Пролетарские девочки

 

Наташа. Совсем простое личико. Фарфоровый лобик с мелким прыщиком, замазанным пудрой. Широкий носик, натянутые пленки глазок, изобличающие наличие в прошлом татаро-монгольского лиса в треухе, вцепившегося в славянку. Короткие обкусанные ногтики, тяжеловатые красноватые кисти рук. Волосы выжжены пергидролем чуть ли не с третьего класса. Чуть тяжеловатые, но пристойной длины ноги. Наташа. Потому что все русские девушки — Наташи, а пацаны — Коляны. Дочь токаря высшего какого-то разряда. Мало говорящая. Природно неглупая. Но неразвитая. И все-таки непонятно, что в жизни делать. 21 год.

Училась средне. Нюхала клей «Момент» с мальчишками, забравшись на школьный чердак, чтобы улетать. Потому что если не улетать, то крайне скушно жить. Чтобы улетать больше и дальше, стала (так сама, смеясь, обозначала) «жить половой жизнью». Попробовала с теми же мальчишками, с кем нюхала клей «Момент». Двое были младше ее на два года и только третий — ее возраста. Взрослых мужиков боялась. Малолетки ее не обижали, ценили, могли за нее убить. (Только через несколько лет сообразила, что предавалась с малолетками «оргиям».)

Отца уволили с работы из престижного НИИ. Все равно подошел пенсионный возраст. (Есть брат, старше на 13 лет, давно живет почему-то в Карачаево-Черкессии.) Потому родители стали все больше времени проводить на приусадебном участке, где отец давно построил небольшой отапливаемый домик. Малолеток забрали в Чечню, где одному продырявили голову так, что было не починить, а другой пропал без вести — то ли дезертировал, то ли украли. Ровесник Наташи женился и, встречаясь с нею, стеснительно смотрит в сторону. Наташа нигде не работает, читает книги и «совокупляется в случайных связях» (опять-таки ее выражение). Того, что приносит в ее квартиру (к ним она старается не ходить и редко отступает от правила) одна случайная связь, хватает до другой случайной связи. Так и живет. Нет, денег за свои услуги она не берет, да и какие услуги, если она тоже получает удовольствие. Ей же нетрудно. Где находит «случайные связи»? Да повсюду, с этим проблемы нет. У нее глаза такие… Родители приезжают на недельку-другую зимой пару раз. Родители поставляют в дом картошку и другую огородно-садовую продукцию. Наташа считает, что так и нужно жить. А как еще? Я тоже воспользовался ее гостеприимством.

…Некоторое время я спал с молодой женщиной, с матерью двоих детей, она работала диспетчером в нашем ЖЭКе. Она была такая вся изумленная, неразговорчивая, но ласковая. Ей снились странные сны о том, как она сидит одна на каком-то шестке посреди огромного океана. Конечно, ее звали Люда. Однажды мы целую ночь смотрели в постели оперу «Вий», и там еще гроб летал ужасно. Даже страшно было. Чтоб было не страшно, мы с ней совокуплялись. Она была хорошая и добрая. Ходила в кожаной шоколадного цвета исцарапанной куртке и в юбке. Муж у нее (бывший) почему-то был фашист.

Она мне нравилась. Я отрывал ее у детей. Где-то там сидели ее дети с ее старушкой матерью, бедняги, не представляя, что их мамочку какой-то странный тип гладит сейчас по белой прозрачной попе. Как-то я взял ее с собой на торжество в Дом молодежи. Тогда я еще ходил на такие тусовки. Помню, что Хакамада метала там дротик, а Жириновский прыгал в длину. В холле на ступенях меня и Люду атаковали телекамеры и фотографы. Она очень смутилась. «Кто ваша девушка?» — спросили журналисты. «Я диспетчер в ЖЭКе»,— честно сказала Люда. Все были шокированы, но, думаю, не поверили и понимающе заулыбались. Я расстался с Людой только потому, что влюбился в Лизу.

…А то еще я спал с курьершей из одного модного журнала. Она ездила на мотоцикле, была наголо обрита, колечки и звездочки по всему лицу, в носу тоже. Здоровенная девка, руки красноватые. Шлем в руке, кожаные штаны, короткая куртка — такой она впервые предстала передо мной. Голос у нее был хриплый, сама она была из какой-то дальней Московской области. В общем, то, что я люблю. Руки шершавые и холодные. Молоденькая как зеленое яблоко. Однажды, наступило лето, она пришла в коротком белом платье в черный горох. Платье тесное, коленки торчат, руки висят красные, просто класс, а не девчонка! Глаза серые, круглые, реснички повыдергивала от психопатства. Она себя называла IRA, как Ирландская Революционная Армия, с ударением на А. На нее у меня рук просто не хватило, шел 95-й год, и у меня было полным-полно девушек, я их набрал столько, что не способен был справиться.

В то время меня одолевали мысли председателя партии, я только что стал председателем НБП: нормально ли это, что я живу такой вот грешной жизнью, короче говоря, что все эти девочки, вон Ленин ведь был другой?.. Можно сказать, аскет, подруга — Крупская, до этого, правда, была странная свободная женщина Инесса Арманд, о которой он плакал, когда она умерла потом от тифа в 1920-м.

Я решал свою одинокую большую проблему один: никто не мог мне дать ответ. И поверьте, это было нелегко. Получалось: или вождь партии — и тогда аскет. Или гуляй с сотнями девочек, но тогда нечего людей под знаменем водить, так? Постепенно я себе разрешил и простил повышенную сексуальную активность. Я подбодрил себя историческими примерами. Гитлер жил со своей племянницей Гели Рубель, а потом с Евой Браун, и Ева была на 23 года его моложе. Ему явно нравились девочки. Французский президент Клемансо по прозвищу Тигр умер в 88 лет во время сеанса любви с дамой 36 лет, в комнате свиданий за его служебным кабинетом. Тигр встречался с нею в этой комнатке дважды в неделю. Позднее, когда я прочел в хорошей английской книге, до чего похотлив был Мао, я перестал чувствовать какую-либо неполноценность. Еженедельно в павильоне Небесного Спокойствия для Мао устраивались танцы под оркестр. Присутствовали исключительно молоденькие курсантки Народной Армии. Мао выходил из-за занавески и приглашал девушек танцевать. Во время танца он выбирал девочек. Выбрав себе подружку, он утанцовывал ее за занавес. Присутствующие расходились. Причем Мао уже было черт знает сколько лет. Короче, аскетизм Ленина был скорее исключением. Например, Иосиф Броз Тито был также любвеобилен. До Йованки, густобровой красавицы, офицера его личной охраны, он был женат множество раз. Первая его жена была русская, ее звали Пелагея, и Тито привез ее из русского плена уже после революции 1917 года. Короче, великие примеры ободрили меня. От себя я думаю, что раз можно было им, то можно и мне.

Мне никогда не нравились очень красивые женщины. Мне всегда нравились зеленые неуклюжие существа с примесью вульгарности. В пролетарских девчушках я всегда находил прелесть и грацию необыкновенную. Мне нравилось, как они ходят, едят, скандалят и лгут. Так что, да здравствует Лиза Дулитлл из пьесы «Пигмалион»! Вот она плетется, ковыряя пальцем в носу, в прямом или переносном смысле. Вспотела, платье перекручено. «Девчушка, куда ты идешь? Здравствуй!» — я перегорожу тебе путь…

Эдуард Лимонов