Последний поезд из Сан‑Франциско уходит в полночь: опоздаешь – застрянешь до утра. Поэтому‑то за пятнадцать минут до этого ведьмовского часа я тащила Стейси и Керри по Маркет‑стрит, безуспешно стараясь не терять равновесия на высоких «шпильках». После всего выпитого босоножки превратились в мое проклятие. Вести машину никто из нас был не в состоянии, а идти прямо удавалось только Керри, скорее всего, благодаря наследственности. Мать у нее – чистокровный хоб, отец – хоб‑полукровка, что дает ей устойчивость к алкоголю в три раза больше, чем у обычного человека ее комплекции. Никто не содержит дом в такой чистоте, как хобы, а уж шкафчик с напитками у них точно никогда не пылится.
Стейси споткнулась и уцепилась за меня. Крови фейри в ней чуть больше четверти, и алкоголь действует на нее куда сильнее, чем на Керри. Я улыбнулась подруге.
– Ты сказала Митчу, что домой явишься в стельку?
– Сам догадается, – ответила Стейси. – Я предупредила, что у нас девичник.
Она покатилась со смеху. Керри к ней присоединилась, и даже я, не удержавшись, захихикала, хотя и поставила себе целью не расслабляться, пока не посажу их на поезд.
Огни станции манили, обещая свободу от обязательств по присмотру за пьяными.
– Идем скорее, – подгоняла я, пытаясь заставить Стейси шагать пошире. – Мы уже почти на месте.
– На каком месте? – спросила Керри, и Стейси снова принялась хихикать.
– В поезде.
Стейси моргнула:
– А куда мы идем?
– Домой, – ответила я как можно более твердо, если учесть, что сама в этот момент в очередной раз застряла каблуком в трещине тротуара. Я бы сняла босоножки, если бы была в состоянии расстегнуть ремешки. – Давайте быстрее, а то опоздаете на поезд.
Спуск по лестнице превратился в целое приключение. Я чуть не подвернула лодыжку, а вот Керри, запросто меня обогнав, сбегала к автоматам по продаже билетов и вернулась с двумя билетами до Колмы. Я живу в Сан‑Франциско, а подруги – нет.
– Тоби, остальное я беру на себя, – сказала Керри, подхватив Стейси под руку.
– Справишься?
Она кивнула:
– Как доедем, возьму такси.
– Отлично.
Я обняла обеих, а когда они прошли ворота, помахала на прощание. Я люблю своих подруг, но, наконец‑то благополучно проводив их восвояси, вздохнула с облегчением. Пьяная, я о самой себе‑то едва в состоянии позаботиться, что уж говорить о других.
На Маркет‑стрит гудели толпы клубных тусовщиков и тех, кто выскочил покурить, – запрет на курение в барах Калифорнии ввели еще тогда, когда я была рыбой. Одно из немногих положительных изменений, произошедших за потерянные четырнадцать лет. Внимания на меня никто не обращал.
Поймать такси в Сан‑Франциско – практически олимпийский вид спорта. Я подумала, не позвонить ли Денни – здешнему таксисту, который всегда рад бесплатно меня подвезти. Мы познакомились полгода назад, минут через пять после того, как мне в ногу выстрелили железной пулей. Неудачное начало, но, к счастью, оказалось, что Денни слышал обо мне задолго до того, как мы, собственно, встретились: шестнадцать лет назад я расследовала одно дело для его сестры, и это убедило его помочь мне. Он очень приятный парень. Тролли из‑под моста обычно все такие. Если у тебя тело плотнее свинца, тебе нет необходимости что‑то кому‑то доказывать.
Но, чтобы позвонить Денни, нужно было найти телефон. Вопреки советам Стейси, заводить мобильник я не желала – все мои попытки обращения с этими штуками заканчивались плачевно. К тому же, надо признать: я могу выдержать лишнюю прогулку, а вот Денни необходимо зарабатывать на жизнь. Пошатываясь и выбивая каблуками стаккато, я завернула за угол и направилась в сторону дома. Уже через несколько кварталов торговый район кончился, и началась жилая часть города. Шум толпы остался позади. Фонарей поубавилось, но для меня это не представляло проблемы: хорошее ночное зрение – одно из преимуществ генов фейри. А вот отсутствие куртки действительно напрягало.
Вокруг электромухобойки над крыльцом магазинчика, расположенного на перекрестке, толпилось несколько пикси, поджаривая разнообразных насекомых на зубочистках в качестве шампуров. Я остановилась, чтобы поглазеть и заодно попытаться вернуть себе устойчивость. Один из них, заметив, что я за ними наблюдаю, с грозным видом завис в воздухе у меня перед носом.
– Все в п’рядке, – с пьяной торжественностью уверила я его. – Я вас вижу.
Тот продолжал висеть передо мной, явно сердясь все больше.
– Нет, правда, в порядке, я донь… донья… Подменыш я. – Не знаю, кто придумывал названия племенам фейри, но зря он не позаботился о том, чтобы их можно было выговорить в пьяном виде.
Пикси ткнул в мою сторону зубочисткой, и я озадаченно моргнула.
– Нет, спасибо. Мотыльков мне не хочется.
– Он показывает, что хочет тебя проткнуть, а не накормить. Разница незначительна, но, полагаю, ты не захочешь проверять это на личном опыте.
В мягком, как сливки, голосе за моей спиной звучала аристократическая издевка. Пикси отшатнулся, едва не выронив зубочистку, и помчался обратно в стаю. Спустя пару мгновений все они исчезли, оставив после себя лишь едва заметное облачко светящейся пыли.
– Эй! – Я сердито развернулась и скрестила руки на груди. – Я с ним разговаривала!
Тибальт смерил меня таким насмешливым взглядом, что я разозлилась еще сильнее.
– Нет, ты его провоцировала воткнуть в тебя зубочистку. Разница, опять‑таки, мала, но, как мне кажется, существует.
Злость во мне сменилась удивлением.
– С чего ему меня протыкать? Я его просто поприветствовала. И он первый ко мне приблизился. А до этого я ему ничего не говорила.
– Наконец‑то разумный вопрос. – Тибальт отвел мне волосы за ухо и постучал по нему кончиком пальца. – Уши округлые, глаза голубые, запах магии погребен под запахом спиртного… маскировка идеальная. Отлично сработано. Хотя тебе не идет. – Мое недоумение от этого не рассеялось, и Тибальт со вздохом добавил: – Ты кажешься человеком, Октобер. Он защищал свою стаю.
– Я сказала, что я подменыш!
– А он, вполне благоразумно, тебе не поверил.
– Ох! – Я заморгала, краснея. – Ой. – Потом я нахмурилась. – Что значит, мне не идет? Мне нравится эта юбка!
Тибальт убрал руку и сделал шаг назад, чтобы получше меня рассмотреть. Я ответила ему тем же, смерив его взглядом с ног до головы.
Будучи местным королем кошек и самым могущественным кейт ши в Сан‑Франциско, Тибальт редко затрудняет себя визитами в места, где требуется маскировка под человека. Насколько я могу судить, он не то чтобы считает это ниже своего достоинства, просто ему нет дела до людей. Сегодня был один из немногих дней, когда я видела его в человеческом обличье, и выглядел он в нем отлично. Высокий, стройный, худощавый. В нем было что‑то хищное, превращавшееся в движении в кошачью грацию. В короткостриженых темно‑каштановых волнистых волосах – черные пряди, словно полосы на кошачьей шкуре. Маскировка под смертного скрывала острые резцы, заостренные уши и вертикальные кошачьи зрачки, но чисто мужскую привлекательность оставляла более заметной, чем мне хотелось бы. Собрав силу воли, я отвела глаза.
Сказать, что у нас с Тибальтом сложные отношения… это ничего не сказать. Я терплю его насмешки, потому что их перенести легче, чем расстаться с внутренностями, выцарапанными разъяренным кейт ши. И к тому же, я должна ему за услуги, которые он мне оказал после убийства Розы Зимний Вечер. Увы, то, что я перед ним в долгу, только возбуждает его желание дразнить меня даже чаще, чем прежде. Это уже входит в привычку.
– Юбка сойдет, – сообщил Тибальт, закончив осмотр. – Я бы скорее назвал это поясом, чем юбкой, но ты имеешь право называть собственную одежду, как считаешь нужным. И раз уж речь о твоем наряде, скажи, ты собралась прошагать весь путь до дома в этих туфлях?
– Может быть, – увильнула я. Ремешки начали натирать щиколотки, так что идти теперь было еще неудобнее, чем раньше, но ему это знать не обязательно.
– Ты пьяна, Октобер.
– А на тебе очень тесные штаны. – Я осеклась. Что‑то я не то несу. – То есть, я хотела сказать, очень красивые штаны. В смысле…
Проклятье.
Тибальт фыркнул. Я подняла на него глаза – он, явно веселясь, покачал головой.
– Ну да, конечно. Полагаю, такси ты решила не брать?
– Здесь нет ни одного, – указала я, посчитав, что выиграла спор этим ошеломляюще логичным доводом.
– А позвонить? Я знаю, что их можно вызвать.
– Телефона не было.
– Понятно, – сказал Тибальт. – Ну что ж, поскольку здесь нет такси, а у тебя имеются на редкость разумные причины его не вызывать, и ты, к тому же, пьяна настолько, что отпускаешь замечания по поводу тесноты моих штанов, пожалуй, самым умным с моей стороны будет довести тебя до дома.
– Не стоит.
– Как мило. – Тибальт снял кожаную куртку и набросил мне на плечи. – Ты, кажется, замерзла.
– Я не замерзла. – Я соврала – ночь была прекрасной, но даже в прекраснейшие из ночей в Сан‑Франциско после полуночи прохладно. Я плотнее запахнула куртку, пытаясь сохранить иллюзию достоинства. Кожа пахла магией Тибальта – болотной мятой и мускусом. – Я и так прекрасно доберусь.
– Доберешься, конечно, – согласился Тибальт и, положив руку мне на талию, потянул за собой, заставляя тронуться с места. – Ты же исключительно благоразумная, рассудительная женщина. Это только сейчас ты так напилась, что не помнишь, накинула на себя иллюзию или нет, а мне не хотелось бы отскребать тебя с тротуара.
Его рука давила твердо, настойчиво, и я зашагала увереннее, чем прежде, потому что теперь мне было на что опираться.
– Неа, не с тротуара. Ты нашел бы меня где‑нибудь в переулке.
– Вполне возможно.
Мы прошли несколько кварталов: я – шатаясь на цокающих каблуках, он – молча шагая рядом и лишь направляя меня, когда я валилась в сторону. Наконец я заговорила:
– Не понимаю, зачем тебе это надо.
– Я кот. От кошек логики не требуется.
Я честно попыталась найти в этом логическую неувязку, но не смогла, да и голова уже начинала кружиться. Я зевнула.
– Мы идем слишком медленно, – сказал Тибальт и, констатировав данный факт, подхватил меня на руки. Я взвизгнула. Он насмешливо откликнулся: – Не трать зря силы. Мы оба знаем, чем это кончится, и обоим же будет приятнее, если ты не станешь сопротивляться. Надеюсь, ты не переехала? – Я кивнула. – Хорошо. Теперь задержи дыхание, я знаю короткий путь.
Это была кодовая фраза, означающая: «Я проведу тебя через тени». Кейт ши владеют многими силами, которыми мой род – донья ши – не обладает. В том числе и умением ходить по теневым дорогам – дар, насколько мне известно, присущий исключительно кейт ши. Откровенно говоря, пусть они его себе и оставят. Теневые дороги темны и обжигающе холодны. Там невозможно дышать, потому что замерзают легкие. Тибальт, похоже, находил извращенное удовольствие в таскании меня через тени, где удобство результата строго уравновешено неприятностью процесса.
Я глубоко вдохнула и крепко‑накрепко зажмурилась. Тибальт усмехнулся, и я почувствовала, как напряглись мышцы на его руках и груди. Он сделал два длинных шага и перешел на бег.
Мир вокруг превратился во вспышку холода, за считанные секунды отобрав у нас все тепло. Я машинально свернулась у Тибальта на груди и, прикинув расстояние и примерную скорость бега, принялась считать про себя от десяти до нуля. Хотя я была и пьяна, но ощущение не ошеломило меня настолько, как в тот раз, когда Тибальт впервые протащил меня через тени. Если бы не холод, было бы даже почти приятно.
Когда я мысленно досчитала до трех, мы вынырнули из холода обратно в относительное тепло июньской ночи. Я открыла глаза, щурясь сквозь кристаллики льда на ресницах. Мы стояли у моей парадной двери. Зрение фейри позволяло различить по ее краям светящийся красным узор охранных заклинаний, которые я нанесла, уходя из дома.
– Вот так гораздо проще, – сказал Тибальт. Он поднялся на крыльцо и заметил: – Боюсь, дальше я пройти не смогу. Чары.
– М‑м‑м. – От холода меня потянуло в сон, и меня вполне устраивало нынешнее местоположение. Махнув рукой, я промямлила: «Играет кот на скрипке, на блюдце пляшут рыбки, корова взобралась на небеса». Чары вспыхнули и исчезли, оставив после себя густой медный запах моей магии. Я снова закрыла глаза. – Ну вот.
– Детские стишки? – Судя по голосу, его это позабавило.
Я пожала плечами:
– Действуют, и ладно.
– И тем не менее. Ключ?
– Ой.
Я высвободила руку и на ощупь достала из своей крошечной сумочки ключ. Тибальт взял его из моих пальцев, легко перекинул меня с руки на руку и, открыв дверь, занес внутрь.
Где‑то на полпути между коридором и гостиной я отрубилась окончательно.