Появление Каббалы

То замечательное умственное движение, которое впоследствии сконцентрировалось около так называемой Каббалы, составляет по отношению ко времени своего происхождения предмет препирательств величайших специалистов, знатоков Талмуда и Каббалы. Одни, как Франк, относят появление ее ко временам Вавилонского пленения, другие, как Генрих Грец, утверждают и доказывают, что Каббала возникла лишь в XI-XII веке по Р. X. в Испании, а такие основные се документы, как “Зогар”, приписывают сочинению Моисея Леонского (Моисею да Леон. - Ред.) в XIII веке. Хронологическая разница появления оказывается почти в две тысячи лет. Для нас, однако, эти споры не имеют особенного значения, так как они касаются скорее отдельных фазисов и документов того умственного движения, которое, несомненно для всех исследователей, появилось среди евреев под вавилонскими влияниями. Это движение состоит в синкретизме Моисеевой веры с языческой мистикой и языческой философией бытия.

Среди исследователей существуют такие же споры об источниках этих языческих влияний. Франк сводит их исключительно к вавилоно-персидским, Грец и Карпп считают огромными влияния греческой философии и гностицизма.

Вопрос о происхождении Каббалы весьма затемняется тем обстоятельством, что письменные свидетельства умственных движений евреев со времен плена вавилонского существуют лишь в очень поздних отголосках. Влияния же Вавилона и Персии не огра1гичиваются кратким временем собственно пленения. Разрушение Израильского царства произошло в 714 году. Разрушение Иерусалима - в 585 г. Уже в 535 году указ Кира Персидского дал евреям возможность возвратиться в Иерусалим, а указом Дария восстановлены были даже и стены иерусалимские. Но большинство евреев предпочло остаться в Месопотамии, где им жилось очень хорошо, при таком самоуправлении, которое делало их в занятой ими полосе между Тигром и Евфратом полувассальным княжеством, управлявшимся особыми князьями изгнания - Реш Голута из рода Давидова. Общение еврейства с вавилоно-персидским Востоком с тех пор продолжалось около полутора тысяч лет, причем вавилонские евреи иногда получали для еврейского мира гораздо большее умственное и политическоt значение, чем палестинские. Это была в полном смысле вторая родина их.

Таким образом, близкие связи евреев с халдеями и персами продолжались много сот лет и производили на евреев влияние с первых же лет пленения. Возможность такого влияния облегчалась близостью языков - еврейского и арамейского, на котором в это время говорила масса населения Вавилонии. Влияние было так сильно, что евреи возвратились из пленения, уже почти совершенно забывши свой язык, и говорили по-арамейски. Они возвратились из плена и с новой азбукой, так называемой квадратной, взятой в Вавилоне, а по происхождению арамейской и заменившей в это время традиционные клинообразные буквы. Евреи заимствовали у вавилонян также и календарь и усвоили в Вавилоне много пунктов народных верований. Так, мы имеем свидетельство чрезвычайно авторитетного учителя Реш Лакиша тивериадской школы (начало III века по Р. X.), что “имена ангелов” возникли у евреев не самобытно, а заимствованы в Вавилоне.

“Имя” же в еврейской терминологии имеет значение “сущности”. Вавилонские имена ангелов означали особое учение об ангелах, их иерархии и их участии в управлении вселенной, а этот взгляд, в свою очередь, предполагает некоторое общее мировоззрение, нахлынувшее на евреев в Вавилоне. Характеристично также отношение евреев к своему новому алфавиту, оказавшемуся для них даже в форме букв носителем необычайных тайн.

Влияние вавилоно-ассирийский культуры на евреев, разумеется, не представляет ничего удивительного. Эта культура не могла не ослепить их своим блеском и благоустроенностью гражданской и хозяйственностью. Вавилонское правительство прилагало особые старания приобщить евреев к миросозерцанию страны. Известна история пророка Даниила с его товарищами, отданных в обучение всей халдейской мудрости. Но если избранные натуры, как Даниил, могли безопасно для своего религиозного мировоззрения вынести погружение в эту премудрость, то натуры более слабые не могли не поддаваться очарованию языческой мистики и науки, которая основана была на пантеистическом слиянии мира с божественной силой. Пантеистические тенденции с тех пор и проявляются в еврействе в противоречие с библейской верой в Бога, ясно и резко отличенного от мировой “твари”.

Восстановление Иерусалима было произведено строгими и суровыми консерваторами, которых тип представляет Ездра. Их задачей было - восстановить Израиль во всей чистоте его древней веры.

Но с течением времени к первоначальным учителям должны были примешиваться лица и иных настроений, тем более что наряду с собранием закона началось его толкование, создавшее целый класс ученых, а кроме закона, начали усердно собираться и предания (по-еврейски “каббала”). Неизвестно, с какого времени в этом слое ученых начало являться понятие о таинственном смысле закона и предания, явилось и понятие о “тайном” учении, которого нельзя передавать неподготовленным, непосвященным.

Как справедливо отмечают исследователи, Моисеева вера резко отличается от окружавших языческих религий полным отсутствием религиозной тайны. В то время как и на восток, и на запад от Палестины царили одна вера тайная, эзотерическая, жреческая, и другая явная, для народа, - в Израиле Сам Бог явно перед всем народом заявил Свой закон. По меткому замечанию Карппа, у Моисея “нет привилегии секретного учения, но откровение под открытым небом, с высоты Синая, нет двойных доктрин - одна для жрецов, другая для народа, но утверждение одинаковой для всех доктрины монотеизма”.

“Сколько бы мы ни перечитывали с самым скрупулезным вниманием все книги Ветхого Завета, - говорит А. Франк, - мы не найдем в них ни единого слова, делающего намек на тайное учение, на доктрину более чистую и глубокую, предназначенную только для небольшого числа избранных”.

Всему народу вменялось в обязанность знать вероучение. Откровения пророческие также обращались ко всему Израилю. Ездра, начавши восстановление Израиля, первым своим действием поставил прочтение всего Закона перед всенародным множеством. Если у евреев были школы пророческие, то это были школы не тайной доктрины, а личной мистико-религиозной дисциплины, нечто вроде монашества. Таков же был характер назарейства. Идея какой-либо тайной доктрины была для Моисеевой религии, по существу, уже ересью, нарушением завета Божия с израильским народом. Между тем после вавилонского пленения неудержимо, вес сильнее стала заявлять себя идея какого-то тайного, скрытого учения. Мы не можем определить с точностью времени, когда она возобладала, но она проявляется даже не в той доктрине, которая впоследствии выразилась в Каббале как строго определенном учении, а во всем направлении умов учителей веры. Эта идея начала выражаться уже в быстро растущем убеждении, будто бы истины веры выражены в писаном законе не только явно, но и прикровенным образом. Эта прикровенность выражается не только в символизме, который, конечно, неизбежен при выражении неизобразимых духовных состояний и созерцаний, но и в расположении слов, в форменной зашифровке истины в тексте Священного Писания, в самом даже начертании букв, до их малейших черточек и хвостиков. Появляется утверждение, что значительнейшие части истины сушествуют в виде устного предания, не общеизвестного, а тайного. При этой идее религиозная истина уже не общедоступна, а составляет достояние лишь избранной части народа. Нет, конечно, сомнения, что у израильского народа, как у каждого другого, существовало немало преданий, было то, что называется ныне фольклором - груда излюбленных народом остатков целого ряда исторических религиозных влияний, в большинстве языческих, времен, быть может, еще авраамовских, и тем более египетских, времен влияний палестинского язычества и т. д. Быть может, в том числе были и чистые предания Авраама, Моисея и т. д., но, без сомнения, уже искаженные устными передачами, перемешанные с языческими добавлениями - словом, то, что мы видим у всех народов. Но истинная вера Моисеева, так же как и ныне делает христианская Церковь, не признавала этого фольклора источником религиозных истин, а боролась с ним. Усиленное стремление к тому, чтобы народ знал писаное Откровение, и было выражением желания предохранить Израиль от смешивания своего фольклора с Откровением Божественным.

В послевавилонский период не в среде только “каббалистов” в нынешнем смысле, а в среде всех вообще учителей Израиля является, наоборот, искание в предании истинного смысла Закона. Является учение о том, будто бы Моисей во время сорокадневного пребывания на Синае слышал множество Божественных истин, которые открыл немногим, именно старейшинам, и будто бы эти истины передавались затем устно из рода в род. Это учение быстро стало официально еврейским. Известный защитник Талмуда (не Каббалы, а Талмуда) Карл Фишер говорит: “Мишна, по еврейскому вероучению, содержит в себе те законы, которые Бог дал Моисею устно на горе Синае”. Очень рано, после пленения и в первые столетия по Рождестве Христовом, явилось даже запрещение письменно хранить толкования Закона, которые надлежало хранить лишь в памяти и передавать устно.

Вследствие этого-то теперь ученые и не в состоянии разобраться в том, насколько подлинны основные части Талмуда (как та же Мишна) и насколько представляют редакцию VI века, когда наконец Талмуд был записан. Все эти черты таинственности доктрины, каких-то оттенков эзотеризма стали общи всему учительству евреев после вавилонского периода, одинаково талмудистам и “каббалистам”. Лишь позднее происходит разделение явного талмудического учения и тайного “каббалистического”.

Самое слово “каббала”, то есть предание, явилось очень рано и широко применялось учителями Талмуда, таннаимами первого периода и амораимами второго периода. “Галаха (то есть "закон"), - говорит Карпп, - делала то же самое, что позднее сделала Каббала. Для своего узаконения она опирается, как только может, на слова, буквы, точки Священного Писания, а когда все эти уловки диалектики не достаточны, она разрубает гордиев узел безапелляционным словом Каббала, то есть полученное устно Предание, восходящее к Моисею, а им полученное из уст Божиих”.

Что касается произвольного оперирования текстом Писания, оно чрезвычайно облегчалось тем, что в еврейской азбуке были только согласные буквы, вокализация же ее посредством точек и других знаков произведена лишь очень поздно, в VI веке по Р. X. так называемыми масоретами. До этого лишь учебное предание сообщало, какие гласные должно подставлять в различных словах, и понятно, что произвольной подменой гласных можно было совершенно изменять смысл слов.

Отсутствие литературных документов первых трех столетий после пленения делает невозможным точно констатировать даты этого превращения Моисеевых понятий. По преданию известно лишь, что книги были, но от них либо ничего не осталось, либо остались отрывочные цитаты в более поздних сочинениях. Но общий дух перемены виден уже в эпоху Гиллела.

Уже сам Гиллел, в I веке до Р. X., установил семь толковательных приемов Священного Писания. Впоследствии число приемов разрослось до тринадцати (II век по Р. X.) и в III веке - до тридцати двух. Знаменитейший учитель рабби Акиба в II веке по Р. X. усвоил от еще ранее жившего своего учителя Наума Гимзо самую ухищренную систему толкования Писания. По его учению, в Торе ничего нет лишнего. Все существенно. Каждое слово, каждый слог, каждая буква и каждая частичка буквы - все имеет тайный смысл. Он толковал все грамматические особенности языка Библии, говорит Переферкович, союзы, указательные местоимения, члены, личные местоимения, суффиксы, всюду находя скрытые намеки. И толковательная деятельность рабби Акибы возбуждала общий восторг. Ученый мир признал, что он своей системой открыл новые пути и “доставил точку опоры устному учению”. Это устное учение, якобы Моисееве предание, существовало уже в полном разгаре, но не имело опоры в Писании. Казуисты Наум Гимзо и рабби Акиба (и, без сомнения, еще до Наума Гимзо жившие мудрецы Израиля) дали точку опоры. Рабби Акибу современники и потомки поставили в некоторых отношениях даже выше Моисея. Они признавали, что Моисеев закон (тайный) мог бы быть забыт, если бы не гениальность рабби Акибы. Говорили, что даже сам Моисей не знал многих законов. данных ему Богом и возвещенных Израилю рабби Акибою. Легенда говорит, что Моисей недоумевал, зачем на буквах Торы поставлены венчики, и спрашивал об этом у Господа. Бог ему объяснил, что через много поколений после него, Моисея, будет рабби Акиба, который из этих венчиков выведет неизвестные дотоле законы.

Истолкование Священного Писания посредством расшифровки не составляет особенности нынешней Каббалы, а началось в очень древние времена. Этих способов вообще известно несколько: 1) цируфа, или темура; 2) нотарикон; 3) гематрия. Когда они возникли, как развивались - неизвестно вследствие тайны, которая начала окружать учение с вавилонского пленения. Но один из способов цируфы - атбаш встречается в вавилонском Талмуде. В атбаше расшифровка достигается таким ключом: первая буква азбуки считается последней, вторая - предпоследней, третья с начала - третьей с конца и т. д. Соответственно с этим подставляются буквы, и текст расшифровывается. Конечно, может случиться, что никакого смысла в результате не получается. Но на такой случай есть другие системы, есть подстановка гласных, есть разъяснение формы букв и отдельных их частей, есть, наконец, аллегорическое изъяснение. Адольф Франк приводит любопытный образчик безграничного произвола этого псевдоаллегорического толкования. В I книге Бытия, гл. XXXVI, ст. 31 и следующих, повествуется о потомстве Исава в Едоме с перечислением этих царей, причем говорится, что Бела царствовал и умер, Иовав царствовал и умер, Хушаи царствовал и умер и т. д.; всего семь потомков Исава. Рассказ чисто исторический, ясный и простой. Но толкователи утверждают, что это есть не что иное, как аллегорическое сообщение о семи мирах, бывших сотворенными раньше нашего и один за другим погибавших. Конечно, таким способом можно и Библии, и любой книге приписать аллегорическое откровение о чем угодно, от великого до смешного.

Вопрос, однако, в том, для чего понадобились все эти ухищрения?

Подчиняясь обаянию вавилонской цивилизации, охватываемые широтою языческой 4^илософии Востока, которая давила даже на умы греков, евреи, однако, твердо держались предвзятой мысли, что все эти истины должны быть и у Моисея, а так как их у него невозможно было отыскать прямо, то и явилось искусственное их выявление путем аллегории, символа, толкования, расшифровки, и создалось навязывание Торе совершенно чуждого ей языческого миросозерцания.

У евреев, постигнутых полным разгромом их царств и потерей политической самостоятельности, во времена вавилонского пленения произошло крайнее напряжение национально-патриотического чувства, и - после потери всех государственных атрибутов их народности - для них тем дороже стал Закон. Это единственное, что у них еще оставалось, единственный центр и палладиум народности. При потере независимости, при потрясении социальных слоев - княжеских, левитских - охрана Торы стала общим патриотическим лозунгом. Утрачивая под натиском инородной мысли и веры действительную связь с духом Моисеевой и пророческой религии, евреи, однако, хранили Закон и всяческими ухищрениями старались убедить себя и других, что все новое, ими усваиваемое, находится в нем. Казуистика талмудическая и каббалистическая становились необходимым орудием национального самосохранения. В этом отношении то движение, которое создало собственно Талмуд как толкование Закона, и то. которое создало Каббалу как философию и мистику, не расходились между собою, не были строго разделены, не отрицали одно другое, были одинаково патриотичны. Но между ними была и глубокая разница, вследствие которой движение талмудическое могло развиваться открыто, тогда как движение каббалистическое должно было скрываться под покровом глубокой тайны.

Древнейшее после пленения движение мысли, нам известное в последних столетиях перед Рождеством Христовым, характеризовалось борьбой между партией священнической - саддукейской - и партией фарисейской, так сказать, народно-интеллигентской. Первая стояла на очень консервативном и лишенном всякой духовности сохранении Торы, какова она есть. Фарисейство было в своем роде прогрессивным, хотя умеренным. Оно именно и создало господство раввинства, которое представляет руководство всей народной жизни учеными, знающими Закон. Фарисеи погрузились в толкование Торы, со всей казуистикой его, с целью выработать для народа нормы жизни, которые, с одной стороны, охватили бы его всесторонней сетью дисциплины и сделали бы его неодолимым для инородных влияний, с другой стороны - внесли бы в его жизнь гуманность, снисходительность, благожелательность. Выработка народа в этой социально-законной дисциплине должна была подготовить будущее царство еврейское, о котором уже начинали мечтать. Но фарисейство, полное внешнего благочестия, было согрето не духовностью, а политическими стремлениями и представляло сходство с теми современными интеллигентными течениями, которые готовы делать вес для народа, но глубоко презирают его. Народ в массе был для фарисеев “невежда в законе” - “ам-гаарец”. Приводимые в Евангелии слова “ученых”: “Народ невежда в законе проклят он” (Им. 7, 49) - совершенно верно отражают фарисейское настроение. Около начала христианской эпохи среди этой интеллигенции образовалось общество Хабура (Союз), члены которого назвались хаберим (товарищи). Они тщательно соблюдали законы “левитской чистоты” и обязаны были клятвой подчиняться всем требованиям этого “ордена”, как называет его Грец. Среди них царствовало глубочайшее презрение к массе народа. “Членам ордена было воспрещено даже есть вместе с крестьянами и жить с ними”. Прикосновение к одежде этих “ам-гаареп” - невежд в законе - оскверняло хаберимов. Браки между “знающими закон” и невеждами составляли величайшую редкость. “Иисус и Его ученики, - замечает Грец, - обратились главным образом к этой покинутой части еврейского народа и здесь нашли большую часть своих приверженцев”.

Эти хаберимы, подготовлявшие еврейский “реванш” римлянам, составляют высшее выражение духа, проникавшего фарисейство. Бесконечные правила закона, выводимые из Писания посредством толкований, составляли все более разрастающийся круг знаний, недоступных для народа и сосредоточившийся в руках ученых, книжников, раввинов. Знания эти сообщались народу только в виде предписаний, но ознакомление с их источником было недоступно для народа вследствие запрещения писать толкование закона. Книжные люди должны были знать толкования, споры, решения раввинов на память. Это еще не было тайной в смысле эзотеризма, ибо закон был все-таки общий, одинаковый для высших и низших. Но рядом с этим появился уже и настоящий эзотеризм, в виде учений мистических и философских.

В них-то и развивалась Каббала.

Когда бы ни явились отдельные доктрины Каббалы и отдельные ее документы, несомненный факт составляет существование тайного учения мистико-философского характера в ближайшие века до Рождества Христова. В первом веке по Р. X., говорит А. Франк, “таинственно распространялась среди евреев глубоко почитаемая доктрина, которую отчетливо различали от Мишны, от Талмуда, от Священного Писания”.

Но эта доктрина не могла явиться готовою в I веке, а должна была назревать задолго раньше. На это имеются и косвенные указания. Франк видит влияния ее даже в переводе 70 толковников за 270 лет до Р. X. и в халдейском переводе Пятикнижия. В последнем Ионафан бен Узиел, современник Гиллела (I век до Р. X.), употребляет каббалистический “атбаш”. Симон Волхв, выражающий каббалистические идеи о божественных силах, был современник Христа. Тайные учения известны в сектах ессеев и терапевтов задолго до Р. X. Филои говорит, что тсрапевты истолковывают закон Моисея аллегорически и убеждены, что слова текста его суть только знаки и символы тайных истин. У них имелись писания каких-то древних мудрецов, основавших их секту и оставивших много документов аллегорической мудрости. Терапевты же считаются возникшими во II веке до Р. X. Филон говорит о тайной доктрине у евреев и пишет, обращаясь к ним: “Посвященные, освятив ваш слух, примите это как святую тайну и не сообщайте се никому”. Говоря о толковании смысла городов убежища, он прибавляет: “Это место имеет и другое объяснение, но оно сообщается только в Святая Святых и сделано только для слуха старцев: здесь дело идет о высочайшей из божественных сил”. Уже одно выражение о категориях божественных сил заставляет вспомнить сефироты каббалы.

Во II веке но Р. X. в палестинской ученой среде увлекались изучением I книги Бытия и книги пророка Иезекиила, каковые учения назывались “Маасе Берешит” и “Маасе Меркаба”. Первый ряд вопросов относился к тайнам творения, второй - к проявлению Божию в мире. “Маасе Берешит”, стало быть, трактует то же, что каббалистическая “Се-фер Иецира”, а “Маасе Меркаба” - то, что трактуется в “Сефер Зогар”, в теснейшей связи с "Маасе Берешит".

Впоследствии “Сефер Иецира” и “Зогар”, когда бы они ни явились и нынешней редакции, стали основными документами Каббалы, какими были в первые же эпохи талмудизма “Маасе Берешит” и “Маасе Меркаба”. Эти учения о “Маасе Берешит” и “Маасе Меркаба”, разумеется, были только устными, так как в то время запрещалось записывать даже Талмуд, а эти каббалистические учения, сверх того, составляли величайшую тайну даже для ученых евреев, так что даже и крупнейшие учители Талмуда по большей части имели о них и оставили потомству лишь весьма скудные сведения. К доктринам этим относились с благоговением, но распространение их считалось крайне опасным. Один из величайших учителей еврейства, крупнейший из так называемых “таннаи-мов” (толкователей закона), рабби Акиба считал, что не следует толковать “Маасе Берешит” и “Маасе Меркаба” перед народом, а можно открывать значение первой книги Бытия и видения Иезекиила только немногим избранным. Тот, кто хочет быть посвящен в высшую науку (т. е. в таинственные “Маасе Берешит” и “Маасе Меркаба”), должен обладать предварительно большой ученостью и быть не моложе 30 лет.

Сам же рабби Акиба, по свидетельству Талмуда, был посвящен в таинства этой “высшей науки”. Он именно называется в Талмуде одним из четырех лиц, “вошедших в сады Эдема”. Исследования “Маасе Берешит” и “Меркаба”, поясняет Грец, на мистически образном языке назывались “вступлением в сады Эдема”, намекая этим па древо познания в саду райском. Касаться этого древа познания было опасно и, по догадке Карппа. напоминало историю грехопадения. Талмуд рассказывает о четырех человеках, проникших в “сады Эдема”, и в результате один сошел с ума, один умер, третий отрекся от закона иудейского и только один (рабби Акиба) благополучно вышел из роковой области.

Во многих местах Талмуда настаивается на необходимости разных предосторожностей при сообщении “Маасе Берешит” и “Маасе Меркаба”. Смысл предосторожностей тот, что “не должно говорить о Маасе Берешит даже перед двумя человеками, а о Маасе Меркаба - даже перед одним человеком, исключая случая, если этот человек мудр и доходит своим умом”. Другими словами, о “Маасе Меркаба” можно сообщать (подробности) только тогда, когда ученик уже сам начал догадываться о смысле тайного учения. Непременным условием также было. чтобы человек этот был пожилого возраста, подготовлен учением и вполне благонадежен. В самой “Сефер Иецирс”, когда она подходит к отношениям между Эн-Софом и сефиротами, замечается: “Сомкни уста свои и не говори, закрой сердце твое и не мысли, если же сердце твое побежало, возвратись на место... ибо на этом заключен завет”. А. Франк видит в этих словах напоминание о завете, условии посвященных хранить об этом абсолютную тайну. Что касается сообщения об учении и изложении его, когда ученик удостаивался получить познание, то оно, по изображению “Зогара”, производилось у Симона бон Иохая в форме откровения истины. Учитель, говорит А. Франк, не доказывает чего-либо, не убеждает учеников, он прямо открывает истину как факт, который они должны принять без всяких рассуждении.

Карпп предполагает, что тайная доктрина требовала трех степеней посвящения. Иоханан бен Заккай говорит об одном таинственном видении или сновидении, в котором голос с неба объявил его ученикам: “Вы назначены войти в третью категорию”.

Иудея эпохи Спасителя была классической страной тайных обществ. которые умели обманывать всю бдительность римского надзора. Но если понятна тайна в заговорах политических, то почему она была столь безусловна в учении “Маасе Бсрсшит” и “Маасе Меркаба”? Талмудисты тех времен в большинстве были мало осведомлены о нем, те же, которые его знали и проповедовали, без сомнения, сознавали, что оно своим пантеистическим духом резко противоположно чистому еврейскому исповеданию. Талмудический рассказ о бедственной судьбе трех раввинов, неосторожно проникших в “сады Эдема”, кое-где разъясняется. В Мидраше говорится, что рабби бен Сома (один из них) сказал: “Я был погружен в изучение "Маасе Берешит", и из моих размышлений мне стало ясно, что между верхними и нижними водами, о которых говорится в Бытии, расстояние не больше двух-трех пальцев”. Другими словами, злополучный исследователь “садов Эдема” пришел к заключению если не о тождестве высшего и низшего миров, то о том, что различие между ними весьма незначительно. Но это действительно значит отказаться от библейского представления об Иегове. О другом - Ашере - рассказывается, что он готов был признать “два принципа” божественного, и некоторые полагают, что это относится к признанию концепции Ормузда и Аримана, некоторые же полагают, что Ашер признал Иегову нe единственным, а усмотрел второго бога в Метатроне. Но все-таки идеи, разрушая Моисееву веру, потрясали и национальные чаяния евреев. Что должно было думать об Израиле, если Иегова превращался в некоторого Демиурга или даже меньше того? Судьбы Израиля связаны были с тем, что он получил избрание и обетования от такого Бога, который есть единственный Бог, которому принадлежат все народы и все судьбы мира, которого воля, стало быть, ничем не может быть отменена. Видя вокруг себя народы, превосходящие его и силой, и культурой, что должны были почувствовать евреи, узнан, что их Бог вовсе не высший и не единственный, а сливается с общими силами природы или представляет одного из богов других народов?

Посвященные в тайное учение были не менее патриотичны, чем другие евреи. Рабби Акиба представляет блестящий этому пример. Но для того чтобы перенести потерю Бога Израилева и сохранить веру в судьбы Израиля, нужно было, при отчаянных обстоятельствах того времени, иметь совершенно исключительную веру и свою собственную силу. Можно было, утратив Бога Израилева. тем энергичнее начать организацию сил самого народа и в подготовку его освобождения или даже мирового господства не потому, чтобы к этому вел Иегова, а потому, что это достижимо мудростью, энергией и организацией. Такое самоутверждение было, по-видимому, у Бар Кохбы, которого рабби Акиба провозгласил мессией. Он говорил: “Если Бог не хочет помогать нам, то пусть он хоть не помогает нашим врагам, и тогда мы с ними справимся”. Но такая исключительная уверенность в своих силах есть достояние очень немногих. Для народа необходимо было нерушимо хранить веру в Иегову. Самая выработка народа посредством дисциплины закона и сплочение всех его сил под властью ученых раввинов требовала незыблемости Моисеевой веры. И потому тайное учение, из которого выросла Каббала, становилось страшной опасностью, если выходило из ограниченного круга избранных лиц. Отказаться же от него совсем нельзя было, так как никто не может не верить в истицу, каковой начинала казаться этим людям языческая философия бытия.

Так и вырастало отношение к новому учению: оно было окружено великим благоговением и держалось под густым покровом величайшей тайны.

Эта тайна сохранялась так крепко, что мы и до сих пор не знаем, в чем с точностью состояло тогдашнее тайное учение. Те, кто знал, молчали. Кто не знал - мог оставить лишь кое-какие обрывочки сведений. И теперь лучшие специалисты спорят, когда возникла Каббала?

Нет сомнения, что гласно она стала известна лишь в XI-XII веках по Р. X., во времена Исаака Слепого и его учеников, в Испании. Может быть, справедливо мнение Греца, что это мистическое учение было выдвинуто в противовес чрезмерному рационализму Маймонида. Но это не значит, чтобы каббализм был сочинен в эту эпоху. Он был лишь проявлен гласно, но именно в качестве древнего учения. Немецкий каббализм, например, даже и не ведет происхождения от испанского, утверждая, что получил доктрину из Вавилона. Первый немецкий (гласный) каббалист Елеазар Вормский даже не обнаруживает знания сочинений Исаака Слепого (первого гласного испанского каббалиста), а опирается на Саадию (вавилонского) и на Ибн Эзру (испанского). По уверениям немецких каббалистов, в Италию приехал из Вавилона каббалист Ке-шиша, узнав о чем, рабби Иегуда Хасид, учитель Елеазара Вормского, отправился в Италию и был посвящен Кешишсй в таинства Каббалы.

Вообще было бы абсурдно предполагать, что каббалистическое учение сложилось в эту эпоху. Такое мнение допустимо относительно отдельных сочинений, вроде трактатов “Зогара”, но такое светило талмудической учености, как Нахманид, по авторитету равный Маймониду, не мог объявлять древним учение того, что явилось чуть не современным ему, что было составлено чуть не его современниками. Нахманида сам Г. Грен характеризует, что это был “ясный, строгий мыслитель, умевший в талмудической области осветить каждое темное место, проницательно открывавший в религиозных идеях Ибн Эзры и Маймонида все не еврейское, противоречащее иудаизму”.

Когда такой человек становится гласно каббалистом, изучает “Се-фер Иециру”, объявляет “Бахир” древним произведением, это значит, что он не только счел своевременным приподнять завесу тайного учения, но и действительно считал его древним. Что касается “Сефср Зогара”, то Нахманид его, очевидно, не знал и ничего о нем не говорит. Относительно же “Сефер Иециры” и сам Грец, ожесточенный отрицатель древности Каббалы, признает его древним.

Предание приписывает составление “Сефер Иециры” рабби Акибе (II век но Р. X.). В Талмуде есть упоминания о “Сефер Иецире”. Тому же рабби Акибе приписывается сочинение “Алфавит”, в котором говорится, что при создании мира буквы, выбитые на короне Бога, сошли и стали просить, чтобы Бог сотворил мир при посредстве их. Хотя в “Алфавите” роль букв при творении не вполне совпадает с текстом “Сефер Иециры”, однако в последней именно сказано, что Бог выбил буквы и потом ими все сотворил. Все это показывает древность “Ссфер Иециры”, которая даже и в Европе была известна уже в IX веке.

Вопрос о “Зогаре” более сложен. Однако идеи, собранные в трактатах “Зогара”, в отрывочном виде попадаются в талмудической литературе древних времен. В ней видно иногда влияние языческой вавилонской философии. Так, в Мидраше говорится, что Бог для сотворения мира облекся в светоносную ризу: так же поступил и халдейский Мардук в борьбе с Хаосом Тиамат. Талмуд вавилонский передает древнее учение от имени рабби Иегуды бен Васи, что при начале мир представлял воду в воде, и Бог, сделав из воды снег, превратил потом снег в землю. У рабби Елеазара от имени другого учителя сообщается, что материя сосуществовала Богу в виде хаоса “тогу-богу”. Ангелология Талмуда взята из Вавилона и по своему характеру олицетворяет в ангелах различные божественные качества. Особенно значение приобрел ангел Метатрол (напоминающий персидского Митру), который явился каким-то демиургом и, по толкованию рабби бен Азаи и рабби Бен Сомы, представляет воплощение голоса Божия. Это - нечто, напоминающее вторую сс-фироту Каббалы. Существо ангелов Талмуд сравнивает с огнем, что напоминает “Сефер Иециру”. Замечательно, что при определении величины ангелов меркой служат персидские “парасанги”, так же как в “Шиур Коме” - для измерения величины Бога.

Точно так же в миросозерцание Талмуда начинает входить половой закон бытия, что составляет общее представление язычества в Египте, как и в Вавилонии, и для усвоения чего не было надобности ожидать появления гностиков. Первый человек, по Талмуду, был создан с двумя лицами: с одной стороны - мужское, с другой - женское; потом Бог расколол человека посредине и сделал из него две половины, из одной вышла Ева. Этот мотив развивается потом в Каббале с изысканной циничностью. Половой закон прилагается в Талмуде ко всему творению. Одно место, говоря о первобытном хаосе, представляемом как громадный океан, отмечает, что верхние воды были мужские, нижние - женские и что при создании нижние воды были оплодотворены верхними. Вся эта половая философия возможна лишь при идее заменяющей творение из ничего - порождением. Смешение Бога с миром и замечается в иных местах Талмуда. Так, в нем проявляется идея, что Бог есть мировое пространство, в котором содержится мир, что Бог есть субстанция всего существующего. Трактат “Берешит” сравнивает единение Бога с миром с единением души и тела.

В рассуждсниях о творении мира Талмуд содержит в мало развитом виде то, что в Каббале развито в учении о сефиротах. Так, в одном месте говорится, что мир создан посредством десяти вещей: мудрости, разумения, знания, силы, ограничения, мощи, справедливости, права, изящества и милосердия. В другом - Бог создал мир посредством семи вещей: знания, разумения, могущества, ограничения, справедливости, изящества и милосердия. Это говорит рабби Матан, в другом месте сообщающий о семи атрибутах, которые исполняют службу перед престолом Божиим. Все это почти буквально совпадает с сефиротами “Зогара”.

Св. Иероним (330-419), изучавший в Палестине верования евреев, говорит о десяти таинственных именах, которыми обозначается Божество, и это те самые имена, которые в “Зогаре” относятся к сефиротам.

Конечно, мысль, вращающаяся в области родственности Бога и мира, мысль, создающая божественные силы и даже “атрибуты” для объединения Бога с миром, - это мысль, не только идущая к пантеизму, но уже пантеистическая, уже связанная с понятием эманации. Саадия гаон Сурский действительно свидетельствует, что в Вавилонии в Х веке между евреями существовала доктрина эманации. Люди этих мнений, говорит он, утверждают, что из ничего не может произойти ничего, а потому думают, что Бог создал мир из своей субстанции, чего, впрочем, сам Саадия не одобрял.

Понятно, что исконная Моисеева вера боролась против таких вторжений языческой философии бытия, и это, без сомнения, еще более заставляло тогдашних каббалистов закутываться в непроницаемую тайну. Франк прямо говорит, что каббалистическое учение вкралось в иудейство тайком, под прикрытием Писания, с которым принципиально расходилось. Водворяясь постепенно, каббалистическое учение кое-какими взглядами, кое-какими понятиями вкоренялось все более, проникая даже в массы народа. Что касается ученого слоя, то в нем Каббала даже очень упрочивалась. Начало этого процесса, каковы бы ни были даты появления отдельных трактатов, относится к временам подчинения евреев Вавилону. Может быть, впоследствии к этому присоединяются влияния греческие и гностические, но самая основа каббалистической философии порождена не ими. В отношении же собственно гно-зиса трудно сомневаться, что Каббала влияла на него раньше и сильнее, чем он на нее. Мы видели, что первый гностик Симон Волхв и его первый ученик Менандр⁵ были евреи, вышли из Самарии и явно родственны началам каббалистического учения.

Первые концепции каббалистического учения показывают, что в основе - это то самое учение, которое гласно заявилось в XII-XIII веках по Р. X. у Исаака Слепого, Эзры, Нахманида и, наконец, в трактатах “Зогара”, опубликованных в XIII веке Моисеем из Леона в Испании.

Относительно “Зогара”, ныне знаменитейшего каббалистического сочинения, говорят некоторые, что оно составлено Моисеем Леонским, который обманно приписал его знаменитому рабби Симону бен Иоахаю, жившему почти за тысячу лет до того. О Симоне бен Иохае должно заметить, что талмудические документы древних времен постоянно ставят его в связь с мистическими учениями. Он был знаменитый талму-диет, и именно на талмудической трезвости его мысли Грец основывает свое убеждение в психологической невозможности считать его автором “Зогара”. Но рабби Акиба, как и Нахманид, были также очень трезвыми умами, и это не помешало им быть каббалистами. Что касается Симона бен Иохая, то он - при всей своей талмудической трезвости мысли - является в талмудических же сообщениях мистиком, у него были видения, ему приписываются предсказания. Был ли он или не был автором “Зогара”, но по своей репутации вполне мог им быть.

Впрочем, составление “Зогара” и не приписывается ему как автору, тем более что “Зогар” состоит не из одного сочинения, а из ряда трактатов. Появление его на свет было таково. В XIII веке в Испании ничуть не даровитый писатель Моисей Лсонский был известен как “великий расточитель” денег, всегда в них нуждавшийся и ухаживавший за тогдашним богатым меценатом Тодрос Галеви, который был рьяным каб-балистом и сам кое-что писал. Галеви знал сочинения Исаака Слепого, Эзры, знал “Бахир”, только что получивший авторизацию от знаменитого Нахманида. Сам Нахманид уехал в это время в Палестину, где и умер. И вот Моисей Леонский начал продавать списки “Зогара”, до того времени никому не известного, который, по его словам, был отыскан в Палестине Нахманидом и прислан в Испанию его сыну, но случайно попал в руки Моисея да Леона. Из содержания “Зогара” видно, что он содержит учение Симона бен Иохая. Эта публикация произвела сенсацию. Разные лица желали увидеть подлинный текст, и Моисей обещал некоему Исааку из Акко показать его, но умер на дороге, не доехавши до своего города. Тогда Исаак сам отправился в Авилу, где жил Моисей, и там узнал от ученого Рафана Корбо, что тот и сам старался получить от вдовы покойного Моисея Леонского драгоценный подлинник “Зогара”, но она категорически заявила, что такого подлинника нет и не было и что Моисей сам сочинил эту книгу. По ее словам, она спрашивала мужа, почему он обманывает публику, и тот отвечал, что если бы он издал книгу под своим именем, то на нес не обратили бы внимания, а за сочинение Симона бен Иохая ему платят огромные деньги.

Грсц счел это заявление жены Моисея решительным доказательством подложности “Зогара”. Однако может подлежать вопросу: кого обманывал Моисей - публику или свою жену? Если бы Моисей имел подлинник Симона бен Иохая, то всегда мог ожидать покражи его, а потому мог обманывать жену и, особенно уехав в путешествие, мог так запрятать подлинник, что никто не мог его найти. Но чтобы он сам его сочинил - это невероятно, каким бы гением фальсификации он ни был. “Зогар” состоит из целого ряда трактатов, которые носят на себе отпечаток различного авторства и разного времени. Жесточайший критик “Зогара” - Явец (то есть Яков бен Цеви Эмдсн) в 1763 г. все-таки признал, что “Ядро, или "Зогар" в узком смысле, - очень древнего происхождения и потому представляет святыню. Он содержит в себе староеврейские каббалистические изречения, которые отличаются истинно традиционным характером и должны быть приписаны Моисею (то есть ветхозаветному) или даже Божественному Откровению. К ядру Зогара он относит малые и большие отрывки, содержащиеся там под различными заголовками”.

“Зогар” как собрание трактатов очень сложен, разностилен и даже разноязычен. Что касается содержания, то множеством крупных умов признается, что в философском смысле это является одним из крупнейших произведений человеческого ума. Можно ли представить в нем сочинение Моисея да Леон, которого сам Грец характеризует такими словами: “Полуневежда, не занимавшийся основательно ни Талмудом, ни науками, он обладал лишь уменьем искусно пользоваться своими скудными средствами - легко и плавно писать”?

Адольф Франк, один из самых умных и знающих специалистов по Каббале, останавливается в недоумении пред мыслью, что “честь авторства "Зогара" приписывается несчастному шарлатану, который, составляя это сочинение, внимал голосу нищеты и надежды несколько облегчить ее путем столь же долгим, как и ненадежным”. Немало лет и серьезной работы потребовало бы подобное предприятие. Обрисовывая все сложности и трудности, которых потребовала бы такая фальсификация, Франк восклицает: “Поистине слишком много хитростей, слишком много внимания и усилий для такой жалкой цели, и все эти комбинации слишком учены и сложны для человека, которого в то же время обвиняют в самых глупых и грубых анахронизмах”.

Карпп также отступает перед гипотезой сочинительства Моисея Леонского и предполагает, что подделкой могла заниматься целая компания, членом которой был Моисей. Но это уж совершенно произвольное гадание. Никто такой компании не знал и не знает, и выразить такое предположение - это значит лишь признать, что автором “Зогара” не в состоянии был быть сам Моисей Леонский. Но к чему вообще думать о фальсификаторах? Мы видели, что частицы мыслей “Зогара” имеются в талмудической литературе. Уже одна “Сефер Иецира” прямо предполагает необходимость рядом с собою чего-либо вроде “Зогара”. “Маасе Меркаба” существовала уже в начале нашей эры. Единственное правильное заключение из совокупности фактов есть то, которое делает А. Франк. Должно признать, что разные части “Зогара” писаны разными лицами, не в одну эпоху, но учение, в трактатах заключающееся, существовало по малой мере в начале нашей эры и развивалось до VII века. В числе учителей был Симон бен Иохай.

Франк приводит любопытный старый рассказ о путешествии рабби Иоссе и рабби Езекии, которые встретили на пути одного странствующего ученого раввина. Оказалось, что “друзья” послали его из Вавилона в Палестину именно для собрания там некоторых поучений Симона бен Иохая и его учеников. Названием “друзья” именовались члены каббалистического общества. В рассказе “Зогара” сам Симон бен Иохай также не называет каббалистического учения своим изобретением, но говорит, что повторяет ученикам только то, чему учили “друзья” в древних книгах. Он даже называет этих “друзей” - Иова Старого и Гамнуна Старого.

Это учение, державшееся в тайне, сначала совсем не записывалось, потом для памяти стало записываться учениками, но лишь для внутреннего употребления “друзей”. Без сомнения, в течение веков при этом делались и ошибки, возникали приписки, появлялись кажущиеся хронологические несообразности, терялась чистота языка данного столетия - словом, возникало все, приводящее в смущение нынешних исследователей “Зогара”. Время от времени возникали сводки накопляющегося материала, более или менее искусные. В конце концов сборник каббалистических рукописей каким-то образом попал в руки Моисея да Леона. При его пронырливости нет ничего мудреного, что он его где-нибудь стащил. Засим “исторической заслугой” Моисея является лишь то, что в погоне за грошом он распубликовал на весь мир сокровенные тайны тысячелетней каббалистической премудрости.

Такова, по-видимому, общая картина возникновения, тайны и разоблачения Каббалы... насколько она, конечно, разоблачена, ибо весьма вероятно, что многие ее части остаются и доселе под спудом. Что касается практической Каббалы, то она и всецело остается почти тайной и, может быть, доселе сообщается посвященным только устно.

Каббалистическое мировоззрение

Общее каббалистическое мировоззрение, несомненно, пантеистическое с своеобразным антропоморфизмом, так как форма человека считается типовой формой всей вселенной. Ангелология каббалы иногда принимает вид политеистический. Оба эти обстоятельства вместе очень помогают Каббале не разрывать заметно для массы народа с библейским понятием Личного Бога.

Отношения между Творцом и тварью выясняются уже в “Сефер Иецире”. Бог, сообщается в ней, начертал мир 32 путями. “Начертал” или сотворил, прибавляет г. Переферкович. Но, по-видимому, смысл “сотворил” можно придать здесь лишь при той презумпции, что для Бога

“начертать” - все равно что сотворить. Вариант Франка говорит, что “32 путями” Бог “основал свое имя”. Так как у евреев “имя” означает сущность, то при этом получается такой оттенок, что Бог 32 путями как бы организовал себя, дал себе осуществление, и это, вероятно, есть истинная мысль “Сефер Иециры”, ибо, по всеобщему каббалистическому толкованию, Бог - вне мира - есть нечто такое, чему нельзя отыскать имени, он - Эн-Соф - “бесконечное”, он - Аин, то есть “ничто”. Сопоставляя и анализируя тексты “Зогара”, Карпп говорит: “Что же это обозначает, как не то, что до развития вселенной Бог не был или он был лишь вопросительный знак, бесконечность возможностей, а через развитие вселенной он получил имя - известно, что значит у семитов выражение “принять имя”, то есть он принял бытие. Вселенная есть развитие Бога к бытию, к существованию”.

Кто же начертал или сотворил мир 32 путями? “Сефер Иецира” перечисляет десять имен Божиих, показывая, что это именно Бог Израилев. Но, кроме благочестивых наименований, и в дальнейшем повествовании беспрерывно повторяющихся с прибавлениями “благословенно имя его”, “свято имя его”, ничто не напоминает действительного характера Бога Израилева. В повествовании развертывается какая-то эволюция творения, в которой одни силы и элементы вытекают из других. 32 пути создания состоят в 10 сефирот, “числах невещественных” (то есть абстрактных), и 22 буквах еврейской азбуки. Хотя слово “сефирот” и переводится словом “число”, но смысл его не арифметический, а выражает некоторые общие законы бытия. Непосредственно же сефирот - суть, вне сомнения, эманации Божества, вытекающие одна из другой. Их Бог не “начертывал”, не создавал. Они просто факт. Но ими или из них он начертывал, творил. Второй сефирот [Бог] начертал и выбил 22 буквы. Из третьей сефирот начертал и выбил хаос, из четвертой - престол славы и т. д. Сами же сефирот - не созданы, а суть нечто расходящееся от Бога и совершающее организацию мира.

Первая сефирот - это “Дух Бога живого”. Вторая - “дуновение от духа”, и это есть эфир. Третья - “вода от эфира”. Он начертал и выбил из нес хаос (Tory и Богу, Тоху и Боху), влагу и глину, излил на них снег, и он стал землей. Четвертая - огонь из воды. Он начертал и выбил из нее престол славы серафимов, офанимов и разных ангелов. Пятое, шестое, седьмое, восьмое, девятое и десятое число (сефирот) - это вышина, глубина, восток, север, запад и юг, то есть все протяжения пространства. “Таковы десять чисел невещественных (сефирот) - первое дух Бога живого, эфир от духа, вода от эфира, огонь от воды, верх, низ, восток, запад, север и юг” (“Сефер Иецира”, гл. I, пар. 14).

Итак, источник всего - Дух Божий. Из него вытекают все общиепринципы бытия. И во всем этом присутствует само Божество. У “сефи-рот (всех) десять свойств бесконечных, глубина начала, глубина конца, глубина добра, глубина зла, глубина вышины, глубина глубины, глубина востока и глубина запада, глубина севера и глубина юга” (пар. 5). У всех сефирот, таким образом, абсолютные свойства. Обитель Божия - среди них: “Из всех трех - эфира, воды и огня - он основал обитель свою” (пар. 12). То есть обитель находится во второй, третьей и четвертой сефирот. У всех десяти сефирот “взгляд, как сверкает молния, и конец их бесконечен” (пар. 6). “Их конец внедрен в начале, как пламя соединено с углем, ибо Господь один и нет ему второго, а до единицы какое можешь назвать число?” Эти тщательно затуманиваемые мысли, однако, становятся ясны, если последовать наказу “Сефер Иециры”: “Пойми разумением и разумей пониманием, пытай их (сефирот), исследуй, установи вещи как следует и помести Создателя на Его место” (пар. 4). Где же оно? Ясно, что в первой сефирот, ибо это Дух Бога Живого. “До единицы какое можешь назвать число?” Бог там, где единица. Все остальное вытекает из него, как пламя из горящего угля. Ранее первой сефирот нет ничего, а в трех следующих - обитель Бога. Отсюда он властвует всеми своими эманациями и последующими из них порождениями. “Из всех трех (второй, третьей и четвертой) сефирот он основал обитель свою” (пар. 12), и “один Господь Царь верный властвует над всеми в святой обители своей вовеки” (пар. 5). Он в сефирот. “Десять чисел невещественных, - поясняет параграф 4, - десять, а не девять, десять, а не одиннадцать. Пойми разумением и разумей пониманием, пытай их, исследуй, установи вещи как следует и помести Создателя на Его место”. Если бы Бог был чем-то отличным от сефирот, то основных принципов было бы или девять или одиннадцать, но их десять, ибо он в них, в числе их. Их конец внедрен в начале как пламя в горящем угле. Сообщая эту сокровенную тайну пантеистичности, столь противной библейскому понятию о Личном Боге, резко отличном от твари, авторы “Сефер Иециры” обращаются с предупреждением: “Сомкни уста свои и не говори, закрой сердце твое и не мысли, а если сердце твое побежало, возвратись на место” - “на этом заключен завет”. Это, конечно, напоминание о великой тайне и о молчании - об обязательствах посвященных каббалистов.

Кроме сефирот, в созидании мира участвуют также буквы еврейской азбуки. Мы сейчас перейдем к ним. Должно сначала отметить, что учение Каббалы о сефирот выражает мысль, что, выражаясь резко, в сефирот Бог организовал самого себя.

“Сефирот суть идеи или предметы, выраженные их именами. А если бы Бог не мог быть назван или если бы имена, ему даваемые, не выражали реальности предмета, то он не только не мог бы быть знаем нами, но не существовал бы и для самого себя, ибо он не может себя понимать без разумения, ли быть мудрым без мудрости, ни действовать без могущества”.

Итак, сефирот суть реальное проявление божества. Не заключается

ли оно исключительно в них или же имеет и какое-либо другое существование? На это ответы не вполне одинаковы.

1. Основываясь на принципе неизменности божества, некоторые видят в сефирот лишь орудия божественного могущества и создания высшей природы, но совершенно различные от первого бытия (то есть от непостижимого Эн-Софа, как каббалисты называют Бога).

2. Другие, доводя до последних выводов древний принцип, что из ничего не выходит ничего, совершенно отождествляют десять сефирот и божественную субстанцию. То, что “Зогар” именует Эн-Соф, то есть само бесконечное, есть лишь совокупность сефирот, ничего больше, ничего меньше, и каждый из них есть лишь особый аспект одного и того же бесконечного.

3. Наконец, имеется третья точка зрения, средняя между двумя первыми, и она развивается уже последними из каббалистических толкователей, Моисеем Кордуеро и Исааком Лория в XIV веке по Рождестве Христовом. Они говорят: “Бог присутствует в сефирот, ибо без этого он не мог бы открываться через них. Но он не пребывает в них всецело. Он же есть только то, что открывают о нем под этими возвышенными формами мысли и существования. Сефирот никогда не могут охватить бесконечное... В то время как каждая сефирот имеет хорошо известное имя, сам Бог не имеет и не может иметь никакого. Он остается Бытием несказанным, недоступным пониманию, бесконечным, выше всех миров, открывающих его присутствие, выше даже мира эманации”.

Эта разница в толкованиях составляет образчик того, как изменялась Каббала в своем полуторатысячелетнем развитии. Но собственно “Сефер Зогар” прямо говорит, что свойства сефирот бесконечны: они, стало быть, охватывают бесконечное. Рассматривать же сефирот как орудия творения прямо противоречит “Ссфер Иецире”, ибо в ней орудиями творения называются буквы. Даже эфир, вода и огонь, хотя относятся ко второй, третьей и четвертой сефирот, все-таки “вышли” из букв матерей (глава II, пар. 1), то есть явились с применением орудий творения. Во всяком случае, различные толкования мало изменяют суть дела. Если и есть какое-то бытие вне сефирот, в виде Эн-Софа, то в качестве смутного источника. Эту первопричину нельзя назвать даже и “бытием”, хотя бы и “несказанным”. В Идре Суте “Зогара” говорится, что надо всем возвышается “Голова”, о которой ничего нельзя сказать. “Что она заключает - никто не знает и не может знать, ибо она недоступна ни нашему знанию, ни нашему незнанию. Вследствие этого Древний из древних (Эн-Соф - Голова), да святится имя его, и называется небытие”.

В таком толковании каббалистическая философия вполне подходит к древнеегипетской, халдейской и индийской, в которых активное созидательное начало (аналогичное каббалистической первой сефирот - Короне, Кетер) зародилось в безначальном первобытном, бессознательном, не имеющем определений, так что нельзя даже сказать, в чем оно непонятно. Это то, что египтяне называли “океаном”, халдеи - “бездной”, индусы - “бесконечным”.

Об этом неопределимом Эн-Софе, о котором ничего нельзя сказать, “Сефер Иецира” и не упоминает совсем. Дальнейшее творение идет посредством букв. Их значение, их прямая необходимость ярко выяснены в формулировке Н. Переферковича. “Для "Сефер Зогара'', - говорит он, - вещь состоит из сущности, формы и имени, причем имя не только неотделимый элемент вещи, оно важное связующее звено между сущностью и формой, именно благодаря ему сущность плюс форма образуют вещь. Но так как имя есть результат известного сочетания букв, то в конечном счете буквы являются орудиями, при помощи которых создан весь реальный мир, состоящий из сущностей и форм. Создан же он из десяти первоначальных чисел (цифр сефирот) представляющих бесформенные сущности”. Вспомним, что эти десять сефирот в совокупности составляют “Божество”. Кроме этого божества, мы не можем иметь никакого другого представления о Боге (Эн-Соф - “ничто”). Из этого видно, насколько “личные” квалификации Бога для Каббалы простые метафоры.

Выражение “дальнейшее творение”, собственно, неправильно. Буквы действуют одновременно с сефирот, по крайней мере со второй сефирот, от которой возникли. Ею “начертаны” и “выбиты” 32 буквы основания, разделяющиеся на три буквы материи (алеф, мем, шин), семь букв двойных и 12 простых. Они созданы “дуновением от духа”, и “Ссфер Иецира” говорит, что “в них дух один”. А впоследствии, говоря о 7 двойных буквах, “Сефер Иецира” опять повторяет: “семь, а не шесть, семь, а не восемь: испытывай их, установи вещи как следует и помести Создателя на его место” (гл. III, пар. 4). Тут опять виден намек на присутствие в них Создателя, и, по всей вероятности, место его должно определить в четвертой сефироте, где еще находится обитель Божия, хотя уже действует одна из букв матерей. В какой степени буквы суть только орудия и в какой из них может быть имманентное присутствие Божие - грудно разобрать по “Сефер Иецире”. Сказано только, что они “начертаны” голосом, “выбиты” духом (гл. II, пар. 3). Во всяком случае, они участвуют в творении, производимом во всех сефирот, кроме первой, высшей (Корона). Хотя вообще из букв каждая имеет свою специальную область, в которой ей назначено “царствовать”, но в каждой области есть множество разнородных предметов, которые нужно сотворять. Для этого сделаны были перестановки и сочетания букв - в 231 рядах, хотя перестановок может быть и гораздо больше, в случаях надобности дальнейших творений.

Говоря о специальностях творчества букв, должно заметить, что эти специальности очень сложны и относятся не к целому предмету, а к отдельным частям его. Идея творчества такова, что во всех предметах есть как бы отдельные области, в которых данный предмет сходен с Другими, а по другим областям или органам он сходен с совершенно иными. Так, сочетаниями буквы алеф созданы воздух, дождливое время года и грудная клетка в человеке. Буквой каф созданы планета Венера, день среда и левый глаз мужчины и женщины. Буквой реш созданы Сатурн, пятница и левая ноздря. Правая же ноздря создана уже буквой далет и т. д. Получается сложнейшая картина, в которой одной переплетающейся паутиной охвачены все предметы и понятия, чувства и отдельные части предметов - на земле, над землей, в небесных пространствах. Во всем этом сефирот и буквы переплетены между собою. Это вовсе не беспорядочная куча, нагроможденная зря, а трудно разбираемое целое, проникнутое последовательностью идей. Кратко указать можно, что, во-первых, весь мир разделяется (в “Сефер Исцире” это только подразумевается, а в “Зогаре” изъяснено) на три области, или этажа, соответственно сефирот. Есть высшая область эманации - сефирот мысленные, то есть образующие мир понятий. Следующая область эманации - мир чувств, и, наконец, в низшей области - мир природы. Каждому этажу соответствуют свои сефирот, к каждому относятся сложно распределенные буквы, соответственно “именам”, которые из них получаются, так что они имеют касательство и к планетам, и к созвездиям, и к чувствам, и к материальным предметам. Вот почему в результате получается такая на вид странная сложность творения, в которой над одним и тем же телом трудилась целая куча букв, не говоря уже о сефирот. Но разобраться во всей этой сложности до полной ясности и определить, почему именно даже ноздри правая и левая требуют особых букв, - это, конечно, может интересовать только уж завзятых каббалистов. Во всяком случае, образование вселенной и самого божества (по крайней мере, нам известного) производится непрерывным совместным действием сефирот и букв. Самый же процесс создания или, лучше сказать, образования мира чисто эманационный. Это характеризует и Карпп, неохотно допускающий эманацию. “Мидраш”, говорит он, допустил для Бога возможность концентрироваться. “Зогар” берет эту теорию. Так как Бог есть бесконечная субстанция бесконечного пространства, то место для мира не могло бы явиться иначе, как после концентрации Бога в самом себе. В “Зогаре” поясняется, что Бог сосредоточивается в центре, а эманация идет от центра к периферии. Мир заключается в концентрических оболочках. Первая точка есть свет. Распространяясь, этот свет образовал менее светлую оболочку. Распространяясь далее, эта оболочка образовала другую, еще менее светлую, и т. д. В этом смысле “Зогар” говорит, что “мир есть оболочка Бога”. Тот же процесс образования мира отчетливо и кратко обрисовывается у Владимира Соловьева. “Чтобы дать место конечному существованию, Эн-Соф должен сам себя ограничить. Отсюда тайна стягиваний (сод цимцум)... Эти самоограничения не изменяют неизреченного в себе самом, но дают ему возможность проявляться, то есть быть и для другого. Первотчальное условие этого другого есть то пустое место (в первый момент точка), которое образуется внутри абсолютного от его “стягивания”. Благодаря этой пустоте бесконечный свет Эн-Софа получает возможность “лучеиспускания” или эманации - так как есть куда эманировать”.

Таким образом, сначала образуется незаметная точка, как буква 1од. Она пишется так. Ее верхнее острие, почти незаметное, обозначает, откуда началось истечение Эн-Софа - первобытного “Ничто”. Из буквы 1од развилась буква алеф. “Эта буква есть начало и конец всех ступеней создания. Ее острие (верхнее) - несет триаду высших сефирот, тело - две другие триады... миллионы миров висят на ее нижнем хвостике. Буква бет есть основание мужского и женского принципа. Она устанавливает половое различие между другими буквами, а из соединения всех пар рождается мир”. С каббалистической точки зрения буквы развиваются одна из другой, представляя комбинации одного первоначального юд. Буквы присутствуют во всех сефирот, организуя мир вместе с ними. Каббала уподобляет этот процесс еще истечению вод. Первая сефирот (где буква юд) есть источник вод, вторая - истечение из источника. Из этой воды образуется громадный бассейн, как море: это есть третья сефирот. Далее море разделяется на семь каналов: это семь остальных сефирот. Эманационный характер образования мира совершенно очевиден, и во всем существующем царствует святое единство.

“Чтобы обладать знанием святого единства, - сказано в "Зогаре", - нужно посмотреть на пламя, подымающееся над углем или в зажженной лампе. Мы видим сначала два света, один ослепительной белизны, другой темный или синий. Белый свет сверху. Темный внизу составляет как бы седалище первого. Они, однако, так тесно связаны между собою, что составляют одно и то же пламя. Но седалище, образуемое синим или темным светом, в свою очередь связано с фитилем. Синий свет связан сверху с белым, а снизу - с пылающей материей, которая так же беспрерывно поглощается в его недра, как он беспрестанно подымается к верхнему свету. Таким образом, все образует единство”. Исходный пункт этого сравнения мы видели уже в “Сефер Иецире”.

Относительно точного определения существа сефирот между каббалистами было много споров. С одной стороны, они суть эманации Эн-Софа или высшей сефирот - Короны (Кетер), в которой Эн-Соф является творческим и вообще действующим принципом и существом. Но, с другой стороны, сефирот, естественно, составляют атрибуты или свойства Божества и его имена, то есть силы. Во вселенной они действуют триадами, что подавало повод смешивать каббалистические понятия с христианскими. В действительности каббалистические триады не имеют ничего общего с христианским понятием о Пресвятой Троице. Триады появляются как последствие полового принципа, проникающего всякое существование по основным воззрениям язычества, и как последствие связанного с этим философского принципа Каббалы, что все в мире существует противоположностями, объединяемыми третьим согласующим их термином. Этот закон равновесия занимает большое место в Каббале. В высшем своем выражении он сводится к закону логики: теза, антитеза и синтез. Синтез является порождением.

Названия сефирот выражают свойства Божества, которого атрибутами они являются. Эти имена следующие:

1-я сефирот: Кетер, Венец или Корона;

2-я сефирот: Хохма, Мудрость (Франк уподобляет ее “Логосу”);

3-я сефирот: Бина, Ум, или, точнее. Разумение;

4-я Хесед или Гедула, Милость, Великодушие, Милосердие;

5-я Гебур (он же Дин, Пахад), Крепость, Суд, Правосудие;

6-я Тифарет, Красота или Великолепие;

7-я Нецах, Торжество;

8-я Ход, Слава, Величие;

9-я Иесод, Основание, Порождение;

10-я: Малхут, Царство.

Первая триада (Кетер, Хохма, Бина) образует мир понятий, это сефирот мысленные, в которых явилось мысленное создание мира.

Вторая триада (в которой 4-я и 5-я сефирот порождают б-ю) суть сефироты конструктивные, образуют мир чувств и ощущений.

Третья триада (7-я и 8-я сефирот, порождающие 9-ю) суть сефироты динамические и образуют весь мир природы. Десятая сеaирот, Малхут, представляет совместное господство всех проявлений божества в мире.

Сефирот разделяются на мужские и женские. Каббала проводит половое различие до самого божества. Это мало сказать: половой закон исходит от самого божества. “Начиная с Эн-Софа, - говорит Карпп, - до самых ничтожных творений - все находится под властью полового закона. Первое различение полов кроется в самом божестве. Принцип мужской вытекает из правой его стороны, принцип женский - из левой... Рассматривая всю совокупность вещей как одно целое, именно Бога в самом себе и мир, - ''Зогар" уподобляет это целое великому андрогину, где Бог сам в себе, т. е. Большое Лицо представляет мужской элемент, а Малое Лицо - женский” (“Зогар”. Малое Собрание, 218).

“Все, что существует, - сказано в "Зогаре", - все, что образовано Древним (то есть Богом), не может существовать иначе, как посредством самца” (mall) и самки (femelle)”, то есть, выражаясь русским способом, - посредством мужского и женского элементов. Поэтому и сефирот, то есть самые манифестации и эманации божества, в совокупности своей составляющие божество, имеют пол. Мужские сефирот - Хохма, Гедула, Нецах, Тифарет. Женские - Бина, Гсбура, Ход, Малхут. Иесод представляет соединение женского с мужским или наоборот. Кетер (Корона) должна почитаться андрогинной. Предшествовавшее изложение уже отмечало, что половой принцип есть основное учение языческих философий. В нем полное отрицание создания (из ничего) и убеждение, что возможно только рождение. В “Зогаре”, впрочем, это и выражается прямо: “Половая форма есть первичная форма создания”; “Еще и теперь Бог лишь производит половые соединения, реализует браки, и это он называет созданием”. Это показывает, что “Зогар” не понимает самого слова “создание” или “творение”, а представляет себе только порождение. В Каббале вообще принимается, что до ныне существующего мира были другие, которые погибли, и причина этого в том, что Бог не имел половых качеств. “Древние миры погибли, - сказано в "Зогаре", - как искры, брызжущие из-под молота кузнеца, потому что Древний (так называется иногда Эн-Соф, а большею частью Кетер) еще не принял своей формы: он еще не оделся в форму мужскую и форму женскую”. Таким образом, божество само постепенно образовывалось, как и остальной мир. “Зогар Песни Песней” говорит: Адам сначала был создан андрогином - мужчина и женщина, связанные спиной к спине. Но единение таким способом было не вполне совершенно. Бог отделил женщину и принес ее Адаму так, чтобы они могли смотреть лицом к лицу. Точно так же Эн-Соф, или Большое Лицо и Малое Лицо, не могли соединиться, чтобы произвести мир, до появления посредствующего принципа -