Экология между этикой и наукой

Противоречия блага и истины относиться к вечным вопросам философии. Решению этого вопроса посвящали труды Аристотель и Кант, Платон и Гегель. Мы рассмотрим современное решение данного вопроса на примере экологической этики, дисциплины, которая по замыслу своих адептов должна объединять этику и науку, благо и истину.

Мы придерживаемся традиционного различения значений культуры и цивилизации, гласящего, что культура является духовным образованием, созданным человеком для общения с себе подобными, а цивилизация — устойчивая форма жизнедеятельности человека на определенной территории. В соответствии с этим делением этика принадлежит области культуры, а экологию традиционно относят к сфере цивилизации. Данное различие порождает определенную теоретическую сложность в соединении понятий экология и этика[xxvii]. Например, если рассматривать экологию как часть биологической науки, то пришлось бы допустить возможность существования математической или химической этики.

Мы считаем, что для решения данного вопроса необходимо снять противоречие между “искусственным” и “естественным”. Возникнув в XVIII веке, оно было отражением специфического отношения друг к другу материального и духовного, действительного и иллюзорного. Сфера жизнедеятельности современного человека искусственна, и вне этой сферы современный человек существовать не может. Более того, он и далее будет создавать искусственную сферу своего обитания и призывы к прекращению этого процесса бессмысленны. Поэтому речь далее пойдет о процессе создания человеком искусственной экологической среды.

С точки зрения этики, возникает определенная сложность. В основе этики лежит свободный моральный выбор человека, но если предметом этого выбора оказывается процесс создания искусственной экологической среды, то не совсем понятно, между чем должен происходить выбор. Если оставить в стороне, как заведомо маргинальные явления, людей, сознательно разрушающих экологию и тем самым уничтожающих условия жизнедеятельности другого человека и самого себя (пусть ими занимается правосудие), то критерии морального выбора оказываются размытыми, ведь на каждый “экологический” аргумент можно привести аргумент по меньшей мере не менее “экологический”. Например, сброс в море ядерных отходов компенсировал их сброс в озера или на землю, а само количество этих отходов символизировало военную безопасность существования жителей нашей страны.

Наконец, подход к экологии с позиций “чистой” этики может легко обернуться этическим ригоризмом: “поступаю так, ибо не могу иначе”, связанного с известной спецификой этического знания как знания долженствующего. В этом плане даже такой “благородный” предмет как экология, не может спасти этику от опасности морализаторства. Для того, чтобы избежать этого, нужно принять ряд предпосылок.

Будем считать, что человек в силу своей обязательной взаимосвязи с природой, всегда включен в экологическую деятельность. Хочет он того или не хочет, он оказывает влияние на среду своего обитания. В таком случае экологической этикой следует считать сферу отношений людей друг к другу во время их воздействия на среду обитания. Следовательно, проблема в этике возникает только тогда, когда человек в своей экологической деятельности сознательно оказывает непосредственное влияние на среду обитания другого человека. В этом плане ранние ядерные испытания в атмосфере, покуда не было известно всего комплекса экологических проблем, сопровождающих эти взрывы, не подлежат моральному осуждению.

Сама природа, как противоположность искусственному, не может оказать существенного влияния на сферу этического выбора, во-первых, в силу радикальной позиции разделения искусственного и естественного, высказанной нами ранее, во-вторых, в силу предмета этики, которая, будучи философской дисциплиной, не может рассматривать в качестве существенных предпосылок формирование своей предметной области — эмпирический объект. Или, иными словами, предметом этики может быть лишь духовный, теоретический компонент, не имеющий ни капли естественного, эмпирического. Именно в этом, на наш взгляд, находится основание известного этического резонерства в отношении экологии. Большинство из нас хотели бы сохранить хорошую экологическую среду, но желали бы ограничить свое участие в данном деле лишь самим фактом своего хотения.

Но означает ли это, что мы не должны учитывать характер или особенности объекта (экология), на основании которого возникает проблема этики?[xxviii]

Представим себе, что единственным предметом этики является исключительно внутренний мир человека, его душа, а лучше, свободный выбор им законосообразующей деятельности своей души во взаимоотношении с другими людьми, или существование особого ноуменального мира[xxix]. Против данного положения мы можем выдвинуть два аргумента. Первое — создавая ноуменальный мир свободы, мы все равно не можем освободиться от необходимости конструирования в нем представления о “вещах”, пусть даже таких “паралогичных”[xxx], как “Душа”, “Мир”, “Бог”. Второе — в отсутствии “объекта” моральный выбор как предмет этики становится сугубо внутренним делом субъекта и может легко перерасти в произвол, т.к. ситуация данного выбора не может быть передана “другому” вне объектного критерия.

Видимо, не случайно такой тонкий критик Канта, как Гегель, рассматривая соотношение теоретического и практического (напомним, что последнее относится Кантом к сфере этики), писал: “Не менее неправильным… следует считать то различие, согласно которому интеллигенция должна быть чем-то ограниченным, а воля, напротив, чем-то безграничным. Как раз напротив, воля может быть рассматриваема как нечто более ограниченное, потому что она вступает в борьбу с внешней, оказывающее ей противодействие материей, с исключающей единичностью действительного, и в то же время имеет против себя другую человеческую волю, тогда как интеллигенция как таковая в своем обнаружении доходит только до слова…”[xxxi].

Перед нами противоречие в сфере этического: мы должны включить в свой анализ “объект”, но мы не можем этого сделать в силу исключительно духовного характера предмета этики.

Решение данной проблемы мы находим, как это ни странно, у Канта. Рассматривая возникновение такого паралогизма как “Душа”, Кант делает заключение, что “логическое истолкование мышления вообще ошибочно принимать за метафизическое определение объекта”[xxxii]. Отсюда, применительно к вышесказанному, вытекает, что мы не имеем права включать в состав этики метафизического определения такого объекта, как природа, но никто не может нам запретить включить в этику логическое определение экологии.

Итак, сферой экологической этики оказываются отношения между людьми в момент конструирования (создания) ими циклично воспроизводящей себя среды своего обитания (в том числе и как этических особей).

Человек, знакомый с этикой, усмотрит здесь как минимум “золотое правило нравственности”, а при известной изощренности — категорический императив Канта. Любой этик мечтал бы поставить здесь точку. К сожалению, мы не можем себе этого позволить в силу того, что никаким единичным поступкам невозможно создать цикличный процесс воспроизводства своего обитания. Т.е. перед нами не этика поступка, а этическая система идеала преобразования мира и природы (близкая к постулату существования Бога у Канта). И хотя данный вывод также не так уж плох, мы согласны с авторами, утверждающими, что “без бытийного (замкнутого на поступки) прочтения морали не было бы критерия для определения различной меры добродетельности различных индивидов”[xxxiii]. При всех недостатках, сопровождающих этику поступка и выражающихся прежде всего в известном противоречии мотива и поступка, мы должны признать, что этика идеала имеет не меньше, а, на наш взгляд, больше противоречий, связанных, как правило, с иллюзорностью ее непосредственного осуществления, что часто выливается в моральный ригоризм. Поэтому последний вопрос при обосновании предмета экологической этики звучит так: может ли объект (экология) этического выбора оказать непосредственное влияние на форму, в которой данный выбор осуществляется. Наш ответ положителен.

Во-первых, воспроизводящая себя цикличность среды обитания предполагает и соответствующую структуру этических поступков. В этом плане единичные акции ГРИНПИС оказываются средством привлечения внимания общественности к существующей экологической проблеме, но в силу своей “одноразовости” они мало эффективны. В случае с экологической этикой именно логика объекта задает нам очередность и частоту этических действий, необходимую для создания “нормальной” среды обитания и для ежедневного поддержания этой среды. Общественные туалеты, урны и вовремя ремонтируемые очистные сооружения, соблюдение норм лесозащиты и т.п. оказываются более значимыми в экологическом плане.

Во-вторых, с идеей цикличности в этику поступка входит ответственность человека не только перед непосредственно другим человеком (являющаяся основой любой этической деятельности), но и перед очередностью своих же собственных поступков в прошлом и, возможно, в будущем. Введение экологии в этическую проблематику со всей остротой ставит вопрос об отсутствии отдельного единичного поступка, несущего в себе всю полноту морального содержания. Порядок, очередность и согласованность поступков могут оказаться более значимыми в моральном смысле, чем, например, такой безусловный для некоторых аргумент, как страдания Христа.

В-третьих, с воспроизводящей себя цикличностью в этику, возможно, войдет реальное время. Согласимся, что для любого этического поступка не меньше, чем мотив, важна его своевременность, а именно равномерная цикличность лежит в аристотелевском понимании времени.

И, наконец, последнее. Экологическая этика — продукт нашего времени, современной эпохи. Мало кто думал о ней, например, лет сорок назад. Тем самым можно констатировать, что сама этика — не мертвое знание времен Аристотеля или Канта, а развивающаяся в настоящее время дисциплина. Уникальность экологического подхода к этике заключается в том, что это редкий случай, когда непосредственное развитие науки и роста знаний привело к непосредственному росту этической ответственности.

Примечания