Россия обычно представляется в облике России-матушки, этакой суровой активистки, приближающейся по энергичности к типу солдатской матери. Однако в противоположность современной антивоенной пацифистке — солдатской матери — Россия-матушка зовет со старых плакатов своих детей в обратном направлении: не из разбомбленной Чечни прочь в московскую или екатеринбургскую квартиру, но на праведную войну с немецко-фашистскими захватчиками. Так что Россия-матушка существует, скорее, как прошлый образ, но новых не появилось, потому ее никто не упразднил и конкурентов или конкуренток — символов России — у нее нет.
В «матушке» — символе страны содержится фатальный глубокий смысл. Во Франции образ Patrie (Отчизны) представлен Марианной, как ее называют,— это образ молодой женщины. В XVIII веке образ Свободы — юной, полногрудой, в красном фригийском колпаке, она сжимает древко знамени на баррикаде — наложился на образ Родины, и вот последние столетья Марианна — это Франция. Представьте себе русских, называющих Родину Машей или Наташей! У англичан Родина персонифицируется то с долгоцарствовавшей королевой Елизаветой I, затем с долгожительницей королевой Викторией, а ныне с пожилой уже Елизаветой II. God save the Queen! Однако королевы-долгожительницы (хотя они и дали названия целым эпохам: елизаветинской, викторианской) лишь отчасти символы Великой Британии. Им далеко до абсолютности русской матери-Родины. У янки есть отчизна мужского пола — это евреистый uncle Sam, точнее Samuel, с длинной белой бородой голландского сектанта — то ли квакера, то ли меннонита.
Почему русские любят свою Родину в облике женщины, минувшей свои лучшие годы, уже неплодной, бывшей женщины? Тюремное сознание дает ответ, и очень исчерпывающий, на этот вопрос: в тюрьме почитается только мать-старушка. Ведь другие ипостаси женщины изгнаны из тюрьмы: молодые женщины все обладают инстинктом соития, все практически оказываются неверны заключенному. И только мать-старушка, женщина, у которой репродуктивный возраст позади, только она ждет и любит своего непутевого тюремного сына. По всей вероятности, наш народ адаптировал себе в качестве символа Родины именно мать заключенного, она же и солдатская мать, ибо заключенный лишь крайний сосед солдата, они помещены на том же поле. Оба несвободные, один жертва наказания, другой — долга.
Есть, мы знаем, другой образ матери, куда более известный и универсальный, растиражированный средневековыми еще иконами,— образ Мадонны с младенцем. Воспроизведенный сотни тысяч раз на картинах, в том числе на русских иконах, почему не молодая женщина, прижимающая к себе дитя, почему? Молодая мать может изменить, потому в образе матери-Родины важен ее нерепродуктивный возраст. Мать-старушка — единственный не больной для сына-заключенного образ женщины (жена, девушка могут изменить, мать не может) — является таким же единственным родным и не изменяющим образом для сына-солдата.
Мать-Родина, старушка-пенсионерка, солдатская мать — на самом деле самый неженственный образ. Наша Родина — бывшая женщина.
Можно аргументировать избрание символа матери-Родины необходимостью того, чтобы полный сил и здоровья сын защищал старушку-мать. Родина для русского, таким образом, есть не сила, распространяющая покровительство, но слабость, нуждающаяся в защите. Но опять-таки белогрудую французскую Марианну также нужно было защищать от германских парней в куда большей степени, потому что там, где русскую старушку-мать всего лишь пнут в грязь, французскую пышногрудую девку пустят по кругу, изнасилуют.
Целью настоящих размышлений являются сами размышления и всплывшие в их процессе несколько интересных наблюдений.
Внимательный читатель уже сообразил, что от подобных размышлений попахивает крутым ревизионизмом. Что в первых же строках его вывозят с территории обычных политических категорий на опасные болотистые почвы переосмысления привычных национальных верований. Однако чрезвычайно подозрительна позиция общества, избравшего себе такой символ. Это не отец, не волк, как у чеченцев, не ночхи, но бывшая женщина — пенсионерка. Сын должен защитить бывшую женщину, некогда послужившую ему инкубатором. Наш символ Родины — реликтовое напоминание о матриархате? Наш символ общества пришел из тюрьмы? Наше общество устроено по тюремным понятиям? Верно и то, и другое. Это нездоровый символ, но другого у нас нет. Страна по-тюремному обожествляет старушку маму-Родину. Короче, «Не забуду мать родную!» и «Родина-мать зовет!»— две реплики из одной и той же мелодрамы.
Я слышу, как уже свистят в воздухе брошенные в меня камни.
Эдуард Лимонов