– Кусает, бьет всех подряд, может швырнуть, чем под руку подвернется. Никакого сладу с ней нет…
– Вы – мама Светы?
Сидящей напротив меня девушке я не дала бы больше восемнадцати. Свете Габдурахмановой, которая из угла хмуро смотрела на меня маленькими черненькими глазками, уже исполнилось три.
– Нет, слава Аллаху. Я – старшая сестра. Несколько лет назад сама к вам приходила, когда с папой ругалась. Вот теперь решила Светку привести. Вдруг поможет? Матери‑то не до того…
– А почему матери не до того?
– По хозяйству она.
– Большое хозяйство?
Может, они на ферме живут? К нашей поликлинике каким‑то странным образом отнесли Авиагородок и пару пригородных деревень.
– Приличное, – усмехнулась девушка. – Детей много нарожали.
– Сколько ж вас?
– Шестеро. Все девчонки. Светка – последыш.
Да, действительно. Ситуация быстро стала понятной. Нормальная татарская семья. Очень хотелось мальчика, наследника. Теперь в небольшой квартире четыре девочки‑подростка. От их конкурентных склок, сплетен, вражды и коалиций – только что искры не летят. Света родилась с довольно большим отрывом от сестер – последний шанс. Все ждали сына и братика. Не получилось. Света начала защищаться и нападать практически с рождения. Сейчас от нее все стонут – даже отец.
Оба родителя работают. Иначе детей не прокормить.
– А в садике как?
– Так же. Дерется, кусается. Но не сама. Только если к ней лезут.
– А что она делает, когда никто не лезет? (Хотя попробуй уединись в городской малогабаритке с пятью сестрами и мамой по хозяйству! – тут же подумала я.) Как играет?
– Она не играет вообще. Она рисует.
– А что ж вы рисунки‑то не принесли! – попеняла я.
Разговаривать со мной Света не хочет («она вообще с чужими почти не разговаривает», – объяснила сестра), играть в мои игрушки не играет, так что рисунки многое могли бы мне показать. Хотя, конечно, какие в три года рисунки…
– У вас бумага есть? Дайте ей побольше, и карандаш… Она вам сейчас нарисует.
Ну ладно, мысленно вздохнула я, пусть ребенок хоть чем‑нибудь займется. Положила на столик несколько листов бумаги, поставила стаканчик с восковыми мелками, попыталась показать, как ими рисовать…
– Не надо, – сказала Света, которая как‑то внезапно оказалась уже сидящей за столиком. – Я знаю.
Дальше она начала стремительно рисовать. Один лист за другим. Я открыла рот от изумления. Рисунки строго соответствовали возрасту – головоноги, как и положено в три года. Но – какие головоноги! Ничего подобного я еще никогда не видела. Каждому рисунку, прежде чем его отложить, Света давала название. И какое название!
– Боже мой, откуда она их (названия) берет? – воскликнула я, обращаясь к сестре.
– А вы у нее у самой спросите, – посоветовала девушка.
– Света, как ты придумываешь эти названия?
– Они сами приходят, – ответила девочка, продолжая рисовать. Стопка готовых рисунков росла на глазах.
– Вот и дома так, и в садике, – сказала сестра. – Пока бумага не кончится.
– Послушайте, но ведь это… Это надо развивать… Художественная школа… – я чувствовала себя беспомощной.
– Какая школа?! – ребенку три года. Какое развитие? – девочка и так рисует практически при любой возможности. К тому же – работающая мать с пятью детьми…
– Может быть, вы поможете сестре, уделите ей…
– Ну уж нет! – девушка торжествующе усмехнулась. – Я через два месяца замуж выхожу. И уеду из этого бардака к чертовой матери!.. Так вы посоветуете чего? Я матери передам. Она знает, что мы к вам пошли…
– Значит, так, – я старалась говорить как можно более понятно и не терять надежды. Если эта счастливая невеста на исходе своей жизни в родительском доме притащила ко мне сестренку, значит, она все же заинтересована в ее судьбе. И в мирном сосуществовании родственников, конечно.
– Сына и братика у вас в семье не случилось. Но у вас случилась Света. А у нее – талант. И – редкий, поверьте, я видела тысячи детских рисунков, и никогда ничего подобного… Признайте ее. Признайте ее уникальность и нужность вашей семье. Возможно, она прославит вашу фамилию. Но для этого ее нужно осторожно растить. Не приставайте к ней. Давайте ей возможность уединиться – хоть в ванной, хоть за ширмой, хоть под столом.
– Да, да, она как раз любит под обеденный стол прятаться, – поддакнула сестра. – Мы ее оттуда шваброй гоняем.
– Как только она немного подрастет, – продолжала я, – обеспечьте ей возможность учиться рисованию. А сейчас – много хорошей бумаги, разных карандашей и мелков…
Ч‑черт побери! – думала я. – Откуда мне знать, как правильно развивать художественные таланты! С другой стороны – а кто это наверняка знает? В голове вертелась мысль: из Светы вполне могла бы получиться вторая Надя Рушева, но я, не будучи мистиком, все‑таки, на всякий случай, эту мысль старательно отгоняла (талантливая девочка‑художница Надя Рушева, которой, надо сказать, создавали для творчества все условия, трагически рано умерла).
– И еще – читайте ей вслух сказки и книжки, ей надо откуда‑то брать сюжеты для рисунков. Водите ее гулять в парк во все времена года…
– Да, да, это вы правы, – опять кивнула старшая сестра. – Она любит книжки слушать. Я ей тут как‑то для смеха читала «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», Гуле в школе задали, так она потом даже сапоги мне почистила и Гуле, чтоб мы ей до конца прочли…
Да поможет им Аллах! – вполне непоследовательно для атеистки подумала я и спросила вслух:
– Света, ты подаришь мне эти рисунки?
– Забирайте, – буркнула Света. – Мне не жалко. Я себе еще нарисую.
И тихонько припрятала в кармашек осколок воскового мелка, который ей особенно понравился. Я не препятствовала. Должна же я была хоть как‑то поспособствовать развитию таланта…