, составивших ему компанию, был Уолтер Тигл, глава „Стандард ойл оф Нью‑Джерси“. В этом не было ничего удивительного: двое мужчин завели многолетнюю привычку ездить при случае на охоту вместе. Весь список старых друзей был довольно длинным. Здесь присутствовали имена Хайнриха Ридеманна, шефа „Джерси“ в Германии, сэра Джона Кэдмена из „Англо‑персидской компании“, Уильяма Меллона из „Галф“ и наконец полковника Роберта Стюарта из „Стандард оф Индиана“. Их эскорт включал секретарей, машинисток и советников, которых поселили в тщательно охраняемом коттедже на расстоянии семи миль.

Хотя было приложено немало усилий, чтобы сохранить встречу в тайне, информация все‑таки просочилась. Лондонская пресса понеслась на север, но только для того, чтобы услышать: „люди нефти“ собрались исключительно с целью немного пострелять куропаток и порыбачить. Но тогда зачем такая секретность? „Чтобы не спугнуть куропаток“, – предположила „Дейли Экспресс“. Больше не удалось выудить ни слова – даже из дворецкого. О чем могли говорить нефтяные мужи, бродя по окрестностям или сидя вечером за напитками и беседой? Две юные племянницы Детердинга, не интересующиеся спортом и уставшие от разговоров, лили патоку в постель Ридеманну и завязывали узлом его пижамы. Хладнокровный немец был взбешен. Что касается охоты, она была отвратительна, как говорил позднее Тигл.

Но это было не важно, поскольку не ради куропаток собрались „люди нефти“. Они искали решение проблем избыточной добычи и избыточных запасов в своей бедствующей отрасли. Они думали о большем, чем просто очередное перемирие в нефтяных войнах. Бизнесмены размышляли об официальном договоре для Европы и Азии, который мог бы привнести порядок, поделить рынки, стабилизировать индустрию и защитить отрасль от рисков. В Экнекерри проходила мирная конференция.

Оставался год до краха фондового рынка и начала Великой депрессии, и два года до открытия Папаши Джойнера в Восточном Техасе. Но нефть уже текла широким потоком из Соединенных Штатов, Венесуэлы, Румынии и Советского Союза, заливая мировой рынок, обрушивая цены. Реки русской нефти, в частности, вынесли „людей нефти“ прямо в Экнекерри. Ценовая война, развязанная Детердингом против „Стандард ойл оф Нью‑Йорк“ в связи с ее закупками русской нефти, охватила многие рынки по всему миру. Битва вышла из‑под контроля и привела к обрушиванию цен, ни одна из нефтяных компаний не могла чувствовать себя уверенно.

Экнекерри был велением времени. На повестке дня в Европе и Соединенных Штатах стояли промышленная рационализация, эффективность и ограничение дублирования. Слияния, сотрудничество, картели, торговые соглашения и ассоциации представляли собой различные инструменты достижения этих целей. Они сформировали структуру международного бизнеса в двадцатые и, еще в большей степени, в тридцатые годы, с приходом Депрессии. „Эффективное“ сотрудничество было призвано сохранять прибыли и контролировать цены. Как во времена Джона Д. Рокфеллера и Генри Флеглера, „необузданная конкуренция“ представляла собой опасность. Ее необходимо было побороть. Но теперь уже не было возможности устранить коммерческое соперничество путем тотального контроля, всеобщей монополии. Ни одна из фирм не была достаточно сильной, чтобы „оседлать“ другие. Не позволяли этого сделать и политические реалии. Таким образом, „люди нефти“ в Экнекерри стремились скорее к соглашению, чем к завоеванию.

 

РУКА БРИТАНСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

Встреча в Экнекерри касалась не только нефтяных компаний. За сценой, вне поля зрения большинства наблюдателей, британское правительство подталкивало… В точке пересечения всех этих разнообразных интересов находился сэр Джон… К этому времени нефтедобыча по всему миру росла. Общий ее объем в компании Кэдмена испытал четырехкратный рост. Нефть…

НАЦИОНАЛИЗМ

Соглашение „Как есть“ не висело в безвоздушном пространстве. Оно предназначались для защиты не только от избытка нефти и от Депрессии, но и от… На протяжении тридцатых годов возникали разнообразные формы политического… Таким образом, во второй половине тридцатых годов, когда худшие годы Депрессии остались позади, важнейшей задачей…

ШАХ СТАВИТ НОВЫЕ УСЛОВИЯ

В самый разгар Депрессии шах Персии Реза Пехлеви был взбешен, когда обнаружил, что „нефть – уже не золото“. Страна шаха стала государством нефти,… Заявление шаха, хотя и неожиданное, стало кульминацией четырехлетних… Главная причина невозможности договориться лежала в характере власти в Персии – автократии, и в характере массивной…

МЕКСИКАНСКОЕ СРАЖЕНИЕ

Самый серьезный вызов националисты бросили нефтяным компаниям в западном полушарии. Здесь, в одной из важнейших нефтедобывающих стран, компании… Для компаний, конечно же, это была опасная догма. После принятия конституции… Мексиканское правительство в конце двадцатых годов не хотело заходить слишком далеко. Оно нуждалось в компаниях,…

ГЛАВА 15. АРАБСКИЕ КОНЦЕССИИ: МИР, КОТОРЫЙ СОЗДАЛ ФРЭНК ХОЛМС

 

Среди миллионов людей, которых сняла с места и оторвала от дел Первая мировая война, был некий майор Фрэнк Холмс. Правда, „бродягой по жизни“ он стал уже задолго до войны. Он родился в 1874 году на ферме в Новой Зеландии. Впервые он уехал из дома работать на шахту в Южной Африке. Два десятка лет занимался золотом и оловом, в качестве горного инженера исколесил мир – от Австралии и Малайи до Мексики, Уругвая, России и Нигерии. Холмс был здоровым и крепким от природы, настойчивым и своевольным. Один из конкурентов охарактеризовал его как „человека большого личного обаяния, создававшего вокруг себя атмосферу блефа, свежего ветра, бури и самохвальства“. Во время Первой мировой войны Холмс стал квартирмейстером в британской армии. Отправившись в экспедицию по закупке говядины в Аддис‑Абебу (Эфиопия) в 1918 году, он впервые услышал от арабского торговца о выходе нефти на поверхность на аравийском берегу Персидского залива. Поскольку Холмс был горным инженером, это его заинтересовало. Позднее, остановившись в Басре, он собирал все доступные сведения о деятельности „Англо‑персидской нефтяной компании“ по ту сторону границы и о нефтяных лужицах на берегу Аравийского залива.

После войны Холмс участвовал в создании компании „Истерн энд дженерал синдикат“. В 1920 году он основал первое предприятие синдиката – аптеку в Адене. Но сердцем Холмс был в других сферах – снедающей его страстью стала нефть. Он был убежден, что аравийское побережье хранит баснословные залежи нефти. Прирожденный зачинатель, обладающий даром убеждения, он путешествовал взад и вперед по аравийскому берегу залива от одного обедневшего правителя к другому, плетя паутину миражей. Он обещал богатство там, где всегда видели только бедность, и искал возможность положить в свой багаж еще одну концессию.

Холмс вел свою кампанию под внимательным, скептическим и подозрительным взглядом находившихся здесь британских чиновников, в функции которых входили наблюдение за отношениями местных вождей между собой и защита интересов Его Величества в регионе. Они видели в Холмсе „источник проблем, способный нанести вред“, беспринципного человека, способного в целях быстрого обогащения подорвать влияние Великобритании в регионе. С точки зрения одного из чиновников, Холмс был не более чем „пиратом в мире нефти“. Авторство, пожалуй, самой презрительной характеристики принадлежало другому бюрократу. Тот просто заявил, что Холмс не „слишком подходящий субъект“. Но прибрежные арабы имели другое мнение. Майор Холмс приобрел в их глазах совершенно иной статус. Он был „Абу аль‑Нафт“ – „Отец нефти“.

Оставив аптеку в Адене, Холмс открыл „штаб‑квартиру“ своей нефтяной кампании на маленьком острове Бахрейн возле берегов Аравийского полуострова. На Бахрейн его привлекли сведения о нефтяных лужицах. Шейха не интересовала нефть, но ему очень нужна была пресная вода, которой в его государстве не хватало. Холмс организовал бурение, нашел воду и получил отличную прибыль. Что еще важнее, благодарный правитель, как и обещал, в 1925 году вознаградил Холмса нефтяной концессией.

Холмсу к тому времени достались права на нефть и в других местах. В 1923 году он получил концессию в Эль‑Хазе, будущей восточной части королевства Саудовская Аравия, в следующем году – в нейтральной зоне между Саудовской Аравией и Кувейтом, совместно контролируемой двумя странами. Но он безуспешно пытался получить концессию в Кувейте.

Этого ему было мало, и с Бахрейна он переключился на Багдад, пытаясь конкурировать в закупках с „Турецкой нефтяной компанией“ и возбуждая еще большую нелюбовь различных правительств и компаний.

Деятельность Холмса обеспокоила, в частности, „Англо‑персидскую компанию“, не желавшую, чтобы кто‑то еще вращался в ее „сфере влияния“ и создавал проблемы, которые могли бы сказаться на ее работе в Персии. Разумеется, в компании были уверены, что никакой нефти в Аравии нет. По словам Джона Кэдмена, геологические отчеты „оставляют мало места для оптимизма“, а один из директоров компании в 1926 году заявил, что Саудовская Аравия „лишена всяких признаков нефти“. (Албания, по мнению этого директора, была более перспективной.)

Чтобы продвигать свои проекты в атмосфере, до такой степени наполненной скепсисом, Холмс и его „Истерн энд дженерал синдикат“ наняли для исследования Восточной Аравии известного швейцарского геолога. Но попытка эта имела плачевный результат. Опыт профессора в изучении альпийской геологии сыграл плохую службу в пустыне. Ученый муж подготовил отчет, где утверждалось, что регион „решительно ничего не обещает в смысле нефти“, поэтому изыскания „следовало бы классифицировать как чистую азартную игру“. Слова из проклятого отчета просочились в финансовое сообщество Лондона, и синдикату стало еще труднее получать деньги для поддержки Холмса в его охоте за концессиями и для продолжения бурения.

К 1926 году синдикат погряз в финансовых проблемах. Холмс был вынужден выпрашивать деньги на поездки, подарки, пожертвования и презентации. Финансовые перспективы синдиката были столь мрачны, что наш герой попытался продать все свои концессии „Англо‑персидской компании“, но получил там отказ. Ко всему прочему, в аравийскую нефть никто не верил. Холмс встретил чрезвычайно холодный прием, когда попробовал достать денег в лондонском Сити. Несмотря на его настойчивость и навыки профессионального продавца, он ничего не смог добиться. „Холмс был в Лондоне нежелательной фигурой, – вспоминал один английский бизнесмен. – Люди бежали, завидев его“.

 

БАХРЕЙН И НЬЮ‑ЙОРКСКИЕ „ШЕЙХИ“

 

Не видя возможности добиться успеха в Великобритании, Холмс отправился в Нью‑Йорк, надеясь, по его словам, найти удачу среди „действительно крупных нью‑йоркских шейхов“. Однако там его встретили новые разочарования. Один из руководителей „Стандард ойл оф Нью‑Джерси“ сказал ему, что Бахрейн слишком далек и слишком мал, чтобы вызвать интерес, – его размеры на карте не превосходили точки, поставленной карандашом. Другие компании тоже не заинтересовались его предложением, потому что были увлечены попытками вхождения в „Турецкую нефтяную компанию“.

Но как минимум в одной американской компании – „Галф ойл“ – затеплился огонек интереса к Бахрейну. Она занималась организацией добычи нефти по всему миру, чтобы диверсифицировать свою деятельность и найти в этом защиту от всеобщего дефицита и падения добычи в отдельных областях. Сразу после создания эта компания чуть не разорилась, когда иссякла добыча на Спиндлтопе. Вместе с отчетом о следах нефти в „водяных“ скважинах в Бахрейне Холмс передал „Галф“ образцы камней и „маслянистой субстанции“. Все это их заинтересовало, и в ноябре 1927 года „Галф“ приобрела права на арабские концессии, которые имела „Истерн энд дженерал“, и согласилась работать с группой Холмса с целью обеспечения надежности концессии в Кувейте. Однако скоро обнаружилась проблема. В 1928 году „Галф“ вошла в американскую группу „Турецкой нефтяной компании“ и, соответственно, обязалась соблюдать соглашение „Красной линии“, запрещавшее работать в одиночку. Это правило оставляло за бортом Саудовскую Аравию, равно как и Бахрейн. Компании должны были действовать в унисон – или не действовать вовсе. Несмотря на просьбы „Галф“, совет директоров „Турецкой нефтяной компании“ не был готов принять весь „арабский“ пакет Холмса. „Галф“ могла заниматься Кувейтом, поскольку он лежал вне пределов „Красной линии“, но ей приходилось отказаться от деятельности в Бахрейне.

Руководители „Галф“ представили бахрейнскую концессию вниманию „Стандард оф Калифорния“. Эта компания, как и „Галф“, агрессивно разрабатывала зарубежные месторождения, но, несмотря на огромные расходы, не добыла до сих пор ни одной капли иностранной нефти. „Стандард оф Калифорния“, более известная как „Сокал“, приобрела у „Галф“ права на Бахрейн. В отличие от „Галф“, „Сокал“ не входила в „Турецкую нефтяную компанию“, поэтому могла игнорировать ограничения „Красной линии“. Для работ по концессии „Сокал“ учредила канадский филиал – „Бахрейнскую нефтяную компанию“.

Но и „Сокал“ в Бахрейне, и „Галф“ в Кувейте столкнулись с непреодолимым, на первый взгляд, препятствием: британское правительство занимало непримиримую позицию по отношению к присутствию американских компаний в регионе. Перед Первой мировой войной Великобритания заключила соглашения с местными шейхами для предотвращения германского проникновения в район Персидского залива, в том числе в Бахрейн и Кувейт. Смысл соглашения состоял в том, что разработка нефти доверялась только британским концернам. Британское правительство в свою очередь брало на себя ответственность за международное положение этих государственных образований. Поэтому Лондон настаивал на включении в любое концессионное соглашение и в Бахрейне, и в Кувейте „пункта о британской национальности“. Этот пункт требовал, чтобы разработку нефти вели только британские компании и исключая американские. Значит, ни „Галф“, ни „Сокал“ не могли разрабатывать свои концессии.

Между „Сокал“ и „Галф“, которых поддерживало американское правительство, с одной стороны, и британским правительством – с другой состоялось несколько достаточно неприятных переговоров. Для американских компаний „пункт национальности“ выглядел как барьер, злонамеренно воздвигнутый, чтобы не допустить их в шейхства, расположенные вдоль залива. На самом деле, правительство Великобритании чувствовало, что оно разорено, и оборонялось от американской мощи. Оно просто пыталось удержать позиции, которые считало жизненно важными для империи6.

Однако в 1929 году британское правительство свою позицию пересмотрело и решило, что американский капитал, по всей вероятности, обеспечил бы более быструю и широкую разработку нефти в областях, контролируемых Великобританией. Это было бы полезно и для местных правителей, которые постоянно нуждались в деньгах и просили новых субсидий у Великобритании, и для Военно‑морского флота, которому нужны были надежные источники нефти. Британское правительство готовилось отступить – во всяком случае, в Бахрейне. Оно заключило сделку с „Сокал“. Американская компания могла теперь работать, хотя и с соблюдением ряда условий, призванных гарантировать устойчивое положение и политическое первенство Великобритании. Например, все связи компании с эмиром должны были осуществляться через местного политического представителя британского правительства.

„Бахрейнская нефтяная компания“ приступила к бурению чуть более чем через год – в октябре 1931 года. А 31 мая 1932 года нефть в арабском мире была найдена. Весьма скромное по размерам открытие в Бахрейне оказалось впоследствии важнейшим событием с весьма длинным продолжением.

Новость потрясла всех. В течение десятилетия помешанный на аравийской нефти майор Холмс успел стать фигурой, на которую смотрели свысока и с усмешкой. Однако теперь его предчувствия, хоть и в малой степени, но получили подтверждение. Не окажется ли он прав и в дальнейшем? В конце концов, маленький остров Бахрейн лежал всего лишь в двадцати милях от самого Аравийского полуострова, где, по всем оценкам, поверхностная геология была точно такой же.

 

ИБН САУД

В начале тридцатых годов британский политический агент в Кувейте говорил о правителе соседней Саудовской Аравии как о „хитром Ибн Сауде, который… Саудовскую династию основал в начале XVIII века Мухаммед ибн Сауд, эмир… У Абдул Рахмана в жизни было две цели: восстановить династию Саудитов и сделать ваххабитскую ветвь суннизма в исламе…

УЧЕНИК ЧАРОДЕЯ

Возможно, в недрах королевства скрываются значительные запасы нефти – такую идею подал королю Ибн Сауду партнер по автомобильной поездке,… Отец, Джек Филби, был несгибаемым упрямцем и закоренелым бунтовщиком против… Возвращаясь в Англию, Филби носил котелок; на обеды в колониях надевал белый жакет; и даже в Аравии он пил в пять…

ПЕРЕГОВОРЫ

За несколько месяцев до бахрейнского открытия „Стандард ойл оф Калифорния“ уже заинтересовалась концессией в Эль‑Хазе. Обратившись в „Сокал“,… Сулейман был, по сути дела, самым важным человеком в королевстве после членов… Однако Твитчелл и Гэмильтон были не единственными конкурентами, боровшимися за доступ к Эль‑Хазе. „Иракская…

КУВЕЙТ

 

Саудовская Аравия была, как известно, не единственной страной на Аравийском полуострове. Уже десяток лет велись вялые и прерывающиеся переговоры о концессии в соседнем Кувейте. Проведение изыскательских работ в Бахрейне огорчало кувейтского эмира шейха Ахмеда. „Для меня это было ударом в самое сердце, – говорил он в 1931 году майору Холмсу, – когда я видел нефтяные работы в Бахрейне, и не видел их здесь“. Жизнерадостный коренастый Ахмед, ставший эмиром Кувейта в 1921 году, гордился своей „современностью“: в середине тридцатых годов он скрывал под халатами широкие брюки и лакированные кожаные туфли. Он был любителем британского военного флота, и стены его кабинета украшали фотографии британских офицеров и военных кораблей. Однако, казалось, что ему приходится постоянно балансировать из‑за хрупкости положения Кувейта. По словам высокопоставленного британского дипломата, шейх „вступил на путь довольно опасной политики, пытаясь восстановить правительство Его Величества, иракское правительство и короля Ибн Сауда друг против друга“.

Подобное балансирование всегда было в центре проблем Кувейта, маленького государства, пытавшегося отстоять свою независимость и свободу действий среди своих могущественных соседей. Долгое время Кувейт, благодаря своему расположению в верховье Персидского залива, на пересечении торговых путей и путей паломничества играл важную роль в торговле. Его появление в качестве независимого образования относится к середине восемнадцатого века, когда в этом месте поселились племена кочевников, и в 1756 году правителем был выбран шейх из семьи аль‑Сабах. К девятнадцатому веку он сделался центром торговли в оконечной части залива. Хотя Кувейту и приходилось платить дань Оттоманской империи, он успешно избегал прямой власти турок. В конце девятнадцатого века Великобритания стремилась ослабить германское проникновение в регион, одним из примеров можно назвать железную дорогу Берлин – Багдад, а Кувейт желал отстоять свою независимость. В результате Великобритания взяла на себя ответственность за внешние связи Кувейта, установив позднее над эмиратом протекторат. Теперь за шейхом Ахмедом „ухаживали“ и „Англо‑персидская компания“, и „Галф“. Приобретя оформленные и спорные права у майора Холмса, „Галф“ работала через него и его синдикат „Истерн энд дженерал“ (который в министерстве иностранных дел окрестили „шакалом“ „Галф“). „Англо‑персидская компания“ по‑прежнему скептически относилась к разведке нефти в Кувейте. Тем более что успех изыскательских работ только увеличил бы количество нефти на рынке, и без того испытывавшем большой ее переизбыток. Кроме того, в руководстве „Англо‑персидской компании“ всегда жили опасения, что шах „возобновит обвинения в том, что они растрачивают свою энергию где угодно, только не в Персии“. Почему же компания все‑таки добивалась получения концессии в Кувейте? Логически рассуждая, она не могла просто стоять в стороне – ей было важно не дать другим получить концессию. Основной интерес „Англо‑персидской компании“ имел оборонительный характер – помешать другой компании „выйти во фланг“, угрожая подорвать положение и влияние „Англо‑персидской компании“ в Персии и Ираке. Риск был слишком велик. Кувейт находился, как говорил сэр Джон Кэдмен, в „сфере влияния“ компании.

Финансовая „нужда“ также подогревала интерес шейха Ахмеда к привлечению концессионеров. Как и остальные шейхства побережья Персидского залива, Кувейт испытывал суровые экономические трудности. Местная торговля жемчугом являлась главным источником доходов из‑за рубежа. В связи с этим у шейха Ахмеда появилась веская причина для недовольства японским торговцем лапшой из префектуры Майе неким Кокичи Микимото (не важно, знал шейх это имя или нет). Японец помешался на устрицах и жемчуге и посвятил много лет выработке технологии выращивания жемчуга искусственным путем. В конце концов усилия Микимото были вознаграждены, и к 1930 году искусственный японский жемчуг заполонил мировой рынок драгоценностей, практически уничтожив спрос на натуральный жемчуг, который ныряльщики доставали у берегов Кувейта и в других местах Персидского залива. Экономика Кувейта была разрушена, экспортные доходы упали, торговцы разорились, лодки лежали на берегу, а ныряльщики вернулись в пустыню. Ахмед и его государство нуждались в новом источнике доходов, благословенные виды на нефть появились как раз вовремя.

Перед маленькой страной стоял и ряд других экономических трудностей. Великая Депрессия добралась и до Аравийского полуострова, и это еще сильнее поразило экономику Кувейта и других шейхств. Дела пошли так плохо, что рабовладельцы на берегах Аравии продавали африканских рабов в убыток, чтобы не тратиться на их содержание. Вдобавок шейх Ахмед сердился на Великобританию за то, что она, как ему казалось, не оказывала адекватной поддержки в спорах с Саудовской Аравией и Ираком. Шейх верил, что вместе с американской нефтяной компанией в Кувейт придут американские политические интересы, которые можно будет использовать для укрепления позиций и против Великобритании, и против соперников в регионе. Но тем не менее шейх знал, что не осмелится восстановить против себя Великобританию, от которой по‑прежнему в наибольшей степени зависела политическая и военная безопасность. Кувейт был очень маленьким государством, в заливе господствовала Британская империя, и шейх понимал практическое значение королевского военного флота.

В свою очередь британское правительство хотело сделать все, от него зависящее, чтобы поддержать свое влияние и положение в регионе. Соответственно, оно старалось обеспечить получение концессий английскими компаниями. Но как этого добиться? Хотя действие „пункта британской национальности“ в случае Бахрейна было приостановлено, Лондон продолжал настаивать на его действии в Кувейте. Это полностью перекрывало возможность участия „Галф“ наравне с синдикатом „Истерн энд дженерал“, поскольку работать разрешалось только фирмам с британским контролем. „Галф“ заявила протест против политики исключений Государственному департаменту США, который в свою очередь в конце 1931 года начал оказывать давление в этом вопросе на Великобританию.

Британское военно‑морское министерство энергично настаивало на сохранении „пункта британской национальности“ не только из соображений стратегии военных поставок нефти, но и по причине предполагаемых трудностей, с которыми пришлось бы столкнуться, обеспечивая „защиту американских граждан на территории Кувейта“. Результатом могло бы стать даже „вмешательство американских военных кораблей в дела в заливе для обеспечения защиты, которую Великобритания, может быть, не сумеет предложить“. Но, по словам одного чиновника, основную роль здесь играло опасение, что Великобритания „уступит влияние и главенствующее положение, особо важной для ее имперских интересов области, другой, более богатой нации“. Однако после некоторых колебаний ключевые министерства британского правительства – министерство иностранных дел, министерство по делам колоний и нефтяное министерство – были готовы отказаться от „пункта британской национальности“. „Чего мы хотим меньше всего, – сказал чиновник из МИДа, – так это нефтяной войны с Соединенными Штатами“. Действительно, американский капитал мог бы упрочить политическую стабильность и ускорить экономическое развитие в регионе, что соответствовало интересам Великобритании. В апреле 1932 года британское правительство отказалось от „пункта британской национальности“. В тот момент казалось, что серьезных последствий не будет, следовательно, нет и реальных причин не делать этого. Помимо всего прочего, „Англо‑персидская компания“ мало интересовалась разведкой нефти в Кувейте. Сэр Джон Кэдмен, председатель компании, сообщил министерству иностранных дел, что любая нефть, найденная в Кувейте“, не представляла бы интереса для „Англо‑персидской нефтяной компании“. „Американцам – „добро пожаловать на то, что они могут там найти!“ – добавил он.

„Галф“ и правительство Соединенных Штатов были удовлетворены решением английского кабинета об устранении „пункта британской национальности“. Однако никто не ликовал так, как майор Холмс. Он считал „чудесную победу“ в значительной мере заслугой самого популярного, по его мнению, человека в Англии – американского посла Эндрю Меллона, бывшего секретаря казначейства США и члена семьи, контролировавшей „Галф ойл“. Эндрю Меллон занял свой новый пост в 1932 году в возрасте 77 лет. Он чувствовал себя в Лондоне более чем комфортно – наслаждался возможностью легально выпить (в США по‑прежнему действовал „сухой закон“), женился на англичанке. Даже покрой его костюмов свидетельствовал о приверженности к английскому стилю. Кроме того, он знал, как делать в Англии бизнес. Ровно тридцать лет назад он поехал туда, чтобы попытаться убедить Маркуса Сэмюеля, что „Шелл“ следует позволить недавно образовавшейся компании „Галф ойл“ выйти из контрактана поставки, поскольку в связи с падением подземного давления на Спиндлтопе дела у нее пошли плохо. Благодаря спокойной уверенности, настойчивости и обаянию, с которыми он вел переговоры с Сэмюелем, Меллону удалось добиться успеха.

В 1932 году однако над ним сгустились тучи. Пошли разговоры, что во время его пребывания на посту министра финансов компании из обширной империи Меллонов встречали в некоторых инстанциях особое обхождение или поддержку. В конгрессе поговаривали о необходимости уволить его с поста министра финансов, но Гувер внезапно отправил его ко британскому двору. Кое‑кто воспринял его быстрое согласие на это предложение как форму добровольной и благоразумной ссылки.

Меллон был не просто семейным патриархом и дядей председателя „Галф“ Уильяма Меллона – он также финансировал „Галф“ и превратил ее в интегрированную нефтяную компанию. Он продолжал относиться к „Галф“ как к семейной компании Меллонов и проявлял к ней глубоко личный интерес. Ему уже случалось обращаться к помощи Госдепартамента, чтобы „открыть двери“ в Кувейт для „Галф“. Когда он отправился послом в Лондон, где мог оказаться в центре борьбы за Кувейт, щепетильный помощник госсекретаря попытался установить честные правила игры. „Всегда очень легко впасть в крайность, если слишком стремишься избегать критики, – телеграфировал он в американское посольство в Лондоне. – Во всем, что мы делаем, мы должны оказывать компании „Галф ойл“ помощь не большую и не меньшую, но точно такую же, какую мы должны оказывать любой другой американской компании в сходных обстоятельствах“. Однако сохранять баланс было весьма трудно. Даже в Госдепартаменте „Галф“ называли „интересом Меллона“; Великобритания имела дело с „Галф“ и „нефтяной группой Меллона“, что взаимозаменяемо. Сам Эндрю Меллон никогда не показывал, что он видит разницу. Он называл „Галф“ „моя компания“ (небезосновательно, поскольку Меллоны владели самым большим пакетом акций) и действовал, исходя из этой посылки.

Отказываясь от „пункта британской национальности“ для Кувейта, Лондон тем не менее заявил, что будет настаивать на возможности просматривать все предложения и рекомендовать эмиру, какое следует выбрать. Решение вопроса не слишком осложнялось из‑за этого, поскольку Кэдмен прямо заявлял, что „Англо‑персидская компания“ не является заинтересованной стороной. Но затем, в мае 1932 года, „Сокал“ нашла нефть в Бахрейне и изменила ситуацию и перспективы всего аравийского побережья. „Англо‑персидская компания“ резко поменяла взгляды. Кэдмен спешно сообщил министерству иностранных дел о том, что дезавуирует недавнее заявление об отсутствии интереса. Теперь „Англо‑персидская компания“ внезапно решила, что очень хочет сделать предложение по концессии в Кувейте. Никто не получил большего удовлетворения от смены настроения компании, чем сам шейх, изложивший с красноречивой простотой фундаментальную максиму бизнеса. „Да, теперь у меня два претендента, – сказал он, – и, с точки зрения продавца, это к лучшему“.

Следующий ход должно было сделать британское правительство. Департаменту по нефти предстояло рассмотреть не только предложение „Галф“, но и новую заявку от „Англо‑персидской компании“ и представить эмиру свое мнение. Но по мере того, как шло неспешное рассмотрение заявок в Лондоне, подозрения Холмса и „Галф“ (а также правительства США) все более увеличивались. Они были уверены, что задержка эта – только хитрость, за которой последует рекомендация в пользу „Англо‑персидской компании“. Американское посольство следило за развитием событий, хотя Госдепартаменту не хотелось создавать впечатление, что он действует „просто для личной выгоды м‑ра Меллона“. Однако стояла уже осень 1932 года, никаких рекомендаций по‑прежнему не было, и Меллон, потеряв терпение, решил забыть о приличиях и прямо пробивать вопрос через министерство иностранных дел. В конце концов бизнес есть бизнес. Вероятно, он остро почувствовал, что медлить нельзя, поскольку стало очевидно, что непопулярному Герберту Гуверу скоро придется покинуть Белый Дом, после чего завершилась бы работа Меллона в качестве посла. „Тот факт, что американский посол имеет столь острый интерес в обеспечении концессии для собственной группы, а срок его пребывания на посту подходит к концу, – замечал высокопоставленный представитель министерства иностранных дел, также может дать некоторое объяснение неоднократно и настойчиво появлявшимся мнениям“. Действительно, натиск Меллона был столь яростным, что чиновник Госдепартамента рекомендовал госсекретарю предложить Меллону „быть полегче с этим вопросом“.

Наконец нефтяное министерство завершило анализ двух заявок, а британский политический представитель в Кувейте в январе 1933 года передал его эмиру. Однако ничего этот анализ не решил, а лишь открыл новый, еще более острый этап соперничества между „Англо‑персидской компанией“ и „Галф“, исполненный взаимных обвинений и угроз. Но „Англо‑персидская компания“ чувствовала, что ее хватка слабеет. Ее позиции в Персии, сокровищнице компании, оказались в опасности из‑за одностороннего разрыва шахом концессионного договора в ноябре 1932 года.

На самом деле альтернатива войне заявок была – это сотрудничество. На каждую из компаний произвели должное впечатление решимость соперницы и стоявшие за ней могущественные силы. Если „Англо‑персидская компания“ узрела богатство Америки и возможности ее огромного политического влияния, то „Галф“ видела мощь Великобритании, надежно „окопавшейся“ в регионе. Джон Кэдмен поднял перед послом Меллоном вопрос о слиянии, однако не получил ясного ответа. Вскоре после того, как Меллон освободил свой пост и возвратился в Соединенные Штаты, Кэдмен с огорчением узнал, что в кругах, связанных с нефтяным бизнесом Америки, появился слух: „Энди Меллон вернулся с решимостью не выпускать из своих рук Кувейт“.

В конце марта 1933 года Кэдмен отбыл из Лондона в Персию для переговоров с шахом о судьбе аннулированной концессии. Он остановился в Кувейте, собираясь обсудить детали концессии с эмиром. Узнав о приезде Кэдмена, майор Холмс сумел не только встретиться с шейхом Ахмедом несколькими часами ранее, но и добиться обещания, что ему предоставят возможность сделать лучшую заявку, что бы ни предложил оппонент. На встрече во дворце Дасман Кэдмен старался убедить шейха, что „полностью британская компания“ лучше служила бы его целям. Шейх ответил, что для него „безразлично, какие нации участвуют, если выплаты, обусловленные договором, произведены“. Тогда англичанин положил на стол заранее подготовленное предложение, извлек золотое перо и передал его эмиру, чтобы тот подписал договор. Он сказал шейху, чтоудвоит сумму, „если шейх готов подписать договор немедленно“. „Однако, – добавил Кэдмен, – я не могу оставить это предложение открытым“. Шейх, к несчастью, мог только выразить свои совершенно искренние сожаления – он обещал Холмсу, что группе „Галф“ предоставят возможность „побить“ любое предложение, которое мог бы сделать Кэдмен, и, понятно, не мог взять свои слова обратно.

Кедмен был удивлен и расстроен. Теперь он был абсолютно убежден, что договор заключат с „Галф“. Из двух покупателей должен остаться один, в противном случае шейх сможет продолжать игру, поднимая цену. Единственный путь, которым „Англо‑персидская компания“ могла абсолютно обезопасить себя от проигрыша, состоял в образовании совместного предприятия с „Галф“. Последовали напряженные переговоры, и к декабрю 1933 года компании согласовали окончательные условия. Новое совместное предприятие создавалось на равнодолевых условиях и получало название „Кувейтская нефтяная компания“. По‑прежнему опасаясь экспансионистской мощи американских компаний, министерство иностранных дел настаивало, чтобы реальные операции „Кувейтской нефтяной компании“ находились „в британских руках“. В результате в марте 1934 года появилось новое соглашение между правительством Великобритании и „Кувейтской нефтяной компанией“, которое, несмотря на 50‑процентный пакет „Галф“, обеспечивало британское господство в разработках, проводимых в стране.

Переговоры о получении у шейха Ахмеда концессии для „Кувейтской нефтяной компании“ доверили двоим – почтенному Фрэнку Холмсу от „Галф“ и намного более молодому Арчибальду Чизхолму от „Англо‑персидской компании“. Когда эти двое прошли таможенный пост на границе Ирака с Кувейтом, их ожидало письмо от политического резидента, содержавшее приветствие: „Добро пожаловать, небесные близнецы“. Действительно, было похоже, что соревнование двух компаний подошло к концу. Однажды воскресным утром, вскоре после приезда в Кувейт, Холмс и Чизхолм оказались рядом во время службы в крошечной церкви при американской миссии. В тот день после слов „да будет благословенна чистота сердца“ Холмс толкнул Чизхолма в бок. „Наконец, – прошептал грозный майор, – вы и я чисты сердцем друг к другу“.

Однако работа их была еще далека от завершения. Хотя шейху Ахмеду и не удалось столкнуть претендентов, он продемонстрировал упорство в переговорах, показав очень и очень хорошую информированность о политическом развитии и условиях концессий в Ираке, Персии и Саудовской Аравии. Мало того, ему не совсем нравилось политическое соглашение о британском особом статусе, на котором настоял Лондон. Наконец 23 декабря 1934 года шейх Ахмед поставил свою подпись под договором, который предоставлял 75‑летнюю концессию „Кувейтской нефтяной компании“. Шейх получил предварительную оплату в размере 35700 фунтов стерлингов (179 тысяч долларов). До обнаружения нефти в коммерческих количествах ему причиталось минимум 7150 фунтов (36 тысяч долларов) в год. Как только нефть найдут, он должен был получать не менее 18800 фунтов (94 тысяч долларов) в год. Своим же представителем в „Кувейтской нефтяной компании“ шейх назначил старого друга Фрэнка Холмса, занимавшего эту должность вплоть до своей смерти в 1947 году.

 

ВЕРНЫЙ ВЫСТРЕЛ“?

Кувейтская концессия была подписана через полтора года после саудовской. К тому времени „Стандард ойл оф Калифорния“ уже работала в Саудовской… В течение следующих нескольких лет приехали другие американские геологи, они… Руководство „Сокал“ в Сан‑Франциско испытывало все большее беспокойство по поводу проекта. Как вспоминал позднее…

ОТКРЫТИЕ

Официально нефтеразведка в Кувейте началась в 1935 году, но только в 1936‑м были проведены сейсмические работы. В качестве наиболее… Тем не менее изыскательские работы по соседству с Саудовской Аравией вызывали… Открытие нефти в Саудовской Аравии вызвало лихорадочные попытки получить здесь концессии, причем не только со стороны…

ЧАСТЬ III. ВОЙНА И СТРАТЕГИЯ

 

ГЛАВА 16. ЯПОНИЯ: ПУТЬ К ВОЙНЕ

 

Поздно ночью 18 сентября 1931 года расквартированные в Маньчжурии солдаты японской Квантунской армии произвели взрыв на одном из участков Южно‑Маньчжурской железной дороги, находившейся под контролем Японии. Последствия взрыва оказались незначительными: было повреждено лишь около 31 дюйма (77,5 см) дороги. Уже через несколько минут следовавший по расписанию железнодорожный экспресс, не снижая скорости, миновал место взрыва. Но так и было задумано: от солдат требовалось осуществить провокацию, вина за которую будет возложена на китайскую сторону. Наконец‑то у японского командования появился предлог для нападения на китайскую территорию. Так начался „маньчжурский инцидент“, ознаменовавший в истории Японии новую эпоху, которую назовут впоследствии, когда все будет уже позади, „Долиной тьмы“.

В соответствии с японо‑китайским договором, заключенным в 1895 году в результате победоносной войны с Китаем, а также согласно Портсмутскому мирному договору с Россией (1905 г.), Япония имела в Маньчжурии множество экономических и политических привилегий, включая и право держать там войска. К концу двадцатых годов в Японии значительной поддержкой пользовался политический курс, направленный на установление полного контроля над Маньчжурией, этой „первой линией обороны Японии“, как назвал ее один из премьер‑министров страны. Маньчжурия должна была поставлять промышленное сырье, а также предоставить „свою территорию“, столь необходимую для перенаселенных островов Японского архипелага и имевшую решающее значение для обороноспособности Японии. Более того, само географическое положение Маньчжурии делало контроль над ней чрезвычайно важным с точки зрения обеспечения безопасности Японии; японское военное руководство постоянно испытывало страх перед двойной угрозой советского коммунизма и китайского национализма. Остальные великие державы, имевшие интересы в Тихоокеанском бассейне, с нарастающим беспокойством следили за Японией, которая за каких‑то несколько десятилетий превратилась в мощную, как в военном, так и в экономическом отношении, державу.

 

„МОЖЕМ ЛИ МЫ ДОВЕРЯТЬ ЯПОНИИ?“

 

В 1923 году Франклин Рузвельт написал статью „Можем ли мы доверять Японии?“. Предваряя публикацию, издатели подчеркнули, что одной из „основных обязанностей [Рузвельта], во время Первой мировой войны занимавшего пост министра военно‑морского флота, была подготовка войны с Японией“. В статье говорилось, что американо‑японская война казалась неминуемой „задолго до того, как события 1914 года привлекли всеобщее внимание. Неизбежность ее начала уже становиться аксиомой“. „В настоящее же время война, – заявлял автор, – скорее всего зашла бы в тупик с чисто военной точки зрения, а затем решающим фактором стал бы экономический“. И все же на вопрос „можем ли мы доверять Японии?“ Рузвельт отвечал однозначно утвердительно. Япония соблюдала международные обязательства; в 1921 году она приняла участие в Вашингтонской конференции, определивший ее место в англо‑американском послевоенном разделе сфер влияния; а в бассейне Тихого океана было „достаточно, и даже с избытком, пространства для экономической активности – как Японии, так и нашей, – еще на неопределенно долгий срок“.

И действительно, на протяжении двадцатых годов выводы, сделанные Рузвельтом, подтверждались. В Японии функционировала парламентская система. Вашингтонская конференция приостановила наметившуюся гонку морских вооружений в бассейне Тихого океана между Японией, Соединенными Штатами и Великобританией, и безопасность Страны восходящего солнца теперь стало возможным обеспечить на основе. сотрудничества с англосаксонскими державами.

Но это сотрудничество не продлилось и десяти лет. Преобладающее влияние в японском правительстве получили военные. Под влиянием армейской верхушки страна начала экспансию в Восточной Азии, стараясь по возможности не допустить западные державы к тому, что впоследствии будет названо „Сферой сопроцветания в Великой Восточной Азии“.

Столь решительные перемены во внешней политике Японии были вызваны рядом причин. „Великая депрессия“ в США и свертывание мировой торговли привели к жестокому экономическому кризису в Японии, обострили уязвимость страны, связанную с недостатком сырья и ограниченным доступом на международные рынки. В то же время армия и широкие слои общества были пронизаны духом крайнего национализма, мистической веры в превосходство японской культуры, имперских институтов и „имперского пути“. Положение нагнеталось страхом, что другие великие державы сознательно стремятся оттеснить Японию на вторые роли и не допустить к тому, что ей по праву принадлежало в Азии. В феврале 1930 года наметилось, казалось бы, легкое потепление: убедительную победу на выборах премьер‑министра одержал Осати Хамагути, выступавший за расширение применения договора с Соединенными Штатами и Великобританией об ограничении морских вооружений. Однако оппозиционные настроения вновь взяли верх уже несколько месяцев спустя. На Хамагути было совершено покушение противниками сотрудничества Японии с США. Премьер‑министр так и не оправился от ран – он умер в 1931 году. Вместе с ним был похоронен и дух сотрудничества, а на его место пришел культ ультранационализма, поддерживаемый „правительством, пришедшим к власти после покушения“. В 1932 году Япония создала марионеточное государство в Маньчжурии, названное Маньчжоу‑Го, номинальным главой которого был провозглашен свергнутый китайский император Пу И. Когда Лига Наций осудила Японию за ее действия в Маньчжурии, та гордо вышла из этой международной организации, избрав собственный путь, который и привел ее в конце концов к краху.

 

НОВЫЙ ПОРЯДОК В АЗИИ

Политическая жизнь Японии бурлила – Токио пытался обосновать свои притязания в Восточной Азии своей особой миссией и особыми обязательствами в… Нефтяной вопрос вызвал раскол между руководствами японской армии и флота, что… С начала тридцатых годов японское правительство стремилось взять нефтяную промышленность страны в свои руки. К этому…

ЯПОНСКИЕ УСПЕХИ И АМЕРИКАНСКИЕ ОГРАНИЧЕНИЯ – ПЕРВЫЙ РАУНД

Все больше опасаясь прекращения поставок нефти и других видов сырья из Соединенных Штатов, Токио начал бороться за самообеспечение промышленности и… Лето 1940 года стало поворотным пунктом в отношениях Японии и США. В июне в… В Токио в свою очередь политики, желавшие избежать столкновения с западными державами, стремительно теряли почву под…

ТИХИЕ БЕСЕДЫ

Возможно ли было найти способ урегулирования, некое средство, которое позволило бы избежать войны и в то же время не оставлять Азию беззащитной… Высокий седовласый Корделл Халл за свою долгую жизнь прошел путь от простого… Адмирал Номура пользовался большим уважением в японских политических и военных кругах. Умеренный политик, он разделял…

ЭМБАРГО

С апреля по июнь 1941 года в правительстве США продолжались жаркие споры о прекращении экспорта нефти в Японию и замораживании японских фондов в… Разгневанный президент отменил распоряжение Икеса, что привело к взаимным… „С меня достаточно и вашего шага, предпринятого 23 июня, когда вы рекомендовали немедленное прекращение отгрузки нефти…

ПЕРЛ‑ХАРБОР

1 декабря специальное японское авиационное соединение, все еще никем не обнаруженное, пересекло международную линию смены дат. „Все уже решено, –… По словам президента, он ожидал какую‑нибудь „подлость“; у него было… Было раннее утро 7 декабря. Японский флот приближался к Гавайским островам. Над флагманским кораблем развевался флаг,…

ЕДИНСТВЕННАЯ ОШИБКА

Ожидание закончилось. Япония и Соединенные Штаты вступили в войну. Но Перл‑Харбор не был главной целью японцев. Удар по Гавайям – лишь часть… Таким образом, операция „Гавайи“ играла огромную роль в японских… Сам Ямамото мог бы развить успех, но он находился за тысячи миль от места событий, руководя со своего флагманского…

ГЛАВА 17. ГЕРМАНСКАЯ ФОРМУЛА ВОЙНЫ

 

В один из июньских дней 1932 года к мюнхенскому отелю подъехал автомобиль с открытым кузовом для того, чтобы забрать с собой двух высокопоставленных сотрудников „ИГ Фарбен“, крупнейшего синдиката германской химической промышленности – химика и ответственного за связи с прессой. Сотрудников доставили на квартиру Адольфа Гитлера на Принцрегентенплац, в то время вождя национал‑социалистической партии, уже контролировавшей почти 20 процентов мест в рейхстаге и планировавшей значительно увеличить эту цифру за счет выборов, намеченных на следующий месяц.

Представители „ИГ Фарбен“ добивались встречи с будущим фюрером, в надежде договориться о прекращении кампании против своей фирмы, развязанной нацистской прессой. Нацисты называли „ИГ Фарбен“ средством эксплуатации со стороны „международных финансовых воротил“ и „могущественного еврейства“, нападая на нее за то, что некоторые руководящие посты там действительно занимали евреи. Кроме того, нацисты критиковали фирму за разработку слишком дорогого проекта, связанного с получением из угля жидкого топлива, именуемого синтетическим топливом, а также за то, что она получила под свой проект налоговые льготы от правительства. „ИГ Фарбен“ вложила в разработку синтетического топлива очень крупные средства, но к 1932 году стало ясно, что проект не принесет прибыли без государственной поддержки. Основным доводом компании было то, что производство нового горючего положит конец зависимости Германии от поставок нефти из‑за рубежа и уменьшит чрезмерно сильное давление на валютные запасы страны. Представители „ИГ Фарбен“ надеялись убедить Гитлера в правильности своей точки зрения.

Гитлер опоздал на встречу, так как только что возвратился из предвыборной агитационной поездки. Сперва он намеревался уделить посетителям лишь полчаса, но беседа настолько увлекла его, что за ней прошло два с половиной часа. Больше других говорил, поучал и вещал сам Гитлер, но он также задавал множество вопросов о различных технических аспектах проблемы создания синтетического топлива и в результате заверил гостей, что проект такого рода горючего наилучшим образом соответствует его планам новой Германии. „Сегодня, – заявил он, – экономика Германии, стремящейся к политической независимости, не представляется без нефти. Следовательно, машинное топливо германского производства должно стать реальностью, даже если это потребует жертв. Следовательно, крайне необходимо продолжать работы по гидрогенизации угля“. Он однозначно высказался в поддержку усилий разработчиков, обещал прекратить кампанию против „ИГ Фарбен“, фигурировавшей в нацистской прессе как „Исидора Г. Фарбен“, и продолжить политику предоставления налоговых льгот в случае, если нацисты придут к власти. Со своей стороны „ИГ Фарбен“ обещала дать нацистам то, о чем они просили: пожертвования на избирательную кампанию. Когда представители „ИГ Фарбен“ отчитывались о своих переговорах с Гитлером, председатель правления компании произнес: „Да, этот человек кажется более разумным, чем я думал“.

У Гитлера были все основания казаться разумным. Он сразу понял, что производство синтетического топлива будет иметь неоценимое значение при решении задач, стоящих перед возрожденной и мощной Германией. Он сознавал, что одна из самых серьезных проблем – зависимость Германии от импорта сырья, в особенности нефти. Отечественное производство ее было ничтожным, а объем ввоза, соответственно, высоким, причем большая часть импортируемой нефти поступала из западного полушария.

Стремительным экономическим ростом за последние 50 лет Германия во многом была обязана собственным богатейшим запасам угля. В конце тридцатых годов это твердое топливо обеспечивало менее половины общего энергопотребления Соединенных Штатов, но для Германии его доля составляла 90 процентов, а нефти – всего лишь 5. Но уже в 1932 году Гитлер, строя планы на будущее, отводил черному золоту существенную роль. Став канцлером Германии и добившись полной власти, Гитлер, не тратя времени даром, организовал кампанию по автомобилизации населения, которую назвал „поворотным пунктом в истории автомобильного движения Германии“. Сеть автобанов – автострад без ограничения скорости – должна была покрыть страну. В 1934 году начались работы по созданию автомобиля нового типа. Он получил название „фольксваген“, то есть „народный автомобиль“.

Это были лишь фрагменты грандиозного плана, согласно которому вся Европа должна была подчиниться Третьему рейху, – такие же, как регламентация хозяйственной жизни, подчинение деловых кругов интересам государства и создание нацистской военной машины, включая производство бомбардировщиков и истребителей, танков и грузовых автомобилей. Для всей этой техники требовалось горючее, то есть нефть. И синтетическое топливо, над которым работали в „ИГ Фарбен“, приобретало решающее значение.

 

ХИМИЧЕСКОЕ РЕШЕНИЕ

Изыскательские работы по получению синтетического топлива из угля были начаты в Германии еще до Первой мировой войны. Уже в то время страна являлась… „ИГ Фарбен“ заинтересовалась проблемой синтетической нефти в двадцатых годах… В это время в „Стандард“ полным ходом шел процесс стратегической перестройки – из компании, занимавшейся только…

ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ВОЙНЕ

Два события продемонстрировали Гитлеру и его окружению опасность зависимости от поставок нефти из‑за рубежа и одновременно необходимость… К весне 1936 года войска Муссолини наконец покорили Эфиопию, и он добавил к… Второе событие произошло ближе к дому. Нацистский режим старался „добиться освобождения“ отечественного рынка от…

РОММЕЛЬ И РЕВАНШ КВАРТИРМЕЙСТЕРА

Поворот в войне не в пользу Германии произошел на рубеже 1942–1943 годов не только в Сталинграде. Немецкие войска отступали и в бесплодных песчаных… По словам генерала Эрвина Роммеля, Северная Африка представляла собой… В феврале 1941 года Роммеля направили в Северную Африку для оказания помощи итальянской армии, терпевшей поражения в…

АВТАРКИЯ И КАТАСТРОФА

К середине 1943 года страны Оси потерпели поражение и в России, и в Северной Африке, а мечта о соединении германских армий в Баку или в районе… Нацистский режим с опозданием приступил к реорганизации германской экономики с… Архитектор, ранее руководивший сооружением каменных монументов вечной славы „Тысячелетнего“ рейха, сумел доказать, что…

АРДЕННСКАЯ ОПЕРАЦИЯ: КРУПНЕЙШАЯ БЕНЗОКОЛОНКА ЕВРОПЫ

К осени 1944 года союзники, высадившиеся в день Д в Нормандии, медленно и ценой больших потерь вытеснили немцев из Франции. В то же время советские… Немцы обладали преимуществом внезапности, но они предприняли наступление, не… В ходе блицкрига 1940 года, проходившего в тех же местах, фактор недостатка топлива для немцев не имел большого…

ГЛАВА 18. АХИЛЛЕСОВА ПЯТА ЯПОНИИ

 

В первую неделю декабря 1941 года эскадра военно‑морского флота США находилась с визитом вежливости в громадной роскошной гавани Баликпапан на острове Борнео [Прим. ред. – современный о. Калимантан.] в Нидерландской Ост‑Индии. Именно в этой, тогда еще никому не известной, точке планеты Маркус Сэмюель на рубеже веков дал распоряжение своему племяннику построить на отвоеванной у джунглей территории нефтеперерабатывающий завод. Это было в 1900 году. За четыре десятилетия, прошедших с того момента, казавшаяся глупой и безрассудной мечта Сэмюеля воплотилась в крупнейший центр по переработке добытой на острове нефти, не только ставший одним из самых крупных бриллиантов в короне „Ройял Датч/ Шелл груп“, но также ознаменовавший собой поворотный пункт в истории мировой нефтяной индустрии.

Руководство нефтеперерабатывающего завода только что дало в честь американских моряков торжественный ужин, а те планировали устроить ответный ужин на берегу в местном клубе. Младшие офицеры, прихватывая с собой ящики со спиртным, уже собирались в клубе, когда внезапно появился старший офицер и приказал им немедленно отбыть на корабль. На борту сразу же началась заправка, а к полуночи американские корабли уже покидали гавань. Так английские и голландские сотрудники нефтеперерабатывающего завода в Ба‑ликпапане узнали о нападении на Перл‑Харбор. Война, которую они ждали и к которой готовились, началась.

Прибывший годом ранее в Баликпапан менеджер компании „Шелл“ X. К. Янсен обнаружил, что уже построены бомбоубежища и подготовлены планы эвакуации. В течение следующих месяцев вход в гавань был заминирован, а 120 человек прошли обучение подрывному делу. Все понимали, что Баликпапан с его нефтяными месторождениями был одним из основных трофеев, ради которых японцы вступили в войну. Руководству нефтепромыслов предстояло не допустить, чтобы этот трофей попал в руки противника.

Сразу после нападения на Перл‑Харбор жены и дети руководства нефтепромыслов в течение нескольких дней были эвакуированы из Баликпапана. Янсен и сослуживцы‑холостяки по ночами собирались в саду. Сидя в ротанговых креслах и вглядываясь в темные очертания нефтеперерабатывающего завода и в колышущийся за ним океан, – луна не поднималась из моря допоздна – они обсуждали тягостные сообщения по радио об успехах японцев в Юго‑Восточной Азии. Как поступят американцы? Когда японцы доберутся до Баликпапана? Какое будущее ожидает это крупное промышленное предприятие? Какая судьба уготована каждому из них? Рассуждали и о более насущных вещах – как усилить оборону Баликпапана. Днем, однако, у них было слишком мало времени, чтобы думать о чем‑либо; они работали до изнеможения, стремясь получить как можно больше нефти, которая, как они надеялись, пойдет на военные нужды союзников.

В середине января 1942 года с приближением японцев работники отдаленных нефтепромыслов начали разрушать скважины, как это делалось повсюду в Ост‑Индии. Они извлекали тюбинг, разрезали его на куски и сбрасывали обратно в скважину вместе с насосами, тягами, любыми болтами, гайками и бурами, которые оказывались под рукой. Затем туда опускали тротиловые шашки и взрывали. Начали со скважин с наименьшей производительностью, но в конце концов были уничтожены все.

Приступили к разрушению нефтеочистительного комплекса в Баликпапане. Прежде всего были отключены ректификационные установки; паровые котлы нагревались без нефти и разрушались. Спустя 30 часов развалился первый аппарат, а вскоре за ним и другие. 20 января сотрудники нефтеперегонного завода получили информацию, которой так опасались: японский флот находился в сутках хода от гавани. Японцы передали через двух пленных голландцев ультиматум: немедленная сдача, в противном случае все будут заколоты штыками. Офицер, прикомандированный к нефтеперегонному заводу, отдал приказ уничтожить все, что еще уцелело.

Сначала разрушили минный склад; взрывной волной выбило все оконные стекла в округе. Затем настала очередь причалов, которые уже были обильно политы либо бензином, либо смесью керосина и смазочных масел. К полудню причалы охватило пламя. Сотрудники промыслов позже вспоминали, что когда дым от бензина соприкасался с дымом от керосина и смазочных масел, то на фоне безоблачного полуденного неба возникали как бы вспышки молний.

Огромный комплекс сотрясался от взрывов, которые следовали один за другим. Огонь охватил опреснительные установки, завод по изготовлению жестяной тары, сооружения нефтеперегонного завода, электростанцию и другие здания; языки пламени достигали 150 футов в вышину. Покрытые потом и копотью люди сновали среди огня. Наконец дело дошло до резервуаров, где хранилась нефть. К каждому было прикреплено по пятнадцать тротиловых шашек. Тут выяснилось, что некоторые шашки отсырели во влажном климате и не загорались. Группа добровольцев пыталась поджечь их выстрелами из ружей, но тщетно. Оставалось открыть клапаны. Но вспомнили, что ключи от клапанов остались в здании управления, которое уже было уничтожено.

Наконец резервуары верхнего уровня удалось открыть, и нефть хлынула на нижний уровень. Для взрыва трех или четырех резервуаров применили электрическую искру, а возникшее пламя должно было, по расчетам, охватить оставшиеся. Посылая искру, Янсен с остальными укрылись за пустым резервуаром. Через мгновение вырос огромный огненный шар, затем последовал ужасающей силы взрыв и сильный ураган. Когда горящее море нефти растеклось вниз по холму к другим резервуарам, вся зона хранения превратилась в ад.

Больше делать было нечего. Люди ринулись с холма к радиостанции; мучимые жаждой, смертельно уставшие, они забрались в лодки, именуемые здесь „проз“. Море вокруг приобрело красный оттенок – в воде отражались огромные столбы пламени, взрывы все еще раздавались. Теперь, по плану, наступил черед следующего этапа – бегства, причем без предварительных тренировок.

Лодки миновали бухту и вошли в устье реки Рико, направляясь вверх по течению к эвакуационному лагерю. Наконец зрелище буйства огня исчезло, скрылось из глаз, спрятанное густой листвой джунглей и темной ночью, а звуки разрывов стихли, слышен был лишь бесконечный хор цикад. Люди продолжали плыть уже несколько часов, время от времени наблюдая красное зарево высоко в небе над Баликпапаном. Результаты четырех десятилетий промышленного строительства были уничтожены менее чем за один день. Наконец прибыли в эвакуационный лагерь, расположенный глубоко в джунглях, на берегу маленького притока реки Рико. Много часов, казавшихся бесконечными, они пытались услышать гул самолета, который должны были послать для их эвакуации. Но он так и не прилетел.

На следующий день Янсен и его маленькая группа отправились вниз по притоку до его впадения в Рико. Они провели эту ночь в лодке, надеясь на прибытие помощи, напрягая слух, чтобы уловить звук приближающегося самолета или лодки, опасаясь, что это могут оказаться и японцы. Один из людей, уснув, свалился за борт; другие втащили его снова в лодку, одновременно издавая громкий шум, чтобы отпугнуть крокодилов. Единственный способ спастись от москитов – курить трубки и сигареты. Янсену эти часы казались бесконечными. Наступил рассвет, а они все продолжали ждать.

Примерно в час дня самолет‑амфибия компании появился в небе и сел на реку. Пилот собирался забрать раненого в другом месте и обещал вернуться. Он сдержал свое слово. Забрал четверых. Янсен не попал в их число. Позднее он и еще несколько человек получили указание вернуться в бухту Баликпапана и вновь отправились вниз по реке. В эту ночь прилетели две „летающие лодки“ и эвакуировали еще часть людей. Янсен находился во втором самолете, который был так набит людьми, что едва можно было вздохнуть. Самолет поднялся в воздух, в кабину проник ветерок, и некоторые тут же сели на пол и уснули.

Когда эвакуированные прибыли в Сурабаю, город на северном берегу острова Ява, их встречал командир местной авиабазы. „В Баликпапан больше нельзя посылать самолеты, там уже япошки. – сказал он. – Я запретил „Грам‑ману“ лететь назад“. На берегу бухты Баликпапан оставались 75 человек, все еще ожидавших спасения. Но было уже поздно; японцы высадились на ее южной стороне. Спустя несколько часов после полуночи 24 января четыре американских эскадренных миноносца, шедших с потушенными огнями, наткнулись на дюжину японских военных транспортов, отчетливо вырисовывавшихся на красном фоне продолжавшего гореть нефтеперерабатывающего комплекса. В ходе боя, который известен как „сражение при Баликпапане“,американцы потопили четыре транспорта и патрульное судно. Из‑за повреждений торпедных аппаратов они не смогли уничтожить больше. Это была первая морская битва американцев с японцами, а также первый случай, когда флот Соединенных Штатов участвовал в сражении со времен победы адмирала Дьюи в Маниле в 1898 году.

Ночной бой едва ли замедлил высадку японцев в Баликпапане. У оставшихся сотрудников нефтеперерабатывающего комплекса не было иного выбора, кроме как уходить в джунгли. Они разбились на маленькие группы и предприняли отчаянную попытку эвакуироваться через джунгли. Испытание оказалось чересчур суровым. Пробирались через дебри пешком и на лодках проа, страдая от голода, усталости, малярии, дизентерии, преследуемые страхом. Группы становились все меньше и меньше, оставляя в пути больных и мертвых. От встреченных туземцев узнали, что японцы высадились на всем побережье острова Борнео. Загнанные в джунгли, люди чувствовали себя, как в мышеловке. Немногим удалось в конце концов спастись. Из 75 человек только 35 пережили скитания в джунглях и избежали расстрела в японских тюрьмах.

 

ОПЬЯНЕНИЕ ПОБЕДОЙ

Аналогичные разрушения сооружений на нефтепромыслах проводились и в других частях Ост‑Индии. Но это, казалось, было лишь небольшим неудобством… В это же время потрясенные американцы были охвачены отчаянием. На Рождество… Кто будет нести ответственность в Тихом океане – армия или флот? И командование армии, и руководство флота не хотели…

БИТВА С „МАРУ“: ВОЙНА НА ИСТОЩЕНИЕ

При разработке своей военной стратегии японцы предполагали, что богатые ресурсы Южной зоны – нефть, другое сырье, продукты питания – могут быть… Слабостью особого рода явилась уязвимость японского судоходства для подводных… Кроме того, с появлением конвоя возникли проблемы, которые были только на руку союзникам. Руководство движением конвоя…

КОНЕЦ ИМПЕРАТОРСКОГО ФЛОТА

Японцы едва ли были в состоянии прервать все увеличивающийся поток поставок топлива и других материалов для американских сил в Тихом океане,… На родине нефть фактически исчезла из хозяйственного обихода – и не она одна.… Топливная ситуация стала настолько тяжелой для военных, что командование флота решилось на отчаянную меру, –…

БОРЬБА ДО КОНЦА?

Положение Японии все ухудшалось. Из‑за нехватки топлива ее самолеты не могли летать больше двух часов в месяц. Был ли иной способ получить… Но некоторые результаты кампании по сбору сосновых корней были заметны… Дни Японии были сочтены. От беспрестанных американских бомбардировок деревянные города превратились в обугленные…

ГЛАВА 19. ВОЙНА СОЮЗНИКОВ

 

Уинстон Черчилль провел тридцатые годы вдали от центра политической жизни, и его предостережения о намерениях и возможностях нацистов всерьез не воспринимались. Теперь он вступал в должность, понимая, что мировая война уже началась – ее развязала Германия, напав на Польшу. Однако затем наступило временное затишье, которое продлилось до весны 1940 года, после чего армия Гитлера сокрушила фронт в Западной Европе. Сторонники умиротворения Германии уступили власть почти без сопротивления, Черчилль стал премьер‑министром Великобритании.

Будущее виделось в мрачном свете. Норвегия и Дания находились в руках немцев, Франция была на грани капитуляции (это произошло в следующем месяце), и основную тяжесть войны пришлось принять на себя Великобритании. Никто так не подходил для руководства страной в ее „самый тяжелый час“ как Черчилль. Никто лучше него не представлял того значения, которое имела нефть, в первую очередь для самого существования Британии, а во вторую – для ведения затяжной войны.

Задолго до начала военных действий британское правительство провело серьезные исследования нефтяной ситуации с точки зрения казавшегося неизбежным конфликта с Германией. В конце 1937 года специальный комитет изучал возможность организации производства синтетического топлива, то есть получения нефти из угля, аналогичного германской практике. Ведь страна имела очень богатые запасы угля, чего не скажешь о нефти. Но производство нового топлива даже с использованием местного сырья оказывалось дороже импорта натуральной нефти. К тому же в Британии находились штаб‑квартиры двух крупнейших международных компаний, „Шелл“ и „Англо‑иранской нефтяной компании“. Стало очевидно, что, несмотря на кажущиеся преимущества, гидрогенизация не гарантирует независимости. Система снабжения, основанная на ввозе обычной нефти большим количеством судов через множество морских портов, была бы менее уязвимой для вражеской авиации, чем несколько очень крупных заводов, которые легко опознать и уничтожить. Британское правительство пришло к выводу, что в условиях войны сотрудничество с нефтяными компаниями будет очень тесным (в Соединенных Штатах это недопонимали). В Старом Свете 85 процентов переработки и сбыта нефти находилось в руках всего трех компаний – „Шелл“, „Англо‑иранской нефтяной компании“ и британского филиала „Джерси“. Во время мюнхенского кризиса в 1938 году правительство приняло решение, что в случае войны „всякая конкуренция“ должна быть исключена и вся британская нефтепромышленность будет функционировать в рамках одного гигантского концерна под эгидой государства.

Правительству предстояло решить также проблему иного рода – судьбу группы „Ройял Датч/Шелл“. Существовал риск того, что группа перейдет под контроль нацистов. Причиной был Генри Детердинг, фактический хозяин компании. Он находился „у руля“ на протяжении двадцатых годов. „Слово сэра Генри – закон, – заметил один британский чиновник. – Он может принять важное решение, даже не поставив в известность совет директоров „Шелл“. Но к тридцатым годам его влияние стало ослабевать, и мэтр превратился в помеху для руководства и в источник раздражения для британского правительства. Его поведение становилось все более сумасбродным, а решения, продиктованные манией величия, все более непродуманными.

В середине тридцатых годов, на восьмом десятке, у Детердинга появились два неразумных увлечения. Первым была его секретарша, молодая немка. Вторым – Адольф Гитлер. Непреклонный голландец, Детердинг перебрался в Британию в начале века, его расположения искали адмирал Фишер и Уинстон Черчилль, во время Первой мировой войны он был твердым сторонником Королевства. Теперь же, на старости лет его очаровал нацизм. „Его ненависть к Советам, восхищение Гитлером и навязчивая идея англо‑германской дружбы в качестве противовеса Советам, разумеется, хорошо известны“, – вздыхал один чиновник министерства иностранных дел. В 1935 году Детердинг по собственной инициативе начал переговоры с германским правительством о поставке группой „Шелл“ в течение одного года нефти в кредит, что было равносильно созданию резерва на случай войны. Слухи об этом настолько напугали руководство компании в Лондоне, что один из членов совета директоров, Эндрю Агню, попросил правительство уполномочить британское посольство в Берлине провести по этому поводу расследование с тем, чтобы Агню „мог со своими коллегами в совете директоров компании принять соответствующие меры в подходящее время“. Как заметил один чиновник, „Детердинг стареет, но он человек твердых взглядов, и, я боюсь, мы не сможем предотвратить его общение с политическими лидерами“. Он же добавил: „Британские члены совета директоров страстно желают, чтобы компания не предпринимала ничего, что противоречило бы политике правительства Его Величества“.

В конце концов, уйдя на пенсию в конце 1936 года, Детердинг полностью посвятил себя своим увлечениям. Он развелся со второй женой, женился на немке‑секретарше и переехал в свое поместье в Германии. Он также призывал другие европейские государства сотрудничать с нацистами, чтобы остановить большевистские орды, и проводил встречи с представителями нацистской верхушки. В 1937 году премьер‑министр Нидерландов, бывший коллега Детердинга по „Ройял Датч“, заявил, что „не может понять, как человек, который создал себе имя и капитал в Англии и который получил определенную помощь от страны, принявшей его, может вдруг эмигрировать в Германию и посвятить себя повышению благосостояния этой страны“. Его действия, добавил премьер‑министр пренебрежительно, „инфантильны и не оставляют никаких сомнений в его чувствах“. Неудивительно, что в последние годы жизни репутация „международного нефтяного короля“ была основательно подорвана.

Детердинг умер в Германии в начале 1939 года за шесть месяцев до начала войны. Тревожные слухи немедленно достигли Лондона: нацисты не только устроили ему пышные похороны, они пытались воспользоваться его смертью, чтобы получить контроль над группой „Ройял Датч/Шелл“. Это, конечно, было бы катастрофой для Великобритании. В ходе Первой мировой войны компания была фактически главным поставщиком нефти для Великобритании. В случае же перехода ее под контроль нацистов вся система поставок оказалась бы подорванной. Но обнаружилось, что „привилегированные“ акции, которые и обеспечивали контроль, могли принадлежать только директорам. В лучшем случае немцы могли заполучить лишь небольшую долю обычных акций, которая не принесла бы им ничего как до, так и после начала войны.

С началом войны британские нефтяные компании, включая „Шелл“, объединили свою деятельность в рамках Нефтяного управления, то есть фактически создали национальную монополию. Это было сделано быстро и без протестов. Нефтяные насосы перекрашивались в темно‑зеленый цвет, а продукты производства продавались под единой маркой „Пул“. Руководители промышленных предприятий вели дела по‑прежнему, но теперь под контролем государства. Британская нефтяная война велась отныне из Шелл‑Мекс‑Хауса, что на улице Стрэнд в Лондоне, рядом с отелем „Савой“ (собственно штаб‑квартира „Шелл“ переехала в спортивный комплекс компании на окраине Лондона). Общую координацию со стороны правительства поручили специальному учреждению, именовавшемуся Нефтяным департаментом.

Проблемы, стоявшие перед Великобританией, имели глобальный характер. Приходилось принимать во внимание, что Германия, подписавшая новый пакт с Советским Союзом, получит возможность доступа к обильным запасам русской нефти, тогда как поставки в Великобританию из Юго‑Восточной Азии в случае японской агрессии скорее всего сократятся. Германия, кроме того, получила доступ к богатым и удобно расположенным ресурсам Румынии. Спустя несколько месяцев после начала войны, но до того, как Франция капитулировала, британское и французское правительства попытались повторить хитрый ход, сработавший во время Первой мировой войны – совместно предложили Румынии 60 миллионов долларов за то, чтобы она разрушила свои нефтепромыслы, тем самым не допустив использование их Германией. Но стороны так и не договорились о цене, сделка не состоялась, а румынская нефть, как и опасались, потекла к немцам. Нефтепромыслы все же были разрушены, но значительно позднее, и бомбардировщиками союзников

В самой Великобритании практические вопросы поставок приходилось решать быстро. Нормирование было введено почти сразу же. „Базовый рацион“ для автомобилистов установили сначала на уровне 1800 миль в год. Постепенно, по мере увеличения военных нужд и сокращения запасов, он уменьшался, а затем и вовсе был отменен. Власти предпочитали, чтобы семейные автомобили стояли в гаражах, а не разъезжали по дорогам. В результате возник большой спрос на велосипеды. А что делать с нефтяными запасами в случае вторжения в Великобританию? А угроза вторжения была вполне реальной – нацистские армии уже прошли победным маршем по Западной Европе и готовились к броску на французском берегу Ла‑Манша. Захватив нефтехранилища Франции, немцы обеспечили себе дальнейшее продвижение. Захват британских нефтяных запасов мог оказаться для них решающим фактором в противоборстве с британской стороной. Поэтому в Шелл‑Мекс‑Хаусе разработали план немедленного уничтожения британских запасов в случае вторжения. Не были забыты даже частные бензоколонки – они оказались бы чрезвычайно удобными для наступающих немцев, которые смогли бы просто подъехать и заправиться. По этой причине около 17 тысяч торговых точек по продаже бензина в восточной и юго‑восточной Англии были вскоре закрыты, а продажа и поставки сконцентрировались в 2 тысячах заправочных станций, которые были лучше защищены – или могли быть подожжены при попытке врага их захватить.

 

НЕФТЯНОЙ ЦАРЬ: МОБИЛИЗАЦИЯ АМЕРИКАНСКИХ ЗАПАСОВ

Главнейшей заботой британцев было обеспечение запасов для ведения войны. Начало военных действий означало резкий рост потребления нефти в Британии,… В декабре 1940 года после благополучного переизбрания на третий срок президент… В мае 1941 года, на следующий день после того, как Рузвельт объявил о введении „неограниченного чрезвычайного…

ИСПЫТАНИЕ МОРЕМ: БИТВА ЗА АТЛАНТИКУ

Самым уязвимым звеном в цепи снабжения, соединявшим Америку с осажденной Великобританией, были просторы Атлантики, которые приходилось пересекать… Успехи этих атак ужасали британцев и тех немногих американцев, которым… „Не иначе, как ужасающее… в высшей степени серьезное“ – в таких выражениях Ральф Дейвис, заместитель Икеса, докладывал…

БОРЬБА НА ВНУТРЕННЕМ ФРОНТЕ

Пока шла борьба за безопасную морскую транспортировку нефти, Гарольд Икес усиленно старался добиться роста объемов добычи нефти в Соединенных… Кроме того, возможности Икеса ограничивало нежелание американских военных… Несмотря на эти препятствия, АНПВВ постепенно создала эффективное государственно‑промышленное объединение. Она…

НОВОВВЕДЕНИЕ

 

Перед началом Второй мировой войны американские военные не предполагали, что могут возникнуть какие‑либо проблемы с поставками нефти. В армии не велось учета израсходованного горючего. Это объяснялось неполным пониманием основных отличий Первой мировой войны от Второй – позиционной от маневренной. (В самые тяжелые дни Сталин предложил на банкете следующий тост: „Эта война – война моторов и горючего. Я пью за американскую автомобильную промышленность и американскую нефтяную промышленность“.) Поэтому на фронтах сороковых годов американские войска в Европе потребляли в сто раз больше бензина, чем в начале века. Обычной американской дивизии тогда требовалось 4000 лошадиных сил; а теперь – 187000.

В действительности командование армией осознало значение нефтяного фактора только в 1942 году при планировании высадки в Северной Африке. В результате была создана централизованная организация, занимавшаяся снабжением. Около половины общего тоннажа, отправленного из Соединенных Штатов, приходилось на нефть. В квартирмейстерской службе подсчитали, что когда американский солдат отправляется на войну за рубеж, ему требуется 67 фунтов различного снаряжения и материалов, половину из которых составляют нефтепродукты.

Новая армейская организация по снабжению нефтепродуктами занималась внедрением нововведений, облегчавших поступление и использование этих нефтепродуктов. Она также приступила к их стандартизации. В результате все вооруженные силы использовали одно универсальное моторное топливо и одно универсальное дизельное топливо. В войска поступил специальный сборный трубопровод в комплекте с насосами разработки компании „Шелл“, который позволял осуществлять эффективную транспортировку нефти на фронт без использования грузовиков. Но одним из самых важных нововведений было изменение бензиновой канистры. Армейское командование обнаружило, что бывшая до сих пор в ходу канистра объемом 10 галлонов слишком громоздка и неподъемна для одного человека. Немцы пользовались пятигаллоновой канистрой. При разработке более подходящей емкости для горючего американцы совместно с британцами взяли за образец трофейную. Ироническое уважение к немецкому оригиналу отразилось в прозвищах, которые получила новая канистра: „блиц“ или „джерри“ (так называли немцев на военном жаргоне). Но американцы внесли в немецкую конструкцию важное усовершенствование. Чтобы грязь не попадала в бензобак машины, они приделали канистре носик.

Одной из крупнейших за всю войну технических неудач стало, безусловно, создание системы ПЛУТО [Прим. ред. – английская аббревиатура, означающая „Трубопровод по дну океана“.] , которую предполагалось проложить по дну Ла Манша от английского берега до французского. С ее помощью должна была удовлетворяться половина всех потребностей в топливе после высадки союзников в Западной Европе. Серьезные технические проблемы возникли с монтажом. В результате с июня по октябрь 1944 года пропускная способность ПЛУТО составила в среднем лишь 150 баррелей в день, т. е. одну шестую процента необходимого объема.

Пожалуй, наиболее сложной с технической точки зрения задачей за все время функционирования союзнической системы снабжения топливом было производство авиационного бензина с октановым числом 100. Созданное в первой половине тридцатых годов в лабораториях компании „Шелл“ в Нидерландах и Соединенных Штатах, топливо позволяло добиваться улучшения технических характеристик самолета – более высокой скорости, большей мощности, сокращения времени взлета, увеличения дальности полета, повышения маневренности. Но в предвоенные годы отсутствовал сколь‑нибудь серьезный рынок сбыта для этого очень дорогого топлива.

Вспыхнувшая война внезапно продемонстрировала, что такой рынок есть – и очень важный. Преимущества бензина марки 100 подтвердились в ходе битвы за Британию в 1940 году, когда „Ситфайры“, летавшие на этом горючем, показали лучшие характеристики, чем „Мессершмитты‑109“, заправлявшиеся бензином марки 87. Однако требовались специальные дорогостоящие нефтеочистные сооружения, чтобы увеличить его количество. Однажды установленные плановые показатели вновь и вновь повышались. Для контроля распределения ограниченных запасов бензина марки 100 между различными военными потребителями были созданы два специальных комитета – в Лондоне и в Вашингтоне. Несмотря на постоянный дефицит, иногда распределительным органам приходилось быть расточительными. В период усиления подводной войны они отправляли к месту назначения по три груза в надежде, что по крайней мере один из них дойдет до получателя.

Почти все потребности союзников в топливе марки 100 приходилось удовлетворять за счет американского производства – почти 90 процентов в 1944 году. Но объем производства не мог угнаться за спросом. „Ситуация будет непрестанно ухудшаться, – в отчаянии писал Икесу заместитель военного министра Роберт Паттерсон в апреле 1943 года. – Я не вижу никаких иных средств, помимо самых жестких мер“. Американцы приступили к осуществлению строительно‑технической программы, которая стала одной из самых крупных и сложных из всех, выполненных за время войны. К счастью, в конце тридцатых годов уже разрабатывалась новая технология очистки – каталитический крекинг, которой занимались француз Эжен Удри и компания „Сан ойл“. Каталитический крекинг, представляющий собой первый значительный шаг вперед по сравнению с технологией термического крекинга, разработанной Уильямом Бёртоном тремя десятилетиями ранее, значительно облегчил производство бензина марки 100 в больших количествах. Без этой технологии Соединенным Штатам не приходилось бы даже и мечтать о том, чтобы удовлетворить спрос на авиационное топливо. Но когда США вступили в войну, производство с применением каталитического крекинга только начиналось, и казалось, что до этапа массового производства дело так и не дойдет. Требования были громадны – устройства для очистки должны иметь высоту пятнадцатиэтажного здания и во много раз превышать стоимость традиционных. Однако впоследствии по всей стране стали с удвоенной скоростью возводиться такие сооружения, причем без каких‑либо отклонений от исходного проекта и испытаний до работы в полную силу.

Были построены десятки заводов и специальных цехов, а многие уже существовавшие были переориентированы на получение топлива марки 100. АНПВВ и нефтяная промышленность вели постоянную борьбу с конкурирующими ведомствами за сталь и другие материалы, необходимые для нужд строительства, а плановые показатели строительства постоянно повышались, так как требовалось все больше и больше топлива. Для решения этой задачи все заводы по производству авиационного горючего должны были объединиться под единым руководством и образовать как бы один гигантский концерн, различные составные части которого разбросаны по стране и входят в состав различных компаний для того, чтобы максимально увеличить производительность или, пользуясь словами ведомства Икеса, „получить как можно большее число баррелей конечного продукта“. В технологический процесс производства постоянно вносились усовершенствования, что способствовало улучшению характеристик самого топлива. В результате самолеты союзников получали превосходство в мощности над техникой противника, а бомбардировщики могли увеличивать бомбовую нагрузку.

Время от времени казалось, что запас топлива марки 100 у союзников на исходе, но рост производства чудесным образом поспевал за ростом потребностей. В 1945 году спрос в семь раз превышал объем, запланированный в начале войны. Однако и такие требования удовлетворялись. На тот период объем производства топлива марки 100 составил 514000 баррелей в день по сравнению с 40000 баррелей в день в 1940 году. Как сказал один генерал, правительство и нефтяная промышленность „выжали их из шляпы“.

 

„НЕПРОСТИТЕЛЬНАЯ ОШИБКА“

 

„Вооруженные силы никогда не испытывали нехватки нефти необходимых сортов в необходимых количествах в необходимом месте, – с гордостью сообщалось в послевоенном отчете управления снабжения нефтепродуктами армии и флота. – Ни одна операция не была отложена или задержана вследствие нехватки нефтепродуктов“. Хотя все вышесказанное по большей части соответствует действительности, но было исключение – единственный достойный сожаления эпизод, когда система снабжения не выполнила своих задач.

Весной 1944 года было уже очевидно, что удача отвернулась от Германии и повернулась лицом к союзникам. Американские и британские войска высадились в Италии, которая вскоре после этого вышла из войны. Русские вели успешные наступательные действия на восточном фронте. 6 июня 1944 года войска союзников высадились на побережье Нормандии, что стало первым этапом широкомасштабного наступления в Западной Европе. Но дальше тщательно разработанные планы союзников пошли прахом. Их армии, вопреки всем ожиданиям, оказались надолго заперты в Нормандии. Хотя немцы и были в значительной степени застигнуты врасплох, они тем не менее сумели на какое‑то время задержать продвижение союзников, несмотря на нехватку топлива, кото рая очень сильно ограничивала их возможности быстрой переброски подкреплений на фронт. Командующий германскими войсками фельдмаршал Герд фон Рундштедт был вынужден издать приказ: „Перевозите снаряжение вручную или на конной тяге, берегите бензин для боевых действий“. 25 июля 1944 года армии союзников все же вырвались из германского окружения, а дезорганизованные и испытывавшие нехватку военных материалов немцы вынуждены были отступить. Теперь настал черед удивляться союзникам, на этот раз легкости и скорости, с которой они продвигались вперед, преследуя врага.

Ни одно из соединений не вело наступления с такой скоростью, как 3‑я армия под командованием генерала Джорджа Паттона‑младшего, который лично руководил прорывом. Подвижный, импульсивный и очень вспыльчивый (последнее, возможно, было следствием травм головы, полученных во время игры в поло), Паттон едва сдерживал себя перед лицом, по его мнению, робкой и излишне осторожной стратегии союзников непосредственно после июньской высадки. В июле 1944 года он написал стихотворение, выражавшее его разочарование:

 

На войне, как и в любви, надо без устали толкаться

Или никогда не получишь справедливого вознаграждения…

Так давайте ж воевать, вклиниваться и выбивать, рубить.

Воспользуемся шансом сейчас, когда у нас мяч.

Забудем про густую сеть наших укреплений

на угрюмых, поливаемых огнем пространствах,

Уничтожим нашим огнем их укрепления и победим!

Да, победим их всех.

 

Генерал Дуайт Эйзенхауэр, главнокомандующий союзных войск, публично назвал Паттона „выдающимся военачальником, наилучшим образом действующим в быстро меняющихся ситуациях“. Однако в частных беседах, признавая за ним значительные способности в области оперативного искусства, Эйзенхауэр все же утверждал, что у Паттона отсутствовала необходимая для полководца черта – умение охватить ситуацию в целом. Кроме того, Эйзенхауэр ставил под сомнение умение Паттона координировать свои действия с действиями соседей, а также его способность держать себя в руках. Паттон был слишком склонен к авантюрам, к „непродуманным действиям“, по словам Эйзенхауэра. „Мне до смерти надоела ваша несдержанность в речи, – прямо предупредил он, – и я уже начал сомневаться в вашей рассудительности, так необходимой человеку, занимающему высокий военный пост“.

Однако, несмотря на свои сомнения, Эйзенхауэр определенно хотел, чтобы Паттон участвовал в высадке союзных войск в Европе. Он писал генералу Маршаллу, что боевые качества Паттона таковы, что „мы не можем позволить себе пренебрегать ими, если он сам себе не навредит“. До тех пор, пока он „будет находиться в подчинении у человека здравого и основательного, человека достаточно разумного, чтобы использовать хорошие качества Паттона, но не ослепленного его страстью к эффектным жестам и театральности“, он будет хорошо справляться со своими обязанностями. Короче говоря, Паттон представлял собой некую форму страховки благодаря той „колоссальной энергии, которую был способен проявлять в критические моменты“. Это связано с тем, добавлял Эйзенхауэр, что „на этой войне, а возможно, и на этом театре военных действий, всегда существует возможность возникновения такой ситуации, когда этот, пообщему признанию, неуравновешенный, но тем не менее боевой, военачальник может быть брошен в прорыв“. Иначе говоря, он был нужен на случай, когда придется спасать положение.

Очевидно, сама личность Паттона, его решительность, воля и уверенность, которые он излучал, его „качества победителя“ – все вместе взятое делало этого человека превосходным полевым командиром, и если его характер не всегда располагал к нему непосредственных начальников, то у подчиненных ему солдат он порождал горячую преданность. Он понимал, как важно создать о себе легенду – будь то два револьвера (один – инкрустированный жемчугом), которые он постоянно носил по бокам, или прозвище „Беспощадный Паттон“, которым он наградил самого себя, когда в тридцатые годы безуспешно пытался добиться поста начальника военной школы в Уэст‑Пойнте. За грубой внешностью и железной самодисциплиной скрывался человек, опубликовавший две книги стихов.

Паттон был таким же мастером мобильной войны, как и Роммель, и его раздражало долгое ожидание перед попыткой добыть славу. „Я должен вступить в битву и добиться какого‑нибудь впечатляющего успеха, если мне вообще предстоит успех“, – говорил он. И ему это удалось, что подтвердило уверенность Эйзенхауэра в его особых талантах. С неизменными револьверами по бокам, Паттон руководил наступлением в Нормандии, которое проходило с ошеломляющей скоростью; за месяц он очистил от противника огромную территорию – почти 5 сотен миль от Бреста до Вердена, освободив большую часть Франции к северу от Луары. Как и Роммель, Паттон с презрением относился к квартирмейстерам. Его войска испробовали все возможные нестандартные способы пополнения запасов горючего, которого становилось все меньше по мере удлинения линий коммуникаций 3‑й армии. Некоторые из подчиненных Паттона представлялись военнослужащими других армий, лишь бы получить топливо; другие захватывали поезда и автомобильные конвои или реквизировали бензин у водителей грузовиков, подвозивших снаряжение и горючее на обратную дорогу. Был случай, когда Паттон даже послал разведывательный самолет в тыл, чтобы определить местонахождение запасов с целью их дальнейшего захвата.

Однако к концу августа 1944 года нехватка топлива стала очень серьезно сдерживать продвижение союзников. Во Франции не было нехватки топлива в прямом смысле этого слова. Просто запасы находились в Нормандии, далеко за линией фронта, и доставка их представляла собой трудную задачу. Пользуясь языком снабженцев, союзники всего за 21 день осуществляли перевозки, на которые должно было уйти „260 плановых дней материально‑технического снабжения“. Наиболее эффективны были бы перевозки по железной дороге, но не было подходящих линий. Бесконечные конвои грузовиков с горючим, ездившие по всей территории Франции по специальным дорогам с односторонним движением, не справлялись с нагрузкой; чем длиннее становились линии коммуникаций, тем больше топлива приходилось брать с собой грузовикам, чтобы доехать до фронта и вернуться обратно. Из‑за проблем со снабжением быстро продвигавшиеся союзнические армии просто‑напросто обгоняли свои запасы бензина. То же самое произошло с Роммелем, когда его войска прямо‑таки мчались по Северной Африке в 1942 году. Паттона такая ситуация раздражала. „В настоящее время, – писал он сыну 28 августа, – главной моей трудностью являются не немцы, а бензин. Если бы мне дали достаточно бензина, я бы мог поехать, куда захочу“. На следующий день он отметил в своем дневнике: „Я обнаружил, что по неизвестной причине мы не получили нашу долю бензина – не хватает 140000 галлонов. Может, это попытка остановить меня, как в теннисе, ударом слева, но это сомнительно“.

Другим соединениям также недоставало топлива. В это же время перед Эйзенхауэром как главнокомандующим войск союзников встала дилемма, куда направлять основную массу имевшихся запасов – в 3‑ю армию Паттона или в 1‑ю армию, действовавшую севернее и осуществлявшую поддержку наступавшей вдоль берега британской 21‑й армейской группой, которой командовал генерал Монтгомери. Настал ли момент, задавал себе вопрос Эйзенхауэр, когда нужно отказаться от собственной стратегии „широкого фронта“ – с защитой всех флангов, и вместо этого пойти на риск и бросить Паттона и его 3‑ю армию на прорыв линии Зигфрида, западного вала нацистов, и далее в Германию? Или более благоразумно дать Монтгомери сначала захватить Антверпен, обезопасить этот первоклассный порт, наиболее подходящий для приема поставок, и избежать тем самым дальнейшего растяжения линий коммуникаций? Был еще и третий вариант, на котором настаивал сам Монтгомери, – создать могучий ударный кулак в сорок дивизий под его командованием, который прорвался бы в Рурский бассейн и, разрезав Германию на части, окончательно разгромил бы противника.

В то время как Эйзенхауэр мучительно решал, какой вариант выбрать, Паттон горел нетерпением продолжать наступление. „В настоящее время у нас есть возможность выиграть войну, и такой возможности больше не представится, – писал он в своем дневнике. – Если мне дадут продолжить наступление… мы окажемся в Германии через десять дней… Это совершенно очевидно, но я боюсь, что эти старые кроты этого не понимают“. Но Эйзенхауэр, вынужденный считаться с соображениями высокой политики и требованиями коалиционной войны, а в особенности со своими напряженными отношениями с Монтгомери, принял компромиссное решение – разделил силы, причем жизненно важные запасы бензина передавались 1‑й армии, то есть шли на поддержку Монтгомери.

Паттон, у которого остался запас бензина лишь на полдня, был вне себя от ярости. Прибыв в штаб генерала Омара Брэдли, командующего американскими войсками, он „ревел, как разъяренный бык“. „Мы выиграем вашу чертову войну, если вы не будете останавливать 3‑ю армию, – выкрикнул он Брэдли в лицо. – Черт подери, Брэд, дай мне только 400 тысяч галлонов бензина, и я доставлю тебя в Германию за два дня“.

Паттон не мог легко согласиться с ограничением поставок для его армии. Это был критический момент, единственная возможность поднажать и прорваться, а затем стремительно двинуться вперед и быстро завершить войну, т. е. смело ринуться навстречу своему предназначению – и стяжать славу. Он едва сдерживал гнев и разочарование. „Никто, кроме меня, не понимает ужасной цены этой непростительной ошибки, – записал он в своем дневнике. – Мы не получили бензина, потому что большая часть его запасов была передана 1 – и армии, чтобы ублажить Монти“. Он приказал своим частям продолжать наступление до тех пор, пока не закончится горючее, „а затем вылезти и идти пешком“. Паттон пи сал жене: „Я вынужден сражаться за каждый ярд, меня пытаются остановить, но не противник, а „они“… Взгляни на карту! Если бы мне удалось украсть немного бензина, я мог бы выиграть войну“.

30 августа объем поставок в 3‑ю армию был сокращен до одной десятой от обычного уровня. Одновременно пришло сообщение, что до 3 сентября армия больше не получит ничего. На следующий день, 31 августа, войска Паттона достигли рубежа реки Мёз. Дальше они продвинуться не смогли – топливные баки были пусты. „Мои солдаты могут питаться своими ремнями, – сказал Паттон Эйзенхауэру, – но моим танкам нужен бензин“.

4 сентября войска Монтгомери захватили Антверпен. „Я считаю, что теперь важно, – записал Эйзенхауэр в своем дневнике на следующий день, – чтобы Паттон снова наступал“. После этого его армия получила большее количество горючего. Но потеря времени оказалась непростительной; прошедшие несколько дней дали немцам возможность осуществить перегруппировку. В начале сентября Гитлер наконец изменил свой приказ „ни шагу назад“, после чего немецкие войска получили возможность отступить, перегруппироваться и занять подготовленную линию обороны. Солдаты Паттона перешли через Мёз, но были остановлены на реке Мозель – теперь уже не вследствие отсутствия бензина, а из‑за ожесточенного сопротивления противника. За этим последовали девять месяцев тяжелых кровопролитных боев. И когда немцы смогли организовать последнее большое контрнаступление, русские, а не американцы, в конце концов взяли Берлин.

В последние месяцы войны Паттон прошел всю Германию и дошел до Пльзеня в Чехословакии. Однако „непростительная ошибка“ лишила его самого желанного для него мгновения славы на поле битвы. В декабре 1945 года, спустя восемь месяцев после окончания военных действий в Европе, жизнь мастера мобильной войны оборвалась совсем не героически. Его лимузин, управляемый шофером, врезался на германской дороге в грузовик армии США.

Упустили ли союзники возможность быстрого завершения войны? Этот вопрос был предметом дискуссий по горячим следам и значительно позже. Из общего числа потерь, которые понесли союзники при освобождении Западной Европы, а они составили в сражениях около миллиона человек, три четверти приходятся на период после сентябрьской остановки продвижения войск Паттона. За последние восемь месяцев войны в германских концентрационных лагерях и от последствий военных действий умерли многие миллионы людей. Более того, если бы союзники прорвались в Германию с запада раньше, карта послевоенной Европы была бы иной, потому что советские войска не проникли бы так далеко в сердце Европы.

Для Эйзенхауэра это было чрезвычайно трудное решение, продиктованное сиюминутными обстоятельствами, принятое в условиях недостатка информации, а следовательно, с большими сомнениями и изрядной долей риска. Цена уступки Паттону могла оказаться очень высокой, возникла бы угроза самому существованию коалиции союзников в критический момент, причем все союзнические армии испытывали бы перебои со снабжением, а 3‑я армия подверглась бы чрезмерной опасности. Уже поступали рапорты о концентрации немецких войск на фланге армии Паттона. В своих военных мемуарах Эйзенхауэр ответил дипломатично и вместе с тем по существу на брошенные ему Паттоном обвинения в том, что принятое им решение было неверным. Паттон просто не представлял себе картины в целом. Эйзенхауэр же понимал, что риск реализации плана Паттона был огромным, вероятность неудачи слишком велика. „В последние дни лета 1944 года нам было известно, что Германия еще располагала достаточными резервами на своей территории, – писал он. – Любая мысль о прорыве небольшими силами, переходе через Рейн и продолжении наступления в сердце Германии была чистой утопией“. Даже если бы прорыв и удался, ударная группировка становилась бы меньше с каждым днем, потому что ей приходилось бы выделять силы для защиты флангов. Эйзенхауэр подтвердил правильность своего решения, принятого им в последние дни августа 1944 года: „Попытка подобного рода была бы на руку противнику“, а в результате союзники потерпели бы „неизбежное поражение“.

Другие авторы, тщательно исследовавшие имевшиеся данные, пришли к иному заключению: ошибкой было разделение сил, надо было сконцентрировать все силы союзников под командованием Монтгомери для прорыва в Рурский бассейн и дальнейшего наступления на Берлин. Паттон и его армия были бы мощной составляющей этой огромной группировки. Если бы такой удар увенчался успехом, то бойня в Европе закончилась значительно раньше.

Серьезному анализу подверг эту проблему Бейзил Лиддел‑Харт, знаменитый британский военный историк и теоретик военного искусства. Именно в его произведениях, опубликованных после Первой мировой войны, получила свое обоснование концепция „разливающегося потока“, что дало ему право претендовать на роль отца теории мобильной войны, базирующейся на массированном применении механизированных войск, а также, по иронии судьбы, на роль вдохновителя теории блицкрига. Незадолго до смерти в 1970 году Лиддел‑Харт изложил свое суждение о стратегии Паттона. Он согласился с военачальником; в те дни, в конце августа 1944 года, была совершена „непростительная ошибка“. Немцы все еще пребывали в замешательстве и не были готовы к серьезному отпору; еще ни один мост через Рейн не был даже подготовлен к уничтожению. Мощный удар Паттона – уничтожение укреплений, пользуясь словами стихотворения Паттона, – вполне мог вызвать расчленение и поражение оборонявшихся немецких армий. „Наилучший шанс быстрого окончания войны, – таков вывод Лиддел‑Харта, – был, возможно, потерян, когда в последнюю неделю августа прекратились поступления бензина для танков Паттона, а они были на 100 миль ближе к Рейну с его мостами, чем британцы“.

 

 

ЧАСТЬ IV. УГЛЕВОДОРОДНЫЙ ВЕК

 

ГЛАВА 20. НОВЫЙ ЦЕНТР ПРИТЯЖЕНИЯ

 

Впоследствии в кругу специалистов этот период стал называться „временем ста“. Это были годы войны, когда число американских нефтяников в Саудовской Аравии сократилось примерно до ста человек, почти отрезанных от всего мира, а о саудовской нефти при звуках канонады забыли. В конце 1943 года к сотне присоединился еще один человек – Эверет Ли Де Гольер, чей приезд было признаком того, что о Саудовской Аравии не забыли те, кто думает о послевоенном времени.

Ни один человек не олицетворял американскую нефтяную индустрию и ее широкомасштабное развитие в первой половине двадцатого века так ярко, как Де Гольер. Самый известный в то время геолог‑предприниматель, изобретатель, ученый, оставивший след почти всех основных областях этой индустрии. Родившийся в хижине в Канзасе и выросший в Оклахоме, Де Гольер поступил на факультет геологии в Университете Оклахомы, чтобы не учить латынь, и таким образом случайно избрал свой жизненный путь. Еще будучи студентом, он во время академического отпуска отправился в Мексику, где в 1910 году открыл легендарную скважину „Портреро дель Льяно“. Она давала 110000 баррелей в день, положив начало „Золотой дороге“ и золотому веку мексиканской нефти. Это была самая большая скважина в мире, и она стала основой как благосостояния „Каудрай/Пирсон“, так и непревзойденной репутации Де Гольера.

Это было только начало. Де Гольер больше, чем кто другой, внедрял геофизику в разведку нефтяных месторождений. Разработчик сейсмографа, одного из важнейших изобретений в истории нефтяной промышленности, он так рьяно отстаивал важность его применения, что его называли „помешанным на динамите“. Главный геолог компании „Стандард ойл оф Нью‑Джерси“ восторженно говорил, что „интерес к поискам нефти остается у Де Гольера днем и ночью“. Действуя от имени „Каудрай“, Де Гольер создал процветающую независимую нефтяную компанию „Амерада“. Его пыталась переманить „Стандард ойл оф Нью‑Джерси“, но он занялся самостоятельным бизнесом и в конце тридцатых годов основал „Де Гольер и Мак‑Нотен“, которая стала ведущей мировой консалтинговой фирмой в области нефтеразработок. Это тоже было изобретением, потому что отвечало новым потребностям в независимой оценке стоимости нефтяных запасов, на основе чего строилась финансовая политика банков и других инвесторов. Годам к сорока пяти Де Гольер стал мультимиллионером с годовым доходом в 2 миллиона долларов. В конце концов ему надоело делать деньги, и он растратил значительные суммы. На самом деле, интересы Де Гольера ограничивались не только нефтью и деньгами. Он был основателем „Тексас инструменте“. Он увлекался историей острого перца. Он собрал необыкновенную коллекцию книг. Он спас от банкротства журнал „Сатердей ревью оф литереча“, стал его председателем, хотя никогда особенно не интересовался вопросами литературы.

В течение многих лет этот толстенький, энергичный крепыш с львиной головой был известной и уважаемой фигурой в высших советах нефтяной промышленности, где его слово имело большой вес. И, конечно, как человек, создавший себя сам, Де Гольер был бесполезен „Новому курсу“. Но когда разразилась война, его вызвали в Вашингтон, чтобы он стал одним из первых заместителей Гарольда Икеса в Военном управлении нефтяной промышленностью. Он приехал, хотя и неохотно. В его обязанности входило содействие в организации и рационализации производства по всем Соединенным Штатам. Однако в 1943 году он получил специальное задание за границей: оценить нефтяной потенциал Саудовской Аравии и других стран Персидского залива, ставшего тогда объектом конкуренции.

Тремя годами ранее, в 1940 году, Де Гольер выступил в Техасе с речью о ближневосточной нефти. „В истории нефтяной промышленности еще не разрабатывалось столько огромных месторождений и на такой обширной территории, – сказал он. – Я предрекаю, что эта область станет в ближайшие двадцать лет самым важным нефтяным регионом мира“. Теперь, в 1943 году, у него появилась возможность увидеть все своими глазами. Но тем не менее он не очень стремился туда ехать. Он писал жене: „Когда‑то мне казалось важным как американцу совершить эту поездку и оценить обстановку, но это ненадежно, довольно неудобно и несколько рискованно. Я не Линдберг“.

Во время войны добраться до Ближнего Востока было нелегким делом. Первая остановка была в Майами, где при посадке у самолета лопнула шина. Не дождавшись другого транспорта, Де Гольер и другие члены миссии в конце концов на военных самолетах проследовали через страны Карибского бассейна в Бразилию, затем в Африку и наконец в Персидский залив. Там они проследовали к нефтяным месторождениям Ирака и Ирана, в Кувейт и Бахрейн и наконец в Саудовскую Аравию, чтобы познакомиться с уже открытыми месторождениями и посетить предполагаемые. На одном из привалов Де Гольер писал жене: „За всю поездку мы не видели ничего, кроме голой земли… Техас – сад по сравнению с некоторыми местами, где мы были“.

Когда Де Гольера потчевали блюдом из овечьих глаз, он в совершенстве овладел нужными приемами. По пути он обнаружил многие любопытные достопримечательности. Но не это приковывало его внимание, а геологические признаки месторождений, которые его опытный глаз улавливал в пустыне, наметки, выуженные из географических карт, данные о скважинах, сейсмические исследования. В Саудовской Аравии уже началась разработка трех месторождений с запасами, оцененными в 70 миллионов баррелей. Но изучение подобных месторождений наводило на мысль, что запасы могут быть значительно больше. Это относилось и к другим странам залива. Физические лишения окупились сторицей. Де Гольер был нефтяником, и для него голая пустыня Аравийского полуострова была легендарным Эльдорадо. Он был вне себя от волнения, потому что изучал то, чего еще не было в истории нефтяной индустрии. Даже он, открывший скважину производительностью в 110000 баррелей в день, за полвека своей деятельности никогда не видел ничего подобного.

Вернувшись в начале 1944 года в Вашингтон, Де Гольер доложил, что разведанные и потенциальные ресурсы региона – Ирана, Ирака, Саудовской Аравии, Кувейта, Бахрейна и Катара – достигают 25 миллиардов баррелей. На Саудовскую Аравию приходится 20 процентов – возможно, 5 миллиардов баррелей. Работая для правительства Соединенных Штатов, он действовал столь же консервативно, как и при оценке ресурсов для какого‑нибудь банка. На самом деле он предполагал, что запасы нефти будут намного больше. И правда, в результате поездки он оценил запасы как неправдоподобно огромные – до 300 миллиардов баррелей в регионе и 100 миллиардов баррелей в Саудовской Аравии. Один из членов миссии сказал чиновникам государственного департамента: „Нефть этого региона – величайшее вознаграждение за всю историю“.

Более важным, чем точные цифры, было общее суждение Де Гольера о значении этих огромных запасов нефти. „Мировой центр притяжения производства нефти перемещается из Карибского бассейна на Ближний Восток, в район Персидского залива, – сказал он, – и, вероятно, это будет продолжаться, пока он окончательно не установится в этом регионе“. Это мнение, высказанное человеком, прочно связанным с американской промышленностью, стало своего рода эпитафией, уменьшающейся роли Америки в добыче и разработке нефти, концу ее владычества. Соединенные Штаты поставили 90 процентов нефти, использованной союзниками во Второй мировой войне, но это было наивысшей точкой в их роли мирового поставщика. Их дни как экспортера нефти истекали. Но все же слова Де Гольера были не простой эпитафией. Они были предвидением драматического перераспределения сил в нефтяной промышленности, которое станет оказывать глубокое влияние на ход мировой политики.

 

„У СОЮЗНИКОВ ЕСТЬ ДЕНЬГИ“

 

Британское правительство давно принимало участие в политической жизни и добыче нефти на Ближнем Востоке, но Соединенные Штаты в значительной степени все еще игнорировали этот регион. Столь осторожный подход и повлиял на то, что объем добычи нефти на Ближнем Востоке оставался небольшим. В 1940 году регион, включающий Иран, Ирак и весь Аравийский полуостров, производил меньше 9 процентов мировой нефти, а Соединенные штаты – 63.

Однако даже тогда находились люди, видевшие, что „центр притяжения“ перемещается. Весной 1941 года Джеймс Терри Дьюс, вице‑президент „Касок“ писал Де Гольеру, что он „все пристальнее вглядывается в Персидский залив“ и что „месторождения, находящиеся в этом районе, совершенно отличаются от американских, даже восточно‑техасских. Количество нефти невероятно, и мне приходится часто протирать глаза и говорить: „Такого зверя не бывает“.

Но в это время страны Оси вели наступление в России и Северной Африке, и оставалась угроза для Ближнего Востока. Вследствие этого постоянно сокращающееся число американцев, те самые „сто“, занимались главным образом не развитием месторождений, а, наоборот, разработкой планов, как уберечь скважины (залив их цементом) в случае бомбежки или уничтожить их в случае наступления немецкой армии. По той же причине и в Кувейте, и в Ираке заглушались скважины, что делалось по согласованию с британскими и американскими военными и политическими властями.

Более того, менялись американские ориентиры в отношении Саудовской Аравии и Ближнего Востока. Толчок к этому, как и 10 лет назад, в начале тридцатых, дало резкое снижение числа паломников в Мекку и новый финансовый кризис в Саудовской Аравии. На этот раз не экономическая депрессия, а война явилась причиной прекращения потока паломников. Положение усугубилось засухой и вследствие этого – неурожаем. Традиционные отрасли промышленности, такие как изготовление холодного оружия и кожевенное дело, не могли компенсировать потери. К 1941 году Ибн Сауд снова столкнулся с финансовым кризисом. Королю пришлось посмотреть в лицо жестокой реальности. В разговоре с одним американцем в 1942 году он объяснял: „У арабов есть религия, а у союзников – деньги“.

Таким образом, Ибн Сауд был вновь вынужден обратиться за помощью к англичанам, в зоне политического влияния которых он действовал, и к компании „Касок“, а также к двум ее „американским родителям“ – „Стэндард оф Калифорния“ и „Тексако“. Нефтяные компании не хотели больше давать займы под будущую продукцию, особенно когда сама нефтедобыча почти прекратилась, но они и не желали рисковать концессией. Возможно, Вашингтон пришел бы на помощь. Были предложения оказать некоторую поддержку в рамках ленд‑лиза, программы военной помощи. Но по решению конгресса помощь по ленд‑лизу выделялась только „демократическим союзникам“. К сожеланию, Саудовская Аравия была королевством, а не республикой, и в отличие, скажем, от короля Англии Ибн Сауд не был конституционным монархом. Наконец после долгих споров Рузвельт решил не предоставлять никакой помощи. „Скажите англичанам, – инструктировал он одного из своих помощников в июле 1941 года, – что я надеюсь, они позаботятся о короле Саудовской Аравии. Это для нас далековато“.

Британия действительно пришла на помощь, предоставив, помимо всего прочего, только что отчеканенные монеты на кругленькую сумму в 2 миллиона долларов. Британские субсидии должны были еще значительно возрасти. Однако американские нефтяники пытались внушить королю Ибн Сауду, что эта британская помощь на самом деле была американской, потому что Британия в свою очередь получала помощь из Америки. Это означало, объясняли нефтяники, что помощь реально поступает из США, только опосредованно.

 

„У НАС КОНЧАЕТСЯ НЕФТЬ!“

 

Вступление Америки в войну в 1942 и 1943 годах повлекло за собой переоценку значения Ближнего Востока, основанную на новом подходе Вашингтона, не разделявшегося, однако, всеми нефтяными компаниями. Нефть была признана главным стратегическим военным продуктом и главным продуктом, определяющим национальную мощь и международное влияние. Если и был единственный источник, на основе которого формировалась военная стратегия стран Оси, то это была нефть. И победить их можно было только тем же оружием, то есть нефтью. Соединенные Штаты почти единолично снабжали нефтью союзные войска, выкачивая свою нефть в невиданных до сих пор количествах. Стал расти страх, что нефти не хватит. Это был очередной период пессимизма по поводу положения Америки в области нефтедобычи, подобный тому, что пал на конец Первой мировой войны. Но из‑за войны выход нужно было искать немедленно. Что означала бы для безопасности Америки и ее будущего широкомасштабная длительная нехватка нефти?

Конец двадцатых – начало тридцатых годов ознаменовались многочисленными открытиямисовершенно новых месторождений и новыми открытиями на уже известных. Однако уже с середины тридцатых годов, хотя „ревизии и дополнения“ уже существующих месторождений шли полным ходом, обнаружился резкий спад в выявлении новых месторождений. Распространилось мнение, что в будущем новых открытий станет значительно меньше, поиск новых месторождений станет более трудным и дорогостоящим. Стремительное сокращение новых открытий ошеломило и испугало тех, кто отвечал за топливо в мировой войне. „Начинает действовать закон убывающей доходности, – сказал директор по ресурсам Военного управления нефтяной промышленности в 1943 году. – Поскольку новые нефтяные месторождения не формируются, число их установилось, рано или поздно запасы истощатся“. Для Соединенных Штатов, добавил он, „дни процветания на ниве открытий нефтяных месторождений по большому счету уже принадлежат истории“.

Министр внутренних дел Гарольд Икес разделял эту точку зрения. Название опубликованной им в декабре 1943 года статьи ни у кого не оставило в этом сомнения – „У нас кончается нефть!“. В ней „Старый скряга“ „зловеще предупреждал, что „если будет третья мировая война, то использовать придется не американскую нефть, а какую‑нибудь другую, потому что у Америки ее не будет… Американская корона, символ самой могущественной нефтяной империи в мире, съезжает набок“.

Такие неутешительные исследования могли привести только к одному выводу. Хотя нефть еще лилась из американских портов на все фронты войны, судьба готовила Соединенным Штатам трансформацию исторического масштаба не без последствий для государственной безопасности, – возобладание импорта нефти над экспортом. Пессимизм в отношении американских нефтяных ресурсов на случай войны породил концепцию, ставшую известной, как „теория консервации“. Она состояла в следующем. Соединенным Штатам, а именно правительству, необходимо взять под контроль и разрабатывать зарубежные нефтяные запасы, чтобы снизить добычу собственного сырья, законсервировать внутренние ресурсы для будущего, гарантируя тем безопасность Америки. Даже республиканцы, поборники частного предпринимательства, призывали правительство к прямому участию в иностранных концессиях. Как утверждал известный республиканский сенатор Генри Кэбот Лодж, „история не дает нам уверенности в том, что только интересы частного предпринимательства адекватно отвечают защите национальных интересов“. А где же было найти эти иностранные ресурсы? Ответ был только один. „Во всех исследованиях сложившейся ситуации, – говорил Герберт Фейс, советник по экономическим вопросам государственного департамента, – карандаш удивительным образом указывает на одну и ту же точку, одно и то же место – Ближний Восток“7.

Таким образом, американские политики, пусть с опозданием, но пришли к тому же выводу, которым руководствовалась и Великобритания в своей нефтя ной политике с конца Первой мировой войны, а именно – выводу о ключевом значении Ближнего Востока. И вот здесь‑то, наряду с доверием друг другу в условиях военного сотрудничества, у союзников, появились серьезные взаимные подозрения. Британцы боялись, как бы американцы не попытались выжить их с Ближнего Востока и не лишили их даже тех нефтяных ресурсов, которые всегда находились под их контролем. Имперская стратегия рассматривала этот регион как центральный и важный для контроля над Индией. Ибн Сауд, как владелец святых мест ислама, был очень важен для Великобритании. Ведь число мусульман в Индии, находящейся под ее господством, было больше, чем в любой другой стране мира. Ибн Сауд мог бы стать и ключевым фактором в решении палестинской дилеммы. Переданную под мандат Великобритании Палестину раздирала нарастающая борьба арабов и евреев.

На протяжении всей войны американские нефтяные компании и правительственные чиновники были серьезно озабочены предположением, что Великобритания задумала подлое дело – каким‑то образом опередить Соединенные Штаты, когда они станут подбираться к ближневосточной нефти, и вытеснить американские компании, в первую очередь из Саудовской Аравии. Когда англичане послали в Саудовскую Аравию группу для контроля над саранчой, „Касок“ была абсолютно уверена, что это только прикрытие для геологической разведки. Всеобщее беспокойство выразил заместитель министра военно‑морского флота Уильям Буллитт, который предупредил, что Лондон готов „облапо‑шить“ американские компании, захватив их концессии.

На самом деле американцы сильно преувеличивали планы Великобритании в отношении Саудовской Аравии и ее способность их осуществить. Едва ли англичане могли вытеснить американцев, от которых они так сильно зависели, по зрелом размышлении они как раз хотели большего участия американцев на Ближнем Востоке по финансовым причинам, да и по причинам безопасности, в действительности они искали пути сокращения своих субсидий Ибн Сауду. Что же могли сделать американцы, обеспокоенные до крайней степени? Появилось три альтернативы. Во‑первых, можно стать непосредственным владельцем ближневосточной нефти по принципу „Англо‑персидской нефтяной компании“. Во‑вторых, можно было провести переговоры и заключить с Великобританией какое‑либо соглашение. В‑третьих, можно было все отдать в частные руки. Но в середине войны с ее растущей неопределенностью даже „частные руки“ боялись быть предоставлены самим себе. Они хотели государственной поддержки, что снова повело их в Вашингтон.

 

ПОЛИТИКА „КРИСТАЛЛИЗАЦИИ“

 

„Сокал“ и „Тексако“, партнеры по „Касок“, были единственными частными компаниями, занимавшимися арабской нефтью. Они боялись, что англичане станут контролировать финансы короля Ибн Сауда, чтобы самим прочно завладеть саудовской нефтью, а „Сокал“ и „Тексако“ указать на дверь. Был и другой повод для волнений. „Сокал“ и „Тексако“ сделали большие капиталовложения в саудовскую нефть и взяли на себя финансовые обязательства, а требовались новые инвестиции; им было известно, что под ними находятся необыкновенно богатые запасы. Но Саудовской Аравии как единой странебыло только двадцать лет. Переживет ли королевство Ибн Сауда и нефтяная концессия самого короля?

Не лучше ли контролировать британцев, укреплять их концессию, страховать все это необыкновенно ценное имущество от политических рисков, чем связываться с американской помощью правительству Саудовской Аравии и, возможно, даже с прямым участием правительства США? Одно дело не считаться с частными компаниями, в конце концов, лишь несколькими годами ранее мексиканское правительство безнаказанно национализировало концессии компаний – и совсем другое дело сразиться с ведущей мировой державой. Прямое участие американского правительства в делах Саудовской Аравии стало известно как политика „кристаллизации“.

В середине февраля 1943 года президенты компаний „Сокал“, „Тексако“ и „Касок“ прибыли в Вашингтон, чтобы обратиться с просьбой в государственный департамент. Они просили о финансовой помощи со стороны правительства для острастки Британии и обеспечения „сохранения там после войны чисто американского предпринимательства“. Если Вашингтон выделит финансовую помощь, они в свою очередь предоставят правительству США особые квоты на саудовскую нефть.

Во время обеда 16 февраля Гарольд Икес, ярый поборник правительственного участия, сумел заинтересовать президента Рузвельта вопросом о Саудовской Аравии. „Это, пожалуй, самое большое и богатое нефтяное месторождение во всем мире“, – сказал министр внутренних дел. Англичане пытаются „всеми силами добраться до него“ за счет „Касок“, а они „никогда не упускают возможности дотянуться до нефти“. Именно аргументы Икеса и других правительственных чиновников, а не просьба руководителей нефтяных компаний в конце концов повлияли на Рузвельта. 18 февраля 1943 года через два дня после его обеда с Икесом и через полтора года после его заявления, что Саудовская Аравия „от нас далековата“, президент утвердил помощь по ленд‑лизу королю Ибн Сауду. Это было только начало. Вскоре Управление армии и флота по нефти представило свои планы на 1944 год. Серьезная нехватка нефти грозила военным операциям. Беспокойство военных дало сильный дополнительный импульс к сближению с Саудовской Аравией9.

Финансовая помощь дружественному, хотя и не демократическому правительству, даже и замаскированная ленд‑лизом – это одно; пытаться завладеть ресурсами иностранного государства, это совсем другое. Но именно это и последовало. Операция была произведена частично от имени „Петролеум резервз коргюрэйшн“. Эта новая правительственная структура финансировалась изобретательным Икесом с целью приобретения иностранных нефтяных ресурсов в собственность. В этом его твердо поддерживали армия и флот. Только государственный департамент держался в тени. Было опасно, как говорил Рузвельту государственный секретарь Халл, давать повод для „новых напряженных дискуссий“. Секретарь напомнил президенту: „Во время многих дискуссий после прошлой войны от запаха нефти можно было задохнуться“.

Целью „Петролеум резервз корпорэйшн“ была Саудовская Аравия. В июне 1943 года в Белом доме Икес встретился с военным министром Генри Стимсоном, министром военно‑морского флота Франком Ноксом и с Джеймсом Бернсом, руководившим военной мобилизацией. Они „с тревогой рассмотрели проблемы быстро сокращающихся внутренних запасов“ и согласились, что правительству необходимо „принять долевое участие в высшей степени важных нефтяных месторождениях Саудовской Аравии“. В июле Рузвельт подтвердил это поразительное решение на встрече в Белом доме. „Дискуссия была веселой, короткой и далеко не всеобъемлющей, – сказал один из участников. – Мальчишеская нотка удовольствия сквозила в словах и одобрительных кивках президента, когда речь заходила о ближневосточных странах“. Но был еще один принципиальный вопрос. Какая часть „Касок“ или концессий приобреталась? Одним росчерком пера, сделавшим бы честь самому Джону Рокфеллеру, было решено, что правительственная доля должна быть никак не менее ста процентов!

В августе 1943 года ничего не подозревающие президенты „Тексако“ и „Сокал“. У. Роджерс и Г. Кольер один за другим вошли в кабинет Икеса в министерстве внутренних дел. Они думали, что будут обсуждать объем помощи в обмен на право на дополнительную квоту на саудовскую нефть. Икес выдвинул свое предложение: правительство покупает „Касок“ у „Тексако“ и „Сокал“. Икес заметил не без удовлетворения, что от ошеломляющего предложения у них „буквально перехватило дыхание“. Принадлежащая правительству нефтяная компания, действующая за рубежом, – это совершенно новая неординарная линия в поведении США. Изменится и положение двух заинтересованных частных компаний. Роджерс, представлявший „Тексако“, и Кольер, представлявший „Сокал“, только и могли сказать, что „предложение явилось для них сильным ударом“. Компаниям нужна была помощь, а не поглощение. Как заметил один из участников дискуссии, „отправившись ловить треску, они поймали кита“10.

После дальнейших дискуссий Икес уменьшил долю со 100 процентов до 51 по образцу долевого участия британского правительства в „Англо‑иранской нефтяной компании“. Даже название предлагалось образовать по той же модели – “Американо‑арабская нефтяная компания“. Но было мнение, что такое название, особенно порядок слов в нем, может не понравиться Ибн Сауду, целью которого было сохранять долю иностранного участия в своем королевстве на минимальном уровне [В 1944 году КАСОК, „Калифорнийско‑арабская стандард ойл компани“, которой совместно владели „Стандард оф Калифорния“ и „Тексако“, поменяют свое название, и порядок слов будет другим – „Арабо‑американская нефтяная компания“, более известная как „Арамко“.] .

Продолжая переговоры с двумя компаниями, Икес одновременно прощупывал возможности совершения подобной сделки с „Галф“ в Кувейте, но в конце концов он заключил сделку с „Сокал“ и „Тексако“. Правительство США приобретало третью часть собственности „Касок“ за 40 миллионов долларов; фонды должны были использоваться для финансирования нового нефтеперерабатывающего завода в Рас‑Тануре. В дальнейшем у правительства будет право покупки 51 процента продукции „Касок“ в мирное время и 100 процентов в военное.

Таким образом, Соединенные Штаты были готовы вступить в нефтяной бизнес. Или это так казалось. Но тут другие представители нефтяной отрасли, как говорится, встали на дыбы. Ни одна из остальных компаний не хотела участия правительства в нефтяном бизнесе. Это был бы серьезный конкурент; предпочтение могло быть отдано не собственной, а иностранной нефти; это могло стать первым шагом к федеральному контролю над нефтяной отраслью или даже шагом к ее национализации. Не только независимые компании, но и „Стандард оф Нью‑Джерси“ и „Сокони‑Вакуум“ („Мобил“) выступили против; они сами были заинтересованы в саудовской нефти и не хотели, чтобы их опередили.

Икес вел активную работу по мобилизации нефтяной индустрии в рамках военного участия Америки в войне, и он не мог себе позволить свести на нет эти усилия из‑за борьбы за „Касок“. В конце 1943 года он резко отступил и отказался от своего плана, обвиняя „Тексако“ и „Сокал“ в жадности и упрямстве. Эта попытка Соединенных Штатов получить в непосредственную собственность иностранную нефть провалилась11.

Но Икеса уже нельзя было остановить. В начале 1944 года он стал проводником другого плана – вовлечь правительство США в строительство нефтепроводов за рубежом. В принципе Икес согласился с „Сокал“, „Тексако“ и „Галф“, что правительство США через „Петролеум резервз корпорейшн“ потратит до 120 миллионов долларов на строительство нефтепровода, который доставлял бы саудовскую и кувейтскую нефть через пустыню к Средиземному морю для дальнейшей транспортировки танкерами в Европу. Сделкой предусматривалось, что эти компании зарезервируют для военных нужд Америки 1 миллиард баррелей нефти, которую можно будет купить на 25 процентов ниже рыночной стоимости.

Но и против этого нового плана в конце зимы – весной 1944 года выступили многие силы. Конгрессмены уже призывали к ликвидации „Петролеум резерве корпорейшн“, другие нефтяные компании приводила в негодование сама мысль, что, как сказал Герберт Фейс, они „окажутся в условиях неравной конкуренции“. Независимые компании осуждали план как „угрозу национальной безопасности“ и „шаг к фашизму“. Он будет способствовать ожесточению конкуренции на мировом рынке нефти, считала Независимая ассоциация нефтепромышленников Америки, подрывая цены на внутреннем рынке и разрушая национальную индустрию. Либералы выступали против этого проекта, потому что он благоприятствовал большому бизнесу и „монополиям“. Изоляционистов не устраивало, что правительство в прямом смысле слова зароется в песок где‑то далеко на Ближнем Востоке. „Комитет начальников штабов“, ранее заявлявший, что такой нефтепровод – „дело первостепенной важности для армии“, после высадки союзных войск в Европе, когда забрезжил конец войны, больше об этом не говорил. Образовалась мощная коалиция противников и критиков. Несмотря на гнев „Старого скряги“ и его очередную угрозу подать в отставку, правительственный проект строительства нефтепровода сначала замяли, а потом совсем забыли.

 

„СПОР ИЗ– ЗА НЕФТИ“

 

Таким образом, правительство США отказалось от нефтяного бизнеса в Саудовской Аравии. Осталось изучить еще один путь – сотрудничество с Великобританией в управлении мировым нефтяным рынком. Оба правительства уже стали знакомиться с взглядами противоположной стороны на такое соглашение. Пока многие скважины в районе Персидского залива были заглушены, чтобы уберечь их от попадания в руки немцев, те, кто знал о потенциале региона, начинали беспокоиться о том, что произойдет с рынком в результате послевоенного развития производства в этом районе. Прилив дешевой нефти из Персидского залива после войны мог бы оказать такое же дестабилизирующее влияние, как поток нефти из восточного Техаса в начале 1930 годов. В то же самое время многие в Соединенных Штатах продолжали бояться истощения американских запасов и хотели сократить потребление собственной нефти. В их понимании главной целью Соединенных Штатов являлось снятие предвоенных ограничений и максимальное производство на Ближнем Востоке и, в частности, в Саудовской Аравии. Таким образом, произойдет коренное изменение в путях поставок: Европа преимущественно могла снабжаться с Ближнего Востока, а не из ресурсов Западного полушария, особенно из США, которые вместо этого могли быть сохранены для собственно американского потребления и безопасности.

Англичане, со своей стороны, были глубоко обеспокоены той путаницей, которая может возникнуть из‑за неразберихи в производстве на Ближнем Востоке. Они боялись конкурентной скачки в производстве среди концессионеров, стремящихся удовлетворить растущие аппетиты на получение прибыли из ближневосточных нефтяных стран. Если топливный вопрос не решить до окончания войны, впоследствии наступит опустошительное перепроизводство, которое может из‑за падения цен лишить правительства нефтедобывающих стран лицензионных платежей и, в конечном итоге, угрожать стабильности концессий. Более того, хотя многие американцы думали иначе, англичане продолжали поддерживать дальнейшее американское участие в нефтяном развитии Ближнего Востока. Такая вовлеченность, среди прочего, как говорили британские начальники штабов, увеличит „шансы получения американской помощи“ в области обороны, особенно против „русского давления“. Далее британские военачальники добавляли, что „американские континентальные резервы – это наши самые безопасные военные поставки, поэтому в наших интересах предпринять любые шаги, которые могут содействовать их консервации“. Но как убедить американцев, что совместный контроль, а не политика невмешательства в разработку, будет служить наилучшим образом интересам обеих стран?

Англичане прилагали все усилия, чтобы начать переговоры с Соединенными Штатами о ближневосточной нефти. В апреле 1943 года Бэзил Джексон, представитель „Англо‑персидской компании“ в Нью‑Йорке, встретился с Джеймсом Терри Дьюсом, временно покинувшим пост руководителя „Касок“, чтобы возглавить иностранный отдел в Военном управлении нефтяной промышленности. „Впервые в истории такие несметные количества нефти угрожают мировым рынкам“, – предупредил Джексон. Невозможно, сказал он, „чтобы компании сами пришли к соглашению о будущем ближневосточной нефти“. Американские компании были ограничены антитрестовским законом Шермана. После войны будет слишком поздно действовать. А без такого соглашения, сделал вывод Джексон, предстоит „жестокая конкуренция“.

Дьюс согласился. Оба признали наличие основополагающего предмета для обсуждения, который сформирует послевоенный нефтяной порядок. Лицензионные платежи за нефть стали или вскоре станут основным источником поступлений в казну стран Персидского залива. В результате эти страны будут оказывать постоянное давление, усиливаемое угрозами, замаскированными илипрямыми, на компании, чтобы те наращивали производство, чтобы увеличить поступления от лицензионных платежей. Определенная всеохватывающая система отчислений сможет скомпенсировать это давление.

Отчет о высказываниях Джексона широко обсуждался американскими политиками. Икес сам направил его Рузвельту. „Мы должны иметь доступ к нефти в различных частях мира, – отметил Икес. – Настало время действовать. Я не вижу причин, мешающих достичь взаимопонимания с англичанами в отношении нефти“. Однако взаимные подозрения были настолько велики, что для двух союзников и их правительств было нелегко прийти даже к соглашению, как построить обсуждения. Газетный магнат лорд Бивербрук, тогдашний хранитель печати, сказал Черчиллю, что следует саботировать любые попытки созвать конференцию по проблеме ближневосточной нефти. „После войны нефть осталась у нас единственным имуществом. Мы должны отказаться от раздела нашего последнего достояния с американцами“.

Но другие члены британского правительства настаивали на попытках разработать план вместе с американцами. 18 февраля 1944 года британский посол в Вашингтоне лорд Галифакс почти два часа спорил с заместителем государственного секретаря Самнером Уэллсом о нефти и ее будущем. Позже Галифакс в телеграмме, посланной в Лондон, сообщил, что „отношение американцев к нам шокирует“. Галифакс был так расстроен дискуссией в Государственном департаменте, что немедленно потребовал личной встречи с президентом. Рузвельт принял его в тот же самый вечер в Белом доме. Их беседа сосредоточилась на Ближнем Востоке. Пытаясь смягчить опасения и неудовольствие Галифакса, Рузвельт показал послу схему раздела по Ближнему Востоку. „Персидская нефть ваша, – сказал он послу. – Нефть Ирака и Кувейта мы поделим. Что касается нефти Саудовской Аравии, она наша“.

Набросок Рузвельта был недостаточен для снятия напряжения, ведь события предыдущих недель привели к обмену резкими посланиями между президентом и премьер‑министром. 20 февраля 1944 года, всего лишь через час после ознакомления с докладами Галифакса о его встречах, Черчилль написал Рузвельту, что он с „возрастающим опасением“ следит за телеграммами о нефти. „Стычка из‑за нефти будет плохой прелюдией к тому потрясающему совместному предприятию, которое мы планируем начать и которое потребует и самопожертвования, – заявил он. – В наших определенных кругах есть опасение, что Соединенные Штаты стремятся отнять все наши нефтяные активы на Ближнем Востоке, от которых зависит в том числе и снабжение всего нашего военно‑морского флота“. „Откровенно говоря, – писал он, – некоторые считают, что „нас выгоняют“.

Рузвельт ядовито ответил, что он в свою очередь получает сообщения, что Великобритания „положила глаз“ и пытается „лезть“ в концессии американских компаний в Саудовской Аравии. В ответ на другую резкую телеграмму от Черчилля Рузвельт добавил: „Пожалуйста, примите мои заверения, что мы не смотрим жадно на ваши нефтяные месторождения в Ираке или Иране“. В ответ Черчилль телеграфировал: „Позвольте мне ответить взаимностью и полностью заверить, что мы и не думали соваться в ваши интересы или имущество в Саудовской Аравии“. Британия не ищет территориальных преимуществ, но „она не отдаст того, что принадлежит ей по праву и честно послужило ей в добром деле, по крайней мере пока ваш покорный слуга отвечает за ведение ее дел“. Едкий обмен мнениями был свидетельством важности того места, которое нефть заняла в мировой политике. Но эти два человека смогли прекратить пререкания, в результате чего весной 1944 года в Вашингтоне начались переговоры. Тема предстоящего обсуждения была выражена во вступительном слове советника по нефти государственного департамента во время первой встречи. Основной целью переговоров, сказал он, „является не введение нормирования при нехватке, а упорядоченное развитие и упорядоченное распределение изобилия“. Другими словами, какими бы ни были перспективы для американской нефти, с глобальной точки зрения проблема состоит в слишком большом количестве нефти, и в том, как контролировать производство. Возобладал британский взгляд на ближневосточную нефть.

 

КВОТЫ И КАРТЕЛИ

Лорд Бивербрук, чей скепсис в отношении американских нефтяных амбиций был очевиден, прибыл в Вашингтон для переговоров по достижению окончательного… В Вашингтоне откровенный Бивербрук обратил внимание на сложное обстоятельство,… Американские участники переговоров не замедлили с возражением. „Обсуждаемое нефтяное соглашение сформулировано на…

ГЛАВА 21. ПОСЛЕВОЕННЫЙ НЕФТЯНОЙ ПОРЯДОК

 

Формирование горючего в Соединенных Штатах было отменено в августе 1945 года через 24 часа после капитуляции Японии. И сразу же по всей стране раздались заглушаемые на протяжении многих лет голоса автомобилистов, сливаясь в единый хор: „Дайте нам заправиться!“ В то время как водители выкидывали свои карточки нормирования и выезжали на улицы и шоссе – напряжение нарастало. Америка вновь влюбилась в автомобиль, и теперь у потребителей были средства продолжать роман. В 1945 году обслуживалось 26 миллионов автомобилей, к 1950 году – 40 миллионов. Фактически никто в нефтяной промышленности не был готов к взрыву спроса на все нефтепродукты. Продажа бензина в Соединенных Штатах в 1950 году была на 42 процента выше, чем в 1945, и к 1950 году потребление нефти как источника энергии превысило потребление угля.

В то время как спрос взорвался сверх всяких ожиданий, пессимистические предсказания о послевоенном нефтяном снабжении опровергнуты действительностью. Цены после отмены контроля над ними оказались мощным стимулом для нефтяной разведки. Началось производство в новых районах Соединенных Штатов и Канады, где в 1947 году компания „Империал“, филиал „Джерси“, нашла нефть около Эдмонтона в провинции Альберта, дав толчок первой после войны нефтяной лихорадке. Несмотря на увеличивающийся спрос и рост производства, разведанные запасы нефти Соединенных Штатов в 1950 году были на 21 процент выше, чем в 1946 году. Как бы то ни было, нефть у Соединенных Штатов не исчерпалась.

Тем не менее в 1947–1948 годах наблюдалась нехватка нефти. Цены на сырую нефть быстро росли, и в 1948 году превысили уровень 1945 года более чем в два раза. Политики заявляли, что страна находится в энергетическом кризисе. Нефтяные монополии были обвинены в намеренном вздувании цен, появились подозрения в жульничестве и преступном сговоре в нефтяной промышленности, что привело к более чем двадцати расследованиям в конгрессе.

Но причины нехватки были вполне очевидны. Потребление росло с неожиданной скоростью, „поразительно“, по словам компании „Шелл“, но чтобы приспособиться к послевоенной ситуации требовалось время. Нужны были время, деньги и материалы, чтобы переоборудовать нефтеперерабатывающие заводы для выпуска продуктов, необходимых гражданскому потребителю, таких, как бензин и мазут для отопления домов вместо авиационного горючего марки 100 для боевых самолетов. Кроме того, во всем мире наблюдалась нехватка стали, а это замедляло реконструкцию нефтеперерабатывающих заводов, строительство танкеров и нефтепроводов, внося свой вклад в транспортные заторы. Нехватка танкеров обострилась в начале 1948 года, когда несколько судов раскололись в море, и служба береговой охраны приказала начать строительство 288 танкеров для срочного подкрепления. Для нефтяных компаний это было время мощного давления на розничные запасы, и они стали главными сторонниками консервации. „Стандард оф Индиана“ призвала автомобилистов уменьшить количество поездок, избегать прогазовки двигателя и следить, чтобы шины были хорошо накачаны, – все для уменьшения потребления горючего. Полезные советы по экономии горючего рекламировались „Сан“ в ее ежедневных коммерческих популярных радиопередачах комментатора Лоуэлла Томаса1.

Нехватка привела также к увеличению объема нефтяного импорта. До 1947 года американский экспорт нефти преобладал над импортом. Но теперь расстановка сил изменилась; в 1948 году импорт сырой нефти и нефтепродуктов впервые превысил экспорт. Соединенные Штаты больше не могли продолжать играть свою историческую роль поставщика для остального мира. Эта критическая баррель нефти стала символом зависимости от других стран, и все чаще американцы стали употреблять новое зловещее выражение – „иностранная нефть“.

 

ВЕЛИКИЕ НЕФТЯНЫЕ СДЕЛКИ: АРАМКО И „АРАБСКИЙ РИСК“

 

Такие перемены заставили взглянуть под другим углом на неприятный вопрос энергетической безопасности. Уроки Второй мировой войны, растущее экономическое значение нефти и привлекательность ресурсов Ближнего Востока – все это в контексте нарастающей „холодной войны“ с Советским Союзом способствовало пониманию важности сохранения доступа к этой нефти как первостепенного элемента американской, британской и всей западноевропейской безопасности. Нефть становилась той точкой, в которой соприкасались между собой иностранная политика, международные экономические соображения и корпоративные интересы. Ближний Восток был ее фокусом. Компании уже быстро наращивали там производство и заключали новые соглашения для обеспечения безопасности своего положения.

Разработка нефтяных месторождений в Саудовской Аравии находилась в руках „Арамко“ – („Арабо‑американской нефтяной компании“), совместного предприятия „Сокал“ и „Тексако“. „Арамко“ была обеспокоена. Причиной было замешательство перед сокровищами, сам масштаб саудовских нефтяных месторождений, что означало гигантскую потребность в капиталах и в рынках. Из двух компаний в совместном предприятии „Сокал“ была более уязвимой. „Тексако“, наиболее важное предприятие, созданное после открытия нефти в Спин‑делтоп в 1901 году, была известной американской компанией; она была спонсором радиотрансляций из „Метрополитен Опера“, которые передавались на всю Америку, а служащий станции обслуживания „Тексако“, „человек со звездои“, был одним из самых известных персонажей современного пантеона американской рекламы. „Сокал“ же была региональной компанией, ее знали не очень хорошо. Начиная с Первой мировой войны, она потратила миллионы долларов на поиски нефти по всему миру. Однако в результате этих усилий у нее не было ничего, кроме небольших разработок в Ост‑Индии и Бахрейне, а также солидного потенциала Саудовской Аравии.

Арабская концессия была таким призом, на который калифорнийская компания и не смела надеяться. Компании была дана великолепная возможность, но, как считал председатель „Сокал“ Гарри Кольер, это также означало существенный экономический и политический риск. К 1946 году инвестиции „Стандард оф Калифорния“ в концессию „Арамко“ составили 80 миллионов долларов, было необходимо вложить еще десятки миллионов. Для получения доступа к европейским рынкам „Сокал“ и „Тексако“ решили проложить трубопровод через пустыню от Персидского залива до Средиземного моря. В своей основе это был тот же самый проект, к финансированию которого подталкивал правительство США Гарольд Икес, но теперь сами компании собирались выложить 100 миллионов долларов, чтобы оплатить проект. Перед „Сокал“ стояла еще более грозная проблема. Как только нефть придет в Европу, как ее продавать? Кольер знал, что покупка или строительство нефтеперерабатывающего производства и системы сбыта достаточного объема в Европе будет очень расточительным предприятием и обречет „Сокал“ и „Тексако“ на смертельную борьбу с прочно обосновавшимися там конкурентами за долю рынка. Риск возрастал в нестабильных политических условиях. Сильные коммунистические партии входили в коалиционные правительства как Франции, так и Италии; будущее оккупированной Германии было совершенно неопределенным, а в Великобритании лейбористское правительство было занято национализацией „командных высот“ в экономике.

Однако у „Сокал“ не было другого выбора, кроме как продолжать наращивать уровень производства, поскольку саудовское правительство, осознав размеры ресурсов, требовало увеличить добычу нефти, чтобы получить доходы, пропорциональные ее масштабу. Концессия всегда будет находиться в опасности, если „Арамко“ не сможет удовлетворить ожидания и потребности Ибн Сау‑да и королевской семьи. Это был вопрос первостепенной важности для „Сокал“, и это значило, что „Арамко“ так или иначе должна направлять значительную часть нефти в Европу. Но прежде Трансаравийский трубопровод (ТАТ) должен будет пересечь несколько политических новообразований, некоторые из которых только начали свой путь к государственности. В Палестине вскоре может быть основано еврейское государство, вероятно поддерживаемое американцами, а Ибн Сауд был одним из самых известных и непреклонных противников такого государства. В регионе могла разразиться война. В первые годы „холодной войны“ была опасность и советского проникновения.

Также оставался вопрос о самом короле, та же самая озабоченность, которая заставила председателей „Сокал“ и „Тексако“ устремиться в Вашингтон в 1943 году. Ибн Сауду было далеко за шестьдесят. Он ослеп на один глаз, здоровье ухудшалось. Его энергия и устремленность создали и укрепили государство. Но что же случится, когда энергия иссякнет? Из его сорока пяти сыновей тридцать семь были живыми, но было ли это факторомстабильности или беспорядка? И на какую поддержку со стороны американского правительства могла рассчитывать „Сокал“ в случае политических проблем? При сложении всех факторов риска становилось очевидно, что „Сокал“ придется проводить собственную политику „кристаллизации“ и обеспечивать рынки другим путем. Ответом на многие проблемы „Арам‑ко“ было расширение совместного предприятия. Распределение риска. Вовлечение других нефтяных компаний, чье присутствие увеличит политическую плотность и тем самым привлечет капиталы, международную экспертизу и, главное, рынки. Существенным был еще один аспект – Ибн Сауд настаивал, чтобы „Арамко“ на сто процентов оставалась американской, поэтому годились только две компании: „Стандард ойл оф Нью‑Джерси“ и „Сокони“‑вакуум“. Как вспоминал Гвин Фоллис, который занимался этим вопросом для „Сокал“, в Восточном полушарии они могли предложить „рынки, к которым мы вряд ли могли найти доступ“.

Логика более широкого привлечения некоторое время была очевидна не только Кольеру и другим нефтяным магнатам. Многие официальные лица в государственном департаменте и военно‑морском флоте США призывали „Арамко“ привлечь дополнительных партнеров, у которых „имеются необходимые рынки, чтобы обеспечивать концессию“ и тем самым сохранить ее. „Сокал“ была поражена „удивительным энтузиазмом, с которым государственный департамент получил наше сообщение, что эта сделка рассматривается“. Независимо от того, действительно ли Вашингтон играл явную роль „свахи“ или нет, было ясно, что расширение участия в дальнейшем будет основополагающей целью американской стратегии, которая состояла в том, чтобы расширить производство на Ближнем Востоке, сохранив таким образом ресурсы Западного полушария, и увеличить государственные доходы Ибн Сауда, обеспечив таким образом сохранение концессии в руках американцев. Как сказал об этом в 1945 году министр военно‑морского флота Джеймс Форрестол, ему „было безразлично, какая именно американская компания или компании разрабатывают арабские резервы“, лишь бы они были американскими. Весной 1946 года „Сокал“ начала переговоры с „Стандард ойл оф Нью‑Джерси“.

„Джерси“ с готовностью откликнулась. Перед компанией стояла проблема нехватки нефти, и Европа была ее самым уязвимым рынком. Как же „Джерси“ собиралась найти необходимую нефть? Несмотря на „Бурю и натиск“, сопровождавшие основание „Иракской нефтяной компании“ в двадцатые годы, в 1946 году доля „Джерси“ в иракском производстве составляла совершенно незначительные 9300 баррелей в день. В то же самое время из Кувейта предполагалось поступление еще большего количества нефти, что усиливало позицию конкурентов, и „Джерси“ очень боялась, что „Сокал“ и „Тексако“ самостоятельно проберутся на европейский рынок, бросив вызов торговой системе „Джерси“ неограниченным количеством дешевой арабской нефти. Инициатива „Сокал“ давала „Джерси“ возможность, от которой ни в коем случае нельзя было отказываться.

Пока две стороны договаривались о цене вступления, Гарри Кольер, председатель „Сокал“, столкнулся со своими собственными служащими, которые восстали против самой мысли о приглашении „Джерси“ в „Арамко“. Атака велась из производственного отдела „Сокал“ в Сан‑Франциско, который отвечал за превращение голой пустыни в сад и не хотел отдавать бразды правления более крупным и сильным партнерам. На протяжении тринадцати лет держатели акций не получали дивидендов от инвестиций в Аравию, и только сейчас, в 1946 году, концессия начала становиться прибыльной. Зачем отдавать ее „Джерси“? Еще более горластыми оказались нефтяники, возглавляемые Джеймсом Макферсоном, инженером „Сокал“, ответственным в „Арамко“ за работу на нефтяных месторождениях в Саудовской Аравии. Он доказывал, что концессия является „золотым дном“. Макферсон намеревался превратить „Арамко“ в главную независимую силу в мире нефти. Он указывал на глобус и говорил своим служащим: „Это наш нефтяной рынок“. Он утверждал, что „Арамко“ уготовлено стать „самой великой нефтяной компанией в мире“. Но теперь, ядовито заявил он, „Арамко“ и „Сокал“ должны превратиться в придаток производственного отдела „Джерси“.

Гарри Кольер, напротив, считал, что „Арамко“ сможет продавать так много дополнительной нефти, получив доступ к системе „Джерси“, что в конечном итоге у „Сокал“ будет гораздо больше „золота“, чем если бы она продолжала действовать вместе только с „Тексако“. Более того, сделка позволит „Сокал“ компенсировать все свои прямые инвестиции. Кольер был боссом, человеком сильной воли, его не просто так называли „Ужасным магнатом“. Он считал, что союз с „Джерси“ был более безопасным курсом, поэтому „Джерси“ следовало приглашать. В конечном итоге „Арамко“ не было суждено стать самой большой нефтяной компанией в мире. Спор был завершен.

 

СТИРАЯ КРАСНУЮ ЛИНИЮ

Одновременно с обсуждением того, как „Джерси“ войдет в „Арамко“, „Джерси“ вела отдельные переговоры с „Сокони“ о возможности и ее участия. Но и у… „Джерси“ и „Сокони“ уже на протяжении некоторого времени хотели выйти из… Тогда „Джерси“ и „Сокони“ нашли способ выпутаться самим. Один из администраторов „Сокони“ назвал его „бомбой“.…

ОПЯТЬ ГУЛЬБЕНКЯН

Судебный процесс, затеянный ФГК, все еще тянулся. Но у Франции с Соединенными Штатами было много другого в политической повестке дня, что она хотела… С Гульбенкяном, как обычно, было по‑другому. Расположившись в номере на… В борьбу за Соглашение „Красной линии“ Гульбенкян вносил такое же приводящее в ярость внимание к мелочам, наряду со…

КУВЕЙТ

 

Другая американская компания, „Галф ойл“, находилась в затруднительном положении на Ближнем Востоке. Являясь наполовину владельцем „Кувейтской нефтяной компании“, „Галф“ до некоторой степени находилась в напряжении из‑за конкуренции со своим партнером, „Англо‑иранской компанией“, особенно в Индии и на Ближнем Востоке. Где еще „Галф“ могла сбывать свою нефть? У нее была небольшая система сбыта в Европе, которая едва обеспечивала даже небольшую часть быстро нарастающей волны нефти, доступ к которой открылся в Кувейте. „Галф“ нуждалась в возможностях сбыта, в первую очередь в Европе. Поэтому полковник Дж. Ф. Дрейк, президент компании, начал искать их. Лучшее решение проблемы „Галф“ вскоре стало очевидным – группа „Роял Датч/ Шелл“. Она владела одной из двух крупнейших сбытовых организаций в Восточном полушарии, особенно в Европе. В отличие от конкурентов у нее был очень ограниченный доступ к ближневосточной нефти. Как Дрейк объяснил государственному департаменту, сделка „между „Галф“, у которой много сырой нефти и мало рынков сбыта, и „Шелл“, у которой много рынков сбыта и мало сырой нефти“, это как раз то, что надо.

Две компании разработали уникальное соглашение по купле‑продаже; это было теневое объединение, которое позволяло кувейтской нефти „Галф“ перетекать в нефтеперерабатывающую и сбытовую систему „Шелл“ посредством долговременного контракта – изначально соглашения на десять лет, которое позже было продлено еще на тринадцать лет. Общий объем поставляемой нефти в период действия контракта оценивался в четверть всех разведанных „Галф“ в Кувейте запасов. В свою очередь „Галф“ обеспечит „Шелл“ 30 процентов ее потребностей в Восточном полушарии. Никто не был настолько глуп, чтобы установить фиксированные цены на такой продолжительный и неопределенный период времени. Поэтому две компании подошли к решению вопроса с новаторским решением, которое стало известно как „гарантированная сальдовая калькуляция“. Контракт гарантировал разделение прибыли пополам. Прибыль определялась как „окончательная продажная цена“ минус все затраты по доставке и производству. Графики и расчетные формулы, по которым определялась конечная прибыль, были настолько сложными, что занимали более половины объема 170 напечатанных страниц контракта.

По правде говоря, у „Галф“ не было иной альтернативы, кроме „Шелл“. Кувейтское производство росло очень быстро, эмир настаивал на таком росте, особенно когда он видел кривые графиков производства соседних стран. Очень немногие системы могли впитать в себя такое количество нефти.“Шелл“ была практически единственная доступная система. Более того, в сделке был аспект, который, несомненно, вызовет одобрение государственного департамента. Как выразился полковник Дрейк, она была единственным вариантом, при котором „Галф“ могла оставить половину прибыли от кувейтской нефти „в полном владении американцев“. Короче говоря, вначале в „Арамко“, а теперь и в договоренности „Галф“‑“Шелл“ американские нефтяные интересы на Ближнем Востоке были защищены. Что касается „Шелл“, сделка даст ей право рассчитывать на существенную часть общего нефтяного производства Кувейта и стать больше, чем долгосрочным покупателем. Как выразилось британское министерство иностранных дел, „с точки зрения правительства Ее Величества“, „Шелл“ „по своим целям и задачам является партнером в концессии“.

 

ИРАН

 

Третья из великих послевоенных сделок включала Иран. На первой стадии переговоров в Лондоне по аннулированию Соглашения „Красной линии“ в конце лета – начале осени 1946 года, представители „Джерси“ и „Сокони“ в частном порядке подняли вопрос о возможности долговременного контракта по иранской сырой нефти перед сэром Уильямом Фрейзером, председателем „Англо‑иранской компании“. Вилли был восприимчивым. Как и у „Галф“, у „Англо‑иранской компании“ не было необходимых средств, чтобы самостоятельно быстро построить крупную нефтеперерабатывающую и сбытовую систему в Европе, и она боялась, что будет вынесена из Европы дешевой и обильной нефтью „Арамко“.

Однако политические соображения давали „Англо‑иранской нефтяной компании“ (АИНК) основание завязать долговременные отношения с американскими компаниями, таким образом обеспечив „кристаллизацию“ собственной позиции. Дело в том, что Иран находился под продолжительным и значительным давлением со стороны Советского Союза. В конце Второй мировой войны Советский Союз потребовал нефтяную концессию в Иране, а советские войска продолжали оккупировать иранский Азербайджан и после войны. Сталин не хотел выводить войска до весны 1946 года и сделал это только под сильным нажимом со стороны Соединенных Штатов и Великобритании. По правде говоря, события, ставшие известными как иранский кризис 1946 года, были первой конфронтацией „холодной войны“ между Западом и Востоком.

В начале апреля 1946 года, когда Советы наконец начали выводить свои войска, американский посол в Москве поздно вечером отправился в Кремль на личную встречу с Сталиным. „Чего хочет Советский Союз, и как далеко собирается идти Россия?“ – спросил посол. „Мы дальше не пойдем“, – был не вполне утешительный ответ советского диктатора. Затем он описал попытки Советов расширить влияние в Ираке как шаг по защите собственного нефтяного положения. „Нефтяные месторождения в Баку являются нашим основным источником снабжения, – сказал он, – они находятся рядом с иранской границей и совсем не защищены“. Сталин, ставший революционером в Баку за четыре десятилетия до этого, добавил, что „саботажники, даже человек с коробкой спичек, могут нанести нам серьезный урон. Мы не собираемся подвергать риску наше нефтяное снабжение“. Фактически Сталин интересовался иранской нефтью. Советское производство нефти в 1945 году составляло только 60 процентов от уровня 1941 года. Во время войны страна в отчаянии мобилизовала ряд заменителей – от нефтяного импорта из Соединенных Штатов до работающих на древесине двигателей для грузовиков. Вскоре после войны Сталин беседовал со своим министром нефтяной промышленности Николаем Байбаковым (который впоследствии в течение двадцати лет отвечал за советскую экономику вплоть до 1985 года, когда Михаил Горбачев снял его). Как всегда неправильно произнося его имя, Сталин спросил, что Советский Союз собирается предпринять для выправления положения с нефтью. Его нефтяные месторождения серьезно пострадали и были истощены, и перспективы вряд ли предвиделись. Как можно перестроить экономику без нефти? Усилия должны быть удвоены, сказал диктатор.

В этих целях Советский Союз потребовал создать совместную нефтеразведочную компанию в Иране. Таким образом, нефть, конечно, была одной, но не единственной из советских целей в Иране и никоим образом не самой важной. В 1940 году в контексте германо‑советского пакта советский министр иностранных дел Вячеслав Молотов провозгласил, что „регион к югу от Батуми и Баку до Персидского залива признается центральной сферой устремлений Советского Союза“. У этого региона было имя – Иран. Сталин стремился расширить зону своего присутствия в соседних странах и увеличить советские мощь и влияние насколько возможно. Пытаясь проникнуть в Иран и к Персидскому заливу, он также преследовал традиционную цель российской внешней политики, которой было уже почти полтора века. Следование той же цели в начале века побудило британское правительство поддержать в 1901 году первоначальную иранскую концессию Уильяма Д'Арси Нокса, чтобы остановить продвижение России.

После того, как Сталин вывел свои войска из северного Ирана в 1946 году, Советский Союз не оставлял попыток добиться привилегированного положения в регионе и стремился к созданию совместной советско‑иранской нефтяной компании. Одновременно возглавляемая коммунистами партия „Тудех“ проводила массовые демонстрации и оказывала политическое давление для усиления влияния на центральное правительство, включая всеобщую забастовку и демонстрации на англо‑иранском нефтеперерабатывающем комплексе в Абадане, во время которых было убито несколько человек. Иран был нестабилен, политические институты в стране слабы, имелась серьезная опасность развязывания гражданской войны или даже поглощения Ирана советским блоком.

И американское, и британское правительства пытались помочь сохранению независимости и территориальной целостности Ирана. А Лондон был категоричен: позиции „Англо‑иранской нефтяной компании“ в Иране были бриллиантом в ее короне, и их следовало сохранить любой ценой. В свете такой неопределенности и с учетом высоких ставок имело смысл привлечь некоторые американские монополии к более непосредственному участию в иранской нефти. Таким образом, политическая, а также экономическая реальность лежала в основе сделки между „Англо‑иранской“ и двумя американскими компаниями, „Джерси“ и „Сокони“. В сентябре 1947 года три компании подписали двадцатилетний контракт.

С завершением трех великих сделок – “ Арамко“, „Галф“‑“Шелл“ и долгосрочного иранского контракта – механизмы, капитал и системы сбыта были подготовлены к подаче огромных количеств ближневосточной нефти на европейский рынок. В послевоенном мире нефтяной „центр притяжения“ – не только нефтяных компаний, но и всех стран Запада – действительно смещался на Ближний Восток. Последствия будут иметь важное значение для всех заинтересованных сторон.

 

ЕВРОПЕЙСКИЙ ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ КРИЗИС

Возрастающие объемы ближневосточной нефти были решающими для послевоенного восстановления разоренной Европы. Разруха и беспорядок были везде.… Неожиданный дефицит энергии привел к осознанию предела нищеты, до которого… Первый шаг к предотвращению всеобщего распада был предпринят в июне 1947 года в Гарвард‑Ярде, в Кембридже,…

ИДЕТ ЛИ НЕФТЬ НА РЫНОК?

Оставалась еще проблема доставки на рынок этих быстро растущих объемов нефти.“ Арамко“ и ее материнские компании, теперь их было четыре, продолжали… Другим препятствием было упорство стран, которые должен был пересечь… Но для создания Израиля имелись свои стимулы. В 1947 году Специальный комитет Организации Объединенных Наций по…

БОЛЬШЕ НЕ „ДАЛЕКОВАТО“: НОВОЕ ИЗМЕРЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ

Некоторое совпадение политических и экономических интересов в конце 1940‑х годов привело к появлению новых стратегических задач в политике… Если для Великобритании масштабы ее деятельности сузились, то перспективы и… Советский экспансионизм – каким он был, и каким мог стать – вывел Ближний Восток на передний план. Для Соединенных…

КОНЕЦ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ НЕЗАВИСИМОСТИ

Раз уж ближневосточную нефть было очень сложно защитить в случае войны, и она была, по словам Председателя Комитета начальников штабов Соединенных… Многие отстаивали идею, что Соединенные Штаты должны сделать то, что делала… Сразу после войны развитие технологий открыло внутри страны новые возможности для разведки и развития. Достижение…

ГЛАВА 22. ПЯТЬДЕСЯТ НА ПЯТЬДЕСЯТ: НОВОЕ СОГЛАШЕНИЕ О НЕФТИ

 

В 1950 году в Лондоне велись переговоры между представителями министерства финансов США и британскими должностными лицами. В ходе переговоров американцы упомянули некоторые обстоятельства, имеющие отношение к политике Саудовской Аравии в области нефти, влияние которых обязательно скажется на всем Ближнем Востоке. „Правительство Саудовской Аравии недавно предъявило поразительные требования к „Арамко“, – признался один из американских чиновников. – Они затронули все возможные аспекты, едва ли изучаемые правительством‑концессионером“. Однако в той или иной форме все требования сводились к одному – Саудовская Аравия желала большей прибыли от концессии. Намного большей.

Подобные требования никоим образом не связывались только с Саудовской Аравией. В конце сороковых – начале пятидесятых годов нефтяные компании и правительства постоянно сражались за финансовые условия деятельности в послевоенном мире. Центральным вопросом было распределение ренты, „этого неудобного, но важного условия экономики природных ресурсов“. Характер борьбы варьировался от страны к стране, но главная цель инициаторов была всюду одна и та же – перераспределить доходы от налогов в пользу стран‑экспортеров нефти в ущерб нефтяным компаниями и странам‑потребителям. На карту были поставлены не только деньги, но и власть.

 

ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЕЦ И АРЕНДАТОР

„Практичные люди, считающие себя свободными от какого‑либо интеллектуального влияния, – однажды сказал Джон Мейнард Кейнз, – обычно находятся… Рикардо разработал концепцию, которой предстояло стать основой борьбы… Нефть – один из даров природы. Ее геологическое наличие не имеет никакого отношения ни к характеру и деятельности…

РИТУАЛЬНОЕ ОЧИЩЕНИЕ ВЕНЕСУЭЛЫ

Деспотический режим диктатора Венесуэлы генерала Гомеса пал в 1935 году со смертью диктатора, когда все другие попытки свергнуть режим оказались… В условиях, когда от нефти зависело наличие денег в обращении, а в конце… Однако в „Джерси“ не было единства мнений, что делать перед лицом стремления венесуэльского правительства к…

НЕЙТРАЛЬНАЯ ЗОНА

Еще один беспрецедентный шаг к переосмыслению отношений между землевладельцем и арендатором был сделан в одном далеком уголке, у которого было сразу… В конце войны правительство США, особенно государственный департамент, активно… В 1947 году государственный департамент, следуя своей новой политике, разослал американским компаниям депеши, в…

МИЛЛИАРДЕР

Только после этого Гетти впервые съездил в этот регион. Готовясь к одной из поездок, он изучил арабский с помощью магнитофонного курса и знал… Гетти использовал нефть, добытую в Нейтральной зоне, особенно дешевую… Пол Уолтон после переговоров 1948 года вернулся в США больным тяжелой формой дизентерии. Три года понадобилось для…

ГЛАВА 23. „СТАРИК МОССИ“ И БОРЬБА ЗА ИРАН

 

Когда в 1944 году в Тегеран пришла весть из Южной Африки о смерти там в ссылке Реза Пехлеви, бывшего шаха Ирана, его сын и преемник на троне был буквально убит горем. Спустя много лет он так описал свою реакцию: „Мое горе было безмерно“. Мохаммед Реза Пехлеви боготворил своего отца, известного своей решительностью и огромной физической силой. Будучи командиром бригады в персидских казачьих войсках, в двадцатые годы он захватил власть и стал шахом. Реза‑шах навел порядок в непокорной стране, очертя голову ринулся модернизировать ее, покорил мулл, которых всегда считал опасными, смертельными врагами монархии еще со средних веков.

Сын не был узурпатором, но он был фигурой в игре тех, кто способствовал падению его отца, и это усугубляло его горе и чувство вины. В августе 1941 года, два месяца спустя после германского вторжения в Советский Союз, англичане и русские перебросили войска в Иран, чтобы защитить нефтеперерабатывающий завод в Абадане и нефтепровод из Персидского залива в СССР. Встревоженные быстрым продвижением немцев в России и Северной Африке, союзники боялись, что клещи сожмутся в Иране. Они свергли Реза‑шаха, который выказал симпатии и сочувствие нацистам, и заменили его сыном, которому в то время был всего двадцать один год.

Мохаммед Пехлеви будет жить с памятью об отце и посвятит себя этой памяти. Он всю жизнь будет стараться быть достойным Реза‑шаха. Не только другие будут его постоянно сравнивать с отцом, но и он сам будет судить себя по его стандартам. Однажды в 1948 году сам шах признался одному из своих гостей: „Вчера моя сестра Ашраф спросила меня, мужчина я или мышь“. Шах смеялся, но, очевидно, не считал это смешным. Всегда подразумевалось, что он слаб, нерешителен по сравнению со своим отцом, не отвечает требованиям своего положения. Шах в какой‑то степени был чужаком. В шесть лет его поручили заботам гувернантки‑француженки, в двенадцать – отправили в Швейцарию, в школу. Его образование и опыт были причиной его отдаленности от иранского общества. „Может быть, – размышлял американский посол в 1950 году, – он слишком европеизирован для восточной страны“. Такая репутация будет у него почти сорок лет. Каковы бы ни были личные тревоги шаха, в двадцать один год он оказался в таких скользких обстоятельствах, что с ними едва ли справился бы и самый уверенный и опытный политик. Легитимность его династии ставилась под сомнение, вопрос о роли монархии в Иране был не решен. Шаху пришлось бороться с постоянным вмешательством иностранных держав, прямой угрозой территориальной целостности страны со стороны Советов и слишком явным британским экономическим присутствием. Он был вынужден бороться, чтобы утвердить свою власть в политической системе, расколотой всевозможными противоречиями – классовыми, религиозными, региональными, борьбой нового и старого. На одной стороне были исламские фундаменталисты, возглавляемые неистовым аятоллой Сейидом Кашани, которые приходили в ярость от наступления на них современного мира, они равно выступали против присутствия иностранных советников и разрешения шаха женщинам не носить паранджу. На другой стороне были коммунисты и Туде, хорошо организованная партия левого толка со связями в Москве. Где‑то между этими двумя силами находились реформаторы, националисты и республиканцы, все они хотели изменить политическую систему, а военным тоже не терпелось прийти к власти.

Сама политическая культура Ирана была хаотичной, даже фантасмагорической, полной диких гипербол и сильных эмоций. Взяточничество и коррупция были стилем жизни. Меджлис, парламент в Тегеране, придерживался определенных правил игры, выраженных в меткой сентенции британского поверенного в делах: „Депутаты ждут, когда им дадут взятку“. В сельской местности проживало множество племен и кланов, которым не нравилось подчинение Тегерану и династии Пехлеви. В сущности, покушения на власть можно было ждать из любой точки шахских владений. А в конце сороковых годов страну охватила ужасающая нищета как следствие упадка экономики. Страну охватила безнадежность.

Всех объединяло лишь одно – ненависть к иностранцам, особенно к британцам. Никогда еще державе, столь стремительно закатывающейся, не приписывалось столько злого умысла. Англичан считали какими‑то сверхъестественными дьяволами, контролирующими и управляющими всей страной. Каждый иранский политик, независимо от политической окраски, нападал на своих врагов и противников, утверждал, что они британские агенты. Даже засуха, неурожаи, нашествия саранчи приписывались коварным замыслам умных англичан. Объектом, на котором, казалось, сконцентрировалась вся ненависть, было самое большое промышленное предприятие Ирана, главный источник валютных поступлений страны и вместе с тем чересчур заметный символ вторжения современного мира – „Англо‑иранская нефтяная компания“.

Масла в огонь ненависти к „Англо‑иранской компании“ подливала борьба за ренту. Ее прибыль с 1945 по 1950 годы составила 250 миллионов долларов, а арендная плата, полученная Ираном, 90 миллионов долларов. Британское правительство получило от „Англо‑иранской нефтяной компании“ в виде налогов больше, чем Иран в виде арендной платы. Ситуация ухудшалась тем, что значительная часть дивидендов компании уходила к ее главному владельцу – британскому правительству; ходили слухи, что компания продает нефть британскому военно‑морскому флоту по сниженным ценам. Но в Иране еще более важным, чем фунты и пенсы, были эмоции и символы. Именно они доводили политиков и толпы народа до исступления, а враждебность к „Англо‑иранской нефтяной компании“ до мании. Очень удобно было иметь такого иностранного козла отпущения, когда дома было далеко не все благополучно.

 

ПОСЛЕДНИЙ ШАНС

Во время Второй мировой войны и американцы, и британцы смотрели на Иран главным образом, как на „британское шоу“. Однако усиление „холодной войны“ и… Перспективы развития Ирана становились все более неопределенны, а политическая… Впоследствии он скажет: „Чудесный провал покушения еще раз доказал мне, что я нахожусь под покровительством…

АВЕРЕЛЛ В СТРАНЕ ЧУДЕС

Возможность вооруженного вмешательства вызвала тревогу в Вашингтоне. Британия могла толкнуть Иран прямо в руки Советов, готовых с радостью его… Высокий, аскетичный Гарриман был мультимиллионером, оставившим частный бизнес… Британия неохотно согласилась на посредничество Гарримана, но Леви волновал их гораздо больше, так как он был известен…

ДЕРЖИТЕСЬ КРЕПКО, ГРУБИЯНЫ!“ ПРОЩАНИЕ С АБАДАНОМ

Между тем на месторождениях и нефтеперерабатывающем заводе останавливалось производство. Британия объявила эмбарго, запретив владельцам танкеров под… Меджлис нанес ответный удар, приняв закон о „саботаже и халатности“; лица,… В результате провала переговоров Гарримана и Стоукса британское правительство снова начало дебаты по поводу…

ДЕЛО О НЕФТЯНОМ КАРТЕЛЕ

Два противоречащих друг другу направления политики по отношению к нефтяным монополиям постоянно сменяли друг друга в общественной жизни США.… Министерство юстиции очень подозрительно относилось ко всякого рода… Точка зрения ученых была ясна из заглавия – „Международный нефтяной картель“. Один из ведущих специалистов по нефти в…

СОЗДАНИЕ КОНСОРЦИУМА

Теперь началось реальное создание консорциума западных компаний для работы в Иране. Это стало результатом многоуровневой дипломатии. Помимо… Но прежде всего нужно было успокоить другие страны‑производители нефти.… Компании отправили небольшую команду на переговоры в Тегеран. Начались еще одни нескончаемые персидские переговоры,…

ГЛАВА 24. СУЭЦКИЙ КРИЗИС

 

Суэцкий канал – узкий водный путь длиной в сто миль, прорытый через египетскую пустыню, чтобы связать Красное море со Средиземным – стал одним из величайших достижений девятнадцатого века. Он был делом рук Фердинанда Лессепса, француза, которого потом называли не иначе как „Великий Инженер“. В действительности, он совсем не был инженером, хотя он был человеком других значительных достоинств – дипломат, предприниматель и учредитель. И его таланты не исчерпывались эти. В возрасте шестидесяти четырех лет он женился на двадцатилетней женщине, от которой у него впоследствии родилось двенадцать детей.

Хотя идея канала обсуждалась давно, его строительство считалось невозможным, пока Лессепс не основал собственное частное предприятие – „Суэц ченел компани“, которая выиграла концессию на строительство канала у Египта и начала его сооружение в 1859 году. Десятилетие спустя, в 1869 году, строительство канала было завершено. Британцы быстро осознали достоинства канала, особенно когда увидели, что он значительно сокращает время путешествия в Индию, бриллиант империи, и пожалели об отсутствии прямого участия в „нашей магистрали в Индию“, как называл этот водный путь принц Уэльский. К счастью, в 1875 году египетские 44 процента акций канала были выставлены на рынке, благодаря неплатежеспособности Хедива, правителя страны. Со скоростью молнии, и благодаря своевременной финансовой поддержке английской ветви Ротшильдов, британский премьер‑министр Бенджамин Дизраэли обеспечил приобретение этих акций. „Суэц ченел компани“ стала англо‑французским концерном, а Дизраэли завершил свои усилия лаконичной и бессмертной запиской королеве Виктории: „Вы владеете им, Мадам“.

Канал, удивительное удобство для бизнесменов и путешественников, сокращал время путешествия в Индию наполовину. Но главное значение канала было стратегическим, он в действительности был главной магистралью, жизненной артерией Британской империи, соединяя Англию с Индией и Дальним Востоком. „Защита путей сообщения с Индией“ легла в основу британской стратегии безопасности. Британские силы были постоянно расквартированы в зоне канала. Военное значение канала стало абсолютно ясным во время Второй мировой войны, когда англичане заняли позиции в Эль‑Аламейне для защиты канала от наступления Роммеля.

Но в 1948 году канал внезапно потерял свое традиционное значение. Именно в этом году Индия стала независимой, и контроль над каналом не мог сохраняться на основании того, что он является решающим для защиты или Индии, или империи, которая ликвидировалась. Однако именно в этот момент канал стал играть новую роль – роль магистрали не империи, а нефти. Суэцкий канал был путем для всевозрастающих объемов нефти из Персидского залива, сокращая путешествие до Саутгемптона вокруг мыса Доброй Надежды 11 тысяч миль до 6,5 тысячи миль. К 1955 году нефть составляла две трети провозимых через канал товаров, и в свою очередь две трети потребляемой Европой нефти проходило через него. Наряду с примыкающими с севера Трансаравийским трубопроводом (ТАТ) и трубопроводами „Иранской нефтяной компании“ (ИНК) канал был решающим звеном в послевоенной структуре нефтяной промышленности. И это был необыкновенно важный водный путь для западных держав, ставших крайне зависимыми от ближневосточной нефти.

 

НАЦИОНАЛИСТ: РОЛЬ НАХОДИТ ГЕРОЯ

Британия сохраняла контроль над Египтом, а следовательно, и над Суэцким каналом на протяжении семидесяти пяти лет; вначале в форме прямого вторжения… Сын почтового служащего и прирожденный заговорщик, Насер начал свои первые… Насер действительно был националистом, посвятившим себя возрождению и независимости Египта. Но он хотел также выйти…

ПАРОЛЬ „ЛЕССЕПС“: ШАГИ НАСЕРА

Насер был разъярен, унижен и жаждал мести. Пошлины от канала, как он считал, смогут быть использованы для финансирования Асуанской плотины;… Это был славный и отважный акт. Сразу же резко и драматично возросла… За этим последовали три месяца дипломатического цирка и бесплодных попыток выработать компромисс. В середине сентября…

ОПЯТЬ В „РЕЙНСКОЙ ОБЛАСТИ“. ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Во время противостояния кризису Идена, Макмиллана и тех, кто был вокруг них, вместе с французским премьером Ги Молле преследовали призраки истории.… Еще сильнее бередила память неспособность правительств вовремя реагировать на… Идеи мужественно ушел в отставку с поста министра иностранных дел в 1938 году, протестуя против политики умиротворения…

ПРИМЕНЕНИЕ СИЛЫ

24 октября 1956 года высшие дипломатические и военные представители Великобритании и Франции, включая министров иностранных дел, тайно встретились… Между Израилем и Францией было гораздо более близкое взаимопонимание, чем… За день до тайного соглашения в Севре Египет и Сирия установили совместное командование над войсками египетским…

ЧИСТИЛИЩЕ

Несмотря на ответ Айка, недовольство американского правительства Великобританией, Францией и Израилем не проходило. Сообщения из Вашингтона не… Без помощи американцев Западная Европа вскоре ощутит нехватку нефти.… 8 ноября Эйзенхауэр встретился с Советом национальным безопасности, чтобы начать рассмотрение вопроса о помощи…

УХОД СЭРА ИДЕНА

Один из американских участников позже вспоминал, что кризис был „любопытным временем… Это была высокая комедия, низкий заговор и глубокая трагедия –… Суэц был водоразделом для Британии. Он вызвал глубокий разлом в британской…  

ПЕРСПЕКТИВЫ БЕЗОПАСНОСТИ: ТРУБОПРОВОДЫ ПРОТИВ ТАНКЕРОВ

Суэцкий кризис дал международной нефтяной промышленности большую пищу для размышлений. Несмотря на восстановление движения в канале, нефтяные… В 1956 году во время бурных споров о Суэцком канале как о жизненно важной…  

ПРЕКРАЩЕНИЕ СУЭЦКОГО РАСКОЛА

В результате Суэцкого кризиса у англичан и французов сохранялось чувство горечи по отношению к американцам. Как едко заметил британский посол в… Во время кризиса Соединенные Штаты сконцентрировались на попытках сохранить… Однако на обоих берегах Атлантики признавалась необходимость преодоления Суэцкого раскола. Процессу сильно помог тот…

ГЛАВА 25. СЛОНЫ

 

Нa языке нефтяной промышленности гигантское нефтяное месторождение называется „слоном“. В начале 1950 годов список „слонов“, открытых на Ближнем Востоке, быстро рос. В 1953 году геолог Эверет Де Гольер писал своему другу, главному геологу „Иракской нефтяной компании“ Ф. Е. Уэллингсу, компания которого за последние три месяца открыла три „слона“. „Положение на Ближнем Востоке, – писал Де Гольер, – быстро становится похожим на почти перманентное состояние Соединенных Штатов, с самого начала нефтяной промышленности, где основной проблемой является рынок, а не производство“. Он прибавил, что его фирма „Де Гольер и Мак‑Нотон“, возглавляемая ведущими инженерами в нефтяном бизнесе в то время, только что завершила секретное изучение нефтяных ресурсов Саудовской Аравии для ее правительства. Начиная с 1943 года, когда Де Гольер по заданию Гарольда Икеса впервые посетил Саудовскую Аравию, стало больше известно о нефтяных ресурсах страны. Де Гольер знал, что разведанные во время новых изысканий запасы многократно превысят предварительные оценки, сделанные им десятью годами раньше. Хотя результаты не представляют „в целом слишком астрономическую цифру, – сообщал он Уэллингсу, – они так велики, что плюс‑минус 1 миллиард баррелей не составит разницы в наличных запасах нефти“1.

Нефтяная промышленность определенно вступила в новую эру, когда миллиард баррелей не составлял никакой разницы. С начала пятидесятых и до конца шестидесятых годов мировой нефтяной рынок определялся необычно быстрым ростом, гигантским приливом, который как мощный и страшноватый поток увлекал с собой всех в промышленности с непреодолимой силой. Потребление росло темпами, которые просто нельзя было представить в начале послевоенной эры. Однако, хотя рост потребления был высок, наличие поставок опережало его.

Увеличение производства сырой нефти в свободном мире было колоссальным: с 8,7 миллиона баррелей в день в 1948 году до 42 миллионов баррелей в день в 1972 году. В то время, как производство в США выросло в 5,5 до 9,5 миллиона баррелей в день, доля Америки во всем мировом производстве снизилась с 64 процентов до 22. Причиной снижения доли явились необычайные перемены на Ближнем Востоке, где производство выросло с 1,1 до 18,2 миллиона баррелей в день, увеличившись более чем на 1500 процентов!

Еще более впечатляющим было увеличение разведанных запасов нефти, т. е. нефти, которую уверенно можно было добывать. Разведанные ресурсы нефти в некоммунистическом мире выросли почти в 9 раз: с 62 миллиардов баррелей в 1948 году до 534 миллиардов баррелей в 1972 году. Американские резервы выросли с 21 миллиарда баррелей в 1948 году до 38 миллиардов к 1972 году. Но их доля в мировых запасах снизилась с тридцати четырех процентов до каких‑то семи. Значительный рост был зарегистрирован в Африке, но самым поразительным был прогресс в новом центре притяжения – на Ближнем Востоке, чьи ресурсы выросли с 28 до 367 миллиардов баррелей. Из каждых 10 баррелей, добавленных к мировым нефтяным запасам между 1948 и 1972 годами, более 7 приходились не Ближний Восток. Эти гигантские цифры означали, что несмотря на то, что мир все быстрее и быстрее потреблял нефть, прирост ее мировых резервов происходил еще быстрее. В 1950 году в промышленности считалось, что с имеющимся количеством разведанных ресурсов и современным уровнем производства нефти хватит на девятнадцать лет. К 1972 году, после всех этих лет быстрого роста, ошеломляющего увеличения потребления и бешеных темпов роста производства, расчетная продолжительность пользования нефтяными резервами была тридцать пять лет2.

Само изобилие ближневосточных „слонов“ неизбежно вело как к яростным попыткам новых игроков войти в игру, так и к жесткой конкуренции за рынки, к непрекращающейся борьбе, где снижение цен было самым мощным оружием. Для компаний такое снижение цен было непременным деловым решением. Но для нефтедобывающих стран оно было, как сухая солома, подбрасываемая в костер национализма, разгорающегося на Ближнем Востоке после победы Насера в Суэце.

Послевоенный нефтяной порядок держался на двух основах. Одной из них были великие нефтяные сделки сороковых годов, которые установили основы отношений между компаниями, действующими на Ближнем Востоке. Соглашения обеспечивали ресурсы, необходимые для быстрой разработки нефтяных запасов, приводили системы нефтедобычи, переработки и сбыта в соответствие с масштабом резервов, стимулировали увеличение уровня потребления и обеспечивали его опережающий рост. Вторая основа состояла из концессионных и контрактных отношений между компаниями и правительствами стран‑производителей, на базе с трудом достигнутых соглашений о разделе прибыли по принципу пятьдесят на пятьдесят. Была надежда, что с помощью этих двух основ будет достигнута относительная стабильность.

Боясь того, что может произойти в ином случае, ни нефтяные монополии, ни правительства стран, потребляющих нефть, не хотели отходить от принципа пятьдесят на пятьдесят. Ближневосточный нефтяной комитет британского кабинета министров заявил: „Сейчас достигнута разумная основа для партнерства между нефтяными компаниями и правительствами стран Ближнего Востока… Любые дальнейшие посягательства ближневосточных стран… серьезно нарушат нашу систему снабжения нефтью“. Но для правительств стран‑производителей дела обстояли иначе. Почему бы по возможности не увеличивать доходы, не доводя до разрыва с компаниями, Вашингтоном и Лондоном?

Так считал, конечно, и шах Ирана. К середине пятидесятых годов ушли в прошлое времена, когда его одолевали сомнения, мышь он или мужчина. Он уже конфиденциально заявлял: „Ирану самой судьбой уготовано стать великой державой“. Для удовлетворения своих амбиций и аппетитов он хотел увеличения доходов от нефти и собирался проводить более независимую политику, уменьшая и ограничивая таким образом власть консорциума компаний, который явился одним из результатов его унизительной борьбы с Мосаддыком. Но он не мог позволить себе потревожить основы международных отношений и поставить под угрозу безопасность Ирана. Ему был нужен пособник. Но такой человек не мог принадлежать ни к монополиям, ни к крупным американским независимым компаниям, потому что почти все они вошли в консорциум. Кто же остался?

Европеец, итальянец, у которого была своя нефтяная программа – Энрико Маттеи.

 

НОВЫЙ НАПОЛЕОН

В то время, когда монополии стали слишком бюрократичными, слишком большими, сложными и устоявшимися, чтобы не отражать образ одного человека, Энрико… Необузданный сын полицейского из северной Италии, Маттеи бросил школу в… Маттеи сам стал популярным героем, самым заметным человеком в стране. Он воплощал великие чаяния послевоенной Италии:…

ВЕЛИЧАЙШАЯ БИТВА МАТТЕИ

Первостепенной целью Маттеи было обеспечить, чтобы ЭНИ и Италия получили свои собственные международные нефтяные источники поставок, независимые от… Маттеи, несомненно, пытался добиться членства. Он полагал, что благодаря его… Маттеи начал серьезно разговаривать с Ираном и шахом. Если монополии превратились в специалистов по корпоративным…

ПРИШЕСТВИЕ ЯПОНИИ НА БЛИЖНИЙ ВОСТОК

Италия была не единственной индустриальной страной, занимающейся поисками собственного места за ближневосточным нефтяным столом. Япония была… Весной 1957 года, как раз тогда, когда Суэцкий кризис близился к концу, а… Сама идея возникла во время одной поездки на поезде в Италии, когда служащий Японского банка развития случайно…

ЛИДЕРСТВО НАСЕРА

Шах был не одинок в своей кампании национальных притязаний на установившееся положение нефтяных монополий. На всем Ближнем Востоке происходил бурный… В 1958 году Египет наконец сумел обвести недоверчивый и скептический Советский… В течение трех лет Насер вел злобную пропагандистскую войну против Ирака и хашимитов – королевской семьи,…

ХУАН ПАБЛО ПЕРЕС АЛЬФОНСО

В 1948 году, вскоре после того, как принцип пятьдесят на пятьдесят был приведен в систему, новое демократическое правительство Венесуэлы было… Однако Бетанкур и его коллеги сделали выводы из переворота 1948 года: следует… Перес Альфонсо родился в состоятельной семье в Каракасе. Он изучал медицину в Университете Джонса Гопкинса в…

ДАВЛЕНИЕ КОНКУРЕНЦИИ

В то время как в пятидесятые годы потребность в нефти росла, возможности нефтедобычи росли еще быстрее. Страны‑экспортеры, постоянно искавшие… Скидки вели к значительному расхождению в мировой нефтяной промышленности… Но была еще одна, даже более важная причина для активного распространения скидок: выход на мировой рынок (скорее даже…

АРАБСКИЙ НЕФТЯНОЙ КОНГРЕСС

В апреле 1959 года было запланировано открыть Арабский нефтяной конгресс в Каире. Выбор места встречи символизировало господство Насера над арабским… Участники занялись изучением большого количества документов, которые были… „Бритиш петролеум“ сама пыталась осуществлять дипломатические маневры на встрече. Хаббард сообщал председателю, что с…

ГЛАВА 26. ОПЕК И РАСПРЕДЕЛИТЕЛЬНЫЙ КЛАПАН

 

Однако излишек нефти продолжал нарастать. Последовавшие снижения объявленной цены в значительной степени были результатом агрессивной рыночной политики Советского Союза, который стремился увеличить продажу нефти на Западе, заметно снижая цены и заключая бартерные сделки. В годы „холодной войны“ на Западе подозревали, что усиливающаяся нефтяная кампания содержала не только коммерческие интересы, но и была своего рода политическим наступлением, целью которого было сделать Западную Европу зависимой, ослабить единство НАТО и подорвать нефтяные позиции Запада на Ближнем Востоке. „Экономические приемы ведения войны особенно хорошо соответствуют их целям захвата мира“, – говорил сенатор Кеннет Китинг о русских. А о хвастливом лидере Советского Союза он сказал: „Хрущев не раз грозился похоронить нас. Сейчас становится все более очевидным, что он утопил бы нас в море нефти, если позволить ему безнаказанно сделать это“.

Конечно, Советский Союз оказался сильным конкурентом. Советам нужны были доллары и другие твердые валюты Запада для закупок промышленного оборудования и сельскохозяйственных продуктов. Нефть тогда, как и сейчас, была одним из немногих товаров, которые они могли продавать на Западе. Чисто экономически советским ценам было нелегко противостоять. Был момент, когда русскую нефть можно было приобрести в портах Черного моря за половину объявленной цены ближневосточной нефти. Компании боялись значительных потерь продаж в пользу русских в Западной Европе, которая также была главным рынком для ближневосточной нефти. Волнение среди западных компаний еще более усилилось, когда они заметили, что самым видным покупателем русской нефти является не кто иной, как итальянец Энрико Маттеи.

Снова, как и в 1959 году, для компаний единственным способом справиться с превышением предложения над спросом и, в частности, противостоять советской угрозе (помимо правительственных ограничений на импорт советской нефти) был конкурентный ответ – снижение цены. Но какой цены? Если снижать только рыночную цену, все потери лягут лишь на нефтяные компании. Но можно ли рискнуть еще раз снизить объявленную цену? Первое снижение в феврале 1959 годавзволновало Арабский нефтяной конгресс и привело к „джентльменскому соглашению“. Что произойдет, если они еще раз попытаются это сделать?

 

РЕЙСШИНА ПРОТИВ ЛОГАРИФМИЧЕСКОЙ ЛИНЕЙКИ

В июле 1960 года, через пятнадцать месяцев после проведения Арабского нефтяного конгресса в Каире, Совет директоров „Стандард ойл оф… В возрасте тридцати одного года Ратбоун уже был управляющим… В то время „Джерси“, казалось, управлялась бесчисленным количеством комитетов, поэтому служащие самой компании…

ОПЕК В ШЕСТИДЕСЯТЫЕ ГОДЫ

Действительно, можно отметить только два достижения ОПЕК в первые годы ее существования. Она гарантировала, что нефтяные компании будут осторож ны и… В шестидесятые годы проходили постоянные процессы деколониализации и… Если страны‑члены ОПЕК и имели общую экономическую цель – увеличение своего национального дохода, то…

ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЕТ МАТТЕИ

А как же Энрико Маттеи – человек, который первым бросил вызов монополиям и самой структуре промышленности? Превратив ЭНИ и ее нефтяной филиал…  

НОВЫЕ КОНКУРЕНТЫ

Хотя Маттеи и не стало, но именно он подхлестнул революцию, которая в конечном итоге ликвидирует мировое господство монополий. Структура… Был задействован еще один фактор: господство Соединенных Штатов в альянсе… Увеличение количества игроков в нефтяной игре было особенно заметным на Ближнем Востоке. В 1946 году в регионе…

ПО НАТЯНУТОМУ КАНАТУ – ИРАН ПРОТИВ САУДОВСКОЙ АРАВИИ

Всемирная битва производителей обострила давнее соперничество двух главных нефтяных стран на Ближнем Востоке – Ирана и Саудовской Аравии. Резкое… Многие обстоятельства способствовали конфликту между двумя странами: одна была… Соперничество между Ираном и Саудовской Аравией создавало огромные проблемы для монополий. Преодоление проблем было…

МЫ, НЕЗАВИСИМЫЕ НЕФТЕДОБЫТЧИКИ

Потребители во всем мире приветствовали дешевую нефть из Венесуэлы и с Ближнего Востока. То же самое после некоторых колебаний сделали правительства… Джонсон и другие члены конгресса хорошо поняли Текса Уиллиса и его… После окончания корейской войны и возвращения иранской нефти на рынок, после падения Мосаддыка импортная нефть…

ГЛАВА 27. УГЛЕВОДОРОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК

 

Kaкими бы ни были повороты мировой политики, приливы и отливы имперской мощи и национальной гордости, развитие в послевоенные десятилетия лишь в одном направлении шло по нарастающей, и это направление – потребление нефти. Говоря абстрактно, если солнце питает энергией землю, то нефть снабжает энергией человечество, и в привычной форме топлива, и в виде распространения нефтехимических продуктов. Нефть триумфально шествовала по планете, одетая в ослепительную тогу из пластика, ее королевское достоинство никто не брал под сомнение. Она одаривала своих верных подданных, делясь своим богатством щедро до расточительности. Ее господство было временем уверенности, роста, расширения производства, удивительных экономических достижений. Ее щедрость преобразовала ее собственное королевство, породила новую цивилизацию. Наступила эра углеводорода.

 

ВЗРЫВ

 

Потребление энергии в мире за период с 1949 по 1972 год возросло в три раза. Однако эти цифры ничто по сравнению с ростом потребности в нефти в те же годы, которая увеличилась в 5,5 раза. Рост потребности в нефти наблюдался повсюду. С 1948 по 1972 год потребление нефти в Соединенных Штатах возросло в три раза – с 5,8 до 16,4 миллиона баррелей в день – беспрецедентно, если не сравнивать с ростом в остальном мире. За те же годы потребности в нефти Западной Европы возросли в 15 раз, с 970 тысяч до 14,1 миллиона баррелей в день. Изменения в Японии были просто поразительны: там потребление возросло в 137 раз, с 32 тысяч до 4,4 миллиона баррелей в день.

Что же было движущей силой этого взрыва в потреблении нефти? В первую очередь это был быстрый и интенсивный экономический рост, сопровождавшийся увеличением доходов населения. К концу шестидесятых годов население индустриальных стран наслаждалось таким уровнем жизни, какой всего 20 лет назад казался недостижимым. У людей появились деньги, которые тратились на покупку домов, электрических приборов для их оборудования, системы центрального отопления и кондиционеры. Семья сначала покупала одну машину, потом вторую. Количество машин в США возросло с 45 миллионов в 1949 году до 119 миллионов в 1972 году. За пределами США этот рост был еще более значительным – с 18,9 до 161 миллиона. Чтобы производить машины и приборы, упаковочную тару, чтобы удовлетворять прямо или косвенно потребности и желания потребителей, предприятия должны были наращивать производство, а для этого требовалось все больше нефти. Новая нефтехимическая промышленность перерабатывала нефть и природный газ в пластмассу и другие материалы, во всех сферах пластмасса стала вытеснять традиционные материалы. В памятном эпизоде из фильма 1967 года „Выпускник университета“ пожилой человек делится секретом успеха с молодым человеком, не решившим еще, куда приложить силы. „Пластмасса“, – говорит он. Но к этому времени секрет был уже всем известен.

В течение пятидесятых и шестидесятых годов цена на нефть упала, нефть стала очень дешевой, что тоже способствовало росту ее потребления. Многие правительства считали ее фактором экономического роста и модернизации промышленности, подчеркивали ее значение для достижения социальных и экологических целей. Наконец, была еще одна причина такого быстрого роста рынка нефти. Каждая нефтедобывающая страна хотела продать больше нефти, чтобы получить более высокие доходы. Используя кнут и пряник, многие страны оказывали постоянное давление на своих концессионеров, чтобы они производили больше, а это, в свою очередь, становилось мощным импульсом для компаний, активно проталкивавших нефть на все новые рынки, которые только удавалось найти.

Производство нефти, нефтяные ресурсы, потребление – все стало более масштабным. Все отрасли нефтяной промышленности разрослись до гигантских размеров. Рост производства и потребления невозможен без инфраструктуры. Строилось огромное количество все более крупных нефтеперерабатывающих комплексов, предназначенных служить нуждам расширяющихся рынков и новой широкомасштабной экономики. Новые технологии позволили некоторым нефтепереработчикам увеличить долю продуктов высокого качества – бензина, дизельного и реактивного топлива и мазута, – получаемых из одного барреля сырой нефти, с 50 процентов до 90. Результатом этого стал быстрый переход на реактивные самолеты, дизельные тепловозы и отопление жилищ нефтью. Увеличился танкерный флот, танкеры обычных размеров уступили место гигантским судам – супертанкерам. Бензозаправочные станции, все более и более оснащенные, возникали на перекрестках дорог и на автострадах по всему про‑мышленно развитому миру. Лозунг „Чем больше, тем лучше“ стал девизом нефтяной промышленности. Потребители нефти тоже не остались безучастны к этому лозунгу. Оснащенные мощными моторами и с экстравагантным корпусами, покрытые хромом американские автомобили стали шире и длиннее. Галлона бензина хватало на восемь миль1.звал ее „войной движения“. В этой войне отразились величайшие исторические изменения, происшедшие в современном индустриальном обществе. Она имела огромные экономические и политические последствия и оказала глубокое влияние на международные отношения, на организацию и стиль повседневной жизни. Это была битва между углем и нефтью за сердца и умы, а также кошельки потребителей.

Уголь обеспечил промышленную революцию в восемнадцатом и девятнадцатом веках. Дешевый и доступный, он был настоящим королем. Как писал экономист девятнадцатого века У. С. Джевонс, уголь „не стоит в ряду других продуктов, а возвышается над ними. Это энергия страны, универсальный помощник, главный фактор во всем, что мы делаем. С углем почти все возможно или легко; без него мы будем отброшены к тяжелому труду и бедности прежних времен“. Король Уголь удерживал свой трон всю первую половину двадцатого века. Но не мог устоять перед лицом огромной волны нефти, пришедшей из Венесуэлы и Ближнего Востока и разлившейся по планете после Второй мировой войны. Нефти было очень много. Она была менее опасна для окружающей среды, с ней было легче и удобнее обращаться. Нефть стала дешевле угля, что стало ее наиболее привлекательным и определяющим свойством. Ее использование давало энергоемким производствам преимущество в конкурентной борьбе. Таким преимуществом обладали и страны, перешедшие на использование нефти.

Первыми в эту волну попали Соединенные Штаты. Несмотря на автомобиль, даже США оставались страной с преимущественно угольной экономикой до середины двадцатого столетия. Однако к этому времени из‑за собственной структуры себестоимости угольная промышленность стала легкой добычей. Из‑за частого снижения цен нефть становилась дешевле угля, если исходить из количества энергии на один доллар. Была еще одна причина, заставлявшая переключиться на нефть: рабочее движение на американских угольных шахтах. Забастовки шахтеров под руководством Джона Л. Льюиса, воинственного президента профсоюза шахтеров, стали ежегодным ритуалом. Густые брови Льюиса стали любимой темой газетных карикатуристов, а его воинственные речи поколебали уверенность традиционных потребителей угля. „Прекратите производство угля, – хвастался он, – и вы остановите все отрасли экономики“. Каждого производителя, беспокоящегося о непрерывном производстве, каждого управляющего коммунальными сооружениями, боящегося, сможет ли он обеспечить потребности в электроэнергии в зимние месяцы, яростная риторика Льюиса и воинственность профсоюза шахтеров побуждали искать замену углю. Это означало, что им нужна нефть, которая не была так уязвима, особенно отопительная нефть, большая часть которой импортировалась из Венесуэлы. „Нам следует, – говорил один из венесуэльских нефтяников, – организовать сбор подписей по всей Венесуэле в поддержку возведения памятника Джону Л. Льюису на центральной площади Каракаса, чтобы почтить его как одного из величайших благодетелей и героев в истории нефтяной индустрии Венесуэлы“.

 

СТАРЫЙ КОРОЛЬ УГОЛЬ НИЗЛОЖЕН

 

Оживленные послевоенные десятилетия были отмечены новой войной, хотя войной не такого ранга, чтобы о ней говорили в коммюнике на первых страницах газет, а войной, затерянной где‑то на страницах повседневной торговой хроники.

 

ОБРАЩЕНИЕ ЕВРОПЫ

Падение „Короля Угля“ проходило в Европе несколько иначе, этому в основном способствовала дешевая и все более доступная нефть с Ближнего Востока.… Одной из причин победы нефти была экологическая, имевшая особое значение для… Пытаясь сгладить противоречия между экономическими преимуществами дешевой нефти, с одной стороны, а также ценами,…

ЯПОНИЯ: ТЕПЕРЬ НЕ БЕДНАЯ

Япония начала переходить на нефть позднее. Традиционным источником энергии в ней был уголь. До и во время Второй мировой войны нефть, главным… Первая фаза этого роста, основанного на ускоренном развитии тяжелой индустрии… Нефть становилась все важнее для японской экономики, и правительство в качестве одной из целей высокой политики…

БОРЬБА ЗА ЕВРОПУ

Из– за быстрого экономического роста и расширения производства вместе с переходом от угля к нефти и пришествием недорогого автомобиля Европа стала… Где можно было продать всю эту дополнительную нефть? В развивающемся мире… „Шелл“ была лидером на европейском рынке, следовательно, ей приходилось больше защищаться и учиться конкурентной…

УБЛАЖАЯ ПОТРЕБИТЕЛЯ

Пятидесятые и шестидесятые годы в Америке были эрой благоденствия для потребителя, в частности для потребителя бензина – автомобилиста. Лишения и… Американским автомобилистам было очень неплохо от этого, особенно когда… Конкурентная борьба приняла новые формы. Никогда еще автомобилистов так не обслуживали. Проверялись шины и уровень…

НОВЫЙ СТИЛЬ ЖИЗНИ: ШЕСТЬ ДОРОГ ДО ЛУНЫ

Неумолимый поток нефти изменял все на своем пути. Нигде эти изменения не были столь заметны, как в американском пейзаже. Изобилие нефти… Переселение в пригороды началось в двадцатых годах, но его задержали на 15 лет… „Пригородизация“ набирала скорость. Число индивидуальных построек увеличилось с 114 тысяч в 1944 году до 1,7 миллионов…

КАССАНДРА В УГОЛЬНОМ КОМИТЕТЕ

Последствия Шестидневной войны, казалось, подтвердили необходимость надежности поставок нефти. И углеводородный человек продолжал принимать нефть… Встречались и диссиденты, скептики, которые задавали вопросы и излагали… В качестве экономического консультанта Угольного комитета Шумахер защищал его особые интересы. Во время великой борьбы…

ЧАСТЬ V. БОРЬБА ЗА МИРОВОЕ ГОСПОДСТВО

 

ГЛАВА 28. ГОДЫ ПЕРЕМЕН: СТРАНЫ ПРОТИВ МОНОПОЛИЙ

 

Две с лишним тысячи лет пролежал в развалинах Персеполь, столица древней персидской империи, разграбленный и разрушенный в 330 г. до н. э. Александром Македонским. В октябре 1971 года в Персеполе снова закипела жизнь. В этом уединенном месте выросли шатры: три гигантских и пятьдесят девять – поменьше. Шах Ирана приготовился торжественно отметить 2500‑летие основания персидской империи. Журнал „Тайм“ назвал это празднество „одним из самых грандиозных пиршеств в истории“. Среди почетных гостей были Генеральный секретарь ЦК КПСС, вице‑президент Соединенных Штатов, маршал Тито из Югославии, двадцать королей и шейхов, пять королев, двадцать один принц с принцессой, еще четырнадцать президентов и три вице‑президента, три премьер‑министра и два министра иностранных дел. Во время церемонии шах публично общался с тенью основателя империи царя Кира Великого, обещал быть верным традициям и деяниям этого монарха, который погиб около двадцати пяти столетий назад. Затем сверкавших драгоценностями и медалями гостей доставили автобусами на вершину холма, откуда открывался вид на лежащий в долине Персеполь, и показали необыкновенный спектакль – действо под звездным небом на тему, как ни странно, разрушения города Александром Македонским.

Готовясь к празднествам в Персеполе, иранское правительство в спешном порядке тайно обратилось к Англии за советом по самому животрепещущему вопросу высшей дипломатии: каким образом рассадить такое огромное число важных персон. Вероятность нанести могущественным особам обиду была велика. Протокольный отдел лондонского министерства иностранных дел с честью вышел из труднейшего положения, предложив изготовить стол волнообразной формы. Таким образом, ни один из гостей не находился бы слишком далеко от кого‑нибудь из Пехлеви.

Желая продемонстрировать свое величие, шах пригласил на торжество королеву Великобритании Елизавету II. Поэтому на долю посла Ее Величества в Тегеране выпала пренеприятнейшая задача: сообщить, что королева должна в это время отправиться с государственным визитом в другую страну. Этой „другой страной“, однако, оказалась соседняя Турция, что никак не могло не огорчить шаха. Он пригласил принца Чарльза. Последовал ответ: „Очень сожалеем, но Чарльз отсутствует – несет службу на одном из фрегатов в Северном море“. Не важно, что празднество в Персеполе – это не какое‑то заурядное сборище, а событие, отмечаемое раз в две тысячи пятьсот лет, не важно, что шах, помимо всего прочего, вел переговоры о покупке нескольких сотен английских танков „Чифтен“, что было крайне важно для платежного баланса Великобритании. Лондон предложил прислать принца Филиппа и принцессу Анну. Шах согласился, но сказать, что это его полностью удовлетворило, было нельзя.

Обслуживать гостей было поручено парижскому ресторану „Максим“. Блюда, приготовленные 165‑ю шеф‑поварами и кондитерами и доставленные вместе с официантами самолетами из Парижа, были чудом кулинарного искусства. Помимо этого, самолетами из Франции доставили двадцать пять тысяч бутылок вин. (На таком сильном „французском фоне“ особенно заметно было отсутствие президента Франции Жоржа Помпиду. „Если я поеду на это пышное торжество, – накануне пошутил президент в узком кругу, – меня, по всей вероятности, сделают главным официантом“.) Расходы на проведение торжеств должны были составить по предварительным подсчетам где‑то от 100 до 200 миллионов долларов. Когда кто‑то выразил сомнение по поводу такой экстравагантности, шах не мог сдержать своего раздражения. „Так что же им не нравится? – возмутился он. – Что мы устраиваем один‑два банкета для пятидесяти глав государств? Не можем же мы предложить им хлеб и редиску?! Хвала небесам, имперский двор Ирана пока еще может позволить себе оплатить услуги „Максима“.

После торжеств в Персеполе англичане, желая успокоить шаха и сгладить напряженность между двумя странами, пригласили его провести с королевским семейством в Виндзорском замке уикэнд и понаблюдать за скачками на ипподроме „Аскот“. Визит оказался исключительно успешным. Единственная заминка возникла, когда шах собирался отправиться на верховую прогулку с королевой. За несколько часов до этого англичане с ужасом узнали, что шах, как любой мужчина‑иранец, не может ехать на кобыле или мерине, ему следовало подать жеребца. Но жеребца в конюшне не было. Когда британская сторона была уже в полном отчаянии, королева вспомнила, что жеребец есть в конюшне принцессы Анны. Но тут англичан охватила новая волна паники: кличка лошади была „Казак“. А шах ведь был сыном офицера казачьей бригады, который захватил власть в двадцатые годы. Учитывая болезненное отношение шаха к своему отцу и роль Великобритании в его свержении, а также общее недоверие шаха к англичанам, он мог воспринять это как новое откровенное оскорбление и, по сути дела, желание его унизить. Но кличку лошади удалось скрыть, и шах все‑таки сел на „Казака“. Прогулка на лошадях и весь уикэнд прошли гладко. Королева и принц Филипп вместе с шахом и его супругой проехали вокруг ипподрома в Аскоте в открытой коляске. С тех пор шах, обращаясь к королеве, писал „Моя дорогая суверенная кузина“. Таким образом, Великобритания снова вошла в милость.

Устраивая грандиозные торжества в Персеполе, шах ставил целью укрепить свое положение как посланного свыше наследника Кира Великого. Визит к королеве упрочил его статус, как во всем ей равного. Он уже не был марионеткой, пешкой, просто каким‑то очередным узурпатором трона. Теперь это был человек, обладавший огромным богатством, властью – и гордостью – принимавший на себя выполнение новой ключевой роли на Ближнем Востоке и на международной арене.

 

АНГЛО‑АМЕРИКАНСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Послевоенный нефтяной порядок на Ближнем Востоке складывался и поддерживался под знаком американо‑британского господства. Во второй половине… Соединенные Штаты были новичками на Ближнем Востоке по сравнению с… Решение правительства Вильсона застало шейхов и других правителей стран Персидского залива врасплох. Ведь всего три…

КОНЕЦ ДВАДЦАТИЛЕТНЕГО ИЗЛИШЕСТВА

В семидесятые годы на мировом рынке нефти произошли драматические изменения. Спрос догонял предложение, а накопленные за 20 лет излишки подошли к… Конец шестидесятых и начало семидесятых были для нефтяной промышленности США… Но растущий спрос, низкие инвестиции, обусловленные низкими ценами, и сравнительно невысокие темпы открытия новых…

ВЛИЯНИЕ НА ОКРУЖАЮЩУЮ СРЕДУ

В промышленно развитых странах происходил еще один знаменательный процесс. Менялись и точка зрения человека на окружающую среду, и его отношение к… Однако ничто так сильно не отразило рост нового экологического сознания, как… Исследование было опубликовано в критический момент: с одной стороны, наблюдался всемирный экономический бум с высоким…

АЛЯСКИНСКИЙ ГИГАНТ

Еще в 1923 году президент Уоррен Гардинг создал на арктическом побережье Аляски топливный резерв военно‑морского флота, и в последующие годы… Другой, проявлявшей интерес к этому региону компанией была „Бритиш петролеум“.… Для ослабления зависимости „Бритиш петролеум“ от Ближнего Востока „Синклер ойл“ предложила ей патентованное средство –…

ДОКТОР

 

В один из последних августовских дней 1970 года в воздушном ливийском пространстве перед самым рассветом появился чартерный французский реактивный самолет „Фалькон“. Вскоре он приземлился в аэропорту Триполи. Дверца самолета открылась, и в раннем утреннем свете по трапу спустился небольшого роста, плотный господин, которому только что исполнилось семьдесят два года. Он был крайне обеспокоен. Настолько, что прилетел из Лос‑Анджелеса, нигде не задерживаясь, и сделал остановку в Турине только для того, чтобы пересесть с одного самолета на другой. Он опасался, что вот‑вот потеряет свою „жемчужину“ – так он называл принадлежащую его компании богатейшую нефтяную концессию в Ливии. Но вид у него, как всегда, был уверенный. Вся его жизнь была посвящена заключению сделок, и он твердо верил – это было его кредо, что, как он однажды сказал: „нет ничего хуже, чем не состоявшаяся сделка“.

Этим господином был доктор Арманд Хаммер, президент „Оксидентал петролеум“.

Если говорить о заключении сделок, Арманду Хаммеру практически не было равных в двадцатом столетии. Хаммер родился в 1898 году в Нью‑Йорке в семье еврейских эмигрантов из черноморского города Одессы. Его богатый одесский дядюшка владел, помимо всего прочего, местной дилерской сетью продаж продукции Форда. В девятнадцатом столетии Одесса была крупным торговым центром, где пересекались интересы западных промышленников и ближневосточных купцов, и в известном смысле дух Одессы всегда присутствовал в крови Арманда Хаммера. Его отец, доктор Джулиус Хаммер, был не только практикующим врачом и фармацевтом, но и сторонником левого движения, в 1907 году он встречался в Европе с Лениным и был одним из основателей американской коммунистической партии. Арманд не разделял социалистических идей отца, его интересовало лишь одно: как делать деньги и добиваться выгодных сделок, короче, это был капиталист.

В 1921 году только что окончивший медицинский колледж молодой Хаммер отправился в Россию с грузом медикаментов для разрушенной войной страны. Кроме того, он рассчитывал получить 150 тысяч долларов, которые советская власть задолжала фармацевтическому бизнесу его семьи. Через отцовских знакомых о нем стало известно Ленину, который разрешил определенную конкуренцию в разрушенной экономике России, и поощрял торговлю с буржуазным Западом. Ленин проявил к Хаммеру особое внимание, рекомендуя его Сталину, он писал: „Тут маленькая дорожка к американскому „деловому“ миру, и надо всячески использовать эту дорожку“.

Итак, Хаммер вместе со своим братом Виктором остался в России, чтобы делать бизнес в условиях ленинской новой экономической политики – он получил концессию на разработку асбестовых месторождений на Урале, контракт по закупкедля России тракторов и другой промышленной продукции Форда и разрешение открыть в Москве карандашную фабрику. Он сумел учредить даже собственные фактории по добыче пушнины в Сибири, где содержал охотников на пушных зверей. Но когда в конце десятилетия к власти пришел Сталин, он почувствовал запах перемен и своевременно упаковал чемоданы. Вдвоем с Виктором они вывезли огромное количество произведений русского искусства, которые продали через универсальные магазины в Нью‑Йорке. После этого Хаммер пустился в погоню за миллионами в самых различных предприятиях, начиная с изготовления пивных бочек и кукурузного виски и заканчивая продажей фермерам бычьей спермы.

Ему было пятьдесят восемь лет, когда в 1956 году он приехал в Лос‑Анджелес, намереваясь, как и многие другие в этом возрасте, удалиться от дел. Теперь это был богатый человек, известный владелец художественной галереи и коллекционер. В поисках лазеек для уклонения от налогов он вложил некоторые средства в нефть, а затем, отчасти из спортивного интереса, купил небольшую компанию „Оксидентал“, которая была на грани разорения. О нефтяном бизнесе Хаммер не имел ни малейшего представления. Тем не менее в 1961 году „Оксидентал“ сделала свое первое значительное открытие в Калифорнии. Заядлый коммерсант, Хаммер приобрел несколько компаний, и к 1966 году ежегодный объем продаж „Оксидентал“ составлял почти 700 миллионов долларов.

Путем ловких сделок и благодаря умению выбрать наиболее выгодный момент, Хаммер в конечном счете превратил „Оксидентал“ в одну из крупнейших транснациональных нефтехимических корпораций. Общепринятая вертикаль управления была не для него. Звоня по телефону в разные точки Земного шара практически в любое время суток, он, подобно современному Маркусу Сэмюелю, вел дела, полагаясь лишь на себя. Его политические связи были уникальны. Его способность проникать во все места была поразительной. Его личное состояние было огромным. Во время никогда не прекращавшихся переговоров, Хам‑мер мог быть, как сказал однажды один из его конкурентов, „отечески заботливым и очень милым“, и всегда разряжал напряженную обстановку каким‑нибудь анекдотом. Но, в стремлении к цели он был тверд и беспощаден. Продвигая свои интересы, он проявлял великий талант позволить людям слышать то, что они хотели услышать. „Это один из величайших актеров мира“, – едко сказал о Хаммере кто‑то из тех людей, каждый из которых, крайне заблуждаясь, видел себя непосредственным преемником.

Во времена Хрущева Хаммер возобновил отношения с Советским Союзом. Это привело к тому, что он побывал посредником между пятью советскими генеральными секретарями и семью президентами Соединенных Штатов. Он имел уникальный доступ в Кремль. Уже в 1990 году в возрасте девяноста двух лет, Хаммер по‑прежнему был активным президентом „Оксидентал“, и верные акционеры продолжали курить ему фимиам. Действительно, он стоял в одном ряду с величайшими пиратами – создателями нефтяного бизнеса: Рокфеллером, Сэмюелем, Детердингом, Гульбенкяном, Гетти и Маттеи. Но одновременно он был и анахронизмом, капером из прошлого, „торговцем из Одессы“ по духу, колесящим по миру на своем корпоративном самолете в поисках следующей выгодной сделки. И именно такая сделка в Ливии сделала его международным магнатом6.

Безумная погоня за ливийской нефтью уже шла полным ходом, когда в 1965 году „Оксидентал“ выиграла во втором круге торгов тендер на разработку не фти в Ливии. Предложенная компанией цена выделялась среди 119 других предложений, она была написана от руки, под личным наблюдением Хаммера, на пергаменте, перевязанном красными, черными и зелеными лентами, повторявшими цвета ливийского флага. В качестве „благодарности“ „Оксидентал“ обещала построить сельскохозяйственную экспериментальную ферму в пустынном оазисе, где провел детство король Ливии Идрис и где был похоронен его отец. Хаммер подарил королю шахматы из золота, компания также выплатила ожидаемые доплаты и особое комиссионное вознаграждение тем, кто помог получить концессии.

Участки за номером 102 и 103, которые выиграла „Оксидентал“, охватывали почти две тысячи квадратных миль лишенной растительности, каменистой, выжженной солнцем пустыни в районе Сирт, более чем в сотне миль от Средиземного побережья. „Тяжелее всего было мириться с неоправдавшими надежд скважинами“, – как‑то сказал Хаммер. Действительно, первые несколько скважин были абсолютно безрезультатными. К тому же бурение их обошлось очень дорого. Правление директоров „Оксидентал“ начало громко ворчать по поводу „прихоти Хаммера“. По их мнению, Ливия была местом для крупных воротил бизнеса. Но Хаммер в своих намерениях был настойчив.

И его настойчивость была вознаграждена. Осенью 1966 года на участке 102 забила нефть. Но это событие померкло при сравнении с тем, что произошло сорока милями западнее, на участке 103, впоследствии названном „Промысел Идрис“. „Оксидентал“ начала бурение непосредственно под тем местом, где располагался базовый лагерь „Мобил ойл“, которая ранее вела здесь поиски, а затем отказалась от концессии. Первая скважина давала 43 тысячи баррелей в день, затем феноменально проявила себя другая – 75 тысяч баррелей в день! „Оксидентал“ открыла одно из богатейших месторождений в мире. И помогли этому незначительному калифорнийскому коммерсанту обнаружить то, что пропустила „Мобил ойл“, недавно разработанные сейсмические технологии. После открытия нефти в Ливии, Хаммер сказал: „Небеса разверзлись. Мы стали одними из тех воротил, о которых говорило правление директоров“.

1967 год принес Хаммеру еще одну удачу – после „шестидневной войны“ Суэцкий канал оставался закрытым, и ливийский нефтяной бум превратился в настоящее сумасшествие. По предварительным подсчетам инженерной нефтяной фирмы „Де Гольер и Мак‑Нотон“, из открытой к тому времени нефти на долю только одной „Оксидентал“ приходилось 3 миллиарда баррелей разведанных запасов – то есть почти треть запасов, открытых в то же время на Норт‑Слоуп на Аляске! Но то, что не могло быть сделано на Аляске – строительство трубопровода, безусловно, могло быть осуществлено в Ливии. По общепринятым нормам, трубопровод длиной в 130 миль через пустыню мог быть построен за три года. Но при форсировании темпов работ его построили менее чем за год. Так менее чем через два года после получения концессий „Оксидентал“ приступила к отправке нефти в Европу. Вскоре она ежедневно получала в Ливии свыше 800 тысяч баррелей. Начав с нуля, „Оксидентал петролеум“ стала шестой крупнейшей нефтедобывающей компанией в мире и с помощью контрактов и покупки собственной системы сбыта пробилась на конкурентный европейский рынок.

И все же этот внезапно появившийся колосс очень непрочно стоял на ногах, поскольку сам его успех находился в односторонней зависимости от Ливии. Стареющий король Идрис не мог существовать вечно. В поисках других источников доходов Хаммер задумал приобрести „Айлент‑Крик коул“ и „Ситибанка“. Ответ всюду был одинаков: можно ожидать, что в ближайшие пять‑шесть лет в Ливии сохранится политическая стабильность, а „после смерти короля Идриса произойдет планомерная передача власти“. Слияние состоялось. Шел 1968 год. Эксперты ошиблись.

 

ЛИВИЙСКОЕ ВЫМОГАТЕЛЬСТВО

В ночь с 31 августа на 1 сентября 1969 года разбуженный начальником караула старший офицер невнятно пробормотал, что еще слишком рано – переворот… Каддафи и его сторонники начали подготовку к перевороту еще десятилетие назад,… После успешного сентябрьского переворота среди первых действий нового Совета революционного командования Каддафи была…

СКАЧКИ ЦЕН

Шах Ирана просто не мог допустить, чтобы его обошли ливийские молодые и самодовольные офицеры‑выскочки. В ноябре 1970 года он добился… 15 января 1971 года компании поспешно направили экспортерам нефти так… Однако шах был решительно против плана компаний по „всестороннему“ урегулированию, поскольку, как утверждал он,…

ПЕРЕЛОМНЫЕ ГОДЫ

С ростом контроля стран‑экспортеров над нефтяными компаниями либо в результате участия, либо полной национализации, возрос их контроль над… Но был еще один серьезный момент, объяснявший такую позицию двух ведущих… Но оставим в стороне политику и личности. Сложившийся в начале семидесятых годов баланс спроса и предложения предвещал…

ГЛАВА 29. НЕФТЯНОЕ ОРУЖИЕ

 

10 октября 1973 года за несколько минут до 2.00 ночи, когда по календарю того года наступал еврейский национальный праздник Йом‑Киппур, 222 египетских реактивных самолета взмыли в небо. Их целями были командные пункты и позиции израильтян на восточном берегу Суэцкого канала и Синайском полуострове. Несколько минут спустя огонь по всей линии фронта открыли свыше 3000 полевых орудий. Почти одновременно сирийские самолеты нанесли удар по северной границе Израиля, а за ним последовал артиллерийский обстрел из 700 орудий. Так началась „октябрьская война“, четвертая из арабо‑израильских войн – самая разрушительная и напряженная из всех, война, которая привела к крайне серьезным последствиям. Оружие участникам конфликта было поставлено супердержавами: Соединенными Штатами Америки и Советским Союзом. Но один из самых мощных видов потенциального оружия принадлежал Ближнему Востоку. Это было „нефтяное оружие“ – эмбарго, сокращение добычи нефти и ограничение экспорта – оружие, по словам Генри Киссинджера, „бесповоротно изменившее сложившийся в послевоенный период мир“.

Эмбарго, как и сама война, явилось полной неожиданностью и вызвало шок. Однако в ретроспективе все представлялось по некоторым признакам очевидным. К 1973 году нефть стала основой мировой экономики, – ее качали и использовали, не задумываясь о будущем. За весь послевоенный период соотношение спроса и предложения никогда прежде не было таким напряженным, а узел взаимоотношений стран‑экспортеров и нефтяных компаний не затягивался столь стремительно. Это была ситуация, в которой любой дополнительный нажим мог ускорить кризис – в данном случае кризис глобального масштаба.

 

СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ ВЫХОДЯТ НА МИРОВОЙ РЫНОК

В 1969 году с приходом в Белый дом администрации Ричарда Никсона в американской политической повестке дня начали появляться вопросы энергетики и… Политики стран‑потребителей, а также коммунальные службы и… Комиссия Шульца выступила с предложением вообще отказаться от квот, заменив их тарифами. Таким образом, устранялась бы…

ТАЙНЫЕ ДЕЙСТВИЯ САДАТА: ИГРА ВА‑БАНК

Пришедший к власти после смерти Насера в 1970 году Анвар Садат рассматривался многими как фигура крайне незначительная и временная. Считалось, что… У Садата не было амбициозного желания возглавить некое объединенное арабское… Свыше 20 процентов валового национального продукта Египет выделял на военные расходы. (Немногим меньше выделял и…

С НЕФТЯНОГО ОРУЖИЯ СНЯТЫ ЧЕХЛЫ: ФЕЙСАЛ ПЕРЕДУМЫВАЕТ

С начала пятидесятых годов в арабском мире шли усиленные разговоры о некоем, еще не получившем четкого определения „нефтяном оружии“, которое… В начале семидесятых годов с ростом напряженности мирового рынка в различных… В предостережении Фейсала присутствовали как политические, так и экономические мотивы. На Аравийском полуострове в…

ЛИДЕРЫ НЕРВНИЧАЮТ

В июне 1973 года в рамках встречи в верхах Никсон принимал в своей калифорнийской резиденции Сан‑Клементе советского генерального секретаря… 23 августа 1973 года Садат неожиданно отправился в Эр‑Рияд для встречи с… Влияние, которое оказал на Фейсала план Садата, было очевидным. Менее чем через неделю, 27 августа, Ямани сообщил…

КОНЕЦ ПЕРЕГОВОРОВ

На венской конференции в середине сентября 1973 года страны ОПЕК потребовали заключения нового соглашения с нефтяными компаниями. Тегеранское и… Для ведения переговоров единой группой компаниям предстояло снова заручиться в… Хотя прошедшей весной в Вашингтоне наблюдалась некоторая тревога относительно возможности военного конфликта на…

СЮРПРИЗ, ПОДГОТОВЛЕННЫЙ САДАТОМ

Выбор Йом‑Киппура как дня нападения на Израиль был рассчитан на то, чтобы застать евреев врасплох, когда они наименее готовы к отражению… Однако были и вполне реальные признаки готовившегося нападения. Израильтяне не… Одной из главных ошибок как американцев, так и израильтян было то, что они не приняли во внимание менталитет Садата,…

ЭМБАРГО

Все же открытым еще оставался вопрос о том, что именно предпримет Саудовская Аравия. Несмотря на настойчивость Садата король Фейсал не был склонен… 17 октября, когда министры нефти совещались в Эль‑Кувейте, сначала… В заключение Никсон обещал Саккафу помощь Генри Киссинджера в качестве посредника, что с точки зрения Никсона было,…

БОЕВАЯ ГОТОВНОСТЬ

В Эр– Рияде 21 октября, на следующий день после „резни в субботу вечером“, шейх Ямани встретился с президентом „Арамко“ Фрэнком Джангерсом. На… Ямани многозначительно спросил, окажется ли „неожиданным для него следующий… „Нет, – ответил Джангерс. – Он не будет для меня неожиданным“.

ГЛАВА 30. НАША ЖИЗНЬ ВЫСТАВЛЕНА НА ТОРГИ

 

«Эмбарго возвестило эру новых отношений в мире нефти. Как война была явлением слишком важным, чтобы отдавать ее на откуп генералам, так и решение нефтяных проблем, которые приобрели теперь такое колоссальное значение, не следовало предоставлять нефтяной отрасли. Нефть уже стала территорией президентов и премьеров, министров иностранных дел, финансов и энергетики, конгрессменов и парламентариев, регулировщиков и „царей“, активистов и ученых мужей и в особенности Генри Киссинджера, который с гордостью заявлял, что до 1973 года мало смыслил в нефти и крайне мало в мировой экономике. Он предпочитал политику и большую стратегию. В первые месяцы введения эмбарго он неоднократно говорил своим помощникам: „Не докладывайте мне о баррелях нефти – для меня это как бутылки кока‑колы. Я этого не понимаю!“ Тем не менее, как только в игру вступило нефтяное оружие, этот акробат от дипломатии делал больше, чем кто‑либо другой, чтобы этот меч вложили обратно в ножны.

„ПОТЕРИ“

В том, что называлось „арабским нефтяным эмбарго“, было два элемента. Один, более широкий, заключался в растущем ограничении добычи – первоначальное сокращение и дополнительное на 5 процентов каждый месяц – и повлиял на весь мировой рынок. Другим был полный запрет на экспорт нефти, который в начале касался только Соединенных Штатов и Нидерландов, однако в дальнейшем был распространен на Португалию, Южную Африку и Родезию. Затем в результате какого‑то странного стечения обстоятельств эмбарго было введено для американских военных баз в восточном полушарии, включая 6‑й флот, в чьи задачи входила защита некоторых стран, которые вводили эмбарго. Нефтяные компании, возможно, считали, что „не моргнув глазом“ перенесут это сокращение, поставив нефть из других источников. Однако так не считали в Пентагоне, где в самый разгар военного кризиса, в который могли быть вовлечены американские вооруженные силы, оно вызвало ярость. Не считали так и в конгрессе, где срочно была принята поправка, согласно которой дискриминация министерства обороны рассматривалась как преступный акт. Тем временем поставки американским вооруженным силам были возобновлены.

В начале ноября 1973 года, всего через две недели после решения применить нефтяное оружие, арабские министры решили увеличить общий объем сокращения нефтедобычи. Но каков был в действительности объем недополученной нефти? В первой половине октября суммарный объем арабских поставок составлял 20,8 миллиона баррелей в день. В декабре, в наиболее острый период эмбарго ‑15,8 миллиона баррелей в день. Таким образом, суммарная потеря на рынках составляла около 5 миллиона баррелей. Однако теперь в Соединенных Штатах не было запасных резервных мощностей. Это обусловило важнейшие изменения и в политике, и в области нефти по сравнению с таким недалеким прошлым. Всего шесть лет назад, во время шестидневной войны 1967 года резервные запасные мощности Америки были единственным и самым главным фактором, позволявшим обеспечивать запас надежности энергоснабжения стран Запада, как и при каждом послевоенном энергетическом кризисе, как и во время Второй мировой войны. Теперь такого запаса надежности не было: Соединенные Штаты утратили эту важнейшую возможность влиять на мировой нефтяной рынок. Другие производители во главе с Ираном могли повысить добычу в целом до 600000 баррелей в день. Ирак, выступивший с предложением тотальной экономической войны против Соединенных Штатов, – которое отвергли другие арабские производители, – не только хмурился, он, как это ни странно, увеличил добычу и таким образом доход. Стремясь объяснить политику своей страны, Саддам Хусейн обрушился на правительства Саудовской Аравии и Кувейта, заявив, что те представляют „реакционные правящие круги, хорошо известные своими связями с Америкой и американскими монополистическими интересами“, и осудил сокращение поставок европейцам и японцам, указав, что это может снова бросить их в объятия ненавистных американцев.

С учетом роста нефтедобычи в других регионах чистые потери в декабре составляли 4,4 миллиона баррелей в день или примерно 9 процентов от 5 миллионов баррелей в день, которые получали страны Запада два месяца назад – не особенно, на первый взгляд, большая потеря в пропорциональном отношении. Но на мировом рынке продаж она составляла 14 процентов, а из‑за быстрого роста темпов мирового потребления – 7,5 процента в год – была еще более ощутимой.

Тем не менее сведения о масштабах потерь и их размерах были получены только после того, как факт свершился. Информация о наличной нефти была крайне неопределенной и сопровождалась тенденцией преувеличивать размеры потерь. Противоречивый и фрагментарный характер информации и общее изменение привычных каналов поставок породили растерянность, усиливавшуюся бурными всплесками эмоций. Отсутствие ответов на вопросы усугубляло страх и сумятицу. Будут ли сокращения повторяться и в дальнейшем каждый месяц? Будет ли введено эмбарго еще в каких‑либо странах? Не перейдут ли страны, ранее считавшиеся „нейтральными“, в разряд „предпочтительных“ или даже „с наибольшим благоприятствованием“, имея в виду, что арабы вознаградят их за хорошее поведение и дадут им больше нефти? Не будут ли другие страны наказаны более сурово?

Была и еще одна причина такой неопределенности. В конечном счете, экспортеры нефти руководствовались шкалой своих доходов. В 1967 году, обнаружив, что их общие доходы сократились, они сняли эмбарго. Усвоив этот урок, король Фейсал не был склонен, по крайней мере, в течение 1972 года обращаться к нефтяному оружию. Но теперь, при взлетевшей цене за баррель нефти, экспортеры могли, сокращая объем добычи, тем не менее увеличивать доходы. Более высокие цены не только компенсировали потери от сокращения, но и увеличивали доход. Следовательно, можно еще сократить нефтедобычу и не вспоминать о поставках на рынок недостававшего числа баррелей. Это означало бы хронический дефицит нефти, постоянный страх – и еще большее повышение цен.

 

ПАНИКА У БЕНЗОКОЛОНОК

Что могло более способствовать лихорадочному повышению цен, чем ситуация с поставками нефти в памятные последние месяцы 1973 года? Составляющими… На торгах росли цены. Объявленная цена на иранскую нефть, по договору от 16… Вызванный эмбарго и его последствиями шок захватил и всю социальную структуру промышленных стран. Пессимистичные…

ВСЕ ОДИНАКОВО БЕДНЫ

Как в такой обстановке всеобщей тревоги, возмущения и подозрений распределять сократившийся объем нефти между странами? И кто должен был этим… До октября 1973 года среди правительств проводилось обсуждение плана… В разгар кризиса – при всей его непредсказуемости, нестабильных американо‑европейских отношениях и расчетливом…

НОВЫЙ МИР ЦЕН

В конце декабря 1973 года в обстановке лихорадочного спроса на рынках наличной нефти нефтяные министры стран ОПЕК собрались в Тегеране, чтобы… Наиболее агрессивно и громогласно выступал Иран. Шаху наконец представился… После длительной и ожесточенной дискуссии в Тегеране нефтяные министры согласились с мнением шаха. Новая цена составит…

НАПРЯЖЕННОСТЬ МЕЖДУ СОЮЗНИКАМИ

Эмбарго было прежде всего политическим актом, в котором использовались преимущества экономической ситуации, и оно вызвало политические действия на… На первом фронте в центре водоворота политических действий стоял Киссинджер.… Что касается лагеря западных союзников, то нефтяное эмбарго ускорило развитие расхождений, самых серьезных со времени…

НЕФТЯНОЕ ОРУЖИЕ ЗАЧЕХЛЕНО

Когда и как эмбарго будет отменено? Этого не знал никто, даже арабы. В последние дни декабря 1973 года с появлением первых признаков прогресса в… Не получив обещаний о снятии эмбарго, Вашингтон обратился к своему новому… Но арабские экспортеры, успешно разыграв козырную карту, не торопились убрать ее со стола. Не хотели они и показывать…

ГЛАВА 31. АБСОЛЮТНАЯ ВЛАСТЬ ОПЕК

 

Mеняются времена, возвышаются и гибнут империи, так и современное административное здание на Карл Люгер‑Ринг в Вене, с книжным магазинчиком на первом этаже, привычно называли здание „Тексако билдинг“ в честь его главного арендатора. К середине семидесятых годов в него вселился новый жилец, и довольно быстро этот огромный дом стали называть „ОПЕК билдинг“. Смена названия символизировала коренной переворот в мире, ту внезапность, с которой страны‑экспортеры нефти заняли положение, ранее принадлежавшее международным компаниям.

Штаб– квартира ОПЕК осела в Вене совершенно случайно. Первоначально она размещалась в Женеве, однако у швейцарцев были некоторые сомнения относительно ее намерений и даже ее значения, и они отказались предоставить ей дипломатический статус как международной организации. Австрийцы же, напротив, жаждали повысить свой международный престиж и были готовы принять ее. Таким образом, в 1965 году, несмотря на менее удобное воздушное сообщение с Австрией, ОПЕК переехала в Вену. Размещение ОПЕК в Вене в здании „Тексако“ ясно показало, как мало значила на первых порах эта довольно таинственная и странная организация, которая при всей шумихе при ее образовании еще не сумела выполнить своей главной политической задачи – утверждения „суверенности“ природных ресурсов стран‑экспортеров нефти.

Но теперь, в середине семидесятых, все обстояло иначе. Мировой порядок коренным образом изменился. Членов ОПЕК обхаживали, им льстили, их ругали и обвиняли. Для этого были все основания. В основе мировой торговли лежали цены на нефть, и те, кто мог контролировать их, стали новыми хозяевами в мировой экономике. В середине семидесятых в ОПЕК входили все мировые экспортеры нефти, за исключением Советского Союза. От воли ОПЕК зависело, наступит ли инфляция или спад. Они стали новыми международными банкирами. Они устанавливали такой мировой экономический порядок, при котором они бы не ограничивались лишь перераспределением ренты от потребителей к производителям, а полностью перераспределяли и экономическую, и политическую власть. Они становились примером для всех других развивающихся стран, реально влияли на внешнюю политику и даже суверенитет самых могущественных стран мира. Поэтому неудивительно, что один из бывших генеральных секретарей ОПЕК однажды назвал годы с 1974 по 1978 „золотым веком ОПЕК“.

Впрочем, в данном случае давала о себе знать определенная ностальгия. Конечно, в середине семидестых страны ОПЕК действительно полностью приобрели контроль над своими ресурсами. Уже невозникал вопрос о том, кому принадлежит их нефть. Но главным в те годы была ожесточенная борьба не только с потребителями, но и внутри самой ОПЕК за установление цен на нефть. И именно этот вопрос станет главным в экономической и внешней политике целого десятилетия.

 

НЕФТЬ И МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА

Четырехкратное повышение цен на нефть, вызванное арабским нефтяным эмбарго и ощущением полного контроля производителей над ценами, привело к… Однако беспокойство оказалось излишним. Нефтяные экспортеры, внезапно… В огромный бизнес превратились закупки вооружений. Для индустриальных стран Запада срыв поставок в 1973 году и…

САУДОВЦЫ ПРОТИВ ШАХА

Представления под названием „заседания ОПЕК“ превратились к середине семидесятых годов в перворазрядные зрелища. Мир следил за ходом совещаний ОПЕК… На критику в свой адрес в связи с повышением цен экспортеры обычно указывали,… Однако главный вопрос состоял в том, что произойдет в будущем. В 1974–1978 годах страны‑потребители нефти…

ЯМАНИ

 

Во всех маневрах саудовцев всеобщее внимание привлекал один человек – Ахмед Заки Ямани. Для мировой нефтяной промышленности, политиков и государственных деятелей, для журналистов и вообще для всего мира Ямани стал представителем и, по сути дела, символом новой эры – эры нефти. Его лицо с огромными ясными, казалось, немигающими глазами, подстриженной, слегка вьющейся ван‑дейковской бородкой было знакомо всему миру. Но мировое общественное мнение, стремясь к упрощению и постоянному поиску главных действующих лиц, а также не зная непрозрачную политическую структуру Саудовской Аравии, не всегда понимало его роль и приписывало ему большую власть, чем у него в действительности была. Ведь в конечном счете он был лишь представителем Саудовской Аравии, хотя и чрезвычайно значительным. У него не было власти диктовать или единолично определять саудовскую политику, онмог лишь ее оформлять. Его стиль в дипломатии, блестящие способности аналитика и искусство вести переговоры, умение общаться с прессой – все это давало ему огромное влияние. Его силу укрепляло и время, тот простой факт, что он находился у истоков власти более длительный период, чем кто‑либо другой.

Хотя Ямани часто называли „шейхом“, в данном случае этот титул был почетным, данью уважения к выдающимся деятелям незнатного происхождения, одним из которых он был. По происхождению Ямани был хиджази, горожанин из района более светского торгового побережья Красного моря в провинции Хид‑жаз. Северная часть Саудовской Аравии, провинция Неджд, в отличие от Хиджа‑за была более изолированной от мира и состояла из разбросанных в пустыне княжеств, которые в свое время обеспечили поддержку Ибн Сауду и которые считали своим центром Эр‑Рияд. Ямани родился в Мекке в 1930 году, в том самом году, когда Сент‑Джон Филби убедил короля Ибн Сауда, что единственный выход из тяжелейшего финансового положения королевства – дать разрешение на разведку нефти и других полезных ископаемых. В детстве Ямани по улицам Мекки ходили верблюды, а вечерами читать он мог либо дома при свете керосиновой лампы, либо отправляясь в мечеть, где было проведено электричество.

И его дед, и его отец были религиозными проповедниками и исламскими учеными‑правоведами. Одно время отец Ямани был великим муфтием в Голландской Ост‑Индии и Малайе. Такое сочетание знаний и религиозного рвения определило мировоззрение Ямани и его интеллектуальное развитие. После возвращения отца в Саудовскую Аравию дом семьи в Мекке стал местом сбора его учеников. „Это были в основном известные правоведы, они обсуждали с отцом законы и различные случаи в юридической практике, – позднее говорил Ямани. – Я начал прислушиваться к их спорам и после того, как они уходили, мы с отцом часто засиживались допоздна – он наставлял меня и критиковал мои высказывания“.

Способности Ямани были отмечены еще в школе. Он уехал учиться в Каирский университет, а затем поступил на юридический факультет Нью‑йоркского университета. Окончив его, он провел год, изучая международное право, в Гарвардской школе права. У него выработалось интуитивное понимание психологии Запада, он научился общаться с американцами и чувствовать себя при этом совершенно свободно. Вернувшись в Саудовскую Аравию, он основал первую в стране юридическую контору. Выполняя обязанности советника в различных правительственных учреждениях, он подготовил контракт на предоставление в 1957 году концессии японскому консорциуму „Арабиан ойл“, который вклинился в ряды нефтяных монополий, действующих в Саудовской Аравии.

Ямани выступал также с комментариями по юридическим вопросам в различных газетах. Именно это и привлекло к нему внимание такого важного патрона как молодой принц Фейсал, второй сын короля Ибн Сауда. Фейсал предложил Ямани стать его советником по юридическим вопросам. В 1962 году, когда Фейсал вышел победителем в борьбе за власть со своим братом Саудом, одним из его первых действий было увольнение нефтяного министра, националиста Абдуллы Тарики и назначение на этот пост тридцатидвухлетнего Ямани. Ямани в свою очередь, первым делом положил конец конфронтации Тарики с „Арамко“ и приступил к достижению тех же самых конечных целей – только с большей тонкостью и искусством, а также эффективностью. „Верните нам Тарики, с его демагогией и неистовством, – восклицал один из директоров „Арамко“. – Ямани своей мягкостью и аргументированными доводами прижимает нас к стенке“.

Ко времени объявления в 1973 году нефтяного эмбарго Ямани уже в течение одиннадцати лет был министром нефтяной промышленности и приобрел огромный опыт и мастерство в дипломатии, к тому же он обладал исключительным талантом вести переговоры. Говорил он спокойно, вполголоса, что заставляло оппонентов прислушиваться, стараясь не пропустить ни одного его слова. Он почти никогда не терял самообладания: чем сильнее был его гнев, тем спокойнее он становился. Высокая риторика не была в его стиле. Говоря о чем‑либо, он всегда следовал законам логики, переходя от одного положения к другому, останавливаясь на каждом ровно столько, сколько было необходимо, чтобы выделить его суть, связи, императивы и последствия. Все сказанное становилось настолько просто и предельно убедительно, настолько поразительно очевидно и неоспоримо, что только сумасшедший или полный идиот мог с ним не согласиться. Такой метод изложения своей позиции действовал гипнотически, зачаровывая и обезоруживая одних и бессильную ярость вызывая у остальных.

Ямани с большим мастерством пользовался своей почти мистической силой, умением выжидать и своим немигающим взглядом. В нужных случаях он просто смотрел на собеседника, не произнося ни слова и лишь перебирал свои неизменные четки, пока собеседник, осознав свое поражение, не переходил к другой теме. Играя в шахматы, он всегда тщательно обдумывал положение противника и просчитывал свои ходы, которые должны были вывести его на желаемую позицию. Будучи искусным тактиком, мастером маневрирования, как того требовали краткосрочные задачи внутренней и внешней политики Саудовской Аравии, он тем не менее всегда стремился учитывать и долгосрочные перспективы, как это подобало представителю страны с небольшим населением, на долю которой приходилась одна треть всех мировых запасов нефти. „Как в общественной, так и в личной жизни, во всем, что я делаю, я всегда руководствуюсь долгосрочными перспективами, – сказал он однажды. – Как только вы начинаете думать категориями краткосрочных задач, вы уже в беде. Такое мышление – это тактика для достижения лишь ближайших результатов“. На западном мире, по его мнению, лежало проклятие – концентрация мышления на сиюминутных задачах, что являлось неизбежным результатом демократии. По природе Ямани был человеком осторожным, тщательно взвешивавшим каждый свой шаг. „Я не выношу азартных игр, – сказал он в 1976 году, находясь на вершине славы. – Да, я ненавижу их. Игры губят душу. Я никогда не был игроком. Никогда“. В нефтяной политике, утверждал Ямани, он никогда не делал ставку на игру. „Она всегда преднамеренный риск. Я всегда хорошо все просчитываю. И если уж я и иду на риск, это означает, что я предпринял все необходимое для сведения его до минимума. Практически до нуля“.

Личность Ямани вызывала бурную и не всегда однозначную реакцию. Большинство считало, что это блестящий государственный деятель, дипломат высшего класса, прекрасно разбирающийся во всем, что касается нефти, экономики и политики. „Он был превосходным стратегом, – сказал о нем один из тех, с кем он имел дело в течение двадцати пяти лет. – Он никогда не шел напролом к цели. Но никогда и не терял ее из виду“. На Западе Ямани стал воплощением власти ОПЕК и вообще всей той власти, которую дает нефть. Для многих западных лидеров он был разумным и влиятельным партнером в диалоге и притом самым знающим. Для многих представителей общественного мнения он был самым заметным, и поэтому подвергался критике и насмешкам больше всех других представителей стран‑экспортеров. В самой ОПЕК и в арабском мире некоторые ненавидели его, либо завидуя его известности и славе, либо считая, что он слишком близко стоит к Западу, либо же просто думая, что ему оказывают слишком большое внимание и уважение. Завистливые соперники и критики говорили, что его „переоценивают“. Одного из директоров“ Арамко“, часто имевшего с ним дело, больше всего другого поражала в нем способность сохранять „нарочитое спокойствие“.

В высказывании Киссинджера, который также часто встречался с Ямани, сквозили скрытое оскорбление и явная неприязнь: „Он казался мне исключительно сообразительным и знающим; он мог говорить со знанием дела на многие темы, в том числе и из области социологии и психологии. По своему происхождению он не мог в то время занять в своей стране место политического лидера – это была прерогатива принцев – а по своему таланту – вести жизнь рядового чиновника. Он выдвинулся на посту настолько существенном, насколько он был периферийным в осуществлении реальной политической власти в самом королевстве. Он стал преимущественно техническим исполнителем“.

Ямани был во всем человеком Фейсала, преданным королю, выбравшему его из всех остальных. Король в свою очередь относился к нему как к любимому протеже и награждал огромными земельными владениями, стоимость которых во время нефтяного бума колоссально возросла и которые являлись основой личного состояния Ямани. Близкие и доверительные отношения с королем обеспечивали Ямани полную свободу действий, хотя в конечном счете всегда под контролем Фейсала и всегда в пределах, определенных королевской семьей, в которой наиболее важным членом, после самого короля, когда речь шла о нефтяной политике, был его сводный брат, принц Фахд.

В марте 1975 года Ямани сопровождал нефтяного министра Кувейта на аудиенцию с королем Фейсалом. Вместе со всеми в небольшой тронный зал вошел и один из племянников Фейсала, и когда кувейтянин склонился перед королем, он выступил вперед и выстрелил несколько раз Фейсалу в голову, убив его практически мгновенно. Одни говорили, что это была месть за брата, который десять лет назад в знак протеста против введения в стране телевидения возглавил нападение фундаменталистов на телестудию и был убит. Другие считали, что этот молодой человек попал под пагубное влияние крайне левых. Третьи, что он был просто психически ненормален, что еще студентом в штате Колорадо, в США он обвинялся в продаже ЛСД и в момент убийства находился под влиянием наркотиков.

А в декабре того же года международный террорист Карлос, хорошо известный фанатик‑марксист из Венесуэлы, во главе группы из пяти человек совершил террористический акт в здании на Карл Люгер‑Ринг, где проходило совещание министров стран ОПЕК. В первые же минуты три человека были убиты, а остальные взяты в заложники. Террористы вывезли их сначала в Алжир, затем переправили в Триполи, затем снова в Алжир, ни на минуту не прекращая угроз покончить с ними. Снова и снова они повторяли, что двое из нихуже давно приговорены к смерти: иранский нефтяной министр Джамшид Аму‑зегар и Ямани – их главная цель и добыча. Во время перелетов Ямани в ожидании смерти лишь перебирал свои четки, произнося про себя суры Корана. Через сорок восемь часов после нападения в Вене испытание смертью закончилось, исполнение смертного приговора было отложено – заложников освободили, в том числе и Ямани. Некоторые считали, что какая‑то группировка одного из арабских правительств помогала террористам и, возможно, даже обещала им крупную сумму в качестве награды.

После событий 1975 года Ямани по вполне понятным причинам стали преследовать вопросы обеспечения безопасности. После убийства Фейсала у него уже не было той свободы действий, которой он пользовался прежде. Преемником Фейсала стал его сводный брат Халид, не производивший впечатление сильного короля и к тому же у него было больное сердце. Фахд стал наследным принцем и заместителем премьер‑министра. Он был главным лицом, определявшим нефтяную политику, и теперь ему подчинялся Ямани. Для внешнего мира Ямани по‑прежнему оставался фигурой номер один, но в Саудовской Аравии такой фигурой был осторожный и предусмотрительный принц Фахд – ему принадлежало последнее слово в политике. В своих официальных выступлениях Фахд давал ясно понять, что несогласие с повышением цен на нефть было позицией не только одного Ямани, а всей саудовской политики. Дальнейшее повышение цен, заявлял он, приведет к „экономическому бедствию“. В 1977 году на официальной встрече с президентом Картером в Вашингтоне Фахд пошел настолько далеко, что настойчиво убеждал американского президента оказать давление на две другие страны ОПЕК – Иран и Венесуэлу – чтобы не допустить дальнейшего повышения цен.

Временами политика саудовцев вызывала ярость других экспортеров и град злобных нападок, которые осторожно направлялись в адрес Ямани и не затрагивали королевскую семью. „Если вы послушаете иранское радио или почитаете иранские газеты, вы узнаете, что я – это сам дьявол“, – вздыхая, говорил Ямани. Одна из ведущих газет в Тегеране называла Ямани „марионеткой в руках капиталистических кругов и предателем не только своего короля и своей страны, но и всего „третьего мира“, в том числе и арабского“. А министр нефтяной промышленности Ирака заявил, что Ямани состоит „на службе у империализма и сионизма“. На такие высказывания невозмутимый Ямани обычно отвечал своей загадочной улыбкой и пристальным взглядом немигающих глаз.

 

АМЕРИКАНСКАЯ СТРАТЕГИЯ

Независимо от борьбы внутри ОПЕК, позиции Эр‑Рияда и Вашингтона по ценовому вопросу были одинаковы. При администрациях Никсона, Форда и… Главной задачей Вашингтона было обеспечение стабильности, и он решительно… Использовались и другие, менее явные подходы. Стремясь установить предел росту цен и обеспечить дополнительные…

ВЕНЕСУЭЛА: КОШКА СДОХЛА

Огромные концессии в Венесуэле также доживали свои последние дни. В начале семидесятых годов годов дальнейший ход событий уже не вызывал сомнения.… К 1972 году уже был принят ряд законов и указов, предоставлявших правительству… Вскоре последовали два раунда переговоров. Один – с международными компаниями „Экссон“ и „Шелл“, затем с „Галф“ и…

САУДОВСКАЯ АРАВИЯ: ЛИКВИДАЦИЯ КОНЦЕССИИ

Теперь осталась лишь крупнейшая из всех прежних концессий – „Арамко“ в Саудовской Аравии. Со времени трудного для Саудовской Аравии периода в начале… Однако чтобы принцип стал реальностью, потребовалось полтора года, которые… Наконец в Эр‑Рияде весенней ночью 1976 года в апартаментах Ямани в отеле „Эль‑Ямама“ они пришли к…

ГЛАВА 32. АДАПТАЦИЯ

 

Означал ли конец потока дешевой нефти печальный финал эры углеводородного человека? Хватит ли у него денег, чтобы покупать нефть для своих машин и для обеспечения всех тех материальных благ, которыми он так дорожил в своей повседневной жизни? В пятидесятые и шестидесятые годы дешевая и безотказно поступавшая нефть обеспечивала экономический рост и таким образом косвенно способствовала сохранению социального мира. Теперь высокие цены и ненадежность поставок, по‑видимому, замедлят или даже остановят его. Никто не знал, как это скажется на социальной сфере и в политике. Тем не менее перспективы вырисовывались мрачные. Печальные десятилетия между двумя мировыми войнами показали, насколько важна роль экономического роста в жизнеспособности демократических институтов. Ранее экспортеры нефти жаловались, что нефть ущемляет их суверенитет. После 1973 года об этом говорили уже индустриальные страны: их власть ослабевала и подвергалась нападкам, возникала угроза безопасности, возможности внешней политики были ограничены. В глобальной политике сама суть власти, казалось, была размыта в результате ее полного сращивания с нефтяным бизнесом. Неудивительно, что все семидесятые годы для человека углеводородной эры и для всего мира в целом стали временем озлобленности, тревоги, напряженности и устойчивого пессимизма.

Тем не менее человек углеводородной эры не хотел так легко расставаться с благополучием послевоенного периода, и новая реальность вызвала к жизни процесс широкомасштабной адаптации. Международное энергетическое агентство (МЭА) не превратилось в инструмент конфронтации, как предсказывали французы, а, наоборот, скорее стало средством координации между западными странами и ориентирования их энергетической политики в одном направлении. Были разработаны механизмы действия программы распределения энергоносителей на случай чрезвычайного положения, а также планы создания контролируемых правительствами стратегических резервов нефти для восполнения нехватки при срыве поставок. Помимо этого МЭА стала и платформой для дискуссий по оценке политики государств и по научно‑исследовательским разработкам в области обычных и новых энергоносителей.

В середине семидесятых годов главная цель западного мира сводилась, как выразился Киссинджер, к изменению тех „объективных условий“ рынка, на основе которых складывалась власть нефти – т. е. баланса спроса и предложения и полной зависимости промышленных экономик от нефти. В ответ на возросшие цены и необходимость обеспечить безопасность практически все индустриальные страны начали проводить энергетическую политику, направленную на сокращение зависимости от импорта нефти. Стремясь изменить эти „объективные условия“, каждая из главных стран‑потребителей, в зависимости от своей политической культуры и своих особенностей, пошла по собственному, характерному для нее пути: японцы нашли консенсус между общественными и частными интересами; французы – использовали традицию государственного регулирования; а Соединенные Штаты начали свои обычные политические дебаты, в которых отражались интересы различных групп влияния. Однако при всех этих различиях, элементы, необходимые для отпора новой нефтяной власти, были одни и те же: использование альтернативных энергоносителей, поиски других источников нефти и энергосбережение.

 

ОТВЕТ СТРАН

После паники и шока, последовавшими за нефтяным эмбарго, Япония приступила к подготовке ответных мер. Министерство международной торговли и… Ожесточенная борьба развернулась в Японии за лидерство в принятии решений по… Однако ни одна из этих мер не была столь целеустремленной и не принесла столь быстрых результатов как объединенные…

ГОДЫ БУМА

К концу 1978 года во всем мире, включая Соединенные Штаты, начали ощущаться результаты политики, принятой после введения эмбарго. Однако первая… Помимо этого, нефтяные компании начали широко вкладывать средства в различные,…  

НОВЫЕ РЕЗЕРВЫ: АЛЯСКА И МЕКСИКА

На протяжении семидесятых годов на мировом нефтяном рынке по‑прежнему доминировала ОПЕК. В 1973 году на ее долю приходилось 65 процентов общей… Введение эмбарго и вызванные им чрезвычайные обстоятельства послужили сигналом… В Мексике после ожесточенной битвы за национализацию в конце тридцатых годов нефтяная промышленность обратилась к…

СЕВЕРНОЕ МОРЕ: САМАЯ КРУПНАЯ ИЗ ВСЕХ ИГР

Многие столетия Северное море находилось в распоряжении моряков. В Средние века здесь ловили сельдь, что было для Европы большим бизнесом, а в более… На североморских берегах еще с двадцатых годов начали бурить скважины… Среди них была и компания „Филлипс петролеум“ из Бартлсвила в штате Оклахома. Ее интерес к этому району возник в 1962…

ГЛАВА 33. ВТОРОЙ ШАГ: СНОВА ПАНИКА

 

Через неделю после отъезда Джимми Картера из Ирана одна из тегеранских газет опубликовала статью с резкими нападками на непримиримого противника шаха, пожилого шиитского священнослужителя аятоллу Рухоллу Хомейни, находившегося в то время в изгнании в Ираке. Статья была анонимной, но по всему было видно, что написал ее один из должностных лиц шахского режима. По‑видимому, визит Картера придал уверенности шахскому правительству. Статья, несомненно, явилась результатом все большего раздражения резкими нападками самого Хомейни на шаха и его правительство, тайно распространявшимися на кассетах по всему Ирану.

Враждебность между монаршим домом Ирана и фундаменталистами доминирующего в стране течения ислама восходила еще к временам отчаянной борьбы за власть шаха Реза с шиитским духовенством в двадцатые и тридцатые годы и была частью более широкой борьбы между светскими и религиозными силами. Но статья в газете от 7 января 1978 года положила начало совершенно новому этапу в этой борьбе.

 

КРАХ ИЛЛЮЗИЙ И ОППОЗИЦИЯ

В середине семидесятых годов стало ясно, что Иран не в состоянии поглотить поступавший в страну огромный приток нефтяных доходов. Нефтедоллары… Беспорядочно проводимая шахским режимом модернизация истощила терпение иранцев… Режим Пехлеви он уже многие годы считал коррумпированным и незаконным. Но активную политическую деятельность начал…

ПОСЛЕДНИЙ ЧЕЛОВЕК ЗАПАДА ПОКИДАЕТ ИРАН

Однако „Поля“ покинули не все нефтяники. Человек двадцать были оставлены, чтобы создавать фикцию юридического присутствия „Оско“ на тот случай, если… Ослабевшего и едва передвигавшего ноги по больничному коридору Гилберта… Другого выбора не было. Уставший и ослабевший, с двумя сумками в руках, он поплелся по пыльной дороге. Через пару…

ПАНИКА

 

Место старого, свергнутого режима в Иране занял новый, хотя и неуверенно: начиналась острая борьба за власть. А от Ирана, словно эпицентра землетрясения гигантской силы, по всему миру прокатилась сейсмическая волна, захватившая всех, не обойдя стороной никого и ничто. Когда два года спустя она, растратив силу, сошла на нет, уцелевшие, оглядевшись вокруг, обнаружили, что их вынесло в совершенно другое пространство. Все было иным: изменились все отношения и связи. Эта волна принесла и второй нефтяной шок, подняв цены с 13 до 34 долларов за баррель, и коренные перемены не только в мировой нефтяной промышленности, но и во второй раз в течение менее одного десятилетия в мировой экономике и геополитике. Новый нефтяной шок прошел через несколько стадий. Первая растянулась с конца декабря 1978 года, с прекращением импорта нефти из Ирана, до осени 1979 года. Потери после прекращения нефтедобычи в Иране были частично возмещены ее ростом в других странах. К концу 1978 года Саудовская Аравия повысила объем нефтедобычи от установленного ею самой потолка в 8,5 миллиона баррелей в день до 10,5 миллионов. В первом квартале 1979 года ее нефтедобыча сократилась до 10,1 миллиона баррелей, но все же это было выше прежнего потолка в 8,5 млн. Увеличили нефтедобычу и другие страны ОПЕК. В критические первые три месяца 1979 года суммарное производство нефти в капиталистическом мире было примерно на 2 миллиона баррелей в день меньше, чем в последнем квартале 1978 года.

Неудивительно, что возникла фактическая нехватка нефти, ведь Иран был вторым в мире крупнейшим экспортером. Однако при мировом спросе 50 миллионов баррелей в день, она составляла не более 4‑5 процентов. Почему же потеря поставок в 4‑5 процентов привела к повышению цен на 150 процентов? Причиной была паника, вызванная целым рядом обстоятельств. Во‑первых, произошел очевидный рост потребления нефти, что сразу же сказалось на рынке. Оживление спроса на нефть началось в 1976 году, а влияние энергосбережения и объема нефтедобычи в странах, не входивших в ОПЕК, было пока неясным, и убеждение, что спрос будет продолжать расти, стойко держалось.

Вторым фактором был разрыв контрактных соглашений внутри нефтяной промышленности, явившийся результатом революции в Иране. Несмотря на прежние серьезные потрясения интеграция в нефтяной промышленности сохранилась. Однако связи определялись уже не формальным видом собственности, а более свободно строились на основе долгосрочных контрактов. Иранские события ударили по нефтяным компаниям неравномерно – здесь сыграла роль степень зависимости от Ирана – и привели к срыву контрактного потока поставок. В результате на рынок бросились в огромном числе новые покупатели, стремившиеся восполнить недополученные баррели. Все они ни перед чем не останавливались, опасаясь быть захваченными врасплох. Это был реальный конец классической интеграции в нефтяной промышленности. Связи между вертикалью – разведкой и добычей – и горизонталью, то есть переработкой и сбытом, были наконец разрублены. Что ранее было периферией, рынком наличного товара, стало центром. И то, что считалось в определенной степени неблаговидной деятельностью, спекуляции, стало теперь главным занятием.

Третьим фактором была противоречивая и несогласованная политика стран‑потребителей. Международная программа обеспечения надежной системы энергоснабжения, выдвинутая Киссинджером на вашингтонской конференции по энергетике в 1974 году, находилась все еще в стадии становления, и многие ее аспекты пока не были проверены. Действия правительств, исходивших из своих внутренних соображений, рассматривались как главные шаги во внешней политике и увеличивали нажим и напряженность на мировом рынке. И если правительства и обещали предпринимать совместные действия для сдерживания роста цен, на аукционах нефтяные компании этих стран лихорадочно их набавляли.

В– четвертых, перемены дали экспортерам возможность получить дополнительные прибыли, причем чрезвычайно высокие, и снова утвердить свою властьи влияние на мировой арене. Большинство экспортеров, хотя и не все, при любой возможности продолжали взвинчивать цены, а некоторые манипулировали нерегулярностью поставок, создавая еще больший ажиотаж на рынке и получая дополнительные доходы.

И, наконец, просто сказывалась сила и власть эмоций. Неопределенность, беспокойство, смятение, страх, пессимизм – все эти настроения определяли действия и управляли ими во время паники. Впоследствии, когда были просчитаны все итоги, проведен анализ спроса и предложения, выявилась вся иррациональность этих эмоций: для них не было основания. Впрочем, в то время основания представлялись реальными. И если казалось, что вся мировая нефтяная система распалась, она все же не вышла из‑под контроля. И что значительно подстегивало эмоции, так это убеждение, что обещанное сбылось. Нефтяной кризис, ожидавшийся в середине восьмидесятых, наступил в 1979 году – вторая фаза потрясений, возникших в 1973 – 1974 годах. Что это был не временный срыв, а ранний приход более глубокого нефтяного кризиса, который означал перманентно высокие цены. И кроме того, не было ответа на вопрос о том, как далеко распространится влияние иранской революции. В свое время волны Французской революции прокатились через всю Европу вплоть до самых ворот Москвы прежде, чем они растеряли свою силу. Затронет ли волна иранской революции близлежащий Кувейт, дойдет ли до Эр‑Рияда, Каира, а, может быть, распространится и дальше? Религиозный фундаментализм, помноженный на бешеный национализм, захватил западный мир врасплох. Хотя все это было еще необъяснимо и непостижимо, одна из движущих сил была очевидна: неприятие Запада и всего современного мира. Осознание этого порождало ледяной всепроницающий страх.

Покупатели, ошеломленные развертывавшейся картиной и опасавшиеся повторения 1973 года, неумышленно усугубили нехватку, панически создавая запасы – точно так же, как они делали в 1973 году. Мировая нефтяная промышленность на любой день располагает запасами в миллиарды баррелей нефти, находящимися в хранилищах. В обычных условиях они необходимы для бесперебойной работы той капиталоемкой „машины“, которая обслуживает всю цепочку, начиная от нефтеносного месторождения и до бензоколонки. Для прохождения всего пути – от скважины в Персидском заливе, через системы очистки, переработки, сбыта и до поступления в подземные ёмкости на бензоколонке – одному баррелю нефти требуется девяносто дней. Задержка на каком‑либо одном этапе в этой цепи сама по себе обходилась дорого и могла также вывести из строя другие звенья системы. Так что запасы были главным фактором в постоянном обеспечении спроса и в гладком функционировании системы. Но помимо этого главного запаса, промышленность поддерживала резервный запас, как бы на „черный день“. На случай неожиданных изменений в поставках или спросе: скажем, неожиданного роста потребления нефти из‑за волны холода в январе или двухнедельной задержки прибытия танкера из‑за бури, выведшей из строя погрузочные механизмы в Персидском заливе. В таких случаях недостающий объем пополнялся за счет этих резервных запасов.

Конечно, хранение запасов обходилось дорого. Надо было покупать нефть, поддерживать техническое состояние хранилищ, к тому же выводились из оборота денежные средства. Так что компании не были заинтересованы в накопле нии большего объема запасов, чем они считали необходимым, исходя из своего обычного опыта. Если же, по их мнению, из‑за вялости спроса наблюдалась тенденция к снижению цен, они по возможности быстрее сокращали запасы, рассчитывая пополнить их позднее, когда цены будут еще ниже. Именно так нефтяная промышленность поступала в течение почти всего 1978 года при падении цен на рынке. И, в противоположность этому, если компании считали, что цены повысятся, они покупали больше по сегодняшним, пока еще низким, ценам с тем, чтобы завтра им приходилось покупать меньше по более высоким. Так теперь и происходило – с исключительной силой и неистовством во время паники в 1979 и в 1980 годах. По сути дела, компании закупали намного больше сверх ожидавшегося спроса не только из‑за разницы в ценах, но и потому, что они не были уверены, что им удастся получить нефть позднее. И эти лишние закупки, выходившие за рамки реального потребления, в сочетании с накоплением запасов головокружительно вздували цены, то есть происходило именно то, чего компании и потребители стремились избежать в первую очередь. Короче говоря, в панике 1979 – 1980 годов присутствовало само себя исполнявшее пророчество гигантского масштаба. Впрочем, в панических закупках нефтяные компании были не одиноки. В сфере переработки и сбыта промышленники и коммунальные службы также бешено накапливали запасы, страхуя себя от повышения цен и возможной нехватки. Так же поступали и владельцы автомашин. До 1979 года типичный автомобилист западного мира ездил при баке, заполненном лишь на одну четверть. Внезапно обеспокоенный нехваткой бензина, он также стал накапливать запасы, другими словами, его бензобак был теперь наполнен на три четверти. И внезапно, чуть ли не за ночь, из подземных емкостей автозаправочных станций было выбрано напуганными американскими автомобилистами свыше миллиарда галлонов топлива.

Лихорадочная погоня нефтяных компаний за созданием запасов, усиленная потребителями, привела к тому, что „спрос“ сверх фактического потребления возрос дополнительно на 3 миллиона баррелей в день. А при утрате поставок в размере 2 миллиона баррелей в день общая нехватка составила уже 5 миллионов, что было эквивалентно примерно 10 процентам потребления. Итак, вызванные паникой закупки для создания запасов более, чем вдвое увеличили фактическую нехватку и еще больше подстегнули панику. Таков был механизм повышения цен с 13 до 34 долларов за баррель.

 

ФОРС‑МАЖОРНЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

Панику можно было бы сдержать, если бы дефицит распространился на всех поровну. Но этого не произошло. „Бритиш петролеум“ в силу исторически… Итак, костяшки домино начали падать. Другие компании, оставшись без нефти либо… Цепная реакция падения костяшек домино тяжело ударила по Японии. После первого нефтяного кризиса Япония настойчиво…

СХВАТКА И ПОГОНЯ

Здесь открывалась идеальная возможность для экспортеров, и они не замедлили ею воспользоваться. Во‑первых, руководствуясь новыми, непрерывно… Все же в начале марта 1979 года, гораздо скорее, чем ожидалось, на мировые… В конце марта состоялась очередная конференция ОПЕК. Цены на наличную сырую нефть уже поднялись на 30 процентов, на…

НЕФТЬ И АМЕРИКАНСКИЙ ПРЕЗИДЕНТ

Начало конца президентства Джимми Картера было отмечено очередями за бензином. Он был еще одной жертвой иранской революции и потрясений на рынке… Картер, казалось бы, идеально подходил к роли лидера во время паники 1979… В апреле Картер выступил с обращением к стране по вопросам энергетической политики, что только усилило шквал вопросов…

ИГРА В КОШКИ‑МЫШКИ

Летом 1979 года на мировом нефтяном рынке цены при продаже за наличные снизились, но снижение было незначительным. Некоторые страны ОПЕК продолжали… Тем временем в обстановке неопределенности и страха перед будущим погоня за… Как и при любой панике, важную роль играла информация – вернее, ее отсутствие. При наличии своевременных, достоверных…

БАЗАР

 

Растущие цены на нефть стали на многие месяцы предметом постоянного внимания президентов и премьер‑министров, так же как и пищей для первых страниц газет. Они были предметом чрезвычайной тревоги и для лидеров Саудовской Аравии. Теперь саудовское руководство снова тревожили и потеря контроля над рынком, и тот факт, что он, по‑видимому, перешел в руки таких воинствующих и неуступчивых соперников как Ливия и Иран. Саудовцы считали, что бешеный рост цен приведет к спаду в мировой экономике, вызовет кризис и даже крах и, следовательно, угрожает их собственному благополучию. Времена, когда будущее экономики Саудовской Аравии определялось числом приходивших в Мекку паломников, были давно позади. Главным теперь для Эр‑Рияда были „уровни роста“ – мировых процентов, курсов обмена валют, инфляции, экономического спада. Саудовцы опасались, что их положение покачнется и по другой причине: постоянное повышение цен ликвидирует доверие потребителей к их нефти и, таким образом, будет стимулировать давнишнюю конкуренцию с нефтью ОПЕК, а также широкомасштабную разработку альтернативных энергоносителей. Особенно опасно это было для страны с огромными нефтяными ресурсами, рассчитывавшей жить на доходы от них и в двадцать первом столетии.

В свете такой перспективы саудовцы усилили нажим. Ямани, выступая за необходимость энергосбережения, которое должно остановить рост цен, стал больше походить на ястреба, чем любой западный лидер. Саудовцы пытались, даже если это и означало отказ от определенной части доходов, удержать свои официальные цены на прежнем уровне, по крайней мере, в сравнении с теми ценами, которые запрашивали другие экспортеры. С этой целью они продолжали увеличивать нефтедобычу: лишний объем поставок должен был привести к снижению цен. Но результаты не торопились проявляться. „Мы теряем контроль надо всем, – с болью заявил Ямани в середине октября 1979 года после нового повышения цен Ливией и Ираном. – Это вызывает у нас чувство глубокой неудовлетворенности. Мы не хотели бы, чтобы процесс шел подобным образом“. Затем спустя несколько недель начался кризис с заложниками. Рынок, находившийся в состоянии возбуждения и нервозности, отреагировал новыми скачками цен, несмотря на контрмеры саудовцев. Была ли надежда на какую‑либо стабилизацию? Все взгляды устремились к 55‑й сессии ОПЕК, которая должна была состояться в Каракасе в декабре 1979 года.

В сороковые годы, когда Хуан Перес Альфонсо только что стал министром нефтяной промышленности Венесуэлы, холм на южной стороне Каракаса был плантацией сахарного тростника. Теперь здесь стоял „Таманако“ – разросшийся международный отель с более старым боковым крылом и новыми пристройками и грандиозным открытым плавательным бассейном – монумент, свидетельствующий о развитии нефтяной промышленности Венесуэлы. Здесь обычно останавливались люди, занимающиеся в Каракасе нефтяным бизнесом, и здесь теперь собрались на совещание министры стран ОПЕК. Перед ними стоял вопрос, – как снова унифицировать ценовую структуру ОПЕК, в которой сейчас отсутствовала какая‑либо согласованность. Официальная цена Саудовской Аравии составляла 18 долларов за баррель, цены других стран поднимались до 28 долларов а цены на рынке наличного товара колебались между 40 и 50 долларами. До начала совещания саудовцы объявили, что они повысят свою цену на 6 долларов, то есть до 24 долларов, с тем, чтобы другие экспортеры понизили свои цены до этого уровня. Но это вряд ли могло произойти: иранцы незамедлительно подняли цену еще на 5 долларов. И теперь снова, как это происходило с пятидесятых годов, самая ожесточенная схватка развернулась между Саудовской Аравией и Ираном.

Большую часть этого года саудовцы неуклонно производили дополнительный объем нефти с тем, чтобы противостоять повышению цен. В 1979 году нефтедобыча ОПЕК снова возросла до 31 миллиона баррелей в день, что даже при прекращении добычи в Иране было на 3 миллиона баррелей выше, чем в 1978 году. Куда уходил дополнительный объем нефти? Не на фактическое потребление, в чем Ямани был уверен, а на запасы компаний, опасавшихся, что поставки в дальнейшем будут снова прерваны. В какой‑то момент излишки запасов поступали на рынок, сбивая цены. „Политические решения не могут перманентно отрицать установленные свыше законы спроса и предложения, – позднее пояснял Ямани. – С повышением цен спрос идет вниз, это же ясно, это – азбучная истина“.

В „Таманако“ Ямани поселился в президентских апартаментах на последнем этаже, освобожденных по его просьбе нефтяным министром Венесуэлы, и начал кампанию за принятие своей точки зрения. Переговоры нефтяных министров в апартаментах Ямани стали настоящим марафоном. Ямани предупредил министров об опасности, как он ее себе представлял: они действуют вопреки собственным интересам, уже налицо признаки ослабления спроса, дальнейшее повышение цен приведет к „катастрофе в мировой экономике“. Несколько министров согласились с ним, большинство же – нет. Когда Ямани сказал, что спрос на нефть стран ОПЕК катастрофически упадет, и им придется сократить нефтедобычу, чтобы защитить цены, и что в дальнейшем цены в любом случае резко снизятся, они подняли его на смех. Один из министров сказал, что Ямани, должно быть, шутит, другой, – что он явно набрался наркотиков. Целых одиннадцать часов в апартаментах Ямани шел спор, но никакого соглашения выработано так и не было. Никакой официальной цены вообще не существует, подытоживая, сказал Ямани, ОПЕК и нефтяной рынок превратились в базар. Он также предупредил других производителей, что „на рынке скоро будет море нефти“. Падение цен было не за горами.

Однако экспортеры проигнорировали это предостережение: они верили в то, что говорили. „Видит бог, излишка нефти не будет, и цены не упадут“, – словно припев повторял министр нефтяной промышленности Ирана. Большинство экспортеров полагали, что спрос настолько устойчив, что они могут диктовать любые цены. И они продемонстрировали свою самоуверенность сразу же после совещания: Ливия, Алжир и Нигерия снова повысили цены. Их примеру последовали другие.

Совещание в Каракасе в те последние дни бурного 1979 года показало, чтоэкспортеры утратили связь с реальностями рынка. Спрос действительно падал, разрабатывались новые месторождения, паника закупок постепенно стихала, запасы росли, на рынке наличного товара снижались цены. К тому же саудовцы неуклонно наращивали излишний объем нефтедобычи. Другие производители, однако, продолжали взвинчивать цены, хотя некоторые из них все же сократили добычу, что способствовало тенденции повышения цен. Теперь говорили о „мини‑завале“ нефти, но это было больше, чем компенсация в условиях события, названного новой „мини‑паникой“. В условиях кризиса с заложниками Вашингтон стремился привлечь страны Западной Европы и Японию на свою сторону и при их участии расширить эмбарго, то есть санкции против Ирана. И эти усилия Вашингтона лишь еще более обострили нервозность рынка.

Затем в апреле 1980 года растерянная вконец администрация Картера, пытаясь найти выход из тупиковой ситуации, предприняла военную операцию по освобождению заложников. Восемь вертолетов, взлетев с авианосца „Нимиц“, направились в пустынное место в Иране, получившее кодовое название „пустыня номер один“. Там под покровом темноты им предстояло ожидать шесть самолетов С‑130. Тяжелые транспортные самолеты должны были дозаправить вертолеты, а также доставить группы захвата, которые на вертолетах направятся в Тегеран. Они захватят американское посольство, освободят заложников и доставят их на аэродром вблизи Тегерана, безопасность которого будут обеспечивать американские военно‑воздушные силы.

Таков был план. Но на пути к месту встречи с транспортными самолетами у одного вертолета возникли навигационные проблемы, у другого выявились технические неполадки. Затем среди ночи возле стоявших вертолетов проехали три иранские автомашины, в том числе автобус с 44 пассажирами, которые, естественно, обнаружили вертолеты. В слепящей песчаной буре один из оставшихся вертолетов столкнулся с самолетом С‑130 и загорелся, при этом погибли несколько американских военнослужащих. Теперь оставалось только пять вертолетов, для выполнения операции требовалось как минимум шесть. По прямому приказу Картера операция была отменена. О ее провале моментально стало известно, и средства массовой информации всего мира расписывали его во всех подробностях. После этого иранцы, на тот случай, если Соединенные Штаты снова предпримут попытку освободить заложников, разместили их в городе по разным домам. Сам факт операции и ее позорный провал серьезно обострили напряженность на рынке. В добавление к этому, объем иранской нефтедобычи снова упал, и все вместе взятое положило начало новому витку панических закупок нефти. В нефтяных компаниях снова воцарилась тревога по поводу уязвимости поставок и возможности новых неприятностей, и они в качестве „страховки“ продолжили накапливать запасы.

Общая перспектива на будущее была мрачной. Согласно общему мнению о состоянии рынка, „мини‑завал“ к весне 1981 года должен был иссякнуть. Комитет ОПЕК по долгосрочной стратегии выступил с планом, предполагавшим 10 – 15‑процентное повышение цен на нефть, начиная от ее текущей цены, что означало 60 долларов за баррель по истечении пяти лет. Учитывая мрачность сложившейся ситуации, сомневаться в том, что так и произойдет, вряд ли стоило. Через пять дней после провала попытки освобождения заложников директор Центрального разведывательного управления, давая показания в одном из сенатских комитетов, сказал: „В политическом плане главное сейчас то, насколько ожесточенной станет борьба за поставки энергоносителей“. „Нефть и упадок Запада“ – так суммировал общее мрачное настроение летом 1980 года заголовок статьи в „Форин афферс“.

В июне 1980 года страны ОПЕК снова собрались на совещание в Алжире. Саудовцы, теперь поддерживаемые Кувейтом, снова попытались положить конец базару на нефтяном рынке и унифицировать цены – и снова безуспешно. Средняя цена на нефть теперь была 32 доллара за баррель, почти в три раза выше, чем полтора года назад. Именно в это время, сидя в кофейне алжирской гостиницы, непонятый большинством делегатов и все еще размышлявший об „установленных свыше законах спроса и предложения“ Ямани поделился со своим другом одолевавшими его мыслями. „Они слишком жадны, слишком жадны, – сказал он. – И за это они жестоко поплатятся“.

Действительно, спрос, как и предупреждал Ямани, сократился, и цены на нефтяном рынке снова начинали понижаться. Наблюдая за тенденциями рынка летом 1980 года, можно было ожидать, что прогнозы Ямани в Алжире, по всей вероятности, скоро оправдаются. Запасы были слишком велики, признаки экономического спада уже появились, в странах‑потребителях цены на нефтепродукты и спрос на них падали, а излишки запасов все росли. Компании предпочитали хранить нефть даже в супертанкерах, как бы дорого это ни обходилось, а не продавать ее с убытком на рынке. Теперь наступила очередь покупателей отказываться от контрактов, и спрос на нефть ОПЕК сокращался. Действительно, в середине сентября ряд стран ОПЕК, чтобы сохранить стабильность, добровольно согласились сократить нефтедобычу на 10 процентов.

Тем временем приближалась 20‑я годовщина создания ОПЕК. За два десятилетия из какой‑то незаметной группы эта организация превратилась в колосса мировой экономики, и к саммиту ОПЕК в ноябре готовились грандиозные торжества. В преддверии их специальный комитет уже разрабатывал планы их проведения. Готовилось издание книги по официальной истории организации, а также снимался фильм. На великое торжество, которое должно было состояться в Багдаде, где в 1960 году была создана ОПЕК, предполагалось пригласить полторы тысячи журналистов. Утром 22 сентября 1980 года министры нефти, финансов и иностранных дел стран ОПЕК собрались в бывшей резиденции Габсбургов в Вене, чтобы продолжить планирование багдадского торжества. Но через несколько минут в зале вдруг возникло какое‑то замешательство, и в обстановке почти полной растерянности началось закрытое совещание.

В Багдаде был уже подготовлен план совершенно другого события.

 

ВТОРАЯ БИТВА ЗА КАДИСИЮ: ИРАК ПРОТИВ ИРАНА

В тот день, когда министры готовились открыть заседание в Вене, военные самолеты Ирака без какого‑либо предупреждения наносили бомбовые удары… Пограничные инциденты и стычки между Ираком и Ираном происходили задолго до 22…  

ТУПИК

 

Война вызвала новое обострение на нефтяном рынке. На второй день, 23 сентября 1980 года, иракские военные самолеты начали массированные бомбардировки иранского нефтеперерабатывающего комплекса в Абадане, самого большого в мире, которые продолжались в следующем месяце и вызвали серьезные разрушения. Бомбардировкам подверглись также и все иранские порты, и нефтяные центры. Проведенное Ираном контрнаступление полностью лишило Ирак возможности экспортировать нефть через Персидский залив. В свое время Иран убедил Сирию, где у власти находилась соперничавшая ветвь партии Баас, перекрыть иракский экспорт по трубопроводам через Сирию, что оставляло Ираку только один трубопровод через Турцию, имевший ограниченные возможности. В результате войны иранский экспорт нефти сократился, однако, экспорт Ирака был почти полностью прекращен, на что Хусейн, безусловно, не рассчитывал.

На первой стадии ирано‑иракской войны мировой рынок ежедневно не дополучал почти 4 миллиона баррелей нефти, то есть 15 процентов нефтедобычи стран ОПЕК и 8 процентов потребности западного мира. Цены на рынке наличного товара снова подпрыгнули. Легкие сорта арабской нефти достигли небывалой до того цены – 42 доллара за баррель. Рынком снова стал управлять страх. Был ли это третий шок, следующая стадия крушения Ближнего Востока и его нефтяной промышленности? Потеряет ли Ирак свое место в мировом нефтяном балансе? Возобновит ли Иран поставки нефти? Не приведет ли борьба между суннитами и шиитами, другими словами, между арабами и персами, к дестабилизации всего района Персидского залива? Или же следует ожидать еще худшего, если Иран, где численность населения в три раза больше, чем в Ираке, победит и его фундаменталистская антизападная революция проникнет в сердце Ближнего Востока? Задумываясь над этими вопросами и их значением для мировой экономики, можно было проявлять двоякий подход. Первый, безусловно, обещал новые потрясения, второй указывал на обратное направление. Который же из них был более правильным?

Спрос на нефть, несомненно, ослабевал. Объяснялось ли его ослабление экономическим спадом, что означало временное снижение, или же это был результат энергосбережения, влияние которого окажется более долгосрочным. Сокращение деловой активности уже началось. Причиной его послужили и повышение цен, и решимость западных стран бороться с инфляцией, даже если это означало глубокий спад. Но каковы бы ни были причины, спрос явно падал.

Тем временем правительства, усвоив уроки 1979 года и работая в рамках Международного энергетического агентства, убеждали компании не совершать панических закупок, не драться за поставки и не повышать цены. Они предлагали компаниям использовать накопленные запасы. Целью этого шага было внести уверенность: с ситуацией можно справиться, это не повторение 1979 года, нужно проявлять спокойствие и избегать „нежелательных закупок“ (имелась в виду нефть, за которую на аукционах предлагались высокие цены). В призывах МЭА, несомненно, был резон, поскольку на этот раз положение компаний было совершенно иным. Начиная с 1979 года, они расходовали огромные средства на приобретение запасов по любой цене, включая огромное число дополнительных баррелей нефти, намного превышавшее спрос. Все эти лишние баррели ушли не в моторы автомашин, не в топки предприятий и электростанций. Они ушли в хранилища. Великая паника, следуя своей собственной логике, обернулась Великим накоплением запасов, и когда вспыхнула война, нефтехранилища всего мира были наполнены до краев и нефтяные компании фрахтовали супертанкеры, используя их как дополнительные плавающие емкости. Хранение запасов обходилось дорого. И если в какой‑либо спокойный период компаниям предложили бы сделать выбор между покупкой дополнительной нефти и расходованием имевшихся запасов, любая компания скорее всего выбрала бы последнее.

Но ирано– иракская война положила конец робко возвращавшемуся спокойствию, снова вызвала ажиотаж на рынке, и далеко не все компании были склонны, по крайней мере, первоначально, следовать рекомендациям МЭА и воздерживаться от „нежелательных закупок“. „Какую бы сдержанность мы не проявляли, – жаловался в ноябре 1980 года один переработчик, – всегда находится кто‑то, кто готов покупать по более высоким ценам, и кто, таким образом, взвинчивает их“. Вопросом первостепенной важности было, – как с наступлением нового кризиса компании распорядятся своими запасами. В периоды тревоги и неопределенности неизбежной тенденцией было – придержать, посмотреть, что будет дальше. Высокие цены предпочтительнее отсутствия поставок, особенно если расходы на следующий день обещают стать еще выше. Таким образом, многие игроки вновь рыскали по миру в поисках поставок. Среди них были и японские торговые и нефтяные компании – Токио был охвачен страхом, что наступает ситуация, грозящая продолжительным перерывом в поставках. Но японские компании были не одиночки. Исполнительный директор одной американской компании, подытоживая положение, сказал, что расходование запасов „поставит нас позднее в очень серьезное положение“. „Торговые фирмы, – пояснил он, – не могут позволить себе такой шаг. Предложение использовать запасы подразумевает наличие достоверной информации о времени окончания кризиса. Если б я знал, что к июлю нефтедобыча в Иране и Ираке вернется к предвоенному уровню, я бы, несомненно, их расходовал“. Но таких сведений у него не было.

В декабре 1980 года нефтяные министры стран ОПЕК встретились на острове Бали, чтобы снова обсудить вопрос о ценах. Однако прежде чем приступить к обсуждению, предстояло решить один крайне неприятный вопрос. В ноябре иранский министр нефтяной промышленности отправился осмотреть места боев вблизи Абадана. К несчастью, никто не удосужился сообщить ему, что район занят иракцами, и его захватили в плен. ОПЕК или не ОПЕК, иракцы отказывались освободить его. Иранцы были настолько возмущены, что угрожали бойкотировать все заседания ОПЕК. Могло ли в таких условиях начаться заседание?! Заниматься достижением компромисса выпало на долю искусному дипломату, индонезийскому министру нефтяной промышленности Суброто. В зале заседаний делегаты занимали места обычно в алфавитном порядке, и волею судеб Иран и Ирак были обречены сидеть рядом. Сейчас это было бы исключительно неприятно. Суброто нарушил существовавший порядок и посадил между ними Индонезию. Это дало некоторым повод пошутить, что теперь Шатт‑эль‑Араб как главный предмет спора между Ираном и Ираком принадлежит Индонезии. Но только одна проблема была решена, тут же возникла другая. Иранская делегация вошла в зал заседаний, неся большой портрет захваченного министра, который, несмотря ни на что, настаивали они, возглавляет их делегацию, а они лишь следуют его желаниям. Суброто разрешил поставить портрет в кресло для отсутствовавшего министра, чтобы он продолжал, даже при своем отсутствии, если уж не руководить, то вдохновлять членов своей делегации. Итак, послепреодоления еще одной неловкой ситуации, заседание началось. Завершилось оно принятием решения о еще одном повышении цен ОПЕК – до 36 долларов для всех, кроме саудовцев. Да, третий шок, по‑видимому, приближался.

Примерно в то же время, только в другой сторонЗемного шара, в Париже на заседание съехались министры энергетики промышленных стран. Как обычно, Ульф Лантцке, директор МЭА, устроил в своем офисе после ужина неформальную встречу для свободного обсуждения и обмена мнениями перед открытием официального заседания на следующее утро. Настроение присутствовавших было мрачным: усилия МЭА способствовать использованию запасов и не допускать панической скупки большим успехом не увенчались. Представитель МВТП Японии отметил, что выражение „нежелательные закупки“ страдает „неточностью и разные люди понимают его по‑разному“. Ажиотаж в закупках, которым особенно отличались японские торговые компании, стал больным местом в тот „вечер виски и сигар“ и вызвал резкие споры.

Когда время уже приближалось к полуночи, граф Этьен д'Авиньон из Бельгии, хорошо известный энергичный комиссар по делам Европейского сообщества, потерял терпение и, пристально посмотрев на японского представителя, резко сказал: „Если вы не утихомирите свои торговые компании, вам придется забыть о поставках ваших „Тойот“ и „Сони“ в Европу!“ В комнате повисла тишина. Японский представитель молчал, по‑видимому, вникая в значение выпада и обдумывая ответ. „Вы являетесь очень крупным международным служащим“, – наконец произнес он. И это было все, что он сказал.

Но МВТП усилило „административное руководство“ торговыми компаниями. Компании поняли намек и стали проявлять большую сдержанность в закупках. Так же поступили американские и британские компании. Игроки тоже руководствовались на рынке не только политикой правительств. И к концу 1980 года тучи начали понемногу рассеиваться. При высоких запасах спрос резко падал, и цены на рынке понижались. Такое сочетание делало все более экономически невыгодным придерживание запасов, – и использование их вместо дополнительных закупок, как на том настаивала МЭА, росло.

А в мире происходило не только фактическое сокращение потребления, – утраченный объем поставок нефти из Ирана и Ирака восполнялся поставками из других источников. Почти постоянно с конца 1978 года саудовцы качали дополнительные баррели нефти, стремясь задушить непрерывный рост цен и образумить своих собратьев по ОПЕК. „Мы создали море нефти, – однажды сказал Ямани, – и мы хотим, чтобы оно сохранялось, стабилизируя цены“. Саудовцы отнюдь не были намерены допустить, чтобы ирано‑иракская война нарушила их стратегию. В первые же дни сражений они объявили, что повышают нефтедобычу еще на 900 тысяч баррелей в день, до предела устойчивой производительности. Само по себе повышение было эквивалентно почти четверти утраченных объемов из двух воюющих стран. Другие производители ОПЕК тоже повысили нефтедобычу, на рынок также возвращался даже какой‑то объем нефти из Ирана и Ирака. Одновременно росла нефтедобыча в Мексике, Великобритании, Норвегии и в других не входивших в ОПЕК странах, а также на Аляске. Теперь это был уже не „мини‑завал“. При таких обстоятельствах любое нежелание использовать запасы исчезло, необходимость их использования вместо закупок не вызывала сомнений. Покупатели теперь начали выступать противвысоких цен. Не входящие в ОПЕК производители, стремясь увеличить свою долю на рынке, значительно снижали свои официальные цены. Их выгода оборачивалась потерей для ОПЕК, и спрос на нефть ОПЕК падал. В результате нефтедобыча стран ОПЕК в 1981 году была на 27 процентов ниже, чем в 1979 году и самой низкой с 1970 года. Прогнозы Ямани начали наконец сбываться.

Тупиковая ситуация, которая ожидала ОПЕК, приближалась, хотя ни экспортеры ОПЕК, ни нефтяная промышленность, ни западные страны‑потребители не имели никакого представления о том, что лежит впереди. Президентство Картера тоже подошло к концу. Последним унижением Джимми Картера, которому он подвергся со стороны иранцев, было освобождение взятых в американском посольстве заложников на другой день после того, как он покинул пост президента, уступив его Рональду Рейгану, чья жизнерадостная уверенность в себе и в силе Америки оказалась более приемлемой для электората, чем „болезненная нерешительность“ Картера.

Между тем нефтяной рынок все еще реагировал на феноменальный рост цен в семидесятые годы и страхи потребителей за будущее. И экспортеры по‑прежнему никак не хотели признать, что „объективные условия“ рынка действительно меняются. Они не хотели даже думать о снижении цен. Стабильности цен все еще не было, но наконец в октябре 1981 года экспортеры пришли к новому соглашению. Саудовская Аравия поднимала свою цену с 32 до 34 долларов за баррель, другие же согласились снизить с 36 до 34 долларов. Итак, цены были снова унифицированы. Когда же были учтены все изменения, оказалось, что средняя цена на мировом рынке из‑за повышения саудовцев поднялась примерно на один‑два доллара. Для других производителей компромисс означал снижение цены. Однако были и некоторые утешения. Саудовская Аравия согласилась, в качестве одного из условий сделки, вернуться к своему прежнему потолку нефтедобычи в 8,5 миллиона баррелей в день.

Иран и Ирак продолжали вести ожесточенную войну. Однако даже война между двумя наиболее крупными экспортерами только замедляла, но никак не прекращала действие мощных сил, которые были задействованы в результате двух нефтяных потрясений. В 1981 году октябрьское повышение цен ОПЕК было последним, по крайней мере, в течение этого десятилетия. „Установленные свыше законы спроса и предложения“ уже начали действовать, снижая цены, хотя обещанное Ямани грозное возмездие было еще впереди. Это было, как ранее сказал он, ясно, как дважды два.

 

ГЛАВА 35. ПРОСТО ОДИН ИЗ ТОВАРОВ?

 

И один из экономических подъемов прошлого в отрасли, в которой они происходят периодически, не мог сравниться с тем масштабом лихорадки, которая охватила мир с очередной вспышкой энергетического кризиса в конце семидесятых годов. Это был величайший из всех экономических подъемов. После того, как цена подскочила до 34 долларов за баррель, в движение пришли денежные средства, которые превосходили все, что ранее зарабатывалось или расходовалось. Нефтяные компании вкладывали свои доходы в новые разработки. Некоторые брали кредиты в банках, собирали деньги у жаждавших инвесторов и полностью использовали свои ограниченные активы, чтобы участвовать в этой безумной игре. Это был золотой век независимых нефтепромышленников. Они похлопывали друг друга по плечу, приобретали влияние, нанимали все большее число буровых установок и вели разведку на гораздо больших глубинах. Они расходовали и расходовали деньги. Прославляя все это, в самом конце семидесятых годов в эфир вышел сериал „Даллас“, где главным героем был нефтяной магнат без чести и совести Дж. П. Юинг, сменивший симпатичных Клампеттов из сериала „Деревенщина из Беверли‑Хиллс“ и явивший зрителям Соединенных Штатов и всего мира образ независимого американского нефтепромышленника новой эпохи.

Активность в американской нефтяной отрасли достигла поистине головокружительного и беспрецедентного уровня. Бешеные темпы развития привели неизбежно, к тому, что затраты вышли из‑под контроля. Цены на все, связанное с нефтью, повысились. Цены на землю – участки, пригодные для бурения – взлетели вверх. Так же, как и на недвижимость в нефтяных городах – Хьюстоне, Далласе и Денвере. Оплата труда буровой бригады выросла в несколько раз. Зеленых, еще не оперившихся геологов потчевали на славу и платили по 50 тысяч долларов в год за первую в их жизни работу после окончания учебного заведения. Геологи с 20‑тилетним стажем бросали крупные компании, чтобы самим заключать сделки, мечтая в один прекрасный день стать вторым ХЛ.Хантом или вторым Джеем Полом Гетти. Это были годы, когда врачи и дантисты Америки вкладывали свои деньги в предназначенные для поискового бурения фонды. Их убедили, что, если в их портфеле не будет ценных бумаг, их сбережения съест инфляция и растущие цены на нефть.

Существовало мнение, что нефтяная отрасль стоит на опасном краю, как тогда говорилось, „нефтяной горы“, и, подобно летящим с отвесной скалы камням, запасы ее начнут с такой же стремительностью падать. А истощение ресурсов в сочетании с активной позицией ОПЕК будут гарантировать высокие и постоянно растущие цены на становящийся все более редким товар. В результате с помощью инженеров и новых технологий придется искать замену нефти, что в свою очередь установит предел для повышения на нее цен. А это бы означало, что наконец‑то спустя семь десятилетий нефть, спрятанная в массивах западного Склона Скалистых гор в штатах Колорадо и Юта, появилась бы на рынке, как это обещалось всякий раз, когда добыча нефти в мире угрожающе сокращалась. Именно это предлагал сделать в 1979 году президент Картер для решения энергетических проблем страны.

Некоторые компании, как, например, „Оксидентал“ и „Юнокал“, уже работали над технологиями получения нефти из битуминозных сланцев. В 1980 году „Экссон“, самая крупная в мире компания, предвидя казавшуюся неизбежной нехватку, поспешно развернула работы на западном склоне Скалистых гор по осуществлению проекта „Колони шейл ойл проджект“. Шестьдесят лет назад, в очередной период нехватки, она приобрела земли в этом районе Колорадо, намереваясь вести разработки горючих сланцев для использования в топливных целях. Тогда из этого ничего не получилось. Теперь „Экссон“ была уже безусловным лидером в этой области и расходовала не меньше миллиарда долларов на разработку горючих сланцев, готовясь к приходу в энергетике „новой эры“. „У „Экссона“ был длительный роман со сланцами, – вспоминал ее председатель Клифтон Гарвин. – Это была сложнейшая задача в техническом и, конечно, в экономическом плане“. Тем не менее Америка была, по‑видимому, твердо намерена разрабатывать надежные источники жидкого топлива. А технологические возможности для этого уже казались доступными.

Но в течение следующих двух лет экономические перспективы резко изменились. В реальном выражении, цена на нефть снижалась, снижался и спрос. Таковы были и прогнозы на будущее. В странах‑экспортерах нефти нарастали излишние производственные мощности. Наряду с этим ориентировочная стоимость „Колони проджект“ продолжала расти. „Мы расходовали от 6 до 8 миллиардов долларов для получения 50000 баррелей в день, – вспоминал Гарвин. – И конца этим расходам не было видно. Однажды вечером я сказал себе, что я не могу таким образом расходовать деньги акционеров“. На следующий день Гарвин, собрав главных менеджеров, спросил, каковы будут последствия прекращения работ. „Это было трудное решение. Но я его принял“.

2 мая 1982 года. „Экссон“ в коротком сообщении объявила, что она прекращает работу над „Колони проджект“ – теперь, в условиях новых экономических перспектив, он утратил свою жизнеспособность.

Период подъема деловой активности на западном склоне Скалистых гор в Колорадо закончился буквально за считанные часы – сразу же после остановки работ. Городки Райфл, Беттлмент‑Меса и Пэрэшут повторили путь, пройденных городком Питхоул в Западной Пенсильвании, который всего за два года, 1865‑й и 1866‑й, вырос на месте глухих лесов, стал процветающим городком с населением в 15 тысяч человек, а затем превратился в город‑привидение, где из покинутых домов и магазинов уносили доски, чтобы использовать их для строительства в других нефтяных районах. Так и в этих трех городках штата Колорадо недавно построенные дома пустовали, газоны заросли сорняками, половина квартир остались не сданными – строительные рабочие со Среднего Запада собрали свои вещи и отправились домой, дороги стали пустынны, а подростки, не имея других занятий, занялись вандализмом, разрушая недостроенные дома и административные постройки. „Мой бизнес буквально умер“, – сказал владелец писчебумажного магазина в Райфл. И так же умер и городок. Бум прекращения бума не мог долго продолжаться.

 

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Что же произошло с мировым нефтяным рынком и с самими ценами на нефть? Опасный рост инфляции угрожал не только экономической деятельности, но и всей… Более того, коренные перемены происходили и в самой энергетике. Прежние страхи… Что касается спроса, то и там происходили значительные изменения. Грандиозный марш двадцатого столетия к все более…

НАКОНЕЦ – ОБРАЗОВАНИЕ КАРТЕЛЯ

Час расплаты для ОПЕК приближался. Еще только в 1977 году она производила две трети сырой нефти всего западного мира. А в 1982 году не входящие в… Значительные объемы новой нефти, особенно из Северного моря, продавались на… ОПЕК была в тяжелом положении. Рынок ставил перед ней крайне неприятный выбор: снизить цены, чтобы вернуть себе рынки,…

РЫНОК ТОВАРОВ

За очевидными драматическими событиями марафона ОПЕК в Лондоне и превращением ее в картель стояли далеко идущие перемены в нефтяной промышленности.… Нефть, конечно, всегда была товаром, с ее первых дней коммерческого… Другой причиной была менявшаяся структура самой нефтяной промышленности. Национализм и погоня за рентой побудили…

ОТ ПРОДАЖИ ЯИЦ К ПРОДАЖЕ НЕФТИ

Появление этого нового потока сырой нефти – “Уэст Тексас интермедиат“ – отразило еще одно важнейшее новшество в операциях нефтяной промышленности.… При продаже товара главным образом на наличных рынках, где цены крайне… Что касается бирж, то путь, пройденный Нью‑Йоркской товарной биржей, нельзя назвать особенно блестящим. Она была…

НОВЫЕ НЕФТЯНЫЕ ВОЙНЫ

С реструктурированием глобальных рынков нефтяная промышленность также прошла полный круг корпорационной реорганизации, от которой не застрахована ни… Поэтому для менеджмента компаний было совершенно очевидно, что „искать нефть… Итак, разрыв цен и неудачи в нефтеразведке ускорили переворот во всей нефтяной промышленности. Результатом его был ряд…

ТОЛЧОК

 

В конце второго энергетического кризиса промышленность уже была готова к изменениям, но для этого необходим был какой‑то толчок. Он нашелся в Амарилло, городке с населением в 150000 человек, расположенном на ровном высоком плато района Панхэндл на северо‑западе Техаса – изолированного, засушливого и продуваемого ветрами района, находящегося ближе к Денверу, чем к Хьюстону. Главным бизнесом в Амарилло была нефте– и газодобыча, но занимались этим главным образом небольшие независимые компании. Другим крупным бизнесом в Амарилло и его окрестностях было мясное животноводство. А также производство ядерного оружия. Амарилло был единственным центром страны, где шел конечный цикл производства атомных бомб – по одним данным, дававший по четыре атомных боеголовки в день. Это был также родной город независимого нефтепромышленника Т.Бу‑на Пикенса. Он более кого‑либо был причастен к взрывам, которые изменили корпоративный нефтяной ландшафт, стерев с лица земли его некоторые наиболее известные достопримечательности.

Бун Пикенс стал своего рода знаменитостью благодаря своему умению, лишь молча ухмыляясь, избавляться от репортеров, когда они со всей серьезностью спрашивали, не является ли он тем самым Дж. Р.Юингом из телевизионного сериала „Даллас“. В финансовых кругах Пикенс вызывал шумное восхищение среди инвесторов, он действовал быстро и энергично и повышал стоимость их акций. В нефтяной промышленности, однако, одни им и восхищались, а другие ненавидели. Заняв стратегически важное положение на пересечении нефтяной отрасли и Уолл‑Стрит, он говорил, что он возвращает нефтяную промышленность к ее основам, борется против потворства бессмысленным расходам, спасает ее от ее эксцессов, иллюзий и высокомерия, действуя в интересах акционеров. Его противники считали, что он всего‑навсего хитрый пройдоха, обладающий даром проталкивать свои идеи и прикрывающий обыкновенную жадность мантией борьбы за права акционеров. Одно было совершенно ясно: Пикенс увидел раньше и с большей четкостью, чем большинство других, все уязвимые места и все слабости нефтяной промышленности, скрывавшиеся за внешней стороной второго энергетического кризиса. И он знал не только как ими воспользоваться, но и выдвинул целую теорию, объяснявшую их появление. На одном уровне проводимая им кампания, а она была таковой, представляла собой месть независимого нефтепромышленника ненавистным крупным корпорациям.

Родившийся в 1928 году, Пикенс вырос неподалеку от бывшей резервации семинолов, в центре нефтедобывающего района, где в двадцатые годы было сделано одно из величайших открытий в Оклахоме. Его отец был агентом по продаже недвижимости – он скупал у фермеров договоры на аренду земельных участков, объединял их и продавал нефтяным компаниям. Его мать заведовала во время Второй мировой войны распределением бензина в трех округах. Он был единственным ребенком, который превратился в дерзкого, самоуверенного молодого человека, независимо мыслящего, острого на язык и откровенно высказывавшего свое мнение. Он не принимал с готовностью установившийся порядок, а скорее старался, чтобы события принимали выгодный ему ход. У него также было огромное желание выдвинуться вперед. Он терпеть не мог проигрывать.

Когда удача повернулась к его отцу спиной, семья переехала в Амарилло, где старший Пикенс нашел работу в компании „Филлипс“. Молодой Бун, пройдя курс геологии в колледже, также начал работать на „Филлипс“. Он ненавидел эту работу. Ему не нравилась царившая в компании бюрократия и строгое соблюдение иерархии. И ему, конечно, не понравилось, когда босс сказал, что „если ты хочешь чего‑то добиться в нашей компании, тебе надо научиться держать язык за зубами“. В 1954 году, проработав три с половиной года в „Филлипс“, он ушел и стал независимым нефтяником, оказывая консалтинговые услуги, заключая сделки по продажам для денежных людей вокруг Амарилло. Затем он отправился на Юго‑запад, где он вел суровую кочевую жизнь в погоне за Американской мечтой. Он привык к раскаленным ветрам и постоянной пыли, которая забивала ему рот и нос. Он брился в туалетах на придорожных бензоколонках с названиями крупных нефтяных компаний – к этому времени у него уже сформировалось порядочное к ним отвращение. В середине пятидесятых годов в годы жалкого существования, во время очередного спада в промышленности, Пикенсбыл одним из тех тысяч людей, которые колесили по нефтяным штатам, пользовались телефонами‑автоматами в качестве своих офисов, искали выгодные сделки и продавали их, сколачивали бригады для бурения скважины и, если повезет, нападали на нефть или газ, – и все это время неотступно мечтали об огромном, настоящем успехе.

Пикенс пошел дальше, чем большинство. Он был неглуп и хитер, обладал аналитическими способностями и умел просчитывать каждый шаг. Прошло какое‑то время, и Пикенс отправился в Нью‑Йорк, чтобы занять деньги, на которые он провел успешную операцию в Канаде. К 1964 году он объединил все свои сделки по бурению в одну компанию – „Меса петролеум“. Когда „Меса“ уже стала известной компанией, у него возник особый интерес к вопросу разрыва между стоимостью акций и стоимостью стоявших за ними нефтяных и газовых активов. Пикенс сосредоточил свое внимание на „спящей“ – зарегистрированной, но не функционировавшей – и значительно большей, чем „Меса“, компании „Хьюготон продакшн“, имевшей обширные резервы газа в юго‑западном районе Техаса Хьюготон, в то время самого большого в стране месторождения природного газа. Цена ее ценных бумаг была намного ниже, чем в случае продажи дали бы ее запасы газа. Акционеров можно было склонить на свою сторону, обещав более высокую цену покупки акций и другие методы управления компанией. Это был тот простой маневр, который окажет такое огромное влияние через полтора десятилетия. В 1969 году он завершил захват „Хьюготона“ и слил это гораздо большее предприятие с „Месой“, создав значительную независимую нефтяную компанию.

Подхваченный практически всеобщей лихорадкой, начавшейся после 1973 года, Пикенс нанял в Соединенных Штатах столько буровых установок, сколько позволяли его средства, и отправился искать нефть в Северном море и в Австралии. Он по‑прежнему оставался заядлым трейдером и специалистом по фьючерсным контрактам задолго до того, как о них слышали в нефтяной промышленности. Вначале это были фьючерсы на поставки мясного скота. Одно время „Меса“ заключала сделки даже по кормам для скота – так незначительная нефтяная компания, занимаясь побочным бизнесом, превратилась во второго крупнейшего в стране поставщика кормов для крупного рогатого скота. Однако это предприятие закончилось неудачей, и Пикенс, сделав поворот на 180 градусов, вывел компанию с кормовых участков. Все же даже в разгаре нефтяных войн в середине восьмидесятых годов, когда ставкой были миллиарды долларов, Пикенс, пролетая в своем самолете над Техасом, смотрел из окна на пастбища и подсчитывал число голов скота, чтобы определить, велики ли стада или нет, и выходить ли на „длинную“ или „короткую“ дистанцию при покупке или продаже фьючерсов на скот. Но теперь это был уже спорт.

Пикенс был заядлым игроком в баскетбол, игры, которая требует скорости, мгновенной реакции, быстрых отрывов, неожиданных бросков и постоянной импровизации. Такие качества были присущи и его бизнесу. „Каждое субботнее утро мы обычно набивались в офис Буна, некоторые из нас сидели даже на полу, – вспоминая семидесятые годы, говорил один из его менеджеров. – И Бун спрашивал, как мы будем делать деньги на следующей неделе“. Пикенс гордился, что он был в Амарилло единственным нефтепромышленником, который работает по субботам. Его стиль работы – планирование действий, внимание к деталям и при этом активная импровизация – делал его жестким соперником для крупных, с бюрократическим управлением компаний, с которыми он имел дело. И он не уклонялся от борьбы. Когда его сотрудники докладывали, что тот или иной конкурент намеревается предпринять что‑то, не отвечающее интересам „Месы“, у Пикенса на это был готов стандартный ответ: „Передайте ему, пусть только попробует!“

К началу восьмидесятых годов Пикенс видел все слабости нефтяного бизнеса. В Соединенных Штатах шло снижение нефтедобычи, перспектив на ее увеличение практически не было, к тому же разведочные работы приносили одно разочарование за другим. В то же время цены акций нефтяных компаний не отражали продажную стоимость их разведанных запасов нефти и природного газа. Это открывало для „Месы“ возможности делать деньги, точно так же, как в случае с „Хьюготон продакшн“.

В 1982 году его первоначальной целью стала „Ситиз сервис“, детище Гарри Догерти, нефтяного магната и владельца коммунальных служб, который в двадцатые годы первым во враждебно настроенной к этому нефтяной промышленности проповедовал преимущества энергосбережения в использовании нефти и природного газа. „Ситиз сервис“ занимала 19‑е место в списке крупнейших в Америке нефтяных компаний и 38‑е в списке крупнейших промышленных корпораций „Форчун‑500“. И она была в три раза больше „Месы“. Но ее акционерный капитал продавался только за одну треть оценочной стоимости ее резервов нефти и газа, что нельзя было назвать хорошим обслуживанием акционеров. „Меса“ приобрела пакет акций этой более крупной компании. Пока она рассматривала планы поглощения, „Ситиз сервис“ выступила с тендерным предложением купить у акционеров акции „Месы“, которая ответила на это контрпредложением. В игру вступил „Галф“, предложив „Ситиз сервис“ почти в два раза большую цену за ее акции, чем они продавались до начала схватки. Но затем вышел из игры. В конечном счете все акции „Ситиз“ приобрела „Оксидентал“ Арманда Хаммера. „Меса“ же на продаже купленного ей ранее пакета акций получила прибыль в 30 миллионов долларов. Это был первый ход.

К этому времени в нефтяной промышленности расширялось реструктурирование и шли очень крупные слияния. Фактически, начало им было положено в 1979 году, когда „Шелл“ поглотила „Белридж“, калифорнийского производителя тяжелой нефти. В начале двадцатых годов „Шелл“ совершила „набег“ на „Белридж“ с предложением купить ее акции на сумму порядка 8 миллионов долларов, но затем отступила. Теперь, в 1979 году, она заплатила больше, в целом 3,6 миллиарда долларов, что в то время явилось крупнейшим корпоративным приобретением. В 1981 году „Коноко“ ушла от попытки захвата со стороны „Канадас доум петролеум“, бросившись в объятия „Дюпона“ за 7,8 миллиарда долларов. „Мобил“ предприняла „набег“ на „Марафон“, бывшую добывающую компанию „Стандард ойл“ и частичного владельца промысла Йейтс, одного из крупнейших в стране месторождений в пермской геологической структуре в Техасе. В поисках альтернативы, „Марафон“ согласилась на продажу за 5,9 миллиарда долларов „Ю Эс стал“, которая искала путь к диверсификации, чтобы избежать катастрофы, постигшей американскую сталелитейную промышленность. „Меса“ сделала заявку на покупку „Дженерал Амери‑кан“, крупного производителя сырой нефти, но „Филлипс“ забрала его за 1,1 миллиарда долларов. Лишившись этой добычи, Пикенс ожидал благоприятного случая. Другой подходящий момент непременно должен был представиться.

 

МЕКСИКАНСКИЙ УИКЭНД

А тем временем подъем в нефтяной промышленности заканчивался. Разведка нефти в Соединенных Штатах сошла на нет. Подскочило вверх число… С продолжавшимся спадом деловой активности четко обозначилась прочно… К своему ужасу, Сильва Эрсог обнаружил, что страна стоит на краю тяжелейшего экономического кризиса. Это был результат…

ГОСПОДИН БУР

Другие драматические события, отзвуки которых еще долго ощущались в нефтяной промышленности, разыгрывались в водах далекой Аляски. Считалось, что… Бурение вели летом и осенью 1983 года, и разведочные работы на Муклуке… О том, что в Муклуке когда‑то была нефть, говорили определенные свидетельства. Но либо в структуре образовался…

СЕМЕЙНЫЕ ДЕЛА

Реструктурирование нефтяной отрасли подталкивали не только экономика и геология. В нем принимали участие и разные семейные неурядицы: ненависть,… Как показало дальнейшее развитие событий, таких случаев было два, и Гордон…  

ГИБЕЛЬ КРУПНОЙ КОМПАНИИ

В эпопее „Тексако“‑“Пеннзойл“‑“Тетти“ Бун Пикенс играл эпизодическую роль, лишь консультируя Гордона Гетти по оценке нефтяной… Деньги можно было быстро сделать на нефтяных компаниях, акции которых… Еще во время схватки за „Ситиз сервис“ Пикенс внимательно присматривался к менеджменту „Галфа“ и пришел к выводу, что…

АКЦИОНЕРЫ

Тем не менее Пикенс все еще не угомонился: одно за другим он сделал предложения купить акции „Филлипса“, правление которого находилось в… В следующие несколько лет реструктурирование путем слияний и приобретений даже… Все это резко сокращало возможности компании. „У нас был большой поток наличных денег и не так много хороших…

НОВАЯ СИСТЕМА БЕЗОПАСНОСТИ

В мае 1985 года лидеры „семерки“ – семи наиболее развитых стран Запада – встретились на своем ежегодном экономическом саммите, на этот раз в Бонне.… В энергетике единственной серьезной проблемой, которую в предыдущие несколько… Такое посягательство на право экстерриториальности вызвало бурю. Результатом был острейший с времен „октябрьской…

ВЫСОКАЯ ИЛИ НИЗКАЯ?

Сопротивляться силе рынка было не так‑то просто. Лейбористское правительство Великобритании, учредив в семидесятые годы государственную… В нефтяной промышленности все сходились на мнении, что если цена и упадет на…  

ДИЛЕММА ОПЕК ОСЛОЖНЯЕТСЯ

К середине восьмидесятых годов ОПЕК предстояло сделать решительный выбор. Она могла бы снизить цену, но где остановится ее дальнейшее падение? Или… Как часто повторялось и в прошлом, многое зависело от саудовцев. В 1983 году… Еще одним результатом потери рынков стало более маргинальное положение Саудовской Аравии на мировой арене. Быстрое…

ДОЛЯ РЫНКА

В первые дни июня 1985 года министры ОПЕК собрались в Таифе, в Саудовской Аравии. Ямани зачитал послание короля Фахда, который резко критиковал… После прочтения послания нигерийский министр нефти выразил надежду, что „это… Летом 1985 года саудовская нефтедобыча временами была ниже того, что давал британский сектор Северного моря. Это было…

ТРЕТИЙ НЕФТЯНОЙ КРИЗИС

Дальнейшие события были не менее бурными и драматическими, чем во время кризисов в 1973–1974 годах и в 1979–1982 годах. За несколько месяцев цена… Это был действительно третий нефтяной кризис, только его последствия шли в… Дело было не просто в том, что цены падали – они вышли из‑под контроля. Впервые за все прошедшее время не…

ДЖОРДЖ БУШ

Через несколько лет, в 1989 году, накануне своей инаугурации Буш говорил: „Я сказал бы это так: они получили президента Соединенных Штатов, который… Буш был человеком с Востока, где уклад жизни, привычки и стиль поведения в… Достаточно скоро в этом небольшом мирке Буш, как он говорил позднее, „подхватил лихорадку“ и образовал независимую…

ХАРАКИРИ“ И 18 ДОЛЛАРОВ ЗА БАРРЕЛЬ

Однако никто, в сущности, не знал, как вести себя в конкурентной среде, не обладал каким‑либо опытом. Ветеран ОПЕК Алирио Парра, один из… „Плачевные особенности истории нефти в Пенсильвании повторяются в позднейшей… – В отрасли присутствует такая же нестабильность, те же самые повторяющиеся периоды хронического перепроизводства, те…

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЦЕНЫ

В декабре 1986 года совещанию стран ОПЕК в Женеве наконец удалось остановить „хорошую встряску“. Это было первое главное совещание, на котором… Главным вопросом на совещании в Женеве было восстановление прежних доходов.… К удивлению многих, рамочные соглашения, хотя и претерпев значительные изменения, сохранялись на протяжении 1987, 1988…

ИРАН ПРОТИВ ИРАКА: ОБРАТНАЯ ВОЛНА

Однако в политическом и стратегическом плане по‑прежнему сохранялась серьезная угроза – казавшаяся нескончаемой ирано‑иракская война… Как и другие арабские государства, Кувейт серьезно воспринял кампанию… Сам президент Рейган говорил не только о необходимости самообороны в районе Персидского залива, но также и…

ЭПИЛОГ

 

Летом 1990 года весь мир все еще пребывал в эйфории по поводу окончания холодной войны и в преддверии нового, более устойчивого мирового порядка. А 1989 год действительно был „годом чудес“, поскольку именно тогда были заложены основы этого порядка. Противостоянию Востока и Запада был положен конец. Прекратили существование коммунистические режимы в Восточной Европе. Был разрушен и символ „холодной войны“ – Берлинская стена. В Советском Союзе шли процессы глубоких преобразований, вызванные не только политическими и экономическими переменами, но и взрывом национализма, который подавлялся на протяжении длительного времени. Демократия прочно заняла позиции в тех странах, где совсем недавно такая вероятность и не предполагалась, как абсолютно нереальная. Объединение Германии перестало быть абстрактной темой для упражнений в красноречии. Теперь это была неотвратимая реальность, и объединенная Германия стала европейской супердержавой. Япония стала признанной финансовой сверхдержавой мирового масштаба, а глобальные коллизии будущего виделись лишь в мировой конкуренции за деньги и рынки. Такая перспектива казалась столь приземленной, что многие говорили не только о конце холодной войны, но о „конце истории“.

Нефти по– прежнему уделялось много внимания с точки зрения охраны окружающей среды, в прочих же аспектах она становилась все менее важной, поистине „просто еще один товар“. Потребители были счастливы, поскольку цена на нефть была низкой. Фактически, американские автолюбители платили за бензин самую низкую цену за весь период после Второй мировой войны. Казалось, не предвидится никаких проблем с поставками нефти в долгосрочной перспективе, ведь мировые запасы нефти существенно увеличились – от 615 миллиардов баррелей в 1985 году до 917 миллиардов баррелей в 1990 году.

При всем самоуспокоении причины для беспокойства оставались. Мировые ресурсы заметно выросли, но все они были сконцентрированы у пяти основных производителей в Персидском заливе плюс Венесуэла. И при этом не имелось нефти из альтернативных, не‑ОПЕКовских, источников, как это было в случае с Аляской, Мексикой и Северным морем во время кризиса

1973 года. Доля мировых запасов нефти в Персидском заливе действительно возросла до 70 процентов.

С экономической точки зрения, ситуация с нефтью в меньшей степени походила на начало восьмидесятых годов, нежели на начало семидесятых, за которыми последовал нефтяной кризис 1973 года. Мировой рынок нефти уплотнился. Спрос рос достаточно энергично. Добыча в США с 1986 по 1990 года резко упала на два миллиона баррелей в день, что по объему больше, чем добыча Кувейта или Венесуэлы. Импорт нефти в США достиг самого высокого уровня, и продолжал расти. Мир откатывался к прежней зависимости от Персидского залива. „Резерв безопасности“ – разница между спросом и производственными возможностями сокращался, что делало рынок более уязвимым при конфликтах или чрезвычайных ситуациях. Такой резерв был достаточно большим лишь в начале и середине восьмидесятых годов, чтобы компенсировать падение объемов добычи во время ирано‑иракской войны, но никогда не позднее.

Насколько вырастут цены на нефть? Это зависело от того, насколько быстро в мире появятся новые добывающие мощности1. При низких ценах и вернувшейся уверенности по поводу надежности поставок, энергосбережение стало неактуальным. Несмотря на ту роль, которую она сыграла в конце семидесятых – начале восьмидесятых, теперь ничего не делалось для того, чтобы вернуться к нему. Поиски альтернативных источников заметно ослабли. Все это не казалось таким уж важным. И в дополнение ко всему, везде, в особенности, в Соединенных Штатах, не было подвижек, способных разрешить конфликт между потребностью в энергии и защитой окружающей среды. Энергетический кризис казался реликтом прошлого. На слушаниях в Сенате США весной 1990 года говорилось о том, что вероятность крупных срывов поставок нефти невелика, по крайней мере в течение нескольких лет. И некоторые аналитики объявили весной 1990 года, что в этом десятилетии нефтяной кризис невозможен.

 

НАСТУПЛЕНИЕ ИРАКА

В 2 часа ночи 2 августа 1990 года иллюзии растаяли. Стотысячная армия Ирака начала вторжение в Кувейт. Не встречая значительного сопротивления,… На протяжении нескольких предшествующих этому лет большинство экспортеров… Ирак был одним из исключений. Он не скрывал враждебности по отношению к своим основным потребителям – к…

НАВСТРЕЧУ БУДУЩЕМУ

Наш мир постоянно трансформируется под воздействием технологий и новшеств. Они дали импульс к распространению компьютеризации, глобальным системам… А что впереди? Можно обозначить множество сценариев развития для будущего… Политика Советского Союза может существенным образом повлиять на мировую энергетику в ближайшие годы. СССР является…

НОВЫЙ ПОРЯДОК

Садам Хусейн дал знать всему миру, что он вновь может „вынуть из ножен нефтяное оружие“. Но по иронии, это оружие обернулось против него, когда ООН… В дни процветания до и после Второй мировой войны, транснациональные нефтяные… Однако, ослабление мощи этих компаний началось уже к концу пятидесятых годов, с появлением новых компаний в мире…

ТРЕТЬЯ ВОЛНА БОРЬБЫ ЗА ОХРАНУ ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ

Несмотря на то, что мир продолжал двигаться за счет нефти, а экономика – жить за счет нефти, „Углеводородному обществу“ был брошен, на это раз… Мощная третья волна начала подниматься в восьмидесятых годах, и она все еще на… Вероятно, катализатором послужило одно решающее событие для новой волны движения за охрану окружающей среды апреля…

ВЕК НЕФТИ

Крик, разнесшийся эхом в августе 1859 года по узким долинам западной Пенсильвании, о том, что сумасшедший янки, полковник Дрейк, нашел нефть,… Почти через полтора столетия, нефть выявила все самое лучшее и самое худшее в…  

ИСТОКИ, УСТЬЕ, ВЕСЬ ПОТОК

Весь мир нефти делится на три части. „Истоки“ – это разведка и добыча. „Русло“ – танкеры и трубопроводы, которые доставляют сырую нефть на… По общепризнанной теории, сырая нефть – это отложение органических веществ, в… Но на выходе из скважины сырая нефть имеет очень ограниченную сферу применения. Фактически вся сырая нефть проходит…

ХРОНОЛОГИЯ

1853 Джордж Биссел появляется на нефтяных источниках в западной Пенсильвании 1859 Полковник Дрейк бурит первую скважину в Тайтусвиле 1861 – 65 Гражданская война в США