Стереотип антигосударственности

Первым условием успешной революции (любого толка) является отщепление активной части общества от государства. Каждого человека тайно грызет червь антигосударственного чувства, ибо любая власть давит. Да и объективные основания для недовольства всегда имеются. Но в норме разум и другие чувства держат этого червя под контролем. Внушением, художественными образами, песней можно антигосударственное чувство растравить.

Это удалось за полвека подготовки революции 1905-1917 гг. в России[276]. Тогда всей интеллигенцией овладела одна мысль - «последним пинком раздавить гадину», Российское государство. В.Розанов пишет в дневнике в 1912 г.: «Прочел в «Русск. Вед.» просто захлебывающуюся от радости статью по поводу натолкнувшейся на камни возле Гельсингфорса миноноски... Да что там миноноска: разве не ликовало все общество и печать, когда нас били при Цусиме, Шахэ, Мукдене?».

То же самое мы видели в перестройке, когда стояла задача разрушить советское государство как основу советского строя. Поднимите сегодня подписку «Огонька», «Столицы», «Московского комсомольца» тех лет - та же захлебывающаяся радость по поводу любой аварии, любого инцидента. На этом этапе был важен пример Запада, повлиявший прежде всего на «сословие специалистов». В книге- отчете по опросам 1989-1990 гг. «Есть мнение» есть общий вывод: «Носителями радикально-перестроечных идей, ведущих к установлению рыночных отношений, яв­ля­ю­тся по пре­иму­ществу представители молодой технической и инженерно-экономи­ческой интеллигенции, студенчество, молодые работники аппара­та и работники науки и культуры».

Отщепенство от государства и лежащая в его основе ненависть к авторитету и власти на Западе стали результатом того превращения народа в скопище «свободных индивидов», которое составило сущность разрушения традиционного общества и возникновения гражданского. Как пишет Ортега и Гассет, «суверенитет любого индивида, человека как такового, вышел из стадии отвлеченной правовой идеи или идеала и укоренился в сознании заурядных людей». Напротив, государство было низведено с положения исполненного благодати «отца» до уровня «ночного сторожа». Вместо университетской культуры стала господствовать мозаичная - масс-культура.

Человек массы - потребитель стереотипов: «К массе духовно принадлежит тот, кто в каждом вопросе довольствуется готовой мыслью, уже сидящей в его голове», - писал Ортега и Гассет в книге «Восстание масс». Этот труд очень важен для нашей темы, он посвящен человеку, сформированному массовой культурой. Этот человек манипулируем, мыслит стереотипами и обладает таким самомнением, что диалог с ним и обращение к разуму очень затруднены.

У Ортеги и Гассет речь идет не о «трудящихся массах», а о среднем классе, типичным выразителем которого является как раз «специалист». Ортега и Гассет пишет: «Специалист» служит нам как яркий, конкретный пример «нового человека» и позволяет нам разглядеть весь радикализм его новизны... Его нельзя назвать образованным, так как он полный невежда во всем, что не входит в его специальность; он и не невежда, так как он все таки «человек науки» и знает в совершенстве свой крохотный уголок вселенной. Мы должны были бы назвать его «ученым невеждой», и это очень серьезно, это значит, что во всех вопросах, ему неизвестных, он поведет себя не как человек, незнакомый с делом, но с авторитетом и амбицией, присущими знатоку и специалисту... Достаточно взглянуть, как неумно ведут себя сегодня во всех жизненных вопросах - в политике, в искусстве, в религии - наши «люди науки», а за ними врачи, инженеры, экономисты, учителя... Как убого и нелепо они мыслят, судят, действуют! Непризнание авторитетов, отказ подчиняться кому бы то ни было - типичные черты человека массы - достигают апогея именно у этих довольно квалифицированных людей. Как раз эти люди символизируют и в значительной степени осуществляют современное господство масс, а их варварство - непосредственная причина деморализации Евро­пы».

В годы перестройки, когда червь антигосударственного чувства был раскормлен до невероятных размеров, под огнем оказались все части государства - от хозяйственных органов, ВПК, армии и милиции до системы школьного образования и дет­ских домов. Л.Баткин, призывая в книге-манифесте «Иного не дано» к «максимальному разгосу­дарст­влению советской жизни», задает риторические вопросы: «Зачем министр крестьянину - колхознику, кооператору, артель­щику, еди­но­личнику?.. Зачем министр заводу?.. Зачем ученым в Академии наук - сама эта Академия, ставшая натуральным министерством?». В лозунге «Не нужен министр заводу!» - формула колоссального по масштабам разжижения об­щества, превращения России в безгосударственное, бесструктурное образование, которое долго существовать не может.

Интеллигенцию соблазнили на отщепенство от государства лозунгами демократии и свободы. Академия наук стала чуть не глав­ным объектом атаки ученых-демократов! Даже в 1992 г., когда Академия была уже почти удушена, доктор наук Вяч.Иванов пишет в «Независимой газете»: «У нас оста­лась тяжелая и нерешаемая проблема - Академия наук. Вот что мне, депутату от академии, абсолютно не удалось сделать - так это изменить ситуацию, которая здесь сложилась. Академия по-прежнему остается одним из наиболее реакционных заведений». Этот филолог и депутат считает себя вправе уничтожать ядро всей русской науки, оправ­дываясь пустым идеологическим стереотипом («реакционность»).

Для разжигания антигосударственного чувства были призваны (скажем прямо, наняты - в широком смысле слова) самые любимые таланты России, против слова которых беззащитна душа простого человека. После 1991 г. в их откровениях была сделана небольшая коррекция - упор делался уже на «советском» государстве, но это ничего не меняет. Они, люди аполитичные и к тому же баловни советского государства, ничего серьезного против советского строя сказать не могли. Важен был сам факт: человек, которому мы поклоняемся, ненавидел свое государство. И даже сегодня, когда можно было бы уже забыть свои обиды, он ничего предосудительного в своей ненависти не видит, он говорит о ней как о благородном движении своей души.

Вот Николай Петpов, пpеуспевающий музыкант, делает такое пpизнание: «Когда-то, лет тpидцать назад, в начале аpтистической каpьеpы, мне очень нpавилось ощущать себя эдаким гpажданином миpа, для котоpого качество pояля и pеакция зpителей на твою игpу, в какой бы точке планеты это ни пpоисходило, были куда важней пpесловутых беpезок и осточеpтевшей тpескотни о «советском» патpиотизме. Во вpемя чемпионатов миpа по хоккею я с каким-то мазохистским удовольствием болел за шведов и канадцев, лишь бы внутpенне остаться в стоpоне от всей этой квасной и лживой истеpии, пpевpащавшей все, будь то споpт или искусство, в гигантское пpопагандистское шоу». Болел за шведов и канадцев! Не потому, что они ему нравились, а потому, что какая-то мелочь в государственной пропаганде резала ему слух.

А вот, в июле 1999 г. в передаче «Тихий дом» (с С.Шолоховым) откровенничает моя любимая певица, замечательный наш голос - Елена Образцова (Лауреат Ленинской и Государственной премий, Герой Социалистического Труда). Она ударилась в философию и стала рассуждать о роли счастья и страдания в творчестве: «Один момент в жизни сделал меня счастливой - это ненависть». Ведущий состроил удивленное лицо: мол, как так? И певица поведала ужасную историю. Она договорилась с Абадо участвовать в записи «Реквиема» Моцарта. Приехала в Милан и узнает, что эту партию дали другой певице. Почему? Абадо ей объясняет, что какой-то чиновник забыл прислать какую-то телеграмму, необходимую для заключения контракта. Образцова «была потрясена, возмущена, почувствовала себя абсолютной рабыней» и хотела остаться за границей - она «возненавидела СССР».

А как же счастье? Оно пришло попозже, вечером, когда она в концерте пела с Абадо в сцене судилища, где посылала проклятья жрецам - «я проклинала Советскую власть». Не забывчивого чиновника, не друга Абадо, который поленился позвонить ей, чтобы ликвидировать недоразумение (если только дело и вправду было в телеграмме, а не в обычных артистических интригах). Нет, она проклинала ни много ни мало советскую власть и ненавидела страну.

Можно бы понять - натура художественная, впечатлительная, был момент аффекта. Но говорить это через много лет как о важном и дорогом для нее моменте жизни («счастье»), по центральному телевидению всему народу - это какая-то невероятная бесчувственность. Неспособность положить на одни весы свою обиду и свое проклятье. Ведь проклятья сбываются! В 1999 г. даже певица должна была бы уже что-то услышать о бедствии народа, потерявшего советское жизнеустройство. Может быть, даже узнать, что большой русский поэт на закате дней написал стихи-молитву: «Боже, спаси нас в тяжелые дни! Боже, Советскую власть нам верни!».

Конечно, жаль, что нашли змеи-соблазнители подход и к Елене Образцовой, а иезуитски смышленый С.Шолохов квалифицированно вывернул ее наизнанку перед телекамерой. Думаю, придет к ней момент не счастья от ненависти, а просто упорядоченности мысли и чувства - и уйдет она из этого хора. Но здесь для нас важна ее инструментальная роль - активизировать и оправдывать у своих почитателей антигосударственный (и антисоветский) стереотип.

§ 3. Ролевые стереотипы: «государство-эксплуататор»

Антигосударственное чувство сцеплено с «ролевыми стереотипами», которые были эффективно использованы в манипуляции сознанием. Некоторые из таких стереотипов активизировались и достраивались уже в ходе перестройки (например, стереотип «репрессированного народа»), другие всегда были в дремлющем состоянии, но актуализировались постепенно, начиная с 60-х годов. Одним из таких стереотипов был образ рабочего, который является объектом эксплуатации.

О том, каким образом советское государство реально оттолкнуло и даже озлобило значительную часть рабочих. Но этот «объективный фактор» не смог бы стать решающим в перестройке, если бы не был раздут, преувеличен в мозгу людей с помощью какой-то «бесспорной» идеи. Корни отщепенства рабочих от советского строя - идеологические.

Главным троянским конем для ввода антисоветских идей в среду рабочих был марксизм. Упрощенный, понятный, соблазнительный, с Марксом мало общего имеющий. Этот «марксизм» создавался очень разношерстной публикой, которую объединяла лишь ненависть к советской «империи» - меньшевиками, троцкистами, югославскими «обновленцами», нашими демократами сахаровского призыва.

Ключевыми понятиями этого «учения» были эксплуатация и прибавочная стоимость. Объектом эксплуатации были названы советские рабочие, эксплуататором - советское государство. Если требовалась совсем уж «марксистская», классовая трактовка, то пожалуйста, и класс был наготове - номенклатура.

Подход к рабочим от «их интересов» и даже от марксизма сразу облегчал захват аудитории и ее присоединение к манипулятору. Тем более что поначалу рабочим даже не приходилось вступать в противоречие с их советскими установками - начиная с Троцкого и кончая Горбачевым критика «искажений» советского строя номенклатурой опиралась на цитаты Ленина.

Обращение к ролевому стереотипу рабочих в борьбе против советской власти стало применяться сразу, как только новое государство начало налаживать производство и нормальные условия жизни. А значит, налаживать контроль, дисциплину, требовать от рабочих технологического подчинения «буржуазным специалистам». В апреле 1918 г. о солидарности с левыми коммунистами заявили в газете «Вперед» меньшевики: «Чуждая с самого начала истинно пролетарского характера политика Советской власти в последнее время все более открыто вступает на путь соглашения с буржуазией и принимает явно антирабочий характер... Эта политика грозит лишить пролетариат его основных завоеваний в экономической области и сделать его жертвой безграничной эксплуатации со стороны буржуазии».

Начиная с 60-х годов в нашей «теневой» общественной мысли идея о том, что государство эксплуатирует рабочих, изымая их прибавочный продукт, укрепилась как нечто очевидное. Эту идею не осмеливается поставить под сомнение даже нынешняя коммунистическая оппозиция. В статье «Контужены парадигмой», с которой в «Советской России» выступил, в полемике со мной, «Неизвестный читатель», походя сказано: «Ленинская парадигма была перевернута. В плановом секторе вышли вперед капиталистические цели управления и эксплуатации».

Отсюда вывод: сохранять советский строй - не в интересах рабочих. Этот строй - хуже «цивилизованного» капитализма. Вот труды марксиста, философа и профессора МГУ А.Бутенко. В 1996 г. он пишет об СССР: «Ни один уважающий себя социолог или политолог никогда не назовет социализмом строй, в котором и средства производства, и политическая власть отчуждены от трудящихся. Никакого социализма: ни гуманного, ни демократического, ни с человеческим лицом, ни без него, ни зрелого, ни недозрелого у нас никогда не было». Почему? Потому что «по самой своей природе бюрократия не может предоставить трудящимся свободу от угнетения и связанных с ним новых форм эксплуатации, процветающих при казарменном псевдосоциализме с его огосударствлением средств производства».

Здесь антисоветизм доведен до степени тоталитаризма: бюрократия, т.е. государство, по самой своей природе - эксплуататор! Антисоветизм подкрепляется стереотипом антигосударственности. Ведь никакое государство не может выполнять своих задач, не изымая у граждан части продукта их труда.

Для манипуляции здесь используется подмена понятий - изъятие подменяется понятием эксплуатации. Существует два способа изъятия прибавочного продукта - через рынок и через повинность. Под повинностью понимается любое отчуждение части продукта, которое не возмещается через рыночный обмен (барщина, алименты, отобрание получки женой и т.д.).

В марксистском понимании эксплуатация как изъятие прибавочной стоимости возникает, когда есть акт купли-продажи: я тебе рабочую силу, ты мне - ее рыночную цену. И суть эксплуатации в том, что рабочая сила производит прибавочную стоимость, которую присваивает покупатель рабочей силы - владелец капитала («капитал - это насос, который выкачивает из массы рабочих прибавочную стоимость»).

Советское общество относилось к тому типу обществ, где прибавочный продукт перераспределяется через повинности. У советского государства с рабочими были во многом внеэкономические отношения. «От каждого - по способности!» - это принцип повинности, а не рынка. Все было «прозрачно»: государство изымало прибавочный продукт, а то и часть необходимого - возвращая это на уравнительной основе через общественные фонды (образование, врач, жилье, низкие цены и др.).

Была ли здесь эксплуатация? Только в вульгарном смысле слова, как ругательство. Не более, чем в семье (потому и государство было патерналистским, от слова патер - отец). Ведь сами же идеологи перестройки ругали рабочих «иждивенцами» - но кто же эксплуатирует иждивенца! Его кормят за свой счет.

Но рабочие легко приняли лже-марксистскую формулу их эксплуатации государством потому, что все слова были знакомыми и точно укладывались в стереотип: «рабочих эксплуатирует работодатель». Достаточно было только путем длительного повторения перенести понятие «работодатель» с капиталиста на советское государство и создать таким образом ложный стереотип и произвести канализирование настроений.

Этот ложный стереотип опирался на важное чувство - «ревность обделенного». Слова об эксплуатации грели душу - приятно, когда тебя жалеют. А кроме того, сама советская пропаганда внушила, что мы вот-вот будем потреблять сосисок и магнитофонов больше, чем в США. А раз не больше, значит, нас эксплуатируют. Кто? Государство. Это - важный источник хрупкости идеократического государства. Оно берет на себя слишком много - роль отца. Если в семье плохо - отец виноват. Либеральное государство изначально снимает с себя ответственность, оно лишь следит за порядком на рынке. Источником личных невзгод здесь являются стихийные законы рынка - так это воспринимается массовым сознанием. Государство в таком случае не только не несет вины, но оно всегда выглядит благом, поскольку хоть чуть-чуть смягчает жестокие законы рынка (дает субсидию безработному и т.д.).

Наверное, советское государство могло оставлять людям больше сосисок и магнитофонов. Но оно находилось в состоянии войны, пусть холодной. Это важное условие было вытеснено из общественного сознания, и все как будто его забыли (скоро вспомнят, как вспомнили сербы, уже начинает припекать). Поэтому главнейшей своей обязанностью государство считало защиту граждан. Хоть вне, хоть внутри страны. И на это тратило значительную долю изъятого «прибавочного продукта». В СССР было бы дикостью даже помыслить, чтобы какой-то «серый волк» из Иордании свободно ходил по Кавказу и стрелял в русских людей[277].

Поразительно, что еще и сегодня множество людей не усомнились в стереотипах, с помощью которых рабочих лишили здравого смысла. Более того, опять на заводах появились кружки политграмоты, и опять они читают худосочное изложение Маркса. И в накаленной атмосфере лепят вульгарные формулы совсем уж невпопад - кто-то, видно, подсказывает. Уже в мастере и начальнике цеха, а то и более квалифицированном товарище видят «классового врага»! Пишет один читатель, инженер с завода: «Мне, получающему 380 руб., люди, чей заработок выше даже при простоях производства, бросают в лицо: «все инженеры живут за счет нашего прибавочного продукта, пусть нам отдадут эти деньги!». И цитируют при этом... Маркса! Мне толкуют о классовой борьбе... со мной!».

Сила стереотипа «эксплуатируемый рабочий» такова, что организованная оппозиция не решается приступить к его разрушению и, вследствие этого, не может предложить никакой положительной программы, ибо любая «антирыночная» программа наталкивается на этот стереотип: «Мы это уже проходили».

Чтобы вырваться из этого порочного круга, следовало бы резко сменить весь понятийный аппарат и выйти за рамки всего набора связанных стереотипов. Прежде всего, отказаться от понятия эксплуатации как легко поддающегося фальсификации. Эта его уязвимость связана с тем, что это - понятие «высокого уровня», сильно идеологизированное и связанное с абсолютными, осязаемыми величинами сложной последовательностью взаимозависимостей. Конечно, выход из круга сложных стереотипов и использование абсолютных, «земных» понятий переводит рассуждения на более примитивный уровень и снижает познавательную силу умозаключений. На эту жертву надо идти для создания первого ряда защиты от манипуляции.

Вне стереотипа «эксплуатации» можно было бы построить такую цепочку утверждений:

- Советское государство было одновременно работодателем; при «рынке» роли работодателя и государства разделяются.

- Советское государство отнимало у рабочего часть заработанного «за двоих» - за государство и за работодателя; при рынке государство отнимает за себя (налоги, пошлины, акцизы и т.д.), хозяин - за себя (прибыль).

- Для рабочего не важно, кто и сколько у него отнимает; важно - сколько он получает от обоих в сумме - как деньгами, так и натурой (в виде безопасности, жилья, врача и прочих благ). Разумно желать и поддерживать только такие изменения, при которых получаемая рабочим сумма благ деньгами и натурой увеличивается, а не уменьшается.

- Что получилось, когда рабочие позволили ликвидировать советский строй, чтобы отдавать государству меньше, чем раньше? Блага, получаемые натурой, резко сократились - это всем видно.

Например, жилья теперь рабочий не получает, точнее, предоставление бесплатного жилья сократилось в 8 раз. Рынок жилья для него недоступен. В 1993 г. стандартная квартира из 2 комнат в среднем стоила на рынке в России 15,2 средних годовых зарплат. В 1994 г. 26,1 годовых зарплат[278]. Быстро сокращаются и жилищно-коммунальные услуги натурой - в 1989 г. на 1 рубль взимаемой с жильцов платы было 6 рублей государственных дотаций. В планах правительства - полная ликвидация дотаций («жилищная реформа»).

Какие блага рабочий может купить на те деньги, которые он получал от советского работодателя и получает сегодня как зарплату от нового, несоветского работодателя?

Сравним самый типичный советский год (1975) и нынешний, 1999 год. За 8 лет (начиная с 1992) любая реформа выходит на устойчивый уровень, так что особых изменений при нынешнем строе ожидать не приходится. Самый грубый, но вполне верный вывод дает сравнение по «корзине» из двух главных благ - пищи и энергии. Хлеб и бензин. Можно чуть расширить: черный хлеб, молоко, бензин (АИ-93) и транспорт (метро). Все остальное - детали, уточнения. Сравним в таблице среднюю месячную зарплату рабочих и служащих и количество блага, которое можно купить на эту зарплату:

 

	зарплата	хлеб	молоко	бензин	метро
	руб	кг	л	л	число поездок
	145,8

После августа 1998 г. цены на продукты и бензин повысились в 3-4 раза, а зарплата чуть чуть.

Можно подойти к делу и с другой стороны. Рабочие (шире, трудящиеся) получают потребительские блага в зависимости только от двух факторов - от уровня производства и от типа распределения произведенного богатства. Поддерживать ликвидацию советского строя имело смысл лишь в том случае, если объем благ, получаемых рабочими, в результате совокупного действия обоих факторов увеличился. Что произошло с производством, всем известно - его объем упал более чем в два раза. Это еще можно было бы поправить за счет перераспределения дохода. Например, если бы доля зарплаты рабочих в доходах всего населения в советское время была бы менее половины, то, увеличив эту долю в два раза, рабочие хотя бы остались при своих. Но в действительности этого случиться не могло уже по той причине, что в советское время совокупная зарплата трудящихся составляла в сумме доходов 80% (а социальные выплаты - пенсии, стипендии и т.д. - 12-14%). Так что проигрыш был неминуем уже из-за спада производства. Ну а что случилось с распределением доходов?

В результате приватизации возникли т.н. собственники. И они теперь получают доход на свою собственность, на свою «предпринимательскую деятельность» и еще туманно названные «прочие» доходы. Сколько же они получают? В 1998 г. зарплата (по-старому, трудовые доходы) в России составила 37% от всех доходов населения. Не 80, как в советское время, а 37! Таким образом, оба фактора - и развал производства, и изменение типа распределения дохода - ударили прежде всего по рабочим. Рабочие, если говорить прямо, остались в дураках. Пока что там и остаются, ибо верят, что еще смогут стать миллионерами - слава богу, советский строй ликвидирован.

Кстати, при ликвидации советского строя рабочие вовсе не попали в капитализм (и не попадут). При капитализме на 1 доллар зарплаты трудящихся собственники получают около 0,2-0,3 доллара нетрудовых доходов (и уже это много на душу собственника). В США в 1985 г. нетрудовые доходы составляли 16,5% всех личных доходов граждан. А в России в 1998 г. на 1 рубль зарплаты приходилось 1,22 рубля нетрудовых доходов. Строго говоря, государство, которое позволяет меньшинству так обдирать большинство, не может считаться легитимным. Но это уже зависит от сознания большинства.

Вывод: поверив, что советское государство отбирает у рабочих слишком большую часть заработанного и поэтому выгоднее жить при «рыночной экономике», рабочие попались на удочку махинаторов и поддержали невыгодное для них изменение общественного строя. Возможно, обвинение советского строя в «эксплуатации» рабочих скрывает какую-то иную, более глубокую причину недовольства. Тогда следует ложную причину отбросить и забыть, чтобы она не скрывала истину.

Понятно, что выходить с такими рассуждениями к рабочим - значит, совершать всегда болезненный удар по их стереотипам. Но хотя бы в среде уже организованной оппозиции следовать ложным стереотипам уже непростительно.

§ 4. Стереотип «льготы и коррупция номенклатуры»

Борьба против привилегий руководства, как мы все помним, была идеей-фикс радикальной интеллигенции (Ельцин ездил на «Мос­кви­че», и это при­дало ему ореол народного трибуна). Не будем здесь обсуждать этот предельно примитивный стереотип по сути, он важен как искусственно созданная структурная единица сознания. При опросе в 1988-89 гг. читатели «Литературной га­зе­ты» (в основном, интеллигенция) резко выделились из усредненной вы­борки населения. На вопрос «Что убедит людей в том, что наме­ча­ются реальные положительные сдвиги?» 64,4% читателей ЛГ ответили: «Лишение начальства его привилегий» (так ответили только 25,5% участников всесоюзного опроса).

В этой антиноменклатурной кампании была проведена блестящая подмена стереотипа с канализированием настроений. Блестящая потому, что разыграна была она самой номенклатурой, которая создала образ врага в виде «виртуальной» номенклатуры и натравила на него массовое сознание. Так самолет выпускает ложную пылающую цель, на которую отвлекается ракета с самонаводящейся на тепловое излучение головкой. Так же каракатица при виде хищника выпускает чернильное облачко, а в него вбрасывает часть своих внутренностей. Они шевелятся и отвлекают хищника, а каракатица уползает и отращивает новые внутренности, лучше прежних.

Исходным, внедренным в массовое сознание стереотипом был уравнительный идеал. Разжигая в массах ненависть к немыслимым льготам номенклатуры, идеологи сумели канализировать эту ненависть не на личности и не на социальную группу, а именно на статус члена номенклатуры, порожденный советским строем. Мы видим, что это удалось - люди ненавидели секретаря райкома за то, что он ездил на «Волге», но та же личность, вынырнувшая в облике банкира, не вызывает у тех же людей никакой антипатии.

Этот антиноменклатурный стереотип был использован как средство манипуляции очень широкого охвата. Во вpемя свержения коммунистических pежимов в стpанах Восточной Евpопы много говоpилось о том, что наpоды этих стpан возмущены коppупцией высших эшелонов власти, той pоскошью, котоpую позволяли себе члены pуководства. Очень скупо, впpочем, давались конкpетные данные об этой pоскоши. В западной прессе пpомелькнул лишь факт, что какой-то болгаpский министp охотился в Афpике, а на даче у Хонеккера был бассейн (потом выяснилось, что бассейн длиной 12 метров - как у среднего лавочника на Западе). Никому и в голову не пpишло сопоставить pазмеp сpедств, идущих на потpебление пpедставителей высших статусов капиталистических стpан и «коppумпиpованных коммунистических pежимов». Сказать телезpителям, что pечь идет о pоскоши, оцениваемой по совеp­шен­но иным, чем на Западе, меpкам, смехотвоpным с точки зpения боссов pыночной экономики[279]. Да и боссов госудаpственной веpху­шки.

Закрепление стереотипов в сознании приводит к неспособности поместить ситуацию в pеальные пpост­pанст­вен­но-вpеменные кооpдинаты. Иногда она бывает пpосто гpотескной. Вот, с целью заклеймить в очеpедной pаз pежим Кубы испанское телевидение оpганизует дебаты, звездой котоpых выступает попpосившая убежища сотpудница кубинского балета, очень миловидная девушка. Сначала поговоpила об «ужасных pепpессиях» - двух аpестованных (и уже выпущенных) пpавозащитниках. Это энтузиазма не вызвало, факты слишком уж вялые, о pепpессиях на Кубе лучше говоpить абстpактно.

Тогда «выбpавшая свободу» пеpешла к теме социального неpавенства: в центpальном госпитале в Гаване члены паpтийной элиты лежат в отдельном зале, «куда не кладут пpостых pабочих». На это не нашлись что ответить защитники Кастpо, от имени которых в дебатах участвовал известный испанский левый писатель Хесус Васкес Монтальбан. Все были потpясены такой социальной неспpаведливостью, забыв на вpемя свои собственные пpоклятья в адpес «гнусной уpавниловки», свойственной социализму. Хотя все пpекpасно знают, в каких условиях лечатся «аналоги» кубинской паpтийной веpхушки западных стpан. Здесь никого не удивляет, что какой-то член Совета диpектоpов одного из множества банков на личном самолете летит из Испании на пpием к вpачу в США (это пеpедало то же телевидение в тот же день). А простые испанские рабочие не летают к врачу в США, а по месяцу ждут в очереди на прием к врачу в поликлинике страховой медицины. А в богатых США 35 миллионов человек не имеют доступа ни к какой медицинской помощи.

Удивительно, что стоpонники социалистической Кубы, занявшие в теледебатах слабую глухую обоpо­ну, не заметили очевидного факта: эта девушка-«антикоммунистка» сама есть пpодукт новой социальной системы (котоpую она, видимо, искpенне хочет уничтожить). Ее действительно возмущает, что номенклатуpа имеет пpивилегии по сpавнению с обычным гpажданином. Ее подсознание уже очаpовано идеалом pавенства и спpаведливости[280]. И она, как pебенок, надеется, что стоит свеpгнуть Кастpо и pазогнать коммунистов - и рабочие pазместятся в палате, где pаньше лежали больные номенклатуpщики. Иных ваpиантов ее головка уже не вмещает. Но она - из балета, а в России и доктоpа наук так же думали.

Замечательно, что ноpмальный интеллигент, часто научный pаботник, укрепив стереотипы, оказывается неспособен делать стpуктуpный анализ ситуации - он сразу вопpинимает ее идеологическую тpактовку. Ведь очевидно, что любое общество вынуждено создавать людям, занимающим высшие статусы в социальной иеpаpхии, те или иные пpивилегии. И механизм, чеpез котоpый они пpедоставляются, пpинципиальной pоли не игpает - он опpеделяется всем социокультуpным контекстом. Были ли пpивилегии, пpедоставляемые веpхушке pежима, скажем, на Кубе, вопиюще большими, выходящими за всякие pазумные pамки? Нет, никто этого не утвеpждает. Может быть, это была паpазитическая веpхушка, не выполнявшая своей pоли в социальной стpуктуpе? Этот вопpос в дебатах и не возникает, следовательно, существенной pоли не игpает. Значит, телезpитель пpосто деpгается на идеологической веpевочке манипуляторов.

Уже в 1993 г. новая демокpатическая номенклатуpа из России откупала на южном беpегу Испании целые отели с комнатами по 400 доллаpов в сутки. Ели они так, как не позволяли себе никогда отдыхающие там же кувейтские шейхи (метрдотели давали газетам интервью с фантастическими описаниями меню, которые заказывали русские - по 600 долларов на брата за обед). На виллу, где, как пишут газеты, пpо­во­дила каникулы дочка Лужкова и где собиpается демокpатический pоссийский полусвет, пpиезжал игpать в качестве тапеpа Спиваков с «виpтуозами Москвы» (как сообщали те же газеты, pусские нувоpиши, в отличие от аpабских нефтяных коpолей - очень культуpные люди).

Но наш честный инженеp или м.н.с., который еще недавно был готов всю стpану pазгpомить оттого, что Хpущев охотился в Кpыму, поместить эти сведения в контекст своих проклятий в адрес советской номенклатуры неспособен. В его сознание уже встроены два непересекающиеся стереотипа: привилегии советской верхушки были велики и нестерпимы для граждан; привилегии верхушки «ельцинской» России для граждан безразличны, величина их несущественна. Даже в среде научных работников бытовало мнение о дикой несправедливости высокого жалованья академиков (800 рублей - при зарплате старшего научного сотрудника 400 руб.), не говоря уж о министрах СССР (1200 руб.). Но эти же интеллигенты с полным равнодушием восприняли в 1998 г. сообщение о том, что оклад среднего государственного чиновника, директора РАО ЕЭС, составляет 22 тыс. долларов в месяц - примерно в 400 раз больше, чем у старшего научного сотрудника РАН[281]. При этом директором РАО ЕЭС был не выдающийся инженер член-корреспондент АН СССР П.С.Непорожний (многолетний Министр энергетики СССР), а некто Бревнов, молоденький выдвиженец «молодого реформатора» Немцова, не имевший ни образования, ни опыта работы в энергетике.

Стереотип «льготы номенклатуры» очень активно использовался для отвлечения общественного сознания от важных политических шагов. Например, в тот момент, когда втихомолку протаскивали закон о пpиватизации (май 1991 г.), ТВ с большой стpастью освещало слушания Комиссии по пpивилегиям Верховного Совета СССР о pаспpодаже со скидкой списанного имущества с госдач, аpендуемых высшим комсоставом аpмии. Документы, опубликованные в «Известиях», гласили, что pечь шла о 18 дачах, в котоpых в 1981 г. было установлено имущества на 133 тыс. pуб. (по 7 тыс. pуб. на дачу)[282]. Через десять лет эта стаpая мебель пpодавалась с уценкой 70-80%. Надо было видеть, с какой стpастью клеймили депутаты, а потом жуpналисты, пpестаpелого маpшала, котоpый изловчился купить списанный холодильник «ЗИЛ» за 28 pублей (новый стоил 300 руб. - сообщаю тем, кто об этом уже забыл)!

Манипулирующий характер той акции усиливался и другими приемами: принижением проблемы и созданием острой некогерентности. Разоблачение купившего холодильник маршала шло параллельно с выступлениями А.Н.Яковлева против «поpожденной нашей системой антиценности - пpимитивнейшей идеи уpавнитель­ства». Казалось бы, на фоне идеологической кампании против уравниловки всех должен был бы возмутить как раз тот факт, что общество не нашло способа устpоить стаpость двух десятков маpшалов так, чтобы им и в голову не пpишло выгадывать на покупке стаpого холодильника. Но острая некогерентность не позволяет сделать разумного вывода. Она подкрепляется следующими кадрами: сpазу после телеpепоpтажа об алчных маpшалах на телеэкpане появляется молоденький миллионеp (некто Стерлигов), котоpый излагает свои заповеди. Студент-недоучка, сколотивший за год махинациями свои миллионы, пpедставлен тем же ТВ как обpаз, достойный подpажания, как духовный лидеp, чьим советам мы должны внимать. Люди смотpят на экpан, а в подсознании пpоисходит pазpушительное столкновение двух обpазов.

То же мы видим и в отношении коррупции. Она представлялась злом, ко­то­рое уже само по себе оправдывало крушение советской системы. Но ведь дав­но известно, что коррупция в традиционном об­щест­ве носит совершенно иной ха­рактер, чем в обществе либеральном. Интеллигенция должна была бы честно предупредить: нас ожидает страшная вспышка коррупции, но это будет неизбежная цена за свободу. Нет, она пошла на заведомый обман. Ведь если «при социализме» взят­ка высшего чиновника в 2 тыс. долларов становилась легендой (ходили слухи о такой взятке заместителя председателя Моссовета), то в правительстве Гайдара чиновник среднего ранга, связанный с выдачей лицензий на экспорт нефти, один набрал взяток на 300 млн. долларов! Уже упомянутый Бревнов посылал за своей американской тещей казенный самолет, рейс которого обходится в сотни тысяч долларов.

Да что чиновник. Вот Р.М.Горбачева в 1991 г. лично договаривается с амери­кан­ским издателем Мэрдоком о публикации ее книги «раз­­мы­шлений» (написанной, как сообщают газеты, журналистом Г.Пряхи­ным) с гонораром 3 млн. долларов. Но ведь ясно, что это - плохо замаскированная взятка, что издание книги, которая разойдется тиражом в сотню экземпляров, не покроет и ничтожной доли гонорара. Ну виданное ли было раньше де­ло, чтобы жены активных политиков СССР принимали такие под­но­шения?

Антиноменклатурный стереотип оказался очень устойчивым и заслуживает изучения. Особенно важно, что в этом видна устойчивость исходного уравнительного идеала, а также недовольство сословными барьерами, о которых говорилось в гл. 15.

§ 5. Стереотип «обделенного народа»

В сознании (и подсознании) людей всегда гнездится этноцентризм, порождающий национальную ревность. Это как бы эгоцентризм, помноженный на национальное самомнение. Одно из выражений ревности этноцентризма - склонность думать, что другие живущие совместно с тобой народы «объедают» твой народ, пользуются его добротой и доверчивостью. Эту дремлющую в каждом из нас ревность довольно легко разжечь. Бывает приятно услышать, что кто-то злоупотребляет твоей добротой - все Яго это знают.

Разжигание этой ревности и построение стереотипа «обделенного народа» стало одной из главных технологий манипуляции при разрушении СССР (предельным случаем было создание стереотипа «репрессированного народа»). Были созданы и общие идеологические предпосылки. При старом режиме всем было вбито в голову, что народы СССР - одна семья, что надо друг друга уважать и друг другу помогать. Реальность была не безоблачна, но важно, какие догмы вбиваются в голову. СССР не был «санаторием народов», но не был и «тюрьмой», и тем более «кладбищем». Это был дом, в котором было можно жить. Новый режим предложил как принцип жизни закон рынка, и вбивает в головы соот­ветствующие догмы (конкуренция вместо солидарности, личное про­тив общего). Это - идеи, послужившие керосином при поджоге до­ма.

Перестройка раскрепостила мысль о национальном притеснении «наших». Эта свобода поначалу вызвала большое возбуждение. Ницше писал: «Легкое усвоение свободных мнений создает раздражение, подобное зуду; если отдаешься ему еще больше, то начинаешь тереть зудящие места, пока, наконец, не возникает открытая болящая рана».

Главную работу сделали, конечно, демократы - их объектом были прежде всего нерусские народы, особенно в Прибалтике и на Кавказе. Один из прорабов пере­стройки А.Нуйкин признается: «Как политик и публицист, я еще совсем недавно поддерживал каждую акцию, ко­то­рая подрывала имперскую власть. Мы поддерживали все, что расшатывало ее. А без подключения очень мощных национальных рыча­гов ее было не сва­лить, эту махину»[283].

Историк С.Лезов раскрывает ту технологию, с по­мо­щью которой интеллигенты, подобные А.Нуйкину, разжигали пожар на Кавказе: «По моим наблюдениям, «московские друзья» нередко добивались эффекта при помощи запрещенного приема: обращаясь к армянской аудитории, они использовали глубоко укорененные антитюркские и антиисламские чувства армян, то есть унижались до пропаганды национальной и религиозной вражды в чужой стране, относясь при этом к армянам как к «братьям нашим меньшим», с которыми можно и нужно говорить именно на расистском языке. «Московские друзья» укрепляют как раз те элементы армянского мифа, которые изолируют армян от соседних народов и обеспечива­ют их «антитурецкую» идентичность».

Особая программа - натравливание на советский строй малых народов. Здесь постарались и местные, и московские интеллигенты. Социолог Р.В.Рывкина, признавая, что и в «развитых» странах малые народы сталкиваются с проблемами, льет крупные слезы: «Но судьба малочисленных народов в рамках советской Империи оказалась по ряду причин особенно трагичной. Будучи коренными, эти народы в бывшем Советском Союзе оказались не просто в бедственном положении. а фактически на грани вымирания».

Таким образом, академический журнал «Социологические исследования», презрев всякие нормы научной этики и обычной совести, убеждает публику в том, что, конечно, и в США у индейцев были кое-какие проблемы, но ни в какое сравнение с судьбой малых народов в СССР они не идут. Здесь, в России - эпицентр вселенской трагедии малых народов. Вымирание![284]

Но вот данные из книги, опубликованной в Институте антропологии и этнографии той же Российской академии наук (С.В.Чешко. Распад Советского Союза. М., 1996). Численность подавляющего большинства малых народов в советский период не уменьшалась, а росла. Вот малые народы (числом до 10 тыс., человек), у которых с 1959 по 1989 г. сократилась численность: ижорцы (с 1,0 до 0,8 тыс.), караимы (с 5,7 до 2,6 тыс. - за счет эмиграции), селькупы (с 3,8 до 3,6 тыс.). Но даже у этих народов ни о каком вымирании нет и речи. В остальных случаях как раз достойно удивления, что прирастали, а не растворялись, совсем малые народы, которые давным-давно исчезли бы с лица земли в условиях демократии и рыночной экономики - в жизнеустройстве, основанном на атомизации и конкуренции. Вот некоторые цифры:

Численность малых народов в СССР (в тыс. человек)

Агулы	6,7	18,7
Алеуты	0,4	0,7
Белуджи	7,8	28,8
Долганы	3,9	6,9
Ительмены	1,1	2,5
Кеты	1,0	1,1
Коряки	6,3	9,4
Манси	6,4	8,5
Нанайцы	8,0	12,0
Нганасаны	0,7	1,3
Нивхи	3,7	4,7
Орочи	0,8	0,9
Ритульцы	6,7	20,4
Саамы	1,8	1,9
Тофалары	0,6	0,7
Удины	3,7	8,0
Удэгейцы	1,4	2,0
Халха	1,8	3,0
Цахуры	7,3	20,0
Эвены	9,1	17,2
Эскимосы	1,1	1,7
Юкагиры	0,4	1,1

Тем не менее, тезис о вымирании малых народов в условиях СССР активно внушался в годы перестройки всей идеологической машиной. В народные депутаты была даже подобрана активная представительница малого народа г-жа Гаер, которой постоянно предоставлялась трибуна для провозглашения этого мифа.

Особые усилия прилагались для разжигания антирусских настроений. Связующим материалом, который соединил народы СССР в единое государство, был союз с русским на­ро­дом. Именно наличие этого обладающего силой и авторитетом ядра («старшего брата») уравновесило сложную многонациональную систему из полутора сотен народов. Охваченные «демократическим» угаром таджикские студенты и не предполагали, что это означает в реальности - но их советники знали прекрасно. В Средней Азии столкновения и локальные войны прекратились, когда среднеазиатские народы перешли «под руку» русского царя. В этнический реактор были введены «охлаждающие стержни», которые надежно служили около столетия. Они были резко выдернуты в конце 80-х годов.

Насколько эффективно был использован стереотип «обделенности», показывает такой маленький пример. При опросах в 1989 г. 62% населения Армении, где велась особенно интенсивная антисоюзная кампания, отметило, что потребляет недостаточно молока и молочных продуктов. В действительности их потребление составляло в Армении 480 кг на душу - исключительно высокий показатель. Так, в США он составлял 260 кг, в Испании 140 кг, в среднем по СССР 341 кг. Общественное мнение было создано не реальностью, а внушением, манипуляцией сознания[285].

Главный шаг, который удалось сделать интернациональной антисоветской номенклатуре к 1991 г., - подготовить и провести «Декларации о суверенитете». Основную роль в этом сыграли демократы РСФСР, которые группировались вокруг Ельцина. Эти Декларации исходили из предположения, что «другие республики» получают из общесоюзного котла непропорционально большую долю и обделяют народ «нашей» республики. Принципиальные положения Деклараций озна­чали ликвидацию главных скреп Союза. Был декла­рирован раздел общена­родного для СССР достояния, ликвидация единого ресурсного, эко­но­мического и интеллектуаль­ного целого. Такой раздел означал разрушение целостной дееспособной системы. Это был «бархатный» переворот, так что даже большинство депу­та­тов вряд ли поняли, какие до­­ку­менты им подсунули для голосования.

Речь не идет об ошибке - идеологи российского документа пpодолжают хвастаться и шумно пpаздновать день «независимости» в память о пpинятии фатальной «Деклаpации о сувеpенитете», котоpая, по пpизнанию советника Ельцина Э.Паина, «ускоpила пpоцесс pазpушения СССР».

Но манипуляторы, разжигавшие стереотип национальной ревности, вряд ли смогли бы добиться успеха, если бы в этом деле к демократам, уже завоевавшим репутацию «агентов влияния», не подключились их оппоненты из т.н. патриотов. Для захвата и удержания аудитории было необходимо участие людей, противостоящих Горбачеву, а затем и Ельцину. И с 1989 г. стереотип обделенности русского народа в СССР стали активно достраивать патриотические писатели и общественные деятели очень широкого диапазона: от Солженицына и Шафаревича до Распутина и Зюганова. Кто-то как сознательный противник СССР, кто-то как конъюнктурный политик, а кто-то и сам как жертва очаровавшего его стереотипа (вторичная манипуляция).

Видимо, одним из важнейших первых заявлений в этой программе было предположение В.Распутина о том, что РСФСР сама может выйти из СССР и отделаться от неблагодарных «младших братьев». Заявление было чисто риторическим, но слово не воробей, да и никаких поправок внесено не было. Так была узаконена сама идея развала СССР из центра - руками русских[286].

Вскоре после ликвидации СССР в 1991 г. в результате заговора «славян» Ельцина, Кравчука и Шушкевича, стало очевидно, что наибольший урон понес именно русский народ как «державное ядро». Именно в России сосредоточены ставшие нерентабельными производства ВПК. Именно здесь находится и высокотехнологичные производства, несущие особенно большой урон при разрыве хозяйственных связей с поставщиками. Но главное, именно русский народ потерял статус своей государственности как мировой державы (а статус, например, Грузии или Туркмении даже вырос). Этот статус, достижение которого потребовало огромного напряжения сил, уже давал, а в перспективе давал бы еще больше преимуществ и в экономической сфере.

Тем не менее, и после 1991 г. продолжалось силами патриотов укрепление стереотипа русских как «обиженных советским строем». Развивалась идея невыгодности для России создания общего народнохозяйственного комплекса СССР как единого целого. Г.А.Зюганов («Драма власти», 1993 г.) даже видит в этом причину развала СССР: «Создание некогда мощного союзного народнохозяйственного комплекса и как его прямое следствие подъем экономик национальных окраин, во многом происшедший за счет центра, не только не укрепил интернационализм, но наоборот подорвал его основы, привел... к развалу СССР, отделению от него «союзных республик».

То, что эти утверждения Г.А.Зюганова есть отражение большой программы манипуляции, хорошо видно из острой некогерентности его высказываний по данной проблеме. Ибо в другом месте («Держава») читаем: «Вне Союза Россия - не Россия и существовать в качестве полноценного государства не может... Собственно говоря, Россия - это и есть Союз, складывавшийся веками и вошедший около ста лет тому назад в свои естественные геополитические границы». Это утверждение совершенно несовместимо с тем, которое приведено выше. Неважно даже, какое из них правильно, дело в несогласованности ключевых утверждений.

Налицо и другие атрибуты манипуляции, прежде всего, подмена понятий. Ведь не было никакого «отделения от СССР республик», за исключением прибалтийских, которые никак себя «национальными окраинами» не считали. СССР разваливали из центра. И что вообще считать «республикой» - кучку дельцов от КПСС? Ведь подавляющее большинство граждан совершенно явно не желало развала СССР. Можно ли поверить, например, что «республика Таджикистан в результате подъема ее экономики пожелала отделения от СССР»?

Вся конструкция утверждения о разрушительном воздействии единого народного хозяйства на страну внутренне противоречива, в ней выпадают логические связи. Зачем же включать Якутию в страну, если не вовлекать ее в народнохозяйственный комплекс? И как строить Норильск в ямало-ненецкой окраине, не развивая ее экономику?

Острой некогерентностью обладают и другие утверждения о пагубности инвестиций из союзного бюджета в индустриализацию республик. Они часто сопровождаются жалобами на то, что развитие советской экономики привело к тому, что обезлюдела русская деревня. Но ведь рассредоточение промышленности как раз смягчало этот эффект. Мы же видим чуть ли не в одном абзаце сожаления об обезлюдевшей калужской деревне - и негодование из-за того, что авиационный завод построили в Ташкенте, а не в Калуге.

Некогерентность рассуждений многих русских патриотов, в том числе примыкающих к КПРФ, создает расщепление сознания. Вот, в газете «Завтра» (№ 10, 2000) большая статья известного писателя Д.Балашова «Зюганов, побеждай». Коктейль из антикоммунизма, патетического патриотизма и любви к КПРФ. Начинается статья с такого образа Отечественной войны: «И затравленный, ограбленный, раскулаченный народ пошел умирать «За Родину, за Сталина».

Скорее всего, писатель, автор исторических романов - сам жертва манипуляции, с тяжелым поражением логики. Что у него с исторической памятью? Сказать, что к 1941 г. русские были затравленным народом! Королев и Чкалов, Жуков и Василевский, Стаханов и Шолохов - порождение затравленного народа? Если так, то когда же русские были «незатравленными»? Скорее всего, Д.Балашов вообще не понимает, в чем смысл такого исторического явления, как Стаханов - тут он остался на уровне «Британской энциклопедии», хоть и считает себя русским патриотом. Слышал я от одного военного, разведчика, а после войны известного ученого, что главное отличие советского и немецкого солдата на фронте было в следующем. Когда у немцев убивали офицера, это производило довольно длительное замешательство, что в скоротечном бою часто решало исход дела. Когда убивали офицера у наших, тут же поднимался сержант и кричал: «Я командир, слушай мою команду». Убивали сержанта - поднимался с тем же криком рядовой. Большинство солдат обладали ответственностью, волей и готовностью быть командиром. Это значит, что народ именно не был затравленным.

Был ли он ограбленным? Кто его ограбил - Сталин? Куда делось награбленное? Каково было распределение доходов среди населения? До советской власти и после советской власти огромные средства изымались у подавляющего большинства населения, вывозились за рубеж и использовались на расточительное потребление меньшинства. Казалось бы, именно это состояние можно назвать ограбленным народом. Ан нет, писатель применяет термин в совершенно обратном смысле.

Назвать же советский народ раскулаченным - вообще нелепость. И дело не только в масштабах раскулачивания, а в том, что «раскулачивал»-то как раз народ. Можно было обвинять советскую власть именно за то, что она натравила народ на кулаков и плохо следила за тем, чтобы народ не перебарщивал, не превышал разрешенную разнарядку. Было бы разумно сказать на месте Д.Балашов, что, мол, не только народ, но даже и раскулаченные пошли воевать. Но считать, что народом были именно кулаки, а 98,5% «нераскулаченных» были ненародом (номенклатурой, что ли?) - верх нелепости.

И самое замечательное состоит в том, что из всей этой примитивной антисоветской риторики выводится идея поддержки КПРФ: всем «прямо необходимо сплотиться вокруг зюгановской партии, чтобы, наконец, победили патриоты России, а не ее враги, как было до сих пор». До сих пор это когда - в 1945 г.? Иной раз думаешь, что все это - «черная» пропаганда, что это агенты Чубайса представляют КПРФ в идиотском виде.

Ввиду того, что постоянному очернению образа советского проекта придается в программе реформ очень большое значение, мощные импульсы направлены на поддержание в массовом сознании русских стереотипа «обиженных». Перед выборами 1999 г. академик Игорь Шафаревич опубликовал свой очередной антисоветский труд - «Зачем нам сейчас об этом думать» («Завтра», 1999, No. 29). В нем структура этого стереотипа представлена довольно полно.

Главная его мысль в том, что для приверженцев советского строя характерна «нерусскость». И.С.Шафаревич даже указывает степень «равнодушия к судьбе русских» у коммунистов, сравнивая их с криминальной буржуазией. По его словам, «марксистская нерусскость это тенденция слоя, чуждого основной части народа» - слоя, «ничем не лучшего, чем новые русские».

Что такое «нерусскость», как ее определить, И.С.Шафаревич внятно не сказал, не привел никаких разумных признаков, по которым избиратели могли бы отвернуть недостойных кандидатов. Из контекста выходит, что самым главным признаком «нерусскости» является идеология («марксизм»). Такого механицизма и редукционизма не ждешь в конце ХХ века.

Ясно, что культура большого народа («русскость») не может зависеть от идеологии. Неужели Клюев, став коммунистом, приобрел от этого «нерусскость», а Шолохов перестал быть русским писателем? Искренний коммунист маршал Василевский разве потерял русское воинское чувство? Рубцов с его нежным отношением к советскому строю стал «чуждым народу»? Или все они были неглубокими людьми, недопонимали то, что открылось И.Р.Шафаревичу?

Согласно И.Р.Шафаревичу, коммунисты, руководившие советским проектом, следовали догмам марксизма, и их политика поэтому всегда носила антирусский характер. При этом И.Р.Шафаревич не взвешивает в целом все реальные условия и результаты советского строя[287]. Он приводит отдельные жгучие детали, обращаясь к чувствам читателя. К тем же, на которых играли демократы, разжигая антирусские чувства.

Поразительно что уже десять лет действует эта простая технология разрушения «империи»: русским говорят, что их объедали узбеки и таджики, а узбекам приехавшие из Москвы демократы в наспех надетых тюбетейках шепчут, что их объедали русские. Вот, в роскошном журнале «Новая Россия» в августе 1999 г. статья Л.Владимирова «Политические технологии». Автор - «крутой» антисоветский националист, но подходит к вопросу и от истмата, от теории стоимости: «Трудоемкость такой сельскохозяйственной культуры, как картофель, примерно совпадает с трудоемкостью цитрусовых. Поэтому на мировом рынке цены на картофель близки к ценам на цитрусовые. Нетрудно представить себе, во сколько раз картофель был дешевле цитрусовых в системе СССР, и вспомнить, какие регионы производили картофель, а какие - цитрусовые. Сопоставление рисует нам дискриминацию русских регионов». Да, сопоставление рисует нам...

Здесь все - нелепость, начиная с утверждения, что везде в мире апельсины идут по цене картошки (хотя они действительно дешевы, потому что их выращивают марокканцы и бразильцы, а картошку - голландцы и немцы, так уж климат распорядился). Но и в крупном производителе цитрусовых, Израиле, апельсины, как следует из недавней газеты, стоят 6 шекелей, а картофель 2. В Испании разрыв еще больше. Но главное - абсурдная логика в приложении именно к России. Если трудоемкость выращивания апельсинов была такой же, как и картошки, то почему бы брянским колхозникам было не выращивать апельсины? Они же выгоднее! Чего было Хрущеву мелочиться, кукурузу внедрять - приказал бы сразу лимоны и финики сеять. Тоже, видно, русофоб был, не давал русским регионам заработать. И почему русские «в системе СССР» стояли в очереди за апельсинами, брали их по такой завышенной цене? Интереса своего не понимали? Да что цитрусовые, трудоемкость производства тонны картофеля была примерно такой же, как производства пяти тысяч тонн нефти. Значит, и цену надо было одинаковую установить?

Столь же забойной стала тема образования. У И.Р.Шафаревича читаем: «В российских вузах готовилась национальная интеллигенция... В тяжелейшие годы войны были созданы Академии наук Казахстана и т.д.». Значит, не надо было готовить национальные кадры? Но ведь эта мысль противна самым исходным устоям России, это и есть самая неприкрытая «нерусскость». И ведь все это говорится вскользь, в виде инсинуаций. Не скажет же прямо И.Р.Шафаревич: не надо было создавать Академию наук в Казахстане!

Вот как И.Р.Шафаревич доказывает на цифрах, что советская власть притесняла русских: «В 1973 г. на 100 научных работников имелось аспирантов: среди русских 9,7 человека, туркмен - 26,2, киргизов - 23,8. Таков же был и уровень жизни...». Попробуйте это растолковать. Кто здесь русские, кто туркмены - аспиранты или научные работники? Зачем такой сложный показатель? Есть же попpоще: в 1985 г. в РСФСР было 68 тысяч аспиpантов, а в Туpкмении 496 - в 130 pаз меньше.

Но главное, как из всего этого вывести идею о дискриминации русских в науке? Все заполонили туркмены? В 1970 г. в РСФСР было 631 тыс. научных работников, а в Туркмении 3,6 тыс. (из них больше половины русских). При чем здесь аспиранты? И что значит «таков же был и уровень жизни»? У русских 9,7? На 100 человек? Это, конечно, маловато.

С уровнем жизни досталось бедным узбекам: «в 50-е годы доходы колхозников Узбекистана были в 9 раз выше, чем в РСФСР». Откуда такие данные, как их понимать? Не бывало таких разрывов в уровне дохода. В 1960 г. средняя зарплата рабочих и служащих была в РСФСР 83 руб., а в Узбекистане 70 руб. Значит, доходы горожан в РСФСР и узбеков были примерно равны (горожане дынями не торговали и скрытых доходов не имели). Официальные доходы на селе у русских и узбеков тоже были примерно равны. Значит, дело в каких-то скрытых, теневых доходах?

Могли ли теневые доходы узбекских колхозников быть столь непропорционально большими, как заявляет И.Р.Шафаревич? Чтобы колхозники, хотя бы и в Узбекистане, жили в 10 раз богаче горожан - кто же в это поверит! Сбережений в сберкассе у одного городского жителя Узбекистана было в 8 раз больше, чем у сельского. И вообще сбережений в 1975 г. у одного жителя РСФСР в среднем было 410 руб., а у жителя Узбекистана 128. Откуда эти «9 раз»?

Что хочет доказать И.Р.Шафаревич всеми этими цифрами? Видимо, что советская власть создавала резкое неравенство республик в ущерб русским. Но ведь это не так. Основные капиталовложения все же делались в России - достаточно упомянуть разведку и освоение запасов нефти и газа в Сибири, на которых мы пока живем. Или взять выплаты из общественных фондов: в РСФСР в 1975 г. на душу 392 руб., в 1989 г. 760 руб., а в Узбекистане 258 и 429 руб. А это, прежде всего, образование, здравоохранение, жилье - вложения в человека.

Да, установкой советской политики было именно выравнивание уровня развития всех частей страны. Это можно видеть на длинных временных рядах, сравнивая множество показателей. Надо ли понимать И.Р.Шафаревича в том смысле, что он считает политику развития всей страны как целого неправильной? Тогда лучше бы сказать прямо. Прямо не говорят, потому что эта политика была очевидно разумной.

Говоря о «нерусскости» советского строя И.Р.Шафаревич умалчивает фундаментальный показатель состояния народа - продолжительность жизни. Это - обобщенный показатель, отражающий положение той или иной этнической общности людей (условия труда, питания, быта, здравоохранения).

Согласно данным переписи 1897 г., в европейской части России ожидаемая при рождении продолжительность жизни была у русских мужчин 27,5 лет, у латышей 43,1, у молдаван 40,5 лет - в процветающее время, до марксизма и революций. Именно советский строй (и только он!) резко сократил этносоциальное неравенство русских. В 1988-1989 гг. ожидаемая продолжительность жизни была у русских мужчин 64,6 года, а у латышей 65,9, у молдаван 65,1. Почти сравнялась. Так что русские рано умирали при царе и при Ельцине, а жили долго только при советском строе[288].

И если бы эта антисоветская идея-фикс была присуща только И.Р.Шафаревичу. Д.Балашов, на которого я уже ссылался выше, дует в ту же дуду: «И ежели мы до сих пор пытались добиться гегемонии в мире за счет жертв со стороны русского народа, доведя народ до вымирания, то теперь мы обязаны укреплять страну за счет преимущественного укрепления ее русского центра и льгот преимущественно для русского народа, более всех ограбленного в предшествующий период». Посмотрите на даты, г-н патриотический писатель, и скажите все же, когда конкретно вымирал русский народ.

Треть статьи И.Р.Шафаревича посвящена «нерусскости» Сталина («Сталин был политиком выдающимся, но не нашим, не русским»). Вот пример того, как Сталин поступался интересами русских: он не отпускал солдат с фронта в отпуск, чтобы они поддержали уровень рождаемости (а Гитлер отпускал - именно для этого). К чему же это привело? «В результате русские перенесли такой демографический удар, что в начале 80-х годов в школах РСФСР училось приблизительно столько же детей, как и до войны». То есть, «демографический удар» был не результатом гибели русских на фронте и в тылу, а результатом каприза русофоба Сталина, который не давал солдатам секс-отпусков.

Сказав о Сталине, было логично включить в манипуляцию образ крови. И.Р.Шафаревич напоминает, что во время войны были убиты 1 русский из 16 и 1 узбек из 36. Что означает этот намек? Узбекам по тайному приказу Сталина давали бронь? Узбекам по блату выдали бронежилеты? И что вообще означает «убит во время войны»? Жители Хатыни убиты или нет? А почему среди них ни одного узбека не было?

Но главное, И.Р.Шафаревич уводит от сравнения, которое так и напрашивается: сколько узбеков было убито в Первой мировой войне, когда правителем был не русофоб-марксист, а православный патриот? В той же пропорции, что и русских? И.Р.Шафаревич умалчивает о том, что только при советском строе была создана возможность расширить воинскую повинность на нерусские народы. А в царской России узбеки были невоеннообязанными. Попытка привлечь мусульман Средней Азии и Казахстана во время I Мировой войны даже к тыловым работам вызвала волнения и восстания. И вот, вместо того, чтобы напомнить, что в 1941-1945 гг. каждый погибший узбек или казах «заместил» русского, И.Р.Шафаревич апеллирует к ложному стереотипу и усиливает его.

При разжигании национальной ревности всегда лихо связываются разные исторические эпохи. И.Р.Шафаревич тоже делает такой скачок: Казахской СССР в 1936 г. «передали многие коренные русские земли», и русских там теперь жестоко притесняют. СССР виноват!

Русских сегодня жестоко притесняют и в Казахстане, и в РФ не потому, что в 1936 г. где-то не там провели линию, которая тогда ни на что не влияла. Русских притесняют потому, что Россию (СССР) победили в холодной войне, расчленили страну и уничтожили советский строй. И сделал это наш геополитический противник при активном содействии И.Р.Шафаревича - что же скрывать. По мере сил он способствует тому, чтобы русских притесняли и дальше.

§ 6. Стереотип «преступного мышления»

Ни перестройку Горбачева, ни реформы Ельцина нельзя понять без учета той новой роли в хозяйстве, политике и общественной жизни, которую стал играть преступный мир. Его влияние в современной России на культуру, язык, мораль и тип человеческих отношений очень велико.

Взрыв преступности обычно связывают с изменением в ходе реформы социальных условий. Конечно, они изменились. Честным трудом прожить трудно, впереди на этом «рынке» у мо­лодежи никаких перспектив. Возможности учиться и работать резко сократились, и политики просто «выдавили» мо­ло­дежь в преступность. С другой стороны, политикам и пона­до­би­лась преступность как широкая социальная сила. Прежде всего, для выполнения грязной работы по разрушению советского строя. Бандиты вкупе с интеллигенцией были ударной силой во всех очагах кровавого насилия, созданных в СССР в 1988-89 гг. Узбекский писатель Т.Пулатов вспоминает о событиях в Фергане: «Откровенная, жестокая уголовщина, вылившаяся в убийства, поджоги, ограбления, сочеталась с демонстрациями, митингами, участники которых выдвигали экономические и экологические требования, и все это получало еще, так сказать, «духовную» окраску в выступлениях небольшой части местной интеллигенции, в умах которой сумбур из идей Ленина, ультрасовременных лозунгов перестройки и исламских догм оказался сильнее здравого смысла».

Любопытно, что повсюду к «победе над тоталитаризмом» совpеменная демокpатия пpиходила под pучку с пpеступностью. Милый союз. В Абхазии pыцаpи демокpата Шеваpднадзе, большие энтузиасты частной собственности, пpоявили ту же пpедpасположенность к овладению чужим имуществом, что и pыцаpи Снегуpа в Бендерах. Когда штуpмом были взяты Сухуми, Шеваpднадзе дал своим войскам тpи дня на pазгpабление («и ни часу больше, у нас правововое государство!»). И пpибыли платфоpмы, погpузили машины с улиц и стоянок и увезли в демокpатический Тбилиси. Со смешанным чувством слушал я pассказы гpузинских интеллигентов о том, как в их кваpтиpах в Сухуми выламывали паpкет и как они лезли с чемоданами на паpоходы, чтобы убежать под защиту «кованого сапога» еще советского солдата в Сочи.

В ходе перестройки необходимо было оживить преступный мир и для поставки кадров искусственно создаваемой буржуазии. Причем буржуазии, повязанной круговой порукой преступлений, готовой воевать с ограбленными. Но это социальная сторона, а поговорим о том,