Традиционная грамматика со времени своего формирования так или иначе занималась системными отношениями выделяемых единиц, результатом чего являлась их классификация в том или другом отношении. К таким традиционным системным связям относится, например, деление слов по частям речи на основе характера их значений, формальных показателей, синтаксической роли; выделение, в свою очередь, в составе частей речи тех или других разрядов (ср.: классификация глаголов по видам, типам спряжения; существительных — по родам, типам склонения и др.).
Все это еще в традиционной грамматике, на ранней стадии ее истории, привело ученых к важному методологическому принципу системной организации языка как особого, уникального явления действительности вообще. Языковеды XIX в., представители различных лингвистических школ и направлений подчеркивали эту сторону языка. Для основателя теоретического языкознания В. Гумбольдта была очевидна внутренняя системная организация языка, осознанием этого пронизан названный выше его труд по теоретическому языкознанию.
Системность как существенную сторону языка отмечали основоположники отечественного языкознания — Ф.И. Буслаев, А.А. Потеб-ня, И.А. Бодуэн де Куртенэ и др. Мысли, например, Ф.И. Буслаева о системной организации языка вполне соответствуют современным научным представлениям: «...Построение языка, от отдельного звука до предложения и сочетания предложений, представляет нам живую связь отдельных членов, дополняющих друг друга и образующих одно целое, которое в свою очередь дает смысл и значение каждому из этих членов. Такое взаимное отношение в речи между частями и целым именуется организмом языка» (1, с. 22). Понятие системности, как это здесь очевидно, обозначено другим термином (организмом), который в этом смысле был активно употребителен в первой половине XIX в.
Системность языка была одной из основных методологических предпосылок в научном творчестве Потебни. Еще в начале научной деятельности для него было ясно, что «в языках есть система, есть правильность» [2, с. 16]. Это положение он затем неоднократно развивал в своих трудах. Он писал, например: «При исследовании какого-нибудь слова приходится останавливаться на самых разнообразных явлениях. Это показывает, что язык-система есть нечто упорядоченное,
всякое явление его находится в связи с другими. Задача языкознания и состоит именно в уловлении этой связи, которая лишь в немногих случаях очевидна. Что язык есть действительно система, в этом мы можем убедиться непосредственно на самих себе. В богатых языках, каковы русский, немецкий и др., в данное время исследователь находит 100—200 тысяч; но это есть лишь частица наличного капитала языка, так как при этом берется во внимание лишь одна какая-нибудь форма языка известного слова. Дознано, что Шекспир употреблял 13—15 тысяч слов; мы, которые в этом отношении не можем равняться с Шекспиром, имеем в своем распоряжении 500—1000 слов. Десятки, сотни тысяч слов нами никогда не были слышаны, тем не менее можно сказать, что эти никогда нами не слышанные слова нам наполовину понятны при знании употребляемых нами 500—1000 слов. Спрашивается, как же это было возможно, если бы мы не имели ключа к разумению незнакомых нам слов, если бы язык не был стройною системою, в которой есть определенный порядок и определенные законы?» [3, с. 243]. В практике исследования языка системный подход проявился в понимании ученого различных глубинных сторон языка, как например, диалектической связи звука и значения, изменения строя целого в зависимости от изменения его частей (ср. изменение строя предложения в зависимости от роста противоположения имени и глагола по направлению к современному состоянию языка); тесной взаимосвязи и взаимпереходов внутрисловных семантических явлений и др. На основе своего богатого исследовательского опыта Потебня пришел к выводу, что единство и взаимосвязь языковых явлений оказываются более тесными по мере углубления нашего познания. Он, в частности, писал: «Чем совершеннее становятся средства наблюдения, тем более убеждаемся, что связь между отдельными явлениями языка гораздо теснее, чем кажется» (4, с. 45). С сожалением сетовал он, что в современном ему языкознании господствует механистический подход к изучению языка: «До сих пор языкознание большей частью принуждено вращаться в кругу элементарных наблюдений над разрозненными явлениями языка и дает нам право лишь надеяться, что дальнейшие комбинации этих явлений от него не уйдут» (4, с. 62).
Следует также отметить еще одного отечественного ученого, утверждавшего в своем научном творчестве системный подход к изучению языка,— Бодуэна де Куртенэ. Будучи одним из основателей структурализма, он, по словам В.В. Виноградова, рассматривал язык как «обобщенную структуру», раскрывал в своих исследованиях основные свойства динамической системы языка (5, с. 13; 6, с. 17 и др.). Можно привести много примеров системного подхода уже в начальный период научного изучения языка.
Вопрос о системности языка стал общепринятым методологическим требованием после выхода «Курса общей лингвистики» Ф. Соссюра. Заслугу Соссюра видят не в том, что он открыл системную
организацию языка (она, как мы убедились, была давно известна зарубежным и отечественным ученым), а в том, что он возвел системность в основополагающий принцип научного исследования. Одновременно надо заметить, что крайние выводы этого принципа, сделанные последователями Соссюра, и прежде всего Копенгагенской лингвистической школой (Л. Ельмслев и др.), и в общеметодологическом отношении, и с точки зрения конкретных лингвистических исследований вызывают вполне обоснованные возражения.