Мая, среда, 22.00, моя комната

Честно, я не понимаю, чего они так расстро­ились. Это обязанность любого журналиста – делать правдивые репортажи, и именно это я и сделала. Если не выносишь жара, нечего со­ваться на кухню. Ведь действительно бабушка ПРИНЕСЛА собаку в ресторан, а Джангбу СПОТКНУЛСЯ только потому, что Роммель бро­сился ему под ноги. Они не могут это отрицать. Они могут хотеть, чтобы этого вообще не случа­лось, и еще они могут хотеть, чтобы Лесли Хо не просила меня писать эту статью.

Но они не могут ругать меня за то, что я ис­пользовала право журналиста. К тому же посягать на мою журналистскую неприкосно­венность.

Теперь я, пожалуй, знаю, что чувствовали великие репортеры до меня. Эрни Пайл за свои мощные репортажи во время Второй мировой войны. Этель Пайн, первая цветная женщина‑журналист, во время движения за гражданские права. Маргарет Хиггинс, первая женщина, ко­торая получила Пулитцеровскую премию за международную журналистскую деятельность. Луиза Лэйн, за свои неутомимые усилия для «Дейли пленет». Вудворд и Бернштейн за все то, что они сделали в Уотергейте, что бы они там ни сделали, сейчас не помню.

Я теперь точно знаю, каково им всем при­шлось. Давление. Угрозы расправы. Телефон­ные звонки матерям.

Это, конечно, самое болезненное из всех последствий. Как только у них хватило духу побеспокоить мою бедную обезвоженную ма­мочку, которая сейчас трудится над тем, что­бы принести в этот мир НОВУЮ ЖИЗНЬ. Бог знает, что ее почки сейчас вытворяют. Они, по‑моему, просто носятся по ее организму и осу­шают его. А эти люди смеют доставать ее свои­ми глупостями?

Плюс к тому, моя мама, конечно, на моей стороне. Я не знаю, о чем думал папа. Он что, думал, что мама встанет на БАБУШКИНУ сто­рону?

Конечно, мама сказала мне, что ради мира в семье я должна, по крайней мере, извиниться.

Правда, я не понимаю почему. Вся эта исто­рия мне не принесла ничего, кроме головной и сердечной боли. Это не только послужило при­чиной расставания одной из самых долговеч­ных пар СШАЭ, но и привело, по‑видимому, к окончательному разрыву с моей лучшей под­ругой. Я потеряла СВОЮ ЛУЧШУЮ ПОДРУ­ГУ в результате этой истории!

Я сообщила папе и бабушке о своих правах журналиста, после чего бабушка незамедли­тельно царственно указала мне на дверь, а Ларса попросила удалить меня с ее глаз. К счастью, я заранее успела запихать выпускное платье в рюкзак. Оно всего чуть‑чуть помялось. Подер­жу над паром от горячей воды в душе – и будет как новенькое.

Вообще‑то, они могли бы проделать все это в гораздо более приличной манере. Они МОГ­ЛИ созвать собственную пресс‑конференцию, сознаться в том, что собака была, и забыть все, как страшный сон.

Но нет. А теперь уже поздно. Даже если ба­бушка признается, я сильно сомневаюсь, что профсоюзы отелей и ресторанов вернутся сей­час на исходные позиции.

Ну, ладно, надо было раньше прислушивать­ся к голосам молодежи. Не прислушались вов­ремя – теперь страдайте.

Ах, как плохо...