УЧЕНОМУ ЯЗЫКОВЕДУ

 

 

О смерти языка спокойно, без участья,

Ты речь свою повел, ученую весьма.

Что для тебя язык? Глагол, деепричастья…

А для меня он – жизнь. Ты понял? Жизнь сама

 

Когда я слушаю слова родимой речи,

Я вижу тех, кто пал, но кто свободу спас.

Я вижу храбрецов, чье слово в жаркой сече

Горело, словно кровь, как день в закатный час.

 

«Будь с нами, мужество!» – слова из уст летели

Из окровавленных, как птицы, напролом,

И гнали пришлецов разбойных из ущелий,

И смелых славили на языке своем.

 

Поныне те слова стоят, как наши скалы,

Поныне те слова сверкают, как мечи.

В них раны сабельной огонь кроваво‑алый,

В них вечной доблести горячие ключи.

 

Мужчины, чьи уста полны были и кровью

Сраженья правого и кровью слов родных!

О, жены, что детей баюкали с любовью.

Оплакав их отцов на языке живых!..

 

О смерти языка ты говоришь бесстрастно,

Но мне‑то слышится, как девушка на нем

Твердит слова любви, – они звучат прекрасно.

Как листья, как родник в цветении лесном.

 

Прислушайся, – тебе откроются долины,

И блеск травы, и шум дождя в словах простых,

В них ветки шелестят, и клекот в них орлиный,

И ум пословицы, и звонкий древний стих.

 

Не этот ли язык звенел над колыбелью?

Не он ли хлеб растил с упорством и трудом?

Не он ли горевал? Не он ли звал к веселью

И «Мир вам» говорил, вступая в каждый дом?

 

Он молоком блеснет, теплом тебя согреет,

Когда произнесешь на нем ты слово «мать»,

А скажешь «яблоко» – все расцветет, созреет,

А скажешь «небосвод» – весь мир начнет сиять.

 

Язык не слабый снег, он не растает вскоре,

Язык – могучая гранитная скала.

С народом он делил и радости и горе,

И в споре с ним позор познали силы зла.

 

Язык народа жил, как всадник и как воин,

Родной земле служил, как пахарь и мудрец.

Он так же, как народ, бессмертия достоин,

А если он умрет, умрет он как храбрец.

 

Перевел С. Липкин