История Китоша стала достоянием прессы. На ее основе было заведено дело, созвано жюри присяжных, которое пыталось во всем разобраться; однако не все ясно и до сих пор, поэтому придется обратиться к старым документам.
Китош был молодым африканцем, слугой молодого белого поселенца в Моло. Как‑то в июне, в среду, поселенец одолжил свою кобылу приятелю, которому понадобилось на станцию. За кобылой он послал Китоша, наказав ему не ехать верхом, а привести лошадь под уздцы. Китош ослушался и проехался от станции до дому верхом. В субботу хозяин узнал о случившемся и в воскресенье велел выпороть негодника плетьми и запереть в сарае, где тот вечером того же дня испустил дух.
Первого августа в Накуру, в здании Железнодорожного института, началось заседание суда. Африканцы, пришедшие к зданию и усевшиеся вокруг, недоумевали, в чем, собственно, дело. С их точки зрения, все обстояло просто: Китош умер, в чем не приходилось сомневаться, следовательно, согласно африканским обычаям, его родня должна получить компенсацию.
Однако в Европе правосудие вершится не так как в Африке: жюри белых присяжных занялось проблемой вины‑невиновности. Вердикт мог гласить и «преднамеренное убийство», и «непредумышленное убийство», и «тяжкие телесные повреждения, приведшие к…» Судья напомнил присяжным, что тяжесть преступления зависит от намерений обвиняемого, а не от последствий. Итак, каковы были намерения лиц, вовлеченных в судьбу Китоша в каком состоянии они находились?
Для того, чтобы выяснить намерения и состояние поселенца, суд по много часов много дней подряд подвергал его перекрестному допросу. Цель заключалась в составлении картины происшедшего и в выявлении всех существенных деталей. Оказалось, что, будучи вызванным хозяином, Китош выслушал его с расстояния в три ярда. Эта, казалось бы, незначительная деталь имела серьезные последствия. Так, с расстояния в три ярда, было положено начало драме черного и белого.
Однако в дальнейшем баланс нарушается, и фигура поселенца начинает мельчать. Поселенец превращается во второстепенный персонаж, в бледное пятно, в мелкую деталь пейзажа; он теряет вес, становится бумажной марионеткой, которую швыряет туда‑сюда сквозняками событий.
Поселенец показал, что для начала спросил Китоша, кто позволил ему ехать верхом на кобыле, и что этот вопрос был повторен им раз сорок‑пятьдесят; при этом он не отрицал, что такового разрешения никто дать не мог. С этого и начинается его погибель. В Англии ему не удалось бы задавать свой вопрос сорок‑пятьдесят раз, потому что задолго до сорокового раза его бы прервали. Однако здесь, в Африке, местному населению можно визгливо задавать один и тот же вопрос даже больше полусотни раз. В конце концов Китош ответил, что он не вор; поселенец показал, что решение наказать парня плетьми было принято в результате столь дерзкого его ответа.
Здесь в отчете присутствует вторая, на первый взгляд, второстепенная, но на самом деле выразительная подробность. Во время бичевания к поселенцу заглянули двое европейцев, называемых его друзьями. Понаблюдав процедуру наказания на протяжении десяти‑пятнадцати минут, они удалились.
После бичевания поселенец не отпустил Китоша, а запер его в сарае. На вопрос присяжного, зачем он так поступил, последовал бессмысленный ответ: цель якобы заключалась в том, чтобы предотвратить расхаживание ослушника по ферме. После ужина поселенец наведался в сарай и нашел наказанного лежащим без чувств на некотором расстоянии от того места, где он его оставил, с ослабленными путами. Вызвав повара из племени баганда, поселенец скрутил паренька крепче прежнего: заведя ему руки за спину, он привязал его к столбу; нога наказанного была привязана к другому столбу. Дверь в сарай была заперта; спустя полчаса поселенец вернулся и пустил в сарай повара с поваренком. Потом он лег спать и был разбужен поваренком, явившимся с вестью, что Китош умер.
Памятуя о том, что тяжесть преступления зависит от намерения, присяжные принялись таковое искать. Они подробно расспрашивали подсудимого о бичевании Китоша и о последующих событиях; читая отчет, буквально видишь, как они качают головами.
А как же с намерением и душевным состоянием Китоша? Как впоследствии выяснилось, это – совсем другое дело. У Китоша имелось конкретное намерение, которое и было положено на чашу весов. Можно сказать, что своим намерением и душевным состоянием африканец, лежа в могиле спас европейца.
У Китоша не было достаточных возможностей заявить о своем намерении. Он был заперт в сарае и его умысел можно передать совсем коротко: по словам ночного сторожа, он проплакал всю ночь. С другой стороны, в час ночи у него состоялся разговор с поваренком. Ребенок понял, что ему придется кричать Китошу в самое ухо, так как тот оглох из‑за истязаний. В час ночи он попросил поваренка развязать ему ноги и объяснил, что убежать все равно не сможет. Когда поваренок исполнил его просьбу, Китош поведал, что желает умереть. Немного погодя он стал раскачиваться из стороны в сторону, причитая: «Я умер!» Потом он умер на самом деле.
По делу давали показания трое врачей. Хирург, первым осматривавший тело, заключил, что причиной смерти стали множественные раны, обнаруженные им на трупе. По его словам, экстренное медицинское вмешательство не спасло бы Китошу жизнь.
Однако двое врачей из Найроби, приглашенные защитой, придерживались иного мнения. По их словам, наказание кнутом как таковое не могло повлечь смерти. Вмешался другой требующий внимания фактор: желание жертвы умереть. Один из врачей заявил, что может судить об этом со всей ответственностью, ибо прожил в колонии четверть века и хорошо знает африканцев. Многие медики согласятся с ним, что искреннее желание африканца умереть способно привести к смерти. В данном случае это совершенно ясно: ведь сам Китош говорил о своем желании умереть. Второй врач поддержал в этом вопросе коллегу.
Весьма вероятно, продолжал врач, что, захоти Китош остаться в живых, он выжил бы. Скажем, если бы он поел, то не утратил бы отваги, ибо известно, что голод ослабляет духовные силы. Врач добавил, что рана на губе могла быть вызвана не ударом каблуком, а прикушиванием губы самим африканцем, испытывавшим сильную боль.
Врач склонялся к мнению, что до девяти вечера Китош еще не принял решения умереть, так как предпринял попытку сбежать. После того, как он, застигнутый врасплох, был связан крепче прежнего, положение пленника могло усугубиться его нравственными страданиями.
Оба врача из Найроби дали делу совместную оценку. По их заключению, смерть Китоша стала следствием наказания кнутом, голода и желания умереть, причем последнее подчеркивалось особо. Желание умереть могло быть вызвано бичеванием.
Заслушав показания врачей, суд занялся «желанием смерти». Местный хирург, единственный врач, осматривавший тело, отверг эту теорию и привел примеры из собственной практики – больных раком, желавших умереть, но несмотря на это продолжавших жить. Эти люди оказались, правда, европейцами.
Вердикт присяжных гласил: виновен в нанесении тяжких телесных повреждений. В том же были обвинены африканцы, также привлеченные к ответственности, однако в отношении их было признано, что они действовали по приказу своего хозяина‑европейца, вследствие чего подвергать их тюремному заключению было бы несправедливо. Судья приговорил поселенца к двум годам заключения, а обоих африканцев – к содержанию под стражей на протяжении одного дня.
При чтении материалов суда обращаешь внимание на странное, унизительное обстоятельство: оказывается, европейцы в Африке не могут прерывать существование африканцев! Ведь эта страна принадлежит ему, африканцу, и что бы вы с ним ни делали, уйти он может только по собственной воле, когда у него уже нет желания оставаться. На ком лежит ответственность за происходящее в доме? Только на его наследственном владельце.
Китоша отличает нерушимое понятие о праве и благопристойности, вследствие чего образ человека твердо решившего умереть, предстает перед нами, несмотря на прошедшие годы, во всей красе. В нем запечатлена недолговечность диких созданий, которые всегда могут при необходимости вспомнить об открытом пути для бегства, которые уходят, когда захотят, и никак не даются нам в руки.