Итак, сегодня утром я снова позаимствовала мамину кредитную карточку, заказала гигантский пряник и послала его Майклу. Только на этот раз я послала его по адресу общежития. Я попросила кондитеров написать на шоколадном листе в двенадцать дюймов одно слово: «Прости».
Хотя я понимаю, что послать парню пряник, даже двенадцатидюймовый, со словом «Прости» поверх глазури – это жалкий, далеко не самый лучший способ показать моему бойфренду, как я раскаиваюсь, что в его присутствии танцевала сексуальный танец с другим парнем. Но я, к сожалению, не могла подарить Майклу то, чего бы ему действительно хотелось – полет на космическом шаттле.
Заказав пряник, я вышла из своей комнаты и обнаружила, что Рокки вцепился в шерсть Толстого Луи и визжит: «Киии! Киии! Киии!»
У Толстого Луи, у бедняги, был такой вид, как будто он снова проглотил носок. Но на самом деле он проглотил совсем другое – он проглотил свое желание порвать моего маленького братика на куски. Толстый Луи такой добрый кот, что он просто ПОЗВОЛЯЕТ Рокки на нем виснуть. Но это не означало, что на его рыжей мордочке не отражалась паника, Я сразу поняла, что еще десять секунд, и бедняга треснет, как яичная скорлупа. Конечно, я бросилась его спасать и не могла не высказаться:
– Мама, ну неужели ты не можешь хотя бы одну‑единственную минуту присмотреть за своим собственным ребенком?
Но мама, естественно, еще даже не успела выпить утреннюю чашку кофе, поэтому она была неспособна следить за ребенком, не говоря уже о том, чтобы действительно видеть, что происходит, если только это не имело отношения к Дайане Сойер, которая была в это время на экране телевизора.
Мама не представляет, как ей повезло, что я появилась вовремя. Если бы Толстый Луи все‑таки потерял выдержку и набросился на Рокки, у него могла бы от кошачьих царапин развиться лихорадка, и он мог бы умереть. Я имею в виду Рокки. Лихорадка от кошачьих царапин – это очень опасная болезнь, о которой мало что известно. Если не проследить, она может вызвать анорексию.
Но в случае Рокки этого бы, конечно, никто не заметил, потому что, хотя ему нет и года, размером он со среднего ребенка четырех лет. Если бы Рокки был оранжевым, как Толстый Луи, он бы выглядел точь‑в‑точь как Умпа‑Лумпа.
Если честно, совершенно не представляю, как при моем младшем брате, при моих друзьях, при моем принцесстве, при моей бабушке, наконец, при этой истории с сексуальным танцем, я вообще когда‑нибудь смогу достичь самоактуализации.