Вопрос о предшественниках

Такой широко распространенный текст, как К. О. Л., не мог не встретить на своем пути разного рода препятствий и разногласий. Один из способов, наиболее распространенных и академически удобных и в наименьшей степени наказуемых, с помощью которого проявлялась враждебность по отношению к Курсу, это указание «предшественников». В перечисляемых ниже исследованиях, конечно, есть и научно значимые факты: исторически подтвержденное намерение найти авторов, которые могли оказать влияние на формирование Соссюра. Следующие страницы имеют, таким образом, двойную цель: с одной стороны, напомнить с

 

БИОГРАФИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ О Ф. ДЕ СОССЮРЕ

помощью анализа «предшественников», каких масштабов достигла мало скрываемая оппозиция К. О. Л.', с другой стороны, подготовить материалы для обширных исследований процесса формирования Соссюра, необходимость которых остро ощущается (Lepschy 1966. 48) и вклад в которые мы хотели бы внести, написав предшествующие страницы (о Пикте, Уитни, Бодуэне и Крушевском, 322-323, 339), а также последующие.

Панини, индийский грамматик V-VI вв. до Рождества Христова, своей работой Astadhyayi, вероятно, дал Соссюру отправную точку в разработке понятия «нулевого знака» (К. О. Л. 186). Здесь же можно назвать таких современных авторов, как Sweet (Alien W. S. Phonetics in Ancien India. Oxford, 1953. 13, прим. 4). Это утверждал в полемической манере Коллиндер (1962. 6-11,15) и более объективно Аллен( 195 5.112). Действительно, например, в отрывке из работы Панини VI 1 66-67 /ορό veh «выпадение из произношения ν» ο Ιορα говорится как о «нулевом» означаемом, в соответствии с определением lopa как adarsana, «отсутствия», данным в 11 и 60 (см. также: Renou L. Term. Grarnm. du Sanscrit. Paris, 1957, lopa, lup-)·

Стоики, Августин (глубокий анализ лингвистических идей Августина и их отношений с современной семиотикой был дан в SimoneR. Semiologia agostiniana // La culture. 1969. 7.88-117), Сюгер, Т. Гомперц (Ribins 1951.26, 82-83; затем Jakobson 1966.22-23) были предшественниками различия между означаемым и означающим соссюровской теории двух сторон языкового* знака. Действительно, в работах Хрисиппа (S. V.F.I. 48,18) встречается пара οημαίνοντε—σημήινιιμενε; по правде говоря, речь идет, как в случае с многими другими элементами, называемыми «стоическими», о концептуальном и терминологическом различии, встречающемся уже у Аристотеля (см. Poet. 1457α, τα σημήίνοντα, противопоставляемое άσημα и Rhet. 1405 b 8 τ^ σημαιναμενον «означаемое») и которое традиционно относилось к «стоическим» (так же как идеи, принадлежавшие в действительности Локку и Лейбницу, приписывались Гумбольдту). Отличие Аристотеля от Августина проходит через Хрисиппа (Robins cit. и Barwick К. Probleme der stoischen Sprachlehre und Rhetorik. Berlin, 1957.8 и ел.), затем переходит в средневековую логику, в частности в учение о modi significandi Сюгера, и, наконец, в работы Т. Гомперца. Последний (о котором см. Ogden, Richards 1923.274 и ел.) был приват-доцентом в Берне в 1900 г. и автором работы Weltanschaumgs-lehre (2 vol. lena, 1905-1908), второй том которой озаглавлен Ноалогия: «ноо-логия» Гомперца превращается в науку о содержании знаков (семасиологию) и в науку об их истинности (алетологию). В библиотеке Соссюра нет томов Гомперца. Однако нельзя исключать возможности того, что именно с его помощью Соссюр пришел к данному терминологическому выводу, заменив в курсах по лингвистике термины понятие и акустический образ (К. О. Л. 70) терминами означаемое и означающее.

Типично конвенционалистская интерпретация соссюровского принципа произвольности (К. О. Л. 70) позволила предполагать целые толпы предшественников: список, составленный недавно, находится в работе Coseriu Е. L'arbitraire du Signe. Zur Spatgeschichte eines aristotelisches Begrifies // Arch. f. d. Studium der neuren Sprachen u. Lit. 1967.204.68-112. В качестве предшественника называют, прежде всего, Платона (Robins 1955. 10 и ел.; Jakobson 1966.25), но было бы справедливо назвать также Парменида, некоторых софистов, Демокрита, Аристотеля, стоиков, некоторых эпикурейцев, Августина (в особенности отрывок из Conf. 18, высоко оцененный Витгенштейном в Философских исследованиях (Phil. Unters. § 1)) и т. д.; кроме того, называли Лейбница (Perrot 1953. 12), а именно кн. III Новых опытов о человеческом разумении (Собр. соч.: В 4 тт. М., 1983. Т. 2), повторяющую точку зрения

 

Локка (Опыт о человеческом разумении, I. III, в особенности гл. II, § 8 // Локк. Дж. Собр. Соч.: В 3 т. М., 1985. Т. 1)''; Тюрго, Этимология в большой Энциклопедии (Perrot 1953.12); Дж. Буля An Investigation on the Laws of Thought. London, 1854. 25-26 (см.: Benveniste 1964.131-132); А. Манцони Prose Minori. 2еed. Florence, 1923. 317 (цитируется в Bolelli 1965. 85); П. Валери, рецензия на Essai de semantique М. Бреаля (CEuvres II, 1453; процитировано в Benveniste 1964.132-133); Madwig(Jespersen W1;Sechaye 1917. ^Delacroix 1930. 62; Bolelli 1965. 152; Jakobson 1966. 25).

Указывали и предшественников провозглашенной Соссюром семиотики в I. VIO достоинстве и приумножении наук (Бэкон Ф. Собр. соч.: В 2 тт. М., 1977-1978. Т. 1)), в особенности в учении о characteres поп nominales:

«Hoc igitur plane statuendum est, quicquid scindi possit in differentias satis nume-rosas ad notionum varietatem explicandam (modo differentiae illae sensui percep-tibiles suint) fieri posse vehiculum cogitatonum de homine in homine» (Итак, должно быть ясно установлено, что все то, что может быть сведено из достаточно многочисленного разнообразия к вполне исчислимому набору понятий (если только разнообразие это доступно чувству), может стать передатчиком смыслов от человека к чкловеку—лат), см. Verburg 1952. 203-208); а также в semiotica Локка (Wein 1963. 6) и Ч. Пирса (Wein 1963. 6, Jakobson 1966. 23-25)12.

Если Апель (1963. 117 и ел.) пытается объяснить некоторые различия в De VulgariEloq. Данте (locutio, sermo, loquela, lingua ydioma), используя сравнение язык—речь, другие ищут истоки соссюровских

" Отметим, однако, что ссылка на Лейбница как теоретика произвольности (в аристотелевском смысле этого термина) является, по крайней мере, спорной: Лейбниц, вместе с Локком и Вико, придерживается концепции языка как исторического образования (даже в его семантических аспектах), и у него можно наблюдать, как и у Вико и в несколько ином виде у Локка, Беркли и Юма, лишь некоторые остатки универсализма (см. отрывок, процитированный в DeMauro 1965.58, и по всей этой проблеме — ту же работу, 55-59). Вряд ли Соссюр читал работы Локка, Юма, Лейбница:

иначе как объяснить тот факт, что он приписывал «философам» аристотелевские, пор-роялевские, рацноналистские идеи. Представляется более вероятным предположение, что он усвоил их идеи через знакомство с идеями Крушевского (выше прим. 7).

12Локк использует термин σημειωτική в последнем параграфе Опыта (IV 21,4) в значении «учение о знаках»: «Ее задачей является рассмотрение природы знаков, используемых разумом для понимания вещей или для передачи другим своих знаний». В противоположность мнению, высказанному Н. Аббаньяно в своем Dizionario αιβίο-sofia, тем не менее заслуживающего уважения, следует сказать, что семиотика Локка представляет собой нечто отличное от «традиционной логики». В действительности, это одна из трех больших областей человеческого знания (другими являются «физика» и «практика»), и логика является лишь ее частью. Вероятно, что использование этого термина Локком было идентично употреблению [термина] семиотика у врачей;

см. σημειωτικών μέρος «наука о симптомах» у Галена, Ор. XIV 689 Kiihn. Как подчеркивает Аббаньяно, Semiotik появляется как заголовок третьей части Нового Органона И. Г. Ламберта (Neues Organon oder Gedanken iiber die Erforschung und Bezeichmmg des Wahren und dessen Unterscheidung von Irritum und Schein'. In 2 vol. Leipzig, 1764). А уже четырнадцатью годами ранее термин семиотика появляется в synopsis в Эстетике Баумгартена (Ban, 1936. 53) в качестве заголовка главы III Aesthetica theoretica или как название науки «de signis pulcre cogitatorum et dispositorum» (Ор. cit. 58); но часть работы вышла в 1758 г., затем публикация была остановлена примерно в конце главы I и продолжения не последовало по причине смерти Баумгартена (1763). Как бы то ни было, все вышеизложенное, вероятно, показывает, что термин должно быть использовался в окружении Лейбница и Вольфа даже до Ламберта.

 

БИОГРАФИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ О <Ь. ДЕ СОССЮРЕ

понятий в понятии «социального факта» Дюркгейма (Doroszewski 1930; Doroszewski 1933. 146; Doroszewski 1933 b; Doroszewski 1958. 544, прим. З [дискутируя с Мейе, цитируемым с Doroszewski 1933. 147 и Sommerfelt 1962. 37; 89-90]; Mathesius [Doroszewski 1933. 147];

Введенский 1933.16-18; 5уйагов 1954. 11.13; Kukenheim 1962. 83) и в роли индивидуума, о которой писал Тард (Delacroix 1930. 66; Doroszewski 1933 b; Doroszewski 1958. 544, прим. 3; S. М. 282).

В качестве предшественника различия терминов язык —речь как эквивалентов «коллективного наследия» и «индивидуального использования наследия» называли Г. Пауля, который в своей работе Primipien der Sprachgesc-hichte [Принципы истории языка} (1еed. Halle, 1880; 5еed. Halle, 1920) различает Sprachusus и individuelle Sprechtatigkeit [языковой обычай (узус) и языковую деятельность} (31 и ел., 286 и ел.), намечает путь движения речи способом, который сочли аналогичным способу Соссюра (14, где можно заметить, помимо прочего, что Пауль говорит о Seele, а Соссюр о мозге), и говорит о «дескриптивной грамматике», определяя ее, однако, как «абстракцию» (404) в обычном, негативном значении этого термина (Alonso 1945.23 ttcn.;Iordan—Bahnerl962.326; Wartburg—Ullman 1962.41;Coseri« 1962.18, 282; и в особенности Введенский 1933.6 и ел.). Таким же образом упоминали о Sprachwissenschaft Габеленца (1891. 3-4), где различается «язык как явление, как соответствующее средство выражения для соответствующего мышления» (= Rede =речь) и «язык как единая общность, являющаяся средством выражения для мышления любого рода», «как совокупность той способности и склонности, которая определяет субстанцию речи...» (= Sprache = язык) (Spitzer L. Aufsatze zur romanischen Syntax und Stilistik. Halle, 1918.345;

Kainz 1941. 20-21, Meier 1953. 529; lordan—Bahner 1962. 326; Coseriu 1962. 282; Rensch 1966. 33-36). Ельмслев (1928. 112-113) отмечает у Габеленца различие между Staff— субстанцией и Forms — формой', см. также: Zwinger К. Grondfr. der Phonometrie. 2еed. Berne; New York, 1966. 81,101-105,166.

Указывали и другого предшественника различия между языком и речью:/•'incA: F. N. Die Aufbau und gliederung der Sprachwissenschaft. Halle, 1905 (Jaberg 1937. 128-130; Coseriu 1962. 282).

Э. Косериу решил вернуться еще раз к отношениям Габеленца и Соссюра. По его мнению, за исключением двух исследователей — Шпитцера и Иордана (Coseriu 1967. 75), «весьма тесное родство между идеями Фердинанда Соссюра и Габеленца остается незамеченным». Косериу не известно, что наряду со Шпитцером и Иорданом и другие также уже заметили перекличку между соссюровскими аналогиями и идеями Sprachwissenschaft (см. выше). Радикальное отличие К. О. Л. от Sprachwissenschaft, однако, не выпало из поля его зрения: «Соссюр более систематичен, чем Габеленц... Так, например, он [Габеленц] не приходит к тем заключениям, которые Сосеюр выводит из определенных идентичных или почти (выделено мной. — Т. De Μαυιυ) исходных позициях. Во-вторых, Соссюр... почти всегда ясно определяет основные понятия своей системы. Габеленц же, напротив, часто ограничивается использованием различий, уже признанных и принятых немецкой лингвистикой. Но Габеленцу не хватает точного понятия функциональности и оппозиции... Он не приходит к понятию дистинктивной оппозиции. У Габеленца нет ничего, что можно было бы сравнить со второй частью К. О. Л. (синхроническая лингвистика) и в особенности с главой об идентичности и лингвистических зна-чимостях...» (91); «Можно согласиться с тем, что идеи Габеленца не остаются у Соссюра без изменений. То, что у Габеленца часто имеет форму интуитивной догадки или, иногда, форму второстепенного утверждения, у Соссюра становится ясно сформулированным тезисом, частью системы...» (99).

 

Косериу отмечает этим различие качества и уровня Соссюра и Габеленца: с одной стороны, такой ученый, как Габеленц, в высшей степени осознающий различие между коллективным наследием и индивидуальным использованием языка, между описанием языка и определенной стадией описания развития этого языка, между историей форм и функций языка и историей культуры и цивилизации (различие, присутствующее у стольких других ученых XIX в., которых называли предшественниками Соссюра: см. с. 285—293), с другой стороны, тот, кто наряду с немногими другими (Пирс, Нурен) подчиняется необходимости формальной систематизации, ощущаемой интуитивно, и превращает здравый смысл в науку, является человеком гениальным. В. Пизани не по назначению использует исследования Косериу, когда пишет (Paideia. 1967. 22.377,378, прим. 3), что «среди этих соссюровских фетишистов.. .есть отсылка к нему как к изобретателю теорий, которые были уже у Габеленца, и которые женевский лингвист присвоил себе, см.: Coseriu Е. G. v. d. Gab. et la linguistique synchronnique, появилось в Melanges Martinet, которую мне довелось видеть в рукописи».

Годель пишет, внося равновесие и ясность, об отношениях между Сос-сюром и Габеленцем (Godel 1967. 116-117): «Среди его предшественников [Соссюра] в этом отношении [синхрония—диахрония] часто называют X. фон дер Габеленца. Еще в прошлом году в журнале Phonetica некий R. Н. Rensch заметил, что в своей книге Die Sprachwissenschaft и т. д. фон дер Габеленц разделял и противопоставлял до Соссюра die sprachgeschichtliche и die ein-zeisprachliche Forschung. Можно отметить также и другие совпадения. Соссюр. .. никогда его не цитировал; а в записи 1894 г. [см. S. М. 33] он пишет, что уже много лет назад у него появилось убеждение, что лингвистика является двойной наукой (то есть синхронической и диахронической), что было бы ложью, если бы он взял эту идею из книги, опубликованной едва ли три года назад (действительно, см. здесь на с. 330, 331, 337 свидетельства относительно интуитивных догадок о различии между статической лингвистикой и лингвистикой эволютивной, восходящей KMemoire, диссертации и парижским лекциям 1881 г., «что практически уничтожает проблему первоисточников»,—как отмечает Mounin G. 1968.46. — Т. деМауро). В этом и в других случаях следует ограничиться констатацией совпадения взглядов, не говоря о влиянии или зависимости. Впрочем, Соссюр был весьма щепетильным в том, что касается подобных вопросов: он не требовал права первенства на открытие носового сонанта, которое он сделал вместе с Бругманом, он часто подчеркивал, что находится в долгу у американского лингвиста У. Д. Уитни, отмечал свое особое уважение к казанским лингвистам, Бодуэну де Куртенэ и Крушевскому».

В действительности, проблема «первоисточников» Соссюра, по-видимому, осложнена не только так называемым «фетишизмом», но в еще большей степени мнением, что оригинальность Соссюра заключается в том, что он высказал ту или иную особую точку зрения. Сам Соссюр в разговоре с Ридлингером 19.01. 1909г., цитируемом здесь (с. 264), позволяет нам это опровергнуть: «Теория должна быть системой, такой же точной, как язык. В этом-то и заключается трудность. Довольно просто выстроить друг за другом утверждения, взгляды на язык, но главное—это скоординировать их в систему». Мы еще раз обязаны тонкому разуму Годеля, выразившего лучше других смысл, глубокое движение соссюровской мысли: «Мы имеем право говорить о соссюровской лингвистике. Пусть эта лингвистика вписывается в поток идей, первыми свидетелями которого стали Уитни и Винтелер, но она тем не менее не становится от этого менее оригинальной. Соссюр более чем кто-либо другой старался углубить проблемы, выделить принципы

 

БИОГРАФИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ О Ф. ДЕ СОССЮРЕ

теории Уитни о конвенциональности заключается в том, что она останавливается перед означаемым, рассматриваемым как долингвистическая, логико-природная данная величина, что сводит язык к системе этикеток, к простой номенклатуре, перечню, в котором произвольность воздействует лишь в плане внешней формы. Если Соссюр, начиная с определенного периода, избегает говорить о конвенционализме (S. М. 195), это происходит потому, что его присоединение к конвенционной теории Уитни (Derossi 1965.94-95) было для него лишь первым шагом к концепции радикальной произвольности языка.

Если эта произвольность понимается в ее реальном значении, она становится синонимом радикальной историчности любой лингвистической систематизации, поскольку систематизация имеет не вне себя, а содержит внутри себя ту норму, при помощи которой опыт разделяется на означаемые, а звуки — на означающие: этим он связан не с объективной структурой вещей или акустической реальностью, но, используя их в качестве материи, он в основном обуславливается обществом, дающим ему жизнь в соответствии со своими потребностями. Вот почему язык является радикально социальным и историчным. В такой интерпретации пересечения с предшествующими по времени позициями Уитни и младограмматиков или с философами романтической эпохи, занимающимися языком, но не открывшими, как известно, ничего нового, а лишь повторявшими идеи философов конца XVII и XVin вв. (Verburg 1952.413-417,468-469; De Mauro 1965.47-63), становятся уже не просто любопытными фактами. Antinomic linguistiques (Paris, 1896) Виктора Анри, которые, по-видимому, познакомили Соссюра с гегелевскими идеями относительно диалектики реальных и когнитивных процессов (Jakobson 1933.637-63S; Alonso 1945.10), возможно, лишь вдохновили Соссюра на прохождение этого пути, уже начатого иным способом «великим первооткрывателем лингвистических антиномий» (Jakobson 1962. 237). В действительности, как мы это уже показывали (выше с. 238, 272), Соссюр ознакомился с идеями философов романтической эпохи и с Гегелем уже в годы ранней юности благодаря Пикте и, с его помощью, благодаря двоюродной бабушке Альбертине Адриене. То есть вполне вероятно, что Соссюр имел перед тазами теорию знака Ф. Шлегеля (Niisse 1962.26,70) и что он извлек пользу из исследований Штейнталя, развивавшего идеи Гумбольдта (Hjelmslev 1928. 112-113; Buyssens 1961. 26). Возможно также, что он ознакомился, по крайней мере, с фундаментальным трудом Штейнталя, Cha-rakteristik der hauptsachtlichsten Typen des Sprachbaues (Berlin, 1860), переработанным швейцарским лингвистом Францем Мистели (1841-1903 гг.), профессором из Базеля в издании 1893 г., ставшим вторым томом Abriss der Sprachwissenschaft Штейнталя и Мистели (Arens 1955.217 и ел., 325; Taglia-vani 1963.136-137).

В таком случае встречи с Гумбольдтом, вполне вероятно, имели место (Mathesius1933; Trier 1934. 174; Porzig 1950. 396). Посмертный труд Гумбольдта Uber die Verschiedenheit des menschlichen Sprachbaues und ih-ren Einfluss aufdie geistige Entwickelung des Menschengeschlechts (Berlin, 1836), включавший понятие «внутренняя форма» (CVII-CVXII), возможно, подал Соссюру идею об аморфном характере мысли вне формы, которую придают ей означаемые языка (К. О. Л. 112 и ел.; Alonso 1945. 9; Buyssens 1961. 26). Различие ergon — energia (LVII) станет предшественником различия язык—речь (Laziczius 1939; Coseriu 1962. 52; Jordan—Bahner 1962. 426; лишь Verhaar 1964. 749 справедливо отмечает, что Гумбольдт, напротив, опровергает утверждение, что die Sprache является ergon, так что это пересечение является скорее противоречием),

 

различие между Form и Staff (LXI и ел.) предвосхитит различие между формой и субстанцией (Coseriu 1962. 178) и понятия языка как формы (Harlmann 1959 = 1963. 24-26). Следовательно, можно предполагать, что Соссюр испытывал влияние «холизма», концепции систематичности единиц языка (LIX и LXII: Chomsky 1964. 60), и различия (XVIII) между сравнительным исследованием и исследованием языка как «innerlich zu-sammenhangenden Organismus» [нем. целостного взаимосвязанного организма] (Wartburg—Ullmann 1962. 9-Ю)1.

Туллио де Мауро

14Такое множество предвосхищений и предшественников могло бы навести на мысль, что Р.-Л. Вагнер (1947. 21) был прав, утверждая, что Соссюра следует прославлять «скорее не за высказывание революционных взглядов, а за систематизацию и придание весьма плотной формы понятиям, которые до него были несколько расплывчатыми». Остается сделать лишь один шаг, чтобы вместе с Коллиндером прийти к выводу, что Соссюр представляет собой не более чем посредственного интерпретатора ценных идей других.

На утверждения такого рода можно ответить разными способами. Показав мучительный процесс формирования соссюровских тезисов (выше с. 264-268), вновь изложив их во всей глубине и оригинальности (выше с. 269-275), рассмотрев непонимание, встречающее тех, кто, как Нурен и Марта, высказывал идеи, сходные с его идеями (выше с. 290), непонимание, бывшее знаком того, что некоторые идеи обгоняли свое время и средний уровень ученых того времени. Можно, однако, ответить иначе. От Хрисиппа до Финка никто из тех, кого называют предшественниками Соссюра, не вызывал такого потока критики и иногда даже оскорблений, которые сопровождали К. О. Л. Даже краткое описание судьбы труда Соссюра дает представление о характере этой критики.

Концепция произвольности, понятая лишь как отсутствие мотивации означаемого (см. № 137 в К. О. Л. 70), подвергалась разнообразным нападкам, приведем лишь некоторые из них: она уловила лишь часть языковой реальности, а не конкретный язык, живой и поэтичный, являющийся, напротив, мотивированным и символичным (Lerch 1939; Alonso 1950. 19-33); она обманным путем вводит экстралингвистическую реальность (Pichon 1937. 25-30; Jakobson 1966. 22 и ел.; 1962. 653;

Pichon 1941); формулируя ее, Соссюр якобы неоправданно обобщил условия, присущие швейцарскому двуязычию (Pichon 1937 цит.) и якобы грешил «удивительным непониманием нормальной процедуры» процесса формулировки определения, в целом по причине «наивности» (Ogden, Richards 1923.5, прим. 2). Тавтология, противоречие, «etwas magcr» в определении знака отмечали, помимо прочих, Огден, Ричарде (цит.), Граур (Zeichen und System, 59), Nehring 1950. 1; Otto 1954. 8. Различие между языком и речью ведет к «абстрактной» концепции языка (Meillet 1916. 35;

Schuchardt 1917; Будагов 1954), порождает «неизбежную двусмысленность» (Palmer 1954. 195), является психологизированным, по мнению Antal (1963. 17 и ел.), математизированным, по мнению Шухардта (цит.), идеалистическим, по мнению Коэна (1956. 89-90), позитивистским, по мнению Пизани (1959. 10). Это касается и различия между синхронией и диахронией: если оно не рассматривалось как устаревшее и уже давно известное, оно отвергалось по самым разнообразным причинам (см. № 178 в К. О. Л. 85). Наконец, Соссюра называли «непонятным» (Buhler 1934. 17), неспособным объяснить, как функционирует язык (Ogden—Richards 1923.232), «грубым и примитивным в философском плане» (Pisani 1966. 298).

 

Туллио де Мауро Примечания

См. с. 245 и ел., 256, 265 и ел. О Вертгеймере см. выше с. 240, о наследовании см. с. 264. О трех курсах см. выше с. 264 и ел. Речь идет о записях, изданных Р. Годелем на основе копии Сеше в С. F. S. 12,1954,49-71: первые семь взяты из досье Фонология, ненайденного, относящегося, по-видимому, к 1897 г. (S. М. 13); девятая является фрагментом книги, начатой между 1893 и 1894 гг. (S. М. 36, выше 266), записи с 10-й по 16-ю взяты из наброска статьи в память об Уитни, написанного Соссюром в течение лета—осени 1894 г. (выше 266); запись 17 представляет собой заключение вводной лекции курсов в Женеве, прочитанной в 1891 г.; серия записей 19-21 (имеющих фундаментальное значение для возникновения идеи семантической произвольности, оппозиционного характера и системы семантической реальности) сделана позже 1894 г. (S. М. 37). Даты записей 8, 18, 23 установить невозможно. Все рукописные авторские записи, касающиеся общей лингвистики, в данный момент находятся в процессе публикации в шестой графе критического издания (ссылки на него

обозначены здесь как F Engler). О прилежном посещении Балли и Сеше курсов в Женеве см. с. 257.

О Мшуаре см. выше с. 241 и ел.

Некоторые рукописные источники, использованные издателями, не сохранились в общественной библиотеке университета Женевы, часть из них (например, тетради П. Регара) не была найдена даже Энглером. Напротив, тетради с записями, не учтенные издателями, сохранились и были использованы Энглером, например, записи Ф. Бушарди и Э. Кон-стантэна. Весь рукописный материал воспроизведен в критическом издании Энглера, которое мы уже называли. О сохранении источников, известных издателям, и о других источниках см.: S.M.15; Godel 1959.24; Go-

del 1960; К. О. Л. Engler XI-XII.

Речь идет о записях, сделанных на курсе греческой и латинской этимологии (1911-1912 гг.) Л. Брютшем и использованных в приложении к

К. О. Л., с. 189-189.

А. Ридлингер прослушал курсы исторической лингвистики Соссюра в 1907, 1908-9, 1910-11,1911-12 гг. (выше, с. 257, № 8) и лекции по общей лингвистике в 1907 и 1908-9 гг. (выше, с. 264), делая весьма точные записи (S. М. 96). Он также посещал Соссюра и вне университета, отдельные моменты этих встреч отражены в интервью г-на Ф. де С. о курсе общей лингвистики (19 января 1909 г.), сохранившемся в библиотеке Женевы (S. М. 17 и 29-30).

 

[9] Об особом содействии Сеше см. ниже № 13 и S. М. 97.

[10] С расстояния в пятьдесят лет можно выражать свое несогласие с мнением издателей: начиная с 1957 г. были опубликованы в полном объеме и в порядке, соответствующим порядку их записи слушателеми второго курса: Курс общей лингвистики (1908-9). Введение (согласно записям студентов), С. F. S. 15, 1957. 5-103. Издание Энгпера содержит весь материал записей, расположенных в том порядке, в котором слушатели выстраивали материал лекций; сеть внутренних ссылок и указатель в конце позволяют читать различные рукописные источники в их первоначальном порядке.

[11] Идея создания антологии записей, возможно, была предложена П. Рега-ром, писавшим через несколько лет после публикации К. О. Л.: «Что касается самой книги и вопроса посмертной публикации всего материала, можно только порадоваться блестящему успеху, увенчавшему попытку гг. Балли и Сеше. Конечно, и они сами почувствовали это лучше других, проект, задуманный и осуществленный ими, не может избежать критики. Ученик, лично прослушавший значительную часть лекций Ф. де С. по общей лингвистике и знающий многие документы, ставшие основой публикации, неизбежно испытывает разочарование, поскольку уже не чувствует исключительного и захватывающего очарования лекций мэтра. Способствовали ли некоторые повторы в публикации записей более точному сохранению мысли Ф. де С-, с его мощью, его оригинальностью? А сами вариации, которые издатели, вероятно, не решились представить на всеобщее обозрение, не представляют ли они особого интереса?» (Reg id 1919,11-12).

[12] Третий курс является основой произведения, но не его организации. Курс построен на анализе языков, и студент должен был осознать необязательный, исторически случайный характер организации означаемых и означающих в языке, ознакомиться с анализом универсальных аспектов, присущих всем языкам, или с анализом языка вообще. Далее, следовало бы перейти к общему анализу языка, анализу индивидуальной «реализации» (см. выше 265 и К. О. Л. 21, № 65; 190, № 291; 232, № 305). Издатели же, исходя из идеи о том, что «первейшая истина» должна располагаться в книге на первом месте (S. М. 98), и других утверждений подобного рода (№ 65), нарушили это порядок. Следствием явилось то, что в К. О. Л. сначала говорится о языке, затем о некоторых проблемах «реализации» и под конец о языках (ем. К. О. Л. 140, № 269).

Как бы там ни было, записи третьего курса являются основным источником Введения (в меньшей мере — главы V и Основ фонологии), первой, второй и четвертой частей и двух последних глав пятой части. Первый курс, напротив, стал основой третьей части (диахроническая лингвистика) и главы III пятой части (реконструкция). Второй курс использовался в качестве дополнительного источника, но он является основой нескольких глав, которые, хотя и остались незамеченными при традиционном «прочтении» К. О. Л., несомненно,

 

ПРИМЕЧАНИЯ

имеют наибольшее значение для более точного воспроизведения соссюровской мысли: Введение, глава V (внутренние и внешние элементы языка; Соссюр подчеркивает значение внешней лингвистики, а не ее бесполезность или незаконность, как считает «вульгата Соссюра»); вторая часть, глава III (тождество, реальность, значимость—вот с чего Соссюр начинал свою речь), глава VI (механизм языка), глава VII (грамматика и ее разделы); третья часть, глава VIII (понятие единицы, тождества и реальности в диахронии); пятая часть, глава I (две перспективы диахронической лингвистики), глава II (наиболее древний язык и праязык).

[13] В столь тонком деле издатели неизбежно должны были допустить разного рода ошибки, которые мы сегодня начинаем замечать благодаря кропотливым комментариям Р. Годеля и Р. Энглера. Явные ошибки встречаются редко (К. О. Л. 9, № 23; 153, № 277). Чаще издатели излагают текст таким образом, что теряются ценные нюансы, находящиеся в записях (К. О. Л. 10, № 26; //, № 32; 21, № 64; 28, № 82; 68, № 129; 76, № 148; 110, №221), либо колебания в плане понятий {К. О. Л. 17, №53; 68, № 128 и 129; 105, №212) или в плане терминологии (К. О. Л. 13, № 38; 29, № 87; 68, № 128; 69, № 130; 71, № 140; 80, № 162). Решение соединить отрывки, часто далекие друг от друга, неизбежно привело к появлению в тексте интерпретаций и добавлений, поясняющих то, что было неявно выражено в записях, дабы получить грамматически правильный текст. В некоторых местах издатели сделали это не очень удачно и в какой-то степени форсировали соссюров-скую мысль (К. О. Л. 17, № 49; 23, № 70; 46, № 116; 70, № 139; 74, № 147; 79, № 161; 89, № 185; 92, № 192; 94, № 193; 100, № 199; 125, № 250). Эта работа по сближению и соединению имеет часто более серьезные последствия для понимания даже подлинной мысли Соссюра (К. О. Л. 17, № 51; 44, № 111; 69, № 132; 70, № 136; 72, № 145; 89, № 183). Во многих местах можно найти элементы крайней произвольности (К. О. Л. 21, № 63; 21, № 65; 24, № 74; 68, № 128 и 129). Достаточно часто встречаются изменения, иногда весьма серьезные, касающиеся введения терминов, которых Соссюр избегал (К. О. Л. 44, № 111; 78 № 156; 82, № 166; 88, № 182; 92, № 192; 103, № 204; 103, № 206; 113, № 228; 119, № 235; 120, № 240; 128, № 256; 128, № 257;

130, № 259; 144, № 270; 221, № 301). Знаменитая заключительная фраза К. О. Л. (с. 232) представляет собой пример необоснованного «угадывания» намерений.

[ 14] Термином семантика издатели обозначают, как они поясняют это в примечании 33 к К. О. Л., дисциплину, «изучающую изменения значения»;

в том же примечании они добавляют, что на с. 77 Соссюр предложил фундаментальный принцип семантики, понимаемой таким образом, то есть семантики диахронической. Этот принцип действительно имеет большое значение для возникновения структурной диахронии. В то время существовало лишь одно значение термина семантика, о котором

 

говорят издатели (Malmberg 1966. 186). Однако если под семантикой понимать не только диахронические исследования, но также и исследования синхронические и общие исследования означаемых, то можно утверждать, что Соссюр, наряду с пониманием произвольности знака, связанного с различением означаемого и означающего, разработал базовые принципы лингвистики настолько четко, что в течение нескольких десятилетий к нему приблизился лишь один Нурен (см. выше и Malmberg 1966.185,194).

[15] См. К. О. Л. 26-27 и примечания, а также № 305.

[16] Лишь недавно достойные слова издателей нашли отклик и критики смогли различить, гце присутствует «мэтр», а гае его «толкователи». Проблема верности редакции К. О. Л., поставленная издателями с такой откровенностью и деликатностью, вновь возникла с выходом в свет Курса П. Регара, критические замечания которого, впрочем, остались в одиночестве (см. выше 265,267 и № 11). В 1931 г. на международном лингвистическом конгрессе в Женеве еще один из редакторов предупредил ученых, отметив, что, по его мнению, в отрывке К. О. Л., посвященном фонеме, присутствует «редакторская ошибка» (см. № 115). Но предупреждение вновь не получило отклика, и ученые продолжали дискуссию, считая вопрос о верности и связанности редакции окончательно решенным (Godel 1961. 295). Таким образом, появилось некое «подобие идеальной вульгагы... учения Соссюра, впитанного европейской мыслью (по крайней мере, что касается важнейших пунктов Курса), при этом проблема точной реконструкции (или возможности реконструкции) позиций Соссюра не затрагивалась» (Lepshy 1962.69-70); как мы смажем подтвердить это ниже, К. О. Л. «не был принят европейской лингвистикой во всем своем объеме... Скорее, лишь некоторые пункты Курса имели успех, и эти пункты были часто изолированы от соссюровского контекста...» (Lepshy 1961.200-201). Эти «пункты» еще сегодня встречаются в некоторых учебниках, оторванные друг от друга и от своего прародителя (см., например, Leray 1965. 77-94; Lepshy 1966. 42-53; Мbribers 1966.55-70).

Время такой манеры изложения соссюровской мысли прошло. С 1939 г., когда возник ученый спор о произвольности (см. № 137), началось осознание того факта, что К. О. Л. превратил мысль, несомненно колеблющуюся, в мысль твердую либо по глубоким концептуальным причинам, либо, что более вероятно, потому что она была высказана со всем несовершенством и колебаниями, присущими устной лекции. В 1950 г. в статье на страницах малоизвестного журнала (Englerl964. 32; Godel 1966. 62), М. Лючиди недвусмысленно подчеркивает расплывчатый характер текста К. О. Л. и проницательно выявляет различные причины этого (Lu-cidi 1950.185 и ел.). Двумя годами позже, занимаясь проверкой реального смысла (предполагая, что он отличается) различия и оппозиции, Фрей первым попытался исследовать рукописные первоисточники (Frei 1952. 5. М. 196 и ел.; Godel 1961. 295). Появляется осознание масштабов

 

ПРИМЕЧАНИЯ

работы по соединению и обезличиванию, о которой, впрочем, ясно предупреждали издатели.

В 1954 г. Мальмберг ставит уже не только эту проблему, но и проблему раэ-нописий и колебаний, если можно так выразиться, синхронических, присущих соссюровсюй мысли к 1910 г. и, возможно, скрытых издателями; в то же время он ставит проблему диахронической стратификации теиста, замаскированной единой архитектурой, приданной издателями материалу курса. В том же выпуске С. F. S., в котором вышла статья Мальмберга, вновь выходят в свет «старые наброски» в копии, сделанной Сеше (см. К. О. Л. 5, № 4). Эффект не заставил себя ждать: две или три последние страницы статьи Мартине о двойной артикуляции и произвольности как будто предвосхищают примечания 19-21 (см. №137 и Martinet 1957). Примечаниями мы обяза-ны Р. Годелю, взявшему на себя кропотливое изучение рукописных первоисточников: через три года появился труд, на иоторьм мь1 здесь ссылаемся как на S. М. Соссюр предстал в новом свете (fieinmann 1959), и даже неиэторые аспекты предстали как совершенно новые. Помимо нововведений, на которых остановится данный комментарий К. О. Л, произошло глубокое изменение типа наших отношений с Соссюром. Унитарное строение, навязанное издателями, рассыпается и рушится, сталкиваясь с проблемами формирования текста и, еще более, формулировки соссюровской мысли. Из этого стро-ения высвобождается соссюровская мысль, проблематичная, подлинная, живая, освобожденная от всего того догматического и необоснованного (см. № 65), данного ей издателями с наилучшими намерениями. Это уже не совокупность догм, а терпеливое изучение связей (в действительности проигнорированных «идеальной вульгатой») между различными «точками зрения», по словам Годеля 1961.295.

Эти слова можно сравнить со словами Витгенштейна, открывающими его Pfalosophische Untersuchungen: «После многочисленных неудачных попыток соединить результаты моих исследований в подобное единство, я понял, что мне должно быть это никогда не удастся. Что лучшие вещи, которые я могу написать, останутся навсегда не более чем философскими замечаниями. Что мои мысли застывали, как только я пытался навязать им силой определенное направление, противоположное их естественному направлению. Это, несомненно, тесно связано с характером самого исследования. Оно вынуждает нас вести свои поиски во всех направлениях широкого поля мысли. Философские замечания этой книги—это, если можно так выразиться, наброски пейзажей, появляющиеся в ходе продолжительных путешествий, состоящих из тысяч опальных путей. К одним и тем же пунктам, или почти к одним и тем же, постоянно подходишь различными путями, с различных направлений, получая все новые картины» (Философские исследования/Пер, на фр. Р. Klossowsld. Париж, 1961. С. 111).

Когда знаешь, что Соссюр исследует то же «широкое поле», что и Вит-генштейн, и что множество тропинок там пересекаются, пути совпадают (Verburg 1961, De Манго 1965. 156, 168, 173, 184, 202 и К. О. Л. 30, № 90; 68, № 129; 78, № 157; 90, № 186; 110, № 223),

 

понимаешь, что сходные трудности, с которыми сталкивалась при движении в почти неизученном культурном пространстве интеллектуальная и научная традиция Канта в начале XX в., подсказали представителям венской школы и представителям Женевы один и тот же путь, один и тот же «метод». Следовательно, вполне закономерно, что слова Витгенштейна будто бы перекликаются с тем, что написал Соссюр шестьюдесятью годами ранее, в записях, которые не были изданы, в момент, когда он садился «без энтузиазма» составлять эту книгу по общей лингвистике, о которой он говорит Мейе в 1894 г.:

«Действительно, имеется полное отсутствие какой-либо отправной точки, и если какой-либо читатель соблаговолит внимательно проследить нашу мысль от начала до конца этого тома, он признает, мы в этом убеждены, что было, если можно так выразиться, невозможно следовать строгому порядку.

Мы позволяем себе иногда три или четыре раза предлагать вниманию читателя одну и ту же мысль, поскольку, действительно, кроме нее не существует другой отправной точки, позволяющей основать наши объяснения» (№ 56-57).

Однако наряду с проблемами объяснения и демонстрации уже в течение этих лет и в течение последующего периода Соссюр занимается, прежде всего, проблемой начала и порядка, в котором следует расположить материал, даже посредством совершенного приуменьшения значения каждого утверждения, исключительно в угоду порядку, в котором оно будет предложено и объяснено (см. выше 265, 272). В период второго и третьего курса он, весьма вероятно, видел достойное решение, и он указывает его своим ученикам (К. О. Л. 232, № 305; 108, № 216). Но решение относительно организации своего материала было для него еще только рабочей гипотезой в работе, продолжению которой воспрепятствовала смерть. Действительно, еще в период трех курсов общей лингвистики «его мысль развивалась во всех направлениях, однако не противореча самой себе»,—писали, весьма проницательно, издатели (К. О. Л. с. 6). Сегодня, когда издания S. М. и Энглера нарушили образ внешней законченности текста, когда «пункты» «идеальной вулы-аты» были возвращены в свой подлинный контекст, вот что мы обнаружили помимо новых достижений, обогащающих комментарии, и приглашений к новым исследованиям. В авторских записях, в записях разговоров, в записях учеников, которые, как мы сегодня можем утверждать, в точности вторили голосу мэтра (К. О. Л. Engler XI, § 2), наконец, и в особенности, на многих страницах К. О. Л., где проницательность издателей позволилаим сконцентрировать соссюровскую мысль на основе рукописных первоисточников, мы обнаруживаем мобильность мысли, способность пробудить желание к новым исследованиям в различных и плодотворных направлениях—те качества, которые завораживали и вели за собой студентов.

[17] Второе издание/С О. Л. вышло в свет в 1922 г. О наиболее важных исправлениях см. К. О. Л. 29, № 89; 31, № 94; 42, № 109; 94, № 193; 176, № 286.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

См. № 272 о досадной опечатке, повторившейся во втором издании 1922 г. В обоих изданиях в тексте остаются различные недоработки и формальные неточности, особенно в использовании личных местоимений (К. О. Л. 70, § 2,2-й абзац: местоимение оно обозначает понятие [?]; 92, § 6,1-й абзац: местоимение они обозначает законы; 106, первый абзац: местоимение оно обозначает изменение и т. д.). См. также S. М. 120-121.

[18] Третье издание К. О. Л. вышло в свет в 1931 г. (следствие конгресса в Гааге?); четвертое же, напротив, вышло лишь через восемнадцать лет (1949 г.). Затем интервалы уменьшились: в 1955 г. выходит пятое издание, переизданное затем в 1959,1962,1968 гг. и т. д. О переводах К. О. Л. и их повторных изданиях см. выше 275. В 1967 г. издатель Harrassowitz из Висбадена начинает публикацию фундаментального критического издания Рудольфа Энглера (публикация будет состоять из четырех выпусков).

[19] Понятия из истории лингвистики, схематические, нов меньшей степени, чем текст издателей, были даны Соссюром в нескольких рукописных примечаниях (см., например, ниже № 32) и главным образом в курсе лекций II (S. М. 75: лингвистика с 1816 по 1870 год ujunggram-matische Richtung), использованных издателями также в К. О. Л, с. 216 -217, к к первой лекции третьего курса (S. М. 77). Негативные замечания, сделанные здесь по поводу традиционной нормативной грамматики, необходимо рассматривать в совокупности с ее позитивными оценками, в основном в плане синхронии, данными в третьем курсе лекций по статической лингвистике и использованными издателями в К. О. Л, с. 84.

[20] О переводах ключевого термина язык в К. О. Л. см. № 68.

[21 ] Уже в этом пассаже понятие объект взято в своем техническом значении схоластической традиции, иными словами, в значении греческого τέλος, и противопоставляется понятию предмет: см. К. О. Л. 14, № 40;

с.232,№305.

[22] См. выше № 19 и К. О. Л., 84.0 прочих критических высказываниях Сос-сюра по поводу традиционных грамматических категорий, в основном идущих от Аристотеля, см. К. О. Л., 108, 134-136 и примечания.

[23] Текст издателей не понятен, поскольку известно, что Ф. А. Вольфу в 1777 е было 18 лет и он еще не написал ничего значительного. В действительности же в примечаниях к лекциям читаем: «Ф. А. Вольф в 1777 π пожелал называться филологом» (9 В Engler)—и с еще большей ясностью это выражается в примечаниях Константэна: «в 17771: Ф. А. Вольф, будучи студентом, пожелал называться филологом (9 В Engler). Из примечаний видно, что Сос-сюр хотел сослаться на эпизод, о котором он, возможно, прочитал в недавно изданном труде Sandys и в иэтором говорилось о зачислении Вольфа в Университет Гетгингена: он попросил разрешения записаться в качестве студента филологии (studiosus phihiogiae), ректор ответил отказом и предложил ему обычное название studiosus fheologiae, но Вольф, порывая с вековой традицией, настоял на своем требовании. Отныне термин studiasus phihiogiae вошел в официальную номенклатуру университета (Sandys J. Е. A History of

 

Classical Scholaischip. 1-е изд.. New Yoric, 1908, Т. 3. С. 51 (переиздано в 1958 г.); см. также Meillet 1937.463.

[24] Филология таким же образом, как она изучает «историю литературы, быта, социальных институтов», может изучать и языки, исходя из текстов. Однако языки не входят в «объект» (в техническом значении этого термина: К. О. Л. 14, №. 40) ее исследований, которым, напротив, остается критика текстов. Тема различий между лингвистикой и филологией была одной из излюбленных тем Соссюра, включая его частные разговоры:

«Он часто предупреждал нас, профанов, чтобы мы не путали... старую филологию с лингвистикой, этой новой наукой со своими законами...» {De Сгие, т F. d. S. 18). Если это свидетельство верно, оно позволяет предположить, что для Соссюра различие между филологическим и лингвистическим подходами к рассмотрению фактов заключается в систематическом характере второго, который приводит от фактов к «законам», к системе (см. К. О. Л. 14, № 40 и 40-43). Во всяком случае, частое упоминание этой темы Соссюром является отголоскам противопоставления лингвистики и филологии, наблюдавшимся в начале XIX в. и смягчившимся, по меньшей мере отчасти, с появлением работы Г.Курциуса (Thompson G. Historia de la Linguistica/ Пер. с дат. Мадрид, 1945. С. 92-93;

Meillet 1937,462-63; RocherL. Les philologues classiques et les debuts de la granimaire comparee // Revue de 1'Universite de Bruxelles 1958. 10.251-86;

Leroy 1965,31-32; о Курциусе см. К. О. Л.№3 ). Однако различие между лингвистикой и филологией остается проблемой: одна сторона отмечает, что принятие структуралистской гипотезы вынуждает лингвистический анализ к поиску наибольшей филологической точности (см. выше 262;

другая сторона утверждает, что филология по своему существу является «толкованием» (Mounin 1963.243-45). Тесную интеграцию лингвистики и филологии встречаем в критике семантики A. Pagliam (Saggi di critica semantica. 1-е изд. Massine-Florence, 1953; 2-е изд. 1961. С. VII; Nuovisag-gi di critica semantica, ibi 1956. С. 236-58).См. также К. О. Л. 29, № 81.

[25] Фридрих Вильгельм Ричль (1806-1876) занялся исследованиями о Плавте и весьма заинтересовался древней латынью, к изучению которой он приступил одним из первых.

[26] Ф. Бопп (1791-1867) по окончании своего пребывания в Париже, где он изучал санскрит, арабский и персидский языки, опубликовал труд, упомянутый в тексте: Uber das Conjugationssystem der Sanskritsprache in Vergleichung mitjenem der griechischen, lateinichen, persischen und germanischen Sprachei. Frankfurt S. М., 1816. Основным трудом Боппа является Vergleichende Grammatik des Sanakrit, Send, Armenischen, Griechischen, Lateinichen, Altslavischen und Deutschen. 1-е изд. Берлин, 1833-52; 2-е изд.1857-63; 3-е изд.1868-70.0 проблеме позиций Боппа в истории лингвистики см. De Майю, 1965,60-62,73 и ел. (и противоположное мнение см.: Bolelli Т. Saggi е studi linguistic; 6,1966,207-08) и Mounin 1967, 152-159, 168-175. По этой проблеме и по проблеме связей в лингвистике мнение Соссюра было более определенным и

 

ПРИМЕЧАНИЯ

нюансированным, чем это показано в тексте. Это показывают рукописные первоисточники, см. В 18-25 Engler:

«Датой [происхождения] лингвистики считается первая работа Ф. Боп-па Du systems de la conjugaison sanscrite compare avec celui des langues latine, grecque. persane et gennanique, 1816. Хотя Бопп был немцем из Майнца, с этими языками и со Шлегелем и Гумбольдтом он познакомился в основном в Париже, где провел четыре года (1808-1812) [когда он готовил эту первую работу]. Новым в данной работе является [вовсе] не то, что впервые санскрит рассматривался как язык, родственный греческому и латыни: [несомненно, что именно после изучения санскрита Бопп признал индоевропейскую семью языков, но] не Бопп был первым, кто признал [аналогию санскрита с другими индоевропейскими языками]. Первые индологи не могли не признавать этой родственной связи. Говоря об этом признании, необходимо упомянуть одного из французов [в Пондишери], П. Керду (1767 г.), ответившего на вопрос аббата Бартелеми (эллиниста) докладом для Регистрационной Академии: Как объяснить [наличие] в языке samscroutane [большого количества слов, общих с греческим и, в особенности, с латинским языками]. В. Джрунз (известный английский востоковед), будучи одним из первых известных филологов, занимавшихся санскритом, в 1786 г., во время своего пребывания в Индии (9 лет [ум. в 1794]) сделал доклад в академии Калькутты о языке санскрит [в котором он говорил: «Каким бы древним ни был язык санскрит, его структура более совершенна, чем у греческого и латинского языков», и он утверждал, что это языки родственные]. Он выделил несколько основных групп языков, происходящих от индоевропейского, наряду с санскритом, которому он дал положение брата (не праотца!) в этой семье. Он говорил уже о готском и кельтском языках (о которых [почти] ничего не было известно!)... Но эти несколько [изолированных попыток, эти несколько] просветов [пришедших вовремя и попавших в точку] не позволяют утверждать, что в 1816 г. уже было сформировано [в общих чертах понимание значения санскрита]. [Это может доказать] Mithriaates oder allgemeine Sprachenkunde Иоганна Кристофа Аделунга, описание всех известных тогда языков мира, не содержащее критики [ни научных тенденций]: санскрит фигурирует [лишь] среди немоносиллабических азиатских языков, что не мешает ему составить 26 страниц слов санскрита, сравниваемых с греческими, латинскими и немецкими словами; [он признает сходство], но он ни на секунду не задумывается над [изменением] плана своего труда, над перемещением той или иной идиомы с тем, чтобы поместить ее в ту же семью. Первый том Аделунга вышел в 1806 г.: интересная дата, до 1816 г.! Такой классификатор языков как Аделунг, которому известны высказывания Джоунса, не замечает [серьезного] последствия, вытекающего из этого сходства. Этот факт кажется ему странным, неуместным. «Казалось, что, заметив это сходство, [филологам] оставалось [только] уступить место [этнологам и историкам]». Нововведение Боппа имеет

 

большое значение [оно заключается в том, что факт сходства языков касается не только историков и этнологов, но этот факт может быть изучен и проанализирован сам по себе]. Его заслуга заключается не в обнаружении родственных связей санскрита с европейскими языками [или его принадлежности к более широкой группе], а в утверждении, что в самих отношениях двух родственных языков существует материал для исследования. Феномен разнообразия сходных идиом этих языков представляется ему достойным изучения сам по себе. До него никто не пытался объяснять один язык через другой, [объяснять, если возможно, одну форму через другую]; [когда требовалось] объяснить что-либо в языке, никто и не задумывался, что формы — это нечто [данное, что их необходимо изучать].»

[27] О Вильяме Джоунзе (1746-1794) см. предыдущее примечание и Waterman 1963.15-6.21.

[28] Отметим, что Соссюр использует здесь и далее знак g для транскрипции звонкого палатального звука письменности деванагари, тогда как после IX конгресса востоковедов, состоявшегося в Женеве, используется знаку.

В 1931 г. Герман упрекнет Соссюра за приведение формы jonassu, поскольку, по его мнению, она «является более ранней формой локатива, упоминать о которой не имеет смысла». В действительности Jonoxro и janahsu сосуществуют в санскрите ujonassu, форма уже ведическая, является также формой более древней с точки зрения относительной хронологии (см.: Thumb A., Hauschild R. Handbuch des Sanskrit Heidelberg, 1958.1. l.§333,150). Кроме того Jonassu—форма, более подходящая для достижения цели, поставленной Соссюром.

[29] Гримм Я. (1785-1863)—автор монументальной Грамматики немецкого языка (Deutsche Grammatik, где «Deutsche» обозначает не «немецкая», а скорее «германская»). 1-е изд. Т. I. Гёттинген, 1819; Т. II-IV, ibi 1822-36.

Август Фридрих Потт (1802-1887), известный своей Etymologische Forschmgen aufdem Gebiete der indogermanische Srpachen, изд. 1-е, том 2, Lemgo 1833-36, в значительной мере содействовал тому, что семантические исследования были заброшены в угоду исследованиям, посвященным морфологическим аспектам языков (Meillet 1937,462) Адальберт Кун в 1852 основал «KZ»—Zeitschrift fir vergleichende Sprachforsuchmg (Meillet 1937,463-640; см. К. О. Л. 225). Теодор Бенфей (1809-1881)—востоковед и лингвист. Был профессором в Гёттингене.

Теодор Ауфрехт издал, несколько позже М. Мюллера (ниже), ведиче-ский текст, фундаментальный еще сегодня (Die Hymmen des Rigveda. 1-е изд. Бонн, 1851-^3. Т. 2; 2-е изд., ibi 1877).

[30] Макс Мюллер (1823-1900), ученик Боппа, издал ведический текст в Англии, где жил сам, успешно пропагандировал лингвистику,

 

ПРИМЕЧАНИЯ

особенно своей работой Lectures on the Science of Language (Оксфорд, 1861), переведенной на различные языки.

[31] Георг Курциус (1820-1885)—автор фундаментальных Grundzuge der griechischen Etymologic (Лейпциг, 1858-62; 5-е изд. ibi, 1879), учитель К. Бругмана и Соссюра, содействовал признанию сравнительной лингвистики классическими филологами (см. выше № 24).

[32] Август Шлейхер (1821-1868), автор знаменитого Compendium der ver-gleichenden Grammatik der indogermanischen Sprachen, 1-е изд., Веймар, 1861, сыграл фундаментальную роль в истории глоттологии (Le-ту 1965,33 и ел., Bolelli 1965,120-36). В Примечаниях 59 (=52 Engler) находится больше, чем>.Соссюр говорил на своих лекциях и чем в том, по сообщению издателей, суровом мнении Женевуа о Шлейхере:

«Это [на все времена] станет темой философских размышлений: за 50 лет лингвистическая наука, рожденная в Германии, развивавшаяся в Германии, ценившаяся в Германии бесчисленной категорией индивидуумов, не попыталась подняться на уровень абстрагирования, достаточный, чтобы подняться, с одной стороны, над тем, что делают, с другой стороны, в том, что делают, и, тем не менее, она на законных основаниях входит в ансамбль наук. Вызывает удивление и то, что, казалось бы, [выйдя] из этого застоя, она привела к жалкому этюду Шлейхера, не выдерживающему никакой критики. Престиж Шлейхе-ра, попытавшегося высказать нечто обобщенное о языке, велик настолько, что он представляется личностью выдающейся [еще сегодня] в истории [лингвистических] исследований [и, если речь заходит об этом великом человеке, лица лингвистов принимают уморительно торжественное выражение... Из всего, что нам удалось проверить, видно, что это была личность совершенно посредственная (что не исключает амбиций)]».

[33] Теория чередования гласных в восстановленном индоевропейском языке впервые была систематизирована в Мемуаре Соссюра (см. выше 242-244).

[34] Фридрих Кристиан Диц (1794-1876), автор Грамматики романских языков в трех томах, Бонн, 1836-43, является основателем романистики, которую наряду с германистикой Соссюр всегда рассматривал как передовой сектор лингвистики. См. К. О. Л. 212, 218.

[35] Эту точку зрения, уже высказанную Соссюром на вводной лекции курса в Женеве (см. процитированный выше отрывок, 252, № 7), энергично защищали К. Бругман и Г. Остгоф в предисловии к Morphologis-che Untersuchungen aufdem Gebiete der indogermanischen Sprachen, I, Лейпциг, 1878.

[36] Об Уитни см. 247-248,269-271,286,291-292 и К. О. Л. 18,76,78,79.

[37] Несмотря на ожесточенную полемику, которую руководители движения младограмматиков вели против теорий реконструкции и методов структурного анализа молодого Соссюра (см. выше 241-245), его отношение к представителям и даже к некоторым идеям направления

 

младограмматиков относительно проведения исследований всегда отличалось самым глубоким уважением. К. Бругман (1849-1919), преподававший в Лейпциге во время, когда там жил Соссюр, имевший случай сблизиться с ним (см. выше, 242), занимал должность профессора в том же университете, начиная с 1882 г. Г. Остгоф (1847-1909), будучи профессором в Гейдельберге, также читал лекции в Лейпциге в то время, когда там находился Соссюр (см. выше 242). Он стал наиболее суровым критиком Соссюра и Мёллера (см. выше 243). В. Браун и Э. Сивере возглавляли наиболее значительный журнал германистов, «Beitrage zur Geschichte der deutschen Sprache und Literature с Германом Паулем (1846-1921), автором одного из основных теоретических текстов того периода, несомненно упоминаемого более других, prinzi-pien der Sprachgeschichte (Halle, 1880). Помимо лекций Брауна по истории немецкого языка, Соссюр также посещал в Лейпциге лекции по славянскому и литовскому языкам А. Лескина (1840-1916), первого защитника принципа регулярности фонетических изменений (см. выше 241). Об отношениях между теориями Соссюра и антителеологическими теориями младограмматиков см. выше 291.

[38] Заботы о терминологии были постоянным фактором в интеллектуальной биографии Соссюра: см. выше 270. Он изучал мотавированность каждого используемого термина:«.. .и не подумаешь, что имеешь дело с основоположником принципа произвольности языкового знака» (Englerl966, 39). В действительности, именно постольку, поскольку Соссюр отстаивает принцип произвольности, а значит, понимание языка как формы, точно определенной произвольными соединениями звуковой и семантической субстанции, он отлично понимает, что позиция, с которой он рассматривает языковые факты, является основной для представления их как таковых (как единиц языка) или как явлений, чисто звуковых, когнитивных или психологических и т. д. (выше 271). Поэтому он уделял много внимания всему, что составляет позицию, точку зрения: «вещам» (К. О. Л. 22, № 68) не меньше, чем терминологии (№ 133). Отсюда и крайняя осторожность при введении и при исключении терминов. В частности, об организме см. ниже К. О. Л. 28, № 83.0 других терминах Соссюра, обсуждаемых в этом комментарии, см. К. О. Л. 14, № 40 и 41; / 7, № 53; 22, № 63-68; 23, № 70; 27, № 78; 28, № 83; 39, № 103; 44, № 111; 46, № 115; 58, № 122; 61, № 123; 68, № 128; 69, № 130; 70, № 134; 71, № 140; 72, № 145;

78, № 155; 78, № 156; 80, №. 162; 83, № 169; 86, № 178; 88, № 182; 92, № 190; 100, № 199; 103, № 204; 103, № 206; 105, № 211; 114, № 231; 119, № 236; 120, № 240; 123, № 247; 123. № 248; 125, № 250; 128, № 255; 130, № 259; 134, № 266; 172, № 282.

Осознавая новизну затронутых проблем, Соссюр не только не чурается невинных «анимистических» метафор, но также постоянно ищет сравнения для пояснения концепций, которые он справедливо считает радикально новыми. '

 

ПРИМЕЧАНИЯ

Язык— это симфония, не зависящая от ошибок при исполнении (К. О. Л. 26);

это как игра в шахматы: чтобы в них играть, не важно знать, где их изобрели, в Индии или в Персии (30 и см. № 90), игра имеет правила, сохраняющиеся при простом движении (96). Язык подобен алфавиту азбуки Морзе, не зависящему от работы элекгричесюго аппарата передатчика (26); это соглашение, договор (74); это алгебра со всегда сложными членами (121), это река, текущая постоянно, непрерывно (140); это платье, на которое с течением времени ставили заплаты из его же ткани (172).

Лишь по некоторым аспектам язык можно сравнить с растением, берущим себе пищу извне (29); в действительности, в языке ценится его внутренняя сила, также как в ковре ценится сочетание цветов, а техника изготовления не имеет значения (39); все заключено в комбинации частей, как в каждой фазе игры в шахматы (107). Знак объединяет означаемое и означающее связью более реальной, нежели связь души и тела (103), более неразрывной, чем химическое соединение (103); означаемое и означающее — это как лицевая и обратная сторона листа бумаги (113, 115), знаки подобны волнам, появляющимся на поверхности моря при контакте с воздухом (113). Языковая единица подобна фигуре в шахматной игре: важно не то, из чего она сделана, а то, как она функционирует (110); она подобна поезду, отправляющемуся в 2045, или улице, на которой проводят ремонтные работы, но которая остается при этом все той же улицей (109); ее нельзя сравнивать с одеждой, которую у тебя украли и которая, если заменить ее другой, подобной вещью, но из новой ткани, уже не будет твоей (109); ее можно сравнить с буквами алфавита: важно то, что их нельзя спутать друг с другом (119). Слово — это как денежная единица: не важно, металлическая ли это монета или бумажная банкнота, важна ее номинальная стоимость (7/5, 118).

Неподвижное состояние языка подобно границе, к которой стремятся все логарифмические ряды: даже если мы ее не достигаем, мы ее постулируем (102); это проекция тела на данную плоскость, и тело—это диахрония (/09); это поперечный срез, при диахронии—это срез продольный (89); это как положение в шахматной игре, не зависящее от положений, которые были ранее (90, см. также 116). Панораму рисуют, находясь в определенной, постоянной точке; картину языка также можно создать, исходя из некоторого неподвижного состояния (83). Но язык к тому же постоянно погружен во время, вынужден постоянно изменяться: того, кто воображает себе язык как нечто неизменное, ожидает участь курицы, высиживающей утиное яйцо: утенок, вылупившись, уходит по своим делам (79). [39] Первоисточник — вводная лекция III курса (28 октября 1910 г.). [40] Для Соссюра предмет — это совокупность всех фактов, которые на уровне разговорного языка можно рассматривать как «лингвистические». Это разнородная масса (К. О. Л. 16 и ел.), поэтому она может изучаться множеством дисциплин; отличие лингвистики от этих

 

дисциплин заключается в том, что ее объектом является язык. Важность различия между предметом и объектом подчеркивал К. Борг-стрем, 1949 г. (см. также: Frei Н. A propos de 1'editoral du vol. IV, A. L.