Трудности начинаются с неоднозначным употреблением у Павла термина nomos (переводимого обычно как «закон»). У него может быть ряд значений, и различать их — дело первостепенной важности, если мы хотим избежать неверного понимания всей аргументации. К несчастью, апостол довольно быстро переключается с одного значения на другое. Те из нас, кто был воспитан в протестантских традициях или подходит к Новому Завету, держа в уме доктринальные категории, будет стремиться понять «закон» как всеобъемлющее обозначение Божьей воли, явленной в Библии (в Ветхом и Новом Заветах), особенно в Десяти Заповедях, обязательных для всех людей. Однако в посланиях Павла мы должны тщательно всматриваться в контекст, чтобы убедиться, что из множества значений мы выбрали верное. Прежде всего, нам следует решить, означает ли nomos языковое явление (корпус текстов либо ряд речевых актов) или, что бывает довольно редко, «управляющий принцип или силу» (как в Рим 3:27; 7:23; 8:2). Тогда мы сможем различать между законами вообще (как в Рим 4:156; 5:136) и Законом как техническим термином библейского языка, переводом понятия «Тора». Но и в этом ряду значений имеются различия: в Рим 3:19 nomos отсылает к целому ряду цитат из книги Псалмов, так что оказывается эквивалентом «Священного Писания». Но двумя стихами позже (3:21) выражение «Закон и пророки» предполагает, что «Закон» — только часть Писания, очевидно — Пятикнижие. Наконец, в Рим 13:10 (как и в Гал 5:14) «Закон» сводится к заповеди любви к ближнему — так что понятие «закона» становится обозначением только человеческого долга в отношениях с другими людьми, а не наших обязанностей по отношению к Богу (таких как благодарение и почитание, акцентируемые в Рим 1:21, 25), то есть темы первых заповедей Декалога.
Джунгли значений могут вновь напомнить нам о том факте, что Павел не богослов в узком смысле слова, стремящийся сконструировать последовательную систему мысли из определений и логических выводов. Составляя Послание к Римлянам, он
остается миссионером, сознающим свое призвание, противостоящим вызовам оппозиции внутри церкви и угрозам извне, но непреклонным в осуществлении своей миссии. В этом контексте он должен отвергнуть притязания «иудаизаторов» (наш термин), которые превращают Благую весть в средство иудейского прозелитизма. В то же время, он должен опровергнуть подозрение, будто он извращает сущность веры Израиля и ее основания в Писании. Словом, напряженность в Павловой так называемой «доктрине Закона» имеет причиной тот факт, что Павел не собирался основывать новую религию, при этом, несомненно, служа чему-то, чего мир еще не видел — фактически, движению «новой твари» во Христе (см. 2 Кор 5:17).
Чтобы представить в виде грубого эскиза сущность подхода Павла к Закону (= Тора с Синая), мы можем попытаться ввести следующий принципиальный отличительный признак (не будучи в состоянии точно провести границу): Закон был и остается благодатным даром Бога своему избранному народу, Израилю (Рим 9:4), документом Завета с его обетованиями и обязательствами, распространяющимися на всех потомков Авраама, Исаака и Иакова. Для остального человечества Закон (иногда включающий другие части Ветхого Завета, иногда — нет) — это откровение истинного и живого Бога, уже свидетельствующее о Благой вести Христа как о приглашении всех народов разделить благословение Израиля и присоединиться к Израилю в богопочитании. Что касается этического содержания Закона, то оно связано с распознаванием и непрестанным поиском Божьей воли (см. Рим 12:2). Простое копирование иудейского образа жизни может лишь казаться надежной линией поведения, но не будет иметь смысла и, возможно, приведет к опасной напряженности (см. Рим 14). Тем не менее, основные заповеди Ветхого Завета сохраняют свою действительность как руководящие принципы христианского поведения (см. Рим 13:8-10)28.