Шеннон Макгвайр Обитель Октобер Дэй – 2

Шеннон Макгвайр

Обитель

 

Октобер Дэй – 2

 

 

Шеннон (Шонин) Макгвайр

Обитель

 

Посвящается Аманде и Мерав, помогавших мне найтись, когда я терялась.

 

Предыстория

Те времена, когда люди слагали о волшебном народе красивые сказки и жутковатые легенды, давно миновали, но фейри по‑прежнему живут среди нас,…   Содержание первой книги:

Глава 1

 

 

Июня 2010

Последний поезд из Сан‑Франциско уходит в полночь: опоздаешь – застрянешь до утра. Поэтому‑то за пятнадцать минут до этого ведьмовского…   Стейси споткнулась и уцепилась за меня. Крови фейри в ней чуть больше четверти, и алкоголь действует на нее куда…

Глава 2

 

Пробуждение осложнялось тем фактом, что я абсолютно не представляла, где нахожусь. Я поморгала, глядя в потолок. В воздухе пахло пеплом. Недавно был рассвет; наверное, это меня и разбудило.

 

Потолок был знакомый: в одном углу – пятно от воды, очертаниями напоминающее штат Айова. Это означало, что я дома, в собственной спальне и – я окинула себя взглядом – все еще в клубном наряде, откровенном кружевном топике и мини‑юбке. Не к месту была только потертая коричневая кожаная куртка. Хотя, если я вчера вздумала пробоваться на фильм об Индиане Джонсе в качестве инженю…

 

Я застонала и тяжело откинулась обратно на подушку. О, дуб и ясень. Воспоминания о прошлой ночи были размытыми, но, увы, недостаточно. В списке всех моих пьяных выходок позволить Тибальту нести меня домой занимало почетное первое место. Он никогда в жизни не даст мне этого забыть.

 

Кое‑как сев на кровати, я спустила ноги на пол, по пути сбив одну из босоножек, которые вчера были на мне. Вторая лежала на моей сумочке, а на тонкий каблук был надет ключ от входной двери.

 

– Раздражающий тип, но хотя бы предусмотрительный, – пробурчала я и осторожно побрела на кухню. При моем приближении из‑за спинки дивана высунулись три головы примерно одинаковой формы и размера: две кремово‑коричневые – моих полусиамских кошек, Кегни и Лейси, третья, серо‑зеленая и шипастая, – Спайка, розового гоблина.

 

– Доброе утро, – сказала я. Кошки спрятались обратно, а Спайк выкарабкался наружу и энергично поприветствовал меня, шумно встопорщив шипы. Он хоть и странный, но милый.

 

Концепция «дай чему‑либо имя, и оно станет твоим» всегда была неотъемлемой частью мира фейри. К сожалению, я о ней не подумала, когда дала Спайку имя и тем надежно привязала его к себе. Луна была слишком рада тому, что я не умерла, чтобы возражать против того, что я лишила ее одного розового гоблина – у нее еще есть – а кошки перестали дуться, как только поняли, что кошачью еду он не ест. Я не против, что он у меня поселился. Ухаживать за ним очень просто, потому что все, что ему нужно, – почва, перегной и солнечный свет.

 

С восходом солнца мои иллюзии растаяли, и теперь я выглядела так, как я есть: наполовину донья ши, наполовину человек, заостренные уши, все такое. Для человеческого мира я приспособлена не больше, чем Спайк, – спасибо моей дорогой, клинически больной на голову матери за кое‑какие подарочки в генах. Но я хотя бы могу при необходимости притвориться человеком, что существенно облегчает походы по магазинам.

 

Большинство племен фейри ведут ночной образ жизни, в том числе и донья ши. Обстоятельства вынуждают меня бодрствовать по утрам чаще, чем хотелось бы, и поэтому кофе – неизменно важная часть моего сбалансированного завтрака. После трех чашек я хоть и не была вполне готова к новой встрече с Тибальтом, но для того чтобы решиться начать новый день, их хватило. С кружкой в руке я направилась из кухни обратно в комнату. Пункт первый в повестке дня: вылезти из пропахших потом и выпивкой клубных одежек. Пункт второй: душ. После этого день пусть начинается.

 

К двери ванной была прикреплена записка.

 

Я недоуменно моргнула. Удивило меня не то, что я не заметила ее, когда в докофеиновом состоянии ковыляла на кухню, а само ее наличие. Я отлепила клейкую ленту и настороженно развернула листок.

 

Октобер,

 

Ты так мирно спала, что я счел кощунством тебя будить. Герцог Торквиль, предварительно поинтересовавшись, что я делаю в твоей квартире, попросил уведомить тебя о своем намерении нанести тебе визит после того, как он «кое‑что уладит при дворе королевы». Рекомендую надеть что‑нибудь обтягивающее – может, это отвлечет его от темы, на которую он на этот раз намерен читать тебе нотацию. Надеюсь, что она будет о твоих манерах.

 

Ты такая милая, когда спишь. Полагаю, это из‑за редкостной возможности видеть тебя молчащей.

 

Тибальт.

 

Я представила, как Сильвестр звонит мне домой, а трубку берет Тибальт. Ситуация до такой степени невероятная, что даже приятно. А вот мысль о том, что Тибальт оставался в моей квартире достаточно долго для того, чтобы ответить на звонок, была уже неприятнее, хотя вряд ли он собирался украсть мое столовое серебро – если бы оно у меня вообще имелось – так что я решила выбросить ее из головы.

 

Но выбрасывание из головы неприятных мыслей никак не решало куда более неотложную проблему: то, что Сильвестр собирается ко мне зайти. Я оглядела квартиру, отмечая грязную посуду на столе, кучу предназначенного в стирку белья на диване и горы почтового мусора на кофейном столике, угрожающие свалиться и захватить весь пол. Я не лучшая в мире домохозяйка. Добавьте к этому тот факт, что я, восстановив лицензию частного детектива, частенько пашу по восемнадцать часов в сутки – неудивительно, что у меня не квартира, а кошмар – так что мне не хотелось, чтобы ее увидел мой сеньор.

 

К сожалению, «извините, не могу, зайдите позже» я сказать не могла. Пусть после четырнадцатилетнего отсутствия я несколько выпала из социальной иерархии Тенистых Холмов, но я по‑прежнему рыцарь на службе у Сильвестра. Если он желает зайти ко мне домой, то имеет на это полное право. Его визит почти наверняка означает, что у него для меня есть поручение. Чудненько. Ничто так не способствует избавлению от похмелья, как срочный вызов на работу.

 

Спайк вился у ног. Я присела, чтобы поднять его, и поморщилась, потому что он немедленно принялся разминать мне руки острыми, как иголки, когтями.

 

– Ну что, Спайк, идем одеваться. – Я понесла мурлычущего гоблина в спальню и крикнула через плечо: – Кегни, Лейси, присматривайте за дверью.

 

Они меня проигнорировали. Кошки – они такие. Одно из преимуществ того, чтобы быть перевертышем, – похмелье у меня гораздо легче, чем должно быть. Благодаря кофе и наскоро принятому душу, в голове у меня почти прояснилось. Одевалась я на удвоенной скорости, выбрав одежду попрактичнее, поскольку день неизбежно предстоял долгий. Едва я закончила зашнуровывать кроссовки, как в дверь постучали, а Спайк загремел шипами.

 

– Ну что ж, хотя бы одеться успела, – пробормотала я и встала.

 

Сильвестр как раз занес руку, чтобы постучать еще раз, когда я распахнула перед ним дверь. Секунду он стоял в почти комичном удивлении, а затем улыбнулся и протянул мне руки.

 

– Октобер. Тибальт передал тебе мое послание?

 

– Да, ваша светлость. – Я секунду подержала его руки в своих, а потом позволила себя обнять. Его истинные черты покрывала человеческая маскировка, пахнущая его магией – кизилом и нарциссами. Это сочетание давно стало для меня привычно успокаивающим. Символом безопасности. – Да, он передал. Простите, что не ответила на звонок сама.

 

– Ну что ты. Ты и так мало спишь. – Он выпустил меня из объятий и первым шагнул внутрь. – Я и не знал, что вы с королем кошек настолько хорошо поладили.

 

Я покраснела.

 

– Это не так. Он просто проводил меня домой.

 

Сильвестр поднял бровь, говоря этим жестом больше, чем могли бы передать слова. Я захлопнула дверь, подавляя желание сгорбиться, как получающий выволочку подросток. Некоторые темы я в разговорах со своим сеньором поднимать категорически не хочу, и «почему король кошек отвечает по твоему телефону?» – это одна из них.

 

Сильвестр откашлялся и произнес:

 

– Я позвонил бы пораньше, но в последний момент узнал, что нужен при дворе королевы.

 

– А мне стоит знать, с какой целью?

 

По его лицу промелькнула и тут же исчезла тень.

 

– Нет.

 

– Ясно.

 

Мы оба замолчали: я смотрела на него, а он – на мою квартиру, с тем озадаченным неодобрением, как будто не мог взять в толк, зачем мне подобное место, если в Летних Землях я могу жить где захочу. Среди известных мне высокородных аристократов Сильвестр – один из самых терпимых, но вот этого он искренне не понимал, а я не смогла бы ему объяснить.

 

Сильвестр – донья ши, высший из дворян‑фейри. У него ослепительно‑рыжие волосы, а глаза теплого золотистого цвета, более характерного для кейт ши. В обычном понимании он некрасив, но, когда улыбается, от него захватывает дух. Даже сейчас его сущность сияла сквозь маскировку – сквозь закругленные уши, сквозь человеческое лицо, наложенное на его собственные безупречные черты.

 

Все донья ши такие. Клянусь, если бы меня вырастили не они, я бы их всех возненавидела просто из принципа.

 

– Октобер, насчет твоих жилищных условий…

 

Я хлопнула в ладоши.

 

– Кто хочет кофе?

 

– Да, будь добра. И все‑таки, Октобер, ты ведь знаешь, что тебе всегда рады в…

 

– Сливки, сахар?

 

– И то и другое. Но… – Он помолчал, не отводя от меня взгляда. – Этот разговор у нас опять не состоится?

 

– Неа, – ответила я весело и шагнула в свою крошечную кухоньку. – Я дам вам знать, когда буду готова вернуться домой насовсем. А пока что будет сложно вести бизнес, если моим почтовым адресом станет «третий дуб на вершине большого холма».

 

– Если бы ты жила в Тенистых Холмах, тебе не пришлось бы вести бизнес.

 

– Это так, но мне нравится вести бизнес, ваша светлость. Он позволяет мне чувствовать себя полезной. И помогает наверстать все, что я пропустила. Отказаться от этого я пока не готова. – Я высунулась из кухни, протягивая ему кружку с кофе. – Осторожно, горячий. Да и Рейзел, если я перееду, убьет меня, пока я сплю.

 

Он с немного неприязненной гримасой взял кружку и угрюмо подтвердил:

 

– Да, очень может быть.

 

Рейзелин Торквиль – единственная дочь Сильвестра и в настоящее время его единственная же наследница. Вот только одна проблемка. Благодаря брату Сильвестра, Саймону, мерзавцу из мерзавцев, она выросла в магической тюрьме, и это почти лишило ее разума. Что с ней там делали, никто точно не знает, но, судя по лицу ее матери, когда я спросила ее об этом, Саймон, превратив меня в рыбу, поступил со мной еще милосердно. Не думала, что когда‑нибудь такое скажу, но… что бы ни произошло с Рейзел и ее матерью, им было еще хуже, чем мне.

 

К несчастью, чувство жалости к Рейзел не меняет того факта, что она сумасшедшая с садистскими наклонностями. Я бы и рада держаться от нее подальше, но, помимо того что она дочь моего сеньора, она к тому же убеждена, что Коннор, ее супруг, женившийся на ней по чисто политическим соображениям, и по совместительству мой бывший бойфренд, до сих пор ко мне неравнодушен. К еще большему несчастью, она не так уж неправа. Не то чтобы я ей не доверяю – наоборот, я твердо уверена, что она убьет меня, едва представится шанс.

 

Я прислонилась к косяку кухонной двери.

 

– Так что привело вас сюда сегодня? То есть, помимо желания раскритиковать мое домашнее хозяйство?

 

– У меня для тебя работа.

 

– Я уже догадалась, – сообщила я, отхлебывая кофе. – И в чем она заключается?

 

– Мне нужно, чтобы ты съездила во Фримонт.

 

– Что? – Этого я от него не ожидала. Не могу сказать, а чего я, собственно, ожидала, но уж точно не Фримонт.

 

Сильвестр поднял бровь.

 

– Фримонт. Город неподалеку от Сан‑Хосе.

 

– Я знаю.

 

Фримонт, помимо того что это «город неподалеку от Сан‑Хосе», также является передовым краем промышленных технологий, а заодно одним из самых скучных мест во всей Калифорнии. Когда я в последний раз им интересовалась, тамошнюю популяцию фейри можно было пересчитать по пальцам, так как там хотя и скучно, но опасно. Он зажат между двумя герцогствами: Тенистыми Холмами и Магическим Кристаллом. Через три года после моего исчезновения он был объявлен независимым графством, отчасти по объективным причинам, а отчасти ради того, чтобы оттянуть неизбежную магическую войну.

 

Фейри по природе склонны делить территорию на свою, которую надо защитить, и чужую, которую надо захватить. Мы любим воевать, особенно если знаем, что победим. Какое‑нибудь из двух герцогств рано или поздно решит, что ему нужна новая терраса для приема солнечных ванн, и маленькое «независимое графство» окажется как раз подходящим для нее. Образование графства под названием Укрощенная Молния, возможно, было действительно умным политическим ходом, но в обозримом будущем гарантировало, что слабонервным во Фримонте делать нечего. Вариантов, зачем меня туда посылают, было немного, и большая их часть включала в себя дипломатические обязанности. Ненавижу дипломатию. Она мне плохо дается, в основном, из‑за того, что я сама по характеру не особо дипломатична.

 

– Хорошо. Это упрощает дело.

 

Дипломатическая миссия. Наверняка она.

 

– Упрощает?

 

– Это связано с моей племянницей.

 

– Вашей племянницей? – Разговоры с Сильвестром порой поворачивают в совершенно неожиданные стороны. – Не знала, что у вас есть племянница.

 

– Да. – Что ж, он хотя бы имел совесть добавить в голос смущения, когда принялся объяснять: – Ее зовут Дженэри. (От англ. January – январь. Прим. перев.) Она дочь моей сестры. Мы… до недавних пор не афишировали наши родственные связи, по политическим причинам. Она прекрасная девочка – чуточку странная, но милая – и мне нужно, чтобы ты посмотрела, как она там.

 

И это Сильвестр‑то называет кого‑то «чуточку странным»? Это не предвещало ничего хорошего. Как если бы Лушак сказала про кого‑нибудь, что он «чуточку темпераментный».

 

– И что с ней?

 

– Она не может часто нас навещать – снова политические причины – но раз в неделю она звонила, чтобы держать меня в курсе своих дел. Она не звонит и не отвечает на звонки уже три недели. А перед этим она казалась какой‑то… расстроенной. Я боюсь, что что‑то случилось.

 

– И причина, по которой вы поручаете это мне, а не едете сами и не посылаете Этьена?..

 

Этьен стал начальником стражи Сильвестра еще до моего рождения. Более того, он чистокровный туатха де данан. Он куда лучше подошел бы на эту роль.

 

– Если я отправлюсь сам, герцогиня Риордан может расценить это как начало военных действий. – Сильвестр сделал глоток кофе. – Этьен, и это всем известно, полностью мне подчиняется, тогда как ты, моя дорогая, по общему мнению, обладаешь некоторой, хотя бы малой независимостью и, как следствие, объективностью.

 

– Это мне за то, что я не живу дома? – проворчала я. Милая, чудная герцогиня Риордан, правительница Магического Кристалла и живое доказательство того, что дерьмо способно всплыть на самые верха. – Так что у меня за задание? Нянчить вашу племянницу?

 

– Не нянчить. Она взрослая женщина. Просто загляни туда и убедись, что с ней все в порядке. Это не займет больше двух‑трех дней.

 

Я насторожилась.

 

– Дней?

 

– Сколько потребуется, чтобы проверить, что все нормально. Мы пошлем с тобой Квентина, он будет тебе помогать, а Луна уже заказала для вас отель.

 

Настал мой черед поднимать бровь.

 

– Вы считаете, мне понадобится помощь?

 

– Честно говоря, не имею ни малейшего представления. – Он, ссутулившись, смотрел в чашку с кофе. – Там что‑то происходит. Вот только не знаю, что именно, и беспокоюсь за нее. Она всегда была из тех, кто стремится откусить больше, чем может прожевать.

 

– Ох, не тревожьтесь вы так. Я все выясню.

 

– Обстоятельства могут оказаться не настолько… простыми, как кажутся на первый взгляд. Есть кое‑какие осложнения.

 

– Например?

 

– Дженэри – моя племянница, да. А еще она графиня, правительница Укрощенной Молнии.

 

У меня округлились глаза. Это совершенно меняло ситуацию. Вот почему Укрощенная Молния вообще сумела стать полноценным государством. Магический Кристалл может запросто вторгнуться в маленькое графство, но не захочет обострять отношения с сопредельным герцогством. Даже если Дженэри с Сильвестром скрывают свое родство, на уровне герцогов и выше о нем все равно известно. Фейри слишком любят сплетничать, чтобы такая пикантная подробность хранилась в полной тайне.

 

– Ясно.

 

– Тогда ты понимаешь, в чем политическое затруднение.

 

– Магический Кристалл может счесть это чем‑то большим, нежели семейная забота.

 

Я, хотя и не люблю политику, но начальные знания о ней имею.

 

– Вот именно. – Сильвестр поднял глаза. – Вне зависимости от того, что там творится, Тоби, я не могу гарантировать, что сумею выслать тебе помощь.

 

– Но вы же говорите, что задание легкое.

 

– Я не стал бы посылать Квентина, если бы не был уверен, что вы оба будете в безопасности.

 

Я вздохнула.

 

– Верно. Буду регулярно звонить и вводить вас в курс дела.

 

– Но ты обещаешь вести себя осторожно?

 

– Приму для этого все меры.

 

И какие же меры предосторожности мне потребуются? За вычетом политических проблем, задание состоит в том, чтобы понянчить племянницу сеньора. По шкале опасности такая работа оценивается не слишком высоко.

 

– Хорошо. Дженэри – моя единственная кровная родственница на этой земле, не считая Рейзелин. Дженэри уже совершеннолетняя, но я считаю себя ее опекуном с тех пор, как умерла ее мать. Пожалуйста, позаботься о ней.

 

– А разве…

 

– У меня нет брата, – ответил он угрюмо.

 

– Понимаю, ваша светлость.

 

В прошлый раз, когда Сильвестр попросил меня позаботиться об его семье, мой провал дорого обошелся нам обоим: он потерял Луну, а я – четырнадцать лет. Виноват в обоих потерях был его брат‑близнец Саймон.

 

– Я постараюсь.

 

– Благодарю. – Он поставил чашку на клочок свободного места на кофейном столике и достал из кармана плаща папку. – Здесь инструкции, объяснения, как проехать, копия брони в отеле, пропуск на автостоянку и карта окрестных владений. Все расходы я, разумеется, возмещу.

 

– Конечно. – Я взяла папку и бегло просмотрела содержимое. – Вроде бы ничего больше не нужно. Но все‑таки почему вы посылаете со мной Квентина?

 

– Мы отвечаем за его подготовку, – Сильвестр едва заметно улыбнулся. – Посмотреть, как ты управляешься с делами, – это более чем познавательно.

 

Я вздохнула.

 

– Замечательно. Где мне его забрать?

 

– Он ждет рядом с твоей машиной.

 

– Он что? – Я застонала. – О, дуб и ясень, Сильвестр, смертельная же рань на дворе!

 

– Разве? – с фальшивой наивностью в голосе спросил он. Жена Сильвестра, Луна, одна из немногих фейри, от природы ведущих дневной образ жизни, а он за несколько веков супружества привык и сам. Всем остальным предполагается приспосабливаться.

 

– Я вас ненавижу.

 

– А как же. – Он тихо рассмеялся и встал. – Не буду тебе мешать в сборах. Я был бы благодарен, если бы вы отправились немедленно.

 

– Непременно, ваша светлость. – Я обняла его на прощание и проводила к двери.

 

– Открытых дорог и добрых огней, – сказал он, обнимая меня в ответ.

 

– Открытых дорог.

 

Я закрыла за ним дверь и одним судорожным глотком допила остатки кофе.

 

Послать со мной Квентина? Да о чем они только думают? Мало того что мне половину времени придется нянчиться с племянницей Сильвестра, а вторую половину – улаживать дипломатические вопросы. Так как я приеду с территории одного из граничащих с Укрощенной Молнией герцогств, политические осложнения будут неизбежны. Но теперь вдобавок мне придется нянчиться и в буквальном смысле слова. А если уж Сильвестр заявляет, что лучше меня никто не справится, то меня ожидает практически стихийное бедствие.

 

Просто замечательно.

 

Глава 3

 

Помня о просьбе Сильвестра отправляться немедленно, я покидала вещи в спортивную сумку, сунула сверху пакет с гигиеническими принадлежностями и на том сочла сборы законченными. Кошки переместились в спальню и свернулись на куртке Тибальта. Я согнала их и, не обращая внимания на их протесты, накинула куртку на себя. Не хотелось оставлять ее в квартире, чтобы давать Тибальту повод за ней вернуться.

 

На домашнем телефоне Стейси не брали трубку, и я оставила ей короткое сообщение, попросив заходить покормить Спайка и кошек, пока я не вернусь. Я умолчала о примерных сроках своего отсутствия, так как мне совершенно не хотелось, чтобы она принялась звонить Сильвестру и спрашивать, не пытается ли он убить меня чужими руками. Я бы ее за такую реакцию не винила, ведь как‑никак в предыдущий раз, когда я уехала выполнять его поручение, то была превращена в рыбу и провела четырнадцать лет в пруду парка Золотые Ворота. Что ж. Такие вещи дважды не случаются, вот мне и не хотелось понапрасну ее тревожить.

 

Мой сеньор знает, куда я уезжаю, о котах я позаботилась. Так что осталось сделать один звонок. Не на местный номер, хотя дом, куда я звонила, располагается от меня всего в нескольких милях. Строго говоря, я даже не была уверена, что вообще звоню по телефону.

 

Прижав трубку плечом, я быстро нажала все кнопки в обратном порядке. Раздался щелчок, затем наступила выжидающая тишина, и я проговорила: «На дворе трава, на траве дрова, не руби дрова на траве двора». Это не заклинание – чары здесь не нужны. Это напоминание для уже существующей связи, куда ей нужно меня направить.

 

Наступила пауза, в течение которой телефонные линии, которым не было причин соединиться, соединялись, и провода изменяли маршруты, ведя сигнал в здание, где никто и никогда не подписывал договоров с телефонными компаниями. В трубке дважды щелкнуло, а затем низко и мрачно загудело. Я ждала. Лушак любит спецэффекты, и если вы не можете с этим смириться, вам не стоит ей звонить. Можете просто зайти – если вам не особенно дороги собственные ноги. «Просто зайти» к морской ведьме, которой больше лет, чем современной цивилизации, – не то хобби, которое способствует здоровью и долгим годам жизни.

 

Наконец гудение замолкло, раздался еще один щелчок, и хриплый голос раздраженно произнес:

 

– Алло?

 

– Здравствуй, Лушак.

 

– Тоби, это ты? – раздражения в голосе поубавилось.

 

– Да, это я.

 

– Какого черта тебе нужно?

 

– Я еду в Укрощенную Молнию.

 

Она помолчала.

 

– В Укрощенную Молнию? С чего бы тебе туда ехать? Там кругом только грязь и тупицы.

 

– Меня посылает Сильвестр.

 

– Ясно. Главный тупица. – Снова последовала пауза. – Зачем ты мне это говоришь?

 

– Я могу не вернуться до конца недели, смотря сколько времени займут дела. Решила тебя предупредить.

 

– Вот как, – в ее голосе прозвучало едва заметное разочарование, которое она поспешила скрыть веселым тоном. – Ну и прекрасно. Переделаю кой‑какие дела, не беспокоясь, что ты заявишься в гости.

 

– Я рада, что ты не против.

 

– Не против? С чего это мне быть против?

 

– Ни с чего.

 

– Вот и ладненько. Осторожнее там. Не ходи одна в темноте, не позволяй чужим глазам обмануть тебя. Помни о том, что ищешь. Не доверяй тому, что говорит кровь. Всегда оглядывайся.

 

– Что?

 

– Ничего, Тоби. Это… ничего, – сказала она слегка недовольно. – Убирайся из моего телефона.

 

– Увидимся, когда я вернусь.

 

– Гм… Тоби? – это прозвучало почти нерешительно. Я впервые слышала от нее подобную интонацию.

 

– Да?

 

– Я должна тебе ответ. Возвращайся живой.

 

– Я вернусь, не волнуйся.

 

– Убить тебя должна я и никто другой.

 

Связь резко оборвалась. Я улыбнулась и повесила трубку.

 

Мы с Лушак встретились шесть месяцев назад, когда она подкинула важный ключ к разгадке личности убийцы Вечерней Розы. Та встреча оставила ее у меня в долгу: ведьма должна мне ответ на любой вопрос, какой бы я ни задала. Поэтому Лушак не убила меня тогда. Признаюсь, я рада, что она не может довести свои угрозы до конца. Неоплаченные долги тяготят чистокровок – а Перворожденных они, несомненно, тяготят еще больше. После той первой встречи Лушак время от времени звонила мне – отсутствие номера в справочнике не помеха тому, кто полагает, что телефон – это забавная, но недолговечная мода. Интересовалась, когда уже наконец я избавлю ее от долга, чтобы она смогла меня убить. Не лучшие телефонные беседы в моей жизни, но постепенно я к ним привыкла и даже начала находить в них удовольствие. Хорошо, когда есть с кем поговорить.

 

Совсем не скоро я осознала, насколько она одинока. К ней плохо подходит это слово – она старше, чем народы, она видела гибель империй – и все‑таки она одинока. Люди боятся ее, избегают мест, где она бывает, пугают ею детей и шепчут ее имя в час, когда огни еле светят. Как ей не быть одинокой? Лично я удивляюсь, как ей удается при этом оставаться почти полностью в здравом уме.

 

Когда я поняла, почему она продолжает мне звонить, то стала приезжать к ней сама. Мы играли в шахматы, бродили по докам, кормили чаек и разговаривали. Ей есть о чем рассказать: слишком много времени миновало с тех пор, когда кто‑нибудь ее слушал. И вот я слушала, и каждый мой визит оканчивался одинаково:

 

– Теперь ты задашь мне вопрос?

 

– Нет.

 

– Я убью тебя, когда ты его задашь.

 

– Я знаю.

 

А потом я шла к себе домой, она – к себе, и ненадолго мы обе не чувствовали себя одиноко. У меня не так много друзей, чтобы отказываться от дружбы.

 

С телефонными звонками я закончила, теперь оставалось только собрать оружие. Я достала из‑под кровати новенькую бейсбольную биту из алюминия, кинула ее рядом с сумкой. Потом открыла верхний ящик комода, откопала в скрученных носках и мятых ночных рубашках черную бархатную коробку, перевязанную золотой лентой, и засунула ее в сумку поглубже. Она мне понадобится только в самом крайнем случае. Она – все, что у меня есть.

 

Жила‑была девочка, которая думала, что я герой, или, может быть, я была героем только в ее воображении. Разницы в конечном счете никакой не оказалось: я не смогла защитить ту девочку, и она умерла. Кто знает, возможно, нож, который она мне оставила, сможет однажды защитить меня. Дэйр была хорошим ребенком. Я вовсе не хотела бросать ее на произвол судьбы. Если бы я только забрала ее с собой… возможно, я все еще оставалась бы чьим‑то героем.

 

Я закинула сумку на плечо, подхватила биту и пошла к входной двери. Может быть, я все‑таки бросила Дэйр. Может быть, нет. Но одно я знала точно: я не брошу Квентина и уж точно ни в коем случае не подведу Сильвестра. После того, что случилось в прошлый раз, – больше никогда. Остановившись у двери, я, тихонько напевая, начертила в воздухе узор, наскоро набрасывая на себя более или менее сносную человеческую маскировку. Меня окутал запах моей магии – меди и скошенной травы – перебивая собой запах болотной мяты, что исходил от куртки Тибальта. Спайк чихнул, вскочил на спинку дивана и затрещал шипами.

 

– Никак у нас сегодня аллергия? – В ответ раздался тот же треск, и я рассмеялась. – Ладно. Ведите себя хорошо. Буйных вечеринок не устраивайте. Стейси будет заходить вас покормить, а я вернусь, как только смогу.

 

Я быстро закрыла дверь, оставив за ней укоризненные взгляды своих питомцев, и направилась к крытой автостоянке.

 

На рынке жилья в Сан‑Франциско моя квартира – это, что называется, счастливая находка. Мало того что она довольно просторная, а арендная плата регулируемая, к ней еще прилагается автостоянка – неслыханная роскошь в городе, где за место для парковки нередко вспыхивают настоящие драки. Согласно условиям моей аренды, крытая автостоянка предотвращает воровство и порчу машин, чем и оправдывается повышенная квартплата. Учитывая, на каких машинах я обычно езжу, для меня она предотвращает разве что публичное осмеяние.

 

Моя последняя машина стала жертвой автогонок по Сан‑Франциско, в которых был ровно один участник. Амортизаторы разбились, тормоза не подлежали ремонту, и когда я нашла ее – а это было нелегко, так как я бросила ее на улице с ключами внутри – стало ясно, что мне остается разве что избавить ее от столь плачевной участи. Я продала те части, которые еще можно было продать, сдала в металлолом остальное и купила себе лимонно‑желтый фольксваген‑букашку 1974 года выпуска. Люблю букашки.

 

На автостоянке выяснилось, что капот моей машины приобрел новое украшение: на нем, скрестив ноги и откинувшись назад на локтях, сидел светловолосый подросток в наушниках и изучал трещины на потолке.

 

– Квентин, слезай немедленно! Ты мне краску поцарапаешь!

 

– Чем? – поинтересовался он, стаскивая наушники и поворачиваясь ко мне. – Наждака я не захватил.

 

– Придурок, – сказала я и улыбнулась.

 

С Квентином мы изначально не слишком поладили: Сильвестр послал его вернуть меня в Тенистые Холмы, а я захлопнула дверь у него перед носом. Потом отношения между нами выровнялись, и теперь он один из моих любимцев. Мальчишка – чистокровный донья ши и чересчур заносчив, но у него большой потенциал. Ему просто нужно разобраться, что с этим потенциалом делать.

 

Я никогда не встречала его родителей, но могу спорить на что угодно, что они живут далеко от Калифорнии. У аристократов разработана сложная система анонимного опекунства, при которой их отпрыски регулярно меняют место жительства, чтобы не дать окружающим заметить, что вокруг них то и дело случается что‑нибудь странное, или что дети не взрослеют с нормальной скоростью. Квентин был принят на воспитание в Тенистые Холмы за год до того, как я официально вернулась на службу к Сильвестру. В дневное время он посещает одну из местных средних школ, знакомясь с жизнью людей, а в ночное время служит пажом, учась быть аристократом‑фейри. Когда‑нибудь он станет оруженосцем, затем рыцарем и, наконец, унаследует родительский титул. Слишком много для ребенка его лет, но, думаю, он справится.

 

Квентин соскользнул с капота, закинул рюкзак на одно плечо и выжидательно на меня посмотрел.

 

– Ну и куда мы едем?

 

– В Укрощенную Молнию, – сказала я, оглядывая заднее сиденье через окно, прежде чем открыть дверь. – Ты с вещами?

 

– Его светлость, перед тем как мы с ним выехали, приказал мне собрать багаж.

 

– Уж он, конечно, все предусмотрел. Залезай.

 

Квентину явно не терпелось отправиться в путь, и прежде чем я захлопнула дверь со своей стороны, он уже сидел пристегнутый. Я приподняла бровь и скосила на него глаза.

 

– Что, нервничаешь?

 

Квентин поерзал на сиденье.

 

– Летние каникулы же. У меня были планы.

 

– Ясненько. – Я завела мотор. – И как ее зовут?

 

– Кэти, – он произнес имя чуть напевно, выдавая тем самым всю глубину своей влюбленности.

 

– Кэти? – Я наморщила лоб, вспоминая список воспитанников в Тенистых Холмах. – От какого она Двора?

 

– Ни от какого. Мы вместе ходим в школу.

 

– Так она?..

 

– Угу, – он замолк, а потом с глуповато‑блаженной улыбкой добавил: – И она прекрасна.

 

Я не потрудилась скрыть улыбку.

 

– Что ж, замечательно. Но ты не забываешь о предосторожностях?

 

Человеческий подросток понял бы этот вопрос в сексуальном смысле. Для юного фейри он значил именно то, что значил. Когда мы подпускаем к себе людей, нам приходится постоянно быть осторожными. Времена сжиганий на кострах позади, и человечество почти о них забыло, но мы не забудем никогда. Умение не забывать позволяет нам выживать в этом мире.

 

Квентин крайне самоуверенно кивнул. Я помню, что сама была так же уверена в себе. Когда же это кончилось? Ах да. Когда я повзрослела.

 

– Она даже не догадывается, кто я.

 

– Отлично. Продолжай так и дальше. Чтобы мне не пришлось тебя спасать от чокнутых конспирологов.

 

– Да ну, у этих пунктик обычно насчет эльфов.

 

– Тебе выражение «вскрытие пришельца» о чем‑нибудь говорит?

 

– Брр.

 

– Вот именно.

 

Я выехала с автостоянки на улицу и повернула в сторону бесплатной автострады. День был прекрасный, меня ждала легкая, пусть и неинтересная работа, и выполнять ее предстояло в приятной компании. Может, дела у меня все‑таки налаживаются.

 

Глава 4

 

– Так куда мы едем‑то? – спросил Квентин в пятый раз.

 

Покружив битый час по деловым кварталам Фримонта, мы наконец остановились перед входом в парк, чтобы перечитать полученные инструкции. Мимо дисциплинированно пробежала трусцой группка приверженцев здорового образа жизни. Я скорчила им вслед гримасу. Всю жизнь отношусь к ним примерно так же, как к Слепому Майклу и его свите: заслуживают уважения, но все равно слегка психи. Кто в здравом уме добровольно выберется из кровати раньше полудня и пойдет бегать по округе в трусах и майке?

 

– В место под названием «Эй‑Эль‑Эйч Компьютинг».

 

Найти Фримонт проблемой не было. Даже с не слишком четкими указаниями куда ехать, промахнуться мимо целого города трудно. Но, к сожалению, в выданных Сильвестром инструкциях куда больше внимания уделялось тому, какая территория каким фейри принадлежит, чем, скажем, названиям улиц. Я знала точно, в чьих мы сейчас владениях, где мы в них въехали и где из них выедем. Вот только не знала, где мы, собственно, находимся.

 

– Мы едем в Эй‑Эль‑Эйч? – оживился Квентин. – Они выпускают компьютеры, которые могут работать в Летних Землях, и проводку к ним. Телефоны в Тенистых Холмах точно они делали. У меня их мп3‑плеер. – Он приподнял белую коробочку размером с колоду карт и гордо добавил: – Работает, даже если уходить очень глубоко.

 

– Что он делает?

 

– Проигрывает музыку.

 

Я посмотрела на плеер краем глаза.

 

– А куда вставляется кассета?

 

– Тоби. – Квентин закатил глаза. – Ты прямо настоящий луддит.

 

– Я четырнадцать лет была рыбой, помнишь? Мне позволено не разбираться в этих ваших безумных современных техноигрушках. Короче, компания, скорее всего, должна располагаться где‑то в деловом районе.

 

– Думаешь?

 

Я сунула ему папку с инструкциями и завела мотор.

 

– На, посмотри, может, разберешься, куда ехать.

 

– Окей… – Он полистал страницы и нахмурился. – Э, а где маршрут‑то?

 

– Вот ты и узрел корень проблемы. – Я пожала плечами. – Повернем здесь налево.

 

– Налево?

 

– Надо же откуда‑то начинать.

 

– Пусть будет лево. – Он вздохнул. – Нужно будет тебе показать, как пользоваться навигатором.

 

– Может, позже.

 

Объединив усилия, мы сумели добыть малую толику смысла из извращенных понятий Сильвестра об указании направлений и через двадцать минут подъехали к воротам, номер на которых соответствовал адресу в папке. В обе стороны на добрый квартал тянулся забор, огораживающий спутанные в единый клубок заросли, которым позавидовал бы садовник замка Спящей Красавицы. Те растения, которые я опознала, относились к быстрорастущим; по всей видимости, их и выбрали за то, чтобы они поскорее покрыли землю, а из деревьев были одни эвкалипты – самое высокое растение, известное человеку. Они тоже растут достаточно быстро и способны создать непроходимую чащу за гораздо меньшее количество лет, чем любые другие деревья. Причем здесь, в Калифорнии, где у них нет естественных врагов, они вырастают даже выше, чем обычно.

 

Подъездную дорожку окаймляла каменная арка с подъемной решеткой, смахивающей на декорацию, украденную со съемочной площадки «Камелота». За воротами что‑то мелькнуло, но сомневаюсь, что это был олень.

 

– Ты уверена, что это то место?

 

Я показала на деревянную вывеску с надписью «Эй‑Эль‑Эйч Компьютинг».

 

– Похоже на то.

 

– А как мы попадем внутрь?

 

– Хороший вопрос. Подожди.

 

На заборе висел интерком: строгий у них режим входа или нет, им все равно требуется информация, что у них гости. Я вышла из машины, чтобы рассмотреть устройство поближе.

 

– Квентин, принеси папку.

 

– Я теперь что, твой слуга?

 

– Очень смешно. Быстро давай ее сюда. – Я протянула руку, и он, смеясь, сунул мне папку.

 

В инструкциях Сильвестра про код от электронного замка ничего сказано не было; собственно не было ни слова и про сам замок. Очень мило с его стороны. Я нажала то, что предположительно было кнопкой вызова.

 

– Алло? Есть кто там? – Ответа не последовало. Я покачала головой и повернулась к Квентину.

 

– Идеи есть?

 

Он пожал плечами.

 

– Мы можем поехать домой.

 

– К несчастью, не можем. – Я вздохнула, вернулась к интеркому и нажала кнопку еще раз.

 

– Алло? Это Октобер Дэй, я приехала встретиться с Дженэри Торквиль. Кто‑нибудь может меня впустить?

 

Несколько минут я хмуро ждала. День был прекрасный, но я не собиралась проводить его на природе.

 

Наконец, окончательно разозлившись, я послала интеркому воздушный поцелуй и произнесла: «Скажи „Друг“ и войди», – одновременно проецируя на него твердую веру, что я ввела правильный код. В воздухе запахло медью, глаза пронзила острая боль, свидетельствующая, что, даже если заклинание не сработало, мои ограниченные магические ресурсы на него истратились, и тело отреагировало соответственно.

 

Все фейри имеют предел личных возможностей, и мой ниже, чем у большинства. Для меня ношение человеческой маскировки – уже нагрузка, да плюс еще утомление от остальных ежедневных магических действий… в общем, вызванных магией мигреней у меня более чем хватает.

 

Но боль все же не была напрасной: интерком затрещал, и на экранчике высветилось «добро пожаловать», а подъемная решетка поползла вверх. Я выпрямилась.

 

– Отлично. Едем.

 

Квентин наморщил лоб.

 

– А что ты сделала?

 

– Взломала замок. – Получив в ответ осуждающий взгляд, я вздохнула: – Слушай, мы здесь потому, что Сильвестр встревожен. Это оправдывает небольшое проникновение со взломом. Давай, залезай в машину.

 

Он закатил глаза, но подчинился. Система безопасности оказалась рассчитанной скорее на внешний эффект, чем на практичность: решетка поднималась почти пять минут, а ждать столько времени перед дверью – это уже чересчур. У чистокровок стиль всегда одерживает верх над содержанием. Как только проем стал достаточной ширины, мы проехали через арку и покатили по извилистой дорожке вниз по склону невысокого холма. Заросли отступили, дав место аккуратно подстриженной лужайке, окружающей два здания, к которым вела заасфальтированная дорога. Деревья сплетались над нами в единое целое, и едва заметные сквозь них очертания городских небоскребов на фоне неба лишь усиливали иллюзию заброшенности. Отлично придумано, тем более, если учесть, что все это находится в центре Силиконовой долины, где весьма немногие могут позволить себе иметь в частном владении целый лес.

 

Здания из красного кирпича, одно в пять этажей, второе только в два, соединялись между собой бетонными дорожками, изогнутыми, казалось, в самых произвольных направлениях. Все это больше походило на частную школу, чем на компьютерную компанию – стали и хрома в дизайне явно не хватало.

 

Но самым странным в пейзаже были кошки. На почти пустой стоянке их было около двух дюжин – они лениво бродили, вылизывались или просто дремали на солнышке. Еще больше их валялось в траве и смотрело, как мы подъезжаем.

 

– Тоби…

 

– Я их вижу.

 

Когда мы съехали с холма, кошки не отскочили, уступая нам дорогу, а неспешно отошли, задрав хвосты. Я въехала на стоянку, заглушила мотор, и они тут же окружили машину. Один пятнистый кот, самый смелый из всех, вскочил на капот и уставился на нас сквозь ветровое стекло.

 

– Все это как‑то неправильно, – сказал Квентин.

 

– Угу, – согласилась я и, отстегнув ремень безопасности, вышла из машины, держа папку под мышкой. С озадаченным любопытством оглядела котов, а потом обернулась назад, в сторону ворот.

 

Там, среди деревьев, кто‑то стоял – кажется, маленькая девочка в джинсовом комбинезоне. Ветер поднимал волной ее длинные светлые волосы. Когда она повернула голову и посмотрела на меня, блеснули очки. Я подняла руку, и… она исчезла.

 

– Вот жуть, – сказала я. – Ты это видел?

 

– Видел что? – Квентин встал рядом со мной.

 

– Значит, не видел. – Я прищурилась и посмотрела туда, где она только что была. Некоторые расы фейри умеют вот так исчезать, но я, хоть убей, не могла сказать, к которой из них она принадлежит.

 

Квентин глядел на меня как‑то странно.

 

– На что ты смотришь?

 

– Ни на что. – Я встряхнула головой. – Идем.

 

Я закрыла машину и направилась к двухэтажному зданию. Квентин шел следом. С полдюжины кошек увязалось за нами, а когда мы подошли к двери, они уселись широким полукругом, не подходя к зданию ближе и не сводя с нас глаз.

 

К стене была привинчена неуместно непритязательная медная табличка. Я прочитала: «И воздушным теням дарует и обитель, и названье. Уильям Шекспир». Хм. Я протянула руку, чтобы потрогать надпись, и ладонь тряхнуло статикой. Я вскрикнула.

 

– Что такое? – встревоженно спросил Квентин.

 

– Простейшее охранное заклинание. Не предназначено причинять вред, по крайней мере, тем, кто пришел с миром. – Я сунула палец в рот, разглядывая табличку внимательнее.

 

– А как оно это узнаёт?

 

– Видишь вот эту линию? – Я показала на полоску серебра, на этот раз предусмотрительно не дотрагиваясь. – Это работа коблинау. Похоже, это и есть настоящая охрана.

 

– В каком смысле?

 

– Даже если кто‑то и сумеет вломиться в ворота, пройти в эту дверь он не сможет. Для нас заклинание не смертельно, потому что о нашем приезде знают. Если бы мы хотели проникнуть сюда с дурными намерениями, все было бы гораздо хуже.

 

Вместо небольшой искорки тогда последовал бы серьезный удар.

 

– Ого, – сказал Квентин. – А входить нам безопасно?

 

– Давай выясним.

 

К двери был прикреплен кусок картона с надписью черным маркером: «Вход для доставки – с обратной стороны». Ниже была пририсована стрелка, указывающая на угол здания. Проигнорировав ее, я толкнула дверь, и на меня не обрушилось ничего кроме сдвоенного удара по нервам в виде ледяного холода от кондиционера и кошмарно безвкусного ковра горохового цвета.

 

Обычно в приемных стараются создать для посетителей уют – в этой же смешались худшие цветовые решения семидесятых и пластмассовая мебель в стиле ар‑деко. Обстановка как будто специально была такая, чтобы люди спешили побыстрее отсюда уйти. Растения тоже были из пластика, а все журналы на стеклянных приставных столиках были не меньше чем трехлетней давности.

 

– Бр‑р‑р, – сказал Квентин, разглядывая ковер.

 

– Согласна. – Я нахмурилась. Эта комната не использовалась для ведения бизнеса – о ней не заботились потому, что в ней не было необходимости. В дальнем конце была дверь. – Пойдем.

 

– Может, нам попробовать кого‑нибудь вызвать или еще что?

 

– Там было написано, что доставка с обратной стороны, а дверь ведет как раз на противоположную сторону. – Я пожала плечами. – Просто сами станем доставкой. – Ни товаров, ни почты у меня с собой не было, зато желания все здесь разбомбить – с избытком. Дверь оказалась не заперта, и дальнейшего приглашения мне не потребовалось.

 

– Мне как‑то неудобно вот так вламываться, – сказал Квентин.

 

– А мне неудобно торчать здесь и ждать. Хочешь – иди, хочешь – нет, сам решай.

 

Я толкнула дверь и пошла по коридору. На полпути за спиной раздался звук закрываемой двери и приближающийся топот – Квентин меня догонял. Я улыбнулась и не сбавила шага.

 

Изначально здание «Эй‑Эль‑Эйч Компьютинг» явно было складом: внутренних стен не было, только уходящая вдаль запутанная череда перегородок чуть ниже человеческого роста. Бетонные полы застелены промышленным напольным покрытием. К одной из стен была прикреплена лестница к мосткам, идущим крест‑накрест под потолком и еще выше, как минимум на три яруса или больше; освещены были только нижние два. Я попыталась понять, что может быть там наверху, но решила, что, пожалуй, не хочу этого знать.

 

Здание было огромным, а ведь второе еще больше. И как нам здесь найти племянницу Сильвестра?

 

– Тоби…

 

– Тс‑с‑с. Прислушайся.

 

В центре помещения кто‑то орал – звук был еле слышен сквозь лабиринт перегородок. Не считая гудения ламп, больше тишину этого большого и пустынного пространства ничто не нарушало.

 

– Там кто‑то сильно сердится.

 

– Точно. Туда‑то мы и пойдем.

 

– Думаешь, стоит?

 

– Может, и нет.

 

Я вошла в невысокий лабиринт. Перегородки состояли из неплотно соединенных пробковых плит. Если я здесь потеряюсь, то просто свалю их все, как домино, и найду выход.

 

Дорожка вывела на свободное пространство, к которому, по‑видимому, стягивались все ходы этого лабиринта. Там стояли несколько человек, с явным интересом разглядывая что‑то в одном из узких проходов. Все они были фейри, но человеческая маскировка покрывала мерцающим облаком только одного из них. Любопытно. Крики доносились из того прохода, куда все смотрели: голос был женский, но не женственный, и безостановочно ругался минимум на четырех языках. Для всех остальных это, похоже, служило послеобеденным развлечением.

 

– Сколько на текущий момент? – спросил один из них, высокий светловолосый мужчина, которому ничего не стоило бы украсить собой обложку «Еженедельника серфингиста». Хотя не так уж много на свете серфингистов с оранжево‑красными глазами и заостренными ушами.

 

Женщина рядом с ним нахмурила брови и взглянула на планшет с зажатым в нем листом бумаги.

 

– Шесть, если считать клингонский. Он считается? – Волосы у нее были темные, с красными прядями, из‑за чего она походила на жертву неудачного мелирования. Сочетание таких волос с фарфорово‑бледной кожей выдавало в ней донья ши, а искусная нотка небрежности во внешности создавала впечатление, что это она носит весь мир, а не мир носит ее.

 

– Нет, – произнес второй мужчина. – Вымышленные не в счет. – Человеческая маскировка была именно на нем, и я, прищурившись, почти различила очертания его крыльев.

 

– Питер, это нечестно, – запротестовал первый. – Мы же разрешили эльфийский.

 

– Эльфийский – это действительно язык!

 

– Только для тех, кто живет в романах Толкиена, – сказала брюнетка и поправила очки. Я еще ни разу не видела донья ши в очках.

 

– Да ну вас, – возмутился Питер. – Колин, что скажешь?

 

Мужчина, стоявший возле кулера, поднял голову.

 

– Что?

 

Волосы у него были зеленые, лохматые, почти всю видимую поверхность кожи покрывали выполненные хной татуировки. На талии небрежно повязана тюленья шкура. Селки? Их редко встретишь так далеко от моря.

 

– Эльфийский считается за язык?

 

Колин подумал, затем сказал:

 

– Ну, Гордан же на нем говорит.

 

– Это «да» или «нет»? – требовательно поинтересовалась брюнетка. Я понимала ее раздражение.

 

– Эльфийский – нет, а клингонский – да, и она только что переключилась на итальянский, так что в сумме шесть. Так сойдет?

 

Из одного из проходов вышел еще один человек, держа руки в карманах безупречного строгого костюма. Волосы и бородка у него были тщательно подстрижены, каждый волосок на месте.

 

– Привет, Эллиот. Да, сойдет, – сказала брюнетка.

 

Это было хуже, чем смотреть оперу без программки. Я откашлялась. Квентин посмотрел на меня в ужасе, но компания, даже глазом не моргнув, продолжала обсуждение иностранных ругательств. Я снова откашлялась: меня либо не слышали, либо намеренно игнорировали.

 

– Извините? – сказала я наконец.

 

Эллиот взглянул на нас, улыбнулся и вынул руки из карманов. Квентин попятился. Эллиот наверняка хотел нас просто ободрить, но на свете мало вещей менее ободряющих, чем улыбающийся банник: зубы у них острые, желто‑зеленые и словно идеально предназначены, чтобы пообедать юным донья ши. На самом‑то деле, зубы просто вводят в заблуждение – банники очень дружелюбный народ. Они любят жить в банях и на морском побережье, но, в отличие от келпи, не убивают путешественников. Ну, то есть, не часто.

 

– Прошу прощения, вы потерялись? – спросил он.

 

– Нет, я ищу графиню Торквиль, – ответила я. – Она здесь?

 

– К сожалению, нет, – откликнулась брюнетка, не поднимая взгляда от планшета. – Чем мы можем вам помочь?

 

Я подавила вздох.

 

– Мне очень нужно поговорить с Дженэри. Она скоро вернется? – Внутри я постепенно закипала. Не ее вина, что Сильвестр не предупредил ее о нашем приезде, но я все‑таки надеялась, что она окажется на месте. В логичности меня никто никогда не упрекал.

 

Женщина взглянула на меня и улыбнулась.

 

– Возможно, нескоро.

 

– Проклятье.

 

Многоязычная ругань так и продолжалась. Я посмотрела в ту сторону.

 

– А там что такое?

 

– Там Гордан, – ответил Колин.

 

– А почему она так кричит? – спросил Квентин.

 

– Потому что нашла в своем коде изъян, или ошибку, или, страшно подумать, настоящий глюк, – с заметным удовольствием объяснил блондин. – Как бы ей с такой зацикленностью сердечный приступ не схлопотать.

 

Я озадаченно моргнула.

 

– И часто она так?

 

– Каждый раз. – Он подмигнул. Я почувствовала, что у меня краснеют щеки. Квентин насупился.

 

– По ней можно часы проверять, – добавил Колин.

 

– Можно подумать, ты их когда‑нибудь проверяешь, – сказала брюнетка. Крики прекратились, и она взглянула на наручные часы. – Двадцать одна минута, восемь языков. Точно по графику.

 

От разговора со всей компанией разом голова у меня разболелась еще сильнее.

 

– Мы можем где‑нибудь подождать графиню?

 

– Конечно. Вы голодны? Можете подождать в столовой. – Эллиот взглянул на пожавшую плечами брюнетку и снова ослепительно улыбнулся. – Скушайте чего‑нибудь, пока Дженэри не подойдет.

 

– Отлично, – сказала я искренне. При головной боли мне обычно хочется есть. Квентин тоже оживился. Мальчики‑подростки всегда готовы лишний раз перекусить. – Мы с удовольствием пообедаем.

 

– Ну вот и прекрасно. Идите за мной. – Эллиот направился по одному из проходов, жестом пригласив нас следовать за ним. Я так и поступила, на ходу кивнув остальным. Других занятий у меня не было, а Квентин был почти доволен – впервые с того времени, как мы сюда приехали. Может, когда он поест, перестанет так свирепо на все смотреть.

 

– Пока, Эллиот, – крикнул блондин, присоединяясь к Колину у кулера. Брюнетка снова уткнулась в свои заметки, а Питер куда‑то неторопливо направился. Кажется, в их понимании это и был обычный рабочий день.

 

– Увидимся. – Эллиот снова помахал и, понизив голос, посоветовал: – Не останавливайтесь. Они чувствуют запах страха, и если узнают, что вы нервничаете, набросятся на вас как ястребы.

 

– Вы это… разыгрываете нас, да ведь? – Квентин кинул на меня встревоженный взгляд.

 

– Он шутит, – сказала я. Те, кто делает заметки, когда их друзья орут, обычно не опасны ни для кого кроме себя.

 

– Верно, я вас разыгрываю, – сказал Эллиот. – Вы оба такие серьезные.

 

– Я здесь по официальному делу, – сообщил Квентин, переключившись на натянуто‑формальный тон.

 

Я пожала плечами.

 

– А у меня просто голова болит.

 

– Еда и чашечка кофе это уладят.

 

Эллиот остановился у двери из вороненой стали и толкнул ее. Пространство залил солнечный свет. Где‑то за стенкой тот же женский голос, что раньше ругался, прокричал:

 

– Выключи это чертово солнце!

 

– Извини, Гордан! – крикнул в ответ Эллиот и вывел нас на улицу. Дверь за нами захлопнулась и слилась с кирпичной стеной, словно никогда не существовала. Эллиот заметил выражение на моем лице и улыбнулся.

 

– Мы тут любим, чтобы все было прибрано.

 

– Понятно, – ответила я. Квентин жался поближе ко мне, почти касаясь моего локтя. Я тряхнула головой, повернулась оглядеть окрестности – и замерла.

 

Ландшафт был красивее внутренних помещений – возможно, потому, что не существовал в реальном мире. Небо было мягкого оттенка синевы, а сочную зеленую траву усеивала пена крошечных белых цветочков, какие росли и в поместье моей матери. Только кошки были прежние. Они были повсюду – смотрели на нас с легких столиков и с аккуратно подстриженных деревьев. В какой‑то точке между тем, как мы вошли в здание и как вышли из него, мы пересекли границу Летних Земель. Это отчасти объясняло, почему это место показалось нам таким пустынным: те, кто находятся внутри холма фейри, невидимы для тех, кто снаружи, и наоборот. Следовательно, кошек здесь в два раза больше, чем я изначально прикинула. Если половина их внутри холма фейри, а половина снаружи… это просто множество кошек. Зданий они избегают, наверное, чтобы снова не попасть в переход между мирами.

 

Но зачем компьютерной компании иметь неучтенные врата между своими помещениями в мире смертных и в мире фейри, а также популяцию кошек, которой позавидовало бы Общество по защите животных? Я бросила взгляд на Эллиота. Тот безмятежно шагал, не видя в окружающем ничего странного. Ну и ладно. Если он хочет играть в эту игру, мы в нее тоже пока поиграем. Стараясь, чтобы голос звучал ровно, я спросила:

 

– А здесь все такие…

 

– Странные? – уточнил Эллиот. – Ну да, профессия обязывает. Ничего, если я спрошу, когда вы в последний раз принимали душ?

 

Я уставилась на него. Квентин с отвисшей челюстью прошипел:

 

– Да вы… Да как вы…

 

– Успокойтесь, успокойтесь! – Эллиот поднял руки и рассмеялся. – Вы просто чуточку потрепанные. Можно, я вас помою?

 

– Что?! А!.. – До меня дошло. Банники – это банные духи, они одержимы чистотой, а будучи фейри, могут порой насаждать свои представления о гигиене весьма настойчиво. Никто не вымоет человека лучше банника. – Давайте.

 

– Тоби…

 

– Соглашайся. Это интересно.

 

– Значит, вы позволите? – Эллиот посмотрел на нас обоих. Мы кивнули. – Великолепно. Будьте добры закрыть глаза и задержать дыхание.

 

Я зажмурилась и сделала глубокий вдох. Меня окатило пахнущей щелоком волной тепла и влаги. Понятно, почему Эллиот сначала попросил разрешения: меня как будто терли сотни стремительных, бесстрастных рук, и если бы я не подготовилась, то могла бы понять это неправильно. Через полминуты ощущение влажного тепла ослабело, и я открыла глаза, поглядев сначала на Квентина, потом на себя. Мы выглядели будто прямиком с лучших процедур на первоклассном курорте; мои кроссовки стали белыми и чистыми, и даже маленькая дырочка на штанине джинсов оказалась заштопана тонюсенькими, почти невидимыми стежками. Я с любопытством показала на нее Эллиоту.

 

Он смущенно пожал плечами.

 

– Специально я вещи чинить не умею, но то, что надето на вас, когда вы «купаетесь», чинится само. Как часть очистки.

 

– Здорово, – сказала я.

 

– Так вот как выглядят твои волосы, когда причесаны, – ухмыльнулся Квентин.

 

– Отвали.

 

– Теперь, когда вы приведены в презентабельный вид, не будете ли вы добры пойти за мной, мисс Дэй и мистер… гм… Квентин? – произнес Эллиот, открывая дверь во второе здание. Мы вошли. Изнутри оно напоминало общежитие: длинные коридоры с множеством дверей. – Надеюсь, вы любите пончики. Персонал нашей столовой на этой неделе отсутствует, так что нам приходится обходиться самим.

 

Не переставая болтать, он провел нас через череду все более и более не сочетающихся между собой коридоров. Одни еще оставались похожими на общежитие, обстановка других была словно бы позаимствована у больниц, школ, правительственных зданий. Я приотстала от него, поравнялась с Квентином и пробормотала:

 

– Гляди в оба.

 

– Что происходит?

 

– Объясню, когда будем одни. – Эллиот оглянулся и помахал, торопя нас. Я послала ему фальшивую улыбку и крикнула: – Уже идем!

 

– Только не потеряйтесь! – крикнул он в ответ и завернул за угол. Мы с Квентином переглянулись и прибавили шаг, нагнав Эллиота как раз у двери столовой.

 

Он придержал для нас дверь, улыбнулся акульей улыбкой и объявил:

 

– После вас.

 

– Спасибо. – Я проскользнула в столовую. Это было обширное, отдающееся эхом, словно пещера, помещение, уставленное белыми столами странной формы. Вдоль стен стояли торговые автоматы. Эллиот усадил нас, принес кофе и пончики. Едва мы на них отвлеклись, он пробормотал что‑то ободряющее и исчез за дверью.

 

Выждав после его ухода несколько минут, я поставила кружку и сказала:

 

– Итак. Ты заметил в ландшафте что‑нибудь странное?

 

– В смысле, то, что мы переместились в Летние Земли?

 

– Вот именно. Мы в пространственном кармане. Вход, наверное, был в главной двери другого здания. Мы не переходили обратно, когда шли через лужайку.

 

Вход в холм – любой холм фейри – это граница перехода из одного мира в другой. Обычно четко видимая магическим зрением. Эту мы не заметили.

 

– И что это значит?

 

– Не знаю. Но, думаю, нам надо быть осторожными. Они нам не сказали, что мы вошли в их холм, и это малость подозрительно. – Я взглянула на свою свежевымытую руку. – Они ведут себя слишком дружелюбно, но по сути ничего нам не сказали.

 

– И правда. – Квентин выискал в коробке пончик в пудре. – Тоби?

 

– Что?

 

– Ты назвала свое имя у ворот. Когда это мы им говорили, как зовут меня?

 

Я во второй раз опустила кружку с кофе.

 

– Мы им этого не говорили.

 

Глава 5

 

– Сколько мы здесь уже сидим?

– Пятнадцать минут.

– А кажется, что несколько часов.

– По часам на стене – пятнадцать минут.

– Может, они неправильно идут?

– Возможно, но вряд ли.

Я встала, оставив на столе недоеденный пончик. Квентин нахмурился.

– Ты куда?

– Наружу. С меня хватит. Они не должны были нас здесь оставлять.

– Он сказал подождать…

– И мы подождали. А теперь я ухожу. – Я потянула за дверную ручку, но та не поддалась. – Ну, просто класс. Нас здесь что, заперли?

– Попробуй от себя. – Квентин поднялся из‑за стола и встал рядом.

Смерив его взглядом, я надавила на дверь. Та слегка приоткрылась и захлопнулась обратно. Квентин пытался не ухмыляться, но ему это не удавалось.

– Очень смешно. – Я толкнула дверь со всей силы. Раздался вскрик и звук удара тела о дерево – кажется, я кого‑то сбила. Я выскочила в коридор, уже на ходу принимаясь извиняться: – Пожалуйста, простите! Я не знала, что вы там! Мне так…

– Все нормально, – произнес мужчина на полу, так ослепительно улыбаясь, что в животе у меня перевернулось. Это был похожий на серфингиста блондин из первого здания. Приходилось его мысленно так называть, потому что, как зовут этого, несомненно, привлекательного парня, я не знала. – На этой двери надо повесить табличку «неучтенная аварийная опасность». Хотя тогда она станет учтенной аварийной опасностью, вот парадокс.

– Наверное, вы правы, – сказала я, улыбаясь в ответ. – Я… – я запнулась, так как из столовой вылетел Квентин. – Эй, я все‑таки нашла кое‑кого из местных.

Вместо того чтобы поздороваться как полагается, Квентин хмуро произнес:

– А. Это вы.

– Квентин! – Я посмотрела на него в упор. – Не груби.

А ведь такое поведение для Квентина совсем не характерно.

– Пустяки. – Мужчина поднял руки и рассмеялся. – Я привык. Некоторых людей мое лицо раздражает.

– Меня оно вовсе не раздражает, – сообщила я и косо взглянула на своего помощника. – Совсем наоборот, вообще‑то. Вам помочь подняться?

– Это было бы мило с вашей стороны, раз уж вы причина, по которой я очутился на полу.

Он протянул мне руки, и я ухватилась за них. У него была хорошая хватка: не слишком слабая, но и не дробящая кости. Хватка человека, которому нет нужды кому‑то что‑то доказывать.

Невольно улыбаясь, я сказала:

– Я нечаянно!

– Ну да, конечно, – закатив глаза, буркнул Квентин и зашагал обратно в столовую.

Я озадаченно посмотрела ему в спину, но меня тут же отвлек смех стоявшего рядом со мной мужчины – откровенно счастливый, он согревал меня до кончиков пальцев.

– Погодите, так это правда вышло без расчета? Я просто жертва обстоятельств? Я ранен. – Он прижал ладонь к груди, изображая, что ранен в сердце. – Я‑то думал, что вот иду я по своим делам, и тут некая безумная женщина пытается меня убить дверью.

– Хватит об этом, – сказала я. Трудно сердиться, когда безымянный серфингист шести футов с лишком дурачится, чтобы тебя развеселить, даже если приставленный ко мне помощник только что демонстративно ушел в непонятно от чего испорченном настроении. А серфингист к тому же симпатичный – не так чтобы вообще красивый, но да, симпатичный, с четкими чертами лица и рассыпанными по носу веснушками. Выбеленные солнцем волосы небрежно падают на глаза, на одной щеке маленький шрам. Тот тип лиц, какие не встретишь в кино, но с мамой поведешь знакомиться не раздумывая. И уж определенно не тот тип, какой я представляла при слове «программист».

– Почему? – спросил он, улыбаясь еще шире. У него была приятная улыбка. Я мысленно повысила оценку от «милый» до «чертовски милый». – Кстати, я Алекс. Алекс Олсен. – Он протянул руку для рукопожатия, а второй отбросил упавшие на лоб пряди. Его руки беспрерывно находились в движении. Как будто, если им надоест наш разговор, они в любой момент готовы перейти на язык жестов. – Рад наконец‑то с вами познакомиться.

– Наконец‑то? – Я приподняла бровь, пожимая ему руку. – Я все это время просидела в столовой.

Он был почти на фут выше меня, крепкого телосложения, дающегося только многими годами спортивных игр и тренажерных залов. Одет без официоза, в джинсы и футболку с надписью «Никто Не Делает Это Лучше Сары Ли» ярко‑красными буквами.

Алекс снова рассмеялся.

– Гораздо раньше. Когда начал слышать истории о подменышах, возвращающихся из мертвых и ставящих на уши весь Сан‑Франциско, то подумал: «Вот с этой леди я бы познакомился».

– Довольно интересный метод выбора друзей.

– По крайней мере, заранее знаешь, что скучно не будет.

– Это точно. – Я убрала руку и тоже поправила волосы. – Но я удивлена, что вы об этом слышали.

– Новости в наше время распространяются быстро. Есть такая удивительная штука, называется интернет, слыхали? Мы ей пользуемся, чтобы пересказывать друг другу, что происходит. – Я сморщила нос, и он покачал головой. – Да ладно вам. Мы зажаты между двумя крупнейшими герцогствами. Неужели вы думаете, что у нас тут не самая большая в королевстве кухня слухов?

Он был прав. В 95‑м, когда я исчезла, Магический Кристалл уже считался странным. Иметь репутацию чудаков у народа, для которого нет ничего необычного в том, чтобы превратить своих врагов в оленей и гонять их по всему Окленду, – это достижение. Насколько я смогла понять, герцогство стало еще страннее с тех пор, как герцогиня Риордан, его регент, начала параноидально бояться мятежа. Постепенно это зашло так далеко, что одно из наиболее крупных владений объявило об автономии и отделилось, образовав графство Укрощенная Молния.

Этот политический ход был мне понятен. Стоящие за ним передовые технологии – не очень. В том, что касалось компьютеров и интернета, фейри делали только самые первые шаги, и Укрощенная Молния стремилась к автономии частично затем, чтобы без помех раздвигать эти границы. Я таких вещей не понимаю. Мир, к которому я привыкла, гораздо проще того, в котором я живу теперь. Слишком много теперь стало стали и кремния, и я пока что не особо уверена, что это лучше, чем железо; я собственный автоответчик‑то едва освоила, что уж говорить об этих странных новых методах связи. Технология, что была в пеленках, когда я исчезла, выросла к моему возвращению в избалованного подростка, усложняющего окружающим жизнь и досаждающего, как только можно.

– Не то чтобы кто‑нибудь потрудился известить нас о вашем приезде, – продолжил Алекс. – Если бы вашей фотографии не оказалось в нашей базе данных, мы бы так и не знали, кто вы, – он сделал паузу и спросил: – Вы где?

– Что? – Встрепенувшись, я вернулась в реальность. – Я здесь.

– Секунду назад вас здесь не было.

– Ох, простите. – Придя в себя, я почувствовала искреннюю вину. Нельзя так отключаться. – Я не ожидала, что меня тут знают.

– Невозможно достать до печенок половину аристократов королевства и остаться незамеченной, – ответил он, снова оживляясь. – Клянусь, Дженни была восхищена заварушкой, которую вы устроили с тем делом в Золотой Зелени, даже больше, чем концепцией использования оптоволокна для интернет‑соединений. А это о многом говорит.

– Погодите… Дженни?

– Ну да, Дженни, та леди, на территории чьей компании вы сейчас находитесь.

– Вы имеете в виду графиню Торквиль?

Может, этот парень, похожий на куклу‑Кена с оранжевыми глазами, покажет мне, где здесь племянница Сильвестра.

– Кого? – переспросил он, округляя глаза. А потом захохотал – густым, восторженным смехом человека, столкнувшегося с чем‑то ужасно смешным. – О господи. Круто. Можно, я ей скажу, что вы ее так назвали? У нее будет аневризма.

Я не люблю, когда надо мной смеются, даже в лучших обстоятельствах. А обстоятельства были далеко не лучшие. Я сердито уставилась на Алекса, и он осекся.

– Что такое?

– Не будете ли вы так добры сказать мне, о ком речь? – спросила я жалобно. – Мы здесь по официальному делу от герцога Тенистых Холмов, и мне чрезвычайно хотелось бы знать, что происходит.

Алекс склонил голову набок.

– Вас послал Сильвестр?

– Он беспокоится за Дженэри, вот и попросил меня ее навестить.

– Пожалуйста, не сердитесь, что я спрашиваю, но… у вас есть какие‑нибудь подтверждения?

– Что? – я недоуменно моргнула.

Алекс смущенно пожал плечами.

– Подтверждения. Что‑нибудь, чтобы подтвердить, что вас послал Сильвестр?

– Только это. – Я протянула ему папку, которую все еще держала в руках. – Довольно паршивые указания, как проехать во Фримонт, бронь в отеле и кое‑какие замечания на тему, через чьи заборы не стоит перелезать.

Алекс быстро пролистал бумаги и коротко кивнул.

– Хорошо, по мне так вполне годится – конечно, если вам не пришла блажь все это подделать, но тогда настоящая Тоби Дэй появится тут в ближайшее время и побьет вас. Пойдемте, я отведу вас к Дженэри.

– Я предупрежу Квентина. – Я забрала папку и заглянула в столовую. Квентин сидел за нашим прежним столом и рвал салфетку на узкие полоски. – Эй.

– Что? – спросил он, не поднимая головы.

– Я иду встретиться с племянницей Сильвестра. Ты идешь?

– А он идет?

– Ты имеешь в виду Алекса? – Квентин кивнул, продолжая терзать салфетку. – Да.

– Тогда я останусь здесь.

Я не нашлась, что сказать, и спросила:

– С тобой все нормально?

– Просто отлично. – Квентин на секунду посмотрел мне в глаза и снова опустил голову. – Просто он мне не нравится, вот и все.

– Когда он успел тебе не понравиться?

Пожатие плеч.

– Ты точно хочешь остаться тут совсем один?

– Я большой мальчик. Не думаю, что со мной что‑то случится в большой, ярко освещенной столовой.

– Ну, как хочешь. – Я захлопнула дверь. Если ему приспичило так себя вести, я его уговаривать не стану.

Алекс ждал меня на прежнем месте.

– Ну как?

– Он не пойдет.

– Его проблемы. Идем. – Алекс отбросил падающую на глаза челку и зашагал по коридору. С такими длинными ногами, как у него, шел он ужасно быстро, и мне пришлось нагонять его чуть не бегом. В другое здание, похоже, идти не придется, и то хорошо.

– Здесь все так быстро перемещаются – что появляются, что исчезают, – пробормотала я себе под нос. Я как‑то не привыкла ходить с людьми, которые воспринимают совместную прогулку как повод посоревноваться в скорости.

– Мы тянули жребий, кто к вам пойдет, – сказал на ходу Алекс. – Гордан проиграла, но я был должен ей услугу за услугу, вот она и поменялась со мной. Мол, ей реально нужно закончить сегодня какую‑то работу. Лопухнулась. Я же, наоборот, приплатил бы ей за право вас сопровождать.

– В самом деле? – спросила я, стараясь, чтобы это прозвучало небрежно, и посмотрела на его уши. Я предпочитаю знать, с кем имею дело, а о принадлежности к определенной расе фейри обычно можно догадаться по форме ушей. Может, если бы моя мать не была донья ши, владеющей магией крови, и не помешанность вообще всех фейри на крови, меня бы так не завораживала чужая родословная. Но что есть, то есть, и я во многих отношениях дочь своей матери.

Он полукровка, это я и так видела – в нем было слишком много от человека, чтобы этого не заметить, и к тому же у фейри почти не встретишь веснушек. Однако форма ушей была мне незнакома. Слишком острые для донья ши, слишком мягкие для тилвит тегов, недостаточно длинные для туатха де данан. Я раздвинула губы, пробуя воздух на вкус. Иногда мне удается поймать баланс чужой крови и прощупать наследственность таким способом. Это редко встречающийся дар, даже среди донья ши, поэтому большинство не догадывается, что я делаю.

И поэтому Алекс захватил меня врасплох, когда повернулся и погрозил пальцем:

– Нет‑нет. Если сумеете выяснить сами, то ладно, но без фокусов.

Я захлопнула рот. Пробовать баланс крови грубостью не считается, но сугубо потому, что очень мало кто из нас на это способен, и в правила приличия оно не входит по причине редкости.

– Тогда, может, просто сами скажете?

– Да ну, так будет неинтересно. – Алекс остановился. Волосы у него опять упали на один глаз, и от этого казалось, что он немного беспокоен. – Уверен, для нас найдутся куда более занимательные способы попробовать это выяснить.

– Для нас? Какие, например?

Он ухмыльнулся.

– Как насчет завтрака?

– Мужчины обычно начинают с ужина.

– А вдруг я не такой, как все?

– Пока что не вижу отличий.

– Хотите проверить?

– Возможно.

Продолжая усмехаться, Алекс наклонился и поцеловал меня.

Его губы были на вкус как кофе и клевер. Я ошарашенно заморгала, а потом придвинулась ближе и ответила на поцелуй. Алекс положил руку мне на плечо, чтобы нам обоим было удобнее, и поцеловал крепче, дольше, пока у меня не закружилась голова. Потом выпустил меня, отступил на шаг и спросил:

– Есть отличия?

– Есть, – признала я, чувствуя, что покраснела до кончиков ушей.

– Увидимся за завтраком. – Он подмигнул и открыл дверь, к которой до этого стоял спиной. – Прошу.

Я рассмеялась, одновременно пытаясь разобраться в вихре эмоций, и прошла мимо него в самый архитектурно немыслимый коридор, какой я когда‑либо видела. Нормальные углы так не выгибаются. Я оглянулась на Алекса, едва скрывавшего насмешливое предвкушение.

Что ж, поиграем в эту игру. С самым своим невинным видом, я спросила:

– Так когда вы собирались сказать нам, что мы внутри холма?

Насмешка на лице Алекса перешла в удивление.

– Вы знали?

– Экстренные новости: на смертных лужайках цветы «кружево снов» обычно не растут. Еще? Небо было неправильного оттенка. Полагаю, мы пересекли границу между мирами, когда вошли в парадную дверь.

Он остановился и сложил руки на груди.

– Так, ладно, но об этом‑то вы как догадались?

– Кондиционер включен на максимум. Первое, на что обращаешь внимание, это холод, и поэтому не замечаешь сдвиг. Поместье?

– Кармашек.

– Я так и подумала. Полагаю, смертные здания и холм взаимно перекрываются?

– Довольно сильно.

Существует два типа холмов фейри. Некоторые – к ним относятся и Тенистые Холмы – являются в прямом смысле участками Летних Земель, соединяющимися со смертным миром ходами, пробитыми в стенах реальности. Подстраиваться под географию мира людей их ничто не заставляет. Та часть поместья Торквилей, что располагается со стороны Летних Земель, представляет собой сплошной девственный лес и вспаханные поля и ничем не напоминает местность вокруг города Плезант Хилл. Кармашки же вырезаны из пространства между реальностями и не существуют целиком ни в том, ни в другом мире. И поскольку они не целиком привязаны к миру фейри, они гораздо больше зависят от географии обоих миров. Со времен исчезновения Оберона мы изгнаны из всех земель фейри, кроме Летних, и карманов теперь все больше, а настоящих поместий все меньше.

– А что происходит, когда у вас бывают смертные посетители? – Это фактически была более взрослая версия вопроса, который я задавала Квентину: «Ты не забываешь о предосторожностях?»

– Ну, мы стараемся свести их к минимуму, но если все‑таки надо кого‑то впустить, то им сообщается другой код от ворот, потом кто‑нибудь встречает их на стоянке и отводит в человеческую часть столовой или серверных комнат. Поэтому здания и не соединены между собой: пока не пройдешь через парадный вход, в холм попасть не сможешь и не увидишь ничего из того, что внутри него.

Определенная извращенная логика в этом была. Уж точно ничем не хуже игры в «обойди вокруг ядовитого дуба», в которую требовалось сыграть, чтобы попасть в Тенистые Холмы.

– И что, не было ни единого прокола?

– Было раз или два. – Алекс открыл следующую дверь. Пол здесь был покрыт ковром желчно‑зеленого цвета, а стены увешаны пробковыми досками с приколотыми к ним страницами из комиксов и листками‑памятками. Судя по виду из окон, мы ухитрились попасть на второй этаж, не поднимаясь по лестницам. Забавно. – Ничего серьезного, о них всех позаботились, не причинив длительного вреда.

– Каким образом?

– До недавнего времени у нас в штате была кицунэ. – Улыбка Алекса поблекла, сменившись выражением, которому я не смогла подобрать название. – Она обеспечивала, чтобы они ничего не помнили.

Не все кицунэ способны манипулировать памятью, но те, кто умеет, делают это отлично. Я неохотно кивнула.

– Хороший метод.

– Вот и мы так подумали. – Непонятное выражение на его лице исчезло так же быстро, как появилось. – У вас ведь нет с собой сотового?

– Чего?

– Мобильного телефона? – Он жестом изобразил трубку у уха. – Если есть, то внутри холма он будет бесполезен. Если хотите, я могу его модифицировать.

– Модифицировать?

– Гордан меняет батарею на специально ею переделанную, чего‑то там шаманит и перенастраивает цепи. Она у нас ас по железу. А я просто пользуюсь игрушками, которые она делает.

– Интересно.

– Не более, чем вы сами, поверьте. Но вот уже и конечная. – Он показал на дверь. – Это офис Джен. Вы уж с ней повежливее, ладно? У нее, вообще‑то, легкий характер, но последние несколько недель дались слишком тяжело, так что она сейчас немного раздраженная. Мне совсем не хочется, чтобы вам откусили вашу хорошенькую головку.

– Буду настолько вежлива, насколько она мне это даст, – сказала я и занесла руку, чтобы постучать в дверь, но тут он сказал:

– Тоби?

– Да?

– Рад был познакомиться.

В ответ он заработал улыбку.

– И я тоже. – И с этими словами я постучала.

Звук костяшек пальцев по дереву был резким и немного полым, указывая, что комната на той стороне, возможно, вовсе не соединена с дверным проемом. В мире фейри физические опорные точки не имеют особого значения, и офис Джен мог находиться практически где угодно в пределах холма, но при этом выходить в ту же самую дверь.

Изнутри крикнули:

– Входите!

Я встряхнулась, повернула ручку и в кои‑то веки поступила именно так, как мне сказали. Все когда‑нибудь случается в первый раз.

 

Глава 6

 

Офис был размером с мою гостиную, но заставлен так, что хватило бы на всю квартиру. Полки и картотечные шкафы вздымались среди моря бумаг, как береговые ориентиры среди равномерно захламленного ландшафта. Вдоль стен стояли компьютеры, соединенные между собой клубками проводов. Свечение мониторов придавало всему зеленоватый оттенок, отчего комната казалась немного нереальной. На полке у двери расположилась кофеварка, окруженная армией зеленых пластмассовых солдатиков, а у тостера по соседству были собственные проблемы: на него наступала стая разноцветных динозавров.

 

– Это место, куда приходят умирать бумаги, – пробормотала я.

 

Узкая тропинка через завалы вела к рабочему столу у единственного окна, занавешенного зелеными шторами. На краю стола между башнями из бумаг сидела по‑турецки уже виденная мною брюнетка и глядела в экран переносного компьютера у себя на коленях. Очки сползли почти на кончик носа.

 

Она подняла голову и улыбнулась, скрывая за почти искренней улыбкой проблеск настороженности.

 

– Так оно и есть. Я могу вам чем‑то помочь? – Это было произнесено с характерными интонациями девушки из Долины с уровнем интеллекта не намного выше булыжника.

 

Я на это не купилась.

 

– Я ищу графиню Дженэри Торквиль. Это ее офис?

 

– Извините, нет. Это мой. – Улыбка даже не дрогнула.

 

– Мне необходимо ее найти. Я здесь по просьбе ее дяди.

 

Настороженность вернулась, с трудом удерживаемая примерзшей к лицу улыбкой.

 

– Серьезно? Как это очаровательно. Потому что, знаете ли, обычно люди звонят перед тем, как отправить к кому‑то гостей.

 

– Он послал меня потому, что его племянница не звонила ему несколько недель. – Что‑то в ее улыбке меня смущало. Не очевидная фальшь – то, что она нервничала, было заметно невооруженным глазом – а сама манера улыбаться. – Вы ведь вряд ли в курсе?

 

Она рывком поправила на переносице очки – глаза у нее расширились, улыбка исчезла.

 

– Что? Не звонила? Да что это значит?! Это он перестал звонить!

 

Очки не скрыли ее глаз, а наоборот, выделили их, подчеркнув радужку цвета красного золота. Я знаю только одно семейство с глазами такого цвета, и если не обращать внимания на волосы и убрать очки, сходство с Сильвестром у нее было даже больше, чем у Рейзелин.

 

– Он считает иначе, – сказала я. – Дженэри Торквиль, я полагаю?

 

Она прищурилась, и мне на мгновение показалось, что она сейчас примется отнекиваться. Но она опустила плечи и ответила:

 

– Не совсем. То есть, меня зовут Дженэри, но не Торквиль. Я никогда не носила эту фамилию. – Она пожала плечами и с оттенком юмора добавила: – Насколько я знаю, никакой другой Дженэри Торквиль не существует. И слава богу – кошмарное было бы имечко для ребенка. Как из плохого любовного романа.

 

– Но раз вы не Дженэри Торквиль, то кто вы?

 

– Дженэри О’Лири. Я не чистокровная донья ши, отец у меня был наполовину тилвит тег, и фамилия у него была «ап Лириант». На визитной карточке не смотрится, и когда мы зарегистрировали компанию, то остановились на «О’Лири». – Она снова улыбнулась. Эта ее улыбка была мне слишком хорошо знакома – так улыбался Сильвестр, когда старался вычислить угрозу. – Любопытно, что дядя Сильвестр вам об этом не рассказал. Учитывая, что он отправил вас сюда.

 

– У вас есть телефон, – сказала я. – Вы могли бы ему позвонить.

 

– Я уже пробовала, пока Эллиот придерживал вас с мальчиком в столовой.

 

– И?

 

– Никто не ответил.

 

– У меня есть инструкции, написанные почерком вашего дяди.

 

Я показала папку.

 

– Почерк можно подделать.

 

Я прикусила губу, чтобы не выругаться. Половина королевства знает меня в лицо и с первой секунды, как я вхожу, ждет, что я немедленно примусь крушить все кругом; вторая же половина желает три удостоверяющих личность документа с фотографиями и письменную характеристику.

 

– Алекс и Эллиот знают, кто я.

 

– Они знают, на кого вы внешне похожи. Есть разница.

 

Как ни грустно, смысл в ее словах был. В прошлом декабре меня чуть не убил доппельгангер, принявший облик моей дочери. В мире фейри лица не всегда то, чем кажутся.

 

– Окей. Если вы знаете, на кого я похожа, то, вероятно, знаете и то, что… данный человек… умеет или не умеет. Так? – Дженэри кивнула. – Доказать, что я не могу наложить сложное заклинание, будет трудновато, так что этот способ не сработает. Если вы дадите мне немного крови, я смогу рассказать вам, что вы делали на ваш пятый день рождения…

 

– Хорошо.

 

– Да нет, не очень. – Я вздохнула. – А если, скажем, я сброшу свои иллюзии и позволю вам потыкать в меня палочками, это не сгодится? Мне бы искренне хотелось выяснить это недоразумение.

 

Она нахмурила брови.

 

– Для начала сойдет.

 

– Поняла. – Я позволила своей человеческой маскировке раствориться в дуновении запаха меди и скошенной травы.

 

Джен пристально наблюдала, ноздри расширились, вдыхая воздух. Затем она широко улыбнулась – с ее прежними улыбками это было несравнимо. Словно смотришь на солнце.

 

– Медь и трава! Вы – это вы!

 

– Еще никому запах моей магии так не нравился, – пробормотала я. – Но как вы?..

 

– У меня собрана информация по дядиным рыцарям, на случай, если кто‑то захочет пробраться сюда тайком. – В ее голосе звучала сухая констатация фактов. Она была владетельницей графства, балансирующего на грани исчезновения, и делала то, что должна. – Мы сталкивались с людьми, способными принять чужой облик и пройти проверку, но с такими, чтобы умели подделывать чужую магию, не встречались.

 

Слово «пока что» произнесено не было, но подразумевалось.

 

– В общем, ваш дядя беспокоится и попросил меня узнать, как у вас дела. А почему вы не сказали, кто вы, когда я сюда попала? Мы могли бы уже час назад все уладить.

 

– Вы знаете, где находитесь? – спросила она.

 

Я нахмурилась.

 

– Не понимаю, какое отношение это имеет к…

 

– Окажите любезность, ответьте.

 

– Я в графстве Укрощенная Молния.

 

– Вы знаете, где находится это графство?

 

– Во Фримонте?

 

– Во Фримонте, где мы зажаты между двумя герцогствами, которые не ладят друг с другом. Мы лакомое маленькое независимое графство, расположенное там, где независимому графству не место.

 

– У меня было впечатление, что обстановка здесь стабильна.

 

Это, конечно, могло измениться в любой момент, ведь в землях фейри всегда существует риск локальной гражданской войны – чем еще заниматься, если ты бессмертен и скучаешь – но современный мир этот риск существенно понизил. Фейри – просто образец детского синдрома дефицита внимания: дайте им какую‑нибудь блестящую игрушку, и они забудут, что собирались отрубить вам голову.

 

Дженэри вздохнула.

 

– Дядя Сильвестр пользуется здесь уважением. Причина приблизительно в том, что у него по‑настоящему большая армия, с помощью которой он может прихлопнуть любого как муху.

 

– Но благодаря этому вы в большей безопасности. Магический Кристалл не станет вам докучать, если за вашей спиной Тенистые Холмы.

 

– В этом‑то и проблема.

 

– Так, вот теперь я запуталась.

 

– Люди считают, что поскольку Сильвестр мой дядя, то Укрощенная Молния – продолжение его герцогства, создающее ему имидж современного правителя, отстаивающего принципы равноправия, и что он рано или поздно присоединит нас к себе. – Она соскользнула со стола и принялась ходить взад и вперед. – С нами либо обращаются так, будто мы сами по себе ничего не значим, либо полагают, что могут с нашей помощью получить политическое влияние, и вынюхивают, нельзя ли заручиться покровительством герцога. Это нам быстро надоело, и мы прекратили оказывать поддержку.

 

– Вы решили, что я здесь, чтобы просить о какой‑нибудь услуге?

 

– Эта мысль приходила мне в голову.

 

– Что ж, поверьте, это не так. Я здесь потому, что вы перестали звонить своему дяде.

 

Дженэри покачала головой.

 

– Я не переставала. Оставила ему восемнадцать сообщений. Но он мне не перезвонил. – Она скривилась. – Я знаю, что телефоны у него работают. Я сама их устанавливала.

 

– Почему вы просто не съездили в Тенистые Холмы?

 

– По той же причине, по которой он не приехал сюда: если я уеду, есть шанс, что Магический Кристалл воспримет это как возможность для вторжения. – На ее лице вдруг проступила усталость. – Добро пожаловать в мою жизнь. Буду просто продолжать звонить.

 

– Есть что‑то важное, из‑за чего вам непременно нужно с ним связаться? Почему бы просто не послать гонца?

 

Она выпрямилась, на лице у нее снова расцвела улыбка.

 

– Где мои манеры? Вы можете называть меня Джен. Мы здесь не слишком придерживаемся формальностей. А вы предпочитаете обращение Октобер или сэр Дэй?

 

– Тоби будет вполне нормально. – Неожиданная смена темы сбила меня с толку. – Послушайте, Джен, ваш дядя хотел…

 

– Забавно, что он не сказал вам, что я не Торквиль. Моя мать была его сестрой, но всего лишь баронессой. Папа был графом, так что я унаследовала его фамилию.

 

Ох, корни и ветви, ну конечно. Когда фейри заключают брак, практически во всех случаях фамилия носителя более высокого титула имеет приоритет. Фейри не сексисты. Просто снобы.

 

– Простите, я это упустила.

 

– Но он хотя бы рассказал вам про маму?

 

– Упомянул ее, да. – То, что у Сильвестра, как выяснилось, есть сестра, было странным даже для и без того странной семейки. У фейри дети рождаются редко, и большинство близнецов‑фейри слишком слабы, чтобы дожить до совершеннолетия. То, что Сильвестр и Саймон выжили оба, уже странно, а то, что у них была еще и сестра, вообще необыкновенно. – Послушайте…

 

– Она была старше меня примерно на столетие. Умерла, когда я была маленькой.

 

– Ох, – отозвалась я. Этого было недостаточно, и я прибавила: – Простите меня.

 

– Все нормально. – Она пожала плечами. – Это было очень давно.

 

– Ох.

 

А что мне полагалось сказать? Люди обычно не переводят разговор на другую тему, чтобы рассказать, как умерли их родители.

 

– Так или иначе, я правлю этим местом. – Джен улыбнулась. – Я Козерог, программист и вегетарианка. А еще я пеку отличное печенье с шоколадной крошкой.

 

Мне уже бесчисленное количество раз случалось видеть сценку «я немножко глуповат» в исполнении Сильвестра – как правило, непосредственно перед тем, как он вцеплялся собеседнику в горло. Действенный камуфляж, когда применяется к людям, которые об этом не знают. От Сильвестра я это терплю, потому что он мою терпимость заслужил. Джен пока что не заслужила ничего.

 

– Послушайте, – я постаралась не выдать голосом ту степень раздражения, которую ощущала. – У нас сегодня будет разумный разговор, или мне с моим помощником пойти зарегистрироваться в отеле? Я не уеду, пока не смогу заверить вашего дядю, что с вами все в порядке.

 

– Так мило, что он волнуется, но уверяю, с нами все хорошо. – Она с невозмутимым лицом подошла к кофеварке, взяла колбу и качнула ею в мою сторону. – Хотите кофе?

 

– Он боится, что вы, возможно, попали в какие‑нибудь неприятности.

 

Игра моего воображения, или она при этих словах и вправду дернулась? Руки у нее задрожали. Интересно. Может, ее легкомысленный тон даже больше притворен, чем мне казалось до сих пор. Я взглянула ей в лицо: в глазах у нее снова появилась настороженность.

 

– Нет у нас никаких неприятностей.

 

– Вы уверены? – спросила я. Дженэри дрожащими руками поставила колбу кофеварки обратно и глянула на меня с вызовом. – Он хочет, чтобы я оказала вам помощь, если они есть.

 

– Я абсолютно уверена. Если бы что‑то случилось, я бы об этом знала – у нас здесь отличная система оповещения.

 

На нормальном языке это, возможно, означало, что в здании пожар, а я одна ничего не заметила. Чтобы сменить тему, я сказала:

 

– Ни разу раньше не видела донья ши в очках.

 

– Последствия современной эпохи, – ответила она, расслабляясь. – Ребенком я слишком много смотрела на яркий свет.

 

– А вас не могли вылечить магией? Думаю, кто‑нибудь из эллилонов…

 

– Я сама себе испортила зрение. Полагаю, мне с этим и жить.

 

– Понимаю. Стало быть, вы считаете, что если здесь что‑то сломалось, то и с этим тоже жить только вам?

 

– Ничего не сломалось, – невозмутимо сказала она. – Все просто замечательно.

 

Я покачала головой.

 

– Вы не умеете врать.

 

У Джен отвисла челюсть. Я отступила на шаг. Власть заключена в крови, и эта тощая очкастая девица способна зашвырнуть меня через полмира быстрее, чем я успею что‑то заметить.

 

– Я не лгу, – прорычала она. Я вздрогнула, и она, глубоко вдохнув, добавила уже спокойнее: – В последнее время просто было много суеты, вот и все.

 

Она снова взялась за кофеварку и все‑таки налила себе кофе.

 

Когда Сильвестр посылал меня во Фримонт, я считала, что он преувеличивает причины для беспокойства – но теперь, благодаря реакции Джен, я пересмотрела свое отношение. Даже я не вызываю у людей приступов паники, всего лишь задав пару вопросов. Она солгала мне уже дважды. Если никаких проблем нет, то зачем ей было оставлять столько сообщений для дяди?

 

– Ничего, если мы останемся на несколько дней, просто уверенности ради? Сильвестр попросил меня ввести Квентина в курс рыцарской службы, и мне бы крайне не хотелось разочаровывать своего сеньора.

 

Глаза у нее расширились: до нее стало доходить, что если она скажет «нет», ее дядя запросто пришлет сюда весь дипломатический корпус. Я для нее была единственным шансом на сохранение приватности. Паника мелькнула и исчезла, сменившись очередной сияющей улыбкой.

 

– Конечно. У вас есть где поселиться?

 

– Да, есть, – сказала я, позволив ей думать, что она меня провела. Если ей угодно лгать самой себе, я буду рада помочь; это позволит не дать ей понять, сколько она на самом деле выдает. – Луна организовала нам гостиничные номера.

 

– И почему я не удивлена? – Ее улыбка стала чуть искреннее, принеся мне возможность еще на один миг увидеть таящийся под ней страх. – Как она поживает?

 

– Хорошо поживает – задумала разбить новый сад.

 

– Вот как? Какого типа?

 

– Полевые цветы. – Этот сад был задуман как траурный, в память о тех, кто погиб за время поисков убийцы Вечерней Розы. Даже для Девина был отведен участок. Луна передала мне через Квентина план сада, и я ревела так, что чуть не слегла. Но говорить об этом Джен я не хотела.

 

– Хорошо, что она никогда не дает себе сидеть без дела. – Легкость, с какой это было произнесено, была нацелена на то, чтобы меня отвлечь, но безрезультатно.

 

– Джен?

 

– Да?

 

– Ничего, если мы попозже договорим? Мне нужно отчитаться перед Сильвестром, а Квентину нужно заниматься. – Последнее было не совсем правдой, но я бы ни за что не ушла одна, оставив мальчишку в этом сумасшедшем доме. Я его слишком уважаю.

 

– Конечно. – Джен взглянула в окно. – Ого, уже закат? Давайте, вы вернетесь утром? Я за это время кое‑что проверю.

 

Например, то, действительно мы от ее дяди или нет.

 

– Да, давайте.

 

– Отлично. – Она вернулась к своему столу и поставила кружку на уже и без того опасно заваленный угол. – Не заблудитесь? Хотите, вас кто‑нибудь проводит?

 

– Справимся сами. – Мне было нужно выиграть время на то, чтобы подумать, какие у меня есть варианты, прежде чем снова с ней встречаться. Если для этого понадобится самостоятельно найти дорогу до столовой и наружу к машине, ну и хорошо. Я большая девочка.

 

– Отлично.

 

Это означало, что я свободна. Джен уселась на стол рядом с кружкой и снова взялась за компьютер, на котором работала в момент моего прихода. Я была забыта, а ее внимание уже переключилось на другие дела.

 

Всегда смешно, когда те, кого хочется взять и отшлепать, одновременно ваши союзники. Я вышла из офиса, непонятно как ухитрившись не хлопнуть дверью, и пошла в направлении, откуда, как я была почти уверена, мы с Алексом пришли. Я почти пожалела, что отказалась от предложения Джен дать мне провожатого – можно было бы попросить послать за Алексом. Пока что из всех, кого я встретила, он казался самым близким к нормальному. И вдобавок мне все‑таки хотелось выяснить, кто же он – как говорится, из маленькой тайны вырастает большой интерес.

 

Через полчаса блужданий по коридорам я была готова признаться, что потерялась. Из каждого окна открывался разный вид, не позволяя сориентироваться. Я прикинула, не выбраться ли в одно из окон первого этажа, но отказалась от этой идеи: с моим везением я так могу вообще не найти столовую, а Квентина нужно забрать с собой.

 

В конце череды стерильно‑белых залов, похожих на больницу, какой ее изображают в сериалах, я наконец‑то заметила знакомую небесно‑голубую дверь. Столовая.

 

– Давно пора, – пробормотала я и устремилась к ней, пока она не исчезла. Если коридоры на территории холма действительно способны перемещаться, с них станется изменить направление просто мне назло.

 

В столовой по‑прежнему было пусто, за одним исключением: напротив Квентина за столом, уперевшись кулаком в подбородок, сидела женщина. Квентин глядел на нее, распахнув глаза, с выражением потрясенного обожания на лице, будто до него впервые дошло, для чего на свете женщины, и как никогда напоминая самого типичного тинейджера.

 

Я посильнее хлопнула дверью и откашлялась. Никто на меня даже не посмотрел.

 

– Привет?

 

На этот раз женщина оглянулась и улыбнулась. Ее бледное, заостренное лицо было обрамлено прямыми черными волосами, подстриженными под пажа. Глаза оранжевые – того же самого красного оттенка, который был у Алекса, – а одну щеку пересекал шрам, почти незаметный на фоне бледной кожи. Вряд ли она видела солнце последние этак года три.

 

– Привет! – сказала она, все так же улыбаясь. – Мы уже начали думать, что вы не придете.

 

Квентин встряхнулся, прогоняя оцепенение, и со слабой улыбкой махнул мне.

 

– Привет, Тоби. Нашла графиню Торквиль?

 

– Она на самом деле графиня О’Лири, но да, я ее нашла. А кто твоя подруга?

 

– О… извините за неучтивость. – Женщина встала и протянула мне руку. Макушкой она доставала мне только до плеча. – Я Терри Олсен. Приятно познакомиться.

 

– Октобер Дэй. – Я ответила коротким рукопожатием. – Вижу, вы уже познакомились с моим помощником.

 

– С Квентином? Да. Он такой красавчик. Где вы его нашли? Он мне не сказал – такой таинственный мужчина. – Она улыбнулась. Я нет.

 

Квентин покраснел и послал Терри очередной обожающий взгляд. Я нахмурилась.

 

– В Тенистых Холмах – он один из воспитанников герцога Торквиля. Здесь он вместе со мной навещает графиню.

 

– Правда? Как мило. – Она, улыбаясь, взглянула на него через плечо. – Находиться в его обществе очень приятно.

 

– Да уж, – сказала я, хмурясь еще сильнее. – Вы сказали, ваша фамилия Олсен?

 

– Ага. Как у моего большого, глупого братца. – Терри откинула волосы со лба и добавила: – Вы его, возможно, встречали. Высокий блондин, отзывается на имя Алекс?

 

– Ах, вот оно что. – Я кивнула. – Это объясняет цвет глаз.

 

– Достался нам от мамы. – Терри улыбнулась шире, на одной щеке появилась ямочка. – Фамильное сходство.

 

– Наверное… оно, да, – согласилась я. У Дэйр и Мануэля – последней команды из брата и сестры, которую я встречала, – тоже были похожие глаза.

 

– Терри мне рассказывала про компьютерное программирование, – сказал Квентин блаженно‑влюбленным голосом. – Она здорово в нем разбирается.

 

– Вовсе нет, – со смехом возразила Терри.

 

– Ладно, – сказала я. – Квентин, собирай вещички и на выход. Мы уходим.

 

– Но, Тоби…

 

– Не спорь. Терри, приятно было познакомиться. Идем, Квентин. – Я повернулась к двери.

 

– Держу пари, вы заблудились в холме, – сказала мне в спину Терри.

 

– Что? – Я остановилась и оглянулась.

 

– Заблудились в холме. Все поначалу теряются.

 

– Да, немного поплутала, – признала я.

 

– Со всеми то же самое, честно. Хотите, я вас провожу до выхода?

 

Этой женщине удалось вывести меня из себя так быстро и умело, как никому и никогда, включая Джен. Я боялась, что если мы проведем с ней еще сколько‑то времени, Квентин сделает ей предложение руки и сердца, а я ее изобью. К тому же, моя мигрень вернулась с подкреплением, и мне хотелось побыстрее выбраться отсюда и найти отель, пока я никого не убила.

 

– Буду только рада, если меня выведут из этого здания, – ответила я.

 

– Никаких проблем. Терри спешит на помощь! – Она подмигнула Квентину и, больше не выделываясь, вышла в коридор, сделав нам знак следовать за ней. Квентин поспешил следом, а я пошла сзади, изучающе оглядывая обоих.

 

В Квентине намешано много всего, но непостоянства я до сих пор в нем не замечала. Совсем недавно он с таким чувством рассказывал про свою смертную подружку, а теперь разевает рот на какую‑то полукровку, словно щенок в брачный сезон. Это не укладывалось в голове и поэтому раздражало. Наверное, я слишком остро реагирую – Терри, возможно, вполне приятный человек и вовсе не пытается играть с моим несовершеннолетним помощником – но все это было странно. По‑настоящему странно.

 

Минут через десять Терри толкнула дверь без надписи, за которой виднелась лужайка.

 

– Тадам!

 

Снаружи горели фонари, на освещенных участках валялись коты, глядя на нас с отстраненным интересом. Из цветов был виден только нормальный клевер смертного мира. Мы покинули территорию холма фейри. Я обогнула Терри и Квентина и глубоко вдохнула прохладный воздух, чувствуя, как слабеет боль в голове.

 

– Так чудесно. – Эта фраза была опасно близка к запретному «спасибо», но я была слишком занята своими мыслями.

 

– Не за что, – сказала Терри, избавляя меня от едва не совершенной оплошности. – Вам, ребята, в самом деле уже надо идти? До конца ночной смены еще так долго.

 

– Вообще‑то… – начал Квентин.

 

– В самом деле, – перебила я. – Идем, Квентин.

 

Он принялся было возражать, но, увидев мое лицо, осекся и со вздохом отвесил Терри глубокий, формальный поклон:

 

– Открытых дорог и добрых огней вам.

 

Это была последняя соломинка. Не знаю, что происходит, но происходит оно слишком быстро и бесит меня.

 

– Спокойной ночи, мисс Олсен.

 

Я уцепила Квентина за плечо и потащила прочь. Терри смотрела на нас, прикрывая улыбку ладонью. Я изо всех сил старалась не обращать на эту женщину внимания. Квентин выворачивал шею, чтобы взглянуть на нее еще один разок, и завозмущался, только когда мы оказались вне пределов слышимости.

 

– Ты зачем это сделала?

 

«Ты зачем это сделала?» – передразнила я его. – Ты себя со стороны видел?

 

– Я вел себя вежливо!

 

– Ты себя вел как мерзкий комок гормонов! Она тебя вдвое старше!

 

– Ты меня вчетверо старше.

 

– Но я, по крайней мере, на тебя не вешаюсь. – Я отпустила его плечо, давая возможность утешить раненое достоинство, и зашагала к машине. – Ты помнишь, что ты здесь по делу?

 

– Ты оставила меня одного. Я собирал информацию.

 

– Ну да, конечно.

 

– Да! Ты знала, что Эй‑Эль‑Эйч берет на работу только фейри? И подменышей, и чистокровок, но людей никогда. Даже на подсобные работы.

 

– Поскольку большая часть территории компании располагается в Летних Землях, это вполне понятно. Что‑нибудь еще?

 

– Основной состав персонала работает в компании с самого начала. Делами управляют в основном Дженэри и ее дочь, только кадрами занимается Эллиот. И…

 

– Подожди‑ка. Дочь? Сильвестр ничего не говорил про дочь.

 

– Терри так сказала. Дочь зовут Эйприл. (от англ. April – апрель. Прим. перев.)

 

– Любопытно. А про отца что‑нибудь упоминалось?

 

– Нет.

 

– Хм. Ты заметил, как здесь пусто? Интересно, где все?

 

– Может, компания просто маленькая? – предположил Квентин, нахмурившись. Мы подошли к машине, я достала из кармана ключи и согнала кошек с крыши и капота.

 

– Или, может, здесь что‑то творится, – сказала я, отпирая замок со стороны водителя. – Рабочие кабинки там обжитые, просто пустые. На столах лежат бумаги, почти везде стоят компьютеры. Совсем недавно там работало больше народу. Иди проверь дверь со своей стороны.

 

– Значит, что‑то изменилось. – Квентин обошел машину и заглянул в окна. Я сделала то же самое на своей стороне. Когда я в последний раз села в машину, не убедившись, что в ней никого нет, меня там ждал вооруженный мужчина. Чтобы усвоить некоторые уроки, достаточно одного раза.

 

– Вот именно, – ответила я. – Еще что‑нибудь нашел?

 

– Ничего такого, что тебе хотелось бы услышать.

 

Стало быть, остальное состояло из флирта.

 

– Ладно, будем считать, ты не только валял дурака. – Я села в машину и открыла дверцу со стороны пассажира. Когда Квентин забрался в салон и пристегнулся, я протянула ему папку с инструкциями. – Вот. Посмотри, сможешь ли разобраться, как доехать до отеля.

 

Он вздохнул.

 

– Слушаюсь, о Великая.

 

– О Великая? Мне нравится. Отныне так и обращайся.

 

Я завела машину и вырулила со стоянки на подъездную дорожку. Ворота, по всей видимости, с внутренней стороны были снабжены датчиками движения, потому что, когда мы подъехали, начали со скрипом подниматься.

 

В подлеске блеснуло что‑то золотистое. Я нажала на тормоза и вгляделась в темноту. Что бы это ни было, оно исчезло: никакого движения или отблесков света больше не было.

 

– Ты это видел?

 

– А? – Квентин поднял голову от инструкций. – Что видел?

 

– Ничего. – Я встряхнула головой и тронула машину. – Наверное, просто енот.

 

Мы проехали ворота и двинулись по дороге, больше уже не останавливаясь. В бизнес‑парках по обеим сторонам улицы было темно – нормальные люди ушли домой, оставив ночные часы для психов и фейри. Так было и будет. Ночь принадлежит нам.

 

– Сверни на трассу, – сказал Квентин.

 

– Поняла. – Я повернула к ближайшему въезду.

 

– Ну, так ты ее встретила?

 

– Кого?

 

– Дженэри.

 

– Да, и ты тоже ее видел – та брюнетка с папкой, помнишь?

 

– Так это была она? – Он сморщил нос. Квентин слишком юн, чтобы хоть на минуту забывать о чувстве собственного достоинства, не допускающего судейства соревнований по ругани.

 

– Угу.

 

– Какая она?

 

– Растерянная. И в то же время немного раздраженная – кажется, наше присутствие ей нежелательно.

 

– Сколько ей лет?

 

– Не очень много. Вполне комфортно управляется со всей этой техникой, так что родилась вряд ли позже тысяча восемьсот восьмидесятых. – Для чистокровок возраст менее двухсот лет считается юностью. Одно из иронических следствий бессмертия: подростковый возраст длится гораздо дольше. – Укрощенная Молния, скорее всего, ее первое «настоящее» регентство.

 

Квентин нахмурился.

 

– Думаешь, тут правда что‑то не так?

 

– Думаю, что рано говорить, но вполне возможно. Который выезд?

 

– Следующий.

 

– Ясно.

 

Факт: Сильвестр волновался, что в Эй‑Эль‑Эйч что‑то случилось. Чем бы оно ни являлось, оно достаточно реально, чтобы напугать Джен. Она не рада, что мы приехали. Что она пытается скрыть? Факт: «Эй‑Эль‑Эйч Компьютинг» – непривычное для меня место. Не то чтобы я не одобряю современные технологии, просто не понимаю их и поэтому не разбираюсь. Чего добиваются Джен и ее сотрудники?

 

Квентин что‑то говорил, и я переспросила:

 

– Что?

 

– Так мы на какое‑то время остаемся? – повторил он.

 

– Похоже, что да.

 

– О.

 

Это прозвучало не разочарованно, а наоборот, довольно. Плохой признак.

 

Впереди показался отель, и я поспешила навстречу отдыху для тела. Мысль о кровати – хоть какой‑нибудь – вдруг показалась совершенно неотразимой.

 

– Как же я хочу добраться наконец до кровати, – пробормотала я.

 

Квентин покосился на меня.

 

– Герцогиня просила передать тебе сообщение.

 

– О? Какое?

 

– В нем говорится: «Постарайся поспать и заказывай в номер что хочешь из меню, если это будет означать, что ты действительно поешь».

 

Да, в этом вся Луна. Я усмехнулась. Иногда куча суррогатных матерей оказывается кстати – живя между Луной, Лили и Стейси, я начала питаться почти регулярно.

 

– Круто, – сказала я. – Тебе что‑нибудь нужно перед тем, как пойдешь спать?

 

– Нет. Погоди… Который час? Я обещал Кэти, что позвоню.

 

– Почти девять. Значит, Кэти позвонишь? Уверен, что не Терри?

 

Даже в тусклом освещении салона я увидела, как он покраснел.

 

– Кэти – моя девушка.

 

– И почему ж тогда ты флиртовал с Терри?

 

– Я… Я не знаю. Она милая, а мне было скучно. – Он еще сильнее залился румянцем. – Это же ничего не значит.

 

– Да‑да. – Я сосредоточенно высматривала свободное место на гостиничной стоянке.

 

В голове всплыл еще один факт, непрошеный: Алекс был тоже определенно мил. Я отодвинула от себя эту мысль – это не то, о чем стоит думать, и уж тем более, когда я ругаю Квентина за то, что он думает то же самое о сестре Алекса. Но зато это была мысль, которая не включала в себя ни Коннора, ни Клиффа, а мне давно пора переключиться на кого‑то, кто не женат и не смертен. Да и кому это повредит? Квентина я ругала из‑за разницы в возрасте. У меня с Алексом такой проблемы не стоит, если только он не гораздо старше, чем кажется.

 

Я не так чтобы быстро меняю мужчин. Девин был моим первым любовником, и я была с ним многие годы, пока не ушла к Клиффу. Единственным, в сторону кого я с тех пор посмотрела, был Коннор; роман между нами начался, когда я еще жила у Амандины. Я не теряю голову из‑за мужчин. Не мой стиль. Но, может, настало время что‑нибудь изменить, и что‑то мне подсказывало, что Алекс мог бы оказаться отличным кандидатом на то, чтобы внести разнообразие в мою жизнь. Ну и что, что неожиданно? Так даже лучше. Избавляться от старого, вносить новое.

 

Квентин молчал, уйдя в собственные мысли. Наверное, думал, как объяснить Кэти свое внезапное исчезновение. Может, нам повезет, и выяснится, что все, что стряслось в Эй‑Эль‑Эйч, – какая‑нибудь компьютерная ошибка… Но мне почему‑то так не казалось.

 

Оставалось надеяться, что это что‑то такое, с чем мы сможем справиться самостоятельно. Сильвестр ведь не послал бы меня, дав в подкрепление только своего юного воспитанника, если бы думал, что нам грозит реальная опасность? Ведь нет?

 

Глава 7

 

Мелли подняла трубку на третьем гудке.

 

– Тенистые Холмы. Чем я могу вам помочь? – она выговаривала слова с жизнерадостной протяжностью, распространенной в центральных штатах Америки примерно двести лет назад. Я знаю Мелли с самого детства – она мать Керри, и в Тенистых Холмах частенько таскала нам с кухни сласти, поэтому сейчас даже просто услышать звук ее голоса было облегчением.

 

– Привет, Мелли. Сильвестр далеко?

 

– Тоби! Как ты там, милочка? Неужто хозяин и впрямь услал тебя в Укрощенную Молнию и всего‑навсего с одним мальчишкой‑воспитанником?

 

– Квентин не так уж плохо себя ведет. – В данный момент, как я надеялась, Квентин «неплохо себя вел» в своем номере, готовясь ко сну. Эй‑Эль‑Эйч работает по дневному графику, и нам до отъезда домой придется отпахать немало дневных часов. – Позови босса, а? У меня для него свежие новости.

 

– Заглянешь в гости в ближайшее время?

 

– Загляну.

 

– Ну, тогда ладно. Подожди секундочку.

 

Очевидно, Сильвестр ожидал моего звонка, потому что меньше чем через минуту он, запыхавшись, произнес в трубку:

 

– Тоби?

 

– Я здесь, – подтвердила я. На сервировочном подносе оставалось несколько остывших ломтиков картошки фри, и я принялась водить одним по лужице кетчупа. – Мы благополучно добрались, я встретила вашу племянницу. Вам надо было меня предупредить, что она параноик.

 

– Если бы она действительно им была, я бы предупредил. Дженэри сказала, почему перестала звонить?

 

– Забавная вещь. Она утверждает, что звонит вам, но вы не отвечаете.

 

– Погоди… Что? Но это просто смешно. С чего ей такое говорить?

 

– Вы говорите, что она не параноик. Она говорит, что звонит. Вы говорите, что не звонит. Похоже, что‑то странное тут творится. – Я кинула ломтик в рот и быстро прожевала. – Есть ли шанс, что вы сможете прислать подкрепление, не вызвав дипломатический инцидент?

 

– Пока не получу больше информации о том, что происходит, не смогу. Ты разговаривала с ней?

 

– Да. Пользы было, как от разговора со Спайком. Или меньше. Спайк‑то хотя бы старается. Может, потому что она не была уверена, что я та, за кого себя выдаю, и вела себя осторожно. У нее в последнее время много проблем с Магическим Кристаллом?

 

– Если что‑то и есть, я об этом не знаю, – неуверенно ответил Сильвестр. – Ты не против продолжить работу?

 

– Если честно, не очень хочется, но если меня заменит кто‑нибудь другой, вряд ли Дженэри от этого станет менее нервной. – Я вздохнула. – Вернусь туда завтра и посмотрю, что смогу выяснить. Если вам понадобится вытаскивать меня отсюда, передоговоримся заново. Идет?

 

– Идет. Главное, держи меня в курсе.

 

– Конечно.

 

Мы пару минут поболтали о вещах несущественных – о последних садовых проектах Луны, о моих кошках, о том, как Квентин пока что справляется с поручением, – и я повесила трубку, напоследок пообещав еще раз, что если нам что‑нибудь понадобится, мы дадим ему знать. Я отрубилась, едва голова коснулась подушки.

 

Мне снились спутанные, неясные сны, ушедшие с восходом солнца. Я перекатилась на другой бок, сморщив нос от запаха пепла, и взглянула на будильник. Первой цифрой высвечивалась пятерка, и это было все, что мне требовалось: я со стоном сунула голову под подушку и заснула обратно.

 

Часов шесть спустя в сознание меня вернул стук в дверь. Я выползла из‑под подушки и бросила в ту сторону злобный взгляд. Стук продолжался. Исходя из гостиничных нравов, сейчас сюда заявится горничная, чтобы сменить простыни. Я еще не настолько пришла в себя, чтобы вспомнить, вешала ли я табличку «Не беспокоить».

 

Некоторые любят спать голыми – лично я предпочитаю футболку до колен. Проблемой было отсутствие не одежды, а человеческой маскировки, уничтоженной восходом. Времени, чтобы сплести новую, не было.

 

– Зайдите позже! – крикнула я, садясь на кровати и пытаясь пальцами начесать волосы на уши. Если удастся закрыть уши, я сумею сойти за человека на столько времени, сколько нужно, чтобы захлопнуть дверь. – Я не одета!

 

Сквозь дверь послышался приглушенный смешок.

 

– Для завтрака это не обязательное условие.

 

– Алекс? – Я опустила руки и, стремглав соскочив с кровати, схватила гостиничный халат. – Что ты здесь делаешь?

 

– В данный момент? Кричу через дверь твоего номера. Я принес завтрак.

 

– Да, но что ты здесь делаешь? – Я влезла в халат, завязала пояс и пошла открывать. – Не припомню, чтобы я заказывала доставку в номер.

 

Алекс улыбнулся и приподнял пакет, из которого доносился запах яиц и расплавленного сыра. В другой руке у него был поднос с двумя большими пластиковыми стаканами кофе. У меня заурчало в желудке.

 

– Не заказывала, но ведь хотела бы? Наверняка да. Я же говорил, что мы увидимся за завтраком.

 

– Вроде бы говорил. – Я открыла дверь шире. – Входи.

 

Я рисковала, впуская едва знакомого мужчину к себе в номер, но вряд ли тот, кого можно сшибить дверью, представляет такую уж опасность. Если бы он был чистокровкой, я бы еще подумала. Но против другого подменыша рискну, пусть так и не выяснила, из какого он племени.

 

– Отличная комнатка, – сказал Алекс, проходя мимо меня. Закрывая дверь, я бросила взгляд ему в спину. Он явно принадлежал к редкой для фейри породе жаворонков и сейчас был аккуратно одет и причесан, в отличие от меня, едва проснувшейся, в халате, слишком просторной футболке, носках и со встрепанными волосами, маскирующими уши. Мне вдруг ужасно захотелось придумать какую‑нибудь отговорку и смыться принять душ и переодеться.

 

– Комнаты нам заказывала Луна, – сказала я, снова безуспешно пытаясь причесать волосы руками. – Я бы не стала просить такой хороший номер.

 

– Ну, значит, мои комплименты герцогине. – Алекс поставил поднос на стол и открыл пакет. – Круассан с яйцом и ветчиной или круассан с яйцом и колбасой? Умоляю, не говори мне, что ты вегетарианка. Я умру со стыда.

 

– Я определенно не вегетарианка. Можно мне с яйцом и ветчиной?

 

– Итак, яйцо и ветчина. – Он бросил в мою сторону завернутый в вощеную бумагу сэндвич, и я, легко поймав, уселась на край кровати. Алекс расплылся в улыбке. – Хорошие рефлексы. С чем предпочитаешь кофе?

 

– Черный вполне нормально.

 

Он подошел и протянул мне один из стаканов.

 

– Хорошо спала?

 

– Вполне, – сказала я, делая глоток кофе. Он был горячий, крепкий – чудеснее не бывает. Я начала понемногу расслабляться. – А ты?

 

– Это была хорошая ночь. – Он вернулся к столу и взял себе второй стакан.

 

Я отхлебывала кофе и разглядывала Алекса. Тот вел себя совершенно спокойно. Что бы ни угнетало Джен, его это, вроде бы, не затронуло.

 

– Ну, как там дела в Эй‑Эль‑Эйч?

 

– Да как обычно. По утрам у нас затишье – ночная смена уходит, работа особо не кипит. Меня, скорее всего, не вызовут что‑нибудь чинить еще часов несколько.

 

– А чем конкретно ты занимаешься?

 

– Поддержкой системы. Я простой программер.

 

Видя мое непонимание, Алекс объяснил:

 

– Я говорю компьютерам, что им делать, а когда они делают что‑то, чего не должны, я исправляю их команды.

 

– А Терри? Она этим же занимается?

 

– Практически да. Она работает по ночам, а я по дням, но делаем мы фактически одно и то же. – Алекс изогнул губы в улыбке. – Давай уточним, завтрак у нас вдруг превратился в игру в двадцать вопросов? Потому что, если так, то будет справедливо, если мы оба примем участие.

 

– В каком смысле?

 

– Я отвечу на твои вопросы, если ты ответишь на мои.

 

– Справедливо. – Я поставила кофе рядом с часами и развернула сэндвич. – Начнем сверху. Дженэри О’Лири. Что ты о ней знаешь?

 

– Много чего, если учесть, что я работаю на нее двенадцать лет. Она сосредоточенная. То есть, до ужаса сосредоточенная. Стоит ей начать проект, и она не оторвется от него, пока не закончит или пока до упора не добьет все варианты решения. Когда ей не удается решить какую‑то проблему, она может стать немножко раздражительной, но это не со зла. У тебя есть бойфренд?

 

Я чуть не подавилась сэндвичем и, прожевав, кое‑как выдавила:

 

– Что?

 

– Я ответил на один твой вопрос, теперь ты ответь на один мой. У тебя есть бойфренд?

 

– В данный момент нет. – Я почувствовала, что щеки у меня начинают гореть, откашлялась, чтобы прочистить горло, и сказала: – Эллиот. Он это… чем здесь занимается?

 

– Он сенешаль графства. Занимается административной работой – разбирается со счетами, отговаривает людей герцогини Риордан от того, чтобы затеять с нами дуэль прямо в местном компьютерном магазине. Он с Джен уже лет тридцать. Откуда у тебя взялся напарник?

 

– Квентин – воспитанник в Тенистых Холмах. Герцог Торквиль попросил меня взять его с собой, поскольку это достаточно простая дипломатическая работа.

 

По лицу Алекса промелькнула тень, но исчезла прежде, чем я смогла опознать вызвавшую ее эмоцию.

 

– Простая, – сказал он. – Все верно.

 

– А если я спрошу, что вот только что было за выражение?

 

Он улыбнулся, с едва заметной натянутостью.

 

– Нет. Твой вопрос.

 

– Ладно. Эйприл.

 

– Эйприл? – удивленно переспросил Алекс.

 

– Сильвестр ничего не говорил о том, что у Джен есть дочь. Что там за ситуация?

 

– Эйприл – это… особый случай. Она приемная дочь. В определенном смысле. – Увидев мое непонимающее лицо, он пожал плечами. – Она дриада.

 

На этот раз не было никаких «чуть не подавилась». Я в буквальном смысле поперхнулась кофе и кашляла несколько минут, прежде чем смогла испуганно прокаркать:

 

– Что?

 

– Она дриада.

 

– Как такое вообще может быть?

 

Большинство дриад милы, красивы, но глупы. Они необщительны, по возможности избегают людей, предпочитая компанию лесной живности и других дриад. Интеллектом они не блещут. Большинство вряд ли вообще знает слово «интеллект».

 

– Это долгая история, и случилась еще до меня, так что информация вроде как из третьих рук… – Алекс увидел выражение на моем лице и быстро договорил: – Но давай попробую. Эйприл – дубовая дриада, жила вместе с дюжиной таких же, как она, в истинной, извечной роще и все такое. Потом застройщики расчистили то место бульдозерами – включая ее дерево – под спальный район.

 

– Это ужасно.

 

– Дриады тоже так думали. Большинство замкнулось в своем дереве, ожидая смерти, но не Эйприл. – Алекс покачал головой. – Она взяла самую большую ветку, какую смогла унести, и побежала со всех ног.

 

– И что было дальше?

 

– Ей повезло – она нашла Джен. – Алекс взял свой стакан с кофе и принялся поворачивать его в ладонях. – Джен затолкала ее в машину и поехала домой. Насколько я понял, по пути она отправила Эллиоту сообщение – они давным‑давно дружат – чтобы он поискал выживших. Но там уже были одни щепки. Он проклял ту землю и вернулся.

 

– И?

 

– Джен не отходила от нее всю ночь. Никто не знает, что именно она делала, но Эйприл теперь живет в информационном «дереве» внутри одного из серверов Sun и неплохо себя чувствует.

 

Я опешила.

 

– Ты говоришь мне, что у вас в компьютере живет дриада?

 

– Она там счастлива. В зимнее время она, в отличие от других дриад, не испытывает вялости, и ей не нужна чистая вода и свежий воздух, ее почти невозможно разрушить… она счастлива.

 

Джен переместила дриаду из родного дерева в неодушевленный предмет – и одна, без посторонней помощи? Я покачала головой.

 

– Как такое возможно?

 

– Я не уверен. Тебе придется спрашивать у Джен.

 

Эти люди еще с самого начала показались мне странными, но им удается раз от разу становиться еще страннее.

 

– А что Эйприл там внутри делает?

 

– Работает в качестве внутренней системы передачи сообщений.

 

Я перестала пытаться что‑то понимать и просто переспросила с отвисшей челюстью:

 

– Что?!

 

– У тебя бывало так, что ты в одном конце здания, а тебе нужно поговорить с кем‑то, кто в другом конце?

 

– Да.

 

Именно для этого в Тенистых Холмах имеется армия круглосуточно дежурящих пажей.

 

– Этим Эйприл и занимается. Находит тебя, принимает сообщение, передает его и возвращается к своим делам. Она не возражает против таких обязанностей, и Джен нам не запрещает, вот мы и пользуемся ею, чтобы знать, что нужный человек находится на нужном месте.

 

– Вы используете дриаду, которая живет у вас в компьютере, как интерком.

 

– В целом, так.

 

– Вы психи.

 

– Да, но мы милые, – Алекс подмигнул. Я сильно покраснела. Теперь уже явно веселясь, он подошел и сел рядом со мной на кровать.

 

– Ну что, я ответил.

 

– Да уж.

 

– Почему у тебя нет бойфренда?

 

– Ну вот, неприличные вопросы пошли. – Я сделала огромный глоток кофе, не обращая внимания, что он обжигает мне горло. – Все запутанно. Просто не было времени.

 

– Значит, ты свободна?

 

Я покосилась на него.

 

– Это уже два вопроса.

 

– Возможно, – Алекс ухмыльнулся. – Ты против?

 

– Три вопроса.

 

Я чувствовала исходящее от его кожи тепло. Он не сбросил человеческую маскировку, и под свежим, чистым запахом шампуня пах своей магией – клевером и кофе.

 

– Нет, я ни с кем не встречаюсь, и да, пожалуй, я свободна. После того, как закончу работу.

 

– Хорошо. – Он наклонился ближе, вынул из моей руки стакан, поставил на пол и поцеловал меня.

 

Более близкое знакомство и возможность уединиться имеют для меня лично большое значение. Поэтому, в отличие от того первого раза, я, не раздумывая, прижалась к груди Алекса и ответила на поцелуй. Плачевное состояние моих волос и одежды было забыто – куда интереснее было, насколько крепко мы можем впечататься друг в друга, не оказавшись один у другого на коленях. Его руки выразительно говорили с первого момента нашего знакомства, но сейчас, запутавшись у меня в волосах, обнимая за шею… они пели.

 

Алекс первым прервал поцелуй и отодвинулся. Я тяжело дышала, и глаза у меня наверняка были круглые от изумления.

 

– После того, как закончишь работу?

 

Не доверяя собственному голосу, я кивнула.

 

– Хорошо. – Он легонько провел губами по моему лбу, встал и взял со стола свой забытый сэндвич. – Я увижу тебя в офисе?

 

Этот вопрос был проще, так что я сглотнула и ответила:

 

– Да.

 

– Здорово. – Он улыбнулся, открыл дверь и исчез.

 

Я долго и ошеломленно глядела ему вслед, а потом, застонав, откинулась на кровать. Запах кофе и клевера все еще держался в воздухе, и у меня было не то чтобы совсем уж неприятное ощущение, что все только что усложнилось еще сильнее.

 

Глава 8

 

Алекс ушел в начале первого, но растормошить Квентина мне удалось только к половине третьего. Вещь из разряда тех, которые узнаёшь о человеке, когда долго находишься с ним рядом: Квентин ненавидит ранние подъемы даже больше, чем я. Обычно это не я, а меня вытаскивают из кровати. После неожиданного свидания за завтраком я была в слишком хорошем настроении, чтобы раздражаться, так что просто собралась сама, заказала в номер еще кофе и не стала подгонять Квентина.

 

На улице уже давно был теплый день, но я все равно надела куртку Тибальта, футболку и джинсы – сочетание, которое сам Тибальт, скорее всего, счел бы возмутительно небрежным. От кожи до сих пор слабо пахло мятой. Этот запах почему‑то успокаивал, хотя мне не хотелось размышлять на эту тему.

 

Положительной стороной нашего позднего выезда было то, что пробки на дорогах уже рассосались. Я не особо стремлюсь выяснять, каково застрять в час пик в машине с полусонным подростком. Мы легко и без помех прибыли в Эй‑Эль‑Эйч чуть позже трех.

 

Когда мы подъехали, ворота заскрипели и начали подниматься.

 

– Вот так‑то лучше.

 

Квентин зевнул. Обычно похожие на пух одуванчика, сейчас волосы у него еще были влажными и липли к голове.

 

– Ты наводишь страх даже на ворота, – сообщил он.

 

– Может, они нас помнят со вчерашнего дня и не желают, чтобы им читали еще одно заклинание. У неодушевленных предметов иногда бывает удивительно долгая память.

 

День был просто замечательный. Я чуть не принялась напевать себе под нос, ведя машину вниз по склону. Въехав на стоянку, я заняла ближайшее свободное место, и тут на дорожке перед нами появилась девочка. Не было ни момента перехода, ни предупреждения: в одну секунду дорожка была пуста, в другую там уже стояла она и, сунув руки в карманы, смотрела на нас с академическим интересом кота, наблюдающего за птичкой сквозь дверь с проволочной сеткой.

 

– Это… не так, как раньше.

 

– Тоби? Ты это видишь?

 

– В смысле, маленькую светловолосую девочку на пешеходной дорожке?

 

– Ага.

 

– Тогда да, вижу. – Я отстегнула ремень безопасности и вылезла из машины. – Идем поздороваемся.

 

Мы пошли через стоянку, Квентин держался позади.

 

Девочка была не такая маленькая, как мне показалось сначала: скорее ближе к тринадцати, чем к десяти. Но все равно младше Квентина. В ее чертах была странная незавершенность, создающая иллюзию, что она гораздо младше, – какая‑то нехватка опыта, знаний о мире, которыми девочка двенадцати‑тринадцати лет уже обладает. На ней были джинсы, кроссовки и серая футболка, а из украшений можно было заметить только заколки в виде зайчиков на светлых волосах до плеч.

 

Она была вся какая‑то золотистая, от легкого загара на коже до больших желтых глаз, оттененных зеленой оправой очков. Радужка глаз с жутковатой точностью повторяла цвет волос. У девочки было телосложение Торквилей; вне зависимости от того, как она выглядела раньше, теперь она совершенно точно была похожа на мать.

 

– Привет, – сказала я, остановившись в нескольких футах. Квентин тоже остановился, но ничего не сказал.

 

– Привет, – ответила она. Ее голос был лишен эмоций – как будто разговариваешь с аудиозаписью. Она могла бы принадлежать к донья ши – поза, в которой она стояла, форма ушей предполагали такую возможность – но я не чувствовала в ней донья ши. Я в ней вообще никого не чувствовала.

 

– Я…

 

– Вы Октобер Дэй, рыцарь Тенистых Холмов. А это Квентин, в настоящее время воспитанник в Тенистых Холмах, местность происхождения не установлена. – Произнесено все это было без вопросительной интонации.

 

Чудненько. Дети‑всезнайки – как раз то, чего мне здесь не хватало для счастья.

 

– Да, меня зовут Тоби, а это мой помощник Квентин, и мы действительно из Тенистых Холмов.

 

– Я Эйприл.

 

– Приятно познакомиться, – сказала я.

 

– Разве вам сейчас нужно быть не в здании?

 

– А что? Твоя мама хочет меня видеть?

 

Она озадаченно взглянула, на секунду утратив нейтральное выражение лица.

 

– У моей матери сейчас достаточно дел поважнее. Я думала, вы приехали осмотреть тело.

 

Привлечь мое внимание можно многими способами, и слово «тело» находится в верху списка.

 

– Чего‑чего? – Квентин изумленно на нее уставился.

 

– Тело. У Колина произошел отказ аппаратуры, и он больше не синхронизируется с сервером. Все сильно расстроены, бегают кругами, как и в прошлый раз, и не занимаются работой. Хотя тестирование еще не завершено. – Последняя фраза была сказана чуть ли не сварливо, как будто мир создавал мертвые тела специально назло ей.

 

– Нет, я не знала, – медленно произнесла я, думая про себя: «Как и в прошлый раз?» – А где тело?

 

– Внутри, за стеклянными дверями, в центральной точке рабочих кабинок. Все уже там. Вам тоже стоит пойти. Тогда вы возьмете заботы по этому делу на себя, и остальные вернутся к работе. – Тут раздался громкий, резкий звук, как будто лопнул электрический кабель, и Эйприл исчезла. На то место, где она стояла, хлынул пахнущий озоном воздух.

 

Да, не каждый день такое увидишь. Я стояла, уставившись на пустое место.

 

– Тоби…

 

– Знаю. – Я встряхнулась. – Идем. – И сама побежала к двери.

 

На этот раз я была готова к переходу в Летние Земли и успела заметить момент, когда это произошло, заодно раздумывая, сколько еще существует путей, чтобы пройти из одного конца здания в другой. Квентин обогнал меня, распахнул дверь в коридор и остановился.

 

Едва дверь открылась, как я почувствовала смешанный с кондиционированным воздухом запах крови. Эйприл хоть и вела себя странно, но, по крайней мере, в одном была права: здесь явно что‑то стряслось.

 

– Квентин, держись сзади. – Я шагнула мимо него.

 

– Но…

 

– Никаких «но». Если станет опасно, беги.

 

Квентин помедлил, но пошел позади, держась ко мне вплотную. Работа пажа учит, как следовать за кем‑то тенью, не путаясь под ногами, – один из навыков умелого слуги. Теперь у Квентина есть шанс увидеть, как тот же навык пригождается в бою. Если на нас нападут, в такой позиции он сумеет отразить удар.

 

В центре лабиринта стояли Эллиот, Алекс и Питер, невольно пародируя нашу с ними первую встречу. От них исходил почти физически осязаемый страх. Человеческая маскировка Питера мерцала, рассыпая вокруг искры, – это панически вибрировали его спрятанные крылья. У меня заныли зубы. Я подошла ближе, чтобы увидеть, на что они все смотрят.

 

На полу навзничь лежал Колин, уставившись невидящими глазами во тьму над подвесными мостками. Не было смысла ни проверять пульс, ни спрашивать, пробовали ли делать искусственное дыхание. Мертвого от живого я и так отличу.

 

Пол вокруг тела был чистый, без следов борьбы. На запястьях и горле маленькие ранки, как от уколов, других повреждений нет. Я оглянулась на Квентина. Тот бледный, с расширенными глазами, смотрел на тело. Я не могла его винить – впервые видеть настоящую смерть всегда тяжело.

 

– Отойдите, – сказала я, протискиваясь между Питером и Эллиотом. В некоторых случаях я бываю чрезвычайно терпелива, но есть вещи, с которыми чем быстрее разбираешься, тем лучше.

 

– Тоби… – начал Алекс.

 

– Отодвинься, – оборвала его я. – И никуда не уходите. Мне будет нужно с вами поговорить.

 

Все без возражений отошли – Эллиот с выражением легкого облегчения. Я наполовину донья ши, а это значит, что люди ожидают от меня, что я знаю, как поступать с мертвыми. Ведь из всех детей Титании только донья ши умеют «говорить» с мертвецами, получая через кровь доступ к их памяти – в том числе зачастую и к воспоминаниям о том, как они умерли. В мире фейри мы аналог следователей по уголовным делам. Другие расы владеют умением менять облик или разговаривать с цветами – а мы? Мы умеем заимствовать воспоминания и чувствовать кровь, и люди моют руки после наших прикосновений. Не очень‑то это справедливо.

 

Я наполовину донья ши, но еще я наполовину человек. Это сильно подрывает доверие к моим способностям, однако то, что я дочь величайшей из волшебниц, владеющих магией крови, компенсирует мое смертное происхождение. Что называется, повезло. Всю свою жизнь я пытаюсь доказать, что достойна своей матери. Эта сумасшедшая, лживая дура, разумеется, идеальный образец для подражания.

 

Донья ши не подписывались на должность «мы позаботимся о ваших трупах», но большинство фейри имеют столь малые представления о смерти, что всегда рады, если хоть кто‑то возьмет на себя роль посредника. Меня смерть не пугает уже давно, в какой‑то момент она просто стала частью меня. Кофе и трупы – это и составляет мою жизнь. Иногда я себя ненавижу.

 

Я опустилась на колени рядом с телом.

 

– Квентин, подойди сюда.

 

– Это правда необходимо?

 

Мне на мгновение захотелось сказать, что нет. Сильвестр попросил, чтобы Квентин сопровождал меня, а не чтобы я взялась посвящать его в отвратительную реальность магии крови. С другой стороны, я не считаю, что от наших детей следует скрывать правду. Это всегда приводит к обратным результатам.

 

– Да, необходимо, – ответила я.

 

На лице Квентина злость боролась со страхом, но все‑таки он вздохнул и подошел. Привычка к послушанию оказалась сильнее желания взбунтоваться. Фейри хорошо обучают своих придворных.

 

– Молодец, – сказала я и сосредоточила внимание на Колине. Наверное, из‑за того, что мне за последний год довелось увидеть так много мертвецов, отвращения не было – только жалость. Я вздохнула. – Эх ты, бедняжка.

 

Я помнила, что за нашими спинами стоят другие люди, но они больше не имели значения – осталось только тело и то, что оно должно было поведать мне.

 

Цвет кожи Колина под сделанными хной татуировками был нормальный, без признаков цианоза, глаза все еще влажные, пустой взгляд почти живой. Он умер недавно. На лице застыло удивление, но испуга не было, как будто то, что произошло, было сюрпризом, но не неприятным. До тех пор пока этот сюрприз его не убил.

 

– Тоби…

 

– Да? – Я приподняла Колину руку, отметив, как легко согнулся локоть. Он достаточно остыл, и трупное окоченение уже должно было начаться, но суставы все еще сохранили подвижность. Это было не нормально. После определенного момента трупное окоченение сменяется расслаблением, но здесь был не тот случай: у тела оставалось нормальное мускульное сопротивление. И все‑таки окоченения не было.

 

– Так что же произошло?

 

– Я пока не знаю. Помолчите минутку и не мешайте мне работать.

 

Проколы на запястьях были глубокими, но причиной смерти послужить не могли: кожа вокруг них потемнела лишь чуть‑чуть, то есть кровеносные сосуды были почти не повреждены. Из тела может вытечь несколько литров крови, но у Колина ее потеря была совсем незначительной.

 

Третий прокол располагался ниже линии подбородка, слева. Его окружало колечко запекшейся крови. Никаких других травм визуально не обнаруживалось. Что‑то еще было не так с этим телом, но никак не получалось уцепиться взглядом и увидеть, что именно.

 

Я сдвинула брови.

 

– Квентин, посмотри на тело. Что с ним не так?

 

– В смысле, помимо того, что оно мертвое? – спросил тот, слегка заикаясь.

 

– Я понимаю, что тебе тяжело. Мне тоже было тяжело в первый раз. Но мне нужно, чтобы ты внимательно взглянул и сказал, что видишь.

 

В первый раз, ха. Мой первый раз был, когда я еще работала на Девина, и один из его деток передознулся в туалете за час до своей очереди дежурить, так что, когда мы его нашли, он еще даже не остыл. Я помогала трем старшим мальчикам затащить его за стойку бара, чтобы там его забрали ночные призраки, и за ту ночь меня стошнило три раза. Но Девин все равно заставил меня отстоять вахту, потому что долг есть долг. Я так и не стала таким жестким наставником, каким был для меня Девин, но многому от него научилась. Одним из самых важных его уроков было то, что вещи трудные и неприятные нужно делать как можно быстрее: встреться лицом к лицу с тем, чего боишься, и преодолей, если сможешь. В конечном счете будет легче, чем откладывать.

 

Квентин сглотнул и перевел глаза на тело. Потом нахмурился, сквозь отвращение проступило выражение замешательства.

 

– У него что‑то с руками?

 

Я посмотрела на распростертые руки Колина – между пальцами перепонки, как у всех селки…

 

О нет. О корни и ветви, нет. Я с холодеющим сердцем произнесла:

 

– Да, Квентин. Кажется, это именно оно.

 

Фейри после смерти не оставляют тел. Во многом именно благодаря этому нам удается все эти годы скрываться от людских глаз. Когда мы умираем, ночные призраки уносят нас, взамен оставляя измененную копию. Признаки принадлежности Колина к фейри должны были исчезнуть, ночные призраки должны были заменить их на поддельную человеческую внешность. Должны были… Но на пальцах его рук и ног оставались перепонки, глаза были полностью коричневые, от края до края. Если бы не проколы на запястьях и горле, можно было бы подумать, что он решил сыграть с нами дурную шутку.

 

Но он не шутил, он был мертв, что‑то пошло совсем не так, как должно было. Ночные призраки всегда приходят раньше, чем остынет кровь. Так почему они не пришли за Колином? Почему он все еще здесь?

 

– Тоби?

 

– Все нормально. – Я с внезапно возникшей неуклюжестью похлопала Квентина по плечу, понимая, какой холодной, наверное, кажется со стороны эта попытка утешения. – Возможно, Сильвестр прислал нас сюда именно поэтому.

 

– Но он вряд ли знал…

 

– Понимаю. – Я убрала руку. – Сходи узнай, когда сюда сможет прийти Джен. – Я не хотела, чтобы он видел мой следующий шаг. Не люблю лгать подросткам, но даже у меня есть пределы.

 

Квентин, кивнув, с едва скрываемым облегчением встал и повернулся к Эллиоту.

 

– Сэр? Где ваша госпожа?

 

– Эйприл пошла позвать ее, – глухим, одеревеневшим голосом отозвался Эллиот.

 

– Давно? – спросила я, не оглядываясь, и провела указательным пальцем по ранке на левом запястье Колина. Иногда мне кажется, что нет ничего отвратительнее, чем быть донья ши. Те из нас, кто владеет магией крови, способен увидеть все прошлое человека, попробовав его кровь на вкус. Это делает нас отличными консультантами и хорошими детективами – а еще заставляет тратить кучу денег на ополаскиватели для рта. Через какое‑то время вкус крови не исчезает уже никогда.

 

Я посмотрела на свой испачканный в крови палец. В последний раз, когда я использовала магию крови, я до такой степени слилась с убитой чистокровкой, что чуть не ушла за порог смерти следом за ней. Так что легкая паранойя была вполне естественна. Не глядя назад, потому что мне не хотелось знать, смотрит Квентин или нет, я сунула палец в рот и подождала.

 

Ничего не произошло. Загустевшая кровь была кислой на вкус, но ничто в ней не говорило ни о жизни, ни о смерти, вообще ни о чем. Я склонилась над телом, позабыв и о Квентине, и об остальных. То, что труп фейри не исчез, было неправильным, но отсутствие отклика крови было уже просто совершенно ненормальным. Я не слышала ни о чем, что было бы способно вот так лишить кровь жизненной силы. Я обмакнула три пальца в кровь на горле и облизала их. Ничего. Воспоминания Колина, самая его суть – то, что должно было откликнуться, – отсутствовало.

 

Ничего хорошего это сулить не могло. Я подняла голову и увидела, что Квентин смотрит на меня завороженно и в то же время с ужасом. Я, не моргнув, встретила его взгляд и нарочно слизнула с нижней губы капельку крови. Рано или поздно ему все равно придется иметь дело с наименее привлекательными сторонами своего происхождения. Он ведь тоже донья ши.

 

Когда я слизнула кровь, Питер побледнел, но Алекс просто смотрел, так же зачарованно, как Квентин. Я покраснела и, подавляя желание вжать голову в плечи, спросила Квентина:

 

– Ты обучался магии крови?

 

– Н‑немного, – признался тот. – Но никогда… с тем, кто по‑настоящему…

 

– Надо когда‑нибудь начинать. Подойди. – Он, не удержавшись, отрицательно закачал головой, но я твердо кивнула. – Да. Мне нужно подтвердить то, что я чувствую. Тебя ко мне приставили помогать – вот и помогай.

 

Он неохотно встал на колени и спросил:

 

– Но что?.. Что мне делать?

 

– Прикоснись к его правому запястью. Чтобы у тебя на пальцах осталась кровь. – Это была последняя ранка, которую я не попробовала. Амандина, может, и сильнее всех в магии крови в этой стране, но я всего лишь полукровка. Возможно, что Квентин, при всей его молодости и неопытности, сумеет ухватить что‑то, что я упускаю.

 

Непрерывно дрожа, он поступил как было сказано. Я положила ему руку на плечо.

 

– Все в порядке. Ты все правильно делаешь. Теперь положи пальцы в рот. – Квентин бросил на меня охваченный ужасом взгляд. – Все нормально. Я здесь.

 

– Но что мне делать?

 

– Положить пальцы в рот. – Его передернуло, но я продолжила: – Потом проглотить. Кровь ничего плохого тебе не сделает, это просто канал передачи магии.

 

– Ладно, – сказал он и, зажмурившись, положил пальцы в рот и сглотнул. Замер так на какое‑то время, потом открыл глаза и машинально облизнул губы. – А когда магия начнет действовать?

 

Этого‑то я и боялась.

 

– Ты ничего не видишь?

 

– Нет. Я просто… Это была просто кровь. – Он тревожно нахмурился. – Я что‑то сделал неправильно?

 

– Нет, Квентин, ты все сделал правильно. Это не твоя вина. – Я повернулась к Эллиоту. – Кто‑нибудь из вас хоть что‑нибудь двигал? Хоть что‑нибудь трогал?

 

Эллиот, вздрогнув, ответил:

 

– Нет, мы…

 

– Хорошо. Кто обнаружил тело? – Питер поднял руку, и я кивнула. – Когда?

 

– Около пятнадцати минут назад. – Он говорил твердым голосом, но я слышала низкое гудение его невидимых крылышек. Он был на грани паники.

 

– Ты был один?

 

– Примерно первые пять минут. Потом пришел Алекс.

 

– Ты заметил что‑нибудь необычное, когда входил? – Он покачал головой, и я повернулась к Алексу. – А ты?

 

– Ничего. Я пришел сюда, мы позвали Эйприл, и она отправилась за Эллиотом.

 

– А теперь она зовет Дженэри. Я хочу, чтобы всем было запрещено сюда заходить. Кто еще есть в здании?

 

– Эйприл, Джен и Гордан. – Эллиот не отрывал глаз от моих покрытых кровью пальцев. Донья ши часто занимают влиятельные посты рядом с правителями фейри – думаю, в основном из‑за того, что остальные расы предпочитают, чтобы мы были у них на виду. Разговаривающим с мертвецами трудно доверять.

 

– И больше никого? – У меня крепло подозрение, что они знают больше, чем говорят. Все, стоящие сейчас передо мной, кажутся расстроенными, с трудом сдерживающими тошноту… но не удивленными. Они не удивились тому, что случилось с Колином.

 

В тени под офисным кулером что‑то лежало, и я двинулась туда. Эллиот произнес:

 

– В последнее время у нас некоторая нехватка персонала.

 

Он хотя бы имел совесть лгать со смущенным видом. Я метнула на него пристальный взгляд.

 

– А теперь она стала еще больше, а? – И я, засунув руку под кулер, вытащила оттуда промасленную тюленью шкуру. Прощупала ее на предмет повреждений, а потом махнула ею в сторону всех остальных.

 

– Это шкура Колина. Вы хоть раз слышали, чтобы кто‑то убил селки и не похитил его шкуру? Лично я – нет.

 

Шкуры селки могут переходить от владельца к владельцу и превращают своего обладателя из почти смертного человека в полноценного селки. В некоторых семьях они многими поколениями передаются по наследству, а украденная шкура селки на вес ценится дороже золота.

 

– Нет, – тихо сказал Эллиот. – Я не слышал.

 

– Я так и думала.

 

Питер сглотнул и спросил:

 

– А он?..

 

– Да. Абсолютно. – Я позволила себе короткую, жесткую улыбку. – В этом можете мне поверить.

 

– Но его руки…

 

– И глаза, – согласилась я. Питер отвел взгляд. Я не смогла заставить себя посочувствовать его брезгливости – не у него сейчас была кровь на губах.

 

Квентин потянул меня за руку, я оглянулась на него и спросила:

 

– Ты как, детка?

 

– Кажется, меня сейчас стошнит. – Он постарался, чтобы это прозвучало робко и сконфуженно. Неплохой приемчик.

 

– Это ничего, обычное дело в первый раз, – по возможности ободряющим тоном сказала я. – Эллиот, где тут туалет?

 

– Через холл налево, – замедленно, все еще в шоке, произнес Эллиот.

 

– Ну, давай. Возвращайся, окей?

 

Квентин кивнул и бегом помчался к обещанному туалету. Я надеялась, что он успеет вовремя. Его гордость никогда не даст ему забыть, если он не успеет добежать.

 

Подождав, пока его шаги затихнут в отдалении, я снова повернулась к Эллиоту и ровным голосом сказала:

 

– Если с ним что‑нибудь случится, ты просто не представляешь, что я с тобой сделаю. Ты понял?

 

– Конечно. А этот мальчик…

 

– Мой помощник. – Я вытерла губы тыльной стороной ладони и посмотрела на размазавшийся по коже след. Если не знать, что это, то можно подумать, что помада.

 

Иногда так хочется не знать.

 

– Вы ведь донья ши, да? Вы оба?

 

«Нет, мы просто любим вкус крови», – кисло подумала я. К сожалению, кое‑кто из фейри именно так и считает.

 

– Да, оба. Его кровь чище моей, но я дочь Амандины. – Услышав имя моей матери, Эллиот кивнул, и я почувствовала укол сожаления. Мама сумела бы заставить кровь Колина открыть свои секреты. Наверняка.

 

– Ты можешь объяснить нам, что произошло?

 

– Нет. Его кровь ничего не говорит. – Я наклонилась и закрыла глядящие в пустоту глаза Колина. – Совершенно ничего.

 

– Ничего? – прошептал Питер. Нам, донья ши, нет нужды в пустом хвастовстве. Моя мать была настолько сильной, что чувствовала смерть растений. Она никогда не ела кленовый сироп – говорила, что он на вкус как крик дерева. Кровь должна была сказать мне хоть что‑нибудь, пусть даже бесполезное. Чтобы она не сказала абсолютно ничего, было попросту невозможно.

 

– Ничего. – Я встала, подавляя желание еще раз вытереть ладони о джинсы. Это не очистит их и не прогонит вкус крови у меня изо рта. – Кровь пуста.

 

– Но почему не пришли ночные призраки?

 

– Я не знаю. – Следующим по логике должен был быть вопрос: «А на что ты тогда вообще годишься?» – и я не знала, как на него отвечу.

 

Но шанса задать этот вопрос у Эллиота не оказалось. В комнату, прижимая к груди папку‑блокнот, ворвалась Джен, а следом за ней, отставая на несколько шагов, – крошечная беловолосая женщина.

 

– Эллиот! – пронзительно и сердито закричала Джен. – Эллиот, что тут стряслось?

 

– Они достали Колина, Дженни, – ответил тот угрюмо. – Прости. Они достали Колина.

 

Она остановилась и закрыла рот рукой. Или передо мной одна из лучших актрис, каких я видела в жизни, или она тут ни при чем.

 

– Колина? – Гнев в ее голосе сменился гнетущим отчаянием. – О нет. Это ведь неправда, Эллиот, это не может быть правдой. Посмотрите еще раз. Вы, наверное, ошиблись.

 

– Прости, Дженни, – сказал он и развел руки, принимая ее в объятия. Она бросилась к нему, обхватила и крепко прижалась, ее трясло. Он обнял ее, и мое присутствие было позабыто: в их горе для меня места не было. Даже Алекс с Питером отвернулись.

 

Беловолосая обогнула их и подошла к трупу. Посмотрела на него долгим взглядом, затем произнесла:

 

– Он мертв.

 

– Да, – безучастно подтвердила я.

 

Сильвестр сказал, что тревожится, что ему не звонит племянница. Про убийства он ничего не говорил.

 

– Как?

 

– Не знаю, – ответила я, изучающе ее оглядывая. Люди, как правило, приходят в расстройство от смерти своих друзей, а эта женщина выглядела заинтересованной и совершенно не удивленной. Это было необычно. Росту в ней было футов пять, ореол белых, выстриженных острыми прядями волос не скрывал плоско срезанных кончиков ушей. Фигура у нее была под стать росту – хрупкая, гибкая. Эту женщину было очень легко не заметить – и, судя по ее хмурой гримасе, это случалось достаточно часто, потому что такое выражение лица у человека не создается за короткий срок, даже если у него погиб друг. Линии, прорезавшие ее лицо, были словно шрамы в граните. Это были не морщины – она для этого была не настолько стара. Именно линии, неизгладимо впечатанные в ее лицо.

 

– Черт, – сказала она и обеими руками обхватила себя за голову. – Он мне нравился.

 

Я бросила взгляд на Джен и Эллиота и мрачно отметила, что одна всхлипывает на плече у другого. Истерика – ну что за качество для руководителя. Я покачала головой и снова посмотрела на беловолосую женщину.

 

– Кто вы?

 

– Что? – Она смерила меня взглядом, нахмурившись так, что линии на ее лице превратились в глубокие борозды. – Я Гордан. А вот ты кто такая?

 

– Октобер Дэй. – Обычно я не выставляю свои титулы напоказ, но в этот раз прибавила: – Рыцарь Тенистых Холмов. Я здесь по приказу Сильвестра Торквиля, герцога…

 

– Герцога Тенистых Холмов, спасибо, мы в курсе, – перебила она. – Мы тут в провинции не совсем уж дикари. У тебя есть с собой верительные грамоты?

 

– Что?

 

– Чем ты можешь подтвердить свои слова?

 

– Я уже показывала верительные грамоты графине, а учитывая, что у вас здесь труп, которого не должно быть, мне еще что‑то нужно доказывать? Я донья ши и лицензированный частный детектив, так что вряд ли у вас есть лучший выбор.

 

– Так ты приехала уладить все наши проблемы? Что ж, принцесса, это прелестно. Но какого хрена ты явилась так поздно?

 

– Что вы имеете в виду?

 

Она показала на тело.

 

– Это началось в прошлом месяце, Колин – уже третья смерть. Так почему так поздно? Ты ждала пригласительной открытки с тиснением «Добро пожаловать на расследование убийства»?

 

– Третья? – не сразу смогла выговорить я.

 

– Ну да.

 

– Так… ясно. Извините, я вас ненадолго оставлю. Я, сузив глаза, развернулась к Джен. Та уже оторвалась от Эллиота и стояла с покрасневшими от слез глазами, вытирая рукой лицо и шмыгая носом. Но мне было все равно.

 

– Мисс О’Лири? Можно вас на два слова?

 

– А? – Она взглянула на меня широко распахнутыми золотистыми глазами.

 

Обычно я терпимо отношусь, когда после серьезного потрясения люди впадают в шок, особенно когда дело касается чистокровок – большинство из них видело так мало смертей, что просто не знает, как с этим справляться. Но после слов Гордан я была не склонна к снисходительности.

 

– На пару слов, мисс О’Лири. Мне нужно с вами поговорить.

 

– З…зачем? – Она взглянула на Эллиота, но тот отвел взгляд, видимо, уже зная, что я собираюсь сказать. – Сейчас не самое удобное время. Я…

 

– Почему вы не сказали мне, что здесь умирают люди? – требовательно спросила я. Прямота не очень‑то ценится среди фейри, но я успешно ею пользуюсь многие годы.

 

Секунду Джен ловила ртом воздух, но потом оправилась и парировала:

 

– А вы предполагали, что вы сюда вот так явитесь, и я тут же вывалю на вас все наши проблемы?

 

Я заставила себя сделать глубокий вдох, подавляя приступ гнева, а Квентин подошел и встал за моей спиной.

 

– Вы звонили дяде вчера вечером?

 

Она кивнула.

 

– Я пыталась. Никто не ответил.

 

– Что ж, мне он ответил. Он обеспокоен. А теперь скажите мне вот что: вы хотите, чтобы эти убийства прекратились?

 

Джен уставилась на меня.

 

– Как вы вообще можете задавать такой вопрос?

 

– Я всего лишь подменыш, которому помогает полуобученный паж, – спокойно ответила я. – Независимо от того, правду я вам говорю или нет, я не способна причинить особого вреда. Но еще я опытный следователь, принесший клятву верности двору вашего дяди. Дайте мне делать мою работу. Если вы решите, что я вам лгу, вы в любой момент можете со мной разобраться.

 

– Я не знаю…

 

– Если у вас ломается машина, вы сами ее чините или отправляете автомеханику?

 

Смена темы оказалась для нее явно неожиданной. Она озадаченно посмотрела на меня, потом сказала:

 

– Отправляю автомеханику.

 

– Здесь тот же самый принцип. Когда люди умирают, вы не разбираетесь с этим сами. Отправляете механику. – Я взглянула ей прямо в глаза, держась, чтобы заново не сорваться на крик. – Я и есть такой механик.

 

Джен застыла, дрожа от страха и гнева. Через некоторое время, показавшееся мне очень долгим, огонь в ее глазах потускнел, плечи поникли, и сразу стало видно, насколько он молода. По внешности чистокровок кажется, будто у них нет возраста, но это не так; они, как и все, тоже бывают молодыми и глупыми, и если ничто не заставит их повзрослеть, могут оставаться такими многие века. Джен было больше ста лет, но она в определенных вопросах все равно была моложе меня.

 

– Вы сможете это сделать? Остановить все это?

 

Я жестко улыбнулась. Не самая моя приятная улыбка, но с трупом фейри, лежащим буквально в нескольких футах отсюда, нужды в приятности не было.

 

– Миледи, – сказала я, – вам нужно лишь попросить.

 

Глава 9

 

– ТОБИ, ПОДОЖДИ! ПОЖАЛУЙСТА!

 

Я резко остановилась и сердито взглянула на Алекса. Квентин тоже развернулся – его движения успели приобрести почти армейскую четкость. Испытываемый им ужас трансформировался в такой уровень формальности, какой я не видела в нем со времен нашей первой встречи. Мне не было до этого особого дела, да и в чем его винить? Я тоже была напугана, а ведь у меня гораздо больше опыта.

 

– Что? – поинтересовалась я. – Мне еще о чем‑нибудь забыли рассказать? Еще трупы? Гигантские пауки на чердаке? А то терпение у меня уже на исходе, и того кофе, что ты мне приносил, явно не хватит, чтобы загладить молчание про убийства.

 

Алекс, запнувшись, остановился, не дойдя до нас. Его руки безвольно висели вдоль тела – сейчас они не пели, впервые за все время.

 

– Все было не так.

 

– Алекс, трое человек умерло. Двое из них были мертвы на момент нашего приезда. И как же все было?

 

– Я… – вздохнул он, ссутулившись. – Я прошу прощения. Мне было запрещено что‑либо тебе сообщать. Я не знал, что пострадает кто‑то еще.

 

Я подняла бровь.

 

– Кто тебе запретил что‑то рассказывать?

 

– Здесь только одна женщина, у которой есть на это власть. – Алекс скривил губы в горькой усмешке. – Хочешь узнать о том, что происходит, разговаривай с Джен.

 

– Хорошо, так и сделаю. Отведи нас к ней.

 

К чести Алекса, он не стал ни спорить, ни пытаться оправдываться дальше. Просто повернулся, махнул, чтобы мы следовали за ним, и пошел по коридору.

 

Перед этим мы добрых полчаса обыскивали здания, но, увы, пришлось признать, что убийца или убийцы Колина не оставили никаких зацепок: ни отпечатков ног, ни следов взлома; кровь была только на самом Колине, и даже там ее было не много. Он не боролся с убийцей. Что бы ни случилось с ним, это случилось быстро. Его шкуру я положила под переднее сиденье своей машины, где никто не мог до нее добраться. Но так и не смогла понять, как такое вообще может быть. Кто станет убивать селки, не забрав при этом его шкуру? У меня есть три трупа, место преступления без улик, зато с возможностью скрыться в двух слабо связаных между собой реальностях – а также графиня, говорившая, что все в порядке, когда вокруг нее умирали люди.

 

Всего кофе в мире не хватит, чтобы подобная ситуация показалась сносной.

 

Алекс подвел нас к закрытой двери и постучал.

 

– Кто там? – донесся изнутри голос Джен.

 

– Алекс. Со мной сэр Дэй и ее помощник. Они хотели бы поговорить с вами.

 

Последовало молчание – я даже успела подумать, не выпрыгнула ли блистательная графиня О’Лири в окно – но затем дверь распахнулась и явила нам смертельно усталую Джен.

 

– Окей. Они могут войти. Алекс, не мог бы ты…

 

– Понял. – Он приподнял руку в насмешливом салюте. – Это беседа не для нас, бедных пеонов. Квентин, Тоби… – Он нерешительно помедлил. – Не сердитесь на меня. Это все. Скоро увидимся. – Не дожидаясь ответа, он быстро зашагал прочь.

 

Я посмотрела ему вслед, затем молча повернулась к Джен. Та отошла от двери, давая нам войти.

 

Согласно табличке на рабочем столе, этот офис принадлежал Эллиоту. Как и любой офис, располагался он в том здании, которое, как я уже поняла, было в этом холме главным. Здесь было очень опрятно, что и следовало ожидать от банника – бумаги, аккуратно рассортированные по лоткам, стояли поверх картотечных шкафов, а на полках по периметру комнаты расположились деревца бонсай. На стенах было несколько пустых участков, откуда недавно были убраны фотографии в рамках. Сам Эллиот сидел, ссутулившись, на складном стуле рядом со столом, по‑прежнему в состоянии шока.

 

Джен закрыла за нами дверь и принялась вышагивать взад и вперед по комнате. В движении она была так похожа на своего дядю, что я не понимала, как могла сразу не заметить это сходство.

 

– Первое тело мы нашли в прошлом месяце, – сказала она, подчеркнув слова резким взмахом руки. – Мы подумали… дуб и ясень, мы подумали, что это Магический Кристалл. Что это какая‑то извращенная попытка устрашения.

 

– Тогда почему вы не обратились к королеве? – Я прислонилась к свободному участку стены. – Если Риордан убила кого‑то, пусть даже в результате несчастного случая, она нарушила первый закон Оберона. Вы могли бы выдвинуть против нее обвинения.

 

– Нет доказательств. – Джен отбросила с лица волосы жестом, в котором гнев ненадолго уступил место отчаянию. – Мы даже не знаем, точно ли это она. Разве это слыхано, чтобы ночные призраки оставляли тело? Что мне было делать? Явиться ко двору королевы и заявить, мол, извините, ваше величество, но мне кажется, что герцогиня Риордан то ли похитила одну из моих подданных, то ли убила ее каким‑то невозможным способом, хотя я, вообще‑то, не уверена, что это она, но не могли бы вы приказать ей прекратить? Вряд ли бы это помогло.

 

– Вы могли бы рассказать кому‑нибудь.

 

– Я пыталась, – вздохнула Джен. – Хотите верьте, хотите нет, но, как только это началось, я постоянно оставляю дяде Сильвестру сообщения на автоответчике. Я хотела спросить его совета. Но он ни разу так и не перезвонил.

 

Сильвестр считал, что это племянница прекратила звонить, а она полагала, что, наоборот, он перестал отвечать. Не знаю, что бы это значило, но явно ничего хорошего.

 

– За первой жертвой ночные призраки тоже не явились?

 

– Они не явились ни за одной из жертв, – сказал Эллиот. – Все трое остались просто… такими же, какими были.

 

– Но мы уверены, что они умерли. – Джен продолжала расхаживать по офису. – К настоящему времени уже должны были бы появиться какие‑то требования… хоть что‑нибудь. А если их похитили и заменили чем‑то вроде манекенов, кто‑нибудь уже мог бы вырваться оттуда.

 

– Жертвам похищения не всегда удается сбежать самостоятельно, – сказала я.

 

– Первая жертва, Барбара, была королевой кейт ши по линии Мэлвика. Коты в трауре с тех самых пор. – Джен устремила на меня взгляд. – Как вы думаете, если бы она была жива, они бы это знали?

 

Я чуть вздрогнула. Мэлвик – один из Перворожденных кейт ши. Почти все короли и королевы кошек – его потомки, и он отнюдь не обрадуется, когда услышит о случившемся. И Тибальт тоже.

 

– Итак, мы знаем, что она мертва, – сказала я. – Где нашли ее тело?

 

– В столовой.

 

– В столовой. Той столовой, где вы нас оставили одних? – Джен кивнула. – Ясно. – Они бросили нас в месте, где кто‑то умер. Как мило. – Полагаю, после того как было обнаружено тело, вы не оцепляли место преступления?

 

– Мы пытались, но… – Эллиот развел руками.

 

– Это нервировало людей, да и искать там было нечего, – объяснила Джен.

 

Я подавила стон. Большинство чистокровок предпочитают делать вид, что смерти не существует, и поэтому не имеют ни малейшего представления о правилах расследования; если им случится найти улику, они ее уничтожат, чтобы она не напоминала об ужасном событии. Возможно, все следы были безо всякой задней мысли затоптаны еще до того, как остыло тело.

 

– В первой жертве при жизни было что‑нибудь необычное? – спросила я.

 

Джен горько рассмеялась.

 

– Как насчет, при смерти? Все так же, как с Колином. Мы оставили ее там, где она была, почти на сутки, чтобы дать время ночным призракам, но они так и не пришли.

 

Плохой знак. Два раза – это уже начинает походить на закономерность.

 

– А вторая жертва?

 

– Она как будто заснула, – произнес Эллиот тусклым голосом. – Как будто просто… спала. Вот только больше не проснулась.

 

– Ее звали Юи Хёден, – сказала Джен и сжала Эллиоту плечо. Он не отрывал глаз от пола. – Она была кицунэ. Работала на тестировании программного обеспечения.

 

– Где ее обнаружили?

 

– Снаружи, на лужайке. Она еще не прошла через приемную – все произошло в смертном мире.

 

У меня по телу поползли мурашки. Кицунэ очень красивы, но совершенно не человеческой красотой. И если призраки не пришли за ее телом…

 

– А когда вы ее обнаружили?

 

– Сразу после восхода солнца.

 

– Ясно. – Это уменьшало вероятность, что ее кто‑то успел увидеть, тем более что в местной бульварной прессе ничего похожего не появлялось. Но зато и мне помочь ничем не могло. Тело, найденное сразу после восхода солнца, могло пролежать там всю ночь, особенно если было спрятано под иллюзией, рассеявшейся на рассвете. – Она была убита так же, как остальные?

 

– Да, – ответила Джен. – Вот тогда‑то люди стали от нас уходить. Никому не хотелось оказаться следующим.

 

– А вы сами почему не уехали?

 

Она угрюмо улыбнулась.

 

– Это мое графство. Если я его покину, то, скорее всего, смогу вернуть обратно только ценой куда больших человеческих потерь. Я никуда не уеду, пока остается хотя бы один шанс, что мы можем спасти то, что строим здесь.

 

– Оберон, храни меня от идеалистов, – пробормотала я под нос, а вслух сказала: – Мне необходимо знать все. Где и кем были найдены тела, кто мог находиться на том месте до момента обнаружения – всю информацию. Фотографии тоже очень бы пригодились, если они у вас есть. – Камеры слежения у них должны быть наверняка.

 

– Все, что вам потребуется, – сказала Джен. – Но вы, конечно, понимаете, что если окажется, что вы не та, за кого себя выдаете, а просто нашли способ имитировать чужую магию, то я отдам вас под суд за государственную измену.

 

– И я это всячески приветствую. Кто‑нибудь фотографировал тела? Я хочу сравнить раны.

 

У Эллиота сделалось такое лицо, как будто его сейчас стошнит, и Джен, снова сжав его плечо, ответила:

 

– Нет…

 

– Вот черт.

 

– …но если хотите, можете просто взглянуть на них.

 

Я ошарашенно на нее уставилась.

 

– Что?

 

– На тела. – Джен спокойно встретила мой взгляд. – Они в подвале.

 

В столовой убивают, в подвале хранят трупы? Мило. С другой стороны… непосредственный личный осмотр, возможно, даст мне хоть какую‑нибудь так необходимую зацепку. Колин, если верить своим глазам, умер от трех маленьких проколов, ни один из которых не затрагивал крупные артерии, и от незначительной кровопотери. Плохое начало.

 

– Колина вы тоже туда отнесли? – Я выпрямилась и подала Квентину знак подойти. Он молча шагнул так, чтобы стоять у меня с фланга.

 

Джен кивнула.

 

– Питер и Гордан уже должны были его перенести.

 

Тела по лестницам таскали эти двое, хотя вокруг есть люди и покрупнее? Ничего не скажешь, справедливое разделение труда.

 

– Хорошо. Давайте сходим.

 

– Куда сходим? – спросил Эллиот. Он, конечно, и сам уже знал ответ, но надеялся, что ошибается.

 

– В подвал. Я должна осмотреть тела.

 

– Хорошо. – Джен убрала руку с плеча Эллиота. – Следуйте за мной.

 

– Можно, я останусь здесь? – дрожащим голосом спросил Эллиот. – Я не хочу туда спускаться.

 

Джен бросила на меня умоляющий взгляд, и я кивнула. Он уже натерпелся за это утро, и если так пойдет дальше, то его, чего доброго, стошнит прямо на трупы. Я не судмедэксперт, но даже мне известно, что улики от рвоты лучше не станут.

 

– Можете остаться здесь, – сказала я. Он сразу просветлел лицом. – Соберите для меня все, что у вас есть по жертвам. Личные дела, медицинские карточки – все.

 

– Это я могу, – произнес он с почти болезненной благодарностью.

 

– Мне может понадобиться обыскать их офисы и рабочие места. А также места преступлений. – Вдруг хоть что‑нибудь найдется, хотя надежды на это становилось все меньше. – Это ничего?

 

– Совершенно никаких проблем.

 

– Хорошо. Джен, Квентин, пойдемте.

 

– Да, – Джен оглянулась через плечо. – Эллиот, с тобой‑то все будет в порядке?

 

– Нет. Но вряд ли сейчас это имеет какое‑то значение. Я справлюсь. – Эллиот встал. – Отведи их в подвал, а я начну искать нужные материалы.

 

– Помощь тебе нужна?

 

Они разговаривали как равные, но под этим крылась какая‑то нервозность. У меня сложилось впечатление, что обычно это он о ней заботится, а не наоборот.

 

– Если понадобится помощник, я позову Эйприл. – Эллиот вымученно улыбнулся.

 

– Ну, тогда ладно.

 

Джен пошла к выходу, и мы поспешили за ней.

 

– Что думаешь? – шепнула я Квентину.

 

– Думаю, нам надо оставлять за собой след из хлебных крошек.

 

Я невесело рассмеялась и прибавила шаг.

 

Мы шли по одному изгибающемуся коридору за другим, причем, судя по виду за окнами, по разным этажам. Надо привыкать, что в Эй‑Эль‑Эйч нельзя верить собственным глазам. Когда мы наконец остановились, я уже была настолько дезориентирована, что не знала, где мы – на крыше, на первом этаже или на острове Манхэттен. Последний коридор слабо освещался лампами дневного света, а пол был покрыт серым промышленным линолеумом. Единственная имевшаяся в наличии дверь была покрашена в грязно‑оранжевый цвет. На уровне глаз висела табличка: «Осторожно: Опасные материалы. Не входить».

 

Джен увидела, что я читаю надпись.

 

– Это шутка. Висит здесь уже давным‑давно. Мы не специально ее вешали, чтобы…

 

– Прекрасно, – сказала я резче, чем собиралась. – Давайте уже покончим с этим делом.

 

– Конечно.

 

Лестница почти отвесно спускалась в большое, ярко освещенное помещение. Судя по стоящим вдоль стен штабелям компьютерных частей и офисной мебели, перед тем как стать временным моргом, оно использовалось под склад. В холодном воздухе чувствовался горьковатый запах машинного масла и средства для чистки ковров. В центре комнаты стояли три армейских койки, и по очертаниям под белыми простынями можно было безошибочно угадать, что на них лежит. У мертвых есть что‑то особенное в форме тела.

 

У подножия лестницы Джен остановилась. Я сжала зубы и двинулась дальше.

 

– Джен?

 

– Да?

 

– Подойдите сюда. Квентин, ты тоже.

 

Нет смысла беречь его чувства – рано или поздно ему все равно придется столкнуться с неприкрашенной правдой о той ситуации, в которую мы попали.

 

Они подошли, оба хмурые – Квентин старался выглядеть стойко, а Джен казалась просто печальной. Я вытянула руку над простыней.

 

– Это кто?

 

– Барбара, – ответила Джен. – Она была первой.

 

– Так. – Я оглядела очертания сквозь простыню, пытаясь понять, как выглядит тело, прежде чем тревожить его. В нормальных обстоятельствах я оставляю тела на попечение ночных призраков и полиции… но ночные призраки отпадают, а вызывать полицию к телам явно нечеловеческого происхождения нельзя. Оставалась только я. И я откинула с лица Барбары простыню. Джен отвернулась, Квентин, расширив глаза, закрыл рукой рот.

 

Живая ли, мертвая ли, Барбара была прекрасна. На щеках цвел румянец, губы были от природы яркими, и похожа она была на диснеевских принцесс. Длинные, спутанные волосы имели тот же глубокий коричневый цвет, что и мех на ее острых ушках. Из отметин на теле имелись только проколы на запястьях и шее, идентичные тем, что я наблюдала у Колина: не задевающие ни одну крупную артерию и в то же время смертельные.

 

– Тоби…

 

– Знаю, Квентин. Джен?

 

– Что?

 

– Вы знали всех лично. Это действительно Барбара?

 

– Да, – ответила она с напряжением в голосе.

 

Я понимала ее чувства.

 

– Когда она умерла? Мне нужен временной интервал.

 

– Уикенд, на который пришелся День памяти павших. В пятницу она осталась на работе допоздна – у нее горели сроки – тогда ее и видели живой в последний раз. Терри нашла ее в столовой, когда вошла туда в понедельник.

 

– Барбара была уже мертва? – Я наклонилась и, оттянув ей веко, вгляделась в нефритово‑зеленую радужку. Зрачок не отреагировал. Я убрала руку.

 

– Она была… вот такой.

 

– Терри проверила пульс, попыталась сделать искусственное дыхание?

 

– Она сказала, что Барбара была холодная и не откликалась, когда Терри позвала ее по имени. – Джен поморщилась. – Терри не могла вызвать скорую. Ей не хватило бы сил соткать иллюзию, которая продержалась бы достаточно долго для того, чтобы обмануть врачей скорой помощи, если бы ночные призраки не явились.

 

– У вас есть камеры наблюдения? – Я в задумчивости принялась лохматить себе волосы. – Или еще какая‑нибудь возможность составить представление о случившемся?

 

– Камеры у нас есть, но они не работали.

 

От нежиданности я уронила руки, оставив волосы в покое, и уставилась на нее.

 

– Мы не знаем, что произошло. Все записи оказались стерты.

 

– Значит, вы не знаете, когда точно она умерла, и интервал составляет четыре дня. – Джен кивнула. Я застонала. – Просто восхитительно. Терри ведь работает по ночам? Во сколько она приходит?

 

– Обычно она работает с девяти вечера до шести утра. На те выходные она, по предварительной договоренности, взяла отгул, а в понедельник утром ненадолго заглянула, чтобы включить свет и убедиться, что без нее ничего пока не рухнуло.

 

– Значит, приход Терри был неожиданным?

 

– Да.

 

– А в котором часу она обнаружила тело?

 

– В 4.52 утра. – Я моргнула, удивленная такой точностью, и Джен в ответ пожала плечами. – Она отправила нам сообщения – мне и Эллиоту – как только поняла, что перед ней остывший труп.

 

– А как она отправила сообщения? Алекс говорил, что телефоны здесь нормально не работают.

 

– Почти у всех нас мобильники модифицированы. В столовой и рядом с туалетами на третьем этаже есть платные таксофоны, а в большинстве офисов – стационарные телефоны. По всем ним можно звонить на номера вне холма, если сначала нажать девятку.

 

– Так, хорошо. Во сколько вы туда добрались?

 

– Примерно в пять пятнадцать. Точнее не скажу. Все отметки времени открывания ворот, начиная со второй половины дня в пятницу, оказались стерты.

 

– Понятно. Вы приехали сюда в пять пятнадцать – а где вы живете?

 

– В основном, прямо тут – мы переделали несколько офисов под спальни – но я держу квартиру, чтобы хранить вещи и забирать оттуда почту. Здесь‑то жилых домов с почтовыми адресами официально нет. Это примерно в трех милях отсюда. Я направилась прямиком сюда.

 

– За последнее время от вас уходил кто‑нибудь из персонала, кто был достаточно зол на вас, чтобы задумать месть? Например, был уволен или имел еще какие‑то причины?

 

– Нет. Состав сотрудников не менялся последние три года, не считая ушедших за последнее время – но люди стали нас покидать после убийств, а не до.

 

– Ясно. Квентин, подойди.

 

Тот с недовольным видом встал рядом со мной. Похлопав его по плечу в попытке ободрить, я опустилась на колени и осмотрела ранку на шее. Я не знала, чего конкретно ищу, но это меня никогда не останавливало.

 

– Взгляни. – Я повернула руку Барбары, чтобы стало видно ее внутреннюю часть.

 

– И что? – тревожно спросил он.

 

– Цвет неправильный. – Я показала на участок кожи между локтем и плечом. – После смерти кровь оттекает вниз, она должна была собраться здесь. Но этого не произошло.

 

– А почему?

 

– Я не знаю. – Хмурясь еще сильнее, я положила руку обратно. – Это что‑то совершенно новое. Я и раньше знала, что тела фейри не разлагаются, но думала, что кровеносная система все‑таки разрушается. С момента обнаружения тел в них происходили какие‑либо изменения?

 

– Нет. – Джен потерла лицо, сбив набок очки. – Сначала мы считали, что они не умерли по‑настоящему, просто спят. Ждали, когда они проснутся.

 

– Но они так и не проснулись, – проговорил Квентин.

 

– Не проснулись. Мы перенесли Барбару сюда через неделю, чтобы держать в прохладном месте. Мы не знали, сколько еще…

 

– Сколько еще времени пройдет, пока она не начнет разлагаться?

 

Джен вздохнула.

 

– Да. Но этого так и не произошло.

 

– Что ж, об этом вам беспокоиться не нужно.

 

– Что?

 

– Она никогда не начнет разлагаться. – Я встала и подошла ко второй койке. – Это Юи? – Джен кивнула, и я откинула простыню.

 

Юи могла бы сойти за обычную японку под тридцать, если бы не четыре хвоста и не острые, покрытые рыжим мехом уши. Волосы были заплетены в косы и не закрывали прокола на шее. Дело плохо: сила кицунэ выражается в количестве хвостов, чаще всего их бывает один‑два, максимум – семь или восемь. У Кэйко Инари, их Перворожденной, их, по слухам, девять. У герцогини Тенистых Холмов хвостов всего три, и мало кто способен одолеть ее без боя… но лицо Юи было таким же спокойным, как у остальных. Либо жертвы были знакомы с убийцей, либо мы имеем дело с настолько сильным и подлым существом, что оно сумело убить четыреххвостую кицунэ раньше, чем та смогла сориентироваться. Эта мысль мне совсем не нравилась.

 

– Она не боролась, – сказала я.

 

– Но почему? – спросил Квентин.

 

– Возможно, была так удивлена, что не успела среагировать. Также возможно, что она знала убийцу. – Я подняла голову. – Между Барбарой и Юи три недели. Сколько между Юи и Колином?

 

– Две недели, – ответила Джен.

 

– То ли кто‑то развлекается, то ли что‑то проголодалось.

 

Она поморщилась.

 

– Просто стараюсь прояснить факты, – вздохнула я. – Идем дальше. У вас есть бумажные стаканчики?

 

– Что? – От неожиданности выражение горя на ее лице сменилось замешательством. И то прогресс.

 

– Маленькие стаканчики, из бумаги. Возможно, в столовой найдутся?

 

– А, да, есть. Но зачем вам…

 

– Отлично. Нам понадобится четыре штуки, до половины заполненные теплой водой. – Я накинула простыню обратно на Юи. – Мы с Квентином попытаемся разбудить кровь.

 

– А получится? – спросила Джен. Квентин покосился на меня с тем же безмолвным вопросом в глазах.

 

– Может быть, и не получится, но других идей у меня нет, – сказала я. – А у вас?

 

– Боюсь, что нет. Я вернусь. – Джен пошла вверх по лестнице. Мы смотрели ей вслед, и, когда она ушла, Квентин развернулся ко мне, явно готовясь спросить, что такое здесь творится.

 

Я не дала ему произнести этот вопрос, заговорив первой:

 

– Тела не гниют, потому что они все еще фейри. Ночные призраки не пришли.

 

– Что? – Он нахмурился.

 

– Ты знаешь, зачем нужны ночные призраки?

 

– Чтобы люди не узнали о нас.

 

– Частично так. Но частично потому, что плоть фейри не гниет. Чистокровки ведь не стареют, верно? Так с чего им разлагаться? Не знаю, что будет, если ночные призраки не придут за подменышем, но чистокровных они забирают, чтобы те не лежали до скончания времен.

 

– Ох. – Квентин посмотрел на Барбару, затем медленно спросил: – Так почему же не пришли ночные призраки?

 

– Вопрос на восемь миллионов долларов, детка. Надеюсь, что эти трое смогут нам это объяснить. – Я обвела жестом все три койки. – Потому что, если не они, то уж и не знаю, кто еще.

 

– Ох, – сказал он снова и отвернулся.

 

Я взглянула на него. Потом спросила:

 

– Не считая очевидного, чем еще ты недоволен? – Квентин пробурчал что‑то. – Не расслышала, повтори?

 

– Я сказал, что хочу остаться. – Он снова повернулся ко мне. – Ну пожалуйста.

 

– Вот как. – Я приподняла бровь. – А с чего ты решил, что…

 

– Так всегда бывает. Что‑нибудь случается, и детей сразу отсылают. – Он скорчил кислую гримасу. – Со мной уже так было. Я хочу остаться.

 

Квентин ведь взят на воспитание и обучение. Может быть, его специально отдали именно в Тенистые Холмы. Я склонила голову набок, рассматривая его.

 

– С чего бы мне это разрешать?

 

– Потому что Сильвестр послал меня сюда, чтобы я учился. А как мне учиться, если ты отошлешь меня, как только дела примут опасный оборот? – Он помотал головой. – Я никогда раньше не пробовал пользоваться магией крови – по крайней мере, не в таких случаях, когда это было бы по‑настоящему важно. Ты должна разрешить мне остаться. Мне нужно научиться таким вещам.

 

– Ты всего лишь ребенок, тебе не обязательно…

 

– Если я сейчас этого не сделаю, то вырасту одним из тех бесполезных придворных, на которых ты вечно жалуешься, – возразил он. – И к тому же, так ты сможешь присматривать за мной.

 

Против этого довода было сложно возразить.

 

– Ладно. Можешь оставаться до тех пор, пока не станет слишком опасно. Но тогда ты уедешь.

 

– Понял. – Он довольно ухмыльнулся и сразу стал казаться очень юным. У меня заныло сердце.

 

Такое выражение у него на лице ни к чему хорошему никогда не приводило, и я предупреждающе подняла руку.

 

– Ты будешь делать то, что я скажу. Никаких подвигов. Никаких попыток исследовать какие‑нибудь странные звуки, потому что ты считаешь, что они выведут на что‑то интересное. Все уяснил?

 

– Да, Тоби.

 

– Только попробуй подвести меня, и я отправлю тебя обратно в Тенистые Холмы раньше, чем ты успеешь моргнуть.

 

– Я буду делать все, что ты скажешь.

 

– Вот именно, будешь. А теперь замолкни и дай мне подумать.

 

Я прислонилась к стене и принялась ждать возвращения Джен. Квентин последовал моему примеру, приняв ту же позу то ли бессознательно, то ли намеренно. Времени хватило как раз для того, чтобы трупы начали действовать нам на нервы, но тут дверь наверху отворилась, и вошел встревоженный Алекс.

 

– Джен сказала, тебе нужно вот это?

 

На маленьком подносе он держал четыре бумажных стаканчика. Было заметно, что Алексу не хочется здесь находиться, ведь этот подвал стал моргом для его друзей. От моей хмурой гримасы вид у него стал еще несчастнее.

 

– Где Джен? – спросила я.

 

– Эйприл позвала ее с чем‑то помочь Эллиоту. Она сказала, чтобы я… слушай, а что с этими стаканчиками делать‑то? Я могу уйти, просто… – Он вздохнул. – Я хотел помочь.

 

У него был такой покаянный вид, что я немного оттаяла и, не обращая внимания на все больше и больше мрачнеющего Квентина, махнула Алексу, чтобы он шел вниз.

 

– Ну и отлично. Принеси их сюда.

 

– Конечно. – Алекс еще раз нервно обвел взглядом помещение и начал спускаться. У подножия лестницы его встретил Квентин и забрал поднос, заставив Алекса недоуменно заморгать. Ни у кого надменный вид не получается так хорошо, как у донья ши. – Тебе больше ничего не нужно?

 

– Пока нет. – Я взяла один стаканчик и жестом показала Квентину, чтобы он встал рядом со мной у тела Барбары. Присутствие Алекса должно было помочь как минимум в одном: Квентин его недолюбливает, а значит, будет бояться уронить при нем свое достоинство и не станет спорить, когда я скажу ему, что нужно делать.

 

– Что ты собираешься делать с этой водой?

 

– Мы попробуем разбудить кровь. – Я принялась соскребать с запястья Барбары высохшую кровь и высыпать ее в стаканчик. Квентин оцепенел, но, как я и предполагала, протестовать не стал. Чувство собственного достоинства порой удивительно полезный инструмент.

 

Алекс, бледнея, сглотнул.

 

– Зачем?

 

– Кровь нужно разбудить, прежде чем читать ее. – Вода приобрела розовый оттенок. Я поставила стаканчик обратно на поднос и взяла второй. – Если получится, мы сможем увидеть убийцу.

 

– А если нет?

 

– Попробуем что‑нибудь еще.

 

– Почему Джен сама не может это сделать?

 

– Потому что Джен не приходится дочерью самой сильной из владеющих магией крови и вряд ли вообще сумеет добиться пробуждения. – Я попыталась сосредоточиться на том, что делаю. – Моя мать смогла бы это сделать безо всяких усилий.

 

– Ясно, – сказал Алекс. – Так вам удалось что‑нибудь… получить… из крови Колина?

 

– Нет, потому что там нечего было «получать». – Я передала второй стаканчик с кровавой водой Квентину. – Держи.

 

– Нечего? – Алекс нахмурился.

 

– Нечего. Кровь была пуста. – Я скорчила гримасу. – И, предупреждая твой следующий вопрос: нет, так быть не должно.

 

– Тогда откуда ты знаешь, что в этот раз будет по‑другому?

 

– Я этого не знаю. Я полукровка, а Квентин не обучен до конца, и эта кровь настолько старая, что я даже в нормальных обстоятельствах могу ничего не получить из нее… но попробовать‑то стоит.

 

Я зажала нос и проглотила содержимое стаканчика. Квентин сделал то же самое. Я не почувствовала ничего, кроме горького, водянистого вкуса разбавленной крови. Ни проблеска памяти.

 

Квентин закашлялся и уронил стаканчик обратно на поднос.

 

– Там ничего нет.

 

Я вздохнула и поставила свой стакан рядом с его.

 

– Наверное, кровь слишком старая. – Ему не стоит знать, что я сейчас лгу. Я подошла к койке Юи и наполовину откинула простыню. – Может, три недели дадут разницу.

 

– Ты собираешься пробовать снова? – спросил Алекс.

 

– А у тебя есть идеи получше? – Я взяла третий стаканчик и соскребла в него кровь с правого запястья Юи. – Если да, то, будь добр, поделись. Лично у меня все хорошие идеи исчерпаны.

 

– Вообще‑то, нет, просто я… я хочу, чтобы все это кончилось.

 

– Ну, если бы я была тобой, то к этому времени давно свалила бы отсюда. В какое‑нибудь более безопасное местечко.

 

Скажем, в центр минного поля.

 

– Я не могу.

 

– Почему? – Я протянула стаканчик Квентину и принялась готовить свой.

 

– Немного трудно объяснить.

 

– А Терри не хочет уехать? – спросила я. Квентин, внезапно заинтересовавшийся при упоминании имени Терри, поднял глаза.

 

Алекс поморщился.

 

– Не хочет. Частично дело в этом.

 

– А ты не пробовал объяснить, что оставаться здесь опасно для жизни?

 

– Мы нечасто друг друга видим, – неловко ответил он. – Из‑за этого объяснять что‑то трудно.

 

– Она работает в ночную смену, и первое тело нашла она, так ведь?

 

– Да, – сказал он удивленно и немного настороженно. Плохой признак. – Откуда ты знаешь?

 

– Мне сказала Джен, – сообщила я, глядя на него в упор.

 

– А, точно. – Он вздохнул.

 

– Если увидишь Терри, передай, что я хочу с ней поговорить.

 

Он посмотрел на меня расширенными глазами.

 

– Зачем?

 

Я ожидала подобной реакции: никому не хочется слышать, что с их родственниками кто‑то желает поговорить на предмет расследования убийства. А вот чего я не ожидала, так это гримасы, промелькнувшей по лицу Квентина – как будто я ударила его.

 

– Успокойтесь, – сказала я обоим. – Я просто хочу задать ей несколько вопросов. Я никого ни в чем не обвиняю. Пока что.

 

– Если увижу ее, то передам, – сказал Алекс, слегка расслабившись.

 

– Хорошо.

 

На этот раз я стала отпивать воду не залпом, а маленькими глотками, задерживая ее во рту. Квентин, увидев, сделал то же самое. Но пользы от этого не было: кровь оказалась такой же пустой, как у Барбары. Я выплюнула ее обратно в стаканчик.

 

– Так, и это тоже было бесполезно.

 

– И у меня ничего, – сказал Квентин. Он слегка позеленел. Магия не действовала, но это не отменяло того факта, что он пил кровь.

 

Алекс пристально смотрел на нас.

 

– Вы не станете кидаться в меня этими стаканчиками, если я скажу, что вы оба ужасно выглядите?

 

Секунду поразмыслив, я все‑таки сказала:

 

– Я не стану.

 

– А я мог бы, – сообщил Квентин.

 

– Тогда рискну. Вы оба ужасно выглядите. Вы после завтрака хоть что‑нибудь ели?

 

– Нет, – призналась я со вздохом. – Я все еще зла на тебя.

 

– Знаю. Но это ведь не значит, что тебе не нужно есть. Идем, заглянем в столовую и заставим тебя чего‑нибудь проглотить. Повара от нас ушли, но торговые автоматы пока работают.

 

– Мысль, наверное, хорошая, – неохотно сказала я, опуская стаканчик на поднос. Крови у меня на пальцах не было – но ощущалось, как будто есть. Стараясь, чтобы это выглядело непринужденно, я вытерла руки о штанины джинсов. – В столовой есть телефон?

 

– Да, – сказал Алекс.

 

– Я не голоден, – заявил Квентин.

 

– А кофе там есть?

 

– Можешь взять себе хоть целый кофейник.

 

– Сдаюсь. Идем, Квентин, я куплю тебе газировки.

 

– Я не голоден.

 

– Ты подросток. Вы всегда голодные. – Хотел Квентин есть на самом деле или нет, но лично я действительно проголодалась, и сэндвич с кофе помог бы мне лучше сосредоточиться. – А можешь довести нас до столовой?

 

– Вам требуется проводник из местных? – весело поинтересовался Алекс.

 

– Будь добр. Если, конечно, ты не думаешь, что у вас еще осталось достаточно персонала, чтобы посылать за нами поисковые группы.

 

– Не настолько уж здесь запутанно.

 

– Ну да, конечно. – Я накрыла простынями Барбару и Юи. Может, им самим и все равно, но мне – нет.

 

Квентин швырял стаканчики в мусорный бак, не заботясь о том, что в них еще осталась вода.

 

– Ты когда‑нибудь был в Тенистых Холмах? – спросил он Алекса.

 

– Нет, не случалось.

 

– Дилетант, – буркнул Квентин и начал подниматься по лестнице.

 

Я позвала его, но он не остановился. Я вздохнула и пошла следом.

 

Алекс поднялся за мной, задержавшись, чтобы закрыть дверь в подвал. На замок она не запиралась.

 

– И что такого в том, был я в Тенистых Холмах или нет?

 

Он явно старался вернуть мое расположение, и я, отметив его искренне расстроенное лицо, сдалась.

 

– В Тенистых Холмах еще хуже, чем у вас. Подозреваю, у Торквилей наследственная неприязнь к линейному пространству. Я там практически коренной житель и все равно до сих пор теряюсь.

 

– Это место с непривычки сбивает с толку, но потом уже лучше. Ты приспособишься.

 

– Да уж, надеюсь. – Квентин опережал нас футов на десять, и я крикнула ему: – Если не знаешь, куда идешь, то лучше остановись. – Он, обернувшись, бросил на меня сердитый взгляд, но встал, давая себя догнать. – Вот так‑то лучше. А теперь пойдем.

 

Алекс вел нас – надо думать, оптимальным маршрутом – по коридорам, соединявшим комнаты безо всякого внимания к законам архитектуры и требованиям здравого смысла. Законам физики здание, впрочем, не подчинялось тоже, поскольку располагалось внутри холма фейри. Квентин шел в мрачном молчании, но Алекс восполнял это оживленной болтовней, показывая нам причудливые подробности внутреннего устройства холма и не слишком удачно пытаясь шутить. Я не особенно прислушивалась. Вокруг умирают люди.

 

– Когда мы уже придем? – резко спросил Квентин.

 

– Терпение, молодой человек! – провозгласил Алекс и в ответ на злобный взгляд поправился: – Почти пришли. Столовая прямо по курсу. – Сказав это, он повернулся ко мне и, широко улыбаясь, подмигнул. Я почти машинально улыбнулась в ответ. Трудно было злиться, когда Алекс из кожи вон лезет, чтобы заслужить мое одобрение.

 

– Вот и хорошо, – сказал Квентин.

 

Мы завернули за угол и увидели дверь столовой. Квентин рванул вперед чуть не бегом, Алекс шел за ним более спокойным шагом и, остановившись перед дверью, открыл и придержал ее для меня.

 

– После вас, – заявил он с преувеличенной галантностью.

 

– После Квентина, хочешь сказать. – Он так заметно старался, чтобы у меня поднялось настроение, и у него почти получалось. А если я сейчас еще и поем… Еда прогонит тошноту и головокружение, а если нет, то хотя бы перебьет вкус крови. Впереди, судя по всему, предстоял долгий день, и нужно было пользоваться всем, что способно помочь.

 

– Ага, точно, – сказал Алекс и вошел вслед за мной.

 

Глава 10

 

Добыв себе чашку кофе, я подошла к висящему на стене телефону‑автомату. Гудка в трубке не было. Я озадаченно нахмурилась, но, вспомнив, что Джен говорила насчет внешних линий, нажала девятку. Удачно, потому что послышалось знакомое гудение. Я набрала номер японского чайного сада и, скармливая один четвертак за другим, принялась ждать окончания записанных на пленку указаний оператора.

 

Трубку долго никто не брал, так что я уже начала терять надежду, когда высокий, запыхавшийся голос произнес:

 

– Алло?

 

– Привет, Марсия, – сказала я с облегчением. – Издалека пришлось бежать?

 

– С другого конца са… Тоби? Это ты?

 

– Это я.

 

Марсия, будучи подменышем‑четвертькровкой, являет собой живое доказательство широкой души Лили – большинству чистокровок даже в голову не придет нанять на работу такую, как Марсия. Она слишком человек, чтобы обладать настоящей магией, слишком фейри, чтобы хотеть жить в человеческом мире, слишком бестолковая для любой работы, кроме как сидеть и служить украшением интерьера. И все‑таки после того, как мы с ней помирились (ведь при нашей первой встрече я ее зачаровала, чтобы она пропустила меня бесплатно), она оказалась вполне приятным человеком.

 

– Хочешь, чтобы я позвала Лили? – спросила она.

 

– Вообще‑то нет, я позвонила тебе. Хочу попросить об услуге.

 

– Что за услуга? – подозрительно поинтересовалась она.

 

– Я знаю, что при дворе кошек нет телефона. Можешь найти Тибальта и сказать ему, чтобы он позвонил мне в «Эй‑Эль‑Эйч Компьютинг»? Мне нужно с ним поговорить. Я продиктую их основной номер.

 

– Найти Тибальта? И как ты это себе представляешь?

 

– Не знаю. Взять банку рыбных консервов и походить по парку, зовя «кис‑кис»? – Я вздохнула. – Послушай, ты ведь понимаешь, что я не стала бы просить, если бы это не было важно. Сделай, а?

 

– Ладно, – произнесла она с сомнением. – Но если он мне за это кишки выпустит…

 

– Если он будет тебе угрожать, передай ему, чтобы срывал злость на мне.

 

– Так и сделаю.

 

– Вот и хорошо.

 

Мы поболтали еще немного, Марсия рассказывала последние сплетни, а я потягивала кофе и вставляла в нужных местах заинтересованные междометия. Когда поток ее слов начал иссякать, я попрощалась, повесила трубку, а затем набрала еще один номер, на этот раз в Тенистых Холмах. Сильвестра нужно было посвятить в последние события.

 

В ответ на мой звонок автоматически включился автоответчик. Я, нахмурившись, надиктовала короткое сообщение, повесила трубку и повернулась посмотреть, как там Квентин и Алекс.

 

Квентин покупал в торговом автомате пакетики чипсов, а Алекс перекладывал пончики с прилавка на тарелку. Ох уж этот рацион здоровой молодежи. Алекс, очевидно, фанатично тренируется, иначе никак не смог бы поддерживать фигуру, даже не намекающую на то, что он любитель сдобы и сахара.

 

Оторвав взгляд от Алекса, я осмотрела столовую. Кроме нас, здесь был только один человек – женщина, сидевшая, зарывшись носом в растрепанную стопку бумаг. Я набрала на поднос еды и двинулась к ней.

 

– Ничего, если я здесь сяду?

 

Гордан, не поднимая головы, пробурчала, что ничего. Я поставила поднос и села, ловя возможность рассмотреть ее внимательнее. Я никак не могла определить ее происхождение: меня сбивали с толку ее глаза, темно‑серые, с коричнево‑красными, как ржавое железо, крапинками. Я уже успела определить в ней подменыша – больше фейри, чем человек, но человеческой составляющей достаточно, чтобы быть смертной. Но вот какой расы?

 

Она подняла голову и бросила на меня хмурый взгляд.

 

– Коблинау.

 

Я опустила кружку с кофе.

 

– Что?

 

– Ты хотела спросить, я же вижу, как ты пялишься. Моя мать была коблинау, а отец нет. – Гордан сдвинула брови. – И да, он был наполовину человек. Теперь довольна?

 

– Ой. Извините. – Я почувствовала, как по шее поднимается румянец. Я и не представляла, что у меня настолько все написано на лице.

 

– Да уж, извиняйся. Ну что, удалось вам, трупососам, что‑нибудь вытянуть из мертвых?

 

– Уж побольше, чем тебе, металлическая потаскуха, – самым сердечным образом откликнулась я.

 

У всех рас фейри есть свои оскорбительные прозвища – куда удивительнее было бы, если бы их не было. Но что воистину удивительно – это насколько редко большинство из них используется. Впрочем, фейри предпочитают наносить оскорбления копьями и осадными орудиями. «Трупосос» – одно из самых необидных прозвищ. Менее вежливые варианты отсылают к природе ночных призраков и к тому, чем именно мы занимаемся по ночам. Такие выражения – повод для драки. Трупосос же – всего лишь простое ругательство.

 

Из всех рас фейри коблинау – лучшие кузнецы, способные заключить магию в саму суть металла, создавая заклинания, которые работают в течение многих лет. Они художники в мире, отбирающем для себя лучшее во всех видах искусств, и творят красоту ради удовольствия видеть ее. А еще они крошечные, кособокие уродцы в шрамах от железа, окрашивающего их кровь. Некоторые из них всю жизнь проводят во тьме, притворяясь, что им нет дела до того, что происходит наверху, а некоторые приходят на ярмарки фейри и выменивают свои шедевры на того рода услуги, какие могут оказать лишь более красивые сыновья и дочери волшебного народа. Они металлические потаскухи. Предполагается, что с обеих сторон это справедливый обмен. Как правило, так и бывает.

 

Хмурую гримасу на лице Гордан сменила ухмылка, превратившая его в маску из жизнерадостных морщинок. Интересно, чем ее мать заплатила за радость рождения ребенка со смешанной кровью.

 

– Ладно, так и быть, оставайся, – сказала она.

 

– Как мило с твоей стороны.

 

Подошел Квентин – на лице у него было написано заметное любопытство, и я кивком предложила сесть рядом. Он поставил поднос и опустился за стол, двигаясь с почти чрезмерной осторожностью.

 

– Вот и мне так кажется. – С приходом Квентина улыбка Гордан увяла, сделавшись жестче и неприятнее. – А кто этот красивый мальчик? Маменькиных сынков нам и в городе хватает, зачем ты своего притащила?

 

Я невозмутимо взглянула на нее, не ведясь на наживку.

 

– Квентин, познакомься с Гордан. Гордан, это Квентин, мой помощник. Он воспитанник в Тенистых Холмах.

 

– О‑о, стало быть, высокородный красивый мальчик. – Она презрительно скривила губы. – И сколько тебе заплатили за то, чтобы ты с ним нянчилась? За такого точно продешевила.

 

Квентин ощетинился, и я положила руку ему на плечо.

 

– Мне за это не платят. Он здесь потому, что герцог Торквиль считает, что Квентин сможет кое‑чему научиться, поработав со мной. – Я кивком указала Квентину на его поднос, и он, все еще с сердитым видом, принялся ковыряться в своем обеде.

 

– Ха, – сказала Гордан. – Похоже, тебе это не удалось.

 

– Может, нет, а может, да. – Я пожала плечами. – А над чем ты сейчас работаешь?

 

Кинув на Квентина еще один недовольный взгляд, она взяла свой блокнот и показала путаницу записей, перемежающихся миниатюрными эскизами машинных частей. Это выглядело как иллюстрации к «Алисе в Стране Чудес», выполненные Пикассо.

 

– Переконструирую один из маршрутизаторов.

 

– Ага…

 

Она вздохнула, правильно истолковав мою невнятную реплику как признание в невежестве.

 

– Смотри. Маршрутизаторы перемещают информацию, то есть данные. Я считаю, что могу изменить кое‑что в оборудовании, чтобы данные перемещались в два раза быстрее.

 

– Ясно. – Я кивнула. – Теперь понятно.

 

– Вот и хорошо. – Она вдруг совершенно другим тоном спросила: – Ну а вы, двое болванов, хотя бы представляете, что делаете?

 

– Что вы хотите сказать? – спросил Квентин.

 

Гордан откинулась на стуле, холодно глядя на нас обоих.

 

– Либо вас, как вы говорите, послал дядя Джен, либо вы лжете и работаете на Риордан. Мне все равно. Что я хочу знать – это собираетесь ли вы прекратить эти смерти. Вы знаете, что делаете, или просто водите нас за нос, чтобы сбежать в удобный момент?

 

Допрос во время еды – только об этом я всю жизнь и мечтала.

 

– Мы здесь по приказу герцога Сильвестра Торквиля, и да, мы останемся здесь до конца.

 

– Храбро. Глупо, но храбро. А через сколько твой малыш сбежит обратно в ясли? Мы вряд ли соответствуем его высоким стандартам.

 

– У меня, по крайней мере, есть стандарты, – огрызнулся Квентин.

 

– Квентин, помолчи. Вот ты, Гордан, никуда не сбегаешь. А почему мы должны?

 

Она снова улыбнулась, на этот раз с горечью.

 

– А куда мне бежать? Это мой дом.

 

Смысл в ее словах был. Однако это не объясняло, с чего она так окрысилась на Квентина.

 

– Ты права, – сказала я. – Ну, раз уж ты местная, может, поделишься идеями на тему, кто мог бы это сделать?

 

– Что? – Она рассмеялась. – Ни малейшего понятия. Я бы заподозрила Юи, если бы ее не пришили второй по счету, – у этой лисички всегда был порочный склад ума. Но нет. Все сбежали, а из тех тупиц, что остались, ни у кого нет достаточно мозгов для убийства.

 

– Ни у одного?

 

– Нет. – Гордан с отвращением отложила блокнот. – Дай угадаю. Ты ждешь, чтобы я минуту подумала, а потом выдала: «Хм‑м… Алекс обычно вполне уравновешенный, но у него целая коллекция ледорубов и молотков». Не так ли? Надеешься, что успеешь разобраться с делом до начала рекламы?

 

– Да нет. Просто хотела узнать твое мнение.

 

– Мое мнение? Прекрасно. Если ты ищешь убийцу внутри компании, то зря теряешь время. Мы семья.

 

– К тем, кто от вас сбежал, это тоже относится?

 

– Может, они и сбежали, но это значит только то, что у них есть, ради чего жить. Это не значит, что они нас предали. Если хочешь найти убийцу, ищи вне компании. Или не напрягайся и умри здесь вместе с остальными. – Гордан взяла вилку и воткнула ее в кусочек мускусной дыни. – Отошли ребенка домой, если решишь так поступить. Смерть испортит ему прическу.

 

Квентин кинул на нее злобный взгляд, но продолжал сосредоточенно жевать чипсы. Хороший мальчик. Я отпила кофе и сообщила:

 

– Ты несколько пессимистична.

 

– Да неужели? Ну, извините. Если у тебя все друзья либо умрут, либо сбегут, посмотрим, какая ты будешь веселая. – Она сузила глаза. – Ты приезжаешь в нашу глушь со своим маленьким чистокровным оруженосцем и заявляешь, что хочешь «помочь». Ну‑ну. Это ненадолго. В итоге ты струсишь и сбежишь, как остальные.

 

– Может, сбегу, а может, нет. – Я пожала плечами. – И он мне не оруженосец, просто друг.

 

– Странный у тебя выбор друзей. – Гордан встала, сунув блокнот под мышку. – Надеюсь, в расследовании убийств ты разбираешься лучше, чем в людях. – Она развернулась и размашисто зашагала прочь, не удосужившись попрощаться.

 

– Это несправедливо, – сказал Квентин. – Она же нас оскорбила, и она же гордо удаляется?

 

– Драматический уход – последнее средство инфантильных личностей. Давай, допивай газировку и помогай мне придумать обидные клички, чтобы обозвать ее в следующий раз.

 

– Договорились. – На его аппетите не сказалась даже злость: он принялся с поразительной скоростью доедать чипсы и таскать кусочки из фруктового коктейля с оставленного Гордан подноса. Вот и молодец.

 

– Я же тебе говорила, что ты голоден.

 

Квентин в ответ весело фыркнул, а я, вместо того чтобы доедать свой обед, неторопливо потягивала кофе, подперев рукой подбородок. Гордан невзлюбила Квентина с первого взгляда. Даже если она пристрастна – а некоторые подменыши действительно ненавидят чистокровок – то это не объясняет, как она тогда работает на Джен.

 

К столу подошел Алекс, отодвинул опустошенный Квентином поднос Гордан и поставил на его место свой.

 

– Ого! – воскликнул он, заметив выражения наших лиц. – Кофе настолько плох?

 

– Мы только что имели милую беседу с Гордан, – сказала я.

 

– А, с Гордан, – Алекс вздохнул и отвел ладонью челку со лба. Она сразу же упала обратно ему на глаза. – Простите. Она всегда несколько…

 

– Злобная? – подсказал Квентин.

 

– Я хотел сказать «колкая», но если хочешь, то можно и «злобная». Это не ее вина.

 

– А чья? – спросила я. – Зубной Феи?

 

Алекс покачал головой.

 

– Нет, я имею в виду… Вина не ее самой. Барбара была ее лучшей подругой… Я удивлен, что Гордан так хорошо держится. Вот и все.

 

– Ох…

 

Бывает, что узнаешь какую‑нибудь информацию и почувствуешь себя последней скотиной. На Квентина сообщение Алекса, похоже, настолько сильного впечатления не произвело. Он хмуро спросил:

 

– С какой стати это дает ей право обращаться со мной, как с каким‑то подонком?

 

– Она слегка резковата, – сказала я. – Если бы она не работала на Джен, то я решила бы, что она расистка.

 

– В ней это действительно немного есть, – откликнулся Алекс. – Ребенку коблинау нелегко приходится. Ей изрядно доставалось, пока она не подружилась с Барбарой, и на некоторых, я думаю, Гордан затаила обиду. Она успела проработать здесь больше года, прежде чем перестала цепляться к сотрудникам‑чистокровкам.

 

– Тогда почему?..

 

– Потому что она отличный работник, да и других коблинау, желающих наняться на работу, не было. Джен был нужен человек, способный работать с железом, по крайней мере, пока мы не запустим все системы на полную мощность. Когда подошел срок окончания первого контракта, Гордан уже успела увлечься и осталась. – Он пожал плечами. – Это она убедила Дженни взять Барбару на работу. Это я к тому, что Гордан здесь осела по‑настоящему.

 

– Что ж, если она тебя послушает, скажи ей, что мы просто делаем свою работу.

 

– Что мы хотим помочь, – добавил Квентин – раненая гордость пересилила его неприязнь к Алексу. Впрочем, наверняка временно.

 

Алекс вздохнул.

 

– Я понимаю, что вы явились без предупреждения, но помогу, чем смогу.

 

– Ты и так уже сильно помог, – сказала я.

 

– Ничего особенного, – ответил он. – Мы тут топтались без толку, как стадо баранов, так что даже приятно, когда знаешь, чем заняться. И мне, честное слово, очень‑очень жаль, что я изначально не мог сказать всего.

 

– Ясно.

 

– В общем, если вам понадобится помощь, сразу обращайтесь ко мне. – Алекс улыбнулся, и я заулыбалась в ответ – пока Квентин «нечаянно» не пнул меня по лодыжке. Я послала ему предупреждающий взгляд, но он лишь ангельски улыбнулся.

 

– …и, к тому же, – продолжил Алекс, – если я в это время буду чем‑то занят, я всегда могу оставить свою работу на Терри.

 

Квентин встрепенулся.

 

– А во сколько Терри обычно приходит?

 

– Хороший вопрос, – сказала я и повторила то же самое, но медленнее: – Во сколько она обычно приходит?

 

– Что? – Алекс недоуменно моргнул.

 

– Твоя сестра, – сказала я. С этим озадаченным выражением на лице он заметно утрачивал свою привлекательность. – Во сколько она заступает на смену?

 

– А. Э… – Он посмотрел на наручные часы, потом за окно. Это был машинальный жест человека, привыкшего не доверять времени. – Она обычно появляется в начале девятого.

 

– А она заглядывает к тебе или еще как? – спросил Квентин.

 

– Да нет. К тому времени, как она приходит, я уже ухожу.

 

– Трудно, наверное, не иметь возможности видеться с сестрой, – сказала я.

 

– Что? – нервно повторил он – ему не нравились расспросы о Терри. Оставалось надеяться, что за этим ничего такого не кроется. – А, ну да. В смысле, нет. В смысле… мы не особо близки.

 

– Окей, – я сменила тему, продолжая наблюдать за его лицом: – Что ты можешь рассказать о работающих здесь людях?

 

Квентин, судя по всему, собрался возражать против ухода от темы, и теперь уже я с огромным удовольствием «нечаянно» пнула его в лодыжку.

 

– Ай!

 

– Что такое, Квентин? – поинтересовалась я ласково.

 

– Ничего. – Он бросил на меня сердитый взгляд, но мы оба знали, что перед Алексом он не станет задавать мне вопросы. Знание слабостей друзей имеет не меньшее значение, чем знание слабостей врагов.

 

– Доедай. – Я толкнула свой поднос в сторону Квентина, а затем повернулась к Алексу. – Извини, что ты сказал?

 

Алекс смотрел на меня испуганно.

 

– Ты думаешь, что это один из нас. Почему?

 

– Юи.

 

– Что? – сказал Алекс. Квентин поднял голову от моего обеда.

 

Я не винила их за то, что они не догадались: пятнадцать лет назад я и сама бы это упустила, но время дало мне возможность глядеть на фейри со стороны. Иногда это помогает.

 

– Юи – четыреххвостая кицунэ. Это значит, что она была сильной, быстрой и владела мощной магией, так?

 

Алекс кивнул, и я продолжила:

 

– Кто бы ни убил ее, он застал ее врасплох – мы знаем, что она не боролась за свою жизнь. А также знаем, что ей хватило бы силы защитить себя от большинства существ. Скажем, от меня она точно запросто защитилась бы. А это означает одно из двух: либо ее убийцей было нечто настолько опасное, что оно смогло убить четыреххвостую кицунэ, либо…

 

– Либо это был кто‑то, кого она знала, – в ужасе проговорил Алекс. – Я об этом даже не подумал.

 

– Как и большинство людей.

 

Большинство людей не проводят столько времени, возясь с чужими смертями, сколько провожу его я. Им везет.

 

– Если это был монстр, то он оставил бы тела? – спросил Квентин.

 

– Это зависит от того, что он ест. Но скорее всего не оставил бы. Возможно, он убивал из самозащиты, но убийство ради еды более вероятно, а я никогда не слышала, чтобы существо, способное убить кицунэ, не сожрало бы ее. В графстве были случаи необъяснимых исчезновений, о которых вы не сообщали короне?

 

– Что? Нет. Мы сообщаем двору королевы обо всех смертях.

 

– Не считая последних.

 

– Да. Нет. Я… Джен пыталась сообщить о них!

 

– Своему дяде, а не королеве, но мне плевать, я не стану тебя за это упрекать. Просто поверю на слово, что, если ты вспомнишь о еще каких‑нибудь смертях, о которых я не знаю, ты мне расскажешь. Вы находили необычные следы людей или животных? Это может быть оборотень.

 

– Если что‑то и было, я ни о чем таком не слышал. – Он сгорбился над столом и закрыл лицо руками. – Не могу поверить, что это один из нас. Просто не могу.

 

– Мне жаль, – сказала я искренне: всегда больно, когда предает кто‑то из твоей же семьи.

 

– А вдруг вы ошибаетесь, – сказал Алекс сквозь ладони.

 

– Вполне возможно, – согласилась я. – А компания давно здесь обосновалась?

 

Алекс поднял голову. Он не плакал, но до этого оставалось недалеко.

 

– Семь лет.

 

– А до этого где располагалась?

 

– На окраине, неподалеку от границы с Магическим Кристаллом. Восемь лет назад мы нашли землю, которую можно связать с Летними Землями, а заодно хотели убраться подальше от герцогини Риордан, вот и начали строительство.

 

– Но смогли открыть только кармашек?

 

– Лей‑линии шли слишком неглубоко, чтобы позволить что‑то другое.

 

– А что, если вы пробудили нечто, и через некоторое время до него дошло, что обед прямо у него над головой? Если это так, то, пока мы выясним, что это и как его остановить, умрет еще много людей. – Я не пыталась смягчить удар. Когда убивают людей, времени на жалость нет.

 

– Если это был один из нас, – медленно произнес Алекс, – то худшее, с чем тебе предстоит встретиться… это один из нас.

 

– Или так, или же оборотень притворяется одним из сотрудников. – Я глотнула кофе. – Мне не нравится ни тот, ни другой вариант, но оба они возможны.

 

Квентин, притихнув, молча ел мой бутерброд и наблюдал за Алексом.

 

– Я понимаю, – сказал тот.

 

– Итак. Что нам нужно знать?

 

Алекс какое‑то время молчал, затем, сделав глубокий вдох, произнес:

 

– Эй‑Эль‑Эйч было идеей Джен – она предоставила оборотный капитал и наняла первый состав команды. Частью графства мы являемся чисто формально: у нас всех есть постоянная работа, за которую нам платят, а наш последний официальный придворный прием был в мае, во время корпоративного выезда на барбекю.

 

– Когда она основала Эй‑Эль‑Эйч, она уже была графиней?

 

– Да. С титулом, но без земель, пока мы не отделились от Магического Кристалла.

 

– А ты здесь сколько работаешь?

 

– Примерно двенадцать лет. Мы с Терри приехали из Цинциннати, когда Джен провела первую межгосударственную ярмарку вакансий, и я… и мы…с тех пор здесь и остаемся.

 

Я задумалась. Судя по тому, как это было сказано, у меня сложилось впечатление, что Терри, если и жила здесь, то не все это время. Твердо решив добраться до ее личного дела, я спросила:

 

– А Джен – хороший начальник?

 

– Один из лучших. – Алекс наклонился вперед, неожиданно посерьезнев. – Она мыслит не так, как большинство. Но при этом хорошо выполняет свою работу. Просто дай ей шанс показать себя.

 

Когда вокруг умирают люди, я не особо склонна к раздаче шансов. Но, с другой стороны… Однажды я произнесла речь на похожую тему перед двором королевы, когда Королевская Комиссия пересматривала дело местного герцога. Я сказала, что его должны оправдать за недостаточностью улик и что они не могут судить, не зная его. Сильвестр поступал не так, как ожидали от него другие, но поступал он хорошо. Если Алекс свидетельствует то же самое о Джен, то шанс я ей дать обязана. Возможно, Алекс прав, а у Джен с Сильвестром больше общего, чем только цвет глаз.

 

Оставалось надеяться, что она нас не разочарует.

 

– Значит, Джен пригласила тебя сюда, – сказала я. – Что‑нибудь еще, что мне нужно знать?

 

– Не знаю, что для тебя относится к тому, что тебе «нужно знать». Джен выполняет свою работу. Обычно для мелких проблем у нее есть Эллиот, но он в последнее время расклеился. Тяжело переносит смерти.

 

– Их мало кто легко переносит.

 

– Вы двое, например.

 

Квентин бросил на него недоверчивый взгляд, а я покачала головой и сказала, надеясь, что в голосе не слышно горечи:

 

– У меня в этом было много практики. По твоему личному мнению, о чем еще мне стоит знать?

 

– Хм… – Он задумчиво склонил голову набок. – Ты уже разговаривала с Гордан, Эллиотом и Джен – Питер заперся у себя в кабинете и доделывает срочную работу, а Терри работает в ночную смену.

 

– И еще есть Эйприл.

 

Алекс едва заметно улыбнулся, согласившись:

 

– И еще есть Эйприл. Как я понимаю, вы встречались?

 

– Светловолосая девочка в очках, разговаривает как дельфийский оракул среднего школьного возраста? Да, мы встречались.

 

– От нее мурашки по коже, – вставил Квентин.

 

– От дриад всегда так, – отмахнулась я от него и тут до меня дошло. – Так вот как она исчезла.

 

Дриады – из тех немногих рас, которые умеют телепортироваться сами по себе, без дополнительных приспособлений. Нормальным дриадам для этого необходимо находиться рядом со своим деревом, но, если Эйприл встроена в корпоративную сеть, ей, наверное, достаточно быть рядом с ближайшей розеткой.

 

– Вот именно, – подтвердил Алекс.

 

Квентин посмотрел на меня круглыми глазами.

 

– Она дриада?

 

– Это долгая история. Алекс…

 

Договорить я не успела: рядом со столиком, воздух задрожал от статического электричества, и рядом со столиком возникла Эйприл. Я подпрыгнула, а Квентин вскрикнул.

 

Эйприл посмотрела на него.

 

– С вами все в порядке? – спросила она с отрепетированно заботливой интонацией.

 

– Все нормально, – пробормотал Квентин.

 

– Ты… нас удивила, – добавила я.

 

– Мама вас ищет, – сказала она, перестав изображать фальшивую заботу. – Она хочет поговорить с вами и попросила меня вас найти.

 

Она сказала это так, как будто удалиться из поля зрения Джен было преступлением.

 

– Ну, тогда давайте пойдем к ней, да? – усмехнувшись, сказал Алекс. Она посмотрела на него безучастно, и это было первое искреннее выражение, какое я у нее видела. – Она в офисе?

 

Эйприл секунду подумала, затем кивнула.

 

– В настоящий момент да.

 

– Передай ей, что мы уже идем, окей?

 

– Вы направитесь прямо туда? – вопрос подразумевал, что по пути мы непременно на что‑нибудь отвлечемся, а виноватой оставим ее.

 

– Да.

 

– Великолепно.

 

Она исчезла. Воздух, оставляя после себя запах озона, с мягким хлопком заполнил то место, где она была.

 

– Ну что, нас вызывают. Идем, Квентин. – Я встала, на ходу допивая кофе. Квентин, недовольно ворча, тоже поднялся, прихватив недоеденный бутерброд. Я посмотрела на Алекса. – Идем, проводник. Веди нас.

 

– Всегда пожалуйста. – Алекс ухмыльнулся и вышел вместе с нами из столовой.

 

Пространство в холме по‑прежнему было свернуто так, что походило на лабиринт, но Алекс без запинки куда‑то поворачивал, проходил по коридорам, которых, я могла поклясться, здесь раньше не было. Ничего особо удивительного, если учесть, что он проработал здесь достаточно долго, чтобы привыкнуть к тому, что первый этаж находится на крыше, а дойти до него можно, только спустившись на три пролета вниз по лестнице. Лично мне, чтобы разобраться, как парковаться в Сан‑Франциско, понадобилось меньше времени, хотя это еще хуже.

 

Дверь офиса была подперта кирпичом, чтобы не закрывалась. Джен сидела на рабочем столе, поставив ноутбук на колени. Пол устилали бумаги, падавшие со стола каждый раз, когда она на нем ерзала.

 

Я постучала костяшками пальцев о косяк.

 

– Здравствуйте.

 

Джен вскинула голову.

 

– Что… А, это вы. – Она облегченно улыбнулась. – Тоби, Квентин, привет. Алекс, привет.

 

– Привет, – ответил Алекс. В офис он не вошел.

 

– Эйприл сказала, что вы хотите нас видеть? – Я шагнула внутрь, следом за мной Квентин, запихнув в рот последний кусок бутерброда и торопливо проглотив, принял свой обычный вид «я в присутствии высокопоставленных лиц». Ну просто живая иллюстрация подростковой практичности: никогда еще не видела, чтобы кто‑то ухитрился заглотить столько ветчины и сыра, не жуя.

 

– Да. – Джен соскользнула со стола и отложила ноутбук. – Алекс, ты нас не оставишь?

 

– Без проблем. Я этого и ожидал. Тоби, если я тебе понадоблюсь, попроси Джен показать мой офис. – Он помахал и ушел, закрыв за собой дверь.

 

Я посмотрела ему вслед, потом повернулась к Джен и, пристально оглядев ее, сказала:

 

– Если не обращать внимания на волосы, Эйприл похожа на вас.

 

– Похожа, правда? – Джен улыбнулась. – Она сначала была трансформером – меняла лицо каждый раз, как появлялась, – но потом начала считать меня своей матерью и стала выглядеть, как я. Хорошо еще, что сделалась блондинкой, а то нас бы вовсю путали.

 

– Алекс рассказал мне, что вы сделали. Но как вы сумели…

 

– Она сбежала из рощи с живой ветвью в руке. И я подумала, что дриады живут в деревьях, но кто сказал, что это непременно должны быть материальные деревья? Ведь дриады сами по себе – материальное воплощение духа дерева, так зачем им древесина? – Джен пожала одним плечом. – Я вскрыла системный блок сервера и встроила кусочки ветви, которую она несла, в электрические схемы прежде, чем успели высохнуть соки. Когда она начала исчезать, я закрыла блок и снова подключила питание – и когда сервер снова включился, она включилась тоже. Моментальная кибер‑дриада.

 

– Впечатляет, – сказала я. Когда она рассказывала о спасении Эйприл, в ее глазах и в голосе появилась какая‑то новая четкость, как будто я разговаривала с совершенно другим человеком. Я начала понимать, как чувствуют себя люди, впервые в жизни общаясь с Сильвестром. Так легко принять внешнюю чудаковатость за глупость. Кое‑кому такой вывод по отношению к Сильвестру стоил жизни, и я не собиралась повторять ту же ошибку по отношению к его племяннице.

 

Квентин тоже смотрел на нее, сосредоточенно хмурясь. Быстро ребенок соображает.

 

– Зачем вы нас сюда позвали? – спросил он.

 

Энтузиазм Джен померк.

 

– Мне нужно с вами поговорить, – произнесла она.

 

– Мы здесь, – сказала я. – Говорите.

 

– Я достала вам те материалы, что вы просили… и хотела узнать, что вы выяснили в подвале.

 

– Ничего, – покачала я головой. – Мы с Квентином пытались оба, но ничего не получили. Может, моя мать и смогла бы поработать с их кровью, но нам не удалось. Мы для этого недостаточно сильны.

 

– А еще что‑нибудь вы можете попробовать? – спросила она.

 

– Без доступа в полицейскую лабораторию – ничего. В судмедэкспертизе я не сильна и без нужного оборудования не смогу сделать практически ничего.

 

– Мы не можем привлекать полицию.

 

– Я знаю.

 

Фейри, волшебный народ, неплохо устроился в современном мире: в нас больше никто не верит, и поэтому мы свободны жить своей жизнью. Так было не всегда, бывали и плохие времена – до того, как о нас забыли – века, полные огня и железа. Даже истинные безумцы в Неблагом Дворе не хотят, чтобы это повторилось… но если дать смертным три трупа фейри, ничего иного уже не останется. Такое серьезное доказательство нашего существования вернет прежние времена, и я скорее выступлю против самого Оберона, чем позволю подобному случиться.

 

Джен вздохнула.

 

– Я опять пыталась дозвониться дяде.

 

– И?

 

– И ничего. Никто не взял трубку. Я оставила очередное сообщение.

 

– Я тоже оставила ему сообщение, и еще одно – королю кошек Сан‑Франциско. Я надеюсь, что он поможет мне разобраться, что такое могло победить Барбару.

 

Джен кивнула.

 

– Будете держать меня в курсе?

 

– Конечно.

 

– Отлично. Вам нужно что‑нибудь еще?

 

– Вообще‑то, да, – сказала я. – Список людей, имевших доступ в столовую, когда была обнаружена Барбара. Если среди камер наблюдения есть такие, которые перед убийствами не ломались таинственным образом, я хочу просмотреть, что на них записано. А также прошу, чтобы места обнаружения тел были огорожены, пока мы с Квентином по ним не пройдемся – включая и лужайку снаружи холма.

 

– Все сделаем. У вас есть предположения, что может за этим стоять?

 

– Думаю, что это не «что», а… – Я осеклась: потолочные лампы мигнули и погасли. Стоявшие вдоль дальней стены компьютеры выключились, и что‑то непрерывно, пронзительно запищало.

 

– Это ненормально, – произнесла Джен. Теперь в ней стала заметна тщательно подавляемая паника.

 

– У вас не бывает отключений электричества? – Тусклый свет из единственного окна позволял разглядеть очертания столов. Я подошла к окну, отдернула занавеску и выглянула наружу. – Квентин, проверь дверь.

 

Следует отдать ему должное: он с достойной восхищения быстротой занял блокирующую позицию рядом с дверью. Квентин не выпустит Джен наружу, пока я ему не разрешу.

 

Джен, похоже, ничего не заметила.

 

– Нет, не бывает. Электричество никогда не отключается.

 

– А у меня электрическая компания постоянно это делает.

 

На лужайке никого не было – лишь все те же кошки.

 

– У нас стоят генераторы, включающиеся раньше, чем свет даже просто мигнет. Мы не можем позволить себе отключения энергии. – Она направилась к двери. – Некоторые наши системы должны быть включены круглосуточно. Эйприл…

 

– Джен, постойте. – Она замерла. – Дайте мне секунду. Где расположены генераторы и у кого туда есть доступ?

 

– В комнате рядом с серверной, а доступ есть у всех. Даже не знаю, запирается ли дверь на замок. Что происходит?

 

– Не знаю. – Я тоже пошла к двери. – Нам нужно проверить генераторы.

 

– Идите за мной. – Джен взялась за дверную ручку. Я кивнула Квентину, и он отступил в сторону, позволяя выйти.

 

В темноте коридоры были еще страннее, их заполнили тени не совсем той же формы, что отбрасывающие их предметы. Джен не задумываясь шагала сквозь них. Квентин шел сразу позади ее, а я замыкала. Может быть, никто и не собирался нападать на нас, но я не слишком полагалась на это – учитывая, насколько Джен уверена, что электроэнергия не может отключиться. Она ведь знает свою компанию.

 

Джен сделала шаг в генераторную и закричала.

 

Глава 11

 

Лишь мельком успев увидеть, что было в комнате, я рывком выдернула Джен обратно в коридор и захлопнула дверь.

 

– Питер, – произнесла Джен. – Это Питер.

 

– Я думала, вы не обладаете ночным зрением. Почему вы так уверены?

 

– В этой компании больше ни у кого нет крыльев.

 

– Черт. – Я оглянулась на дверь. – Мне нужно туда войти.

 

– Вы уверены, что это мудрое решение? – Джен нахмурилась.

 

– Без подстраховки? – спросил Квентин.

 

– Мне необходимо осмотреть тело, а это значит, что генераторы нужно включить. Как это делается?

 

Смерть меня не угнетает, но вот факт убийства нервирует, и сейчас отсутствие при себе оружия показалось мне потенциально фатальной ошибкой. Если вернемся в отель живыми, я сюда больше без своего ножа и бейсбольной биты не сунусь. И еще, желательно, танка, если сумею быстро его достать.

 

– Вы правы. – Джен вздохнула. – Оранжевый рубильник на втором коробе от двери. Если в генераторах остался бензин, то, чтобы их принудительно запустить, нужно перекинуть рубильник, подождать тридцать секунд и вернуть обратно.

 

– Окей. – Я посмотрела на Квентина. – Оставайся здесь. Увидишь что‑либо необычное или кто‑то странно себя поведет – хватай Джен и беги, а я догоню. Понял?

 

– Да, – ответил тот. Если он и не одобрил мой приказ, то ничем этого не показал.

 

Джен, похоже, собралась возражать, но замолкла под моим сердитым взглядом. Неужто начали проявляться первые признаки здравомыслия?

 

– Хорошо, – сказала я, открыла дверь и вошла в генераторную.

 

В помещении было темно – свет поступал только из маленького окошка с толстым стеклом – и, вроде бы, пустынно. Это не означало, что здесь, кроме меня, ничего нет – просто это нечто могло прятаться в тенях и умело вести себя тихо. Иногда мне хочется, чтобы у меня было менее оптимистичное мышление.

 

Я помедлила, оглядывая тени, пока глаза привыкали к темноте. Уголком глаза я уловила, как что‑то мелькнуло, и резко развернулась в ту сторону. Но это был лишь поздний косой луч солнца, отразившийся от грани стальной балки. Я остановилась и судорожно вдохнула.

 

Найти второй от двери генератор оказалось нетрудно: я крошечными шажками продвигалась вдоль стены, пока не уперлась бедром во что‑то острое, потом продвинулась дальше, пока на наткнулась на что‑то еще. От стены мне отходить не хотелось: в центре пола неясным пятном был виден Питер, и я могла нечаянно на него наступить.

 

Я нервничала сильнее, чем сама думала. Нащупав панель с рубильниками, я попыталась сообразить, который из них переключать. Чем дольше я стояла, тем сильнее дрожала, а Джен с Квентином там в коридоре одни и без оружия. Времени терять было нельзя. Я решилась щелкнуть самым большим рубильником, подождать тридцать секунд и вернуть его в исходное положение. В ушах стальным барабаном стучал пульс, но наконец его заглушил звук заработавшего генератора. Двигатель пару раз кашлянул, провернулся, и лампы снова загорелись. Мне моментально захотелось, чтобы было по‑прежнему темно.

 

Питер лежал на спине. В нем с трудом можно было узнать того человека, каким мы его встретили по приезде: смерть сняла с него человеческую маскировку. Четырех футов ростом, с тонкими усиками насекомого и перьеобразными, пепельного цвета волосами, он лежал на одеяле из собственных серо‑зеленых крыльев. Питер был из корнуэльских пикси – практически единственного племени пикси достаточно большого роста, чтобы на равных общаться с остальными фейри.

 

Что ж, больше ему ни с кем на равных не общаться, не спорить, считается ли клингонский языком, и не смущать посетителей‑подменышей маскировкой, когда все остальные свою сняли. Уже начинает казаться, что это у «Эй‑Эль‑Эйч» пенсионный план такой – «вас найдут мертвым в подсобном помещении». Проколы на запястьях и горле рассеивали иллюзию, что Питер просто спит. Он не проснется уже никогда.

 

Встав на колени, я дотронулась до его горла и вздрогнула от того, что кожа оказалась теплой. На пальцах осталась кровь и тонкий слой пыльцы пикси. Это давало мне время смерти: умирая, пикси перестают выделять пыльцу, и мерцающий след, который они оставляют за собой в воздухе, быстро рассеивается. Он еще был жив, когда выключились лампы, иначе пыльца пикси уже улетучилась бы.

 

Свет удалось так легко включить обратно, что это не могло быть попыткой саботажа, но в том, что тот, кто убил Питера, заодно вырубил и свет, не было никакого смысла. Если бы не пришлось перезапускать генератор, то тело не нашли бы в течение многих часов, а то и дней, и убийца мог бы не спеша замести следы и скрыться… если только не рассчитывал специально, что отключение генераторов приведет нас к телу – то есть намеренно выводил меня или Джен сюда. Это могло быть ловушкой или извращенной демонстрацией. В любом случае, кто‑то хотел, чтобы мы обнаружили труп.

 

Что нисколько не упрощало ситуацию.

 

Я поднесла пальцы к губам и попробовала кровь на вкус. Пыльца пикси перебивала обычный медный привкус дымкой пепла и жженого сахара, приторной, но не более неприятной, чем обычно. Я ни на что особо не рассчитывала и потому не разочаровалась. В крови не было ничего – ни жизни, ни памяти, ничего. Пусто.

 

В помещении была одна дверь и маленькое окошко с толстыми стеклами, и, логически рассуждая, с момента, как я вошла, выйти отсюда незамеченным не мог никто. Но, увы, мы находились внутри холма фейри, где логические рассуждения применимы не всегда. Я поднялась, вышла, пятясь спиной вперед, из комнаты и закрыла за собой дверь. Питер может немного подождать – мертвые терпеливы.

 

– Квентин?

 

– Здесь, – откликнулся тот.

 

Хорошо. Значит, я не бросила на убой. Захлопнув дверь, я повернулась.

 

– Он мертв.

 

Квентин кивнул.

 

– И что теперь?

 

– Теперь мы приступим к работе. – Я повернулась к Джейн. – В эту комнату есть другой вход?

 

– Нет, – покачала та головой. – Только одна эта дверь.

 

– Эйприл могла попасть внутрь, не воспользовавшись ей?

 

– Пока электричество было отключено – нет, – твердо ответила Джен.

 

– Действительно. Квентин, установи охранные заклятия. – Он недоуменно моргнул, глядя на меня, и я тонко улыбнулась. – Считай это практикой.

 

Для него практика, для меня возможность избежать головной боли. Квентин – чистокровный донья ши, и его заклятия будут сильнее моих, а обойдутся ему легче.

 

Квентин с неожиданным энтузиазмом кивнул, подошел к закрытой двери и поднял руки. Запахло сталью и свежераспустившимся вереском, контур двери мигнул красным, затем белым. Квентин опустил руки и повернулся ко мне, кажется, ища одобрения. Я подняла вверх большие пальцы, и он расцвел от удовольствия. Ну, хотя бы один из нас счастлив.

 

Я снова заговорила с Джен:

 

– Нужно перенести тело, но одним нам не справиться. Давайте найдем Эллиота.

 

– Хорошо, – согласно кивнула она.

 

Не успели мы пройти и десяти ярдов, как услышали, что кто‑то бежит по коридору, пересекающемуся с тем, по которому двигались мы… Рывком заставив Джен остановиться, я дала знак Квентину прижать ее к стене и двинулась дальше одна. Возможно, это просто кто‑нибудь из местных – но может оказаться и нечто похуже, а никто из нас не вооружен. Лучшим решением будет постараться выяснить, кто это, и при этом не дать нас убить.

 

Я почти дошла до угла, когда на открытое пространство выбежала Гордан и, заметив нас, резко остановилась. Она явно бросила в спешке то, чем занималась: на рубашке и руках были пятна смазки.

 

– А вы что тут делаете? И что ты делаешь с Джен?

 

– Принимаю меры, чтобы она не попала в подвал, – парировала я.

 

– Гордан, все в порядке, – сказала Джен. – Я не хотела бродить здесь одна.

 

Гордан была выпачкана с ног до головы, но кисти рук у нее были чистыми.

 

– Что произошло? – требовательно поинтересовалась она. Она сердито смотрела на меня и совсем с яростью – на Квентина. Бедный ребенок.

 

– Питер умер, – ответила Джен. Сердитая гримаса исчезла с лица Гордан, глаза ее расширились, делая лицо неожиданно молодым.

 

Мне не хотелось говорить, но пришлось.

 

– Он мертв, – подтвердила я, вставая у стены рядом с Джен и Квентином. – Мы нашли его в генераторной комнате сразу после того, как выключилось электричество. Убийца хотел, чтобы его обнаружили.

 

– И что вы собираетесь делать? – с металлическим скрежетом в голосе произнесла Гордан. – Уже двое из нас с тех пор, как вы приехали! Да никого почти не осталось уже! Почему вы не предотвратили еще одно убийство?

 

Я вытянула руку и ухватила Квентина, уже подавшегося вперед.

 

– Стоять.

 

– Но, Тоби…

 

– Я знаю. Успокойся. Я сама разберусь. – Он бросил на меня мрачный вгляд, и я повернулась к Гордан. – Мы ничего не сможем сделать, пока не поймем, что происходит. Если не собираешься помогать, советую тебе уйти.

 

Гордан, дрожа от злости, сверлила нас взглядом, а я отвечала ей тем же, сохраняя внешнее спокойствие, но клокоча внутри.

 

Наконец Гордан покачала головой.

 

– Ты права. Но ведь это наши друзья…

 

– И мы сделаем все, что в наших силах. Но нам нужно знать, что у нас будет любая помощь, какая понадобится.

 

– Она у вас будет. – Джен выступила вперед и, с удивительной мягкостью взяв Гордан за руку, повела ее по коридору.

 

– Идем, Квентин, – сказала я и последовала за ними. Квентин шел на полшага позади. Так мы и шли через холм: Джен во главе, опирающаяся на ее руку Гордан, сразу следом – я, а Квентин за мной. Трое из нас шарахались от каждой тени, и только Гордан слепо шла вперед. Две смерти за день оказались для нее немного чересчур.

 

Когда мы вошли в столовую, у торгового автомата стояла Терри, зевающая и со взъерошенными волосами, явно недавно проснувшаяся. Квентин сразу оживился и замахал ей, словно мы вовсе и не обнаружили тело на полу генераторной. Я подавила приступ острого раздражения, направленный больше на нее, чем на него. Как она смеет отдыхать, когда люди умирают?

 

Джен выпустила руку Гордан и крикнула Терри:

 

– Питер мертв. Останьтесь здесь, пока я не перезагружу Эйприл и не вызову Эллиота.

 

Она развернулась и ушла – так быстро, что я не успела ее остановить. Я прикинула, не побежать ли за ней, но толку из этого все равно не вышло бы.

 

– У вас всех тут привычка безрассудно соваться навстречу опасности. Наверное, что‑то в воде.

 

Терри смотрела вслед Джен.

 

– Что? – спросила она, повернувшись к нам, и еще раз повторила: – Что?

 

– Питер мертв, – сказала я, отправляясь добыть себе чашку кофе. Гордан села за стол и закрыла лицо ладонями.

 

– Но… что… когда? Как?

 

– Когда отключилось электричество, – сказал Квентин.

 

– Они вырубили энергию, отключили генераторы и убили его. Возможно, чтобы привлечь наше внимание. – Я отхлебнула кофе. – И они его привлекли.

 

– Ох, – произнесла Терри с расширенными глазами. – Вы уверены?

 

– Я уверена. Я знаю, как выглядят трупы.

 

– О Маб, Питер… – сказала она. – Он был таким прекрасным инженером.

 

Я открыла рот для резкой ответной реплики, но, увидев лицо Квентина, осеклась. Он смотрел на Терри просто с крайней степенью благоговения и сочувствия ее боли. В этом было еще меньше смысла, чем в моей злости. В течение всех этих передряг он вел себя эмоционально, но разумно, реагируя на все спокойно. Тогда почему сейчас он так распереживался? Да, они флиртовали друг с другом, но у них не было времени влюбиться всерьез, и еще что‑то в выражении его лица неприятно напомнило мне мое собственное, когда я смотрела на Алекса.

 

От необходимости довести эту мысль до логически вытекающего из нее вывода меня спасла распахнувшаяся дверь – вошли Джен и Эллиот. Эллиот трясся, его глаза остекленели. Но, по крайней мере, он вполне твердым голосом ответил на мой вопрос, не видели ли они чего‑нибудь в коридоре. Не видели. Абсолютно ничего.

 

Пересказ того, что мы выяснили, не занял много времени: мало что было рассказывать. Эллиот подошел к Гордан и положил руки ей на плечи, но не перебивал меня. Джен кивнула, подтверждая мой рассказ, а затем добавила кое‑что полезное: самой мне не пришло в голову проверить генераторы на предмет оборванных проводов, а также догадаться, что их встроенные датчики запишут точное время и подробности отключения энергии.

 

Эллиот, Квентин, Джен и я вернулись в генераторную комнату, оставив Терри и Гордан в столовой. Даже при включенном свете холм не казался дружелюбнее. Некоторые разновидности тьмы не зависят от того, есть ли свет.

 

Заклятия на генераторной оказались не тронуты, и Квентин дезактивировал их. Я вошла и, прежде чем впускать остальных, осмотрелась. Питер лежал как был, ночные призраки не приходили. Я выполнила, что могла, из положенного криминалистикой: поискала отпечатки ног, следы крови, осмотрела раны и отметила их расположение на теле – все это заняло от силы несколько минут. Джен прогоняла тесты оборудования: оборванных проводов не было, отключение электричества зафиксировано в 19.49 – ведьмовским часом не назовешь. Никаких зацепок.

 

Я озабоченно взглянула на Джен.

 

– Он мог, падая, вырубить генераторы? Что, если это совпадение?

 

– Ни в коем случае, – ответила Джен. – Чтобы отключить систему, нужно выключить три рубильника и нажать на кнопку позади главного генератора. Защита от случайностей.

 

– Откуда вы это знаете? – Как‑то слишком бойко на мой вкус она отбарабанила эту последовательность действий.

 

Эллиот устало произнес:

 

– Джен много занимается техобслуживанием оборудования, тем более теперь, когда персонал недоукомплектован. Она обязана уметь в случае аварии отключить электроэнергию.

 

– И к тому же, я сама разрабатывала такие системы, – сказала Джен.

 

Эллиот вымученно улыбнулся.

 

– И это тоже.

 

– Ясно, – сказала я, отбрасывая обеими руками волосы со лба и вздыхая. – Значит, это было преднамеренно.

 

– Похоже на то, – сказала Джен. – Если только Питер, умирая, не выдернул предохранитель.

 

– Окей. Давайте перенесем его.

 

Мы вчетвером осторожно, чтобы не сломать Питеру крылья, завернули его в простыню, спустили в подвал и положили на расчищенный от лежавших там вещей стол. Эллиот непрерывно дрожал. Он выглядел уже не так опрятно, как раньше, и я забеспокоилась, что наш банник утрачивает контроль над собой.

 

– Что будем делать дальше? – спросил он, не глядя на меня.

 

– Дальше будем охотиться, – сказала я и взглянула на Джен, ожидая, что та запротестует, однако та кивнула.

 

– Эллиот, вы со мной, Квентин с Джен. Если что‑то увидите – не пытайтесь разобраться, что это такое, просто бегите.

 

– Хорошо, – ответил Квентин, и мы разошлись.

 

Коридоры Эй‑Эль‑Эйч переплетались, как ленты Мёбиуса, складываясь сами в себя странными, а порой просто невозможными способами. В некоторых помещениях ярко горели лампы, другие едва‑едва освещались просачивающимися снаружи тусклыми солнечными лучами. Мы обыскивали комнату за комнатой, обшаривая шкафы и укромные местечки – обнаружив при этом столько потайных проходов, что я просто не могла поверить. Выследить здесь кого‑либо было бы крайне трудно, но выследить местного жителя – а искать нужно было именно местного – совершенно невозможно. Из‑за недавних уходов персонала я даже не могла быть уверена, что тот, кого мы ищем, это один из уже известных подозреваемых.

 

Мы не нашли ничего. А я продолжала думать о преувеличенном горе Терри и чересчур чистых руках Гордан.

 

Не успели мы с Эллиотом войти в приемную, как из‑за угла вывернули Квентин и Джейн. Увидев нас, они остановились.

 

– Что‑нибудь? – спросила я.

 

– Ничего, – ответил Квентин.

 

– Понятно.

 

Кто бы ни убил Питера, по характеру это самоуверенный тип, а самоуверенные типы зачастую отлично справляются с работой – именно благодаря этому им удается прожить достаточно долго, чтобы приобрести данное качество. Если только наш убийца не способен проходить сквозь стены, мы исчерпали все варианты.

 

– Идем, Квентин. Мы возвращаемся в отель.

 

Эллиот воззрился на нас потрясенным, умоляющим взглядом.

 

– А вы не можете остаться?

 

– Держитесь группами. На всех нападали, только когда они были одни. Нам с Квентином нужно заехать в отель и забрать свои вещи. – Под вещами я преимущественно подразумевала оружие. – Мы вернемся до рассвета.

 

– Будьте осторожны, – сказала Джен.

 

– Будем, – ответила я. Я уже не могла на них злиться. Их мир разваливался на куски, и они это знали. – Квентин, идем.

 

Мы вышли вдвоем в прохладную ночь, и дверь за нами затворилась. На полпути к машине Квентин сказал:

 

– Тоби?

 

– Да?

 

– Мы вернемся?

 

– Да. У нас там есть работа. Ты как, нормально держишься?

 

– Я боюсь, – сказал он с таким видом, как будто ждал, что я сейчас на него за это наору.

 

Но я покачала головой.

 

– И я тоже, Квентин. Поверь, я тоже.

 

Глава 12

 

Когда мы ворвались в вестибюль, портье сжался от ужаса. Квентин смастерил себе человеческую маскировку за время поездки от Эй‑Эль‑Эйч, а я налепила свою уже на парковке. Держалась она так себе, но мне было все равно. Лишь бы дойти до номера, взять, что нужно, и вернуться, не попав на страницы желтой прессы. Тюленью шкуру я перекинула через руку, наведя маскировку, чтобы она выглядела, как грязноватое полотенце. Я хотела по возможности уберечь ее и, когда все кончится, передать семье Колина – если, конечно, мы останемся живы.

 

Как оказалось, мы могли бы обойтись и без иллюзий: увидел нас только портье – бледный, нервный тип, никогда не сумевший бы опознать нашу истинную сущность; дитя современного мира, выросшее в уверенности, что фейри – нежные создания, одетые в лепестки цветов и купающиеся в лунных лучах. Увидь он нас без маскировки, решил бы, что подросток увлекается игрой в «Стар Трек», а страдающая ПМС дылда косплеит фею Динь‑Динь, и даже не понял бы, почему ему хочется убежать отсюда. Когда мы проходили мимо, я взглянула на него, и он вздрогнул. Я отвернулась и покачала головой. Все как всегда, и лучше никогда не станет.

 

Что бы там ни говорили чистокровки, люди не идиоты, они всего лишь слепы, и порой это хуже, чем идиотизм. Они вкладывают свой страх в сказки и песни, чтобы не забывать о нем.

 

 

В ущелья, к вершинам скал.

Никто у нас не пойдет:

Там высоко в горах

Эльфов народ живет.

(Примечание: имя переводчика разыскать не удалось).

 

 

Мы дали им множество причин ненавидеть нас, но даже при том, что все они уже почти забыты, даже при том, что люди помнят лишь то, что мы были прекрасны, а не то, почему они нас боялись, страх возникает раньше, чем все остальное. Недаром были времена, когда нас сжигали на кострах, недаром до сих пор живут сказки о волшебном народе. И недаром мир людей не желает видеть возврата прежних дней.

 

Как не желают этого фейри, и я в том числе. В те дни не нужны были подменыши, соединяющие собой два мира – дети магии властвовали над ночью и думали, что будут жить вечно. Этому пришел конец, не мог не прийти, но они тогда об этом не знали. Время сделало фейри слабыми, а людей сильными, потому‑то теперь такие, как я, и могут существовать. Фейри наконец стали достаточно слабы, чтобы нуждаться в нас. Так что нет, я не хочу возврата темных времен, я не хочу ни властвовать над ночью, ни ежиться от страха перед темнотой – а для меня были бы возможны лишь эти два варианта. И все‑таки порой мне хочется сбросить иллюзию и сказать: «Смотрите, я человеческое существо, как и вы. Пожалуйста, давайте больше не будем прятаться друг от друга. Нам и без этого найдется чем заняться».

 

Мне хочется. Но я никогда этого не сделаю.

 

Мы вышли из лифта на четвертом этаже.

 

– Что теперь? – спросил Квентин.

 

– Возьми необходимое – чистую одежду и все оружие, какое у тебя есть. Ты ведь взял с собой что‑то из оружия? – Он мотнул головой. Я вздохнула. – Чему тебя только учат?

 

– Этикету, геральдике, как вести себя с послами от других Дворов… всякому такому.

 

– Если ты не планируешь регулярно обедать с королями и королевами, то куда важнее иметь возможность выставить что‑то острое между собой и тем, кто пытается тебя убить. Понял?

 

Когда закончу орать на Сильвестра, выскажу ему пару слов насчет образования Квентина. В Тенистых Холмах множество рыцарей, и кто‑нибудь из них мог бы взяться за обучение парня навыкам боя. Этьен, например. Надо будет поговорить с ним – если мы вернемся, конечно.

 

– Прости, Тоби.

 

Вид у Квентина был такой покаянный, что злиться было невозможно. Не его вина, что его не учат должным образом. Покачав головой, я сказала:

 

– Собирай вещички, и через десять минут встречаемся в вестибюле. А там посмотрим, что тебе подобрать в качестве оружия.

 

– Понял, – сказал он и рванул по коридору.

 

Я посмотрела ему вслед. В крайнем случае, совершим набег на секцию кухонных ножей в ближайшем круглосуточном супермаркете. Возможности есть всегда, если подойти творчески. Когда Квентин исчез из вида, я повернулась и пошла к собственному номеру, вытаскивая из кармана ключи.

 

За мое отсутствие тут успели прибраться: мокрые полотенца заменили на свежие, кровать застелили. Так приятно, что кто‑то может сыграть для меня роль брауни – подменышам подобные магические услуги не светят, а мне они поистине необходимы. Слово «неряха» даже отдаленно не описывает мои навыки в домоводстве.

 

Моя спортивная сумка стояла в шкафу. Я бросила тюленью шкуру на кровать и, поставив сумку туда же, принялась рыться в скомканных вещах, пока не нашла под запасными джинсами бархатную коробку. Когда я ее вытаскивала, с нее слетела ленточка, но ничего страшного в этом не было. Раньше я держала коробку завязанной – теперь же пришло время ее открыть.

 

Мы не можем менять прошлое только потому, что нам не нравится, как повернулись события. Дэйр умерла ради меня. Теперь я должна выжить ради нее.

 

Я вытащила нож, который она подарила мне, сунула за пояс, закрепив рукоятку в шлевке, и одернула полы рубашки, чтобы его не было видно. Это был стандартный клинок бойцов‑фейри, закаленное серебро, заточенное с режущего края. Мой главный талисман. Серебро не обжигает так, как железо, но по свойствам ближе к нему, чем все остальные материалы.

 

Бейсбольная бита лежала под кроватью, задвинутая подальше, чтобы не шокировать уборщиц сверх неизбежного. Я взяла ее, задумчиво взвесила в руке и облегченно выдохнула, хотя до этого даже не замечала, что задерживаю дыхание. Наличие при себе оружия всегда повышает мое настроение, особенно когда нечто неизвестное убивает окружающих. Возможно, нож мертвой девочки и алюминиевая палка – не слишком мощное оружие, но им придется послужить мне в этом качестве.

 

Я запихала в сумку смену одежды и набрала на телефоне номер Тенистых Холмов. Мелли ответила на втором гудке.

 

– Тенистые Холмы. Чем я могу быть вам полезна?

 

– Сильвестр там?

 

Последовала пауза, затем Мелли произнесла:

 

– Октобер? Дитятко, у тебя такой измученный голос. Что случилось?

 

Звук ее голоса – да любого голоса, означающего, что у меня появился шанс поговорить со своим сеньором, – был словно луч солнца сквозь тучи. Я присела на край кровати и закрыла глаза.

 

– Мелли, мне некогда, пожалуйста, позови Сильвестра. Это довольно срочно.

 

– Хорошо, дорогая, хорошо. Подожди секундочку.

 

– Подожду.

 

Раздался щелчок – она поставила вызов на удержание – и менее чем через десять секунд трубку взял Сильвестр. Голос его дрожал от беспокойства.

 

– Октобер?

 

Я глубоко вдохнула, выдохнула, а затем сказала:

 

– Привет. Вы получили мое сообщение?

 

– Какое сообщение? – судя по голосу, он был искренне озадачен. – Я все это время ждал твоего звонка. Все в порядке? Что происходит?

 

– Нет. Все отнюдь не в порядке. Все ни на грамм не в порядке. Слушайте. – И я принялась рассказывать, что произошло. Рассказ вышел долгим, к тому же Сильвестр то и дело перебивал вопросами. Я, как могла, отвечала на них. В конце концов в трубке повисла тишина – мы оба ждали, что скажет другой.

 

Сильвестр сдался первым.

 

– Больше всего на свете я хочу отозвать тебя домой. Ты ведь понимаешь это, да?

 

– Но вы не можете. И это я тоже понимаю.

 

– Да, не могу. Тоби…

 

– Я хочу отослать Квентина в Тенистые Холмы. Здесь небезопасно.

 

Он помолчал.

 

– Если это нападение по политическим мотивам, чего, по твоим словам, боится Дженэри, отправлять его домой одного опасно. Мне придется найти кого‑то, кто сможет приехать и забрать его, не вызывая гнева у Риордан. Ты можешь позаботиться, чтобы до тех пор он остался жив?

 

Я горько рассмеялась.

 

– Я не уверена, что сама к тому времени останусь жива, но я постараюсь.

 

– Сделай, что сможешь, – сказал он. – Но, прошу тебя, окажи мне услугу, будь осторожной.

 

– Буду. Проверьте ваши телефоны, хорошо? Я не знаю, почему не проходят сообщения, но меня это тревожит.

 

– Я круглосуточно держу кого‑нибудь у телефона. Звони через каждые шесть часов.

 

– Или что?

 

Он немного помолчал, затем произнес ровным голосом:

 

– Я что‑нибудь придумаю.

 

После этого говорить уже было не о чем. Я попрощалась, повесила трубку и, выходя из комнаты, сунула шкуру Колина в сумку. Квентин с рюкзаком через плечо ждал в вестибюле, прислонившись к стене рядом с лифтами.

 

– Ты чего так долго?

 

– Ничего, – ответила я. – Идем. Надо найти тебе что‑нибудь, чем можно бить людей.

 

– Что, стырим для меня кирпич?

 

– А это мысль.

 

Когда мы проходили мимо портье, тот вздрогнул – видимо, бейсбольная бита наш внешний вид не улучшила. Хорошо, что я прикрыла нож, а то у парня случилась бы аневризма. Я дружелюбно ему кивнула, и он робко улыбнулся. Я порадовалась, что мы не выписываемся из отеля. На необходимость с нами разговаривать у него бы точно не хватило духу.

 

Чтобы сесть в машину, нужно было пройти через гараж, где мигающие лампы отбрасывали слишком много теней. Я торопливо подошла к автомобилю со стороны водительского места, а Квентин со стороны пассажирского. Мы синхронно заглянули в окна задних дверей и, встретившись взглядом, обменялись кривыми усмешками. Есть вещи и похуже, чем заразить ребенка здоровой паранойей – скажем, создать у него впечатление, что в этом мире ему ничего не грозит.

 

Нежданных гостей в машине не наблюдалось. Я открыла замок, разблокировала дверь со стороны пассажира и бросила пожитки на заднее сиденье. Квентин уселся, поставив рюкзак между коленей.

 

– Где бы тебе достать тесак для мяса или что‑то подобное?

 

– В супермаркете? – предположил он.

 

– Прямо в точку.

 

Я вырулила в сторону главной городской улицы. Если сейчас что и открыто, то только там. Я покосилась на Квентина – тот задумчиво смотрел в окно – затем встряхнула головой и перевела взгляд обратно на дорогу.

 

В былые времена странствие героя выглядело бы куда величественнее. Это был бы мчащийся на подмогу рыцарь в сияющих доспехах и с развевающимися на ветру флагами. Нынче вам повезет заполучить разве что потрепанного подменыша с несовершеннолетним недообученным помощником, а принцессы теперь – не вполне нормальные технари в башнях из стекла и кремния. Стандарты уж не те, что прежде.

 

Глава 13

 

Когда мы подъехали к Эй‑Эль‑Эйч, была уже почти полночь. Квентин сунул купленный в отделе распродаж нож для разделки мяса обратно в прилагающиеся к нему картонные ножны и принялся разглядывать проплывающие в автомобильном окне улицы. Я не сказала ему, что отправлю его в Тенистые Холмы. Не могла сообразить как.

 

– Так темно, – произнес он.

 

– Все ушли домой.

 

На этот раз ворота при нашем приближении не открылись. Я опустила стекло и высунулась наружу, крича:

 

– Это Тоби и Квентин. Впустите нас!

 

Ответа не последовало. Я уже собралась выйти из машины и попробовать снова заговорить систему управления, как ворота поползли вверх.

 

– Может, все еще глючит после сбоя электричества? – предположил Квентин.

 

– Вполне вероятно. – Я снова завела мотор.

 

Мы наполовину въехали в ворота, когда решетка над нами с ужасным скрежещущим звуком остановилась.

 

– Тоби, что это?..

 

Решетка скрипнула. А затем стала падать.

 

Забавно, но во всех старых фильмах про рыцарей, королей и замки почему‑то не упоминается, что крепостные ворота специально созданы так, что сами по себе являются оружием. Возмутительное упущение. Падающие на нас сейчас пики были острыми и тяжелыми.

 

– Тоби!

 

– Держись!

 

Машина заехала в ворота слишком далеко, чтобы давать задний ход; если бы я попыталась это сделать, нас нанизало бы на прутья решетки, как на вертел. Я выбрала единственный оставшийся вариант: ударила по педали газа с такой силой, что что‑то треснуло. Не было времени выяснять, автомобиль это или моя лодыжка. Моя машинка сделала все для себя возможное, издав механический боевой клич и прыгнув вперед со скоростью ветра – если брать погожий день.

 

Решетка оказалась быстрее.

 

Пики ее нижней части пробили крышу у нас над головами, затормозив машину. Квентин заорал. Решетка продолжала опускаться, сминая под собой крышу. Если она не остановится, то пройдет через сиденья за нашими спинами, сдавливая заднюю часть машины, и приколет нас к земле.

 

Заднюю часть…

 

– Отстегни ремень, – отрывисто крикнула я, отпуская руль.

 

– Но…

 

– Быстро!

 

Бензобак у старых фольксвагенов‑букашек находится сзади, а не впереди. Я не автомеханик, но и не дура, и понимаю, что пробой бензобака – не лучшая идея.

 

Квентин с расширившимися от страха глазами возился с ремнем безопасности. Я стянула с себя свой и подергала дверь – заклинило.

 

Повернувшись, я схватила бейсбольную биту и заорала:

 

– Пригнись!

 

Квентин нырнул вниз. Я размахнулась и со всей силы ударила битой по ветровому стеклу. Оно треснуло, но не разбилось. Безопасное стекло. Отличная штука, если только не удерживает вас в машине, которую вот‑вот насадит на себя самая большая в мире вилка. Ругаясь, я пошарила в бардачке и достала брызгалку с болотной водой, смешанной с антифризом. Я пользовалась ею для одного расследования две недели назад, требовавшего кое‑какого взлома и проникновения, наряду с прочими мелкими правонарушениями. К счастью для меня, барроу уайтам не с руки обращаться в полицию.

 

– Тоби, что ты…

 

– Тихо! – я сощурилась и проделамировала: – Яблоки‑груши‑пудинг‑пирог! Сделайте, чтобы я дверь найти смог! – Свинтив у брызгалки колпачок, я выплеснула жидкость на стекло. Машину заполнил запах антифриза, перебивший запахи меди и скошенной травы – моей магии. Ветровое стекло вздрогнуло, помутнело от трещин, а затем взорвалось, засыпав нас осколками. Я выкинула биту в окно и изогнулась, чтобы взглянуть на Квентина.

 

Тот как раз выпрямлялся – глаза круглые, в волосах блестят стекляшки.

 

– Что… – начал он, но не договорил, испуганно пискнув, потому что я сгребла его за рубашку и вытолкнула на капот машины. Он приземлился на плечо, перекатился и исчез из вида. Я, вцепившись в руль, подтянулась вверх и нырнула следом.

 

Удар о землю оказался жестче, чем я ожидала. Я перекатилась, стараясь не обращать внимания на осколки стекла, режущие спину и бока. Рукоятка ножа воткнулась мне в живот на уровне пояса, но хотя бы лезвие осталось на месте – синяки лечить будет гораздо легче, чем выпотрошенные самой себе внутренности.

 

Я мрачно надеялась, что кто‑нибудь успел научить Квентина, как правильно падать.

 

Откатившись, я подняла голову и напряглась, готовясь вскакивать и бежать. Машина была пригвождена к земле примерно в восьми футах от меня. Мотор все еще рычал, но теперь натужно и странно, и на его фоне слышалось четкое и какое‑то печальное тикание. Никогда еще не слышала, чтобы автомобиль издавал подобные звуки.

 

Но это была не худшая из моих проблем. Квентин неподвижно лежал на земле лицом вниз. Его недавно купленный нож валялся рядом – лезвие согнулось чуть ли не вдвое от силы удара. Так и не пригодился для защиты.

 

Тут же сориентировавшись, я кое‑как поднялась на ноги, не обращая внимания, что стекло режет ладони, и, подбежав к Квентину, позвала его по имени. Он не отреагировал, и я, схватив его за руки выше локтей, закинула себе на плечи по методу пожарных. Спина и колени взвыли от боли, но я пошла как можно быстрее, чтобы успеть отойти от машины подальше.

 

Машины не загораются легко и быстро, разве что для создания драматического эффекта в кино и на телевидении. Я это знаю. Но еще я знаю, что системы безопасности, даже те, что построены по чертежам «средневековая страна чудес», как правило, не нападают на визитеров. Знания о том, что правильно, а что нет, не меняют того, что происходит на самом деле.

 

Я прошла ярдов десять, когда тикание прекратилось. Говорят, что когда кончается музыка, дальнейшее – тишина. Это верно. Вот только при этом не уточняют, какой мучительной эта тишина может оказаться. Спотыкаясь, я перешла на бег, и тут по воздуху пронесся сгусток энергии, отозвавшись во всех костях предупреждающим воплем. Это была магия, я могу узнать ее, если чувствую ее вот так. Я попыталась дотянуться до источника заклинания, чтобы найти стоящего за ним человека, но было уже поздно: сгусток приземлился, рассыпавшись едва видимыми искрами и тем самым стерев магическую подпись заклинателя.

 

Машина взорвалась.

 

За волной жара, сбившей нас на землю, последовал дождь из осколков. Квентина отбросило от меня фута на четыре. Я позволила импульсу взрыва прокатить меня по земле, стараясь не обращать внимания на вновь проснувшуюся боль в плечах, спине и коленях. В настоящее время были куда более насущные проблемы – например, не загорелись ли у меня волосы. В футе от меня в землю врезался кусок капота, и я внесла мысленную поправку: горящие волосы – не такая уж беда в сравнении с перспективой быть обезглавленной разлетающимися частями моей собственной машины.

 

Наконец меня перестало катить, и я, прикрыв голову руками, стала слушать, как вокруг сыплются осколки. Раздалось несколько мягких, глухих ударов, затем наступила тишина. Воняло бензином, дымом, расплавленным гудроном, однако никто не кричал, и я решила считать это добрым знаком. Но все равно отважилась поднять голову только спустя несколько минут.

 

Останки машины дымились в воротах, пришпиленные решеткой к земле. Растительность по обеим сторонам была повреждена взрывом и обуглена, но на самих воротах не было ни царапины, камни оставались чистыми. Какие бы заклинания ни были в них встроены, они выдержали.

 

– Если это у них аварийная сигнализация такая, я их убью, – пробормотала я.

 

Квентин, с рукой под головой, лежал там, куда его отбросило взрывной волной. Осколки его вроде бы не задели, хоть за это слава Оберону. Я подошла, пощупала пульс, осмотрела царапины и содранную кожу на руках и шее. Пострадал он вроде бы меньше, чем я сама. Пульс у него был частый от паники и адреналина, но, главное, что он был, и достаточно сильный.

 

– Ты, парень, везучий, как черт, – сообщила я, смахивая стекло и переворачивая Квентина на спину. От моих ладоней на его плечах и руках оставались кровавые следы. Превозмогая боль в спине и коленях, я выпрямилась, повернулась к стоянке и принялась ждать.

 

Ожидание не затянулось. Взрывы притягивают людей инстинктивным желанием увидеть нечто запретное, а для фейри это справедливо вдвойне. Буквально через несколько минут я услышала, как кто‑то бежит сюда, и голос Джен:

 

– Это машина Тоби!

 

– Точнее, была моя, – сказала я, хотя никого, кто мог бы меня услышать, поблизости еще не было. Руки принялись болеть не на шутку. Этому придется подождать. Если повезет, то позже еще успею побеспокоиться, сильно меня ранило или нет – но сейчас время было слишком ценным ресурсом, потому что, если мы с Квентином намечены как жертвы, оно на исходе.

 

На вершине холма, отгораживающего нас от стоянки, показалась Джен. Сразу следом за ней бежала Терри – она тяжело дышала, прижав руку к груди, и изумленно взирала на последствия взрыва.

 

– О боже…

 

– Да. Машина взорвалась. Может кто‑нибудь взять Квентина? Я бы сама его отнесла, но у меня колени отказывают.

 

Желание доставить Квентина в безопасное место боролось во мне с потребностью удариться в истерический смех, но последнее необходимо было отложить хотя бы до того, пока мы оба не попадем внутрь.

 

– Что случилось?

 

– Ваша охранная система попыталась нас убить. – Я запнулась, вспоминая сгусток энергии, пронесшийся по воздуху непосредственно перед взрывом. – Или кто‑то другой.

 

– Вы целы? – Джен пробежала по усыпанной обломками подъездной дорожке и остановилась, не доходя до меня нескольких футов. Ее глаза за очками были так расширены, что она больше походила на взрослого ребенка, чем на графиню в собственных владениях.

 

– Квентину хуже, чем мне. Я хотя бы в сознании.

 

По лицу что‑то текло. Я дотронулась до щеки и почувствовала влагу. На пальцах осталась смесь из крови, пепла и стеклянной крошки. Не выношу вида собственной крови. К и без того длинному списку подавляемых реакций организма добавилась тошнота.

 

– О да, у меня все просто отлично, – сказала я, вытирая губы ладонью. – Со мной каждый день такое.

 

Джен придвинулась и взяла меня за руку.

 

– Давайте уйдем в здание.

 

Я облизнула губы и скривилась от вкуса крови.

 

– Надо забрать Квентина.

 

– Терри им займется. Все в порядке.

 

Вкус собственной крови – которая была отнюдь не пустой – помог привести мысли в порядок. Я отодвинулась от Джен и хмуро сообщила:

 

– Нет, я сама о нем позабочусь.

 

– Не надо, – сказала Джен и снова взяла меня за руку. – Вы еле стоите. Позвольте, Терри все сделает.

 

Я неохотно позволила Джен увести меня, по пути бросив на Терри ядовитый взгляд.

 

– Я знаю, какие травмы он получил. И если их станет хоть немного больше, я с тобой разберусь. Поняла?

 

Терри выслушала с огорошенным видом, но кивнула, а затем наклонилась, чтобы поднять Квентина. Я наблюдала за ней, пока не убедилась, что она его несет, потом повернулась к Джен и спросила:

 

– Такое раньше бывало? Такая реакция охранной системы?

 

– Нет, – покачала та головой. – Ворота разработаны коблинау. Решетка подогнана идеально. Этого просто не могло случиться.

 

– Как и того, что свет не мог выключиться? – спросила я ровно.

 

– Да! Как и… – она запнулась, уставившись на меня. – Вы что, серьезно?

 

– Вполне. Именно это я сказала Алексу. Это делает не что‑то, а кто‑то, потому что сделать это мог только кто‑то из своих. – Я махнула рукой в сторону ворот, стараясь не обращать внимания на сохнущую на лице кровь. – Это сделал не какой‑то там монстр. У них на это ума не хватило бы. Это была подготовленная ловушка.

 

– Ох. – Джен закрыла глаза. – Ох, дуб и ясень.

 

– Да.

 

Кто‑то пытался нас убить. Даже если заклинание, подвешенное на ограду рядом с воротами, было изначально рассчитано на защиту от повреждения, ее все равно должно было испачкать взрывом – но не испачкало. Вряд ли кто‑то стал бы вешать подобные чары на забор без специальной необходимости. В таких случаях принято обращаться в полицию, чтобы можно было покрыть убытки из страховки. Сейчас оставалось лишь надеяться, что, если кто‑то из фирм по соседству вызвал полицию, то ее тихо‑мирно сплавят обратно. Я чувствовала себя, как на охоте, вот только охотником была не я.

 

– Кажется, кое‑кто решил поохотиться без лицензии, – пробормотала я.

 

Джен бросила на меня страдальческий взгляд.

 

– Что?

 

– Ничего, это я сама с собой.

 

Я знаю, каково это – осознать, что в твоей семье есть убийца. Когда‑то мы с Девином были семьей. «Семья» на деле означает «те, кто могут ранить тебя сильнее всех других». Так что да, я понимаю. Я бы даже пожалела Джен, если бы на это было время. Именно тогда, когда сочувствие нужнее всего, на него никогда не бывает времени.

 

– Ваша машина…

 

– Это не важно, – сказала я и чуть качнула головой. Терри с Квентином давно пропали из виду. – Со мной все будет хорошо. Давайте доберемся до дома раньше, чем Квентин придет в себя и решит, что его похитили.

 

Меня волной захлестнуло изнеможение. Хотелось заползти в кровать – хоть какую‑нибудь – и не вылезать из нее, пока все не закончится. Вдруг мне повезет, и появится кто‑то еще, кто со всем этим разберется. Вдруг мне повезет, и мне не придется даже пальцем шевельнуть, как все закончится просто и счастливо. Но, к сожалению, дурное предчувствие где‑то в животе говорило, что везение мое уже исчерпалось.

 

Глава 14

 

– Кончай вертеться, – рявкнула Гордан, промакивая мне щеку ватным тампоном. Я с опаской покосилась на пинцет из нержавеющей стали, который она держала в другой руке. – Вот здесь стекло ушло довольно глубоко. Ты хочешь, чтобы я его достала, или предпочитаешь на всю жизнь остаться похожей на мясной рулет?

 

Я зло на нее взглянула, пытаясь сидеть неподвижно, но в жестокой битве между моей волей и болью выигрывала последняя.

 

– Больно же!

 

– Терпи, – сказал Квентин. Перед тем как взяться за меня, Гордан в первую очередь занялась им, посмеиваясь насчет того, как приятно, когда красивый мальчик подметает лицом дорогу. Но на качестве ее работы это не сказалось: поддразнивая его, она быстро продезинфицировала и перебинтовала раны. Теперь он сидел на стойке, держа в руках чашку супа. Через его лоб шла полоса бинта, неровной линией приподнимая челку, как будто он впервые подрался где‑нибудь в баре.

 

Для меня самым главным было то, что он очнулся.

 

– Не вынуждай меня подходить к тебе.

 

– Гордан тебе не даст.

 

– Он в кои‑то веки прав, не дам. – Она улыбнулась, показывая острые кончики зубов. – А ты радуйся, что тебе больно. Такое не болело бы, только если бы ты была уже мертва.

 

– Просто поосторожнее, ладно? – сказала я и сгорбилась на стуле. Я все еще подозревала Гордан – резонов этого не делать у меня не было, за исключением того, что я не могла объяснить, с чего бы ей убивать свою лучшую подругу.

 

– Я и так осторожна, – ответила она, положила пинцет и принялась бинтовать мне щеку, дотрагиваясь аккуратно и избегая тех мест, где кожа была повреждена. При всей враждебности в поведении, дело свое она знала. – У тебя все заживет, но я бы не рекомендовала продолжать кататься лицом по асфальту.

 

– Я это учту, – сухо ответила я.

 

– Вот и хорошо. Мне даже забавно, но повторять не хочется. – Она быстрыми, аккуратными движениями принялась собирать аптечку, складывая в нее бинт, мазь и тот самый кошмарный пинцет с острыми краями. – Выпей кофе или еще чего‑нибудь. Выглядишь как труп.

 

– Суп вкусный, – сказал Квентин, приподнимая чашку.

 

– Тебя внезапно так озаботило мое благополучие? – Я посмотрела на Гордан.

 

– Да пошла ты, – ответил та беззлобно. – Просто не хочу, чтобы Джен еще больше расстроилась.

 

– И то верно. – Я встала и подошла к кофеварке. Колба была наполовину полна – и это было хорошо, так как заморачиваться варкой мне не хотелось. Руки были забинтованы не очень сильно, я могла ими пользоваться – и это было еще лучше.

 

В столовой мы были одни, вход заперт охранным заклятием, разработанным Джен. Я попробовала открыть дверь, просто из любопытства, и меня мягко, но настойчиво толкнуло обратно. Запечатано на совесть. Оставив нас на Гордан, Джен и Терри ушли, чтобы найти Эллиота и принять меры относительно перекрывшей главные ворота груды металлолома.

 

– Тоби?

 

– Да? – Кофе оказался достаточно горячий, чтобы его стоило пить, и я осушила кружку длинным глотком. Кофеин понадобится мне непременно.

 

– Что они собираются сделать с автомобилем?

 

– У мелких умишек мелкие вопросы, – пробормотала Гордан.

 

Не обращая на нее внимания, я сказала:

 

– Ну, либо собираются воздвигнуть реально огромную иллюзию, пока ищут гигантский консервный нож…

 

– Угу, точно, – сказал Квентин, наморщив нос. Гордан фыркнула.

 

Я уселась рядом с ними.

 

– Как я сказала, либо гигантская открывашка, либо они сумеют достать погрузчик.

 

Бедная моя машинка.

 

– А полицию будут вызывать?

 

Гордан снова фыркнула, а я ответила:

 

– Джен не станет вызывать полицию, у нее подвал полон трупов.

 

И хорошо, поскольку никому из нас не хочется, чтобы работающие на правительство приятные господа арестовали нас за убийства и забрали на анатомирование. Не мои представления о гостеприимстве.

 

– Ох… – Квентин обдумал сказанное. – А наши вещи?

 

– Огненные шары не настолько вежливы, чтобы оставить нетронутыми чьи‑то запасные джинсы.

 

Квентин вздохнул.

 

– Просто замечательно.

 

– Я знаю, как тебе тяжело, – произнесла я, пытаясь не улыбаться, – но человеческим подросткам постоянно случается носить одну и ту же одежду по два дня подряд, и никто еще от этого не умер. – Благодаря Квентину, произошло практически невероятное: у меня улучшилось настроение. Ну, благодаря ему и кофе.

 

Квентин скатал салфетку в шарик и бросил в меня.

 

– Зараза!

 

– Я такая, – подтвердила я. – И еще. Я разговаривала с Сильвестром, и он сказал, что пошлет кого‑нибудь на подмогу. – Про то, что этот же «кто‑то» заберет Квентина в Тенистые Холмы, я умолчала. Не стоит говорить об этом, пока у него адреналин повышен от первой в жизни автомобильной аварии. – В общем, кто‑нибудь приедет, у них будет машина, и они смогут привезти тебе смену одежды.

 

– А это не вызовет проблем с герцогиней Риордан?

 

– Детка, при нынешнем положении дел ей придется это как‑нибудь пережить.

 

Гордан с сердитым видом открыла было рот, но не успела ничего сказать – охранные заклинания рассеялись, дверь распахнулась, и вошли Джен, Эллиот и Терри. Джен шла, распрямив плечи и задрав подбородок, подобно волшебному герою, готовящемуся надеть сияющие доспехи и ускакать на битву с драконом. Из этого могла возникнуть проблема, ведь мир изменился, а герои – нет. Конечно, они по‑прежнему наилучший вариант, когда имеешь дело с драконами и с попавшими в беду девицами, но нынче напряженка с настолько незатейливыми задачами. Великаны, ведьмы, сказочные чудовища… это дела для героев. Для всего остального существуют такие, как я.

 

Все мы, даже Гордан с Квентином, в молчании смотрели, как Джен подошла к кофемашине, налила себе большую кружку, осушила ее и повернулась в мою сторону. Эллиот постучал по крышке машины, и та немедленно начала готовить новую порцию. Удобная вещь – бытовая магия, хоть я и не совсем понимаю, почему магическая варка кофе входит в список обязанностей банника.

 

– Итак, ты считаешь, что это один из нас, – без предисловий сказала Джен.

 

«Как сильно на тебя можно еще надавить, прежде чем ты взорвешься, маленький герой?» – подумала я, а вслух сказала:

 

– Это единственный ответ, который укладывается в рамки здравого смысла.

 

Я почувствовала, как взгляд Гордан сверлит мне затылок. Извини, детка. Иногда приходится говорить правду, даже обращаясь к героям. В особенности обращаясь к героям.

 

На лице Джен была горечь. Мне уже случалось видеть эту смесь покорности и отчаяния – как правило, в собственном зеркале.

 

– Ты уверена в этом?

 

– Более чем уверена. – Я поднялась, отдавая себе отчет, что машинально принимаю подчиненную позу, но ничего не могла поделать. Половина во мне от фейри, а фейри знают, как повиноваться своим господам. – Чудища не устраивают таких ловушек.

 

– Понятно. – Она опустила глаза и взглянула на свои руки. Ногти у нее были обкусаны до мяса. – Я доверяю всем своим работникам. Не могу даже представить, кто мог это сделать.

 

Что тут было говорить? Я обменялась взглядами с Квентином. Джен построила себе башню из слоновой кости, чтобы укрыться от хищников. Ей не приходило в голову, что они уже внутри.

 

– Простите меня, – сказала я искренне. Неважно, насколько глупо она изначально себя повела – никто из этих людей все равно не заслуживал подобного. – Мы сделаем, что сможем.

 

– Я знаю.

 

– И придумаем, как поступить с телами. – Я встряхнула головой. – До сих пор не понимаю, что с ними такое.

 

– Ночные призраки приходят всегда, – сказал Квентин.

 

– Может, они не совсем мертвы. – Джен взглянула на меня с внезапной надеждой. – Ты можешь их вернуть? Разбудить их?

 

– Нет.

 

Я не знала, как ей сказать, насколько бесповоротно они мертвы. Джен не пробовала их кровь, не чувствовала отсутствие жизни, вкусом похожее на скисшее вино. А мы с Квентином пробовали, и поэтому знали, что все они умерли. Хуже, чем умерли. Их кровь опустела, а кровь не бывает пустой никогда. Она помнит все маленькие победы и поражения за все время человеческой жизни и хранит их до тех пор, пока продолжает существование. А их кровь не помнила ничего. Кем они были, какую жизнь прожили – после смерти все оказалось потеряно. Они унесли это с собой во тьму.

 

Джен вздохнула.

 

– Понимаю… Я… дуб и ясень, Тоби. Прости. Тебе вообще не стоило увязать во всем этом.

 

– Меня послал мой сеньор, вот я и приехала. – Я пожала плечами. – И не уеду, пока все не закончится.

 

– А Квентин? – спросила Терри, кусая губы.

 

Квентин бросил на меня встревоженный взгляд. Он явно думал о том же самом.

 

Рано или поздно это все равно вышло бы наружу.

 

– Сильвестр посылает гонца, чтобы его забрать. До тех пор нам просто нужно держать его в безопасности.

 

– Тоби…

 

– Она права, – сказала Терри. – Это не твой бой, Квентин. Тебе не нужно здесь оставаться.

 

– Но я хочу, – возразил он.

 

– Я за то, чтобы разрешить ему остаться, – заявила Гордан. – Если убийца выберет его, то мы хотя бы протянем немного дольше. Считайте это обучением на личном опыте.

 

Настолько откровенно корыстный интерес даже вызывал уважение. Большинство людей хотя бы пытаются притворяться, что твое благополучие для них значит не меньше собственного.

 

– Гордан, это несправедливо, – сказала Джен.

 

– Дело не в справедливости, и оно не обсуждается. Сильвестр вызывает его домой. И он едет, – сообщила я.

 

У Квентина было такое выражение лица, как будто его самым подлым образом предали. К черту. Я не собираюсь нести ответственность за то, что оставила его на смерть.

 

– Сама я останусь здесь до самого конца. От меня вы так легко не отделаетесь.

 

– Вряд ли это хоть кому‑то удавалось, – буркнула Гордан. Она уже не злилась, была просто мрачной.

 

– А пока что, – сказала я, игнорируя ее, – нам понадобится все, о чем я просила. Информация о жертвах, доступ на их рабочие места, вообще все. Я хочу, чтобы никто из вас не ходил в одиночку. Можете ли вы уехать куда‑нибудь в пределах графства, пока проблема не будет улажена? Вне этого холма?

 

Джен покачала головой.

 

– Нет.

 

– Джен…

 

– Эйприл не может покинуть это место. – Это было сказано тихо и абсолютно безнадежно. – У меня нет подходящего для нее переносного сервера. Если мы уедем, нам придется оставить ее тут. Без защиты. Я не оставлю свою дочь.

 

– А мы не оставим своего сеньора, – сказал Эллиот.

 

– Если все умрут, то графство будет потеряно. Разрешите, я позвоню Сильвестру. Позвольте ему помочь вам.

 

– Магический Кристалл сочтет это угрозой вторжения.

 

Я пристально взглянула на Джен.

 

– А вообще есть хоть какой‑нибудь способ получить помощь, не ввязываясь в войну?

 

– Нет, – ответила та просто. – Его не существует.

 

– Может, они именно этого и хотят. – Гордан встала, скрестив руки на груди. – Откуда мы знаем, что их действительно прислал Сильвестр? Может, они здесь ради того, чтобы мы гарантированно не могли разобраться, что происходит.

 

– Гордан… – начала Джен, но замолчала и бросила взгляд в мою сторону. Они этого действительно не знали, и при отсутствии связи с Тенистыми Холмами им неоткуда было узнать. Насколько я склонялась к неприязненному отношению к Гордан, настолько же не могла не восхищаться тем, как работает ее ум. Она хотела, чтобы мы убрались восвояси, и нашла один из скорейших способов добиться желаемого: поставить под сомнение наши полномочия. И теперь с видимым удовольствием ухмылялась.

 

– Это чушь! – взорвался Квентин.

 

– Он прав, – сказала я. – Если хотите довести себя до параноидального безумия, давайте. Делайте что хотите. Меня это ни черта не заботит. Меня заботят умершие.

 

Эллиот имел совесть принять смущенный вид.

 

– Я прошу прощения. Просто с точки зрения политики…

 

– С точки зрения политики, послать диверсантов – умный ход. Но мы не они.

 

– Я верю вам, – сказала Джен. Гордан за ее спиной мрачно нахмурилась.

 

– Вот и хорошо. – Я направилась к кофемашине, чувствуя спиной чужие взгляды. Пусть смотрят. Пока я не сорвалась и не начала на них орать, нужно все заново обдумать. До сих пор я игнорировала политические аспекты, хотя они важны. Никто не должен умирать за землю. Оберон верил в это – и боролся за то, чтобы сражения велись на равных. Кое‑кто говорит, что он потому и исчез, что не мог смотреть, во что превращается народ фейри. Я тоже не могу. Вот только выбора у меня нет.

 

– Так или иначе, думаю, мы все равно скоро узнаем ваши мотивы, – сказала Терри.

 

Я отсалютовала ей кофейной чашкой.

 

– Или твои.

 

– Мы понимаем, чем рискуем, – сказала Джен. В те времена, когда фейри еще не стали слабыми и скрытными, тот взгляд, что был сейчас в ее глазах, мог бы отправить армии в смертный бой. Ничто не способно остановить такой взгляд – можно только отойти в сторонку и надеяться, что потери будут невелики. – Итак, что мы делаем дальше?

 

Я встретилась с ней глазами и вздохнула. Она не отступит, и мы обе это понимаем. Те, кто хотел уйти, уже ушли; остались только самые преданные, остались только герои. И убийца. Лично я не герой, и, если мне повезет, никогда им не стану. Я просто делаю свою работу.

 

– Дальше вы делаете все, что я скажу, – произнесла я.

 

– Разумеется, – сказала Джен и улыбнулась. Это была улыбка победителя, на которую она имела право. Мы оставались в Эй‑Эль‑Эйч, и от нас ждали, что мы выиграем их войну. Вот только я не видела ни единого способа это сделать.

 

Глава 15

 

– Есть хоть какой‑то ответ?

 

– Тишина, вот и весь ответ. – Квентин с отвращением бросил трубку на рычаг. – Я звонил восемь раз, но никто не берет трубку.

 

– Сильвестр говорил, что прикажет, чтобы у телефона постоянно кто‑нибудь дежурил. Следовательно, у нас два варианта. Либо он забыл…

 

Квентин фыркнул.

 

– Вот и я так думаю. И это означает, что звонки как‑то блокируются. Ты что‑нибудь знаешь о телефонах в Тенистых Холмах?

 

Квентин пожал плечами и перестал притворяться, что изучает содержимое папки.

 

– Они изготовлены в Эй‑Эль‑Эйч. Установлены незадолго до того, как герцог Торквиль взял меня на воспитание.

 

– Так. С ними когда‑нибудь были проблемы?

 

– Нет, никогда.

 

– Но никто не берет трубку, и ни одно из сообщений Джен не доходит, хотя из отеля мы прекрасно дозванивались. – У меня в голове начала формироваться скверная картинка. – Дай мне телефон.

 

– Что?

 

– Телефон дай. – Я протянула руку. – И читай дальше. Нам нужно знать об этих людях все, что можно.

 

– Не понимаю, с чего я должен это делать, – проворчал он, протягивая мне телефон. – Ты ведь прогоняешь меня домой.

 

– С того, что я так сказала. А теперь замолкни и читай. – Затаив дыхание, я набрала номер японского чайного сада. Тенистые Холмы расположены в Летних Землях, и там иная, чем в человеческом мире, телефонная система. А вот в чайном саду – обычная.

 

После дискуссии в столовой Эллиот отвел нас в бывший офис Колина, где я могла приступить к расследованию и одновременно держать Квентина в безопасном месте и под присмотром. Это была маленькая, тесная комнатушка, на стенах постеры с серферами, полки уставлены игрушками из макдональдсовских «Хэппи Мил». Единственное окно выходило на неправдоподобно идеальный, залитый лунным светом пляж. Сразу видно селки – ухитрился, работая на суше, остаться поближе к родной стихии.

 

Мы тщательно обыскали офис, но не обнаружили ничего, что объясняло бы убийство его владельца. За аквариумом нашелся пакетик с марихуаной, а также большая коллекция порножурналов, от которых Квентин хихикал добрых десять минут, забыв, что он на меня зол. Стайка крошечных морских коньков плавала по аквариуму, подозрительно косясь на нас. Самый большой был в длину не больше восьми дюймов – жеребец с совершенно лошадиной верхней частью, плавно переходящей в ярко‑синий хвост. Кобылки были окрашены в полдюжины разнообразных цветов, складывающихся в яркие узоры, как у тропических рыб.

 

В трубке все шли и шли длинные гудки. Я вздохнула и уже собралась ее повесить, как на другом конце линии кто‑то с грохотом и проклятием схватил трубку. Запыхавшаяся Марсия произнесла:

 

– Алло?

 

– Марсия?

 

– Тоби? О, хвала Оберону. Я отыскала для тебя Тибальта. Он…

 

– Марсия, прямо сейчас у меня на это нет времени. Мне нужно, чтобы ты отправилась в Тенистые Холмы и сказала Сильвестру, что мне нужна помощь. Я во Фримонте, и тут что‑то с телефонами. До Тенистых Холмов я дозвониться не могу.

 

– Как мило. Ну, продолжай же. – Голос был сух, насмешлив и явно принадлежал не Марсии.

 

Я замолчала, а потом выговорила:

 

– Тибальт?

 

– Ты ожидала, что ты меня позовешь, а я откажусь? Видимо, так. Но как бы я ни ценил твое желание обеспечить меня послеобеденным развлечением, однако… «кис‑кис»? Ты в самом деле рассчитывала, что результат у этого может быть положительный?

 

– Тибальт, сейчас правда нет времени.

 

– Что же ты хотела со мной обсудить столь насущное, что отправила служанку звать меня по кустам? – Его тон стал жестче, опаснее. – Я плохо отношусь к тому, что со мной играют.

 

Я потерла лоб ладонью.

 

– Хорошо, послушай, может, это был не самый лучший метод, но он все‑таки позволил вызвонить тебя, так ведь? Надеюсь, ты Марсии ничего не сделал?

 

– Она уверила меня, что за все ее действия вина целиком на тебе.

 

– Вот и хорошо. – Квентин недоуменно на меня смотрел, и я отвернулась, чтобы он меня не отвлекал. – Она рассказала тебе, зачем я уехала во Фримонт?

 

– Нет. Полагаю, эта честь оставлена тебе. Я, впрочем, надеюсь, что ты доставляешь моей коллеге все те хлопоты, которые в остальное время приберегаешь для меня.

 

Ох, дуб и ясень. Вот этого‑то я надеялась не услышать. Стараясь говорить легким тоном, я сказала:

 

– Под коллегой ты имеешь в виду Барбару Линч, местную королеву кошек?

 

– И никого другого. – В голосе больше не слышалось угрозы, только веселье. – Она не должна знать, что ты предпочла позвонить мне, а не обратиться к ней. Мы с ней в не слишком хороших отношениях. Зря эта глупышка вообще заняла трон. С ее‑то тонкой чувствительностью, зачем ей…

 

– Тибальт, она мертва.

 

Молчание.

 

– Она умерла в прошлом месяце.

 

На этот раз голос у него был низкий и резкий, почти что рык:

 

– Как?

 

– Мы не знаем. В этом‑то и проблема. – Я закрыла глаза. – Значит, ты не знал.

 

– А откуда я мог знать? – в его голосе неприкрыто сквозили горечь и гнев. – Из‑за этой суки Риордан у нее была корона без королевства.

 

А вот эта информация оказалась для меня новой.

 

– Что ты имеешь в виду, «корона без королевства»?

 

– В ее владениях нет истинных кейт ши, только наши кошачьи кузены и их подменыши‑дети. Остальные давным‑давно ушли – как только стало ясно, что Риордан не почитает слово Оберона.

 

Оберон основал двор кошек, даровал ему независимость от системы остальных дворов и королевств. Они правили сами собой, и никакая иная политическая сила в мире фейри не имела над ними власти. Но всегда находились правители, не желавшие соблюдать старинную декларацию. Они пытались обложить кейт ши пошлинами, свергнуть или нанять для своих внутренних разборок. В том, что Риордан тоже из таких, ничего удивительного не было. И все‑таки…

 

– Ты ведь можешь разговаривать с моими кошками.

 

– Твои кошки – мои подданные, и подчиняются моим законам. А кошки двора Барбары – нет. Они не могли дозваться до меня.

 

– А куда подались все остальные кейт ши?

 

– Часть в мои владения, часть в другие. Но Барбара осталась – упрямилась до самого конца. – В голосе Тибальта прозвучало еще больше горечи. – Мне кажется, ей нравилось это извращение – преклонить колена перед дочерью Титании.

 

– Больше она никому не кланяется, – вздохнув, сказала я. – Извини, что тебе пришлось узнать это от меня. И насчет «кис‑кис» тоже извини. Мне просто показалось, что так будет лучше всего…

 

– Погоди. Она умерла во Фримонте, и ты не знаешь, кто ее убил.

 

– Да.

 

– И ты все еще там.

 

– Да.

 

– Ты в опасности?

 

Несколько мгновений мне очень хотелось соврать. Потуже стянув на себе его куртку, я сказала:

 

– Здесь умирают люди. Сильвестр отправляет посыльного, чтобы забрать Квентина, но я останусь, пока не выясню, что происходит. Я не могу их бросить.

 

И снова молчание.

 

– Тибальт?

 

– Какая ты все‑таки глупая. – Его голос звучал отстраненно, почти задумчиво. – Моя куртка все еще у тебя?

 

– Да, – призналась я.

 

– Хорошо. Потому что я хочу, чтобы ты ее вернула.

 

– Постараюсь остаться в живых достаточно долго, чтобы успеть вернуть ее тебе. Ты не мог бы передать трубку Марсии? Мне нужно попросить ее об услуге.

 

– Какой услуге? – более жестким тоном спросил Тибальт.

 

– Здесь что‑то с телефонами, я не могу дозвониться до Тенистых Холмов. Кто‑нибудь должен передать Сильвестру, что мы в беде. Большой беде. Нас только что пытались убить и чуть не преуспели. – Я помолчала. – Он мог бы, например, позвонить мне с таксофона на автостоянке. Мог бы разместить там дежурного.

 

– Считай, что сообщение отправлено, – сказал Тибальт все тем же отстраненным и задумчивым тоном.

 

– Что ты собираешься…

 

В ответ раздались гудки – он повесил трубку.

 

Я со стоном повернулась и положила трубку на рычаг.

 

– Если с телефонами что‑то и случилось, то только в Тенистых Холмах. С чайным садом связь вполне нормальная.

 

Квентин снова притворялся, что читает личные дела сотрудников. Покосившись в мою сторону, он спросил:

 

– Чего хотел Тибальт?

 

– Лишней головной боли для меня. Но он бы не согласился передать сообщение, если бы не был намерен его доставить. – Я дотянулась до папки, забрала ее у Квентина и, просмотрев первую страницу, сморщила нос. Может, корпоративный врач‑диетолог с пониманием относился к тому, что полевых мышей Барбара предпочитала живыми, но я вот нет. – Сменим тему. Здесь написано, где ее офис?

 

– Неа. А ты знаешь, что у Колина докторская степень по философии?

 

Я подняла глаза на Квентина.

 

– В каком году и где получена?

 

– Тысяча девятьсот шестьдесят второй. Нюьфаундленд.

 

– У кого‑нибудь еще есть дипломы от канадских университетов? – Я пролистала личное дело Барбары, остановившись на листке с заголовком «образование». – У Бэб нет… она получила диплом в Калифорнийском университете в Беркли. Феминология и английский.

 

– Питер преподавал историю в Университете Батлера в Индианаполисе, а в деле Юи написано, что она была куртизанкой при дворе короля Гилада.

 

Я опять взглянула на Квентина.

 

– Пожалуйста, скажи, что ты сам знаешь, что это означает. – Квентин покраснел. – Вот и хорошо. Мне бы не хотелось объяснять. Итак, мы не нашли практически никаких связей.

 

– Никаких.

 

– А из четырех жертв у двоих такие офисы, которых как будто нет.

 

Офис Питера мы успели обыскать перед тем, как взяться за комнату Колина. Там было довольно пусто, только стол и канцелярские принадлежности. Несколько личных штрихов были связаны с футболом – вымпел Университета Батлера на стене и мяч из губчатой резины, который Питер, видимо, любил покидать в минуты скуки. Ничего такого, что помогло бы помочь найти мотив убийства, не было, и это меня беспокоило.

 

– Или у одной из них, потому что никто, собственно, не говорил, что у Барбары имелся личный офис.

 

– Верно. – Я плюхнулась на стул рядом с аквариумом. Морские коньки упорхнули в дальний конец, а их крошечный вожак принялся плавать взад и вперед, «охраняя» остальных. – Может, она в чулане трудилась. А нет офисов – нет и зацепок. Здесь нам тоже ничего не перепало, разве что ты любишь травку.

 

– Чего?

 

– Ничего. Выходит, насчет текучки кадров правда. Такое впечатление, что до того как все это началось, от них не уходил ни один работник.

 

– И что нам это дает?

 

– НАМ, Квентин, это не дает ничего. Ты отсюда уедешь, как только прибудет провожатый.

 

– А что если я не поеду? – он скрестил руки на груди и выпятил челюсть.

 

– Приказ Сильвестра, детка. Ты уедешь.

 

– Зачем ты так стремишься убрать меня отсюда? Я хочу помочь. Я хочу…

 

Я оттянула рубашку за воротник и, спустив ее с левого плеча, показала шрам. Квентин замолчал и судорожно вздохнул. Убедившись, что он успел хорошенько все разглядеть, я смерила его взглядом и вернула рубашку обратно.

 

– Это сделано железом, – произнес он. В его расширившихся глазах был испуг.

 

– Рада видеть, что тебя научили отличать раны, нанесенные железом.

 

– Но как ты…

 

– Я выжила, потому что мне повезло и потому что кое‑кто оказался согласен заплатить высокую цену, чтобы я протянула на этом свете малость подольше. Большинству же так не везет.

 

Квентин сглотнул и встал.

 

– Пойду покормлю морских коньков.

 

– Хорошая мысль, – согласилась я и потянулась за стопкой папок. Я не собиралась его пугать – он и так во имя того, что считал правильным, совершил больше, чем на его месте сделало бы большинство чистокровок возрастом вдвое его старше, – но ему необходимо понять, что это не игра. Это реальность, и он уедет домой.

 

Корм для рыб лежал на полке под аквариумом. Бросив на меня еще один косой взгляд, Квентин открыл банку и вытряхнул в воду ячмень и кусочки сушеных водорослей. Крошечные коньки, позабыв о пугливости, бросились к еде и принялись ловить ее. Я мельком улыбнулась и открыла первую папку.

 

В Эй‑Эль‑Эйч любили все записывать: от списка предыдущих мест работы до происхождения и предпочтений в питании, как будто пытались воплотить на бумаге портреты своих сотрудников. Хоть это и оказалось полезно для расследования, я все равно не могла понять, зачем изначально было брать на себя такой труд.

 

В личном деле Колина на первой странице были перечислены члены его семьи. Я подумала, кому придется сообщать им, что он погиб, и с отвращением от этой мысли швырнула папку на стол, оттолкнув ее подальше.

 

– В этом нет никакого толку.

 

Квентин оторвался от кормежки морских коньков.

 

– В каком смысле?

 

– Они были нормальные. – Я показала на папку. – Все чистокровные, всем меньше трех сотен лет, все в течение какого‑то времени жили в человеческом мире, не обрывая связей с Летними Землями – ничего необычного. Барбара местная, Юи – из Орегона, так что обе с западного побережья… только Колин из Ньюфаундленда, а у Питера последнее место жительства – Индиана.

 

– Так что же их объединяет? – спросил Квентин, ставя пакет с кормом обратно на полку.

 

Он явно ожидал хитроумного перла мудрости в стиле Шерлока Холмса, но, как ни жаль было его разочаровывать, никаких вариантов я не видела.

 

– Помимо Эй‑Эль‑Эйч, ничего.

 

Это‑то меня и беспокоило. Если только наш убийца не основывает свои действия на каком‑то факторе, которого я не вижу, то мы имеем дело с единственным мотивом выбора жертв – «здесь». Ничего хорошего это не сулит. Например, может оказаться важным признаком, что мы ищем сумасшедшего.

 

Безумие опасно. Все фейри, живущие в смертном мире, хотя бы чуточку чокнутые – это естественное следствие того, что мы из себя представляем. Мы вынуждены убеждать себя, что способны полноценно жить и работать там, где правит человеческая логика, совершенно отличающаяся от нашей собственной. Пока это удается, то что‑то даже получается. Но проблема в том, что постепенно ложь перестает действовать, а к тому времени, как правило, бежать уже слишком поздно.

 

– Эх, – разочарованно протянул Квентин.

 

– Да уж, эх, – согласилась я.

 

За моей спиной в воздухе что‑то щелкнуло. Не тратя времени на раздумья, я, сметая по пути папки со стола, вихрем развернулась, чтобы очутиться между Квентином и потенциальной угрозой. Очертания Эйприл замерцали, когда бумаги веером пролетели сквозь нее. Она невозмутимо посмотрела, как они падают на пол, и наконец спросила:

 

– С вами все в порядке?

 

– Больше так не делай! – сказала я, валясь на ватных ногах обратно на стул. На лице у Квентина был написан тот же шок, какой ощущала я. Хорошо. Меньше шансов, что он потом станет надо мной смеяться.

 

– Почему? – Она склонила голову набок, демонстрируя проблеск любопытства. Тот факт, что я только что швырнула несколько листов бумаги сквозь верхнюю половину ее тела, ее, похоже, нисколько не смутил. Дриады вообще странные, но Эйприл смогла бы взять гран‑при.

 

– Потому что пугать людей невежливо.

 

– Понятно. – Эйприл взглянула на Квентина. – Она правильно говорит?

 

Тот, потеряв дар речи, только кивнул.

 

– Понятно, – повторила Эйприл и после секундного размышления спросила: – Вы против того, чтобы я материализовалась, или того, чтобы делала это за пределами вашего непосредственного поля зрения?

 

Мы с Квентином озадаченно на нее уставились, а она глядела на нас с вежливым любопытством в желтых глазах. На этот раз, видя ее с более близкого расстояния, я заметила, что радужки у нее как будто нарисованные и не имеют обычного перехода цветов.

 

Из‑за отсутствия мелких деталей она все более и более казалась сотворенной, а не рожденной. Возможно, это многое в ней объясняло – хотя и не меняло того, что у меня пульс только что подскочил втрое, потому что она решила не пользоваться дверью, как все нормальные люди.

 

– Я против того, чтобы ты появлялась за моей спиной без предупреждения, – сказала я.

 

– И я, гм, тоже присоединяюсь, – кивнул Квентин.

 

Эйприл улыбнулась совершенно искусственной улыбкой.

 

– Принимается. Впредь я воздержусь от мгновенной материализации в непосредственной близости от вас без предварительного извещения о своем прибытии.

 

Мне понадобилась лишняя секунда, чтобы продраться сквозь фразу.

 

– Значит, ты не будешь неожиданно появляться? – уточнила я, не спеша делать выводы относительно той, кто считает такие мелочи, как законы физики, всего лишь данью удобству.

 

– Не буду.

 

– Вот и хорошо. – Я оглянулась на Квентина и увидела, что он тоже понемногу успокаивается. – Я тебе зачем‑то нужна?

 

– Мама говорит, что вы намерены помочь нам.

 

– Мы намерены постараться.

 

– Мама говорит, что вы здесь по причине дисконнекта резидентов данной сети.

 

Я посмотрела на Квентина, но тот помотал головой и развел руки, показывая, что тоже не понимает.

 

– Что?

 

– Тех, которые ушли в оффлайн. Что вы определите, по какой причине они остаются вне сети.

 

Ох. Она говорит про убийства.

 

– Да. Мы намерены выяснить, почему здесь убивают людей.

 

Она озадаченно нахмурилась. Потом это выражение исчезло с ее лица, и она спросила:

 

– Зачем?

 

– Кто‑то же должен это сделать, – пожала я плечами.

 

– Это не имеет смысла, – произнесла она, снова хмурясь.

 

– У меня всегда так. Одно из моих главных достоинств.

 

Квентин фыркнул, стараясь не рассмеяться.

 

– Гордан вам не доверяет, – сказала Эйприл.

 

– Я в курсе.

 

– Мама вам доверяет. – Она покачала головой. – Я пока не знаю, доверяю вам или нет.

 

– Я рада, что ты честно об этом говоришь, – сказала я.

 

Она начинала меня нервировать. Уж слишком много было маленьких несоответствий между тем, как она себя вела, и тем, как была создана. И все труднее было подавлять искушение провести ладонью сквозь пространство, которое ее тело якобы занимало, просто чтобы выяснить, есть она там или нет.

 

– Честность – это единственный разумный вариант.

 

Для дриад, питаемых от компьютера, это, может, и верно, но вот все прочие фейри не так просто смотрят на этот вопрос. Я медленно спросила:

 

– Зачем ты здесь?

 

– Мама попросила, чтобы я извещала вас, если кто‑либо из персонала компании окажется вне поля зрения назначенного ему партнера.

 

– И?

 

– Гордан и Терри покинули общество друг друга.

 

Вот черт.

 

– Сообщение получено. Где они?

 

– Гордан находится в своей рабочей кабинке. Терри находится в столовой.

 

– Хорошо. Давай ты пойдешь займешься чем‑нибудь другим, что там тебе нужно, а я постараюсь объяснить им, почему они поступили неправильно. Договорились?

 

Эйприл посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом, отстраненно, словно антрополог, исследующий чужую культуру. Хотя, кто знает? Может быть, именно это она сейчас и делала.

 

– Поняла, – сказала она наконец и исчезла во всплеске статики и озона.

 

– Отлично, – сообщила я месту, где она только что была, а потом достала ключи и кинула Квентину. Он поймал их не раздумывая – хорошая реакция – и удивленно на меня посмотрел.

 

– Зачем ты мне их даешь?

 

– Мне нужно пойти постучать кое‑какие головы лбами друг о друга. Запрись изнутри.

 

– Хм. – Квентин вопросительно поднял брови. – Ты хоть раз в жизни фильм ужасов смотрела? Разделяться – это обязательно не к добру.

 

– Я это понимаю. А еще понимаю, что если буду шататься по территории, беспокоясь за тебя, то влипну во что‑нибудь с еще большей вероятностью, чем обычно. Оставайся на месте. Запри дверь и не впускай вообще никого, даже если у них будет мой голос, если тебе не назовут пароль.

 

– Эйприл не станет пользоваться дверью.

 

– Я не думаю, что Эйприл так уж опасна, если только не угрожать ее мамочке. Пожалуй, тебе стоит поискать способ, как заставить ее вернуться. Было бы полезно задать ей кое‑какие вопросы.

 

– Тоби…

 

– Выполняй.

 

Он, кажется, собрался спорить дальше, но потом вздохнул, понурился и спросил:

 

– Какой пароль?

 

Вставая и направляясь к двери, я позволила себе мимолетную улыбку.

 

– Как насчет «садись за уроки»?

 

– Зараза, – ответил он, тоже выдавливая улыбку.

 

– Вот именно. – Я вышла и подождала, пока Квентин запрет дверь на замок. Убедившись, что задвижка защелкнулась, я зашагала по коридору.

 

Глава 16

 

Я постепенно начинала ориентироваться в холме. Коридор, в который выходил офис Колина, соединялся с более широким, ведущим к большим двойным дверям, открывающимся на лужайку перед зданием. На траве валялось с дюжину кошек, расположившихся относительно двери подобно спицам в колесе. Когда я шагнула наружу, они подняли головы и уставились на меня. Я задумалась. Они явились сюда из‑за Барбары – если верить Тибальту, она была единственной настоящей кейт ши во Фримонте – но вот остались они здесь по каким‑то своим причинам.

 

Есть у кошек одна особенность: они помнят времена, когда могли смотреть на истинных владык мира фейри, а не только на королей и королев кошек и бледные подобия остальных, как теперь. Сидя в уголке или где‑нибудь у камина, они наблюдают, как вершится история, и не забывают из нее ни минуты. Кое‑кто говорит, что кошки – это память фейри, и покуда нас помнит хотя бы одна кошка, мир фейри не умрет. Люди говорят много странного, но порой истина оказывается в том, что нам не дано увидеть. Пусть болтают что хотят про связь кошек с магией, я все равно утверждаю, что большинство их – просто невыносимые надоеды. Включая моих собственных.

 

Я пошла, выбирая где ступить между кошек, по лужайке по направлению к главному зданию. Они пристально наблюдали за мной, и я, задумчиво нахмурившись, остановилась. Несмотря на такой прирост кошачьего населения снаружи зданий, внутри я ни одной не видала.

 

– Что, ребята, у вас проблемы с замкнутым пространством? – поинтересовалась я. Они не ответили, не двинулись ни ко мне, ни прочь от меня. – Ну и ладно. – Я покачала головой и вошла внутрь.

 

Теперь, когда я знала, что происходит, пустота главного здания показалась еще более зловещей, чем прежде. Пока я шла к лабиринту рабочих ячеек, то слышала эхо собственных шагов. Больше всего на свете мне хотелось устроить эвакуацию – отослать выживших по домам или даже отправить их в Тенистые Холмы – и выяснить личность убийцы, не шатаясь по этой гигантской технологической усыпальнице. Но, увы, это было невозможно.

 

Дверь в офис была раскрыта – Джен с Эллиотом, согнувшись над стопкой каких‑то непостижимых чертежей, по очереди брали друг у друга карандаш. Я остановилась, чтобы понаблюдать за ними. Джен подняла голову – в ее глазах был молчаливый вопрос, и я отрицательно помахала ладонью, возвращаясь к патрулированию. Ей не обязательно знать, что ее люди не подчиняются правилам. Разве что они откажутся меня слушать, когда я их буду за это бранить.

 

Я пошла обратно в зал, где мы впервые встретились с персоналом Эй‑Эль‑Эйч. Кондиционеры были выключены, освещение тусклое. Мостки наверху казались размытыми пятнами. Все вместе это выглядело как типичное место, посещаемое безмозглыми блондинками в дешевых фильмах ужасов – учитывая количество трупов, которое мы здесь нашли, совсем не плохое сравнение. К счастью, у меня никогда не возникает желания бродить по глухим переулкам в нижнем белье. Стараясь громко не топать, я вошла в лабиринт.

 

Я не умею двигаться так же бесшумно, как моя мать, – еще одно следствие примеси смертной крови – но годы практики научили меня кое‑каким приемчикам, помогающим не шуметь. Как только глаза привыкли к полутьме, я перестала обращать внимание, куда ставлю ноги, и сконцентрировалась на слухе.

 

По левую руку из лабиринта доносился слабый звук. Клавиши компьютера.

 

Пока я шла на звук туда, где работала Гордан, ряды рабочих ячеек рассказали мне о потерях Эй‑Эль‑Эйч больше, чем любое личное дело в мире. Столы несли на себе маленькие личные отпечатки: игрушки, фотографии, букетики высушенных или завядших цветов. Я заметила табличку с именем и остановилась. «Барбара Линч». Тот самый офис, который мы не смогли найти.

 

– Так вот ты где, – выдохнула я.

 

Стол был завален бумагами, исписанными какими‑то сложными вычислениями, а горка бумажных цветов‑оригами молчаливо свидетельствовала о том, какой у Барбары был любимый метод снятия стресса. На полке стояли в основном документы по работе, за исключением постера с котенком и надписью «Держись» крупными мультяшными буквами и фотографии улыбающегося светловолосого мужчины, прикрепленных кнопками к стене. Я вытащила кнопки и, перевернув фотографию, прочла надпись на обороте: «Моей дорогой Бэбс. Кошка может смотреть на короля. Могу ли я смотреть на кошку? С любовью, Джон».

 

Черт бы все побрал. Сдерживая вздох, я положила снимок на стол. Других фотографий не было, и это меня немного удивило: если Барбара с Гордан действительно дружили так давно, как полагал Алекс, можно было бы ожидать, что здесь будут какие‑нибудь приметы их отношений – фотография, открытка или еще что‑то – но здесь не было ничего, что указывало бы на то, что они вообще встречались вне работы. Я, наморщив лоб, принялась разбирать наваленные на столе бумаги. Практически все они были вполне будничными: заметки по устранению неполадок в последних программных разработках компании, сообщения о сбоях и отчеты об ошибках.

 

Барбара занимала в отделе не слишком высокое положение, и судить об этом можно было не только по очевидному отсутствию личного кабинета. Исходя из тех служебных записок, содержание которых я смогла понять, она находилась в самом низу корпоративной пищевой цепочки. Стоило чему‑то пойти не так, и большая часть шишек валилась на Барбару. Что еще более характерно, шишки эти прилетали от Гордан.

 

– Может, поссорились чуток, – пробормотала я, переходя к осмотру ящиков. Все, кроме одного, выдвинулись легко, верхний же оказался заперт. Нахмурившись еще больше, я присела на корточки и осмотрела его. Если попрошу, Джен даст ключ, но сначала лучше подумать. Возможно, у Барбары была безупречно разумная причина запирать ящик – например, кто‑то постоянно воровал у нее карандаши.

 

Или же она пыталась что‑то спрятать.

 

Вскрытие дешевых замков – одна из забав, которым мне пришлось выучиться на своей основной работе. Просто поразительно, сколько семей можно довести до развода с помощью вещей, хранящихся за пятидесятицентовой защелкой типового письменного стола. Я оглядела столешницу, нашла скрепку и, распрямив ее, уже через несколько секунд ковырялась в скважине самодельной отмычкой.

 

Замки, устанавливающиеся в ящиках столов, обычно требуют на вскрытие не больше минуты – этот исключением не оказался. Три поворота проволочки, защелки вышли, и ящик с громким щелчком открылся. Стук клавиш компьютера Гордан на мгновение смолк, потом возобновился в прежнем стремительном темпе. Затаив дыхание, я вытащила ящик и, поставив на пол, принялась разбирать содержимое.

 

Верхний слой был вполне типичный: объявления об общих мероприятиях компании, надорванные конверты, корешки старых квитанций, чистые блокноты для стенографии. Просмотрев все это и отодвинув в сторону, я принялась копать глубже. Снова бумаги, снова всякий мусор, которым постепенно засоряется каждый письменный стол в мире. На дне лежала чековая книжка с забавными котятами на страничках. Я перелистала ее и, дойдя до записи прихода и расхода, внезапно замерла.

 

Большая часть зачисления денег была помечена «зарплата»: это были вполне неплохие суммы, свидетельствующие о приличном, пусть и не сногсшибательном ежемесячном доходе. В них ничего подозрительного не было. А вот в других перечислениях…

 

Записей, названных в примечаниях «контрактная премия», было практически столько же, сколько зарплатных выплат, но суммы втрое больше. Пусть я и не разбираюсь в компьютерной промышленности, но логикой владею. Если Барбара столько зарабатывала на независимой работе, то в Эй‑Эль‑Эйч она не нуждалась: эти деньги покрывали все ее расходы. За что бы ей столько ни платили, но уж явно не за контрактные подработки.

 

Сунув чековую книжку в карман куртки, я вернулась к осмотру содержимого ящика, но больше ничего особенного не нашлось. Я задумчиво перевела взгляд с груды бумаг и канцелярских принадлежностей на полу на пустой ящик. Он был набит под завязку, но теперь, при том что содержимое лежало даже еще менее аккуратно, чем изначально, стопка была по меньшей мере на три дюйма ниже высоты ящика. Чего‑то не хватает.

 

Я провела пальцами по краям внутренней стороны ящика и в дальнем левом углу нащупала углубление. Есть. Понадобилась буквально пара минут, чтобы достать фальшивое дно и осмотреть остальное содержимое. От увиденного у меня округлились глаза. Сверху аккуратной стопки бумаг лежал конверт с водяными знаками – звездами и маками герба Магического Кристалла. Конверт был распечатан, и я, стараясь как можно меньше дотрагиваться пальцами, вытряхнула на ладонь необналиченный чек на сумму, соответствующую тем самым контрактным премиям в чековой книжке Барбары, а также записку: «Прилагаем оплату работы за май. Отчет за июнь ждем в то же время в том же месте». Внизу стояла размашистая, украшенная завитушками подпись герцогини Риордан. Если бы все не стало ясно уже по гербу, тут исчезли бы последние сомнения.

 

– Боюсь, отчет за июнь ты уже не получишь, – сказала я и подняла ящик, оставив ненужный хлам на полу. Нужно будет еще раз тщательно осмотреть находки, после того как я поговорю с Джен и вернусь к Квентину. Сунув ящик под мышку, я пошла на звук печатания на клавиатуре, мельком подумав, что в компьютерной компании его источником запросто может оказаться вовсе не тот, кого я знаю. В конце концов, если бы я захотела куда‑то заманить программиста, то как раз воспользовалась бы безобидным звуком клавиатуры.

 

Цепочка тревожных мыслей оборвалась, когда я повернула за угол и оказалась перед рабочим местом Гордан. В нем было меньше личной окраски, чем в тех, мимо которых я уже прошла, но я и так могла сказать, кому оно принадлежит, поскольку Гордан сидела там лично. Когда я подошла, она подняла голову, поморщилась и нажала клавишу в верху клавиатуры. Экран погас, но я успела зацепить взглядом диаграмму, такую же сложную и запутанную, как схемы вязания у Луны.

 

– Чего тебе?

 

Я держала под мышкой веские доказательства того, что ее лучшая подруга работала на их врагов, и, чувствуя себя странно неловко, произнесла:

 

– Эйприл сказала мне, где ты. Тебе не следует находиться в одиночестве.

 

– Ты не знаешь, кто убийца. С какой стати мне безопаснее быть с ними?

 

Туше.

 

– Я пытаюсь выполнять свою работу.

 

Я была намерена оставаться с ней вежливой, пусть даже это смертельно раздражало. Гордан наверняка напугана не меньше меня, если не больше. Ведь это ее компания находится на осадном положении.

 

– И так много пользы нам это приносит, – фыркнула Гордан. – Все явно повернулось к лучшему с тех пор, как ты приехала. И о чем я только думала.

 

Мое дружелюбие имеет пределы.

 

– Это несправедливо. Мы стараемся как можем.

 

– Несправедливо? Ну, тогда извините, не уловила. Видимо, лизаться с Алексом, когда мои друзья умирают, для тебя вполне справедливо? – Я вздрогнула, и Гордан отозвалась на это насмешливой улыбкой, сказав: – Милочка, по тебе прекрасно видно, чем ты собираешься заняться. На склоне холма, кажется, уже холодает?

 

Если бы сарказм стал еще хоть капельку гуще, его можно было бы собирать совком.

 

– Если бы ты постаралась помочь, вместо того чтобы все время на меня нападать, может, мы добились бы большего? И при чем здесь склон холма?

 

– Если бы ты знала, что делаешь, может, тебе бы и не понадобилась моя помощь! – Гордан бросила на меня сердитый взгляд, и я ответила тем же. Пусть она и потеряла лучшую подругу, но душевная травма не извиняла ее поведение спустя столько времени. В какой‑то момент приходится заново брать на себя ответственность за свои поступки.

 

– Для человека, не имеющего ответов ни на один вопрос, что‑то ты больно на нас наезжаешь. Между прочим, вещи, которые последнее время действуют неправильно, – это все технологии коблинау, что слегка подозрительно.

 

– А что, есть причины на вас не наезжать? Ты заявляешься сюда со смазливым мальчиком, подхалимничаешь перед Джен, ведешь себя так, будто теперь, когда твой драгоценный сеньор изволил проявить к нам внимание, все будет хорошо – а до того как ему пришла в голову эта мысль, мы не стоили того, чтобы нас спасать?

 

– Мы не знали, что вы в беде. Никто не сообщал о том, что здесь творится.

 

– Тоже мне отговорка!

 

– Тебе придется поверить, потому что это правда. Мне надоело, что ты обращаешься со мной как с дерьмом, а с Квентином и того хуже, и только из‑за того, что ты напугана.

 

– Вы должны были знать, что что‑то случилось. Ваши драгоценные чистокровки должны были догадаться. – В ее глазах блестел гнев и прошлые обиды. – Разве они не для этого существуют?

 

– Ты, похоже, сильно недолюбливаешь чистокровок.

 

– Гляди‑ка, догадалась. – Гордан отвернулась от меня. – Просто отвечаю им тем же, чем и они мне.

 

Быть в обиде за себя? обычное дело у подменышей; черт, да я и сама такая. Наши бессмертные родители обладают всеми преимуществами мира фейри и берут все, что пожелают, из мира смертных – а мы получаем лишь то, что нам дозволяется иметь. Но вот такая степень обидчивости, как у Гордан, обычным делом все‑таки не была. Та ею просто упивалась.

 

– Не против, если я спрошу о причине?

 

– Против, – отрезала она, но потом, более спокойным тоном, сказала: – Мама была чистокровной коблинау, отец был подменышем, а я? случайным залетом. Достаточно смертная, чтобы меня не приняли в шахтах, но недостаточно, чтобы работать в мастерских среди нечистокровок. Хочешь прожить самую дрянную жизнь на свете? Примерь на себя мою.

 

Я сочувственно поморщилась.

 

– Ты права. Поганая жизнь.

 

Коблинау селятся в глубоких шахтах – глубже, чем даже дварфы и гремлины. Из‑за того, что она подменыш, Гордан оказалась неспособна постоянно жить на таких глубинах. С другой стороны, будучи более фейри, чем человеком, она была чересчур чувствительна к железу и потому не могла работать в мастерских с другими нечистокровками, при этом ее сторонилась и та и другая сторона. Невезучая жизнь, как ни крути.

 

– Ты даже не представляешь насколько.

 

– А вот тут ты ошибаешься. – Мне стало жаль ее, хотя раздражать она меня от этого не перестала. – Я дочь Амандины. Ты ведь знала об этом? – Она кивнула. – Что ж, об этом все поголовно знают. Я всего лишь подменыш, и крови фейри во мне даже меньше, чем в тебе. Но, куда бы я ни пошла, репутация матери шествует впереди, и мне каждый божий день приходится жить так, чтобы ее оправдывать. Так что не надо мне говорить, будто я представления не имею о том, сколько приходится выносить из‑за родителей. У меня, может, и другой расклад, но карты такие же плохие.

 

Гордан ответила злобным взглядом, я ответила ей тем же, и она первой отвела глаза.

 

Я чуточку расслабилась. Победы, пусть даже маленькие, штука приятная. Я достаточно мелочна, чтобы им радоваться, и в слишком большой степени человек, чтобы у меня было много шансов это делать.

 

– Злиться – это нормально, – сказала я как можно мягче.

 

– Разве? – Гордан пожала плечами, и я решила, что это ее способ справляться с эмоциями. Коблинау, как правило, не демонстрируют своих чувств.

 

– Да, нормально, – сказала я. – Я зла с тех пор, как я сюда приехала. Люди обещают помочь, но не помогают, а болтаются где им вздумается… я в ярости.

 

– Тогда почему ты здесь?

 

– Почему? – пожала я плечами и решила ответить правду. – Сильвестр меня попросил, к тому же я вам нужна.

 

– Тебе будет все равно, даже если мы все умрем, – сказала она с горечью. Потом, прищурившись, посмотрела на меня. – Ты здесь всего лишь потому, что тебе так приказал твой сеньор.

 

– Он попросил, а не приказал. И ты неправа.

 

– В чем же?

 

– Мне не все равно, умрете вы все или нет, потому что ни магический мир, ни я не хотим, чтобы кто‑то умирал, и к тому же… – я воздела руку, пародируя мелодраматический жест. – Если я о вас не позабочусь, Сильвестр надерет мне задницу!

 

Это сработало. Гордан прикусила губу, стараясь не улыбнуться, и полуотвернулась, чтобы я не заметила. Ха‑ха, не успела. Меня временами тянет на пафос, но я об этом знаю – а если знаешь собственные недостатки, то можешь их использовать.

 

– Если бы мы не ругались, то добились бы большего, – сказала я.

 

Гордан оглянулась.

 

– Ты права, – признала она. – Возможно, добились бы.

 

– Не нужно заставлять себя хорошо ко мне относиться. Эйприл вот я не нравлюсь.

 

Гордан ухмыльнулась.

 

– Эйприл много чего не нравится.

 

– Я заметила. Почему оно так?

 

– Из‑за отчужденности.

 

– Отчужденности? – переспросила я. Мне хотелось, чтобы Гордан немного расслабилась, но и работу нужно было делать – а выяснить все что можно об оставшихся обитателях Укрощенной Молнии было частью этой работы. Большинство – наверняка милые ребята, но один из них убийца.

 

– Раньше она была деревом. Делала всякие древесные вещи: пила воду, усваивала питательные вещества из почвы, занималась фотосинтезом и прочая. – Гордан откинулась на стуле, почувствовав себя в знакомой стихии. – Все, что есть в природе, весь ее цикл, есть и в деревьях.

 

– Вполне верно.

 

– Итак, она – дерево. Но внезапно она больше не дерево, а сервер. Там холодно. Там делаются серверные вещи, а не те, что в живой природе. Вместо солнечного света у нее стало электричество, вместо корней – кабели. Все то, в чем раньше ей не было никакой нужды. И она начинает изучать эти новые вещи – как стать хорошей машиной – и забывает о солнечном свете, о воде в своих корнях и о фотосинтезе.

 

– Ох. – До меня дошло. – Суть дриад – деревья.

 

– Вот именно. Чем больше она узнаёт о том, как быть машиной, тем меньше помнит о том, каково быть чем‑то еще.

 

– Но ей все же нравятся некоторые люди.

 

– Нет, ей нравится Джен. А остальных нас она просто терпит в качестве функций, в которых ее мать нуждается, чтобы оставаться в рабочем состоянии. – Гордан пожала плечами. – Ничего такого уж особенного. Мы к ней привыкли.

 

– А это не кажется немножко… странным?

 

– Тебе приходилось встречать владельцев кошек, которых взяли из приюта для животных?

 

Я моргнула, отчасти сбитая с толку таким поворотом темы.

 

– Да.

 

– Давай угадаю: кошка была им очень предана, а всех остальных ненавидела. Угадала?

 

– Ага, – ответила я задумчиво. Митч и Стейси как‑то раз взяли котенка в Обществе защиты животных. Это был маленький пушистый комочек кошачьего зла, хронически нацеленный на «убий». Каждый раз, как Тень видел меня – или Клиффа, или даже Кэрри – он тут же взлетал, целясь в ближайшие уязвимые части и пытаясь отделить их от тела. При этом, если Стейси находилась рядом, он не прекращал мурлыкать.

 

Он умер от старости за два года до того, как я вернулась. По словам Митча, характер у него не смягчился. Даже когда кот полуослеп и у него выпали все зубы, он продолжал попытки покусать всех, кто приходил в гости. Молодчина.

 

– У Эйприл и Джен примерно то же самое, одна была потерявшимся бездомным котенком, а вторая взяла ее домой. Естественно, что Эйприл очень предана. Лично меня удивляет даже то, что тебе удалось убедить ее не ходить хвостом за Джен.

 

– Значит, они постоянно вместе?

 

– Не постоянно. Но если Джен щелкнет пальцами и скажет «прыгай», будь уверена, Эйприл тут же окажется рядом и проверит, что ты спрашиваешь «как высоко».

 

– Понимаю.

 

– Уверена? – Гордан пристально на меня взглянула. – Может, я не очень хорошо отношусь к чистокровкам в целом, но здесь у нас преданность – обычная вещь. Так что не торопись делать выводы относительно конкретных людей.

 

С этим было не поспорить.

 

– Мне нужно возвращаться. А тебе не следует находиться здесь одной.

 

– Я большая девочка, – Гордан подняла маленькую черную коробочку. – Это моя тревожная кнопка. Если на меня кто‑то нападет, я нажму вот здесь, и включится сигнал неисправности сервера. Не беспокойся за меня.

 

Я сдвинула брови.

 

– Почему такой штуки нет у каждого?

 

– Раньше они нам были не нужны.

 

– Теперь нужны.

 

– Посмотрю, что можно сделать, – она невозмутимо посмотрела на меня и добавила: – Я остаюсь здесь.

 

– Я поняла, – вздохнула я. – Не помри тут.

 

– Не собираюсь.

 

Я пошла обратно в темноту, до самого поворота в основной проход чувствуя спиной взгляд Гордан. Мне не хотелось оставлять ее одну, но находиться в ее обществе не хотелось еще больше, а скандалить и уговаривать ее я не собиралась. Может быть, позже, после того как я тщательно просмотрю бумаги Барбары и, кто знает, получу шанс выяснить, что именно за ними кроется.

 

При переходе на электричество от генератора кондиционеры были выключены, и снаружи было прохладнее, чем внутри. Я прищурилась на луну, потом посмотрела на часы. Почти четыре часа – скоро взойдет солнце. Еще одна лишняя сложность.

 

После открытого пространства замкнутые коридоры помещений были похожи на научно‑фантастический призрачный город, где на меня вот‑вот нападут инопланетяне. Из каждого окна виднелся другой пейзаж, и расхождение между ними как будто стало еще сильнее, чем прежде. Из одного окна на третьем этаже – если визуально ориентироваться на расстояние до земли – открывался безупречный ночной вид на лужайку и кошек, растянувшихся на залитой лунным светом дорожке.

 

Через две двери, в конце длинного коридора, был офис Джен. Дверь, которая раньше была нараспашку и подперта кирпичом, теперь была закрыта. Положив руку на нож на поясе, я подошла и постучала.

 

– Джен? Есть там кто‑нибудь?

 

– Входите! – Внутри что‑то глухо упало, потом что‑то еще грохнуло, и Джен распахнула дверь. Я взглянула поверх ее плеча. Эллиота уже не было.

 

– А где Эллиот?

 

– Ему пришлось уйти, чтобы кое‑что взять. Но я отсюда не выходила, со мной все в полном порядке, я работала над… собственно, не имеет значения, над чем я работала. Я не смогу объяснить, а ты не поймешь. – В ее тоне не было ничего оскорбительного, тем более что она была почти наверняка права. Джен склонила голову набок, и выражение на ее лице сменилось озабоченностью. – С тобой все хорошо? Ты бледная. Ты поела? Поспала?

 

– Это неважно, – ответила я, мысленно выругавшись. Ну почему ей именно сейчас захотелось проявить внимание? Я чувствовала себя ужасно, но это не значило, что я хочу, чтобы мне на это указывали. – Откуда вы знаете, что убийца не придет за вами? Пусть с вами «все в полном порядке», но откуда вы знаете, что Эллиот не попал в беду?

 

– Я… – она замолкла и пристально взглянула на меня. – Ты стараешься меня напугать?

 

– Да, стараюсь. Если вас убьют, ваш дядя сделает из моей шкуры коврик.

 

– Возможно, ты права. Просто как‑то странно думать о том, что кому‑то захочется напасть на меня.

 

– Вы осознаете, что, если мотивы политические, то вы в бoльшей опасности, чем все остальные? – Я приподняла ящик из стола Барбары. – У меня есть информация. Можно войти?

 

Джен оглядела ящик и спросила:

 

– Что это?

 

– Доказательство, что Барбара вас надувала. – Я протиснулась мимо Джен внутрь офиса, она закрыла дверь и подошла к столу, куда я сгрузила ящик поверх груды бумаг. – Но не это самое важное. Я знаю, почему вы не можете дозвониться до дяди.

 

– Что? – у нее расширились глаза. – Что ты хочешь сказать?

 

– Дело в телефонах. – Я вкратце рассказала о своих выводах, упомянув, что звонки извне холма или же на номера телефонов, установленных не компанией Эй‑Эль‑Эйч, прекрасно проходят. О разговоре с Тибальтом я умолчала: там не было ничего такого, о чем ей нужно было знать.

 

Сначала Джен просто молчала, потом глаза ее холодно сузились.

 

– Это и в самом деле был один из нас, – произнесла она мягким, опасным голосом, который мне случалось слышать у ее дяди и который, как правило, означал, что пора бежать и прятаться.

 

– Видимо, так, – сказала я и подала ей обнаруженный у Барбары в столе конверт, печатью Магического Кристалла кверху. – Похоже, у Барбары была вторая работа.

 

Джен уставилась на него.

 

– Она работала на Риордан?

 

– Брала взятки. Сверх этого я ничего не знаю – по крайней мере, пока. Но узнаю. В ее столе было потайное отделение. Там же я нашла ее чековую книжку, и если даты верны, то она получала выплаты от них по меньшей мере весь последний год.

 

– Барбара была шпионом? – Джен уселась на стол, скрестив ноги, и потянулась за ноутбуком. – Если Эллиот опять обзовет меня параноиком, я его отшлепаю. – Она подняла крышку и принялась печатать.

 

– Гм… Джен? – Я машинально убрала за ухо прядь волос, удивленная ее действиями. – Что вы делаете?

 

– Мы в Эй‑Эль‑Эйч гордимся тем, что уважаем право на неприкосновенность личной жизни наших сотрудников, – весело сказала она и с оттенком цинизма добавила: – Но если появляется причина подозревать, что эти сотрудники шпионят для нашей мерзкой соседки, я могу взломать их компьютеры, как яичную скорлупу, и позабавиться с содержимым.

 

– Э?

 

– Это называется хакерством. Точнее, называлось бы, если бы я не была владелицей ее компьютера. А в этом случае именуется обеспечением сетевой безопасности.

 

Джен продолжала печатать, тыкая по клавишам быстро и зло.

 

– Компьютер был выключен, – сказала я, надеясь, что по голосу незаметно, насколько я запуталась.

 

Джен подняла глаза и ухмыльнулась. Ну, хотя бы одной из нас ситуация доставляет удовольствие.

 

– Это имело бы значение, если бы мы находились в мире смертных. Но в Летних Землях вечные проблемы с электричеством, поэтому и приходится прибегать к клуджам. Генераторы вместо централизованного питания, лампы на таймерах… компьютеры, не понимающие, что, если они отключены от сети, то к ним теоретически не должно быть доступа по сети. – Ноутбук издал резкий писк. – Мы вошли.

 

– Куда?

 

– В компьютер Барбары. У меня полный доступ.

 

Наконец хоть какой‑то прогресс.

 

– А вы можете задать поиск чего‑то, что может касаться Магического Кристалла?

 

Джен весело взглянула на меня.

 

– Я могу заставить этот компьютер танцевать польку, если захочу. – Она забарабанила по клавишам еще быстрее и остановилась, только когда ноутбук снова пискнул. – И… ого!

 

– Ого? Что «ого»? – Я вывернула шею, стараясь увидеть экран. – Что вы нашли?

 

– Практически все. – Джен, сжав губы в тонкую, жесткую линию, наклонила ноутбук так, чтобы мне был виден список названий файлов, такой длинный, что не влез в экран. – Это нашлось поиском файлов, содержащих слова «Магический Кристалл», «отчет» и «конфиденциально». – Джен тронула экран кончиком пальца, и первое название подсветилось, а через мгновение файл развернулся в текстовом редакторе. – Работящая была девочка.

 

– Да, – сказала я. – Похоже на то.

 

В открытом файле были финансовые обзоры компании и графства, а также их динамика за последние несколько лет. Их сопровождали комментариии, указывающие, где Барбара вмешивалась в дела графства в пользу Магического Кристалла. Я взглянула на Джен.

 

– Мы не могли выяснить, куда уходили деньги, – сказала она. – Еще года два, и она бы добилась, чтобы мы закрылись.

 

– Мог ли кто‑то убить ее за это?

 

– Возможно, – признала Джен. – Я бы ее сама задушила. Но…

 

– Но не стали бы убивать остальных. Вы не распечатаете мне записи Барбары?

 

– Конечно, – она качнула головой, сосредоточенно сдвинув брови. – Это все настолько… Бэбс была нам другом…

 

– Она была кошкой. Кейт ши никогда не следовали правилам. – Я снова отбросила волосы со лба. – Будет ли для Магического Кристалла какая‑то польза, если убить вас всех?

 

– Только земля.

 

– В этом холме нет ничего особенного?

 

– Совершенно ничего. Мы выкопали кармашек сами.

 

– Замечательно. – Значит, снова тупик. – Вы это распечатайте, и мы снова примемся за работу. Только будьте осторожны. Вы никого не вернете тем, что позволите себя убить.

 

– Не беспокойся, я не стану штурмовать Магический Кристалл и сражаться с герцогиней, – невесело улыбнулась Джен. – Но когда это все кончится, я напинаю ей задницу.

 

– Вполне справедливо. – Я помолчала. – Есть ли вероятность, что Гордан действовала заодно с Барбарой?

 

– Нет, вряд ли, – сказала Джен. – Гордан устроила, чтобы Барбару взяли на работу, и всегда переживала, когда та делала какую‑нибудь глупость. Они вместе работали над проектом и все последние месяцы постоянно ругались.

 

– Из‑за чего?

 

– Точно не знаю. Они сами между собой разбирались.

 

– Что ж, хорошо. – Я потянулась за ящиком. – Вернусь к Квентину и начну просматривать вот это все. Поищу, нет ли еще чего полезного для нас.

 

Джен моргнула.

 

– Ты оставила его одного? Хотя сказала нам держаться вместе?

 

– Я оставила его в компании запертой двери, отделяющей его от всего остального холма, – ответила я с неожиданно тяжелым чувством. – Ключи у него есть, а мне было необходимо пойти немного поохотиться.

 

– Что ж, хотя бы не безрезультатно. – Джен подняла глаза к потолку. – Эйприл, не могла бы ты подойти сюда?

 

Воздух перед ней замерцал, и Эйприл появилась – выражение восторга делало ее лицо оживленным, реальным. Я смотрела на нее, вспоминая слова Гордан. Эйприл любит свою мать. Невозможно видеть их вместе и сомневаться в этом.

 

Джен опустила глаза и заулыбалась.

 

– Привет, милая. Надеюсь, я ни от чего тебя не оторвала?

 

– Ни от чего существенного, мама. Я могу оказать тебе какую‑нибудь помощь?

 

– Да, будь добра. Помнишь Квентина?

 

Эйприл немедленно кивнула.

 

– Да. Он располагается на первом этаже в офисе А‑3.

 

Я смотрела на нее с изумлением. Или она только что его навестила, или знает, где он, даже не задумываясь об этом. Если второе из двух, то убийства никак не могли быть совершены кем‑либо извне – она бы засекла чужака прежде, чем он смог бы что‑то сделать.

 

– Ты смотрела на нас, когда мы приехали сюда, верно? Это ведь ты была в лесу, – сказала я прежде, чем успела понять, что делаю.

 

– Да, – ответила Эйприл. – Я наблюдаю за всеми входами.

 

Точно. Если только убийца не был каким‑то образом невидим для Эйприл, причем это был человек, а не что‑то неодушевленное.

 

– Ты видела кого‑нибудь странного, приходившего или уходившего незадолго до или после убийств?

 

– Только вас.

 

– Ясно. С тобой можно будет попозже поговорить?

 

Пока что мне надо было придумать, о чем конкретно ее спрашивать.

 

Эйприл тревожно покосилась на Джен.

 

– Мама?

 

– Делай, как говорит Тоби, милая, все в порядке. – Эйприл состроила несчастное лицо, и Джен улыбнулась. – Я знаю, что ты не хочешь. Вот что, давай я вечером приду к тебе, и мы вместе посмотрим кино у тебя в комнате, в реальном времени. Можно в обнимку.

 

– А попкорн будет?

 

– Попкорн и мультики.

 

– Принято, – сказала Эйприл и исчезла.

 

Джен устало улыбнулась мне.

 

– Обычно она смотрит кино непосредственно с файлового сервера, но будет смотреть медленно ради того, чтобы делать это в моей компании. – Она сняла очки и потерла глаза тыльной стороной ладони. – Материнство ужасно утомительно. О чем я только думала, когда заявляла, что могу, правя графством, усыновить ребенка? У меня, наверное, был приступ безумия.

 

– Джен…

 

– Все это – само по себе безумие. – Она, вздохнув, надела очки. – Извини за то, что мы так придуривались в день, когда вы приехали. Мы все уже давно на нервах.

 

– Это вы нас извините, – ответила я, с удивлением осознавая, что говорю искренне. – Мы делаем все, что можем.

 

– Я знаю. – На ее лице мелькнуло что‑то похожее на злость. – Это почти иронично. То, что мы пытаемся здесь сделать… люди не должны умирать. Именно этого не должно быть ни в коем случае.

 

– А что вы пытаетесь здесь сделать?

 

– Ничего особенного. Разработать более мощные компьютеры. Провести в Летних Землях нормальную телефонную сеть. Спасти мир фейри. – Она неопределенно махнула рукой, словно отгоняя муху. – Обычная чепуха. Что планируешь на ближайшее время?

 

– Вернусь к Квентину и доделаю бумажную работу. – Я подняла ящик и сунула его под мышку. – Будьте осторожнее. Это ко всем относится. Гордан в зале рабочих ячеек, одна. Эллиот – Оберон знает где, один. Прекратите это.

 

– Я поговорю с ними, – ответила Джен.

 

– Мы изучили информацию, которую вы нам дали, и обыскали те офисы, какие смогли найти. У Юи был офис?

 

– Да, просто она хорошо его прятала, – Джен недовольно надула губы. – Когда Эллиот вернется, я спрошу, сможет ли он вас туда отвести. Обычно ему удается найти это место.

 

– Эллиот? Ладно. Мы не можем найти между жертвами ничего общего, за исключением работы здесь. Посмотрю еще раз на места, где были обнаружены тела, но вряд ли еще что‑нибудь найду.

 

– Их нанимали в самых разных местах, по самым разным причинам, – сказала Джен чуть ли не извиняющимся тоном. – Колин… ну, нам для комплексного тестирования нужен был селки. Сложно объяснить, но раса действительно имеет значение. Питер был учителем истории со специализацией на фольклоре – и не только человеческом.

 

– Историк мира фейри?

 

– Генеалог.

 

– Зачем вам понадобился генеалог?

 

– Для изучения рынка, – пожала плечами Джен. – Нельзя использовать одну и ту же рекламную кампанию для донья ши и для кентавров. Она не будет действенной. Юи у нас в команде была алхимиком. Если дать ей время, то она могла сделать что угодно совместимым с чем угодно.

 

– А Барбара?

 

– Подруга Гордан, взята на работу на временной основе. Она была из Сан‑Хосе. Возможно, это объясняет, почему… – Джен осеклась.

 

– Почему она вас предала? Да, возможно, объясняет.

 

– А тела мертвых рассказали вам что‑нибудь?

 

– Ничего. Они умерли от какой‑то внутренней травмы, и я представления не имею, что это было, но от внешних ран они погибнуть не могли. Возможно, я могла бы выяснить, если бы больше разбиралась в судмедэкспертизе, но увы.

 

У фейри никогда не было нужды в обученных судмедэкспертах – для этого существуют донья ши. К сожалению, это означает, что, когда кровь нас подводит, мы мало что можем.

 

– Может быть, ты слишком слаба, чтобы заставить их кровь заговорить, – медленно произнесла Джен. – Подменыши значительно слабее, не так ли?

 

– Квентин тоже пытался. Все равно ничего.

 

– Мы не сумеем достать для вас судмедэксперта, поскольку не можем привлекать полицию.

 

– Я знаю, – сказала я. – К несчастью, мертвые на этот раз не говорят.

 

– Но почему? – спросила она. – И почему не пришли ночные призраки?

 

– Не имею представления. – Я провела руками по волосам, чтобы скрыть раздражение. – Это нужно спрашивать у ночных призраков.

 

– А ты можешь это сделать?

 

Я запнулась.

 

– Могу ли я…

 

Могу ли я спросить у ночных призраков? Возможно ли это даже просто теоретически? Ни я и никто из моих знакомых никогда их не видели: они приходили в темноте, забирали тела наших усопших и исчезали. Их никто не видел… но можно ли вообще их увидеть? Существует ли способ призвать их – и, что важнее, смогут ли они рассказать мне то, что мне нужно знать? Донья ши знакомы со смертью, но ночные призраки суть сама смерть. У них могут оказаться нужные ответы. Ради Джен я обязана попытаться.

 

Под ее взглядом я кивнула и сказала:

 

– Я не знаю, возможно ли это. Может быть, их можно призвать не только к мертвому телу. – Я замолчала. Если и есть тот, кто может знать, как позвать ночных призраков… – Я попозже подойду к вам насчет этого.

 

– Да, пожалуйста.

 

– Я планирую вернуться в офис, просмотреть эти папки и попробовать выяснить, возможно ли это. И еще выпить кофе. Мне очень нужен кофе. Вы сумеете дождаться возвращения Эллиота?

 

– Со мной все будет в порядке, – Джен поправила очки. – Я закрою дверь и буду отмечаться перед Эйприл каждые несколько минут.

 

– Окей.

 

Я движением головы обозначила поклон, перехватила ящик поудобнее и вышла в коридор. Мне предстояло о многом подумать.

 

Глава 17

 

Через закрытую дверь офиса Колина еле слышно пробивались спорящие на повышенных тонах голоса. Я прибавила шагу. Чем‑чем, а безопасностью Квентина я рисковать не желала. Собственно, поэтому я и хотела, чтобы он остался в офисе: пусть я параноик, но лучше так, чем если бы он ходил со мной, а я боялась бы, что не сумею его защитить.

 

– …а я тебе говорю, если бы они больше фокусировались на хорошем сюжете, то графика бы значения не имела! Да сколько взрывов надо было впихнуть в первые десять минут фильма?

 

Это Квентин. Судя по голосу, раздосадован, но ему никто не угрожает.

 

– Твои аргументы неверны, – возразил второй голос.

 

Эйприл. Судя по голосу… Эйприл как Эйприл. Не настолько безэмоционально, как у машин, но близко.

 

– Ты подросток мужского пола. Подростки мужского пола любят взрывы.

 

– Не слишком ли широко обобщаешь?

 

Я с облегчением постучала, хладнокровно отметив про себя, что недолгая вспышка ужаса послужила на пользу, придав мне сил. Голоса притихли. Потом Квентин крикнул:

 

– Пароль?

 

– «Садись за уроки». Впускай давай.

 

Он отпер замок, открыл дверь, и я увидела, что Эйприл сидит на моем прежнем месте. Морские коньки сгрудились в одном конце аквариума, явно недовольные присутствием дриады не менее, чем до этого моим. Я перевела взгляд с Эйприл на Квентина и приподняла бровь.

 

– Я тестировал систему вызова, – сказал Квентин. – Просто произнес ее имя, и она появилась. И мы разговорились про кино.

 

Исчезнув из кресла, Эйприл возникла рядом с Квентином.

 

– Его вкусы в сюжетах и интерпретациях противоречат вкусам большинства подростков мужского пола и не имеют смысла.

 

– Спиши это на счет архаичного воспитания, – сказала я, не удосуживаясь скрыть ухмылку. – Вы закончили разговор? Мне нужно сообщить Квентину последние новости.

 

– У меня есть обязанности, которыми я могу заняться, – ответила Эйприл и, повернувшись к Квентину, произнесла: – Мы возобновим обсуждение позднее. – Затем она исчезла.

 

– Кажется, кое у кого завелась поклонница, – сообщила я и закрыла дверь. – Она тебе все про себя выложила?

 

– Не так чтобы, – ответил Квентин, снова опускаясь на стул. – Я узнал, что ей нравится постоянный ток, а переменный щекочется, что она любит кроликов и считает, что компьютерные игры – это такая спортивная тренировка. Ах да, она не одобряет, когда люди умирают, потому что это нарушает производственный график.

 

Я опустила ящик от стола Барбары рядом с аквариумом.

 

– Так она ничего не знает?

 

– Если что‑то и знает, то я из нее этого вытянуть не смог.

 

– Ну и ладно. Не так чтоб особо полезно, но ты старался. Молодец.

 

– А ты что‑нибудь нашла?

 

– То, что Барбара шпионила на герцогиню Магического Кристалла – я обнаружила ее файлы. Еще то, что в этом графстве сплошные самоубийцы, каждый настаивает на том, чтобы болтаться в одиночестве. И мне нужен кофе. Собирай вещички, мы идем в столовую.

 

Квентин кивнул и встал.

 

– Известно, когда именно за мной приедут?

 

– Не терпится уехать?

 

Он скривился.

 

– Не терпится прекратить торчать в этом офисе.

 

– Мне в любом случае нужно позвонить, вот и дозвонимся заодно до Тенистых Холмов, спросим насчет этого. – Я исходила из предположения, что Тибальт уже передал мое сообщение Сильвестру, так что у платного таксофона будет кто‑нибудь дежурить.

 

– А кому ты собираешься звонить?

 

– Джен попросила меня попробовать вызвать ночных призраков.

 

Квентин замер, уставившись на меня.

 

– Ты это можешь?

 

– Никогда не знаешь, пока не попытаешься. – Я была рада, что он не стал спрашивать, кому я буду звонить. Если он не узнает эту сторону дела до момента, пока это не станет неизбежно, нам обоим будет только легче.

 

– Они смогут помочь?

 

– Не имею представления.

 

Ночные призраки живут за счет плоти фейри. Что, если они решат, что из меня выйдет неплохой перекус, и разорвут меня на части… но могут ведь и ответить на вопросы. У них обязательно должен быть какой‑то способ узнавать, что умер кто‑то, в чьих жилах течет кровь фейри, – они появляются очень быстро, а значит, такой способ есть. Если они относятся к мыслящим существам, то у их поступков есть причины. Они могли бы объяснить их мне. Да, есть шанс, что в процессе убьют меня саму, но риск есть всегда – а если это сработает, он будет того стоить.

 

Мы вышли из офиса и направились к столовой. Квентин не отрывал от меня взгляда.

 

– Тоби…

 

– Что?

 

– Не нравится мне эта идея.

 

– Мне тоже. Но она единственная, какая у меня есть, так что ее и будем придерживаться.

 

– Да уж, – произнес он, вздохнув.

 

Остаток пути до столовой мы проделали в молчании. За одним из столов обнаружился уткнувшийся в чашку Эллиот. Когда мы вошли, он поднял глаза и улыбнулся, делая вид, что вовсе не обеспокоен. Это ему не удалось.

 

– Привет, – сказал он.

 

– Нам что, провести лекцию на тему, что означает фраза «держитесь вместе с кем‑нибудь»? – поинтересовалась я, направляясь к кофе‑машине. Утомление постепенно уходило, сменяясь общим раздражением. – Почему вы здесь один? И Джен тоже оставили одну в офисе.

 

Он вздохнул и отставил чашку.

 

– Вы на меня злитесь.

 

– Я на всех злюсь. – Я налила себе кофе, а Квентин подошел к автоматам с газировкой. – Вы третий человек, которого я обнаружила в одиночестве. Вы что, нарочно стараетесь еще больше все усложнить?

 

– Нет, вовсе нет. Прошу прощения.

 

– Ладно, проехали, – сказала я и сделала долгий глоток, расслабляясь по мере того, как начинал действовать кофеин. – Квентин, возьми к газировке что‑нибудь питательное. «Сникерс», например. В арахисе ведь есть белок? – Допив кофе одним махом, я направилась к таксофону.

 

– Для выхода на внешнюю линию нажмите девятку, – сказал Эллиот.

 

– Вряд ли это окажется помехой. – Я подняла трубку и прижала к телефону ладонь, надавив все кнопки разом. Поднялся запах травы и меди – густой, почти приторный – и я продекламировала: – Дотянись, дотянись, дотронься.

 

Квентин с Эллиотом смотрели на меня как на сумасшедшую. Кто знает, может, так оно и есть.

 

Тишина сменилась щелчками, а те – журчащими, как вода, гудками. Затем на другом конце провода знакомый голос раздражительно произнес:

 

– Алло?

 

В этот раз мне было не до любезностей.

 

– Лушак, это Тоби. Мне нужно вызвать ночных призраков.

 

Эллиот окаменел. Квентин выронил банку. Да, имя они узнали.

 

Лушак молчала так долго, что я начала бояться, что она положила трубку и ушла. Но потом она что‑то проворчала на незнакомом мне языке, а затем спросила по‑английски:

 

– Чего‑чего?!

 

– Мне нужно вызвать ночных призраков.? С Лушак повторение порой лучшая политика: тверди одно и то же, пока ей не надоест и она не даст вам то, что вы хотите. Эта истина интуитивно известна всем дошкольникам, но мало кто из них пробует ее на бессмертных морских демонах. Возможно, поэтому дошкольников среди выпотрошенных жертв практически нет.

 

– Зачем?

 

Я как можно короче, но стараясь ничего не упустить, обрисовала ситуацию. Иметь дело с Лушак – все равно что жонглировать циркулярными пилами. Вот только циркулярная пила не извернется в воздухе, чтобы спикировать к вашей шее, а с Лушак станется. Даже хуже: если Лушак решит, что я что‑то от нее утаиваю, то откажется помочь.

 

Когда я описывала свои находки в столе у Барбары, Эллиот побледнел, но продолжал завороженно слушать. Квентин глянул на меня расстроенно и отвернулся. Дело было не в том, что я просила помощи, а в том, что обращалась именно к Лушак, имевшей все основания взыскать с меня жестокую плату. Про Лушак слышал почти любой – она видела, как рождаются расы фейри, и, возможно, увидит, как они умирают. Даже для тех, кто сам теоретически бессмертен, такой возраст пугает. Кое‑кто считает ее чудовищем. Лично я считаю, что у нее просто некоторые проблемы с характером.

 

– И поэтому ты хочешь призвать ночных призраков? – поинтересовалась она, когда я закончила. Злости в ее голосе не было, только усталость с толикой раздражения.

 

– Да. Надеюсь, что они сумеют объяснить мне, почему не пришли за телами.

 

– А если не объяснят? Если они сами не знают?

 

– Ну, тогда и я не знаю, – сказала я, решив, что сейчас лучше быть честной, чем умной. – Придумаю что‑нибудь.

 

– Да уж, придумаешь, – фыркнула Лушак. – И сколько из тех, кого ты «охраняешь», умрут, пока ты придумываешь?

 

Это был меткий удар.

 

– Я делаю все, что могу.

 

– А этого достаточно?

 

– Ты поможешь или нет? – Квентин, на другом конце комнаты, вздрогнул от этих слов. У Лушак были тысячелетия, чтобы научиться выводить людей из себя. Возможно, это уже изначально был прирожденный дар, но теперь она способна высказать в одном слове океан оскорблений.

 

– Не надо бы, но помогу, – сказала она. – В основном потому, что без меня ты все равно попытаешься, и тебя убьют, а я даже не посмотрю. Ручка у тебя есть?

 

– Есть, – соврала я и жестом изобразила Эллиоту, что пишу. Он дал Квентину блокнот и ручку, а тот быстро принес мне. Я кивнула ему, не отрывая уха от трубки. – Диктуй.

 

– Сначала задай мне вопрос.

 

– Лушак, я…

 

– Ты знаешь правила. Спроси меня, и я скажу.

 

– Как призвать ночных призраков?

 

– Молодец. Итак, тебе понадобится…

 

И она принялась скороговоркой перечислять ингредиенты и ритуальные жесты, как простые люди составляют список покупок. К счастью, я быстро пишу. Квентин скорчил гримасу, глядя, как я заполняю листки подробными инструкциями. Наконец Лушак закончила диктовать и буркнула:

 

– Все поняла?

 

– Кажется, да. Сначала нужно…

 

Она меня перебила:

 

– Вот и хорошо. Запомни: не наглей и будь искренна. Они будут слушать смысл твоей речи, а не форму, и если ты не будешь верить в то, что говоришь, ночные призраки имеют право забрать тебя как жертву. – Она помолчала. – Надо было мне тоже устроить сделку таким же образом. Надоешь мне – и я тебя съем.

 

– Лушак.

 

– Да?

 

– Это получится?

 

– Соблюдай мои инструкции, и получится. Ты вообще понимаешь, кого призываешь?

 

– Вроде, да.

 

– Хорошо. Все делай в одиночестве. Они не ответят, если вызов не будет единым целым.

 

Я бросила взгляд на Квентина с Эллиотом. Им это не понравится.

 

– Ладно. Я понимаю.

 

Придется объясняться в процессе приготовлений.

 

– Пойми и то, что это был твой последний вопрос. Мой долг уплачен. Больше я тебе ничего не должна. – На этом связь оборвалась.

 

Я повесила трубку и произнесла:

 

– Я знаю, Лушак. Я знаю.

 

Она была должна мне один честный ответ на любой вопрос. Теперь она не должна мне ничего. Если я выберусь из Эй‑Эль‑Эйч живой, то, возможно, явлюсь домой на собственную казнь.

 

Неужели есть специальный закон, по которому жизнь не может быть простой?

 

– Тоби, что случилось? Что она сказала? – Квентин, судя по голосу, был на грани паники. Не каждый день видишь, как за помощью обращаются к чудищу из детских кошмаров.

 

– Она сказала…

 

Что убьет меня. Я сделала глубокий вдох, отогнала эту мысль и начала по новой:

 

– Она сказала, что это возможно. Что я могу вызвать ночных призраков.

 

– Что‑что сделать? – спросил Эллиот с круглыми от ужаса глазами.

 

Я повернулась к нему.

 

– Ты разве не слушал? Я собираюсь вызвать призраков, чтобы они сказали мне, почему не приходят за телами.

 

– Ты уверена, что это разумно? – Эллиот встревожился больше Квентина, что позволяло догадаться, кто из них двоих имеет большее представление, на что способны ночные призраки.

 

– Нет. Но Лушак объяснила, как это сделать, и я буду следовать ее инструкциям.

 

– Как ты вообще смогла позвонить Лушак? – поинтересовался Квентин со смесью страха и благоговения.

 

– Взяла у нее номерок. – Я со вздохом оглядела набросанный торопливым почерком список ингредиентов. – Эллиот, поблизости есть цветочный магазин?

 

Описанный Лушак ритуал был кошмаром садовника, поскольку требовал высушенные образцы всех обычных в мире фейри цветов и с дюжину необычных. В плане символики, это было понятно. Но раздражало в плане перспективы все это добывать.

 

– Да, есть… – медленно сказал Эллиот.

 

– Отлично. Не окажешь мне одну малюсенькую услугу?

 

Те, кто со мной хорошо знаком, знают, что если я прошу об услуге, лучше всего сбежать немедля, особенно если я прибегаю к словам вроде «малюсенькой». Я редко пользуюсь уменьшительными. Стейси с Митчем, едва я открыла бы рот, немедленно вспомнили бы, что им нужно срочно вылетать на Таити. К счастью, Эллиот меня так хорошо не знал. Бедняжка.

 

– Конечно… А… что тебе нужно? – Он нервно взглянул на телефон. Исходя из подслушанного, он, наверное, ожидал, что я попрошу живого цыпленка и разделочный нож.

 

– Вот это. – Я переписала список на чистую страницу. – Лучше всего сушеные, увядшие тоже сойдут. Цветочники, возможно, не захотят продавать завядшие цветы – тогда тебе придется покопаться в выброшенных на свалку. – Я вырвала листок и подала Эллиоту. – Они мне нужны, чтобы создать круг. Ритуал начнется на закате.

 

Следует отдать Эллиоту должное: слова о ритуале он воспринял достаточно хладнокровно.

 

– Займусь немедленно, – пообещал он. – Еще что‑нибудь понадобится?

 

Я сверилась с блокнотом.

 

– Полфунта морской соли, шесть разномастных свечей, желательно, уже горевших, ягоды можжевельника, корень мандрагоры и несколько вороньих перьев. – Прозвучало это так, как будто я готовлюсь к сверхъестественной вариации слета девочек‑бойскаутов.

 

– Хм… – он принялся прикидывать: – Морская соль есть на кухне, примерно дюжина свечей – в комплекте на случай землетрясения.

 

Большинство калифорнийских фейри держат набор вещей, необходимых на случай землетрясения. Если земля разверзнется и поглотит тебя, от бессмертности проку мало.

 

– Вот как? Это хорошо.

 

– Погоди‑ка… – Эллиот потер переносицу. – Перья нужно от настоящего ворона или сойдут от оборотня?

 

Я задумалась. Наиболее широко распространенный вид оборотней – это селки, но есть и другие, включая вороньих.

 

– Не вижу разницы, – сказала я наконец. – Так что должны сгодиться.

 

– У нас в регистратуре сидела женщина‑ворон, после нее в столе осталось множество перьев. Они должны быть в кладовке у входа.

 

Я с недоумением воззрилась на него, но Квентин меня опередил, спросив:

 

– У вас тут вообще что‑нибудь выбрасывают?

 

– Вообще‑то, нет, – пожал плечами Эллиот.

 

– Значит, остаются ягоды можжевельника и корень мандрагоры, – сказала я. – Здесь где‑нибудь есть магазин, специализирующийся на травах или на оккультных товарах?

 

– Мне не попадался, – сообщил Квентин.

 

Эллиот бросил на нас непонятный взгляд и направился к двери, пригласив следовать за ним. Удивленно переглянувшись, мы с Квентином вышли.

 

После череды коротких коридоров мы остановились у ряда темных, запертых офисов. Маленькая латунная табличка на ближайшем из них гласила: «Ю. Хёдэн».

 

– Офис Юи, – сказал я, взглянув на Эллиота. – Мы не смогли его найти. Хотя искали.

 

– Сюда сложно добраться, если не знать пути, – ответил он, прижав к двери ладонь. – Она любила уединенность.

 

– Джен про это говорила. И сказала, что ты сможешь нас сюда привести.

 

– Это я и сделал, – откликнулся он мягко.

 

– Зачем мы здесь? – спросил Квентин. – В смысле, помимо охоты за уликами.

 

– Затем, что она всегда говорила, что содержимого ее стола хватит на магазинчик по оккультизму. – Эллиот, не отрывая руку от двери, сжал пальцы в кулак. – Она была очень умная… но все равно не смогла остановить то, что ее убило.

 

В его голосе звучала такая тоска, что я потрясенно моргнула. Хотя с чего удивляться – в любом обществе, настолько замкнутом, как Эй‑Эль‑Эйч, отношения непременно придут к чему‑то более глубокому, чем просто «коллеги».

 

– Эллиот, – сказала я. – Ты как, держишься?

 

– Этой осенью мы должны были пожениться, – продолжил он, как будто я ничего не говорила. – Мы ждали, когда листья изменят цвет. Она хотела… она хотела выйти замуж, когда мир будет цвета пламени.

 

Один удар за другим.

 

– Прости меня.

 

Слов, конечно, было недостаточно. Слов всегда недостаточно.

 

– Ничего. Ее больше нет, а ты хочешь выяснить, кто забрал ее у меня. – Он повел плечами, затем открыл дверь и сделал нам знак заходить. Окинув его внимательным взглядом, я кивнула и вошла. Квентин шел на несколько шагов позади, а Эллиот замыкал, включая по пути лампы.

 

Едва свет загорелся, Квентин удивленно заозирался.

 

– Аккуратненько здесь…

 

Офис действительно был аккуратным и несколько эклектичным. Обстановка представляла из себя смесь стилей «современная электроника» и «традиционный японский». Красные стены, мягкая подсветка. Вдоль одной стены разместился компьютер на приподнятой от пола платформе, заваленной подушками, а также более традиционный чертежный стол с широкими, глубокими ящиками. Три стены из четырех были увешаны постерами в рамках, а на четвертой почти все место занимала пробковая доска с множеством глянцево блестящих фотографий.

 

– Тоби, смотри, – Квентин показал на фотографию в центре. Она была самая большая по размеру и явно занимала самое почетное место в окружении снимков поменьше и понезначительней.

 

– Вижу, – ответила я и покосилась на Эллиота. На фотографии он и Юи, одетые по‑летнему, улыбались в объектив. Одной рукой он обнимал ее за талию. Оба сияли тем истинным, хрупким счастьем, за которое сильные мужчины готовы отдать жизнь, – счастьем, которого больше нет. Наверное, обрести его, а потом потерять – хуже, чем не найти никогда.

 

Эллиот молча, с блестящими от слез глазами, подошел и встал перед фотографией. Если бы это зависело от меня, я бы дала ему без помех оплакать потерю, но увы, Лушак дала строгие инструкции, так что времени было в обрез.

 

– Эллиот…

 

– Посмотрите в столе, – произнес он, не отрывая глаз от фотографии.

 

Я умею понимать с полуслова. Подойдя к столу, я открыла все ящики с левой стороны. Квентин сделал то же самое с правой. Заглянув внутрь, я присвистнула.

 

Юи не преувеличивала, когда говорила, что могла бы из того, что есть у нее в офисе, снабжать магазин оккультных принадлежностей. Ящики были набиты кувшинчиками, бутылками, пакетиками с травами, между которыми были втиснуты связки перьев, сушеные цветы и более странные предметы – все, видимо, первой необходимости. Я принялась разбирать содержимое.

 

– Квентин, ищи ягоды можжевельника.

 

– А как они выглядят?

 

– Как темно‑фиолетовые камешки. Как бы кожистые.

 

– Понял.

 

Мандрагора нашлась во втором осмотренном ящике. Я сунула ее в карман, вздрогнув от ощущения силы, просачивающейся сквозь белый шелк обертки. Она была выкопана из земли как должно, под полной луной – только так можно было объяснить, почему она излучает такую мощь. Правильная подготовка означала, что мандрагора сработает эффективнее и надежнее… но она мне все равно не нравилась. Мандрагору используют для создания дублей и доппельгангеров. Она инструмент людей более темных и страшных, чем мне когда‑либо хотелось стать, – но Лушак безоговорочно дала понять, что заменять нельзя ничем.

 

Хорошо хоть, что мандрагора Юи была еще детенышем – со взрослой особью в три фута длиной я бы ни за что не справилась. Она даже могла бы перехватить у меня контроль над заклинанием, а позволить корню мандрагоры взять власть над ритуалом магии крови – это быстрый и простой способ умереть. Быстрый и простой, а не безболезненный.

 

– Я нашел ягоды можжевельника. – Квентин поднял стеклянный кувшин.

 

– А я мандрагору. Эллиот?

 

– Что? – Он наконец‑то оторвался от фотографии.

 

– Ты говорил, что у тебя есть перья? – произнося это, я продолжала просматривать ящики, беря на заметку их содержимое. Многие кицунэ занимаются растительной алхимией, используя для усиления своей магии растения и минералы. Кое‑что из вещей Юи было опасным, например, та же мандрагора, но ничего подозрительного не имелось – обычный набор инструментов кицунэ, подобранный так, чтобы она могла пользоваться своей магией с минимальными усилиями.

 

– Да… я их попозже пришлю с Эйприл. Я согласовал с Джен и договорился насчет цветов. Что вы делаете?

 

– Осматриваем офис, – сказала я и, закрыв ящики, перешла к столешнице. Эллиот в смятении уставился на меня, и я вздохнула. – Мы обыскали офисы всех остальных жертв. Мне жаль Юи, честное слово, но нам все равно нужно делать свою работу.

 

– Я… понимаю, – медленно произнес он и, прислонившись к стене, принялся теребить бородку. – Пожалуйста, продолжайте.

 

– Закончим как можно быстрее, – пообещала я и показала на постеры на стенах. Квентин кивнул и принялся снимать их, проверяя, нет ли на обратной стороне спрятанных бумаг. Я занялась сначала чертежным столом, затем компьютером и разбросанными вокруг него подушками, переворачивая и осматривая все со всех сторон в надежде на такую же находку, как у Барбары, и в то же время боясь ее – мне абсолютно не хотелось быть той, кто скажет Эллиоту, что его невеста их всех предала.

 

К счастью для моего душевного здоровья, делать этого мне не пришлось. Двадцать минут мы искали, но нашли лишь стопку неоконченных проектов, несколько технических руководств и книгу с написанными от руки сонетами, которую недолго думая вручили Эллиоту. В конце концов, признав поражение, я направилась к двери.

 

– Тут ничего нет. Квентин, пойдем.

 

– Найдете обратный путь без меня? – спросил Эллиот. В его голосе слышалось предвестие слез.

 

Я не хотела оставлять его одного. Не хотела, чтобы хоть кто‑то оставался в одиночестве в этом месте, превратившемся в смертельную западню. Но почему‑то не могла отказать ему в праве на скорбь.

 

– Конечно, – ответила я.

 

Эллиот коротко кивнул.

 

– Встретимся там. – Он, сутулясь вышел из офиса. Мы молча смотрели, как он уходит. Что тут было говорить? Я не могла пообещать, что справедливость восторжествует. Если бы в этом мире существовала справедливость, то я бы вернула Юи Эллиоту. Но могу лишь отомстить за нее.

 

Едва Эллиот шагнул за дверь, как по офису пронеслась волна электрического огня, и в запахе озона появилась Эйприл. Эллиот остановился и развернулся к ней, но она смотрела на меня.

 

– Вы доступны для получения сообщения?

 

Я моргнула.

 

– Что?

 

– Вы доступны для получения сообщения? – повторила она в точности тем же тоном.

 

– Это значит, вам передана какая‑то информация, – сказал Эллиот.

 

– Да, Эйприл, мы доступны.

 

– Перед главными воротами находится посетитель.

 

Я взглянула на Квентина.

 

– Похоже, за тобой приехали. Эйприл, кто это?

 

– Личность представлена как Коннор О’Делл. Цель представлена как «шлепать Тоби по заднице до тех пор, пока она не согласится свалить к чертовой матери из этой смертельной дыры». – Невозмутимость Эйприл ни на йоту не поколебалась. – В настоящее время он остановлен перед воротами. Следует ли мне разрешить ему вход?

 

– Да, пожалуйста. Квентин, идем. – Я, не скрывая бессовестного облегчения, разулыбалась. – Мы тебя отсюда отправляем.

 

Глава 18

 

– С чего тебе пришло в голову явиться без машины? – Я в ужасе уставилась на Коннора. Тот пожал плечами и виновато развел руками.

 

– Подумал, что ты разрешишь нам взять твою.

 

– Не говоря уже о том, что ты собирался вот так просто взять и конфисковать мое единственное средство передвижения, почему ты вообще не попросил таксиста подождать, пока не свяжешься со мной?

 

Коннор опять беспомощно пожал плечами.

 

– Я думал, вы меня не пустите внутрь, если со мной будет смертный.

 

– Он прав, – сообщила Джен, окидывая взглядом нас обоих. – Мы бы не пустили.

 

Я закатила глаза.

 

– Замечательно. Просто замечательно.

 

Известив нас о приезде Коннора, Эйприл рассказала о нем матери, а та, естественно, позвала Гордан. В итоге импровизированное собрание проходило в столовой – из‑за недавних событий было нежелательно, чтобы незнакомые визитеры разгуливали по территории. Не явились только Терри с Алексом – Джен объяснила это тем, что у Терри скоро кончается смена. Квентина отсутствие Терри предсказуемо разочаровало. Я, быть может, тоже расстроилась бы, что нет Алекса, но заявление Коннора, что он планировал взять мою машину, вызвало такое раздражение, что оно подавило собой все остальное.

 

– Откуда я мог знать, что тебе вздумалось взорвать машину?! – добавил Коннор уже с вызовом.

 

– Мне не вздумывалось взрывать машину! Просто так получилось!

 

Коннор уставился на меня. Я – на него. А потом мы с ним одновременно расхохотались. Полный абсурд. Люди умирают, у человека, который должен был увезти Квентина, нет автомобиля, а я вымотана и готовлюсь призывать ночных призраков… выбор только смеяться или плакать. Смех полезнее для здоровья.

 

Джен обменялась взглядами с Эллиотом, затем откашлялась и спросила:

 

– Мне нужно начинать беспокоиться? Если у тебя будет истерический припадок, я присоединюсь и буду визжать.

 

– Это у них нормально, – смущенно объяснил Квентин. – То есть, они всегда такие.

 

– Удивительное, должно быть, место, эти Тенистые Холмы, – произнес Эллиот.

 

Квентин тяжело вздохнул.

 

– Вы просто не представляете.

 

Вытерев слезы, я взяла себя в руки.

 

– Со мной все в порядке, честное слово. Просто этот болван Коннор…

 

– Эй!

 

– …но со мной все нормально. – Я достала из кармана брюк бумажник и, порывшись в нем, вытащила визитку Денни. – Итак, мою машину ты взять не можешь, потому что от нее остались одни головешки, но можно вызвать такси, которое водит не смертный. Однако ему понадобится время, чтобы сюда добраться. – Я зло улыбнулась. – Будешь сам объяснять Сильвестру, почему он должен оплачивать поездку из Сан‑Франциско и обратно.

 

– А здесь я ни у кого не могу одолжить машину?

 

– Я езжу на велосипеде, – извиняющимся тоном сказала Джен.

 

– Мне нужна моя машина, – заявил Эллиот. – Меня попросили устроить налет на местные цветочные магазины, а на автобусе это будет затруднительно.

 

Коннор моргнул.

 

– Налет на цветочные магазины? Зачем?

 

– Позже объясню, – сказала я.

 

– Тоби будет призывать ночных призраков, – сообщил Квентин.

 

– …или не будет, – добавила я, после того как Гордан и Коннор хором воскликнули: «Что?!»

 

– Это ведь шутка? – Коннор, шагнув ко мне, встревоженно коснулся пластырей у меня на щеке. – Ты и так поранена. А что если они заберут тебя?

 

– Лушак описала мне ритуал, который не позволит им причинить мне вред.

 

– И с какой стати это должно меня успокоить? Она же древняя и, между прочим, сумасшедшая. Она хочет, чтобы тебя убили.

 

Я взяла его руку и твердо сжала.

 

– Я ей верю. Все будет хорошо.

 

Я хорошо умею врать – столько лет практики – а Коннору я лгу дольше, чем кому бы то ни было. Секунду он вглядывался в мое лицо, и то, что он там увидел, его, по‑видимому, успокоило, потому что он сжал мои пальцы в ответ и поднял наши соединенные руки так, чтобы легонько коснуться костяшками моей щеки.

 

– Хреново выглядишь, Дэй.

 

– Да и ты так себе. – Я опять лгала, но на этот раз хотя бы не чувствовала вины. Коннор О’Делл способен на многие вещи. Но «выглядеть так себе» к ним не относится.

 

Коннор – высокий, худощавый и при этом удивительным образом компактный. Если Алекс – калифорнийский серфер с обложки журнала, то Коннор – серфер настоящий, от мозолей на ладонях до стрижки на голове, достаточно длинной, чтобы красиво выглядеть, и достаточно короткой, чтобы, когда окатит волной, волосы не залепляли глаза – такие темные, что в них можно утонуть. Глаза селки.

 

– Да уж. Когда его светлость без предупреждения высылает меня во Фримонт, меня это слегка беспокоит. – Коннор еще мгновение подержал мою руку, затем отпустил, повернулся к Джен и с кривой усмешкой сообщил: – Приятно видеть, что вечно сопутствующие ей разрушения она сеет не только дома.

 

– Мы узнали много нового, – согласилась Джен и протянула руку. – Тоби, ты хочешь, чтобы я позвонила этому парню?

 

– Да, пожалуйста. – Я передала ей карточку Денни. – Скажи, что это для меня, и он приедет. То есть, цену все равно заломит, как только поймет, что везти нужно не меня, но для этого у Сильвестра и счет в банке, так ведь?

 

– Это так, – ухмыльнулась Джен.

 

– С вашего общего позволения, я хотел бы отправиться за всеми этими покупками, – произнес Эллиот. – Солнце вот‑вот взойдет, а значит, цветочные магазины тоже скоро откроются. Гордан, как насчет составить мне компанию?

 

На секунду показалось, что Гордан ищет повод отказаться, но затем та пожала плечами и ответила:

 

– Лучше так, чем болтаться в этом морге.

 

– Эйприл побудет со мной, – сказала Джен. – Тогда я смогу доделать кое‑какую работу, но и в одиночестве при этом не останусь. Годится?

 

– Годится, – разрешила я. – Если увидите Терри или Алекса, передайте им, что наша база будет здесь, в столовой. Только заберем мои вещи из офиса Колина.

 

Мне не хотелось, пусть даже недолго, торчать в маленьком, тесном офисе втроем с Коннором и Квентином – кто‑нибудь непременно успеет схлопотать по носу. Денни понадобится не меньше получаса, чтобы сюда доехать, поэтому лучше перебраться в место попросторнее.

 

– Договорились, – сказала Джен и коротко мне отсалютовала. И на этом мы все разошлись.

 

В кои‑то веки я не спала во время рассвета и не огорчалась по этому поводу. Солнце взошло, когда мы шли по коридору – Квентин, Коннор и я остановились и оперлись друг о друга. Постояв так, пока момент не прошел, мы смогли снова вздохнуть. Коннор, лыбясь, подержал меня дольше, чем требовалось, потом отпустил и выпрямился сам.

 

– Помнишь, как мы чуть не попались, и тогда ты достала из сумочки голубые тени для глаз и размазала по щекам, чтобы всем говорить, что мы едем на конвент по «Стар Треку»?

 

Квентин озадаченно моргнул. Я подавила стон.

 

– Будь добр, дурацкие истории потом, а сейчас канцелярская работа, – сказала я и повела обоих в конец коридора – Коннор при этом не переставал хихикать.

 

Когда мы вошли в офис, смех прекратился. Коннор оглядел постеры на стенах и аквариум с морскими коньками, затем спросил:

 

– Чей это офис?

 

– Был. Колина Дунна. – Он побледнел. Я склонила голову набок. – Ты его знал?

 

– Не очень хорошо, но да, знал. Но как он?..

 

– Точно так же, как все остальные, при до сих пор не выясненных обстоятельствах. Мы не знаем, что случилось, но работаем над этим. Поэтому ты и забираешь отсюда Квентина, не забыл?

 

Коннор очень медленно кивнул.

 

– Где его шкура?

 

Его… О, дуб и ясень. Застонав, я закрыла лицо ладонью.

 

– Она была в машине.

 

– В машине.

 

– Ага.

 

– Которая взорвалась.

 

– Угу.

 

– Когда в ней была шкура Колина. – Он начинал злиться, я слышала это по голосу.

 

Я отняла руку от лица и увидела, что Квентин совершенно растерянно переводит взгляд с меня на Коннора и обратно. Наверное, бедного ребенка забрали на воспитание из какой‑то целиком сухопутной страны. Законов наследования в семействах селки он не знает.

 

– Это было не нарочно. Машина была лучшим вариантом. Просто…

 

– И как мне, к чертовой матери, сообщать его семье, что Колин не просто мертв, а еще и шкура его утрачена? «Ах, извините, вас отныне на одного меньше, навсегда», – так, что ли? Зубы Оберона, Октобер, ты вообще понимаешь, как много это для нас значит? Ты хоть подумала, что…

 

– Тебе нужно принять успокоительное, – прокомментировал появившийся в дверях Алекс. – Валиум, например. Или просто косячок. Колин любил курнуть, так что где‑нибудь здесь, возможно, найдется пакетик.

 

На Алексе, взъерошенном, как будто он только встал с постели, были джинсы и черная футболка с надписью «Математики делают это до потери счета».

 

Я улыбнулась. Не смогла удержаться.

 

– Алекс, привет. Прошлой ночью мы тебя потеряли.

 

– Иногда даже мне приходится сдавать дежурство. – Он подошел к Коннору и протянул руку. – Алекс Олсен. Рад познакомиться.

 

Коннор руку не взял, только хмуро посмотрел на Алекса.

 

– Кажется, твоего мнения никто не спрашивал.

 

– Верно. – Алекс убрал руку, нисколько не обидевшись на реакцию Коннора. – Тоби, тебе помочь что‑нибудь отнести? Джен сказала, что вы устраиваетесь в столовке, вот я и заглянул, чтобы узнать, не нужна ли рабочая сила.

 

– Вот. – Я сунула ему ящик, вынутый из стола Барбары. – Где твоя сестра?

 

– Спит у себя в офисе. Не волнуйся, с ней ничего не случится.

 

– Ты уверен?

 

– Там Терри в полной безопасности. – Он улыбнулся. – Пусть выспится.

 

– Если ты так уверен, то ладно. Квентин, Коннор, берите остальные папки. Пока не приедет Денни, держитесь так, чтобы я вас видела.

 

Оба кивнули с объединившим их молчаливым раздражением, подхватили папки и направились к двери. Коннор по пути «нечаянно» ткнул Алекса локтем.

 

Я приподняла бровь.

 

– И это называется взрослый человек.

 

– Я привык. – Алекс пожал плечами. – После вас.

 

Секунду я внимательно глядела на него, потом кивнула и вышла в коридор следом за Коннором и Квентином, сказав:

 

– Идем быстрее, а то они успеют навеки потеряться.

 

– Это будет такая уж неприятность?

 

– Не искушай меня.

 

Ощущение легкости от общения с Алексом мелькнуло и исчезло под общим напряжением. Войдя в столовую, скинув свою часть папок на стол и направившись к таксофону, я на ходу смерила взглядом Квентина и Коннора.

 

– Сделайте полезное дело, разложите все это в алфавитном порядке, – сообщила я им.

 

– Я теперь твой секретарь? – поинтересовался Коннор, все еще раздраженно.

 

– Считайте себя мелким вспомогательным персоналом, – огрызнулась я и набрала номер.

 

Мои подозрения насчет телефонов подтвердились: не успел смолкнуть первый гудок, как трубку схватили, и голос Сильвестра проговорил:

 

– Октобер? Это ты? Ты там? У тебя все хорошо?

 

– Ух ты, я и не думала, что вы будете дежурить у телефона.

 

Мысль, что Сильвестр ночь напролет простаивал у телефонной будки в ожидании новостей, была одновременно смешной и грустной. Помочь он не мог. Мы с его племянницей и воспитанником были далеко, и он мог только ждать.

 

– Что происходит? Коннор там?

 

– Здесь, но он… гм… не взял машину. Мы вызвали такси, но придется немного подождать. Ваша светлость, я должна сообщить вам о своих планах. Я собираюсь призвать…

 

– Тебе вовсе необязательно отчитываться в том, что ты собираешься сделать. Я доверяю твоим решениям. Но планы поменялись.

 

Я моргнула.

 

– Что?

 

– В дороге им будет небезопасно. Скажи Коннору, чтобы оставался с тобой, пока дело не будет закончено и вы не вернетесь в Тенистые Холмы все вместе.

 

– Со всем уважением, ваша светлость, я боюсь, вы не совсем понимаете, насколько плохие дела тут творятся. К примеру, у нас в подвале куча трупов, а это мне как‑то не кажется хорошим признаком.

 

– Безопаснее всего быть рядом с тобой.

 

Такая вера в меня – трогательная она или безумная?

 

– Ваша светлость…

 

– Скажи им, чтобы оставались с тобой. Прошу тебя, Октобер. Все это скоро закончится.

 

– Не нравится мне эта идея.

 

– Доверься мне.

 

Вот так‑то. Сильвестр – мой сеньор, и желает, чтобы я оставила Коннора с Квентином в Укрощенной Молнии. Выбора у меня, собственно, не оставалось. Я повесила трубку и повернулась к троице, с любопытством глазевшей на меня в течение всего разговора.

 

– Планы меняются, – медленно сказала я.

 

И, Оберон мне свидетель, я не имела ни малейшего представления, что теперь делать.

 

Глава 19

 

– Тоби? – нерешительно позвал Квентин.

 

– Что?

 

Обхватив голову руками, я сидела за одним из множества пустых столов и пыталась придумать, что делать дальше. Видя мое дурное настроение после разговора по телефону, Алекс с Коннором ходили на цыпочках. Алекс в итоге, прихватив упаковку пончиков, смылся оповестить Джен, что нужно позвонить Денни и сказать ему не приезжать. Коннор варил новую порцию кофе. Наверное, далеко не первую – каждый раз, как мне наливали кофе, я осушала чашку, и сказать, сколько точно во мне сейчас было кофеина, затруднялась.

 

– Раз мы остаемся, это значит, будем помогать призывать ночных призраков?

 

– Нет. – Я строго на него взглянула. – Это значит, Коннор будет присматривать за тобой, пока я ими занимаюсь.

 

Квентин нахмурился.

 

– Но если уж я здесь…

 

Я вздохнула.

 

– Послушай. Если бы не вероятность, что они меня убьют и съедят, а не ответят на вопросы, я могла бы и разрешить. Но Лушак сказала, что это одиночный ритуал. Если в нем участвует больше чем один человек, это уже не одиночный.

 

– Минуточку. – Коннор опустил недоеденный пончик и уставился на меня. – Убьют и съедят тебя? Мне никто ничего об этом не говорил. Я против того, чтобы тебя убивали и ели.

 

– Нам нужно поговорить с ними, а это единственный способ. Мне, поверь, вовсе не хочется. Я сама до смерти боюсь.

 

Я не преувеличивала. Я была в ужасе, но было поздно что‑то менять. Проводить ритуал все равно придется.

 

– Мне этот план не нравится, – сообщил Коннор и взял меня за запястье. – Придумай что‑нибудь получше. Без неминуемой смерти.

 

– Ты разве не злишься на меня за то, что я спалила шкуру селки?

 

– Будет сложно на тебя злиться, Дэй, если ты будешь мертва. – Подержав мою руку всего на одно биение сердца дольше, чем стоило бы, он выпустил ее. Ощущение его тепла на коже успокаивало меня.

 

– Вот что, ребята. Это случится, нравится это кому‑то из нас или нет. – Я встала и, прихватив чашку, принялась осматривать стойки для посуды рядом с кофемашиной. Там все было свалено в кучу, но в третьей по счету обнаружился почти полный контейнер с морской солью.

 

– Эллиот был прав. – Я сняла соль с полки и повернулась к Квентину с Коннором. – У меня будет все что нужно для того, чтобы это было безопасно. Коннор, мне все равно, что скажет Сильвестр. Если покажется, что дела приняли скверный оборот…

 

– Я возьму Квентина и сбегу. Договорились.

 

Я улыбнулась ему. Может, не так уж и плохо, что он здесь. За Квентина я все равно буду волноваться, но Коннор обеспечил подстраховку, которой мне не хватало с самого отъезда из Тенистых Холмов. Главное – не глядеть ему в глаза подолгу, чтобы не забыть, почему мне не стоит оставаться с ним наедине.

 

– Прекрасно. Шоколадные пончики еще остались?

 

– Приберег для тебя парочку, – откликнулся Коннор с усмешкой.

 

– Великолепно.

 

Я доедала второй пончик, когда в столовую с крайне деловым видом вбежал раскрасневшийся Алекс.

 

– Тоби! – крикнул он. – Джен хочет тебя видеть.

 

– Что случилось? – Я положила пончик и с сожалением поставила рядом с ним свою чашку с кофе. – Коннор, Квентин, ждите здесь. Никуда по одному не ходить. Я абсолютно серьезна. Если одному понадобится в туалет – пойдете оба и оставите записку. Вы меня поняли?

 

– Слушаюсь, мэм, – с насмешливым смирением откликнулся Коннор, а затем бросил злобный взгляд на Алекса.

 

Квентин только фыркнул.

 

– Буду считать это знаком согласия, Квентин, – сказала я. – Алекс, показывай дорогу.

 

– С радостью.

 

Из столовой Алекс провел меня через коридор к незнакомой мне двери. Это ничего особенного не значило: кое‑какие приметы местности я запоминала, но уже потеряла надежду научиться ориентироваться здесь по‑настоящему. Алекс открыл дверь, и я вступила на кусочек лужайки в тени раскидистых вязов. Я удивленно посмотрела на лужайку, потом на Алекса.

 

– Где Джен?

 

– Ее здесь нет. – Он ухмыльнулся, и косые лучи солнца, падающие сквозь ветви деревьев, зажгли искорки в его волосах. Больше ничего сказано не было, потому что он обхватил меня за талию, подтянул к себе и поцеловал.

 

Когда я целовалась с Алексом в первый раз, это был приятный сюрприз. Во второй раз был уже не совсем сюрприз, но не менее приятный. А в третий? словно кто‑то выплеснул мне в кровь гормоны. Я расслабилась в объятиях Алекса и с лихвой вернула ему поцелуй. Он запутался пальцами в моих волосах, притягивая еще ближе, пока аромат кофе и клевера не поднялся вокруг нас, почти заглушив запахи живой природы.

 

Кофе и клевер. Тогда, в номере отеля, я решила, что запах – следствие наброшенной Алексом человеческой иллюзии. Здесь, на лужайке, ни на ком из нас маскировки не было. Ни один из нас не творил заклинание. Тогда почему я чувствую магию?

 

Я дернулась прочь от Алекса так резко, что прокусила губу и почувствовала на языке собственную кровь. Алекс смотрел на меня, и в его округлившихся оранжево‑красных глазах сначала было недоумение, а потом, когда он заметил, что я в шоке и ярости, – что‑то похожее на стыд.

 

– Ой, – мягко сказал он.

 

– Ой?! – Он все еще обнимал меня за талию. Я оттолкнула его. Он не отпустил. Я толкнула сильнее, так, что он врезался спиной в ближайшее дерево, а я торопливо сделала несколько спотыкающихся шагов назад. Запах кофе и клевера становился гуще, висел в воздухе, словно дешевый парфюм. – Алекс, что ты делаешь?

 

– Ничего! Я… ничего я не делаю. Ну, давай же, Тоби. Пожалуйста. – Он протянул ко мне руки. – Тебе просто нужно успокоиться. Иди ко мне.

 

Мне хотелось. О, дуб и ясень, мне хотелось. Как будто голосок где‑то в голове говорил: «Все хорошо. Он вовсе не плохой. Ты хочешь этого не меньше, чем он. Ты не могла этого не захотеть. Не глупи. Просто иди».

 

Я сделала нетвердый шаг вперед, прежде чем поймала себя на том, что я делаю. Снова укусив губу, я сосредоточилась на остром вкусе крови, словно на спасительной нити, и прошипела:

 

– Алекс, ты прекратишь это немедленно, иначе, клянусь, тебе больше не придется беспокоиться, что тебя убьет неизвестно кто. Что. Ты. Делаешь?

 

– О чем ты? – спросил он, невинно распахнув глаза. Запах клевера сгущался, перебивая кофе и угрожая затмить собой даже вкус крови.

 

– Ты знаешь, о чем я. Прекрати немедленно. Я не хочу этого.

 

– Ну и что? Если ты это чувствуешь, разве остальное важно?

 

Он говорил почти умоляюще. Мне было плевать.

 

– Да, важно! – Я сжала кулаки, вонзив ногти в ладони и сфокусировавшись на боли. – Я отказываюсь влюбляться в тебя!

 

– Уверена? – Алекс, сделав три длинных шага, положил руки мне на плечи и снова поцеловал.

 

На мгновение у меня все в голове спуталось, а когда я поняла, что он делает, было уже слишком поздно. Запах кофе и клевера стал еще сильнее, и я растворилась в нем – мое собственное тело не позволяло мне что‑нибудь предпринять. Я была в ловушке. Что хуже всего, я не могла решить, кто больше меня предал: Алекс, кем бы он ни был, или я сама, такая дура, что позволила себя поймать. Его ладони скользнули вниз, обхватили меня за талию, притянули, и вкус кофе почти заглушил вкус крови.

 

Думать о чем‑то кроме поцелуя становилось все труднее. Я смутно понимала, что, если не прекратить это сейчас, потом будет уже не остановиться. Мы окажемся там, где я быть не хочу, и при каждом шаге я буду говорить «да».

 

Собрав остатки самоконтроля, я отстранилась, лишь наполовину притворяясь, что мне необходимо перевести дыхание. Алекс ослабил объятие, и я вывернула голову вбок, чтобы не видеть его глаз, а потом сильно укусила себя за язык. Рот наполнился кровью, смывшей клевер и кофе, и вдруг оказалось, что я снова способна соображать.

 

Заметив, что я неожиданно застыла, и почуяв в этом опасность, Алекс отодвинулся, и тогда я со всей силы толкнула его. Он во второй раз врезался спиной в дерево – но теперь так и остался стоять там, настороженно глядя на меня и не приближаясь.

 

– Ах ты сволочь! – Я вытащила нож Дэйр из поясной петли. Я не собиралась воспользоваться им, но не желала, чтобы Алекс снова попробовал подойти.

 

– Тоби… – Он быстро переводил глаза с меня на лезвие. – Это не то, что ты…

 

– Заткнись. – Он повиновался, продемонстрировав неожиданную тягу к самосохранению. Я прищурилась. – А теперь я снова задам тот же вопрос. Что ты такое?

 

– Ты пугаешь меня, – произнес он мягко. – Я напуган, Тоби. Мне хочется, чтобы кто‑нибудь обнял меня и сказал, что все будет хорошо. Ведь ты тоже этого хочешь? Хотя бы на минутку?

 

Я чуть не попалась снова. Поняв это, я сглотнула, на языке выступила кровь, и я опять пришла в себя.

 

– Не вот так. Вот так – ни за что. Это что, игра? Вы с сестрой пробуете это на каждом, кто здесь появляется? Что за чары вы используете? – Меня трясло, и не только от злости. Часть меня хотела упасть обратно в его объятия – но я не сдавалась.

 

Он разочарованно вздохнул.

 

– Это, по сути, не чары. Извини меня. Мы не можем иначе. Это просто… получается само собой.

 

– И то, как ты это делаешь? Как целуешь меня? Тоже само собой получается?

 

Не хотелось бы мне встретить чистокровку той же породы.

 

– Да, Тоби, поверь мне, я делаю это вовсе не с любой встречной женщиной. Ты мне действительно нравишься. И…

 

– Не разговаривай со мной. Меня от тебя тошнит. И передай сестре, что если она хоть пальцем дотронется до Квентина, если просто очутится с ним рядом – мы отсюда уедем. Сильвестру я объясню причину, он поймет. Уяснил?

 

Он, побледнев, кивнул.

 

– Значит, мы друг друга поняли. Что ты такое?

 

– Тоби…

 

– Что ты такое?

 

– Прошу тебя.

 

Секунду я смотрела на него, потом сунула нож в пояс.

 

– Раз ты так хочешь, я спрошу у Джен. А теперь иди найди сестру и оставайся с ней. И чтобы ни ты, ни она рядом с остальными не появлялись.

 

Он печально взглянул на меня. На какой‑то момент мне показалось, что он собирается возразить, но момент этот прошел, Алекс повернулся и, не произнеся больше ни слова, вошел в здание. Дождавшись, пока он уйдет, я тяжело осела на траву и уткнулась головой в колени. Мир вокруг кружился от смеси адреналина и магически вызванного влечения. Да о чем я вообще раньше думала?!

 

Ответ был прост: вообще не думала. За меня это делал Алекс. Если бы не кровь, я, возможно, так и не догадалась бы. Просто подчинялась бы ему, считая его решения своими собственными. Я передернулась, отбрасывая эту мысль, и подняла голову.

 

Вокруг на лужайке появились несколько кошек и, не мигая, смотрели на меня.

 

– Чего вам? – спросила я. Они не ответили. Я сделала медленный вдох, встала и тут же оперлась о ближайшее дерево, дожидаясь, пока мир перестанет кружиться.

 

Я так устала, что не хотела даже думать, но это было не важно – Алекс больше ко мне не подойдет, а также наверняка предупредит Терри держаться подальше от Квентина. На это им обоим должно хватить ума, а мне нужно выбросить их из головы и вернуться к работе.

 

Когда я вошла в столовую, Коннор и Квентин подняли на меня глаза. Квентин побледнел, а Коннор вскочил и в пять огромных шагов подбежал ко мне.

 

– Тоби, что случилось? У тебя кровь идет!

 

Это оказалось последней каплей. Погибшие люди, Сильвестр, не позволивший увезти Квентина в безопасное место, то, что я сутки не спала и что у нас нет транспорта, позволившего бы выбраться отсюда самостоятельно. С какой стороны ни посмотри, мы завязли по уши.

 

Я обняла Коннора, положила голову ему на плечо и разревелась. Он погладил меня по волосам, но как‑то неуверенно. Краем глаза я видела Квентина – тот притворялся, что не смотрит в нашу сторону. Вот еще одна вещь, которой придворных учат с малолетства: благоразумие.

 

Через несколько минут я взяла себя в руки и выпрямилась, вытирая глаза и шмыгая носом. От слез я становлюсь дурнушкой: нос краснеет, глаза опухают. Магия крови во мне от мамы, а от папы – способность реветь до неприличия.

 

– Что случилось? – спросил Коннор. – Садись. Приложить к губе лед? – Он замолчал, лицо его потемнело. – Это тот тип, Алекс, да? Он тебя ударил?

 

Я представила, как Коннор отправляется мстить за мою честь, и картинка вышла настолько бредовой, что убила желание снова зарыдать – я беспомощно захихикала, села на неудобный пластмассовый стул, а там уж расхохоталась вовсю. Квентин с Коннором оба смотрели на меня круглыми глазами и с практически одинаковым недоумением, из‑за чего я покатилась со смеху еще больше.

 

– У нее это часто? – боязливо спросил Квентин.

 

– Нет, не очень, – ответил Коннор. – Тоби, это следует понимать так, что морду ему бить не нужно?

 

– Он на шесть дюймов выше тебя, – выдавила я между приступами хохота. – Он тебя по стенке размажет.

 

– Да, но я размажусь с честью, – сказал Коннор.

 

От этого я снова залилась смехом и успокоилась не скоро. Прокашлявшись и снова вытерев глаза, я заявила:

 

– Итак, парни, теперь серьезно.

 

– Серьезно, – повторил Квентин, продолжая подозрительно меня оглядывать, как будто ожидал, что я в любую секунду снова ударюсь в истерику.

 

– Алекс меня не бил. – Коннор при этих словах расслабился, но тут же напрягся снова, когда я пояснила: – Я поранила себя сама.

 

– Тоби…

 

– Мне нужна была кровь. – Я перевела взгляд с Коннора на Квентина. – Послушайте. Я не знаю, что они с сестрой из себя представляют – он отвертелся от того, чтобы сказать мне, – но, чем бы они ни были, они обладают какими‑то извращенными чарами, причем сильными. Я себе чуть дыру в языке не прогрызла, чтобы удержаться от… – от того, чтобы уйти с ним и не возвращаться до утра, – …от того, чтобы его поцеловать. При том что я понимала, что не хочу.

 

У Коннора расширились глаза.

 

– Ты шутишь.

 

– Не шучу. Увидишь леди с темными волосами и оранжевыми глазами – никуда с ней один не ходи. Внезапно окажется, что ты позволяешь ей такие вольности, какие Рейзел вряд ли одобрит.

 

Коннор покраснел и отвернулся. Квентин задумчиво нахмурился.

 

– Если я хотел быть с Терри – это значит, что я был неверен Кэти?

 

– Нет. Если бы ты что‑то реально сделал, то да, но в том, что ты попал под действие чар, ты не виноват.

 

Надеюсь, он мне поверил, потому что сама я, честно говоря, не была уверена. Если живешь в волшебном мире, нельзя вот так взять и отговориться тем, что «магия не считается». В общем, непростая тема.

 

Мой ответ Квентина, видимо, успокоил, потому что тот кивнул и спросил:

 

– Хорошо. Что будем делать?

 

На его лице было такое выражение, от которого хотелось сбежать подальше. Как будто он уверен, что у меня есть ответы на все что угодно, главное – правильно задать вопрос, и я отвечу. Я встала, стараясь не обращать внимания на то, как дрожат ноги. Нужно двигаться дальше.

 

– Так, сейчас сколько? Полвторого, два?

 

– Два пятнадцать, – сказал Коннор.

 

– Пора, надо успеть доделать работу.

 

– Работу? – Коннор приподнял брови.

 

– Работу. – Я подошла к стопке папок на столе. – Квентин, бери от А до Л. Коннор, бери от М до Я. Я хочу, чтобы вы вытянули отсюда все, что выглядит хоть сколь‑нибудь странным.

 

– А ты что будешь делать? – спросил Квентин, впрочем, уже принимаясь выполнять мой приказ.

 

– Просмотрю вот это. – Я подняла ящик из стола Барбары. – Здесь может найтись что‑нибудь, что укажет, где искать дальше.

 

– Я не знал, что мне придется разыгрывать секретаршу, – проворчал Коннор.

 

– Тогда надо было приезжать на машине.

 

Несколько часов прошли за отупляюще однообразной работой, так знакомой по прошлым делам. Мы перекладывали папки, искали связи, варили кофе. Систематизировали документы, проверяли временные отметки, варили еще кофе. Джен, в сопровождении Эйприл, занесла по пути новую кипу папок и прихватила из автомата шоколадный батончик. Я отреагировала на ее появление, пробурчав приветствие и помахав рукой, слишком увлеченная запутанным списком имен, из которого состоял учет перемещений сотрудников компании со дня ее основания, так что упустила возможность спросить Джен о происхождении Алекса. Когда я об этом вспомнила, она уже ушла.

 

А время шло.

 

– Тоби?

 

– Что?

 

– Четыре часа.

 

Я подняла глаза.

 

– Четыре часа дня?

 

– Да, – кивнул Квентин. Коннор, ворча, все еще корпел над своей стопкой. – А когда тебе нужно?..

 

– На закате. – Я встала и захлопнула скоросшиватель. – Пора браться за работу.

 

– Что мы можем сделать?

 

Убраться отсюда, пока с вами ничего не случилось.

 

– Ягоды можжевельника у тебя с собой? – Он молча подал их мне, и я выложила их на стойку рядом с корнем мандрагоры и морской солью.

 

– Эллиот должен скоро вернуться с цветами. Список довольно большой, но и цветочных магазинов в округе наверняка множество.

 

В воздухе раздалось слабое гудение, предупреждающее о приходе Эйприл, а потом появилась и она, держа в руках маленький пластиковый пакетик. На этот раз я не вздрогнула. За меня вздрогнул Коннор – да так, что чуть не свалился со стула. Я подавила смешок.

 

– Привет, Эйприл.

 

– Мне было дано распоряжение отслеживать признаки приготовления к ритуалу. Я принесла свечи и перья. – Она протянула пакет. Я взяла. – Также было распоряжение узнать о дальнейших потребностях. – Она сделала паузу. – У вас есть дальнейшие потребности?

 

– Вообще‑то, я хотела спросить кое о чем. – Она никак не отреагировала – очевидно, потому, что вопрос я еще не задала. – Ты знаешь, кто находился ближе всех к Барбаре, когда она умерла?

 

Это был выстрел наобум, но попытаться следовало: если Эйприл известно местонахождение каждого человека на территории в каждый момент времени, я смогу это узнать.

 

Эйприл озадаченно свела брови.

 

– Дай определение слову «умерла».

 

Я задумалась. Говоря о телах, она никогда не произносила слово «мертвый».

 

– Была удалена из сети? – сделала я попытку перевести на понятный ей язык.

 

– Время удаления не зафиксировано, – сообщила она спокойным голосом, как будто отчитывалась о чем‑то, не имевшем особых последствий. Возможно, с ее точки зрения так оно и было.

 

– Я думала, ты знаешь, где в любой момент находится каждый сотрудник компании?

 

– Да, я осведомлена о текущем местонахождении. О прошлом – нет, если только у меня не было причин его регистрировать. У тебя есть дальнейшие вопросы?

 

– Нет, можешь идти.

 

Надо будет обдумать все это, но позже, когда ночные призраки явятся и уйдут. С учетом предположения, что я к тому моменту еще буду мыслить.

 

– Принято, – произнесла она и исчезла в россыпи искр.

 

– Что за… – начал Коннор.

 

– Дриада, живущая в местной компьютерной сети, – якобы равнодушно ответил Квентин. Я снова подавила смешок. Ребенок явно учится напускать на себя умудренность жизнью.

 

– Она приемная дочь Джен, – сказала я, взвешивая в руке пакет и заглядывая внутрь. Как Эйприл и сказала, там были свечи и перья. Нормальные дриады при телепортации не могут переносить с собой вещи. Туатха умеют, но их способ телепортации более прямой – они не столько исчезают в одном месте и появляются в другом, сколько открывают двери между пространствами. То, что Эйприл способна перемещать материальные объекты, свидетельствовало, как сильно ее изменила проведенная Джен процедура. – Посмотрите‑ка сюда.

 

Подошли оба, но руку к пакету протянул Квентин. Я отдала ее ему, он заглянул внутрь, потом перевел взгляд на меня:

 

– И что?

 

– Тебе все кажется нормальным?

 

– Ну… да. А что?

 

– То, что Эйприл перенесла ее с собой при телепортации.

 

Коннор задумчиво сдвинул брови.

 

– Странно.

 

– Как и все остальное в этом месте. – Я забрала пакет и положила его на стойку. – Поможете передвинуть столы?

 

– Просто скажи, куда двигать, – сказал Коннор с улыбкой.

 

Я улыбнулась ему в ответ.

 

– Расставьте их вдоль стен.

 

Я подошла к одному из столов и начала толкать его в нужном направлении. Коннор с Квентином кивнули и принялись за то же самое.

 

Столики оказались удивительно легкими – чудесная штука эта пластмасса. Мы работали в уютном молчании, двигая столы к стенам и составляя стулья в аккуратные стопки. Круг из соображений безопасности нужно делать достаточно большим, и места понадобится много.

 

Мы почти закончили, когда в столовую вошел Эллиот, следом за ним Гордан. Оба тащили охапки сушеных цветов – Гордан за ее ношей было практически не видно, только белый хохолок волос.

 

Я кивнула им.

 

– Отлично. Положите на стойку.

 

– Извини, что так долго, но список был очень необычный, и…

 

– Все в порядке. У нас еще… – Я бросила взгляд на часы над дверью. – Почти час до захода солнца. Чтобы подготовить круг, этого более чем достаточно. – Я выпрямилась, потянулась, разминая спину, и пошла за морской солью. – Квентин, возьми свечи. Коннор, можжевеловые ягоды.

 

Оба послушно отправились делать, что было сказано.

 

Эллиот с Годан смотрели, как я рисую солью толстый круг на полу столовой, достаточно большой, чтобы я могла в нем удобно сидеть. За мной шел Квентин и подавал свечу каждый раз, как я к нему оборачивалась. Я установила все, кроме одной, в горках из соли по наружной стороне окружности. Последнюю свечу я установила внутри круга, а затем запечатала его. В словах нужды не было: Квентин разбирался в основах ритуальной магии не хуже меня, и сам видел, что именно мы создаем.

 

Наконец Гордан осторожно спросила:

 

– Что конкретно вы собираетесь делать?

 

– Коннор? – Я протянула руку, и он вложил в нее кувшинчик с ягодами. Я принялась разбрасывать их, обходя круг. – Ну, вероятнее всего, меня унесут ночные призраки. Если этого не случится, я собираюсь выяснить, почему они не забирают мертвых.

 

– Что?! – уставился на меня Эллиот.

 

При этой вспышке на него странно поглядел даже Коннор.

 

Уперев свободную руку в бедро, я сказала:

 

– Ты ведь знал, что я буду вызывать ночных призраков.

 

– Но ты ничего не говорила насчет того, что они тебя заберут!

 

– А что, ты полагал, они будут счастливы помочь? Им не нравится, когда их беспокоят, но если я все сделаю правильно, круг меня защитит. – Я взяла завернутую в шелк мандрагору. – Это жертва. Коннор, будь добр, возьми перья.

 

– Вот они.

 

– Для чего нужны перья? – спросила Гордан.

 

– Они приманка. – Коннор подал мне пакет с перьями, и я вытрясла их оттуда, разбрасывая по воздуху. Они разлетелись по всему периметру круга, но барьер из соли не пересекло ни одно. Вороны – психопомпы, проводники душ. У них есть связь со всем мертвым. Поэтому их перья помогут привлечь внимание ночных призраков.

 

– А цветы?

 

– Они скорее связаны со смертью того, что прежде было прекрасно. – Я встала на колени и расположила корень мандрагоры внутри круга, рядом с последней свечой. – Так как вы все равно спросите, они должны быть высохшие, потому что иначе они слишком очевидно принадлежали бы царству Титании, а ночных призраков это может обидеть.

 

– Ты уверена, что ночные призраки явятся на твой зов? – Это опять Эллиот. Идея ему явно не нравится. Не ему одному – мне, например, тоже.

 

– Мне описали ритуал, и я собрала для него ингредиенты, – ответила я, вставая. – Теперь мне остается только выполнить работу. Просьба ко всем, помогите разложить цветы вдоль круга. Только соль не сотрите.

 

Впятером мы управились с цветами быстро, время до начала еще было – немного, но было. Я оглядела круг и сказала:

 

– Теперь уходите. Остальное за мной.

 

Коннор положил мне руку на плечо.

 

– Ты уверена, что с тобой ничего не случится?

 

– Скажу позже, ладно? – Я вынырнула из‑под его руки и, подойдя к кофемашине, налила себе чашку удивительно твердой рукой. – Приглядывай для меня за Квентином.

 

– Тоби… – попытался запротестовать Квентин.

 

– Нет и еще раз нет. Ты должен уйти. – Я обернулась к нему, с трудом улыбнувшись. – Все будет хорошо. Меня так просто не возьмешь, не забывай.

 

– Мне это не нравится.

 

– Я уже говорила, мне тоже. А теперь все уходите, – я заговорила жестче: – Мне необходимо приготовиться. Заприте за собой дверь.

 

Не было нужды добавлять, что то, что они найдут, вернувшись, может оказаться не слишком приятным. Мы все это знали.

 

– Если ты умрешь, я тебе этого не прощу, – сурово сказал Коннор, обнимая меня.

 

– Договорились. – Я обняла его в ответ, наслаждаясь знакомой твердостью его мускулов и радуясь тому, что я точно знала: это наслаждение – настоящее, никакой магии. Мое отношение к Коннору было неподдельным – Алексу таких вещей никогда не понять. – Со мной все будет хорошо.

 

– Врешь. Просто не умри тут у меня.

 

– Даю слово, что не ставлю себе такой цели.

 

Он выпустил меня и вслед за Эллиотом вышел из помещения. Квентин помедлил, тревожно глядя на меня, потом нырнул в дверь и плотно закрыл ее за собой. Секундой позже стукнул засов. Если я выживу, придется кричать, чтобы меня выпустили.

 

Ночь обещала быть долгой.

 

Я пила кофе медленно, смакуя, но решила ограничиться одной чашкой. Устав ходить взад‑вперед и тревожиться о том, что сейчас произойдет, я вошла в круг и осторожно уселась, скрестив ноги. Повреждение защитных печатей было бы не самым дурацким, что я сделала в жизни, но могло стать самым последним. Время ждать.

 

Рассвет – время людей, а закат принадлежит нам. Я не всегда чувствую его приближение, по сравнению с восходом его действие слабее, но, сидя в центре почти начатого ритуала, пропустить его я не могла. Судя по ощущениям, прошло совсем немного времени, когда в воздухе почувствовалось знакомое покалывание, свидетельствующее о том, что солнце опустилось за горизонт. Пришло время начинать. Да хранят меня дуб и ясень.

 

Я размотала бинты на левой руке и поморщилась, увидев, в каком она состоянии. Ей и так туго пришлось от стеклянных осколков, а я сейчас сделаю еще хуже. Достав нож Дэйр, я приложила острие к центру ладони. Ненавижу вид собственной крови, но Лушак четко уточнила, что это должна быть кровь призывающего, иначе не сработает. Я даже не могла выбрать менее нужную конечность: либо рука, либо сердце, а что из этих двух вариантов вероятнее приведет к летальному исходу, я понимала. Оставалось только надеяться, что в ближайшие несколько дней тонкой работы руками мне не потребуется.

 

Задержав дыхание, я вонзила нож в ладонь.

 

Лезвие оказалось острее, чем я думала. Выругавшись, я уронила его. Это не имело значения – моя часть сделки уже была выполнена. Кровь собиралась в лужицу, текла горячими струйками вниз. Правой рукой я кое‑как развернула мандрагору, она скатилась на пол, и я сложила ладони чашечкой, чтобы кровь лилась прямо на нее. Корень выгнулся, впитывая кровь так же быстро, как она лилась. Выпивая ее.

 

– Меня зовут Октобер Кристина Дэй, дочь Амандины, и я здесь, чтобы просить вас уделить мне внимание, – произнесла я, сосредотачиваясь.

 

Воздух загудел и наполнился запахом меди и скошенной травы – запахом моей магии, а охапки цветов, сложенные вокруг ритуального круга, вспыхнули сине‑зеленым пламенем. Сами собой зажглись свечи, а лампы на потолке треснули, рассыпав пригорошни искр, и погасли. По глазам резануло болью. Магический ожог. Мне дорого обойдется сегодняшняя работа. Оставалось только надеяться, что она будет того стоить.

 

Комната наполнялась тяжелым, сладким, густым дымом от горящих цветов. Я продолжала лить кровь на мандрагору, стараясь не обращать внимания, что вокруг быстро холодает, несмотря на огонь.

 

– Вот кровь, и цветы, и соль морская. От имени всех Дворов призываю.

 

Мандрагора заскулила. Я поднесла свои окровавленные пальцы к губам и поцеловала.

 

– Оживай. – И я прижала пальцы к голове мандрагоры.

 

Корень перестал дергаться и открыл глаза, похожие на куски летнего льда. Не успел он увернуться, как я вонзила в тело мандрагоры нож Дэйр. Мандрагора завопила. Ее наружные слои начали спадать, пока под ножом не оказалась крошечная точная копия меня, голой и извивающейся. Уперевшись ладонями в пол и сжав зубы, я проговорила:

 

– Могу ли я поговорить с вами?

 

Наступила тишина. Мандрагора перестала вопить и в ужасе уставилась на что‑то позади меня. Даже треск пламени стал тише, потом исчез совсем. В тишину прокралось низкое гудение: то бились крылья ночных призраков. Едва осмеливаясь дышать, я подняла голову.

 

Они толпились с внешней стороны моего круга – вся комната была полна ими. Я видела тех, кто был рядом: они принадлежали всем племенам фейри, но были призрачно бледны, а за спинами яростно трепетали хрупкие крылышки. Стоявшие дальше расплывались в бесформенную массу, превращаясь в густые тени и шорох листьев на ветру.

 

Я ахнула. Впереди всех стояла Дэйр.

 

Глава 20

 

– Дэйр? – прошептала я. Это невозможно. Дэйр мертва. Я видела, как она умерла. И все‑таки это была Дэйр – потому что никем другим стоящая передо мной фигура быть не могла.

 

Слишком тощая, чтобы худоба была от диет, недокормленная, костлявая. Очень светлые волосы контрастировали с яблочно‑зелеными глазами. Кончики ушей были украшены серебряными клипсами, а платье на ней было из пыли и паутины, отчего она походила на свергнутую деспотичную принцессу. Новым в ней были крылья – неразличимые из‑за непрерывного трепетания – а также рост. Дэйр и прежде была маленькой, но теперь она стала ростом с Барби, и я могла бы поставить ее себе на ладонь.

 

В толпе выделялись и другие знакомые лица, тоже уменьшенные и измененные – там были и Девин, и Росс, подменыш, на четверть роан, погибший в парке Золотые Ворота, – но большую часть я не знала, они сливались в одно целое со стоящими рядом. Из тех, кто умер в «Эй‑Эль‑Эйч Компьютинг», я не увидела никого.

 

Дэйр невозмутимо наблюдала, как я оглядываю их. Крылья у нее двигались со скоростью, как у колибри. Мне хотелось вскочить, обнять ее и никогда не отпускать. Мне хотелось молить ее о прощении. Я не двинулась с места.

 

– Ты звала. Мы пришли, – произнесла она. – Чего ты хочешь?

 

Ее голос вывел меня из шока. Это были интонации Дэйр, ее модуляции, но в словах не было чувства, а в произношении – знакомого выговора. Может, она и выглядит как Дэйр, но не более того.

 

– Я звала, потому что мне нужна ваша помощь, – ответила я.

 

Ночные призраки захихикали. Та, что выглядела как Дэйр, изучающе склонила голову набок и сказала:

 

– Я знаю тебя.

 

Я замерла.

 

– Предыдущая владелица этого лица умерла с твоим именем на губах. Я помню то ощущение. Чего ты хочешь, Октобер Дэй, дочь Амандины, которой не дoлжно было нас призывать? Это игра не для тебя.

 

– Что? – прошептала я.

 

– Не прикидывайся. Тебе знакомо мое лицо. – В ее зеленых глазах, подобно цветку, распустилась боль, отчего лицо стало искренним и простодушным. – Могу я спросить, мисс Дэй? – сказала она, и слова внезапно окрасились акцентом Дэйр. Чем бы она ни была, она была настоящая. – Вы выбрались – вы можете помочь выбраться и нам? Взять нас с собой? Прошу вас!

 

– Прекрати! – закричала я, не успев остановить себя. – Это несправделиво!

 

– С каких это пор смерть справедлива? – Простодушие исчезло с ее лица, уступив место спокойствию. – Смерть – вот причина, по которой ты мне знакома. Как и всем нам.

 

Из толпы откликнулись другие голоса, одни знакомые, другие нет.

 

– Да…

 

– Я помню…

 

– Она забыла, но мы помним.

 

– Они все забыли.

 

– Да.

 

Призраки сгрудились вокруг меня, и я осознала, что соль и можжевеловые ягоды мне не защита. Если они захотят забрать меня, то сделают это. Мандрагора потянула за нож, разрезая себе ладони, и я почувствовала мимолетную вспышку жалости – мы обе в ловушке, но у меня есть слабая надежда пережить эту ночь, а у моей новорожденной копии – нет.

 

– Каждая смерть и каждая капля крови, которых ты касалась, принадлежат нам. – Дэйр взглянула на мандрагору и обнажила в улыбке бритвенно‑острые зубы, совсем не такие, как прежде. – Мы знаем тебя лучше, чем ты можешь помыслить.

 

– Мне нужна ваша помощь, – повторила я.

 

Ночной призрак с лицом Девина взмахнул крыльями и встал впереди остальных.

 

– Чего ты хочешь от нас?

 

Каждое слово причиняло боль. Я рассчитывала вызвать могильщиков фейри, а не искать собственной смерти.

 

Мы никогда не касаемся ночных призраков в разговорах, даже в уютных пределах собственных холмов. Они живут во тьме и приходят за мертвыми, и мы никогда не обсуждаем, что они такое и зачем им нужны мертвецы. Большинство просто не знает. Я, например. Но теперь я начинала понемногу их понимать – и не желала этого.

 

– Наша помощь? – сказала та, у которой было лицо Дэйр. – С какой целью?

 

– Здесь случилось несколько смертей.

 

– Мы знаем, – улыбнулся призрак с глазами Девина.

 

– Вы не пришли за телами.

 

– Это отчасти верно. А отчасти нет. Мы приходили за телами. Просто не забрали их с собой.

 

– Почему?

 

– Если ты хочешь это знать, сначала тебе придется узнать нас. Нужна ли тебе эта ноша? – Он склонил голову набок. – Мало кто захотел бы взвалить на себя такое. Принеси жертву, и мы уйдем. Оставим тебе жизнь. Если мы останемся, я не могу этого пообещать.

 

Замечательно: или удвоение ставок, или ничего. Дать им уйти, ничего мне не сказав, или рискнуть всем, заставив их остаться и сказать мне слишком много. На какой‑то момент мне захотелось отпустить их. Я могла сделать вид, что ритуал не удался – Джен и остальные поверят, а я поищу другие способы добыть требуемую информацию и, возможно, сумею это сделать… А может быть, и нет. Я заплатила за право задать вопросы ночным призракам и получить ответы, и Лушак не простит, что я, реализовав свое право на вопрос, в последний момент запаниковала. Фейри не сочувствуют трусам.

 

Но не это послужило принятию решения. Это сделала Дэйр. Я взглянула на ночного призрака, носящего ее лицо, и представила, что рядом с ней в воздухе висят Квентин и Коннор, потому что я не захотела выслушать. Чем‑чем, а этим я рисковать не могла. Больше никогда.

 

– Я не могу отпустить вас, – сказала я. – Мне необходимо знать, почему вы не забрали отсюда мертвецов.

 

Он улыбнулся.

 

– Тогда мы расскажем тебе.

 

Та, что была почти Дэйр – почти, но не совсем – сложила крылья, приземлилась за границей защитного круга и закрыла глаза, вдыхая дым. Открыв их, она без удивления произнесла:

 

– Ты хорошо подготовилась. Полагаю, кто‑то тебе объяснил.

 

– Лушак.

 

– Отродье Маб? Это многое объясняет. Наша мать была ее крови. Лушак приглядывала за нами в колыбельках, меняла нам пеленки. Никто еще не знал, кем мы станем, даже мы еще не знали этого, хотя с самого рождения кормились кровью. А потом мы узнали свое предназначение, мы пожрали собственную мать и скрылись в болота, в трясины, в темные углы небес.

 

Рядом, складывая крылья, приземлилась фигура с внешностью Росса.

 

– Мы скрылись в щелях этого мира, и нас не преследовали, потому что ждали нас. Как и когда мы явимся, никто не знал, но им было известно, зачем мы существуем и почему нас нужно пощадить.

 

Я подумала о телах в подвале.

 

– Плоть фейри не разлагается.

 

– Вот именно! – рассмеялся призрак. – Ей в этом нет необходимости. Фейри ведь не умирают.

 

– Но в этом мире такое случается, – сказала почти‑Дэйр. – Они разрушаются и гибнут. Кто‑то должен забирать тела, иначе они заполонят мир. До нашего прихода небо было черно от погребальных костров – лишь огонь очищает тела так, как мы. – По толпе прокатился оживленный шепоток. – Вопреки природе фейри, смерть среди вас есть и будет.

 

– И вы существуете для того, чтобы пожирать мертвых.

 

– Верно. Но у нас есть собственная причина, как ты могла бы догадаться. Твоя кровь близка нашей – мы забираем тела, ты забираешь кровь. Стала бы ты пить жизнь своих родичей, если бы она не несла тебе откровений?

 

– Нет.

 

– И мы не стали бы. Мы созданы поедать мертвецов волшебного народа, но приятного в этом нет ничего. Существует… кое‑что другое.

 

Она сделала знак одному из призраков выйти вперед. Он неохотно вышел, полупрозрачный, едва оформленный контур из тумана и теней. Крылья были видны, только когда двигались. Я чувствовала его взгляд на себе, хотя глаз разглядеть не могла, и во взгляде том был голод.

 

– То, что заставляет нас так поступать, можно сказать и так.

 

– О, дуб и ясень… – Я судорожно вздохнула.

 

– Если мы не будем есть, мы растаем, – продолжала Дэйр, не обращая внимания на мою реакцию. – Нам быстро довелось это узнать, и тогда мы заключили с Обероном, нашим отцом, договор. Отныне мы не трогаем живых, но мертвые принадлежат нам. Мы едим их плоть, пьем воспоминания в их крови и используем их образы взамен собственных. Вот как это происходит. Как должно происходить. Ты понимаешь?

 

Понимаю ли я, что окружена людоедами, которые считают, что имеют божественное право на то, чтобы сожрать мою плоть? О да.

 

– Кажется, понимаю.

 

– Хорошо. Тогда ты понимаешь и то, почему мы не едим здешних мертвецов.

 

Хм…

 

– Нет.

 

– Кровь помнит, а память – это то, что поддерживает наше существование. Нам нужна не просто плоть, а жизнь, что была в ней. Мы пьем воспоминания, и на время они придают нам форму. Когда воспоминания увядают, находятся другие мертвецы.

 

Призрак Росса кивнул и расправил крылья с хлопком, напоминающим звук рвущегося шелка.

 

– Мы пьем их жизни, и живем их временем, и помним их. Это не надолго, это проходит, но мы помним, – сказал он.

 

– Мы всегда помним, – сказала та, что носила лицо Дэйр.

 

Понимание поразило меня словно громом. Вот почему у их лидера лицо Дэйр, вот почему я узнаю и других – они притворяются умершими, потому что иного выбора у них нет. Нет, не так. Они действительно мертвы.

 

– У вас нет собственной формы.

 

– Верно. Но со здешними мертвецами нас что‑то опередило. В них нет того, что поддерживает наше существование. – Она пожала плечами. – А бесплатно мы не работаем.

 

– Вы знаете, что именно… иссушило память крови?

 

– Нет. До сих пор такого не случалось. – На мгновение она словно смягчилась. – Если бы мы знали, то прекратили бы это сами. В мире фейри не так много смертей, чтобы мы могли позволить им пропадать зря.

 

– Понимаю, – сказала я, пытаясь увязать услышанное с тем, что я успела узнать раньше. Кровь была мертва, и сейчас я получила подтверждение, что так быть не должно. Ночные призраки – естественная часть жизненного цикла фейри. Если бы такое уже происходило, они бы это знали.

 

– Осознаешь ли ты, почему никто не должен знать, кто мы и что делаем? – Она бросила на меня резкий, выжидающий взгляд.

 

Я кивнула.

 

– Если бы фейри знали, многие сжигали бы тела, чтобы они не достались вам.

 

– Именно так. И мы растворились бы, став лишь шорохом листьев на ветру. – Она взмахнула крыльями и сложила их со щелчком. – Будешь ли ты хранить молчание, дочь Амандины?

 

– Буду, – ответила я искренне. Мир фейри таков, каков он есть, даже если я не всегда его понимаю. У ночных призраков не меньше прав быть теми, кем их этот мир создал, чем у остальных из нас, и если их хранит неведение, то я не разглашу их секреты.

 

– Ты мудрее большинства тех, кто имел с нами дело. Есть ли еще что‑то, что ты хотела бы знать?

 

– Нет. Это все, что мне нужно. Мы можем на этом закончить.

 

Призрак с лицом Девина улыбнулся.

 

– Почему ты думаешь, что мы закончили?

 

Я замерла.

 

– А есть что‑то еще?

 

– Вопрос оплаты.

 

Он продолжал улыбаться, и я осознала, что ему все равно, кого они заберут, мандрагору или меня. Он хотел крови – любой крови. Ночные призраки не выжили бы, будь они разборчивы.

 

Я вытащила нож из груди мандрагоры и подняла ее. Мандрагора приникла к моим пальцам. Я почувствовала короткую, острую вспышку вины. Она была частью меня, кровью от моей крови, и я обрекала ее на гибель. Но, пусть я и бываю сентиментальной, я не глупа, и если выбор я или она…

 

– Простите меня, – пробормотала я и протянула мандрагору призракам. – Кровь – все, что у меня есть. Я предлагаю вам эту жертву, если вы взамен оставите мне жизнь и уйдете с миром.

 

– Зачем нам брать ее? Ты отвергаешь кровь и все, что она тебе дает. – Почти‑Росс взглянул на меня холодными глазами. – Мы можем взять тебя.

 

– Лушак это не понравится, – как можно увереннее заявила я. На самом деле она наверняка лишь расхохочется, особенно если они сказали правду, что они дети ее сестры.

 

– Она решит, что ты неправильно провела ритуал, – сказал призрак Девина. – И обвинит тебя, а не нас.

 

Ой‑ей.

 

– Вы желаете рискнуть?

 

Мое сердце билось так громко, что мне казалось, что они это слышат. Если они решат забрать меня, я не смогу ничего сделать.

 

– Возьми жертву, – сказала призрак Дэйр. – И позволь ей отпустить нас.

 

– Но… – запротестовал призрак Росса.

 

Метнувшись так быстро, что я не успела этого увидеть, Дэйр схватила его за горло. Он замолчал, глядя на нее.

 

– Последнего убитого нашла я, не забывай! – прорычала она. – Я принесла нам кровь, плоть и память, и пока не найден следующий, я главная. Разве не так? – Она еще раз встряхнула его, жестко оглядывая остальных призраков. – Разве не так?

 

Все отпрянули от нее, шепотом выражая согласие. Она отпустила Росса, и тот, скорчившись на земле, уполз в толпу теней.

 

– Я главная, – повторила она, а затем подошла к краю круга и протянула руки. – Дай ее мне.

 

Я осторожно вытянула руку над кругом из соли и отдала цепляющуюся за мои пальцы мандрагору. Они с призраком были почти одного роста. Почти‑Дэйр положила руку на плечо мандрагоре, и та замерла, глядя полными ужаса глазами.

 

– Плата принята, ты должным образом соблюла правила. Мы позволим тебе жить.

 

– Почему? – прошипел не‑Девин. Она повернулась, и он, съежившись, отступил.

 

– Потому что я так сказала, – произнесла она. – Мои последние воспоминания говорят, что она герой. Не просто герой, а мой герой. – Она оглянулась на меня. – Ты постепенно исчезнешь из моей памяти, и, если мы встретимся снова, я могу оказаться менее снисходительной, но сегодня ты – мой герой. За все мои жизни у меня их было очень мало. Удачи тебе. Когда ты падешь, я отыщу твое тело и буду с гордостью носить твой лик. – Она едва заметно улыбнулась. – Это самый большой дар, какой я могу тебе предложить.

 

Ночные призраки поднялись в воздух единой массой, волоча за собой мандрагору. Та пронзительно визжала от ужаса. Я зажала уши ладонями и скрючилась внутри круга, а столовая тем временем заполнялась более естественной, не такой глубокой темнотой. Постепенно снова стал слышен звук горящего огня. Ночные призраки ушли.

 

Противопожарные спринклеры наконец‑то зарегистрировали дым от остатков моего круга и принялись распылять по помещению воду. Я откинула голову и, баюкая раненую руку, подставила лицо под струи.

 

Я не спасла Дэйр, но она ухитрилась спасти меня дважды. Не слишком хороший герой из меня вышел, но другого у нее не было, и это принесло мне жизнь – а также знание. Я узнала все, что хотела. И то, чего не хотела, – тоже. Вряд ли я смогу забыть о том, чем по‑настоящему являются ночные призраки. Но все это может подождать. А пока что я сидела под падающей на меня водой, среди густого запаха сожженных цветов и рыдала.

 

Глава 21

 

– Тоби?

 

Дверь открылась, пропуская в мою влажную, уютную темноту луч света. Я не помнила, когда перестали работать спринклеры? мне было все равно. Коннор позвал снова, на этот раз громче:

 

– Тоби, ты меня слышишь?

 

Я наклонила голову вперед, ощущая, как боль в ней становится острее. Позади Коннора маячил, отбрасывая тень, силуэт Квентина. Хотя бы додумались не заходить поодиночке, и то хорошо.

 

– Привет, ребята.

 

– Дымом пахнет, – сказал Квентин тоном облегчения. Наверное, не был уверен, что они найдут меня живой. Ничего удивительного, я и сама не была в этом уверена.

 

– Можно включить свет? – спросил Коннор.

 

– Если лампы работают. Их замкнуло, когда цветы загорелись.

 

Я заставила себя подняться. Это оказалось нелегко. Ноги грозили отказаться носить тело, и я не видела особых причин, почему они не должны так поступать.

 

– Я включу резервное освещение, – заговорил за спиной Квентина Эллиот.

 

Значит, тут есть резервное освещение на случай отказа резервного освещения. Просто непонятно, как здесь что‑то могло случиться – у них что, для людей нет резервных копий?

 

– Давай, – ответила я ему.

 

Эллиот протиснулся мимо Квентина, щелкнул выключателем, и над головой включились желтые лампы. Все трое вошедших, взглянув на меня, хором ахнули. Это было бы смешно, если бы я не устала так смертельно.

 

– Тоби? – прошептал Коннор.

 

– Вроде, я, – сказала я, вытирая с лица воду. – Во плоти, так сказать.

 

– Но выглядишь, как будто…

 

– Знаю. – Волосы у меня прилипли к голове. Руки были черными от пепла. – Но я все еще здесь.

 

Эллиот бросил взгляд на вымазанный грязью пол и произнес:

 

– Даже спрашивать не буду.

 

– И это к лучшему, – откликнулась я. Квентин протиснулся вперед и почти с робостью подошел. Я выдавила слабую улыбку. – Привет.

 

– Привет, – ответил он. – Как ты себя чувствуешь?

 

– Я жива. Это все, на что я надеялась. – Он продолжал стоять, явно нервничая, и я вздохнула. – Если я тебя обниму, то ты весь выпачкаешься в крови.

 

– Ну и пусть, – сказал он и обхватил меня за плечи. Я положила здоровую руку поверх его руки. Коннор, следуя примеру Квентина, обнял меня со спины, и какое‑то время мы просто стояли, держась друг за друга.

 

Молчание нарушил Эллиот, неловко проговорив:

 

– Это… довольно неопрятно. Можно, я тебя почищу?

 

Я оторвалась от Квентина с Коннором и оглядела себя. Вся моя одежда и куртка Тибальта были в крови, пепле и потеках грязи. А волосы наверняка выглядели так, будто мне на голову прицепили дохлую зверушку. Я подняла раненую руку и спросила:

 

– А это безопасно, пока рана еще кровоточит?

 

– Нет, – с неудовольствием сказал Эллиот. – Придется позвать Гордан. – Он достал из шкафа в кухонном отделении чистое полотенце и кинул нам.

 

Коннор поймал полотенце и вложил мне в здоровую руку.

 

– Пожалуйста, найди ее побыстрее, – озабоченно попросил он Эллиота. – Мне не нравится, как выглядит эта рука.

 

– А как она выглядит… А, ну да. – Порезав себе руку, я ее особо не разглядывала. Слегка не до того было. – Ребята, выпустите меня.

 

Оба отошли на шаг, и я смогла оглядеть нанесенный ущерб. Все пальцы на месте, я могу ими двигать, хотя это очень больно – на этом положительные стороны заканчивались. Ладонь была рассечена от запястья до основания указательного пальца, и, когда я согнула пальцы, мне показалось, что я вижу кость. Если рана нанесена не железом, то подменыши исцеляются быстро и без последствий, так что, если рану обработать, ладонь заживет. Но зрелище все равно было ужасное.

 

Начиная ощущать легкую тошноту, я сказала:

 

– Пожалуй, и правда лучше позвать Гордан.

 

Эллиот кивнул.

 

– Я схожу за ней. Подождите здесь.

 

И он быстро вышел, оставляя на потом разведенный беспорядок и незаданные вопросы. Хорошо. Я была еще не готова отвечать на них и боялась, что мое самообладание долго не продержится. И чтобы он начал прибираться, пока мы еще здесь, мне тоже не хотелось.

 

– Давай, Тоби, присядь. – Коннор подвел меня к стулу, придерживая за руку. Квентин шел позади. Я не возражала. Судя по взглядам, которые оба кидали на меня, выглядела я хуже, чем себя чувствовала, и это вызывало беспокойство.

 

Я рухнула на стул и уткнулась головой в колени. Коннор медленными, успокаивающими круговыми движениями, принялся растирать мне спину. Пальцы у него дрожали. Комната начала кружиться? неприятное ощущение, к тому же подкрепленное головной болью. У меня слабые магические возможности, а я только что провела самый большой ритуал крови в своей жизни. Даже удивительно, что я не вырубилась настолько, чтобы не чувствовать боли.

 

– Тоби?

 

Голос Квентина звучал так встревоженно, что я заставила себя поднять голову.

 

– Что?

 

– Они приходили?

 

Я вздохнула.

 

– Да. Приходили.

 

– Ух ты. – Квентин сел на соседний стул и тряхнул головой. – Ничего себе! Ты с ними разговаривала?

 

– Насколько смогла, поговорила.

 

– Вот как.

 

Какое‑то время мы сидели молча, Коннор продолжал растирать мне спину, Квентин тревожно на меня смотрел. Наконец он робко спросил:

 

– Теперь ты умрешь?

 

– Что? – Я настолько не ожидала подобного вопроса, что даже пришла в себя.

 

– Ты видела ночных призраков. Теперь ты умрешь? – нервно сглотнув, уточнил Квентин.

 

– Вряд ли в этом дело. Они не являются причиной смерти, а приходят после того, как это уже произойдет. Я не умру от того, что их видела.

 

Я могу умереть по многим другим причинам, но совершенно уверена, что ночные призраки будут ни при чем.

 

– А, – сказал Квентин, успокаиваясь. – Тогда хорошо.

 

Мы еще тихонько посидели. Я была рада компании: даже зная, что ночные призраки не вернутся, оставаться одна я не хотела. И Коннора, и Квентина явно переполняли вопросы, но оба молчали, давая мне отдохнуть. Мне это было по‑настоящему необходимо.

 

Через пятнадцать минут вернулся Эллиот.

 

– Гордан и Джен уже идут.

 

– Чудненько. – Я выпрямилась на стуле, и Коннор сделал шаг назад. – Обезболивающее какое‑нибудь принес?

 

– Гордан сказала, чтобы я тебе ничего не давал, пока она не осмотрит твою руку.

 

Я решила, что я ее ненавижу.

 

– Но почему? Я же загибаюсь от боли в голове, а не в руке.

 

– Потому что мы пока не знаем, насколько ты пострадала. – Он махнул рукой в сторону остатков защитного круга. – Ты здесь как будто целую войну устроила.

 

– Почти, – ответила я.

 

– Не хочешь рассказать?

 

– Обезболивающее дай, тогда расскажу.

 

Коннору почти удалось спрятать усмешку – почти. Он знал, что этот спор Эллиоту не выиграть: если бы упрямство было олимпийским видом спорта, я была бы золотой медалисткой.

 

– Ладно, – вздохнул Эллиот. – Подождем.

 

Я злобно на него посмотрела.

 

– Я, вообще‑то, намекнула дать мне таблетки.

 

– Я знаю. – Он оскалил зубы в невеселой улыбке. – Просто лучше пусть на меня разозлишься ты, а не Гордан.

 

– Почему? – заинтересовался Квентин.

 

– От тебя я сбежать смогу наверняка, а вот Гордан знает, где я сплю.

 

– Ты спишь? – с сомнением спросила я. – Когда?

 

Эллиот пожал плечами.

 

– По распространенному мнению, дом у меня есть именно для этой цели.

 

– И в самом деле. – Борясь с приливом головокружения, я откинулась назад и оперлась о Коннора. Так замечательно было бы поспать. И еще замечательнее, если бы я была точно уверена, что проснусь. – Да, тогда понятно.

 

– Они… – Эллиот снова бросил взгляд на круг, – …приходили?

 

– Ночные призраки?

 

Он кивнул с таким видом, как будто в действительности не хотел этого знать. Но я все равно ответила:

 

– Да.

 

Оглядываясь назад, я уже сама была не рада, что они пришли. Вечно дохожу до таких выводов задним числом.

 

– Это подождет, пока все не соберутся, – твердо сказал Коннор.

 

Я тускло улыбнулась, посылая молчаливое «спасибо».

 

– Давайте так и сделаем. Не хочу переживать это все заново больше, чем один раз.

 

– Хорошо, – с раздражением произнес Эллиот и повернулся так, чтобы смотреть на дверь.

 

Я вздохнула. Я слишком устала, чтобы разбираться с чужими конфликтами и обидами. Все, что мне хотелось, это свернуться калачиком и спать до тех пор, пока не пройдет боль.

 

– Эллиот… – начала я, но от дальнейшей беседы меня спасла распахнувшаяся дверь. В столовую, с аптечкой в руках и хмурой гримасой на лице, вошла Гордан, а сразу следом за ней – обеспокоенная Джен. О, корни и ветви. Как я могу объяснить ей, что происходит, если сама до сих пор не понимаю?

 

Гордан ахнула, увидев мою левую руку, залитую кровью, подбоченилась и требовательно спросила:

 

– Ну, и что на этот раз ты с собой сделала?

 

Эхо подхватило ее голос и принялось навязчиво повторять. Моей больной голове это не понравилось, и она закружилась еще сильнее.

 

– Пожалуйста, не ори, – простонала я. Мне хотелось крикнуть, но я не рискнула. Голова может взорваться.

 

Квентин поднялся и встал в полушаге от меня. Даже сквозь боль это меня позабавило: парень учится быть защитником.

 

– Заткнись! – сказал он Гордан.

 

– О, никак, красивый мальчик решил, что он теперь взрослый мужчина? – ответила та. – Если ты такой крутой, то почему мне раз за разом приходится оттирать от крови ее, а не тебя? Ты слишком хорош, чтобы позволить себе пораниться?

 

– Ах ты маленькая…

 

– Прекратите! Оба! – жестко сказала Джен. Квентин замолк на полуслове, а Гордан фыркнула и отвернулась. Джен сердито встряхнула головой. – Вам должно быть стыдно. Вы хоть на секунду задумались, что мешаете ей прийти в себя после битвы? А?

 

Ни тот, ни другая не ответили. Джен вздохнула и, опустившись на колени, приподняла мне подбородок. Я не сопротивлялась. Коннор крепче сжал мне плечо.

 

Джен наклонила мою голову в одну сторону, в другую, внимательно глядя в глаза. То, что она там увидела, ей, похоже, не понравилось, потому что она нахмурилась. Отпустив меня и поднявшись на ноги, она произнесла:

 

– Следующий, кто повысит голос, пожалеет об этом. Я не знаю, сработало ли заклинание, которое она совершила, но у нее довольно тяжелый магический ожог.

 

Гордан с сердитым видом повернулась к Джен.

 

– Эта идиотка сама превысила свои возможности. С какой стати нам стараться ее не тревожить?

 

– Она вам же старалась помочь! – огрызнулся Квентин.

 

Джен вздохнула.

 

– Я знаю, Квентин. Гордан, не могла бы ты осмотреть ее раны без язвительных комментариев?

 

– Попытаюсь, – буркнула та и уселась передо мной, не обращая внимания на залитый грязной водой пол. – Дай руку.

 

Я послушалась: так было проще, чем спорить.

 

Гордан взяла меня за запястье и повернула руку ладонью кверху. В прямом освещении порез смотрелся еще хуже. Джен охнула, Квентин тихонько икнул. Гордан лишь нахмурилась и спросила:

 

– Ты чем занималась – ругалась с газонокосилкой?

 

Я сглотнула, дав себе обещание не терять сознания, пока она не закончит надо мной измываться.

 

– Серебряный нож. Ритуал вызова. Я не хотела резать так глубоко.

 

– Идиотка, – сказала она так, как будто даже на нее это произвело впечатление. – Тебе повезет, если окажется, что ты не перерезала себе основные мышцы. Так кого ты вызывала? Годзиллу?

 

Сжав мне плечи, Коннор произнес:

 

– Она вызывала ночных призраков.

 

– Ну да, кто ж еще, кроме нее, окажется настолько туп, – на редкость жизнерадостно откликнулась Гордан.

 

– Гордан… – с нажимом сказала Джен.

 

Та замолкла и, ворча что‑то себе под нос, продолжила осмотр моей руки. Джен подождала, пока я расслаблюсь, и спросила:

 

– У тебя получилось?

 

Эллиот повернулся в мою сторону, Гордан тоже на меня взглянула – все ждали, что я скажу.

 

– Да, – ответила я. – Они пришли. Извините за пол.

 

– Ничего страшного, – отмахнулась Джен. – Они… что‑нибудь тебе рассказали?

 

– Да, кое‑что. Мы ошибались, думая, что они не являлись за мертвыми. Просто эти тела для них бесполезны, вот они их и оставили.

 

– Почему бесполезны?

 

– По той же причине, почему мы с Квентином не можем заставить кровь говорить. То, что убивает ваших друзей, каким‑то образом крадет… скажем так, жизненную силу, которая остается в мертвых телах.

 

– Крадет их души? – резко спросил Эллиот.

 

Я покачала головой и тут же поморщилась, потому что от движения в ней начало болезненно пульсировать.

 

– Не души – оно крадет их память. Жизнь хранится в крови, но здесь кровь пуста. Память исчезла, а ночным призракам нужна именно она.

 

– Зачем?

 

– Не знаю, – солгала я не моргнув глазом. Я обещала ночным призракам сохранить их тайну, и свое слово я сдержу.

 

– Крадет их память? – переспросила Джен, странно выделив последнее слово. Что‑то промелькнуло в ее лице, но исчезло так быстро, что я не была уверена, что мне не показалось.

 

– Да.

 

– Следовательно, ночные призраки не забирают тела…

 

– Потому что им все равно, – сказала Гордан и, крепко взяв меня за пальцы, дернула их вниз. Боль была просто ужасная, и я заорала.

 

Дальнейшее я помню смутно. Джен вскрикнула. Я попыталась вскочить на ноги, но Коннор надавил мне на плечи. Квентин сделал движение, и внезапно оказалось, что за руку меня никто не держит, Гордан сидит на полу, прижав к щеке ладонь, а Квентин стоит между нею и мной со сжатыми кулаками.

 

– Не трогай ее!

 

Гордан встала, сверля Квентина взглядом. Мой помощник навис над ней, но она, не обращая на это внимания, прошипела:

 

– Давно пора надрать твою чересчур привилегированную задницу!

 

– Рискнешь попытаться? – огрызнулся Квентин.

 

– Прекратите! – вмешалась Джен. Ее проигнорировали. От чего бы ни возникла эта скрытая вражда, сейчас она прорвалась наружу.

 

– Может, и рискну, – сказала Гордан, делая шаг вперед.

 

Я сделала глубокий вдох, борясь с головокружением, и заставила себя встать. На этот раз Коннор не стал меня держать. Вставать было трудно, мокрый пол скользил, но я кое‑как удержала равновесие.

 

– Вы оба это прекратите или мне пойти куда‑нибудь еще? – спросила я.

 

На лице Квентина появилось пристыженное выражение.

 

– Тоби, сядь, тебе не надо было…

 

– Гордан, хватит, – вклинился Эллиот.

 

– Он меня ударил.

 

– Ты это заслужила, – сказала Джен. – Так, все закончили дурить? Тоби, сядь. Квентин, остынь. И все‑таки, Гордан… зачем ты чуть не оторвала Тоби руку?

 

– Затем, что мне нужно было проверить, чувствует ли она свои пальцы, – угрюмо сказала Гордан, потирая щеку.

 

– Что ж, теперь ты это знаешь. Больше так не делай.

 

Гордан начала что‑то говорить, но Джен подняла ладонь.

 

– Ничего не хочу слышать. Да, он тебя ударил, да, ты это заслужила. Но я хочу успеть дослушать весь рассказ еще сегодня.

 

– Ладно, – вздохнула я и снова села, оперевшись на Коннора спиной. Он снова положил ладони мне на плечи, давая молчаливую поддержку.

 

Гордан, ворча, опустилась рядом со мной на колени. Не отрывая от нее взгляда, Квентин отступил на шаг. Стоит ей сделать одно неверное движение, и она об этом пожалеет. Джен наблюдала за ними, скрестив на груди руки, сзади вплотную к ней стоял Эллиот. Я окинула всех взглядом, понимая, насколько плохо обстоят дела. У меня от сочетания усталости и магического ожога кружится голова, тошнит, а теперь выяснилось, что я еще и собственного помощника не в состоянии контролировать. Предполагается, что я должна оказывать этим людям помощь, а я стоять‑то едва могу.

 

– Не ерзай, – сказала Гордан, намазывая мне ладонь антибактериальной мазью.

 

Я послала Квентину строгий взгляд в надежде, что он поймет намек и не будет дергаться, и продолжила рассказ:

 

– Ночные призраки не избегают здесь появляться. Просто у них нет причин забирать тела.

 

– Но что нам тогда с ними делать? – спросила Джен.

 

– Придется их сжечь – так поступали в те времена, когда ночных призраков не было.

 

Джен побледнела и охнула.

 

– Это может подождать, а в данный момент нам нужно выяснить, что происходит… а‑а‑ай! Гордан! – Та туго затянула бинт вокруг кисти, сводя края раны. Квентин двинулся вперед, и я здоровой рукой сделала ему знак остановиться. – Больно же!

 

– Ну извини,? протянула Гордан, продолжая меня бинтовать. Пальцы у меня онемели, и я что‑то сомневалась, что это хорошо. – У меня нет нужных приспособлений, чтобы наложить швы без опасности внести заражение, а кровотечение необходимо остановить до того, как тебе понадобится переливание. Если, конечно, не хочешь попробовать рассказать человеческим докторам, что с тобою приключилось.

 

– Да уж, – пробормотала я и прижалась щекой к груди Коннора, стараясь отвлечься от боли. Не помогло. Голова болела так, что я с трудом могла связно мыслить.

 

Эллиот взглянул на меня и произнес:

 

– Джен, непосредственно перед тем, как… что она там сделала… она встречалась с Алексом. Думаю, ей нужно хорошенько отлежаться.

 

И снова то выражение на лице Джен, мелькнуло и исчезло.

 

– Ты уверен?

 

– Я спрашивал у Терри.

 

– О чем вы? – не выдержала я. Оба отводили глаза. Я перевела взгляд на Гордан, но даже та не поднимала глаз от моей руки. – Я чего‑то не знаю? При чем тут Алекс?

 

– Ничего такого, о чем тебе сейчас стоило бы беспокоиться, – сказала Джен. Я смерила ее взглядом, и она вздохнула. – Поверь на слово. Просто тебе нужно немного отдохнуть.

 

– А ты объяснишь, что происходит, когда я проснусь?

 

– Объясню. Даю тебе слово.

 

Я взглянула на нее, она – на меня. Наконец я, покачав головой, сказала:

 

– Квентин, Коннор.

 

– Что?

 

– Я немного посплю. Никуда друг от друга не отходите. При малейшей угрозе – будите меня. Поняли? – Они неохотно кивнули. – Вот и хорошо. Квентин, чтобы никаких драк с Гордан, пока я сплю.

 

«Хотя она этого заслуживает», – прибавила я мысленно.

 

– Но, Тоби…

 

– Никаких «но». Даже если она первая начнет. Я слишком устала, чтобы разбираться еще и с этим.

 

– Ладно, – вздохнул он.

 

Джен строго посмотрела на Гордан.

 

– К тебе это тоже относится. Оба ведите себя прилично.

 

– Как скажешь, – ответила Гордан, завязывая мне бинт и складывая аптечку.

 

Я посмотрела, как она это делает, и поинтересовалась:

 

– А можно сначала болеутоляющего?

 

Джен улыбнулась, почти печально, и сказала:

 

– Гордан?

 

– Да, могу ей дать тайленола. – Она вытащила из аптечки пузырек и кинула его Джен. Я протянула здоровую руку, и Джен положила мне на ладонь три маленькие белые таблетки с такой торжественностью, как будто вручала драгоценности индийской короны. Я закинула их в рот и, не запивая, проглотила одним судорожным глотком. Не знаю, как мы вообще справлялись с магическими ожогами в те времена, когда в аптеках не было отпускаемых без рецепта таблеток против боли, но подозреваю, что фейри в старых сказках такие злые именно по этой причине.

 

Гордан выхватила пузырек из руки Джен и хмуро сказала:

 

– Будь осторожна. Рука какое‑то время будет слабой, по‑хорошему швы бы наложить. Если не хочешь потерять палец – не перенапрягайся.

 

– Ясно, – кивнула я.

 

– Не за что. – Она провела рукой по своим торчащим прядками волосам и метнула ненавидящий взгляд на Квентина. Тот ответил тем же. – На твоем месте я бы не благодарила.

 

– Гордан… – начала Джен.

 

– Как скажешь, – повторила та, развернулась и вышла из столовой.

 

Квентин скорчил ей вслед гримасу.

 

– Ну что за…

 

– Замолкни, – сказала я, кое‑как поднимаясь на ноги. Коннор бросился меня поддержать. – Да, я знаю, она именно то, что ты хотел сказать, но не надо вслух. И больше не поднимай на нее руку.

 

– Хорошо, – откликнулся Квентин. Кончики ушей у него были красные, то ли от злости, то ли от смущения.

 

Эллиот вздохнул.

 

– Ну наконец‑то закончили.

 

– Могло быть и хуже, – ответила я дипломатично.

 

– Пожалуйста, извините меня, оба, – сказала Джен.

 

– Ничего особенного. Мы все на взводе. – Я выдавила улыбку, опираясь на Коннора. – Если не возражаешь, я прилягу, пока голова не пройдет.

 

– Конечно. – Джен отвела глаза, но я успела в третий раз заметить то странное, как бы понимающее выражение на ее лице. Что, черт возьми, происходит? – Эллиот, ты идешь?

 

– Да.

 

Продолжая держаться за Коннора, я вместе со всеми вышла из столовой и прошла по нескольким коридорам из их бесконечного здесь количества. Мы остановились у маленькой комнаты отдыха с футоном, столом и древним цветным телевизором. Проигнорировав как телевизор, так и тот факт, что все слишком явно видят, насколько я ослаблена, я рухнула на футон и закрыла глаза.

 

– Тоби? – позвал Квентин.

 

– Побудь с Коннором, – ответила я, не открывая глаз. – Если заскучаешь, позови Эйприл поболтать. Тебе ведь нравится Эйприл. Веди себя… хорошо… – Я устала сильнее, чем мне самой казалось, и уже засыпала.

 

– Хорошо, – сказал Квентин. – Приятных снов.

 

Надо мной нагнулся Коннор, даже с закрытыми глазами я узнала, что это он. Я почувствовала, как он убирает мне волосы с лица, и, задержав ладонь на моей щеке, шепчет:

 

– Только попробуй умереть от потери крови.

 

Я улыбнулась с закрытыми глазами.

 

– Постараюсь не умереть.

 

– Давай, постарайся. Не покидай меня снова.

 

Потом он убрал руку. Я слышала, как три пары ног выходят из комнаты. Я молча лежала и ждала.

 

Ждать пришлось недолго. Джен подошла ближе, кроссовки прошуршали по ковру.

 

– Тоби, мы так и не… я так и не рассказала тебе всего, но, думаю, тебе важно знать, над чем мы на самом деле работаем. Пообещай, что разыщешь меня, когда проснешься.

 

– Разыщу, – промямлила я. Мне хотелось заставить ее рассказать сейчас, но я в буквальном смысле не чувствовала ног. У всех есть свои пределы, и собственный я уже перешла.

 

– Окей. Что ты говорила насчет памяти? Возможно, это все объясняет. И тебе действительно будет важно узнать. – Она вздохнула. – Узнать все.

 

– Договорились, – ответила я. Часть меня умирала от желания узнать ответы, но туману в голове не было дела до этого. Не помню, сколько она со мной просидела и когда ушла, помню только падение в темноту и на грани сна – звук крыльев ночных призраков.

 

Глава 22

 

Сон был мешаниной путаных обрывков: Эйприл на фоне здания компании, исчезающая в вихре искр и дубовых листьев; Гордан, бегущая по бесконечному коридору и орущая на дюжине языков; смеющиеся Алекс и Терри, с переплетенными окровавленными руками. Землю усеяли бледные рыцари и дамы, а я искала птиц. Мне нужно было их найти. На стенах, на досках объявлений была нацарапана одна и та же фраза: «…и птицы давно не поют». Почему это так важно, поют птицы или нет? А поверх всего этого тихо и непрерывно раздавалось гудение крыльев ночных призраков и голос, говорящий: «Ты была моим героем. У меня их было очень мало».

 

– А как же птицы? – прокричала я. Стены рушились, и я цеплялась за исчезающую землю в поисках опоры. – Мне нужно найти птиц!

 

– Думаешь, они станут петь для тебя? – почти нежно спросил тот же голос.

 

Мир продолжал разрушаться. Кто‑то невидимый тряс меня. Я решила, что это тоже во сне, и отчаянно дернулась, но почувствовала, что меня удерживают за руку. Сквозь остатки сна пробился голос Алекса, дрожащий от едва сдерживаемого ужаса:

 

– Тоби, проснись. Пожалуйста.

 

Паника – отличный стимулятор. Я высвободила руку и села.

 

– Что случилось?

 

Нужно было срочно выяснить, что происходит, поэтому я даже не разозлилась на Алекса за то, что он дотрагивается до меня. Пока что.

 

– Мы не можем найти Джен.

 

Он выглядел осунувшимся, но бодрым – хоть кто‑то находит время полноценно отдохнуть. Коннор спал рядом со мной, Квентин свернулся на полу, подложив под голову куртку. Видимо, я спала очень долго, раз они тоже успели вырубиться, и при этом крепко, раз не слышала, как они пришли.

 

– Когда ты в последний раз ее видел?

 

Я встала. Накатило головокружение, и я оперлась о стену.

 

– Примерно через час после восхода солнца.

 

О, дуб и ясень.

 

– А сейчас сколько?

 

– Почти полдвенадцатого.

 

– Какого черта ты не разбудил меня раньше? – спросила я резко. Квентин что‑то невнятно буркнул и, не просыпаясь, перевернулся на другой бок.

 

– Эллиот сказал дать тебе поспать, пока мы точно не будем уверены, что она исчезла. Гордан только что вернулась – проверяла ее квартиру. Тогда он сказал, что пора будить тебя. – Алекс заметил выражение на моем лице и добавил: – Он ее сенешаль. Верно он решил или нет, но он вправе отдавать приказы.

 

– Знаю, знаю. – Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. – Ее велосипед на месте?

 

Алекс на мгновение задумался.

 

– Кажется, нет.

 

– Хороший знак. Все известные нам случаи происходили на территории компании, так что, если ее велосипеда нет, возможно, с ней все в порядке. Сходи проверь, а я разбужу парней и сразу приду.

 

– Дорогу сама найдешь?

 

Я ощутила иррациональное желание обнять и утешить Алекса, но вместо этого послала ему возмущенный взгляд. Он поднял руки.

 

– Я не специально, клянусь. Просто нервничаю. Так бывает, когда я нервничаю.

 

– Выметайся. – Мне хотелось верить, что он делает это не нарочно, но это не значило, что я желала его видеть. – Иди поищи ее велосипед.

 

– Хорошо.

 

Как только он закрыл за собой дверь, мысли мои почти моментально прояснились. Я с отвращением встряхнула головой.

 

Неприязнь к Алексу не имеет отношения к возникшей проблеме. Джен пропала. Помоги нам, Оберон. Я наклонилась и потрясла Коннора за плечо. Тот что‑то неразборчиво пробормотал и открыл глаза.

 

– Вставай, – сказала я. – Джен пропала.

 

Коннор сел так же мгновенно, как я сама, и пнул Квентина ногой в плечо. Тот, пошатываясь, поднялся на ноги и все еще с полузакрытыми глазами принялся сонно оглядываться.

 

– Что произошло? – спросил Коннор.

 

– Не знаю. Меня просто разбудили. – Я придержала Квентина, чтобы тот не споткнулся. – Просыпайся. Джен пропала.

 

Сонливость пропала с его лица, как будто я щелкнула выключателем.

 

– Что мы должны делать?

 

– Идите за мной. И будьте начеку.

 

Я размашистыми шагами вышла из комнаты, следом за мной Коннор, Квентин замыкал.

 

Коридоры шли на удивление прямо. Мы, не сделав ни одного неверного поворота, добрались до выхода на парковку и гурьбой высыпали наружу. Эллиот осматривал заросли кустарника. Увидев нас, он подбежал и обхватил мои руки своими. Я поморщилась от боли в раненой ладони, но ухитрилась не закричать и не отдернуть руку.

 

– Прошу тебя, прошу, ты должна ее найти, – повторял он. – Прошу тебя.

 

– Мы сделаем все, что можем, – ответила я. Обещать меньшее было бы недостойно, обещать большее означало бы солгать. Если только Джен не ушла со своего обычного рабочего места и не заперлась в каком‑нибудь пустом офисе, чтобы спокойно поработать, она, возможно, уже мертва. Я реалистка… но Эллиота сейчас утешать подобным образом не стоило.

 

– Мы не можем просить большего, – ответил Эллиот и отпустил мои руки. Он казался как‑то меньше ростом, словно из него выпустили воздух. Он уже сдался. Я его не винила – он успел потерять свою возлюбленную, а теперь, как мы оба понимали, и свою повелительницу тоже. Это кого угодно сломает. Меня бы сломало.

 

Алекс стоял неподалеку, уставившись на свои руки. Можно было не спрашивать, нашел ли он велосипед Джен. Все и так было понятно по катившимся по его лицу слезам.

 

– Тоби… – сказал Квентин.

 

– Я его вижу.

 

Я повернулась и пошла к главному входу. Коннор и Квентин последовали за мной, остальные не двинулись с места, даже не посмотрели в нашу сторону.

 

Шаги отдавались эхом в пустых коридорах. Как будто мы вернулись во времени назад, в Тенистые Холмы, сразу после исчезновения Луны… Вот только на этот раз мы не надеялись отыскать пропавшую правительницу где‑нибудь в саду, подрезающей розы. В этот раз мы вообще не надеялись отыскать пропавшую правительницу.

 

Коннор взял меня за руку, сжал ладонь.

 

– Откуда начнем?

 

– Ниоткуда, – ответила я. – Позволим холму самому показать нам дорогу.

 

– Что‑что? – не понял Квентин.

 

– Просто идите за мной.

 

Раньше, пока Джен была жива и контролировала холм по своему усмотрению, это бы не сработало. Возможно, не получится и сейчас. Но другие идеи у меня отсутствовали. Повернув за первый попавшийся угол, я пошла дальше.

 

Холмы фейри меняют форму, приспосабливаясь к подсознательным желаниям своих хозяев. Вот почему в Тенистых Холмах так много садов, вот почему в поместье моей матери нет зеркал и дверных замков. Я рассчитывала, что холм выведет нас к телу. С движущимся объектом или с кем‑то, имеющим с графством менее тесные узы, чем Джен, я бы не стала пробовать… но в мире фейри король и его земля, в прямом смысле единое целое, и если Джен мертва, холм постарается, чтобы мы ее нашли.

 

По пути нам никто не встретился. Я шла по узорам на плитке, по легкомысленным стрелкам на досках объявлений, доверяясь всему, что походило на знак. Кажется, получалось. Маршрут вел нас через места, становящиеся все более и более знакомыми.

 

– Она мертва? – спросил Квентин на ходу.

 

– Возможно. – Я огляделась и направилась к двери, рядом с которой пол был более истерт ногами.

 

– Почему нас сразу не разбудили?

 

– Потому что это сделало бы произошедшее реальным, – ответил Коннор. Мы оба взглянули на него, и он пожал плечами. – Пока они искали своими силами, то как будто бы ничего еще не случилось.

 

Дверь вела к кухонной зоне столовой, раньше этот вход я не замечала, потому что его заслоняли шкафы с посудой. Столовая была вычищена до блеска, все следы ритуального круга и размазанной по полу грязи исчезли, смытые магией Эллиота. Интересно, подумала я, сколько мы успели проспать, пока он не устоял перед потребностью все здесь вычистить.

 

– Пойдем, – сказала я. – Мы приближаемся к цели.

 

– Но что мы делаем‑то? – с нарастающим раздражением поинтересовался Квентин.

 

– Позволяем холму нас вести. Джен была графиней, и, если она мертва, ее земля будет скорбеть по ней.

 

Я вышла в коридор, ничуть не удивившись, когда оказалось, что офис Джен всего в нескольких дверях от нас. Маловероятно, что мы обнаружим ее там – в офисе наверняка искали в первую очередь – но это было начало.

 

– Как такое вообще может быть? – Теперь Квентин встревожился. Коннор, судя по лицу, это заметил, но предпочел оставить объяснения мне.

 

– Король един со своей землей, Квентин, вот и все. В мире фейри так было всегда.

 

Дверь в офис Джен была нараспашку. Внутри кто‑то плакал. Я высвободила свою руку из руки Коннора и сделала ему и Квентину знак стоять на месте. Плач продолжался. Я открыла дверь и вошла.

 

Лампы были выключены, шторы задернуты, комната погружена в искусственный полумрак. Я прищурилась.

 

– Есть тут кто? Джен? – Снова рыдания, горестные, отчаянные. – Джен?

 

– Это не она, – сказал Квентин, входя вместе с Коннором в офис.

 

Я замерла и прислушалась. Он прав. Голос выше, чем у Джен.

 

– Нет, не она, – признала я и, осторожно ступая, двинулась к столу. Проход был завален маленькими лавинами из бумаг, которые, возможно, никогда больше не будут расчищены. Мысль об этом причиняла боль. Разница между беспорядком и хаосом в том, что беспорядок контролируется его владельцем, а здесь Джен уже больше ничего не контролировать.

 

На рабочем кресле были стопкой сложены ее заметки по связи Барбары с Магическим Кристаллом. Я встала на колени, отодвинула кресло в сторону и обнаружила Эйприл, рыдающую, сжавшись в комок и закрыв лицо руками.

 

– Эйприл? – Я положила руку ей на плечо, точнее, попыталась, ладонь прошла насквозь и ударилась о стол изнутри. Как будто протягиваешь руку в пелену тумана. – Ты меня слышишь?

 

Она вздрогнула, перестала всхлипывать и запричитала:

 

– Она ушла она ушла она ушла….

 

– Кто ушел? Эйприл, где Джен? – проговорила я спокойным голосом, чтобы не расстраивать ее еще сильнее.

 

– Мама ушла в оффлайн. Больше не перезагружает меня. – Эйприл подняла голову. По щекам отвесными дорожками, как будто нарисованные, текли слезы. Это нервировало бы и при обычных обстоятельствах, но сейчас смотрелось совсем пугающе. – Она не должна уходить в оффлайн. Она должна заботиться обо мне.

 

Я вспомнила, что для Эйприл означает «оффлайн», и побледнела.

 

– Где твоя мама, Эйприл? – осторожно спросила я ее.

 

– Как те, другие. Она ушла. – Эйприл задрожала и принялась раскачиваться взад‑вперед, обхватив руками колени. – В оффлайне. Состояние нерабочее. Отключена от маршрутизатора.

 

– Это так, – раздался чей‑то голос, и я подняла голову. Рядом с Коннором в дверях, безвольно уронив руки, стоял Алекс. Настолько неподвижным я его видела впервые. – Ее нашла Гордан.

 

– Где тело? – спросила я, внезапно почувствовав страшную усталость. Как я дошла до того, что мы ее потеряли? Как я дошла до того, что решила, будто у нас еще есть время в запасе?

 

Что скажет Сильвестр, когда узнает, что я подвела его снова?

 

– Она в одной из серверных. Похоже, пошла проверить сбой на четвертом маршрутизаторе, и кто‑то… – Алекс замолк и отвернулся. – Может, вам лучше самим взглянуть.

 

– Ты прав. Эйприл… Я протянула к ней руку, но Эйприл со всхлипом исчезла в треске статики. Я поднялась. Ее я смогу найти и позже, а сейчас я больше нужна ее матери. Оберон, помоги нам.

 

Пока Алекс вел нас по пустым коридорам, все молчали. Алексу и не нужно было что‑то говорить, он сам представлял сейчас воплощение упрека, а нам на это безмолвное обвинение было нечего ответить. Коннор взял мою руку и крепко сжал – мы оба попытались обрести силу через это прикосновение, но не сумели. После всего, что мы сделали или попытались сделать, Джен мы все равно не уберегли. Если мы не смогли спасти людей, которых хотели защитить, то к чему тогда вообще все?

 

Алекс остановился у двери без таблички.

 

– Она внутри.

 

– Значит, входим, – сказала я. То ли чары Алекса были более осознанными, чем он хотел признать, то ли я была слишком убита горем, но он больше на меня не действовал.

 

Он не произнес больше ничего. Просто открыл дверь.

 

Свет в серверной был включен, и я порадовалась, что не успела позавтракать. Квентин со сдавленным вскриком зажал себе рот обеими руками. Мне самой почти не пришлось бороться с тошнотой – ее перекрыло сокрушительное чувство потери.

 

«Ох, Джен, – думала я. – Пожалуйста, прости меня».

 

Она лежала в изломанной позе, как брошенная тряпичная кукла. Голова вывернута под неестественным углом, на теле от талии до плеча – несколько неровных резаных ран. И еще один разрез на горле. Глаза за очками открыты, смотрят в никуда. Подсохшая лужа крови на полу, уже приобретшая уродливый коричневый оттенок. Потеряв столько крови, Джен в любом случае не смогла бы выжить. Кровавые отпечатки ладоней карабкались до половины штабеля стоящих друг на друге системных блоков и вниз по стене рядом с ним.

 

Другие умерли без сопротивления, но не Джен. Во время схватки были выдернуты несколько кабелей, и теперь подключенные к ним машины пищали, оповещая, что питание под угрозой. Но здесь что‑то угрожало не только им. Джен успела предпринять попытку спастись. Это значит, что быстрой и безболезненной смертью умереть она не успела.

 

– Тоби… – дрожащим голосом произнес Квентин.

 

– Если тошнит, выйди в коридор. – Я подошла ближе к телу, изучая брызги крови на полу. Отпечатки ног все принадлежали Джен. Хотя… нет, не все. Вокруг тела были еще другие, крошечные, словно кукольные. Ночные призраки уже приходили и ушли, но они не настолько неуклюжи, чтобы оставить следы своего присутствия случайно. Это сообщение: «Для нас здесь ничего нет». Джен оставалась фейри и после смерти, ее нечеловеческая красота не исчезла. То, что забирало у здешних мертвых память их крови, проделало это и с Джен.

 

Квентин выбежал, послышались звуки рвоты. Не обращая на них внимания, я опустилась на колени рядом с телом. Раны на груди и горле первыми бросались в глаза, но были не единственными: у Джен были перерезаны подколенные сухожилия; возможно, когда она еще находилась на ногах. Тот, кто загнал ее в угол, не желал рисковать. Я повернула ей голову, открывая шею. Как и ожидалось, на краю более глубокой раны нашелся небольшой прокол, и два таких же на запястьях. Это не был какой‑то второй убийца? Джен удалось застать врасплох нашего прежнего преступника.

 

У Джен были сломаны три ногтя на руке, один рукав свитера оторван почти до конца. Еще бы чуть‑чуть, и она бы смогла.

 

– Молодец, – прошептала я и провела пальцами по ее щеке, собирая кровь. Щека была холодной – смерть наступила почти сразу после того, как Джен пропала. Легче всего ее оказалось подловить как раз тогда, в утренние часы, когда на утомление накладывается влияние рассвета. Я поднесла пальцы к губам, лизнула и нахмурилась. Кровь была пуста, как и у остальных.

 

Алекс переступил с ноги на ногу и спросил:

 

– Ну, что?

 

– Не мешай ей работать, – осадил его Коннор.

 

Я проигнорировала обоих и оглянулась через плечо в коридор:

 

– Квентин, подойди сюда.

 

Тот, все еще бледный, вернулся в комнату и подошел ко мне, избегая наступать на кровь на полу. Умный мальчик.

 

– Что ты хочешь сделать? – спросил Алекс.

 

– Слушай, дай нам еще минуту, хорошо? Нам надо работать.

 

– До этого у вас было мало минут?

 

Я взглянула на него спокойно. От горя и изнеможения сил на то, чтобы сердиться, уже не было.

 

– Коннор, выведи его отсюда. Нам надо сосредоточиться.

 

– Я не уйду!

 

– Нет, чувак, уйдешь. – Коннор, застав Алекса врасплох, сдавил ему горло согнутой в локте рукой. Алекс закашлялся, а Коннор непринужденно продолжил: – Мы можем вот так стоять, пока ты не потеряешь сознание, и тогда я тебя отсюда выволоку, или мы можем выйти в коридор. Тебе понравится в коридоре. Там кислород.

 

– Коридор,? кое‑как выдохнул Алекс.

 

Коннор улыбнулся.

 

– Вот и умница. Тоби, когда мы тебе понадобимся, крикни.

 

Я небрежно отсалютовала.

 

– Так точно. А теперь выметайтесь. – Я снова склонилась над телом, и, когда раздался звук закрываемой двери, спросила, не поднимая головы: – Ушли?

 

– Да, – ответил Квентин. Я подняла на него глаза.

 

– Я понимаю, это тяжело, но у нас нет выбора. Мне нужна твоя помощь. Ты сможешь?

 

Он кивнул, и я заставила себя улыбнуться.

 

– Вот и хорошо. Что не так в том, что ты перед собой видишь?

 

Он сдвинул брови.

 

– Раны не такие. У нее было время оказать сопротивление?

 

– Вот именно. – Я сняла с Джен очки, сунула себе в карман и бережно закрыла ей глаза. Беспокоиться, что я порчу вещественные доказательства, нужды не было: судмедэкспертизой, в определенном смысле, мы сами с Квентином и были. – И что, по‑твоему, это означает?

 

– А ее кровь… все равно такая же, как у остальных?

 

– В ее теле – да.

 

Я встала и, подойдя к серверной стойке, принялась искать среди пятен крови такие, которые еще не совсем высохли.

 

У Квентина округлились глаза.

 

– Думаешь, убийцы не все забрали?

 

– Такое вполне могло случиться, разве нет? – Я мельком оглянулась на него. – Ты считаешь, что убийц больше, чем один. Почему?

 

– Она… ну… очень сильно порезана. Вряд ли один человек смог бы это сделать.

 

– Согласна, но не забывай, что некоторые расы сильнее других. – Мне однажды случилось видеть, как Тибальт убил полицейского, не имея другого оружия, кроме собственных когтей. – Мне гораздо интереснее, все ли следы принадлежат Джен и ночным призракам.

 

– Я никогда не слышал, чтобы ночные призраки оставляли следы.

 

– Думаю, они сделали это нарочно, чтобы я знала, что они здесь были.

 

Позже придется обдумать, что это значит. Если у меня теперь личные отношения с могильщиками фейри, придется в них разбираться.

 

– Зачем?

 

– Чтобы я знала, что они здесь были, но не забрали ее.

 

– Ох…

 

Квентин обмакнул пальцы левой руки в кровь с шеи Джен и внимательно их осмотрел. Начинает понимать, что к чему – взрослый донья ши проверит кровь прежде всего остального, потому что вовремя полученный четкий ответ способен предотвратить долгие споры. Я не останавливала Квентина. Ему все равно надо учиться, так почему бы не сейчас.

 

На нижних полках что‑то блеснуло. Я провела по пятну пальцами, собирая на них вязкую, свернувшуюся кровь. Затем оглянулась на Квентина – тот облизал свои покрытые кровью пальцы. Я уже и так знала, что кровь пуста, но подождала, когда он поморщится, и тогда уже спросила:

 

– Есть что‑нибудь?

 

– Ничего. – Он сплюнул в ладонь.

 

– Сейчас где‑нибудь воды достанем. Держись.? Я подняла руку и слизала с пальцев кровь.

 

Едва я почувствовала ее на языке, как поняла, что кровь жива. А потом я перестала видеть. Зрение заслонили воспоминания Джен, и я уже не помнила ничего вне того, о чем мне рассказывала кровь.

 

Аварийная сигнализация в серверной; нужно проверить, у нас и так хватает проблем. Света нет. Это плохо. Не вижу в темноте, никогда не умела, чертово зрение, чертовы очки. Придется на ощупь, найти выключатель, где тут выключатель…

 

Боль боль боль, она обжигает, боль везде, почему рубашка мокрая? Протягиваю руку, чувствую воткнутое в грудь лезвие – пожарный топор из коридора? Почему в моей груди пожарный топор? Я… ох… Ох, понятно. Наверное, я должна огорчиться? Или расплакаться? Больно. Ужасно больно. Но я чувствую только растерянность. Почему это происходит…

 

– Тоби? – сквозь воспоминания Джен прорезался голос Квентина.

 

– Тихо, – сказала я и, еще раз сглотнув, зажмурилась. Кое‑что жизненно важное я уже выяснила: это был «кто‑то», а не «что‑то». Монстры не используют пожарные топоры. Видение на миг исказилось из‑за внешнего вмешательства, потом вернулось снова.

 

…здесь? Я хватаюсь за топорище и тяну, пытаясь освободиться. Я не хочу умереть вот так, я не хочу умереть, не получив ответа…

Что‑то позади меня, слишком быстрое, не разглядеть (в помещении слишком темно, слишком темно, чтобы разглядеть), выхватывает топор у меня из рук. Повернуться и бежать, бежать бежать бежать, слишком поздно, сталь врезается в плоть, плечо – в стену, найти опору, собраться, как сильно льется кровь. Больно, но я зла, страшно зла – как смеют они поднимать руку на моих друзей, мою семью, мой мир. Я ловлю лезвие, и нападающий вскрикивает – это человек; человек, а не монстр, не вижу, кто это, я не вижу…

Лезвие выходит из тела. Я кричу – зло, беспомощно – и топор бьет снова и снова, и становится трудно дышать. Не вижу. Не чувствую ничего, кроме крови. Заставить воздух проходить в легкие и обратно. «За что?»

Нет ответа. Топор наносит еще один удар, и появляется новое ощущение, холод…

 

На этом память крови заканчивалась, и я могла только предположить, что после этого Джен умерла, а то «новое ощущение», холод, как раз и вытягивало жизнь из крови, которая оставалась в теле. Я встряхнулась и сделала резкий вдох, возвращаясь в реальность.

 

– Она сражалась, – сказала я, понимая, что голос мой звучит очень заторможенно.

 

– Тоби?

 

– Все в порядке, Квентин. Со мной все нормально. Просто… – Я взглянула на свои покрытые кровью пальцы и передернулась. – Я нашла кусочек того, что мы ищем.

 

– Она видела убийцу?

 

– Нет. Джен, если помнишь, носила очки. – Я позволила себе горькую усмешку. – Она не обладала ночным зрением.

 

Квентин разочарованно вздохнул.

 

– У нее хотя бы был шанс дать отпор. Это больше, чем у остальных бедняг. – Я вытерла ладонь о джинсы – штанины уже так испачканы в крови, что разницы не будет – и направилась к двери. – Идем. Нам нужно действовать.

 

– Что будем делать? – спросил Квентин, выходя вслед за мной.

 

– Первым делом перенесем ее в подвал. Хочу, чтобы все тела были в одном месте.

 

– А потом?

 

– Ну, потом найдем остальных, а я позвоню Сильвестру. – Я угрюмо улыбнулась. – Хватит с нас уже попыток избежать дипломатических инцидентов, как думаешь?

 

Глава 23

 

На этот раз пришлось ждать пять гудков, прежде чем на другом конце подняли трубку – это снова оказался запыхавшийся, встревоженный Сильвестр.

 

– Алло? Кто это? – чуть ли не с ужасом произнес он.

 

– Сильвестр? – спросила я после паузы.

 

– Тоби! Дуб и ясень, Октобер, почему ты не звонила? Мы ждем и ждем. В твоем отеле говорят, что оставленные у них сообщения ты тоже не получила, потому что не появлялась там. Что происходит? Где ты?

 

– Что… о чем вы говорите? Вы знаете, где я! Вы сами сказали, чтобы мы здесь оставались.

 

Он ответил с обидой, более того, с испугом:

 

– Ничего подобного я не делал! Тибальт посетил нас и рассказал, что ты боишься, что телефонные линии испорчены намеренно, и с тех пор я ждал здесь. Если не я, то здесь находился либо Этьен, либо Гарм. Даже Луна дежурила. Ты не звонила.

 

Ох, святые яйца Оберона. Сжав зубы, я произнесла:

 

– Проблемы с телефонами, возможно, не только в отключенных линиях.

 

– Что ты хочешь сказать?

 

– Что я звонила вам сразу после того, как сюда приехал Коннор, и вы сказали, чтобы мы все тут оставались.

 

Сильвестр помолчал, затем сказал:

 

– И это значит?..

 

– Угу. Коннор и Квентин до сих пор со мной.

 

– Ох. Октобер, это плохо.

 

Я покосилась через плечо на мальчиков. Квентин опирался об автомат с газировкой, Коннор готовил себе чай. Я всегда с подозрением относилась к мужчинам, не пьющим кофе. Чай – такой неэффективный способ закачивать в себя кофеин.

 

– Да, – согласилась я. – Абсолютно ничего хорошего.

 

Видимо, что‑то в моем тоне выдало, как серьезно все обернулось, потому что Сильвестр, помолчав, спросил:

 

– Ты ранена?

 

– Немножко. Ничего такого, с чем я не справлюсь.

 

Голова у меня пульсировала от боли, рука по ощущениям была похожа на гамбургер, а порезы на лице только‑только начали покрываться коркой. О да, я в отличной форме.

 

? А Квентин?

 

– Поцарапан, но в целом в порядке. У нас была небольшая авария с машиной. – Технически я не врала: мы были уже снаружи, когда машина взорвалась. – Коннор прибыл уже после этого, с ним тоже все в порядке.

 

Сильвестр снова помолчал, а потом спросил тихо:

 

– Но не со всеми все хорошо, верно? Я слышу по твоему голосу.

 

– Дженэри. – Закрыть глаза, прижаться лбом к прохладному металлу таксофона. – Она мертва.

 

– Ох.

 

В этом единственном крошечном слоге прозвучало море боли – вся скорбь, на которую у Сильвестра пока не было времени.

 

– Как?

 

– Мы пока не уверены. Она умерла не так, как остальные. Ее смерть была более… – я заколебалась, не в состоянии выговорить «жестокой». Не сейчас, когда я слышала, что Сильвестр уже плачет, – …более незапланированной. Или она оказалась случайной жертвой, или отношение к ней было более личное, чем к остальным. Я пока не знаю.

 

– Понимаю. – Сильвестр надолго замолчал. Я не вешала трубку и ждала. Наконец он произнес: – Если она мертва, то намерения Риордан больше не имеют особого значения. Сможете остаться в живых, пока я не приеду?

 

До Луны, до мирного времени и Тенистых Холмов, до создания себе репутации чудаковатого симпатяги, который по чистой случайности правит крупнейшим герцогством Калифорнии, Сильвестр был героем. Настоящим. Одним из немногих, кому повезло завершить эту карьеру, оставшись в живых, но именно героем.

 

Чуть не плача от облегчения, я кивнула.

 

– Сможем. А вы скоро сможете приехать?

 

– Скоро. Тибальт уже в пути.

 

Я резко выпрямилась и распахнула глаза.

 

– Что?

 

– Ты же не думаешь, что он упустит эту драку? – в голосе Сильвестра проскользнуло темное веселье. – При том, что сама сказала ему о смерти королевы кошек?

 

– Ох, титьки Маб. – Я снова оглянулась на Квентина и Коннора. Теперь все еще больше усложнится. Только этого мне и не хватало. – А хотя бы примерно, когда он здесь появится?

 

– Ни малейшего представления. Скоро увидимся. Берегите себя.

 

– Стараемся, – откликнулась я с наигранной бодростью.

 

– У тебя не получается врать.

 

– Знаю. Главное, приезжайте.

 

– Приеду как можно быстрее. Открытых дорог всем вам. Тоби… спасибо тебе, что ты хотя бы попыталась.

 

Он повесил трубку раньше, чем я успела что‑то ответить на такое «спасибо» или даже попрощаться с ним. Я его прекрасно понимала. Он не хотел слышать прощания, которое вполне могло оказаться последним.

 

– И вам тоже, – прошептала я и повесила трубку.

 

– Что он сказал? – спросил Квентин.

 

– Он едет сюда, с подмогой. Надо просто продержаться живыми до его появления.

 

По Квентину было заметно, насколько пошатнулось с момента нашего сюда приезда его умение держать невозмутимое, высокомерное лицо. Он был бледен, измучен, и я не могу сказать, что он был белый как полотно, только потому, что бинты поперек его лба были все‑таки белее. Не пошло ему на пользу общение со мной. Я добавила:

 

– Если решим, что нам здесь не выжить, замкнем накоротко зажигание в машине и выедем на федеральное шоссе навстречу Сильвестру.

 

Подошел Коннор, держа в одной руке чашку с чаем, в другой – кружку с кофе, которую протянул мне, улыбнулся в ответ на мою благодарную гримасу, потом спросил:

 

– Так что теперь?

 

– Не знаю, – вздохнула я, отхлебывая кофе. – Если у убийцы были политические мотивы, то он своего уже добился. У Джен нет детей кроме Эйприл, а я что‑то сомневаюсь, что Эйприл может унаследовать трон – вряд ли она вообще представляет, что такое наследник. Магический Кристалл поглотит Укрощенную Молнию. Лет через десять‑двадцать никто не вспомнит, что это было графство. Так оно всегда и бывает.

 

– Бывает, но здесь не так, – заявил Коннор, нахмурившись.

 

Я повернулась к нему.

 

– Ладно, тогда объясни как.

 

– С политической точки зрения, в остальных смертях нужды не было. Из‑за них Джен только вела себя более настороженно, так что убить ее стало сложнее. Игра закончилась бы, как только Джен умерла. Тогда зачем так долго тянуть? Зачем рисковать столькими нарушениями закона Оберона?

 

– Хм. – Я сделала еще глоток кофе, обдумывая слова Коннора. Возможно, он прав. Возможно, мы воспринимаем происходящее не под тем углом. – Хорошо. Допустим, это не политика, а политические мотивы использованы, лишь чтобы сбить со следа. И к какому выводу нас это приводит?

 

– А как насчет Барбары? – спросил Квентин.

 

Я задумалась. Барбара шпионила на герцогиню Риордан… и она же первая умерла.

 

– Барбара – вот что прежде всего доказывает, что причины были не политические, – произнесла я наконец. – Ее прикрытие не было провалено. Так зачем было ее убивать?

 

– Кто‑то, преданный графству, узнал и… – Квентин провел пальцем по горлу и издал непристойный чпокающий звук.

 

– Телевизор чересчур много смотришь, – сказал ему Коннор.

 

– К тому же, и так тоже не бывает, – добавила я. – Если убиваешь Барбару из преданности своим, то зачем убивать остальных? Шпиона ты обезвредил. Нет, я считаю, политика играла свою роль в нагнетании паранойи, но причиной убийств не была. И какой вывод тогда?

 

– Власть? – предположил Коннор. – Может, кто‑то хотел сам тут командовать.

 

– Это возвращает к политике. Без Джен графство исчезает, командовать нечем.

 

– Ладно, тогда месть.

 

– Кому – компании? Возможно. – Я помолчала. – И еще то, как умерла Джен.

 

Квентин побледнел.

 

– В смысле, как ее разворотили?

 

– Остальные убийства были быстрыми, но Джен успела оказать сопротивление. Почему?

 

– Ну, ты ведь сама говорила Сильвестру, что целью могла быть не Джен? – спросил Коннор.

 

– Может быть… – Я запнулась и нахмурилась. Автомат с газировкой, рядом с которым стоял Квентин, отразил какое‑то движение. То, что двигалось, должно было находиться за моей спиной – а с той стороны помещения окон не было. Мы были в помещении не одни. – Парни, внимание.

 

– Что такое? – спросил Квентин. Коннор, отпивая чай, глянул на меня удивленно.

 

– Сейчас, погодите.

 

Что бы там ни двигалось, оно хорошо пряталось, иначе Квентин бы его увидел – судя по отражению, оно находилось прямо на линии его взгляда. Вполне возможно, оно невидимо, но заклинание иллюзии не было достаточно проработано в плане отражений в зеркалах. Ни в коем случае нельзя верить тому, кто крадется под невидимостью в здании, где продолжают умирать люди.

 

– Кстати, Квентин, подойди сюда на секундочку. – Он находился слишком близко к тому, что отражалось, и мне это не нравилось.

 

– Зачем? Я и так здесь. – Он шагнул вперед, продолжая что‑то говорить, но тут отражение снова задвигалось.

 

– Ложись! – я со всей силы толкнула Квентина, ухватила Коннора за рубашку и сама нырнула на пол – и тут же, один за другим, грохнули два выстрела, почти заглушив вопль Квентина.

 

Первый, выбив фонтанчик кафельной крошки, попал в стену там, где я стояла секунду назад. Куда попал второй, я не заметила, пытаясь одновременно вжаться в Коннора и вывернуть голову назад, в попытке разглядеть нападавшего или нападавших.

 

Там никого не было.

 

Стоявшая слегка приоткрытой кухонная дверь, которую мы обнаружили в процессе поисков тела Джен, резко захлопнулась. Выстрелов больше не будет, но и стрелявшего я упустила. Прилив адреналина ослабел, и я осознала, что осколок отлетевшей плитки порезал мне левую щеку. Падая, я приземлилась на раненую руку, и сквозь бинт начала просачиваться кровь. Только лишней боли мне и не хватало. Не люблю, когда в меня стреляют – у меня от этого портится характер – но то, что эти выстрелы означали, мне нравилось еще меньше. Из жертв никто не был застрелен. Или это кто‑то новый решил нам отомстить за провал миссии, или изначальный убийца старается нас отпугнуть. Ни в том, ни в другом варианте ничего хорошего.

 

– Коннор?

 

– Я в порядке, в порядке, – неуверенно улыбнулся тот, и я сползла с него. На щеках у Коннора был яркий румянец. – Я и забыл, как захватывающе бывает находиться в твоей компании.

 

– Да уж. Квентин, ты там нормально? – Он не ответил. Я повернулась к нему и остолбенела. – Ох, дуб и ясень….

 

Он сидел, прислонясь спиной к автомату с газировкой, и сжимал левой рукой правую выше локтя. Сквозь пальцы быстро, слишком быстро текла кровь. Лицо от шока стало молочно‑белым.

 

– Не очень, – пробормотал он.

 

– Проклятье, – прошептал Коннор.

 

Я, спотыкаясь, подбежала к Квентину и взяла его за руку.

 

– Дай взгляну.

 

– На что взглянешь? – спросил он. Его широко раскрытые глаза блестели.

 

– На твою руку. Разожми ладонь, дай мне посмотреть.

 

Огнестрельные ранения нуждаются в обязательной медицинской обработке, даже если кажутся легкими. Ударная волна, распространяющаяся от пули по телу, не та вещь, с которой можно шутить.

 

– Ох. – Все еще в состоянии шока, Квентин убрал ладонь. Я перехватила его руку выше того места, которое он держал, и сильно сжала. Прежде всего следовало предотвратить кровопотерю, которая вполне может привести к смерти, пусть даже сама рана не тяжелая.

 

– Тоби…

 

– Я понимаю, Коннор. Квентин, послушай, возможно, будет немножко больно.

 

Он поморщился, закрыл глаза и сказал:

 

– Уже и так больно. Впервые подстрелили. Неприятное ощущение.

 

– Ты очень храбрый. Давай держись.

 

Продолжая сдавливать руку, я стянула бинт у Квентина со лба и принялась стирать им кровь. Пуля прошла навылет, и это хорошо. При этом она сломала кость, и это плохо.

 

– Больно… – невнятно пробормотал Квентин. Голова у него начала клониться вперед, а кровь текла все так же сильно.

 

– Эй, не теряй сознание, слышишь? Не оставляй меня.

 

– Не хочу, – откликнулся Квентин отстраненным голосом. – Я устал.

 

– Знаю, что не хочешь. Меня это не волнует. Я приказываю тебе не отрубаться, понял?

 

– Ты чего это раскомандовалась? – поинтересовался он с неожиданным весельем.

 

– Главное, что помогло. – Я навалилась на него всем весом, чтобы сильнее пережимать руку. – Коннор, подойди. Я не могу держать достаточно крепко.

 

Коннор на этот момент уже был чуть ли не бледнее Квентина, но кивнул и обхватил его руку ладонями поверх моих. Кровь потекла слабее, и мы вдвоем помогли Квентину лечь на пол.

 

– Коннор, держи ему руку выше уровня сердца.

 

– Понял, – откликнулся тот и поднял Квентину руку, по‑прежнему крепко ее сжимая двумя руками.

 

– Так, хорошо. Квентин, ну же, пацан. – Я дотронулась до его щеки. – Не смей меня оставлять.

 

– А я н'куда и н'ухожу, – прошептал Квентин.

 

– Врунишка.

 

Уходить за помощью, оставив парней одних, было нельзя – Квентин ранен, а Коннор целиком занят тем, чтобы не давать крови вытечь из тела, – поэтому я подняла голову к потолку и крикнула:

 

– Эйприл! Подойди в столовую, немедленно!

 

Я была не уверена, что она придет, от помрачившего ее горя она могла просто не услышать. Но воздух затрещал, и она появилась. Недоумение на ее лице при виде нас сменилось шоком. Я впервые видела, чтобы она потеряла дар речи, но времени насладиться этим не было.

 

– Эйприл, принеси нам что‑нибудь, чем можно повязать Квентину руку. Потом позови Гордан. Скажи, что ЧП. Поняла?

 

– Да, но…

 

– Никаких «но»! Быстрее!

 

Она исчезла.

 

– Тоби… – встревоженно позвал Коннор. Я повернулась обратно к Квентину и вздрогнула.

 

Он еще сильнее побледнел, а кровь, просачивающаяся между пальцев Коннора, стала темнее. Мы оба были испачканы в ней по локти. Сколько ее придется ему еще потерять?

 

– Эй. – Я сжала ему плечо. – Не засыпай. Ну же, Квентин, открой глаза. Пожалуйста. Ну пожалуйста…

 

Эйприл появилась снова, с полосой белой хлопчатобумажной ткани.

 

– Это подойдет? – спросила она с искренней тревогой.

 

До нее начинает доходить.

 

– Да. – Я схватила ткань и, сдвинув ладони Коннора, перетянула руку. Хлопок весь пропитался красным, но кровотечение остановилось.

 

– Квентин, очнись. – Я потрясла его за плечо, но он лишь что‑то раздраженно промычал, и я тряхнула снова. – Просыпайся.

 

– Нет, – ответил он, открывая глаза.

 

– Вредина, – сообщила я, пытаясь не разреветься от облегчения. Он жив. Может, временно, но жив.

 

Дверь с грохотом распахнулась, и в столовую ворвалась Гордан с аптечкой первой помощи в руках.

 

– Черт подери! – воскликнула она, резко затормозив. – Что тут случилось?

 

И вот тут‑то я все‑таки расплакалась, повиснув на Конноре. Квентин с удивлением взглянул на меня, а потом тоже заревел. Слишком много всего навалилось. Мы потеряли Джен, я не знала, насколько серьезно ранен Квентин, плюс все остальное…

 

У всех есть предел прочности. Я начала задумываться, насколько близко я подошла к своему.

 

Глава 24

 

Гордан за десять минут наложила Квентину шину и давящую повязку. Я помогала, чем могла: придерживала Квентину голову, когда Гордан уложила его на пол, подавала все необходимое из аптечки. До сих пор я не интересовалась методами оказания первой помощи, но теперь начала склоняться к мнению, что научиться стоит. Слишком часто те, кто рядом со мной, получают огнестрельные раны.

 

Я против своей воли вспоминала Росса. Как и Квентина, его подстрелили, когда он был со мной. Вот только попали в голову. От той же самой участи Квентина спасло лишь то, что моя паранойя не позволяет мне не придавать значения движущемуся отблеску в предположительно пустом помещении. Если бы я была не так насторожена… чуточку больше ушла бы в свои мысли… то он бы умер.

 

Дуб и ясень. Этого чуть было не случилось.

 

Эйприл долго наблюдала за происходящим, потом робко спросила:

 

– Он покидает сеть?

 

– Что? Нет, нет! – с невольной резкостью ответила я. – С ним все будет хорошо.

 

– Я рада, – сказала она печальным голосом. – Вам требуется дальнейшая помощь?

 

Я бросила взгляд на неподвижное лицо Квентина с дорожками слез. Когда он успел так побледнеть? Как можно быть настолько бледным и при этом все еще дышать? Затем я сказала:

 

– Не могла бы ты позвать к нам Эллиота? Нам понадобится помощь, чтобы перенести Квентина.

 

– Хорошо, – ответила Эйприл, исчезая.

 

Заметив, что Гордан на меня смотрит, я спросила:

 

– Что?

 

– Говорила я тебе, ему здесь не место. – Она завязала очередной бинт. – Такие, как он, чересчур утонченны для подобных дел.

 

– Не начинай. – Я откинула волосы назад, не обращая внимания, как они липнут к вымазанным в крови ладоням. Я вся выпачкалась, но пока что мне было на это плевать. – Не его вина, что кто‑то решил нас перестрелять.

 

– Тогда чья же? Твоя?

 

Ее слова уязвляли меня больше, чем хотелось бы.

 

? Нет. Так вышло.

 

– Угу. Давай, я тебе расскажу, как именно вышло. – Она ткнула пальцем в сторону груди Квентина. – Видишь, как он дышит? Он потерял много крови. Очень много. Я не имею возможности ни наложить швы, ни сделать переливание. Тебе нужно отвезти пацана к целителю или в больницу, иначе он умрет. Выбирай. Или это чересчур смахивает на то, что тебе все‑таки придется брать ответственность на себя?

 

– Я тебя не слушаю.

 

– Разумеется, нет. И, конечно, не послушаешь, если я скажу, что в больницу его везти все равно нельзя. – Она принялась кидать перепачканные в крови инструменты обратно в аптечку. – Выбирайся отсюда, если не хочешь, чтобы он вошел в число жертв. Это для тебя достаточно понятно?

 

– Какого хрена ты от меня хочешь? Сильвестр уже направляется сюда. И до его приезда увезти нас отсюда без ковра‑самолета я не могу.

 

– Извини, свой дома забыл, – хрипло прошептал Квентин.

 

– Ты очнулся! – сказала я, снова наклоняясь к нему. – Постарайся не двигаться.

 

– Постараюсь, – ответил он и улыбнулся, самую чуточку. – Видишь? Я слушаюсь приказов.

 

Коннор издал неуверенный смешок. Гордан фыркнула. Я послала ей предупреждающий взгляд и сказала:

 

– Эйприл сейчас приведет Эллиота, и мы тебя заберем отсюда.

 

– Нам нельзя уезжать.

 

– Квентин…

 

– Нельзя. – Он открыл глаза, ясные, несмотря на боль. – Позволь мне дождаться приезда его светлости. Мы не сможем отомстить за всех погибших, если ты сейчас уедешь.

 

– Я не могу оставить тебя здесь. – Я понимала, как нелепо мы смотримся со стороны – оба по уши в крови и при этом препираемся. Никогда не говорите, что у судьбы нет чувства юмора.

 

– Но и рисковать, увозя меня отсюда, ты тоже не можешь. – Квентин снова закрыл глаза. – Запри меня на ключ в какой‑нибудь комнате. Со мной все будет нормально.

 

– Чокнутый самоубийца, – сказала Гордан. Я подняла на нее глаза, и на этот раз она встретилась со мной взглядом. – Ты что, позволишь ему решать, что он останется здесь и подохнет?

 

– Почему нет? Остальным из вас я это позволяю. – Я погладила Квентина по голове и взглянула на дверь. Из коридора раздавались шаги. – Конечно, если сейчас окажется, что сюда идет не Эллиот, то это будет уже не важно.

 

Коннор взял мою руку в свою.

 

– Ха‑ха. Очень смешно. – Гордан в напряженной позе повернулась к двери и расслабилась, только когда внутрь вошел Эллиот и следом за ним Алекс. В своем обычном всплеске статического электричества появилась Эйприл и встала в нескольких футах от новоприбывших.

 

– Я привела их, – сказала она, и это прозвучало, почти как будто она ждала похвалы.

 

– Ты хорошо справилась, – ответила я ей и встала. Эллиот с Алексом остановились у самого входа и круглыми глазами смотрели на Квентина. Я откашлялась и произнесла:

 

– Привет.

 

– Тоби! – Эллиот повернулся ко мне. – Что случилось?

 

– Кто‑то пытался нас убить, – сказала я.

 

Большего впечатления я не смогла бы произвести, даже если бы специально старалась. Эллиот вздрогнул от изумления, а Алекс ошеломленно уставился на меня.

 

– Что? – переспросил он невыразительно.

 

– Убить. Кто‑то пытался нас убить. Было два выстрела. Первый мимо. Второй попал в Квентина.

 

– Везучий ублюдок, – сказала Гордан, поднимаясь. – Пуля раздробила кости, но прошла мимо артерии. Немножко в сторону, и он умер бы от потери крови раньше, чем я бы сюда добралась.

 

На этот раз я не сумела скрыть, как меня передернуло. Я сказала:

 

– Мы уже обсудили, почему я не могу отвезти его в больницу. В той комнате, где я спала, есть замок?

 

– Да… – отозвался Эллиот.

 

– Хорошо. Перенесем Квентина туда. Коннор будет его охранять. Сильвестр собирается приехать, я позвоню ему, попрошу поторопиться, но, боюсь, он уже уехал. Если к закату его здесь не будет, я беру твою машину и отвожу Квентина домой. – Я взглянула на Эллиота. – Я не дам ему умереть здесь. Понятно?

 

– Ты оставишь нас? – с ужасом спросил Алекс. Я почувствовала, как в животе знакомо щекочет от желания, и в очередной раз задвинула это ощущение как можно дальше. Пусть он и мастер создавать чары, но я – донья ши, и я перепачкана в крови, заставить меня подпасть под власть чар сейчас труднее, чем кого бы то ни было.

 

– Да, оставлю, но я вернусь. Если жизнь Квентина окажется под угрозой, то уеду. – Я бросила взгляд на Гордан. – Его можно переносить?

 

– Советую унести. Здесь все в грязи.

 

– И можно подхватить заражение. Поняла. – Я опустилась на колени и наклонилась к лицу Квентина. – Квентин, ты меня слышишь? – Он не ответил. Я какое‑то время понаблюдала за ним, чтобы убедиться, что он дышит. – Ладно. Он без сознания.

 

– Я не думаю, что…

 

– Заткнись, Эллиот, – сказала я.

 

– Я его понесу, – сказал Коннор и встал напротив меня по другую сторону от Квентина.

 

– Хорошо. Эллиот, возьми его за ноги. Коннор, поддерживай за здоровую руку и под спину. Раз, два, взяли. – Мы все трое встали, осторожно поднимая Квентина. – Алекс, открывай дверь.

 

– Не нравится мне эта идея, – сказал тот, но дверь открыл.

 

– А какая понравится? Оставить его здесь? Уехать в Тенистые Холмы? Скажи мне, о мудрейший. – Я послала ему сердитый взгляд и перехватила Квентина поудобнее.

 

Алекс вздохнул.

 

– Вряд ли вообще остались хорошие идеи. Давайте, нам сюда.

 

Со стороны, наверное, наша процессия выглядела странно. Алекс вел, Эйприл то появлялась рядом с ним или впереди, то исчезала. В середине шли Коннор, Эллиот и я, стараясь не трясти Квентина свыше неизбежного, а Гордан замыкала. Мы все нервничали, держались настороже, даже Эйприл, и дергались от малейшего шума.

 

Никто не нападал.

 

В комнате для отдыха Гордан снова приняла командование на себя, и мы, следуя ее распоряжениям, уложили Квентина на футон, подоткнули под голову подушку. При виде его разодранной, перепачканной одежды Гордан нахмурилась еще больше и сказала, обращаясь к Эллиоту:

 

– Это чревато занесением инфекции.

 

– И что ты от меня в связи с этим хочешь? – спросил он, не огрызаясь, а просто устало.

 

– Займись этим. И ими тоже. – Она ткнула большим пальцем в сторону нас с Коннором. – Опасность заражения. К тому же, отвратительно пахнут.

 

– Конечно, – вздохнул он, поворачиваясь к нам. – Как ни неловко спрашивать вас в подобных обстоятельствах… можно мне вас помыть?

 

– Конечно, – ответил Конноор.

 

– Разумеется, – подтвердила я. Рана у меня все еще кровоточила, так что, наверное, будет больно, но это ничто по сравнению с тем, чтобы Квентину был оказан должный уход. Все, что понизит риск заражения, я сделаю.

 

– Также выражаю согласие от лица Квентина,? добавила я.

 

– Эйприл, тебе сейчас лучше уйти, это вредно для твоих микросхем. – Дриада исчезла, и Эллиот поднял руки. – Будьте добры, прикройте ему нос.

 

– Поняла. – Я ладонью закрыла Квентину рот и нос, потом зажмурилась сама. Меня окружили тепло и влага, сопровождаемые ощущением сотен маленьких скребущих мое тело ручек.

 

Порезы на лице горели огнем, но я терпела и не дергалась, держа ладонь на лице Квентина. Оставалось надеяться, что он не очнется в середине процесса и не запаникует.

 

Влажность отступила. Я открыла глаза и выпрямилась. Квентин выглядил гораздо лучше – умытый, причесанный, в одежде, которая выглядела почти как новенькая. Мы с Коннором получили ту же обработку, и даже бинт на моей руке стал ровным и белоснежным. Таковы фейри – нечто среднее между психопатами и теми, кто способен очистить ваше тело с головы до пят одной только силой мысли.

 

Гордан наклонилась и поправила повязки на руке Квентина.

 

– Ему нужно поспать. Проверяйте его самочувствие минимум один раз в час и как можно быстрее доставьте к целителю.

 

– Так и сделаю, – сказала я.

 

– Замечательно. Я пошла на свое рабочее место. – Она направилась к двери.

 

Я выразительно откашлялась и произнесла:

 

– Не в одиночестве.

 

? Что?

 

– Ты не должна ходить в одиночестве.

 

– Я пойду с ней, – отозвался Алекс, переводя взгляд с меня на Квентина и обратно. – Мне все равно нужно заняться работой.

 

– Отлично, – отозвалась Гордан с недовольным видом и вышла из комнаты. Послав мне печальный взгляд, Алекс вышел следом. Ни она, ни он не сказали «до свидания».

 

Я уселась на край футона и ткнула большим пальцем в сторону двери.

 

– Что с ним такое?

 

– Помимо того, что он мудак, каких мало? – поинтересовался Коннор, становясь рядом. Он не присел, и я была благодарна ему за это: мы боялись нечаянно толкнуть Квентина.

 

– Ты ему нравишься, и он чувствует, что он расстроил тебя, – отозвался Эллиот, закрывая дверь.

 

– Но он меня действительно расстроил. Он проделывал этот трюк «ты должна полюбить меня» с кем‑то еще, или только мне так повезло?

 

Коннор изумленно уставился на меня, и я изо всех сил сделала вид, будто не замечаю этого.

 

– Если я скажу, что это выходит у него не намеренно, это поможет? – спросил Эллиот со вздохом.

 

– Он попытался этим злоупотребить, так что нет, не поможет. – В мире фейри есть место всему. Но это не значит, что я с этим всем готова мириться. – Он поцеловал меня. После того как я сказала ему не делать этого.

 

– Теперь мне еще сильнее хочется ему врезать, – мрачно произнес Коннор.

 

– Алекс иногда… плохо контролирует свои побуждения, – сказал Эллиот. – Я приношу свои извинения.

 

– Мне все равно. Если он меня еще хоть раз тронет, я разобью ему морду. Мы друг друга поняли?

 

– Да. – Элллиот перевел взгляд с меня на Коннора и спросил: – Вам был нужен телефон?

 

– Да, будь так добр. Мне нужно позвонить Сильвестру. – Эллиоту явно просто хотелось сменить тему разговора. Ну и прекрасно. Я сказала то, что хотела, и если он не пожелал услышать, это его проблемы.

 

– Я принесу тебе один из модифицированных мобильников. И позову Эйприл, – прибавил он, подняв руку ладонью вперед. – В одиночку не буду ходить.

 

– Хорошо, – согласилась я. – Мы тебя подождем.

 

– Конечно. – Он вышел из комнаты и закрыл дверь.

 

– Тоби…

 

– Коннор, погоди секунду, ладно? – Я развернулась к Квентину и поинтересовалась: – Ну, сколько успел услышать?

 

Тот открыл глаза и заморгал.

 

– Как ты догадалась?

 

– Думаешь, я никогда не прикидывалась спящей? Когда проснешься – дышишь по‑другому.

 

– Я уже давно так лежу, – признался Квентин. – Просто подумал, что будет полезно притвориться.

 

– Мысль неплоха. Как себя чувствуешь?

 

– Рука болит, как… – Он поморщился. – В общем, сильно.

 

– Для огнестрела это нормально. Со временем заживет.

 

– Хорошо бы.

 

– Эллиот сейчас принесет телефон. Я сообщу Сильвестру, что происходит, и спрошу, могут ли они добраться сюда хотя бы немножко быстрее. И если он скажет, что не могут, то позвоню Дэнни. Он наверняка знаком с кем‑нибудь из местных таксистов.

 

– Ну и каша здесь заварилась, – сказал Коннор, качая головой.

 

– Да уж… – Квентин выдавил болезненную улыбку. – Герцог ведь хотел, чтобы я чему‑то научился.

 

– Ты и учишься, – улыбнулась я в ответ, старательно скрывая неискренность. Затем встала. – Коннор, тебе это не понравится, но…

 

– Если ты собираешься сказать то, что, как мне кажется, ты собираешься сказать, то ты права.

 

– …но мне нужно, чтобы ты остался с Квентином.

 

– Ты права, – ответил Коннор угрюмо.? Мне это не нравится. Зачем тебе это?

 

– Не хочу оставлять его одного.

 

– Зато сама собираешься уйти в полном одиночестве?

 

– Я не так сильно ранена, чтобы не суметь выполнить свою проклятую работу.

 

– Да? Такое впечатление, что ты твердо решила исправить это при первой возможности. – Он взглянул на меня потемневшими от злости глазами. – Лучше передумай.

 

– То есть, ты предпочитаешь оставить Квентина одного?

 

– Предпочитаю, чтобы ты вообще никуда не уходила!

 

– Мне придется, – сказала я с искренней горечью. – Люди продолжают умирать.

 

Коннор посмотрел на меня уже не так сердито. Я покосилась на Квентина. Тот, отгораживаясь от спора, снова закрыл глаза. Что мы сейчас ни решим, переносить его пока нельзя ни в коем случае.

 

Так просто было шагнуть к Коннору вплотную. И так сложно – прижаться губами к его губам. Он целовал меня так, словно был не селки, а тонущим моряком. Я отвечала тем же, вжимаясь в него с такой силой, что заныли царапины на руках и синяки на коленях. Я не обращала внимания, пробуя на вкус его сладко‑соленую кожу, чувствуя, как биение его сердца передается от его груди к моей, стучит с каждой минутой все чаще. Как же давно мы не держали друг друга в объятиях. Но наши тела не успели забыть.

 

Наконец мы с сожалением оторвались друг от друга и снова замерли так на несколько секунд, стоя вплотную. Оба дышали чуть быстрее обычного.

 

– Только попробуй умереть, – прошипел Коннор, почти касаясь своим лбом моего. Потом я все‑таки отодвинулась. До меня дошло, насколько успокаивающе действует ощущение его сердцебиения, только когда я уже больше не могла его чувствовать.

 

– Постараюсь. – И на этой маловдохновляющей ноте я вышла из комнаты. Как только закрылась дверь и сразу после этого раздался щелчок запираемого замка, я прислонилась к стене и застонала.

 

Все запутывается сильнее и сильнее. Я поцеловала Коннора. Если Рейзелин когда‑нибудь узнает, она меня убьет. Но сейчас это было самой малой из моих проблем, потому что кто‑то в этом здании представлял куда более близкую угрозу. Это не могла быть Эйприл – она слишком убивалась над смертью Джен – и по той же причине можно было исключить Эллиота. Если бы не Барбара, можно было бы рассмотреть кандидатуру Гордан, но представить, как она убивает свою лучшую подругу, пусть даже в пылу ссоры, я не могла. Кто остается? По крайней мере для одного убийства я могу сказать, где в тот момент находился каждый человек, даже Алекс…

 

Каждый, кроме Терри. Терри, обнаружившей первое тело. Терри, не потерявшей никого, кто был бы ей особенно дорог. Терри, чей траур по умирающим вокруг нее людям скорее смахивал на слабое его подобие. А хуже всего то, что, прочесывая всю территорию в поисках Джен, я ни разу не видела Терри.

 

Я принялась шагать взад и вперед, ища какое‑нибудь объяснение, благодаря которому Терри не могла быть нашим убийцей. На ум ничего не приходило. Когда вернулся Эллиот, я так глубоко погрузилась в мысли, что не услышала его шагов. Он откашлялся, и я подпрыгнула на месте.

 

– Больше так не делай!

 

– Извини, – ответил он, закатив глаза, и показал портативный телефон. – Пришлось поискать, чтобы был и модифицированный, и заряженный. У моего вчера сел аккумулятор, а зарядник дома.

 

– Все нормально, – ответила я, восстанавливая дыхание. – Просто нервничаю.

 

– Как и все мы, полагаю, – ответил Эллиот и протянул мне телефон. – Я рад, что ты остаешься.

 

– Квентина заберут, как только подтянутся силы быстрого реагирования, но я останусь, на сколько смогу. Нам нужно положить этому конец, пока еще хоть кто‑то жив.

 

Эллиот горько улыбнулся. Он уже и так потерял всех, кто был ему по‑настоящему дорог. Когда‑нибудь я научусь сначала думать, потом говорить.

 

– У тебя есть какие‑нибудь идеи? – спросил он.

 

– У кого здесь есть зарегистрированное огнестрельное оружие?

 

– У Барбары был пистолет.

 

– Значит, кто‑то его украл. – Я вздохнула. – Это один из местных. Монстры не пользуются оружием. – Эллиот болезненно поморщился, и я добавила: – Других ответов я не вижу. Я здесь, чтобы тебя спасти, а не чтобы с тобой нянчиться.

 

– Я понимаю, просто не могу поверить, что один из нас мог сотворить такое. Что один из нас убил Джен, мою Юи. Зачем ему это?

 

– Не знаю… Стараюсь выяснить. Но у меня есть хороший вариант, кто бы это мог быть.

 

– В самом деле? Кто?

 

– Терри.

 

Эллиот фыркнул, и мне на мгновение показалось, что он пытается не рассмеяться. Взяв себя в руки, он произнес:

 

– Вряд ли это возможно.

 

– Если у нее есть алиби, она о нем не сообщила. Она нашла первое тело и не участвовала в поисках Джен. Это выглядит странно.

 

– На это есть свои причины, Тоби, – сказал Эллиот.

 

– Сомневаюсь, что достаточно веские. У всех остальных алиби есть.

 

– Вообще‑то, эти причины могут показаться тебе вполне… неоспоримыми.

 

Я сложила руки на груди и заявила:

 

– Давай проверим.

 

Он посмотрел на наручные часы.

 

– Сейчас половина пятого. Ты узнаешь ответ на закате.

 

Я приподняла бровь.

 

– Во сколько он будет?

 

– В семь. До тех пор Терри здесь не появится.

 

– Если ее объяснение окажется недостаточно убедительным, я посажу ее в тюрьму за нарушение закона Оберона. Когда сядет солнце, игра будет окончена. Уяснил?

 

– Да, – отозвался он грустно. – Боюсь, что так.

 

Глава 25

 

В коридоре сигнал не ловился. Я сердито захлопнула телефон, как будто он делал это назло мне, и подошла к двери комнаты отдыха, объяснив Эллиоту:

 

– Мне понадобится выйти наружу поймать сигнал. Скажу Коннору, куда иду.

 

Я не успела даже постучать – передо мной появилась Эйприл, с расстроенным – по ее стандартам – выражением лица. Моя рука прошла прямо сквозь ее горло. Я вскрикнула и дернулась.

 

– Квентин спит. Коннор следит за его состоянием. Пожалуйста, не настаивайте на попытке побеспокоить его. Чтобы он остался в сети, он должен перезарядиться.

 

Я ошеломленно взглянула на Эллиота. Тот, кажется, был сбит с толку не меньше моего.

 

– Ладно, Эйприл. Я вовсе не хотела тебя расстраивать.

 

– Извинения приняты. Теперь уходите.

 

Она растворилась в запахе озона.

 

– Ну и дела, – сказала я.

 

– Кажется, она привязалась к твоему помощнику. Возможно, потому что он того же возраста, на какой она выглядит. Тебя проводить наружу?

 

– Да, пожалуйста.

 

За то время, что я спала, упрощение структуры холма шло своим ходом. Укрощенная Молния погрузилась в траур, как и все мы, и у нее отныне не было причин усложнять коридоры. Отныне нечего было скрывать. Чем больше узнаю о нашем мире, тем больше убеждаюсь, что живым в нем является все. Эйприл – разумный компьютер, а дома у меня живет ходячий розовый куст. Почему бы и местам нашего обитания не обладать сознанием? В мире фейри земля может иметь собственное мнение.

 

Поняв, что мне хочется побыть в тишине, Эллиот пошел в нескольких шагах впереди. Подойдя к двери, которая, очевидно, вела на улицу, он отпер замок – и тут же, вскрикнув от неожиданности, исчез – его схватила за горло и выволокла наружу чья‑то рука. Выругавшись, я бросилась вперед и вылетела за дверь буквально несколько секунд спустя. Там я остановилась и зажала себе рот, в изумлении обозревая открывшуюся картину.

 

Тибальт поднял Эллиота на фут от земли. По крайней мере, он проявил некоторое милосердие и держал не за горло, а за воротник. Но, хотя опасности порвать яремную вену так было меньше, Эллиот все равно еле дышал, и лицо у него приобрело опасный фиолетовый оттенок. Все кошки, какие тут имелись, собрались вокруг, превратив лужайку в густую, пушистую массу.

 

– Тибальт? – спросила я, убирая руку ото рта.

 

Он повернулся ко мне, уронил Эллиота.

 

– Октобер? – Тибальт обежал глазами свежевычищенную меня, задержавшись на царапинах на щеке и на забинтованной руке, потом прищурился и резко кивнул на Эллиота, который лежал в неуклюжей позе и хрипло дышал.

 

– Твои руки – это из‑за него?

 

– Что? Нет, нет! Я сама это сделала. – Я разулыбалась, почувствовав от его появления иррациональное облегчение. Обычно Тибальт не вызывает у меня улыбок, но сейчас я была рада дополнительному бойцу. – Так получилось, что мне самой пришлось их порезать.

 

– Не представляю, каким образом, пусть даже тебе, можно ухитриться попасть в ситуацию, в которой «так получилось», что ты располосовала себе руки. – Тибальт сделал мягкий шаг в мою сторону, позабыв об Эллиоте. – То, что случилось с твоим лицом, ты тоже, «так получилось», сделала сама?

 

– Нет, это произошло, когда я выпрыгнула из машины, когда она вздумала взорваться. – Я пожала плечами. – Заживет.

 

– Если ты не умрешь.

 

– Если я не умру, – согласилась я.

 

Он еще раз смерил меня взглядом с головы до ног и произнес:

 

– Хорошая куртка. – Затем он повернулся к Эллиоту. Тот отшатнулся. – Ты. Кошки говорят, что ты один из тех, кто здесь руководит.

 

Эллиот взглянул на окруживших его кошек, словно прося поддержки. Пушистый рыжий кот прижал уши и зашипел. Эллиот страдальчески поморщился.

 

– Я… Да, это так. Что я могу для вас сделать?

 

– Можешь начать с оправданий, почему сообщения о смерти Барбары не были разосланы другим правителям двора кошек, – почти скучающе произнес Тибальт, снова вздергивая Эллиота за шиворот. – Затем можешь объяснить, почему мои подданные говорят, что все, входившие в это здание, – он дернул подбородком в сторону двери, – больше из него не выходили.

 

Я приподняла бровь.

 

– Эллиот?

 

Тот не отвечал, будучи занят тем, что по новой приобретал насыщенно‑багровый оттенок. Я вздохнула.

 

– Тибальт, большинство людей не могут отвечать на вопросы, если не имеют возможности дышать. Поставь его. – Я подумала и добавила: – Аккуратно.

 

Тибальт опустил руку так, чтобы ноги Эллиота коснулись земли, но за воротник держал по‑прежнему.

 

– Говори, – прорычал он.

 

– Мы не сообщили вам, потому что у нас не было ни одного способа связи с вами! В графстве больше нет ни одного кейт ши! Джен сказала, что с вами знаком ее дядя, но и с ним мы не могли связаться, а люди вокруг продолжали умирать! – Эллиот говорил бессвязно, слова сыпались, мешая друг другу. Он торопился высказать их, пока Тибальт снова не перекрыл ему кислород. – Мы вовсе не пытались скрыть это от вас!

 

– А кошки? – спросил Тибальт тоном, который казался более расслабленным, а потому, вероятно, был еще опаснее. Мне было все равно. Я тоже хотела услышать ответ на этот вопрос.

 

– Я… За кошек отвечала Барбара, – сказал Эллиот. – Я правда не знаю.

 

Тибальт выпустил рубашку Эллиота и, продолжая следить за ним взглядом, присел на колени. Пятнистый кот вспрыгнул ему на плечо и замяукал. Тибальт в ответ мрачно кивнул и, когда кот соскочил, выпрямился.

 

– Кошки подтверждают твои слова. – Добавлять «на твое счастье» необходимости не было. Это было даже чересчур очевидно. – Можешь провести меня внутрь здания.

 

– Погодите, – подняла я ладонь, вспомнив, зачем мы вообще из него выходили. – Мне нужно сделать звонок, а одной оставаться не хотелось бы. Вы меня не подождете?

 

– Разумеется, – сухо ответил Тибальт. – Я явился сюда сугубо затем, чтобы дожидаться тебя, сколько тебе будет угодно, а вовсе не ради мести за мертвую королеву, мою родственницу.

 

– Вот и отлично. Много времени это не займет,? улыбнулась я, благополучно проигнорировав сарказм.

 

Я сама не знала, насколько угадаю с этой фразой. Набрав номер таксофона в Пасо Ногал, я дождалась, пока запыхавшаяся Мелли выдохнет в трубку:

 

– Алло?

 

– Мелли?

 

– Октобер! Ах, детка, как же я рада слышать твой голос.

 

– Мелли, Сильвестр еще там? Мне нужно…

 

Мелли меня перебила:

 

– Его светлость уже выехали, и с ним чуть не все, кто был в холме. Даже ее светлость присоединилась. Это… это правда, что наша дорогая Дженэри нас покинула?

 

Мысленная картинка, как Луна насылает на убийцу армию розовых гоблинов, была забавной, но бесполезной.

 

– Боюсь, что так.

 

– Ох, бедный ягненочек, – горестно вздохнула Мелли. – Ты береги себя. Хватит уже смертей.

 

– Постараюсь, – ответила я и повесила трубку. Следует отдать Эллиоту должное: из этих двоих только он притворялся, что не слушает.

 

– Сильвестр уже направляется сюда. Он заберет Квентина.

 

– Вот и хорошо, – сказал Тибальт. – Теперь мы можем наконец попасть внутрь?

 

– Конечно, – отозвался Эллиот и пошел первым.

 

Тибальт, шагая в ногу со мной, негромко произнес:

 

– Я бы явился прямо к тебе, но это место защищено. Ни одна тень не открывалась.

 

– У них в штате коблинау.

 

– А, – кивнул он. – Тогда понятно. Почему ты так беспокоишься за этого, как его, Квентина? Твой новый воздыхатель?

 

– Во‑первых, Тибальт, никто уже давно не употребляет слово воздыхатель. Во‑вторых, нет. Он воспитанник в Тенистых Холмах, и он ранен. Кто‑то пытался застрелить меня, но попал в него.

 

Тибальт сузил глаза.

 

– Кто?

 

– Не знаю. – Я помолчала. – А вот ты мог бы узнать. Эллиот, отведи нас в столовую.

 

– Зачем?

 

– Затем, что у нас теперь появилась ищейка, – сказала я с тонкой улыбкой. Тибальт фыркнул, возмущенный сравнением с собакой, но не возразил. Похоже, известие о том, что в меня стреляли, вывело его из себя больше, чем я ожидала. Если он из‑за этого стал сговорчивее, то ладно, я не против.

 

Столовая была пуста. Никто из выживших обитателей Эй‑Эль‑Эйч не стал проводить здесь свой день – возможно, из‑за вида крови Квентина, засохшей на полу у автомата неприятной бурой коркой. Эллиот при виде ее застыл.

 

– Нет, – произнесла я прежде, чем он успел спросить. – Нельзя.

 

Он косо на меня посмотрел, потом с напряженной спиной пошел к кофемашине. Прекрасно. Если это занятие его отвлекает, пусть наготовит кофе хоть на весь мир.

 

– Мне, пожалуйста, с сахаром, сливками и болеутоляющим, – крикнула я ему вслед. – Тибальт, вот здесь подстрелили Квентина. Как думаешь, сможешь отыскать пистолет?

 

– А поточнее, как ты это себе представляешь? – Взгляд, который он бросил на меня, был почти веселым. – Мне поманить его пальцем и позвать «кис‑кис»?

 

– Нет. Проследи запах пороха.

 

Тибальт задумчиво кивнул.

 

– Стоит попытаться.

 

– На нынешний момент любая мелочь сгодится, – отозвалась я безрадостно. – Эллиот, побудь здесь. Принеси Тибальту все, что он попросит. Я ненадолго отлучусь и вернусь за кофе.

 

Тибальт недовольно взглянул на меня.

 

– Куда ты уходишь?

 

– Проверить Квентина, – ответила я и, выскользнув из столовой, отправилась по коридорам – которые теперь стали прямыми – в комнату, где остались Квентин и Коннор.

 

Я дважды постучала, и Коннор чуть приоткрыл дверь, выглянул, осмотрел коридор и только потом вышел сам.

 

– Привет, – произнес он мягко. – Все в порядке?

 

– Сильвестр едет, а Тибальт уже здесь, – сказала я. – Как он?

 

Уточнять, о ком я спрашиваю, не пришлось, было понятно и так.

 

– Спит. – По губам Коннора скользнула мимолетная улыбка. – Эйприл принесла морских коньков из офиса Колина. Вместе с аквариумом и остальным. Наверное, хочет его как‑то приободрить, только не совсем знает как.

 

– А они живы?

 

– Резвятся как обычно.

 

– Хм. – Если Эйприл может телепортировать живые объекты, то она определенно очень сильно отличается от обычной дриады. – Ты‑то сам как, нормально?

 

– Пока да. А вот ты чем думаешь, раз ходишь одна?

 

Я склонилась к нему, на мгновение обняла.

 

– Просто решила заглянуть. Будьте осторожны.

 

Он поцеловал меня в щеку.

 

– И ты тоже.

 

– Постараюсь, – сказала я и повернула обратно в столовую. Когда Коннор уже не мог меня видеть, я прижала ладонь к тому месту, куда он меня поцеловал. Уж если у Рейзел и раньше были причины меня ненавидеть…

 

Поволноваться об этом можно будет позже, когда мы все останемся живы. Я вошла в столовую, и моим глазам предстало настолько странное зрелище, что я застыла как вкопанная, разве что хлопая ресницами.

 

Посередине одного из столов были красиво, как для чайной церемонии, расставлены три кружки с кофе и последняя коробка пончиков. Рядом с одной из кружек стояла баночка тайленола. Эллиот, с аккуратно закатанными, чтобы не испачкались о пол, рукавами, стоял на коленях перед снятой решеткой воздуховода. Тибальта нигде не было видно.

 

Я кашлянула. Эллиот оглянулся, произнес:

 

– Твой кофе на столе.? И снова принялся разглядывать воздуховод.

 

– Что ты делаешь? – Изумление не помешало мне тут же взять кружку. Кофе был еще горячий. Будь благословен кофеин. И тем паче будь благословен он с приправой из болеутоляющего. Смертная медицина пусть и не обогнала пока магическое врачевание, но подошла к нему почти вплотную, и к тому же она гораздо надежнее.

 

– Он вроде как обнаружил след.

 

Как по заказу, из воздуховода выскочил крупный полосатый кот с выражением отвращения на морде. Запах болотной мяты и мускуса окутал его, и вот на полу уже сидел Тибальт.

 

– Ничего. – В голосе тоже было отвращение. – Какое милое местечко.

 

– Выпей кофе, – предложила я. – Сразу станет лучше.

 

– Вернет мертвых?

 

– Нет. Но сохранить рассудок поможет.

 

– Великолепно. – Он встал и оглядел Эллиота недобрым взглядом. – Вы все чем тут занимались?

 

– Ничем, – неловко сказал Эллиот.

 

– Умирали, – ответила я. – Тибальт, пойдем со мной. Я покажу тебе рабочее место Барбары. Может быть, ты сумеешь найти след там.

 

Тибальт посмотрел на меня, явно пытаясь определить, не стараюсь ли я его просто отвлечь, но все же надменно кивнул и произнес:

 

– Что ж, хорошо.

 

– Эллиот…

 

– Я позову Эйприл, чтобы она дошла со мной до офиса Алекса. Нам с ним все равно надо кое над чем поработать вместе.

 

– Договорились. – Я приподняла на ладони телефон. – Это я оставлю у себя.

 

– Отлично. Если появится Сильвестр, я немедленно извещу.

 

– Хорошо. Тибальт, идем.

 

Он взглянул на меня с сомнением, но пошел следом. На часах была почти половина шестого, до заката оставалось еще долго, а Сильвестр находился Маб знает где.

 

Оставалось надеяться, что он скоро появится здесь. Все другие возможности у нас уже исчерпались.

 

Глава 26

 

Провести с Тибальтом несколько часов оказалось неожиданно легко – наверное, потому, что мы были заняты совместной работой: разбирали личное имущество Барбары. Я нерешительно спросила, зачем она оставляла документы там, где их так легко было найти, и Тибальт, рассмеявшись, ответил:

 

– Октобер, она была кошкой. Если бы она их прятала, в чем была бы забава?

 

Менталитет кейт ши в одной фразе.

 

Частным детективом я стала благодаря тому, что хорошо умею сосредотачиваться, отсеивая все, что отвлекает от текущей задачи. Я настолько ушла в изучение содержимого стола Барбары, твердо зная, что Тибальт заметит любую возможную угрозу, что искренне удивилась, когда рядом со мной очутился Эллиот и сказал:

 

– Пора.

 

– Что? – Я подняла голову. – Ой, Эллиот, уже закат?? Я взглянула на стену, где, по моим расчетам, должно было быть окно, и нахмурилась. – Сильвестра еще нет?

 

– Нет. Но, пожалуйста, пойдем. Скоро появится Терри.

 

– Идем. – Я положила бумаги и последовала за Эллиотом. Тибальт молча двинулся следом.

 

– Мы были не вполне откровенны с вами, – покосившись на меня, произнес Эллиот на ходу.

 

– Я заметила. Понятие о полном представлении информации у вас тут не в чести.

 

– Даже больше, чем ты думаешь. Алекс встретит нас в столовой.

 

– Алекс? – Я уставилась на Эллиота. – Дуб и ясень, Эллиот! Я не хочу в его присутствии обвинять его сестру в убийстве!

 

Пусть я его и невзлюбила, но у всего же есть пределы.

 

– Не беспокойся. – Эллиот печально улыбнулся. Что‑то в этом было, что‑то важное, но я никак не могла понять, что именно. – До заката она не появляется никогда.

 

– О чем ты? – я запнулась. – Если она из кровососов, а ты мне об этом не сказал…

 

Среди фейри тоже есть что‑то типа вампиров, и большинство из них не выносят солнца.

 

– Это не так, – ответил Эллиот, открывая дверь в столовую. – Прошу.

 

За одним из столов сидел Алекс, в джинсовой куртке поверх белой хлопковой рубашки и в трикотажных штанах. Устало подняв голову, он увидел меня и побледнел.

 

– Кхм, привет, Тоби. Эллиот. Парень, с которым я не знаком.

 

– Тибальт, – уточнила я.

 

Тибальт придвинулся ближе, заслоняя меня, и начал почти беззвучно рычать. Я бросила на него удивленный взгляд.

 

– Кхм, понятно, – произнес Алекс.

 

– Уже скоро закат, Алекс, – сказал Эллиот. – Тоби нужно поговорить с твоей сестрой.

 

– Что? – почти испуганно вскинулся Алекс. Я внимательно за ним наблюдала. – Ее здесь нет. Ты же знаешь.

 

– Нам придется остаться, пока она не появится, – покачал головой Эллиот. – Извини.

 

– Эллиот… – начал было Алекс.

 

– Тоби, – сказал Эллиот, не глядя на меня, – пожалуйста, расскажи Алексу о своих подозрениях.

 

Я перевела дыхание.

 

– Не думаю, что это его хоть как‑то касается.

 

Рык Тибальта становился громче, отвлекал меня.

 

– Необходимо, чтобы он узнал, почему должен сейчас остаться, – серьезно объяснил Эллиот. Я нахмурилась.

 

– Раз ты так уверен…

 

– Я уверен.

 

– Ладно. – Я повернулась к Алексу и проговорила: – Я считаю, что твоя сестра причастна к убийствам.

 

– Правда? – испуганно пискнул Алекс.

 

– Я не знаю, в чем ее мотив, но у нее нет алиби, она не участвовала ни в одной поисковой группе, она была одна, когда обнаружила первое тело. Может, она и не виновата. Может, у нее есть разумные причины. Но выглядит это не слишком хорошо.

 

– И ты хочешь ее увидеть.

 

– Да, хочу. Слишком много смертей. Оставить все как есть мы не можем.

 

Если я не отыщу для верхушки аристократии того, кого они смогут наказать, тогда они выберут сами, и будут куда неразборчивее, чем я. Могут забрать нас всех, по обвинению в противодействии расследованию.

 

– Эллиот? – Алекс взглянул на него круглыми глазами.

 

Тот покачал головой и горько улыбнулся.

 

– Сам виноват. Надо было быть осторожнее. Я ведь говорил, чтобы ты не заигрывался.

 

Я не понимала, о чем идет речь, зато, похоже, понял Тибальт. Он внезапно зарычал в полную силу, одним прыжком бросился к Алексу, схватил его за запястья и поднял в воздух, словно пушинку.

 

– Да как ты смел! – взревел он.

 

– Я ей ничего не сделал! – заорал Алекс в ответ.

 

– И уже никогда не сделаешь. – Тибальт выпустил левую руку Алекса, тем самым освободив собственную – на которой вдруг блеснули когти.

 

И тут солнце ушло за горизонт.

 

В реальном мире трансформации не происходят так, как мы ожидаем. Свет вокруг Алекса подернулся туманом, волосы из золотых стали черными, загар на коже выцвел, и когда видение вновь сфокусировалось, Тибальт держал над землей задыхающуюся Терри. Эта перемена, похоже, сбила его с толку, так что Терри удалось вывернуться из его хватки и встать на дрожащих ногах. У женщин легкие меньше, чем у мужчин, и закат, наверное, воспринимается, как тяжелейший приступ астмы.

 

Трансформация оказалась последней недостающей частью: теперь ответ на вопрос о происхождении Алекса и Терри сиял неоновыми буквами, позволяя всем остальным кусочкам головоломки встать на свои места. Фраза Гордан, что на склоне холма холодает. Быстрота, с которой возникло наше взаимное влечение. То, как Алекс мог, всего лишь улыбнувшись, заставить меня забыть о работе. Чары, которые продолжали действовать на меня даже тогда, когда я уже знала об их существовании. То, что я не смогла сразу определить расу, что возненавидела Терри с той же скоростью, как влюбилась в Алекса. И птицы… о корни и ветви.

 

– И птицы давно не поют, – процитировала я в ужасе. Китс мало что знал о фейри, но ему хватило, чтобы кое‑что понять правильно. Гиан канна, иначе любословы. До сих пор я ни разу не видела подменыша гиан канна – только слышала о них, потому и не смогла распознать кровь. Истинные гиан канна способны менять внешность и пол усилием мысли. Но их дети со смешанной кровью привязаны к движению солнца и навеки разделены на двух разных людей. Надо было догадаться, едва я увидела их глаза. Надо было. Но я не догадалась.

 

В былые времена гиан канна было много, и они безжалостно охотились на смертных. Чересчур безжалостно. Ничего позорного в том, чтобы заниматься человеческой охотой, нет и никогда не было. Позор – это попасться. Чудовищем быть нормально – ненормально быть слабаком. Гиан канна брали, что хотели, и не остались незамеченными. Их и без того трудно не заметить. Любословы стали жертвами войны с людьми, а размножались они всегда очень мало: компанию себе подобных они не выносят, а фейри, в отличие от людей, как правило, слишком осторожны, чтобы попасться. В наши дни гиан канна встретишь редко. Один только раз видела чистокровку на королевском приеме, да и то он стоял по другую сторону зала. Недостаточно близко, чтобы ощутить особенности его крови.

 

Гиан канна станет вам идеальным любовником или любовницей – последним в вашей жизни, которую он вытянет из вас, иссушив до дна, не оставив ничего, кроме потребности любить его или ее, питать каждой каплей ваших сил… до тех пор, пока все не будет кончено.

 

Почти все любовные связи с гиан канна кончаются самоубийством.

 

Тибальт, справившись с удивлением, похоже, разозлился еще сильнее. Я шагнула вперед и взяла его за руку.

 

– Ночная сменщица, – сказала я, сверля Терри взглядом.

 

– Извини, – ответила она, опуская ингалятор. – Я бы потребовала, чтобы он прекратил, но он не оставлял мне записок, пока не оказалось слишком поздно.

 

– Значит, ты не могла всех убить.

 

Она покачала головой.

 

– Я не бодрствовала в это время.

 

– Это… существо… прикасалось к тебе? – спросил Тибальт опасно тихим голосом.

 

– Ее дневная сущность – да. – Я посмотрела на Терри. – Ты контролируешь свои поступки?

 

– Я… – Терри вздохнула. – Ты хочешь знать, намеренно ли Алекс привлекал тебя к себе.

 

– Да.

 

Она отвела взгляд.

 

– Да.

 

Какое‑то время я просто стояла молча. Потом повернулась к Тибальту и произнесла:

 

– Поступай как хочешь. С меня хватит.

 

Терри, с расширенными глазами, мотнула головой, словно ее ударили. Не обращая на нее внимания, я развернулась к Эллиоту.

 

– Ты позволял ему.

 

– Тоби, я…

 

– Ты знаешь, что случается, если переспать с гиан канна? Знаешь?? Никто не сказал ни слова. Даже Тибальт, хотя в его глотке снова зарождалось рычание. – Ты устаешь, мысли путаются, ты больше не думаешь ни о чем кроме того, когда сможешь снова увидеть возлюбленного. Ложишься на холодный склон холма и умираешь. И вы собирались позволить мне упасть ему в руки, никак не предупредив?

 

– Тоби, все было не так… – начала Терри, но я так на нее посмотрела, что она замолчала.

 

– Мне все равно, так было или не так, мне все равно, какие у тебя были мотивы. Я сыта по горло. Я забираю своих людей, и мы отсюда уезжаем. – Я развернулась и вышла из столовой, позволив двери за моей спиной с грохотом захлопнуться.

 

Следом никто не вышел. Насколько можно было судить по выражению лица Тибальта, он бы и не позволил.

 

Я успела дойти до конца коридора, а потом колени у меня подогнулись, я осела на пол и заплакала длинными, измученными всхлипами. Как они посмели? Как они посмели? Я рыдала, пока не кончились слезы, а хватило их очень надолго. Только вытирая уже глаза тыльной стороной ладони, я осознала, что что рядом со мной кто‑то есть. Я замерла, осознавая, что нарушила свое же главное правило выживания: я ушла одна. Какая прекрасная, пусть и язвительная будет ирония, если меня убьют как раз после моего драматического ухода.

 

Но кто бы это ни был, напасть он не пытался, просто прислонился ко мне вплотную. Психопаты предпочитают объятиям кровь, такова их отличительная черта. Нет, я вовсе не считаю, что, если бы их в свое время обнимали больше, то они бы стали убивать меньше. Думаю, к тому времени, как они принимаются за убийства, они ищут вовсе не того, чтобы их кто‑нибудь ободряюще похлопал по плечу.

 

Я повернула голову. Ко мне прижалась Эйприл, из ее зажмуренных глаз по щекам фракталами растекались слезы.

 

– Эйприл?

 

Она не открыла глаз.

 

– Я не думала, что мама может уйти в оффлайн.

 

– Ох, Эйприл, – я прикусила губу, не зная, что сказать. Так легко было забыть, кто она, и видеть только ее странности. Может, она и ненормальная, но Джен была ей матерью – возможно, единственной. Дриады не образуют нуклеарных семей. Я перебрала в уме возможные ответы и выбрала наименее жестокий, хоть и совершенно не логичный:

 

– Прости меня.

 

– Она должна была заботиться обо мне, но она вышла из сети, бросив меня здесь. Как она могла? Она должна заботиться обо мне.

 

– Она наверняка хорошо о тебе заботилась.

 

Я поморщилась, едва произнеся эту фразу, так покровительственно она прозвучала.

 

Эйприл, наверное, тоже так показалось, потому что она подняла голову и яростно бросила:

 

– Да, она хорошо заботилась обо мне! Всегда! – Эйприл помолчала и добавила тише: – Некоторые говорили, что она заботится обо мне только потому, что я новенькая, а когда найдет себе еще кого‑нибудь, то забудет про меня. Но это неправда. Она заботилась обо мне. Когда я обижалась, болела, чего‑то не понимала… Она заботилась обо мне. Она всегда… – Эйприл замолкла.

 

– Что она всегда делала?

 

– Всегда держала мою систему в рабочем режиме. Она меня любила.

 

Меня это удивило, хотя и напрасно. Я знала, что Эйприл привязана к Джен, но не догадывалась, что она осознает, что такое любовь.

 

– Кажется, я понимаю, – произнесла я тихо.

 

– Правда? – спросила Эйприл, отодвигаясь от меня. В ее голосе теперь звучали эмоции, и привыкнуть к этому было сложно. Эйприл стала говорить более живым, более «настоящим» голосом, с тех пор как умерла Джен.

 

Если бы только ее мать могла сама это услышать.

 

– Да, правда.

 

– Я никому бы не позволила причинить ей вред.

 

– Я знаю.

 

– Это хорошо. – Она покачала головой. Слезы на ее щеках исчезли, как будто их никогда не было. – Выбирать больше не приходится. Мне нужно уйти, а тебе нужно подумать. Это важно. – И она исчезла в тумане электростатики, оставив меня в одиночестве.

 

– Эйприл? Эйприл, вернись! Что значит, важно? Эйприл! – я неотрывно глядела в пустое пространство, надеясь, что она вернется и объяснит свои слова. К сожалению, этого не произошло. Что же это такое было?

 

Я поднялась, пригладила волосы пальцами здоровой руки и, бросив взгляд в сторону комнаты отдыха, со вздохом собралась вернуться в столовую.

 

Я не могла заставить себя пойти в комнату отдыха. Хотела, но не могла. Если бы дело было только в Джен, возможно, я смогла бы предоставить Сильвестру разгребать случившееся, но Эйприл… Эйприл нуждалась в ком‑то, кто ради нее выяснит, что же все‑таки произошло. На мне был долг перед ней. И перед ее матерью.

 

К моему удивлению и легкому разочарованию в столовой массового побоища не случилось. Терри нигде не было, Тибальт с Эллиотом расположились на противоположных концах комнаты. Тибальт сверлил Эллиота взглядом, а тот делал вид, что ему совершенно все равно, что его сверлят взглядом. Когда я вошла, Тибальт выпрямился и переключил внимание на меня.

 

Я встала перед Эллиотом нос к носу и произнесла:

 

– Мы останемся здесь до тех пор, пока не приедет Сильвестр. Это не ради вас. Это ради Джен. И если Алекс еще раз подойдет ко мне, неважно, днем или ночью, я его убью. Все понятно?

 

Тот примиряюще вскинул руки:

 

– Мы не пытались намеренно подвергнуть тебя опасности.

 

– Так я и поверила.

 

– Терри не может ничего поделать с тем, кто она есть – в ее природе заставлять людей любить ее, точно так же, как в твоей – вытягивать ответы из мертвых. – Он помолчал. – Меня всегда удивляло, почему донья ши получили этот дар. Ведь вы дети Титании. Отчего вы так привязаны к крови?

 

– Потому что мы еще и дети Оберона, а браться за такую работенку больше никто не захотел. Хватит пороть чушь, Эллиот. Вы хотите, чтобы я вам помогала, или нет?

 

– Да, хотим, – ответил тот с безучастным взглядом.

 

– Тогда следуйте моим правилам. Это вы можете?

 

– Я – да, могу, – медленно выговорил Эллиот, словно эти слова были ему неприятны на вкус.

 

– Вот и хорошо. – Я отступила на шаг. – Первое правило: никто никуда не ходит один, даже если вы уверены, что там совершенно безопасно и что ничего с вами не случится. Вас и так мало осталось. Я хочу, чтобы все вы остались живы.

 

Эллиот кивнул.

 

– Я прикажу всем, кто еще здесь, не ходить в одиночку.

 

– Ты сможешь заставить их послушаться?

 

– Думаю, да.

 

– Хорошо. Второе правило: если я задаю вопрос, я должна получить на него ответ, а не отмазку и не ворох технических терминов, которые, как вам известно, я не пойму. Настоящий ответ. Ты можешь мне это обещать?

 

– Обещаю.

 

– Поклянись.

 

– Тоби, мне что, действительно необходимо… – Эллиот увидел выражение моего лица и осекся. – Хорошо. Клянусь корнями и ветвями, серебром и железом, огнем и ветром, и ликами луны. Да не увидеть никогда мне родных холмов, если я прибегну к обману. – Он помолчал. – Так сгодится?

 

– Пока что.

 

– И вы нам поможете?

 

– Поможем. Давайте сходим введем Коннора в положение дел, проверим, как там Квентин, и… – я запнулась. – А где Терри?

 

– Она ушла, – с ноткой удовольствия сказал Тибальт. – Пусть там и остается.

 

– Значит, она одна? – Если убийца – не она, то Терри сама может стать мишенью. Мне она не нравилась, но и смерти я ей не желала.

 

– Видимо, да, – ответил Эллиот.

 

– Ох, зубы Маб! Тибальт, можешь ее отыскать?

 

Он едва заметно кивнул и сорвался с места на бег. Я побежала следом, отставая на шаг. Может быть, ничего и не случилось – ничего настоящего – но каждый раз, как я здесь пыталась сыграть с судьбой в кости, мне выпадали единицы. Казино всегда выигрывает.

 

Тибальт распахнул дверь, через которую мы с Алексом выходили в тот раз, и выбежал в теплый ночной воздух. Мы с Эллиотом бежали следом. Запах крови оглушил меня прежде, чем я увидела в траве обмякшую, неподвижную Терри. Кошек не было. Я впервые не видела кошек рядом со зданиями Эй Эль Эйч.

 

– Ох, бедняжка… – Я взглянула на Тибальта с Эллиотом. – Тибальт, разыщи кошек. Узнай, вдруг они что‑то видели. – Он кивнул. – Эллиот… – Тот был бледен, дрожал и лишь отрицательно качал головой. Я вздохнула. – Оставайся здесь.

 

Тибальт развернулся и исчез в тенях, а я опустилась на колени перед телом Терри. Повернув ее голову вбок, я обнаружила прокол прямо под подбородком. Аналогичные проколы виднелись на запястьях, в точности там, где и ожидалось.

 

– Джен и в самом деле оказалась исключением, – пробормотала я. Наш убийца вернулся к своему обычному стилю.

 

Кожа Терри была теплой – даже теплее, чем в свое время у Питера. Чуть‑чуть раньше, и мы бы успели. Я подняла ее руку, поднесла проколотое запястье ко рту и сделала глоток.

 

Кровь всегда разная. У нее тысячи вкусов, приправленных жизнью, подпорченных памятью.

 

Убери все эти специи – и останется медь, приторная и бесполезная. Кровь Терри была пуста. Я наклонилась, чтобы выплюнуть, но остановилась, облизывая губы. Там что‑то было. Не обращая внимания на задушенный вскрик Эллиота, я снова набрала в рот крови. Да, там определенно что‑то было – исчезло не все. Всего лишь проблеск воспоминания, далекий шепот клевера и кофе, слишком слабый, чтобы что‑то рассказать… но он там был.

 

Я уселась на корточки и задумалась. В чем здесь разница? Что отличает эту смерть от остальных? Остальные были чистокровками – Терри была подменышем. Возможно, в этом дело. Или же в том, что она была двумя разными людьми… и умер только один из них.

 

– Эллиот, который сейчас час?

 

– Восемь с минутами. А что? – нерешительно спросил он.

 

Я улыбнулась, и он побледнел. Я ощущала, как у меня на губах засыхает кровь.

 

– Давай перенесем ее в подвал. Я навещу Квентина, потом лягу спать до приезда Сильвестра. Утром мне нужно быть в боевой готовности.

 

– Зачем? – спросил он так, как будто на самом деле не хотел этого знать.

 

Да уж. Продолжая улыбаться, я ответила:

 

– Потому что на рассвете я собираюсь разбудить мертвеца.

 

Глава 27

 

Прежде чем переносить тело, мы дождались Тибальта. Тот вернулся еще мрачнее, чем был. Кто‑то, объяснил он, разогнал кошек ультразвуком, и сейчас они пугливые и нервные. И если от него хоть что‑то зависит, кое‑кто за это заплатит.

 

Терри мы с Тибальтом несли вместе. Не обращая внимания на возмущенный взгляд Эллиота, мы переместили тело Колина на пол и положили Терри на его место. Мне понадобится удобный доступ к ее телу, а Колин вряд ли станет возражать. Мертвые в этом отношении обычно покладисты. Места в подвале становилось уже маловато. Тела были похожи на кино‑муляжи, слишком безмятежные, чтобы быть реальными. И только одно из них – тело Джен под простыней в красно‑коричневых крапинках – казалось почти настоящим. Я так и не смогла понять, почему убийство Джен настолько отличалось от других. Что же я упускаю?

 

– Можешь уйти, – сказала я, взглянув на Эллиота. – Позови Эйприл и будь с ней все время. Пусть она отведет тебя к Гордан.

 

Эллиот вроде бы собрался возражать, но потом кивнул и пошел вверх по лестнице. Я смотрела ему вслед, стараясь забыть о боли в голове и руке. Как я устала. Нужно поспать перед утренней работой, иначе я ее не выдержу. А сделать нужно еще многое.

 

Пока Эллиот не ушел, Тибальт молчал. Потом резко обернулся ко мне и спросил:

 

– Что ты намерена делать?

 

– Кое‑что совершенно дурацкое. – Он сузил глаза, и я в ответ пожала плечами. – Понимаешь, Терри и Алекс имеют одно тело на двоих, но они разные люди. Если Терри умерла, а Алекс нет, возможно, мне удастся как‑то его встряхнуть, заставить кровь пробудиться заново.

 

Тибальт помолчал, затем произнес:

 

– Не знаю, гениально это или самоубийственно.

 

– Ничего страшного, – я выдала ему едва заметный намек на улыбку. – Я и сама не знаю.

 

– Очаровательно. – Он подошел ближе и дотронулся до воротника надетой на мне куртки. – Тебе идет. Можешь оставить ее себе.

 

– Тибальт, я…

 

– Я все равно не взял бы обратно, ты наверняка уже успела пролить на нее уйму крови. – Он убрал руку. – Ты хочешь меня о чем‑то попросить. Узнаю этот взгляд.

 

– Да, хочу. – На мгновение мне захотелось поймать его ладонь, просто чтобы опереться хоть на что‑то. Потом это прошло. – Я не знаю, где Сильвестр, он уже давно должен быть здесь. Можешь поехать и постараться разыскать его?

 

– Я этого не сделаю, пока ты не окажешься в безопасности.

 

Я косо на него посмотрела. Тибальт ответил высокомерным взглядом.

 

– Как хочешь, – наконец сказала я со вздохом.

 

Мы молча шли по пустынным коридорам. Я постучала в дверь комнаты отдыха, и Коннор впустил меня, с некоторым подозрением взглянув на Тибальта. Квентин спал, в полумраке его лицо было бледным, а морские коньки резвились в аквариуме, не ведая об окружающих их опасностях. Счастливчики.

 

Тибальт кивнул Коннору, затем мне, повернулся и растворился в тенях коридора. Я заперла дверь на замок и сказала Коннору:

 

– Разбуди меня либо за час до рассвета, либо когда прибудет Сильвестр, смотря что случится раньше.

 

– Мне имеет смысл задавать вопросы?

 

– Лучше не надо, – устало сказала я. Он кивнул, коротко обнял меня и помог вытянуться на полу рядом с футоном. Я заснула почти сразу, как закрыла глаза.

 

Если мне снились какие‑то сны, я их не запомнила.

 

– Тоби, пора.

 

Буквально в паре дюймов от моего уха – голос Коннора. Я рывком села, чуть не столкнувшись с ним лбами.

 

– Что?

 

– Пора.

 

– Сильвестр…

 

– Тибальт все объяснит.

 

Судя по мрачному изгибу губ Коннора, ничего хорошего. Я кивнула и сказала:

 

– Ладно. Буквально через секундочку.

 

Я медленно поднялась на ноги, наклонилась пощупать Квентину лоб. Горячий, но не чересчур, дыхание ровное. Опасность заражения остается – она всегда есть – но в ближайшее время, во сне, он не умрет.

 

В коридоре ждал Тибальт в компании с Эллиотом. Коннор вышел наружу следом за мной, держа руку на ручке двери.

 

– Ну, что? – спросила я.

 

– Ваши монархи исключительно очаровательные особы, – сказал Тибальт, не утруждаясь скрыть презрение.

 

Я застонала.

 

– Риордан.

 

– Она не верит, что герцог Торквиль находится здесь по уважительным причинам, – сказал Эллиот. – Я позвонил ее сенешалю, как только узнал, но…

 

– Но она не пропускает их через границу?

 

– Именно, – угрюмо кивнул он.

 

– Ну что за… – вздохнула я. – Так, а где Гордан?

 

– В комнате Эйприл, дверь закрыта на замок. Все присутствующие под учетом.

 

Я знаю, где находится каждый человек. Так почему я не могу указать ни на одного из них? Эйприл – дочь Джен. Гордан потеряла лучшую подругу, а Эллиот – невесту. Кто остается? Если только в здании не прячется кто‑то еще, у меня почти кончились люди и совершенно кончились подозреваемые.

 

– Хорошо. Коннор, побудь с Квентином. Эллиот, Тибальт, пойдемте со мной. – Я быстро направилась к столовой, чтобы Коннор не успел запротестовать. – Мне нужно выпить кофе.

 

– Ты так очаровательно предсказуема, – сухо произнес Тибальт и пошел вслед за мной.

 

Эллиот посмотрел на него, потом на меня и спросил:

 

– Что вы собираетесь делать?

 

– Что я и говорила – будить мертвых. Подробностей не проси. У меня их нет.

 

Эллиот застыл как вкопанный и спросил сдавленным голосом:

 

– Всех мертвых?

 

Дуб и ясень. Я нечаянно позволила ему подумать, что…

 

– Нет, – сказала я. – Этого я не могу. Прости. На такое я не способна. Но для Алекса еще есть шанс.

 

? Понятно.

 

На лице Эллиота появилось выражение такого горя, что мне захотелось себя ударить. Я злилась на них всех за то, что они темнили и недоговаривали, а теперь сама веду себя так же.

 

Кровавые пятна с пола столовой были уже счищены, а на стойке ждал полный кофейник. Я отправилась прямиком к нему, прихватив по пути кружку.

 

– Я говорил, что она жить не может без кофе, – заметил Тибальт.

 

– Какая наблюдательность, – сказала я с одобрением. – Слушай, Эллиот, а собственно что Гордан делает в комнате Эйприл?

 

– Занимается техобслуживанием.

 

– Техобслуживанием? – переспросила я, наполняя кружку.

 

– Сервер Эйприл необходимо тестировать каждое утро. Гордан – единственный оставшийся эксперт по «железу».

 

Тибальт сдвинул брови. До меня дошло, что ему никто не объяснил, что представляет собой Эйприл.

 

– Зачем этот сервер требует тестирования?

 

– Если произойдет отказ оборудования или потеря питания, Эйприл уйдет в оффлайн. – Эллиот пожал плечами. – Вот и приходится проводить регулярное техобслуживание, чтобы предупредить такие случаи.

 

Я остановилась, не донеся кружку до рта.

 

– Повтори, что ты сказал про питание.

 

– Если серверу Эйприл отрубить питание, она на все это время уйдет в оффлайн.

 

– А что именно означает «уйдет в оффлайн»?

 

– Она исчезнет. Покинет сеть и как бы умрет, пока питание снова не появится.

 

– А после этого? С ней все останется нормально?

 

– Ну, в общем‑то, да. Как только ее перезагрузят.

 

Я поставила кружку на стол.

 

– Ясно.

 

Неудивительно, что Эйприл не могла понять, почему Джен не просыпается: она не понимала, что такое смерть, потому что, когда «умирала» она сама, то затем каждый раз возвращалась к жизни. Из нее получился бы идеальный подозреваемый – невинный убийца… если бы не Питер, погибший во время отключения электроэнергии. Как бы она смогла его убить, будучи «мертва» сама?

 

– Она может прийти сюда?

 

– Во время перерыва на техобслуживание – нет.

 

– Понятно. – Я повернулась к Тибальту. – Где ее комната?

 

– Рядом с офисом Джен.

 

– Окей. – Я взглянула на настенные часы. Солнце скоро взойдет, а нужные мне ответы я смогу получить только у мертвых. – У тебя есть ключ от комнаты отдыха?

 

– Да, – нахмурив брови, ответил Эллиот.

 

– Хорошо. Теперь слушай внимательно: к комнате Эйприл даже близко не подходи. Возвращайся в комнату отдыха и запрись там изнутри. Никого не впускай. Если появится Эйприл… – я запнулась. – Не позволяй ей открыть дверь.

 

Он нахмурился еще сильнее.

 

– О чем ты говоришь?

 

– Поверь мне на слово, ладно?

 

Это не Терри – Терри мертва. Это не Эллиот – если бы убийцей был он, то мертва была бы я сама, мы достаточно долго находились с ним наедине. Остаются Эйприл и Гордан… и Эйприл не знакома с концепцией смерти, но зато не могла убить Питера.

 

Тут у нас проблема.

 

– Хорошо, – встревоженно ответил Эллиот и поспешно вышел в коридор.

 

– Ему там будет безопасно? – спросил Тибальт. Интерес в его голосе был чисто академический: Тибальту при любом исходе было все равно, и он не утруждался делать вид, что это не так.

 

– Эйприл в оффлайне, а Гордан занята, – сказала я. – Может, это последний раз, когда он в безопасности. – Я взглянула на Тибальта. – Я так понимаю, ты планируешь пойти вместе со мной.

 

Он чуть заметно улыбнулся.

 

– Можно подумать, я тебе позволю рисковать жизнью и здоровьем в одиночестве.

 

– И в самом деле, – согласилась я. – Нам в эту сторону.

 

Когда мы дошли до двери подвала, уже почти наступил рассвет. Я решила не рисковать спускаться по ступенькам. Могу успеть, а могу оказаться на полпути, когда взойдет солнце. Перспектива свернуть шею из‑за собственной тупости, оттого что я решила поиграть с рассветом в догонялки, меня не привлекала. Закрыв глаза, я прислонилась к стене и принялась ждать. Тибальт положил руку мне на плечи. Я дернулась от неожиданности, но глаз не открыла. Рассвет всегда заканчивается. Одна из его немногих положительных сторон.

 

Если бы мне до этого не удалось поспать, силы восходящего солнца хватило бы, чтобы сбить меня с ног. А так разве что головная боль, когда давление спало, вернулась с новой силой. Меня подташнивало, и я порадовалась, что еще не завтракала. Тибальт все это время держал руку у меня на плечах, помогая стоять устойчиво. Когда рассвет прошел, я открыла глаза и взглядом поблагодарила его. Он отвернулся с непроницаемым выражением лица.

 

Действительно. На какой‑то момент я позабыла, что мы не друзья. Я отлепилась от стены и начала спускаться в ставший моргом подвал.

 

Там произошло одно маленькое, но важное изменение. Если бы я не была знакома с содержимым подвала во всех подробностях, то могла бы его и не заметить – но оно произошло и, подобно колодцу в пустыне, настолько выбивалось из привычной картины, что проглядеть оказалось невозможно.

 

На месте Терри лежал Алекс.

 

Тибальт резко втянул воздух. Видимо, когда я говорила, что что‑нибудь может случиться, он мне не поверил. Ну и сам виноват.

 

– Джекпот, – произнесла я, довольно улыбаясь.

 

Выглядел Алекс, подобно всем остальным, как будто вот‑вот откроет глаза и спросит, что он делает в подвале. Но если знать, на что смотреть, было одно огромное отличие: проколы на запястьях и горле исчезли. Восход солнца вызвал трансформацию тела и попутно излечил его.

 

– Но как такое может…

 

– Два человека, одно убийство, – ответила я, прижимая ухо к груди Алекса. Сердце не билось. Я не особо рассчитывала, что рассвет его оживит – слишком легко бы все получилось – но все‑таки надеялась. – Кровь Алекса еще жива. Поэтому он изменился, когда встало солнце. Теперь нужно сообразить, как разбудить его полностью.

 

Тибальт зарычал, и стены подвала зарезонировали.

 

– Почему просто не оставить его гнить?

 

– Есть такое искушение. Но мне необходимо с ним поговорить. К тому же, фейри не разлагаются.

 

Рассвет исцелил Алекса, и теперь его тело было невредимо и готово функционировать. Нужно было только понять, чем его встряхнуть, чтобы оно завелось.

 

Начинать нужно было с крови. Все начинается с крови. Я достала из‑за пояса нож, повернула руку Алекса ладонью вверх и сделала неглубокий надрез на запястье. Крови выступило очень мало. Наверное, когда сердце остановилось, она вся осталась в венах. Ничего страшного, справлюсь.

 

Я наклонилась, прижала губы к порезу и сделала глоток.

 

Вперед по коридору быстро теперь быстро бежать безопасное место найти Тоби найти Эллиота найти хоть кого‑нибудь нет не сейчас не меня нет я не хочу умирать вот так не могу не буду бежать спастись беж…

 

Вскрикнув, я выдернула себя из воспоминаний и, сделав на трясущихся ногах шаг назад, врезалась в Тибальта. Он легко поймал меня и удивленно спросил:

 

– Октобер?

 

– Слишком близко, – выговорила я, пытаясь отдышаться. – Воспоминание начинается слишком близко к смерти. Я не могу увидеть того, кто ее убил.

 

– Тогда найди другой способ, – сказал он и поставил меня на ноги.

 

– Ты считаешь, что я смогу? – задумчиво спросила я.

 

Он с легкой улыбкой заправил мне за ухо прядь волос.

 

– Уверен. Вот так тебе идет больше, чем твоя глупая маскировка.

 

– О.

 

Я, растерянно моргая, смотрела на него, такое ощущение, что целую вечность, прежде чем заставила себя отвести взгляд и взяться за нож.

 

– Кровь помнит себя. Среди мертвых Алекса держит только инерция. – Я угрюмо улыбнулась, потом произнесла: – Чувствую, я об этом пожалею.

 

– Что ты хочешь сделать?

 

– Не уверена. А теперь помолчи.

 

Он замолчал.

 

Магия крови основана наполовину на интуиции, наполовину на необходимости. Чтобы облегчить процесс, существуют ритуалы и шаблоны, но в итоге все сводится к интуиции и необходимости. Мне приходилось брать уроки цветочной магии, водяной магии, мне приходилось учиться ткать иллюзии и накладывать заклинания на предметы. Но магия крови… магия крови просто диктовала мне, что необходимо сделать, и я это делала. Единственное, что досталось мне без упорного труда, хотя тоже не легко.

 

Моя мать с помощью нескольких капель крови и вдохновенной мольбы способна заставить камень петь. Мне ничего столь впечатляющего сейчас было не нужно. Всего лишь маленькое воскрешение из мертвых.

 

Я осторожно проделала на своем левом запястье крестообразный надрез, достаточно глубокий, чтобы пошла кровь, но чтобы опасности для жизни он не представлял. В запахе травы и меди, в потрескивании воздуха заклинание, еще недооформленное, начало петь. Хорошо. Выступившая из порезов кровь потекла по руке. Запах меди стал резче, почти забив собой траву.

 

Я сосредоточенно и осторожно положила нож и повернулась к Алексу, наклонив руку так, чтобы кровь стекала с пальцев. Бинт на ладони сразу стал ярко‑красным. Я не стала обращать внимания, сейчас это было не важно. Все шло как надо. Даже боль была не важна. Значение имело только то, что кровь подсказывала мне, что делать дальше.

 

– Октобер…

 

А я и забыла почти, что Тибальт тоже здесь.

 

– Тсс, – сказала я и уронила несколько капель крови на лоб и губы Алекса, а потом прижала ладонь напротив его сердца, оставляя алый отпечаток. Магия постепенно начинала действовать. Я так четко ощущала, что нужно делать, что почти видела это глазами… но происходящего было недостаточно. Части заклинания были на месте, но не складывались в единую картину.

 

Ну что ж. Раз мироздание желает сыграть со мной жестко, значит, я отвечу тем же. Я подняла руку запястьем кверху и нараспев произнесла:

 

– Дуб, ясень, боярышник, ива – мои, кровь и лед, цветы и огонь – мои. – Я набрала в рот крови из надреза и проглотила. Горло обожгло, словно огнем. Я продолжила: – И того, кто касался меня с недобрым желаньем, я кровью с огнем требую как принадлежащее мне.

 

Запах меди и скошенной травы затопил все вокруг. Я набрала в рот еще крови, склонилась над Алексом и, прижав к его губам свои, влила кровь ему в рот.

 

Заклинание вспыхнуло и превратилось в легкое облачко. Я ошеломленно отшатнулась, поскользнувшись на залитом кровью полу. Тибальт успел подхватить меня и не дать упасть.

 

И Алекс открыл глаза.

 

Безмятежное спокойствие, охватившее меня, как только заклинание начало действовать, тут же исчезло: я вдруг осознала, что истекаю кровью, что голова кружится и болезненно пульсирует. Что еще хуже, в горле тошнотворно стояла кровь. Я вполголоса выругалась, потом, вывернувшись из‑под руки Тибальта, стащила с койки Юи простыню и перетянула себе руку. Я только что вернула человека из мертвых, но самой умирать за это от потери крови не хотелось. Это было бы чересчур иронично.

 

– Яйца Оберона… – благоговейно прошептал Тибальт. Я взглянула на него, но он отвернулся, чтобы не встречаться со мной глазами. Меня царапнула обида, но время подумать над этим будет потом, и я заставила себя переключить внимание на Алекса. Он уже не лежал, а сидел, глаза его были расфокусированы. Он как будто был еще не совсем здесь, и неудивительно. Тяжело побывать в мертвых.

 

– Добро пожаловать назад, спящая красавица, – сказала я ему. От вида собственной крови хотелось то ли стошнить, то ли потерять сознание.

 

– Я… – Алекс поднял руки и уставился на кровавые отпечатки на них. – Я жив?

 

– Догадка верная.

 

– Но как…

 

– Ты не был мертв по‑настоящему. Просто думал, что умер.

 

– Что? – он непонимающе посмотрел на меня. Тибальт, как я заметила краем глаза, тоже. Я вздохнула.

 

– Ты не был мертв. – Вопреки боли и кровопотере, я ощущала удивительную ясность ума. Пора бы уже научиться распознавать в себе признаки шока. В ком‑то другом я их определяю легко, но саму меня они вечно захватывают врасплох. – То, что на тебя напало, попыталось высосать из твоей крови воспоминания. Подозреваю, люди умирали именно от этого. Теряли себя. – Меня начала бить дрожь, и я запнулась. – Они забрали Терри, но тебя забрать не смогли, потому что была ночь. И вот ты здесь.

 

У Алекса расширились глаза.

 

– Значит, Терри мертва, – прошептал он.

 

– Мне жаль.

 

И тут на меня свалилось все разом.

 

Наверное, умирание – очень тяжелая штука. Не знаю, ни разу не умирала, зато знаю точно, как тяжело действует на организм магия крови. Я успела сделать один нетвердый шаг в сторону койки и повалилась ничком. На этот раз Тибальт меня не поймал. Где‑то далеко кричал Алекс, и я сердито подумала, что говорила же никому не ходить поодиночке. Чем он там вообще занимался все это время? Я попыталась сказать ему, чтобы он пошел отыскал остальных, но слов не было, лишь вкус крови и пепла.

 

А потом пришла темнота.

 

Глава 28

 

Просыпалась я медленно, пядь за пядью отвоевывая возвращение в реальность. Чем больше я приходила в сознание, тем сильнее болело тело… но я была жива, а это само по себе было уже немало. Я никогда себя не берегла – один из худших моих недостатков – но до сих пор не пыталась совершать два максимально сложных ритуала магии крови подряд. Теперь же мне казалось, что где‑то внутри перегорел предохранитель. Голова раскалывалась еще больше, чем прежде. Я застонала, подняла руку, чтобы потереть висок, и последние остатки уютной темноты рассеялись. Я проснулась окончательно.

 

Проклятье.

 

– Тоби? Как ты себя чувствуешь? – Голос я не узнала, что неудивительно – я собственное имя‑то опознала еле‑еле.

 

– Она очнулась? – Этот голос был выше, но не такой высокий, как у Эйприл. Перебрав в уме возможные кандидатуры, я решила, что голос принадлежит Гордан. А это, с учетом моих подозрений, было плохо.

 

– Пульс ровный, – ответил третий голос. Этот был мне знаком – голос Тибальта. Одно узнавание потянуло за собой и другие: я начала осознавать, что лежу на спине, затылком на чьем‑то бедре, а ко лбу прижато что‑то влажное и прохладное – наверное, полотенце. – Возможно, нам нужно просто подождать.

 

– Очнусь быстрее, если мне принесут кофе, – произнесла я, не открывая глаз.

 

– Тоби! – Ага, это Алекс. Вот и хорошо, значит, он не умер обратно. – Я так рад, что ты очнулась!

 

– А я нет. – Во рту был привкус старой крови. Гадость. – Кофе мне будет или как?

 

Шаркающие шаги, кажется, по кафелю.

 

– Тоби, это Эллиот. Ты меня слышишь?

 

– Я ж тебе вроде отвечаю? – От всех этих разговоров голова разболелась еще сильнее. Я всерьез задумалась, что, собственно, такого хорошего в том, чтобы не быть мертвым.

 

– Если не натворит еще больше глупостей, то поправится, – произнесла Гордан тоном, ясно свидетельствующим, что иллюзий относительно моих умственных способностей она не питает.

 

Я взвесила доступные мне варианты. Ни встать, ни даже повернуться я не могла – голова мне этого не позволит – но могла открыть глаза. Это так и так придется сделать, если я хочу чем‑нибудь снять боль.

 

Когда я работала в Доме, то регулярно просыпалась с похмельем, порой таким, что в черепе вместо мозга по ощущениям было желе. Сейчас было хуже. Свет слишком сильный, цвета слишком яркие. Морщась и заставляя себя не зажмуриться обратно, я огляделась. Голова моя лежала у Тибальта на коленях. Рядом стояли Эллиот с Алексом, а по другую сторону Гордан складывала аптечку первой помощи.

 

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Алекс.

 

– Как будто через мясорубку провернули. Кофе мне принесут?

 

– Ты потеряла много крови, – сказала Гордан. – Я тебя уже второй раз латаю. Не заставляй меня делать это в третий.

 

– У меня нет такого намерения. – Если учесть, что я практически уверена в том, что ей в данный момент хочется меня не столько подлатать, сколько порезать на куски.

 

– Вот и хорошо. – Она подхватила аптечку и направилась к лестнице.

 

– Никаких хождений поодиночке, – сказал Эллиот. Гордан с хмурым видом остановилась и ответила:

 

– Мне нужно вернуться к работе.

 

– Возьми Алекса.

 

– Нет, – быстро произнесла я. – Мне нужно с ним поговорить.

 

– Ну а мне нужно работу делать. – Гордан обвела всех сердитым взглядом.

 

– Тогда иди и делай, – сказала я, надеясь, что голос у меня настолько усталый, что она поверит, что эта фраза сорвалась у меня с языка нечаянно, а также на то, что убийца – именно она. Нужно твердо в этом убедиться, прежде чем выступать против нее. Также нужно проверить, способна ли я стоять на ногах без посторонней помощи. Я закончила фразу: – Позови Эйприл, если что‑то случится.

 

– Какая трогательная забота, – откликнулась Гордан и побежала вверх по лестнице.

 

Едва она ушла, Эллиот хмуро сказал:

 

– Ты позволила ей уйти одной.

 

– Ага, я в курсе. – Я наклонила голову набок и посмотрела на Тибальта. – Поможешь мне сесть?

 

Тот, не ответив, подсунул руки мне под спину и подтянул в сидячее положение. Отстранившись, я целую секунду ухитрялась держаться прямо, опираясь на здоровую руку, но потом рука подломилась, и я снова упала Тибальту на грудь. Он обнял меня за плечи, удерживая в таком положении.

 

– Сиди так, – произнес он твердо.

 

– Да пожалуйста, – буркнула я, оглядывая помещение. Все тот же подвал. Левое запястье у меня оказалось плотно забинтовано, на белом проступили красные пятна. Мы с Тибальтом сидели на койке, на которой до этого лежало тело Терри. Оно и понятно, другого подходящего места здесь просто не было.

 

– У тебя было такое сильное кровотечение, что мы побоялись тебя переносить, – сказал Эллиот. – Если бы Тибальт не рассказал нам, что ты сама сделала это с собой, мы бы решили, что на тебя было нападение. Ни разу еще не видел, чтобы человек так часто резал сам себя.

 

– Это ее особый талант, – сообщил Тибальт.

 

– Плохой талант, – ответил Эллиот и протянул мне кружку. – Вот, выпей.

 

– Кофе? – Я заглянула в кружку. Увы, нет. Если только его описание не изменили на «зеленая вязкая жидкость».

 

– Нет, – сказал Эллиот. Приятно было узнать, что галлюцинации в список моих симптомов пока еще не входят. – Но ты выпей.

 

– Оно зеленое. Я такое не пью.

 

– Я сам приготовил. Пей.

 

Мне это сообщение особо вдохновляющим не показалось.

 

– Это что?

 

– Один из рецептов Юи, – ответил Эллиот. Он впервые произнес ее имя без дрожи. – При головных болях. Она давала его Колину, когда он слишком долго оставался в человеческом обличии.

 

Я бросила внутрь кружки еще один взгляд. Если на вкус оно такое же, как оно пахнет, то мне придется туго. Хотя все равно дальше некуда.

 

– А точно легче станет?

 

– Колин говорил, что да.

 

– Ну‑ну.

 

В своем нынешнем состоянии я представляла собой такую отличную мишень, что не могла позволить себе воротить нос от чего‑то, что может помочь. Накрепко зажмурившись, я залпом опрокинула в себя содержимое кружки.

 

На вкус оказалось не так плохо, как на вид. А гораздо хуже. В глазах у меня взорвались звезды, я выронила кружку, и та разбилась о пол. На мгновение я почти поверила, что меня отравили, но потом боль в голове отступила, так внезапно, что перед глазами все поплыло. Запястье и ладонь, заполняя вакантное место, наоборот, заболели сильнее, но с таким видом боли я умею справляться. Давно привыкла.

 

Я открыла глаза. Мир послушно принял четкие очертания.

 

– Что там такое было?

 

– Большей частью болотная мята, первоцвет и глициния, – ответил Эллиот. – Ну как, пришла в себя?

 

– Нет, но мне уже лучше.

 

Порой я ненавижу нашу неспособность говорить друг другу «спасибо». Выплясывать чечетку вокруг выбора слов с годами надоедает, особенно когда я уставшая.

 

– Вот и хорошо, – произнес Тибальт и убрал поддерживающую меня руку.

 

Я оперлась на здоровую ладонь и глубоко вздохнула. Все еще подташнивало, но теперь гораздо слабее. Я выпрямилась и развернулась к Алексу. Для того, кто совсем недавно был мертв, выглядел тот на удивление прилично.

 

– Нужно поговорить, – сказала я.

 

Он медленно кивнул.

 

– Пожалуй, нужно. Я что, правда был?..

 

– Мертвее мертвого. Как себя чувствуешь?

 

Алекс, передернувшись, ответил:

 

– Не знаю. Как будто какой‑то части меня нет на месте.

 

– Ее в самом деле нет, Алекс, – покачала я головой. – Боюсь, что Терри не вернуть. – На лице Алекса появилось выражение огромного горя, но я все равно продолжила: – Ты помнишь хоть что‑нибудь из случившегося?

 

«И лучше бы ты помнил, потому что еще раз то же самое я повторить не смогу», – добавила я мысленно.

 

Алекс облизнул губы, глядя то на меня, то на Эллиота, потом сказал:

 

– Обычно я не помню, что происходит с Терри.

 

– Но в этот раз помнишь?

 

– Ну… немного. – Он поморщился. – Когда ты ушла, она чувствовала себя ужасно и пошла прогуляться.

 

– Она кого‑нибудь видела?

 

– Э‑э… да. – Казалось, он сам слегка удивился. – Эйприл. Та сказала, что Гордан хочет видеть меня. То есть Терри.

 

– И Терри пошла за ней? – спросила я и почувствовала, как напрягся Тибальт при этом вопросе.

 

Алекс медленно, нерешительно кивнул.

 

– Эллиот. Эйприл – межофисная система передачи информации, я правильно понимаю? Такова ее работа?

 

– Да, именно так, – ответил Эллиот, и на его лице проступила та же смутная тревога, какую ощущала я сама. Он складывал одно с другим, это можно было видеть по его глазам.

 

– Значит, любой из вас последует за ней, стоит ей попросить.

 

– Ну, в общем… да.

 

– Понятно. – Похоже, я действительно кое‑что поняла, и мне оно не понравилось. Пусть даже Эйприл и не могла убить Питера… Но кто говорил, что Гордан работала одна? – А куда она послала Терри?

 

– В генераторную. – Алекс запнулся, его лицо исказилось. – Туда, где погиб Питер.

 

– Что случилось потом?

 

– Я… мы… – Алекс зажмурился и заговорил быстрее: – Она сказала подождать и исчезла. И тут выключился свет.

 

– Он выключился только в генераторной?

 

– В коридоре лампы горели. У Терри хорошее ночное зрение… было… В тени она что‑то заметила. Ты говорила не ходить поодиночке. В тот момент до нее и дошло, что она одна.

 

– Она после этого бросилась бежать?

 

– Нет. Сначала она громко позвала Гордан – та, бывает, зависает в необычных местах, так что это могла быть она – но Гордан не откликнулась. Терри стало страшно, вот тогда она и побежала, – Алекс говорил все быстрее и быстрее, будто пытался обогнать собственные слова. – Тот, кого она заметила, двинулся за ней по коридору, поэтому Терри побежала дальше, успела выбраться наружу. – Он вздохнул. – Она решила, что очутилась в безопасности.

 

– Что произошло потом?

 

Алекса молчал, его била дрожь. Я повторила:

 

– Алекс?

 

Его продолжало трясти, но он заговорил снова, тускло, невыразительно:

 

– Что‑то ударило ее сзади. Боль в горле и запястьях, потом в груди, потом… все было кончено. – Он поднял голову. – А потом ты меня поцеловала.

 

Тибальт зарычал. Я опустила ладонь ему на колено, утихомиривая. Детали с быстрой и жестокой неумолимостью складывались воедино. Последний нужный кусок мозаики мне в свое время дала Эйприл – но я тогда была сосредоточена на другом и не обратила внимания. Когда она пришла в офис Колина, то спрашивала, собираюсь ли я выяснять, почему эти люди не подключаются обратно к сети. А когда умерла Джен, Эйприл сказала, что мама не перезагружается.

 

Она не просила выяснить, почему они умирают, потому что уже знала причину. Она хотела знать, почему они не оживают.

 

– Это все? – спросила я Алекса, стараясь не выдать ему глубину своего потрясения.

 

– Да, – кивнул он неуверенно.

 

– Ладно.

 

Держась за край койки, я поднялась на ноги и подождала, пока мир перед глазами не перестанет покачиваться. Тибальт двинулся было поддержать меня под руку, но я жестом попросила не подходить. Уверившись, что не упаду, я осторожно сделала шаг. Ноги держали. Спастись бегством, если что, не сумею, но идти могу, а это уже кое‑что. Я спросила:

 

– Где комната Эйприл?

 

– Тебе не стоит… – Алекс протянул руку, собираясь взять меня за плечо, но под моим взглядом остановился. Рык Тибальта, видимо, тоже внес лепту.

 

– Даже не начинай, ясно? Я не в настроении.

 

– Извини.

 

Он сделал шаг назад.

 

– Спрашиваю еще раз, где комната Эйприл?

 

Гордан вроде как собиралась поработать над аппаратной частью Эйприл. Она будет там, и мы сумеем накрыть обеих прежде, чем они поймут, что мы уже во всем разобрались. И все кончится. Это все наконец сможет кончиться.

 

– Позади офиса Джен, – ответил со вздохом Эллиот.

 

– Отведешь меня туда?

 

– Мы можем просто позвать Эйприл, – сказал Алекс. – Она сама сюда придет.

 

– Она всегда приходит к нам, а теперь настала пора нам прийти к ней. – Рука у меня болезненно пульсировала, голова кружилась так, что, когда я двигалась слишком быстро, зрение размывалось. Ресурсы моего организма подходили к концу. Доведем мы это дело до конца или нет, долго я не протяну, от меня просто ничего не останется. – Всему этому необходимо положить конец. Пойдемте.

 

Да, настала пора получить ответы на кое‑какие вопросы. Я надеялась только, что еще не слишком поздно.

 

Глава 29

 

Наша потрепанная компания с Эллиотом во главе прошла по коридору мимо офиса Джен. Мы с Тибальтом держались посередине – я усиленно делала вид, будто опираюсь на его руку вовсе не для того, чтобы не упасть, а просто так, забавы ради. Алекс следовал позади. Никто не разговаривал. Я слишком устала и экономила для грядущей стычки те немногие силы, которые еще оставались.

 

Тибальт по‑прежнему старался не встречаться со мной взглядом, и мне не хотелось размышлять, что это значит.

 

Я с ужасом думала о том, что Эйприл, возможно, сообщница Гордан. Я оставляла Квентина наедине с ней, но то, что она его до сих пор не убила, не означает, что она не собирается это сделать. Гордан его невзлюбила. Тем больше причин перехватить обеих в комнате Эйприл, где я, случись такая необходимость, могу разбить ее сервер. До сих пор они Квентина не убили, и впредь шанса на это у них не появится.

 

Эллиот остановился у бледно‑розовой двери с фиолетовой окантовкой. Как будто в детском саду.

 

– Это здесь, – произнес он.

 

– Хорошо. – Я окинула взглядом всех троих. Эллиот выглядел изнуренным, Алекс и того хуже. Возвращение из мертвых вдохнуло в него энергию, но то не была истинная жизненная сила, и сейчас она постепенно выдыхалась. Шанс выдержать схватку был, судя по виду, только у Тибальта. – Подождите все здесь.

 

– Что? – спросили они чуть ли не хором. Тибальт опасно прищурился, а Эллиот произнес:

 

– Ты с ума сошла, если думаешь, что мы позволим тебе…

 

– Вы не дураки и понимаете, почему я позволила Гордан уйти и зачем мы здесь. – Эллиот чуть заметно кивнул, признавая мою правоту. – Мне необходимо увидеться с Эйприл, наедине. И я не хочу, чтобы Гордан удалось незаметно ко мне подкрасться. Трое часовых у двери лучше, чем один, учитывая состояние Алекса. Увидите что‑нибудь странное – кричите.

 

– А если ты увидишь что‑нибудь «странное»? – поинтересовался Тибальт, продолжая щурить глаза.

 

– Тогда закричу я.

 

– Эйприл не слишком хорошо тебя знает, – сделал последнюю попытку навязаться мне в компанию Эллиот. – Ей не понравится, что ты зашла к ней в комнату.

 

– Это ее проблемы. – Она ведь приходила ко мне, когда ей было нужно выплакаться. Вряд ли она так уж возмутится, если я приду к ней. – Пожалуйста, подождите здесь, хорошо?

 

– Мы подождем, – холодно ответил Тибальт, положив конец разговору. Эллиот и Алекс отвели глаза, не желая спорить дальше.

 

– Отлично. Эллиот, когда я вернусь, ты расскажешь, что Джен хотела сообщить мне перед смертью.

 

С этими словами я переступила порог.

 

Комнату Эйприл вернее было бы назвать просторным чуланом. Почти весь пол был занят высокой машиной на металлической станине в центре комнаты. Оттуда доносилось негромкое, довольное гудение. Кабели были воткнуты в розетки во всех четырех стенах – любой риск исключен. Чего‑то подобного я и ожидала, хотя об остальной части комнаты сказать того же оказалось нельзя.

 

Стены были розовые, с бордюром из фиолетовых кроликов на белом фоне. Одну стену занимали книжные полки, уставленные компьютерными руководствами и детскими книжками, а рядом на бело‑розовой полке расположились плюшевые зайцы всех мыслимых расцветок. Один заяц, трех футов ростом без учета ушей и с красным бантиком на шее, сидел на полу. Над полками висела картонка в форме сердца, с надписью крупными мультяшными буквами: «Комната Эйприл». Будь здесь еще кровать с туалетным столиком, и это была бы самая обычная комната маленькой, всеми любимой девочки. Проклятье. Ну хоть раз могут злодеи выглядеть по‑злодейски?

 

В комнате никого не было. Я сделала три шага и подошла к машине, с каждой секундой все сильнее ощущая себя незваным гостем. Я постепенно замечала и другие детали: фотографию Джен и Эйприл на книжной полке, геометрическую точность, с которой были рассажены зайцы… детское одеяло, уютно укутывавшее основание сервера. Кто‑то очень постарался даровать этому эфемерному ничто обитель и названье. Джен так сильно любила свою дочь.

 

– Ты здесь.

 

Я не слышала, как Эйприл материализовалась, но слишком устала, чтобы подпрыгнуть, когда она заговорила за моей спиной. Изможденного человека не так легко удивить.

 

– Привет, Эйприл. – Я медленно повернулась, стараясь не выдать, насколько нетвердо держусь на ногах. – Как дела?

 

– Почему ты здесь? – ответила она вопросом на вопрос. Хмурилась она при этом, как любой подросток, обнаруживший в своей личной комнате вторгшегося без приглашения взрослого.

 

– Да так, решила зайти узнать, как поживаешь.

 

Эйприл сузила глаза.

 

– Прекрасно поживаю. Я спрашиваю, почему ты здесь?

 

– У меня есть несколько вопросов, на которые, как мне кажется, ты можешь ответить. – Я прислонилась к стене рядом с полкой плюшевых зайцев. – По крайней мере, я надеюсь, что можешь. – Я потянула одного из зайцев за потрепанное ватное ухо.

 

– Не трогай! – Эйприл исчезла, со статическим треском появилась рядом со мной и выхватила игрушку у меня из пальцев. – Это мое. Мама подарила его мне.

 

– Извини. – Я примирительно подняла руки ладонями вперед. – Я вовсе не хотела тебя обидеть.

 

– Мама всегда покупает мне зайчиков. – Эйприл погладила голову игрушки. – Всегда, когда едет куда‑то, куда я с ней попасть не могу, привозит мне еще одного. Я люблю зайчиков.

 

– Я заметила.

 

– В этот раз она мне привезет много зайцев за то, что не предупредила, что уезжает.

 

– Эйприл… – Я не знала, что сказать. Вероятность, что она убивала людей, высока. Если она при этом не понимала, что делает, считается ли это все равно преступлением? – Эйприл, ты ведь понимаешь, что в этот раз она больше не вернется?

 

– Конечно, вернется. – Она бесхитростно взглянула на меня широко распахнутыми глазами. – Просто надо найти способ подключить ее обратно в онлайн.

 

– Детка, люди устроены не так. – Я пожалела, что не могу обнять ее, как обнимала Дэйр или Квентина, чтобы утешить их, и покачала головой. – Она ушла навсегда.

 

– А я устроена именно так, и она моя мать. Она вернется за мной.

 

– Боюсь, ты не понимаешь.

 

Эйприл сердито взглянула на меня.

 

– Нет, это ты не понимаешь. На этот раз все получится.

 

Я ждала как раз чего‑то подобного, поэтому сразу же спросила ровным, спокойным тоном:

 

– Это ведь ты всех убила?

 

– Я не хотела! – воскликнула Эйприл, ну просто вылитый несправедливо обиженный ребенок. – Я никому не хотела причинить зла. Все должно было быть по‑другому.

 

– Но ты причинила им зло. Ты отключила их от сети. – Я начала мелкими шажками придвигаться к серверу. Если она сделает резкое движение, придется выяснять, как быстро я сумею выдернуть из этой машины все шнуры. – Мы так и не успели тщательно осмотреть места обнаружения тел, но это ничего бы и не дало, да ведь? Что конкретно ты делала?

 

– Я не знала, что так получится.

 

– Это неважно, детка. Они от этого живее не станут. Как они умерли?

 

– Все было задумано не так! Никто не должен был пострадать! – Эйприл прижала зайца к груди. В глазах у нее стояли фрактальные слезы. – Я не знала, что вы так легко ломаетесь! Это должен был быть просто апгрейд.

 

– Эйприл, мне нужны ответы, – мягко произнесла я. Вполне вероятно, что она говорит то, что считает правдой, и в самом деле не знала, что творит, а Гордан воспользовалась ее неведением. – Мне нужно знать, как ты их убила.

 

– Ты здесь именно для этого! Чтобы все исправить! Верни их в сеть!

 

– Я не могу. И никто не может.

 

– Я…

 

– Ты должна была знать, что они не вернутся обратно. Эйприл, ты убила свою мать.

 

Поведение Эйприл вдруг совершенно переменилось, выпрямившись, она яростно прокричала:

 

– Я этого НЕ делала! Я пыталась тебе сказать! Это была не я!

 

Этого я не ожидала и переспросила:

 

– Что?

 

– Я бы никогда этого не сделала! Я сказала, что не делала! И вот… она… она это сделала без меня. Я не помогала. Я не сделала ничего плохого моей маме! – голос ее сорвался в рыдания, и она спрятала лицо в плюшевом зайце.

 

Я молча смотрела на нее. Эйприл считала, что каким‑то образом помогает тем, на кого они нападали. Джен умерла по‑другому, у нее было время оказать сопротивление. Это потому что Эйприл здесь не участвовала – с собственной матерью она такого совершить не могла. Джен была убита Гордан. Эйприл, может, и не понимала, что они делают, зато Гордан понимала прекрасно. Когда Эйприл не выполнила того, что ей было приказано, Гордан убила Джен в одиночку, а сейчас она где‑то в пределах холма и не под охраной… а Коннор с Квентином одни и без оружия.

 

– Эйприл, где Гордан? Нам надо найти ее… остановить ее прежде, чем она…

 

Эйприл, приняв прежний спокойный вид, покачала головой.

 

– Прости, но я не могу вам помочь. Я должна вернуть маму. Если я остановлю Гордан, она не станет мне помогать с переустановкой.

 

– Прошу тебя. Джен не вернуть. Мы устроены не так.

 

– В процессе отлажены не все ошибки, к тому же мамина оболочка повреждена, но Гордан говорит, что аппаратные ограничения можно преодолеть. Мы можем загрузить ее на новый сервер. Можем сделать еще одну попытку.

 

– Эйприл, прекрати, пожалуйста. Если ты поможешь поймать Гордан, то я гарантирую тебе безопасность. В случившемся не было твоей вины. Тебя использовали, а ты этого не понимала.

 

Я говорила искренне. Защитить ее будет можно, пусть и трудно, но, корни и ветви, я найду способ. Это мой долг перед Джен.

 

– Я… – нерешительно произнесла Эйприл. Боли в ее глазах было больше, чем должно быть у любого живого существа. – Я прошу прощения. Я вовсе не хотела причинить кому‑то вред… но мне нужна моя мама. Я не умею заботиться о себе сама.

 

– Эйприл… – Я потянулась к ней, надеясь удержать, но слишком поздно: она исчезла.

 

Плюшевый заяц на мгновение завис в воздухе, затем сила тяжести взяла свое, и он упал. Эйприл не появилась. Я и не рассчитывала на это – она решила бежать, а это означало, что мне придется ее преследовать. Такова моя работа. Оставив зайца лежать на полу, я, не оглядываясь, бросилась к двери.

 

Я могла бы отключить ее сервер, вывести Эйприл из игры, но не была уверена, что без помощи Джен смогу включить все обратно, что Эйприл не исчезнет насовсем. Я не стану мстить за смерть племянницы Сильвестра тем, что убью ее единственное дитя, чего бы оно ни натворило.

 

Остальные ждали меня там, где я их оставила. Хвала Оберону хотя бы за это. При моем появлении выпрямились все, но заговорил первым Тибальт:

 

– Тоби? Что случилось?

 

– Убийцы – Эйприл и Гордан. Гордан убедила ее, что это не убийство, а «апгрейд», просто он почему‑то не работает как надо. Потом Эйприл отказалась помогать убивать Джен, и Гордан сделала это в одиночку. – Я ткнула пальцем в Эллиота. – Что я упускаю? Чего ты мне не рассказал? Говори быстро, времени мало. – Говоря это, я уже быстро, размашисто шагала по направлению к комнате отдыха. – Тибальт, ты можешь передвигаться сквозь тени?

 

– Они закрыты от меня, – сказал он, легко подлаживаясь под мой шаг. – Я не могу войти в них.

 

– Еще бы они не были закрыты, – прорычала я.

 

– Гордан и Эйприл? – торопливо догоняя нас, спросил Эллиот.

 

– Гордан и Эйприл, – подтвердила я. – Эйприл одна этого сделать не могла. Даже если бы Питер не умер во время отключения электроэнергии, она попросту не понимала, что такое смерть. Так что давайте оба, начинайте рассказывать.

 

– Тоби… – заговорил Алекс, но Эллиот его перебил.

 

– Хватит, – произнес он, и я, остановившись, развернулась к нему. Он твердо встретил мой взгляд. – Больше мы увиливать не будем. Мы расскажем тебе.

 

– Но проект… – запротестовал Алекс.

 

– Окончен. Юи мертва, Джен мертва, проект окончен. Провалился. Все пошло прахом, мы потерпели полную неудачу. – По‑прежнему глядя мне в глаза, Эллиот произнес: – Джен собрала из нас команду, чтобы спасти мир.

 

– Ага, – откликнулась я с сомнением и снова пошла по коридору. – Рассказывай дальше.

 

– Сначала придется углубиться в историю. Если технические детали будут непонятны, скажи.

 

– Хорошо.

 

Эллиот перехватил возмущенный взгляд Алекса и резким голосом произнес:

 

– Я сенешаль Джен. Если Эйприл – убийца, то не имеет права наследовать графство, и я за это в ответе. – Алекс отвел глаза, и Эллиот продолжил: – Это началось, когда Джен трансплантировала Эйприл. Она и сама не знала, что подобное возможно, но, тем не менее сумев это сделать, пришла к очевидному выводу.

 

– К какому?

 

– Это способ вернуться к прежней жизни фейри, такой, какой она должна быть. Уединенной, чистой, вечной… Имея необходимые инструментальные средства, Джен могла бы изменить мир и спасти нас всех. – Эллиот вздохнул. – Она позвала нас, потому что мы лучшие специалисты среди фейри. Мы откликнулись, потому что поверили ей.

 

– Я не понимаю, – сказала я.

 

– Фейри умирают, – ответил Алекс. В его устах это прозвучало как неоспоримый факт. Солнце светит, дождик капает, фейри умирают. – Мы умираем быстрее, чем рождаемся, и человечество постепенно берет верх. Солнце любит их. В конце концов, мы станем для них забытой сказкой.

 

– Глупцы, – откликнулся Тибальт презрительно. – Фейри вечны.

 

– Гиан канна почти все вымерли, – сказал Алекс. Я не нашлась, что на это ответить.

 

– Волшебные существа будут всегда, но фейри как мир и культура могут погибнуть, добавил, покачав головой, Эллиот. Мы и так уже потеряли наших правителей и бо´льшую часть земель. Как есть сейчас, нам не выжить.

 

– Мы живем уже очень давно, – произнесла я. – Может, нам уже достаточно.

 

– Достаточно не бывает никогда, – возразил Эллиот.

 

Я догадалась, что он думает о Юи. Спор этот мог длиться часами, но столько времени у нас не было. Нужно было добраться до Коннора и Квентина, а свернутые прежде коридоры, как назло, словно бы разматывались и все удлинялись. Мы давно должны были дойти до своей цели. Я старалась отгонять от себя эту тревожную мысль, но у меня не получалось.

 

– И как компьютерная компания собиралась спасти фейри? – спросила я негромко, чтобы сберечь дыхание. Я что‑то упускала в их причудливой логике, но не знала что.

 

– Мы хотели забрать народ фейри внутрь, избавить от любой опасности, которая может повредить или изменить его, – ответил Алекс, взглядом умоляя меня понять. – Мы хотели всех спасти.

 

– Внутрь чего? – прорычал Тибальт.

 

– Внутрь машин, – сказал Эллиот и неожиданно улыбнулся. – Эйприл оказалась ключом. Она идеальный гибрид магии и техники. Что бы с ней ни сделали, она вернется невредимой. Мы записали ее на диск. Мы можем тысячу раз вернуть ее к жизни, и она каждый раз останется прежней, будет действовать. Взглянув на нее, Джен поняла, что то же самое возможно сделать снова.

 

– Вы все больные, – с отвращением произнес Тибальт. Я мысленно с ним согласилась. – Вы собирались превратить нас в машины?

 

Бессмертие – не то же самое, что стазис. Невероятно, но обитатели Укрощенной Молнии, люди с настолько передовым мышлением, что сумели овладеть новыми технологиями смертных, оказались не способны различить эти понятия.

 

– Не совсем так. С этим были кое‑какие проблемы. – Эллиот остановился и нахмурился. – Где это мы?

 

Мы находились в просторной комнате, заставленной картотечными шкафами. Во всех четырех стенах и в потолке были окна, из каждого открывался разный вид. Я впервые видела это место: прежде между офисом Джен и комнатой отдыха ничего подобного определенно не было.

 

– Ее здесь быть не должно, – сказал Алекс. – Это западная солнечная терраса, но этот коридор к ней не ведет. И никогда не вел.

 

Эллиот, судя по лицу, оправился от шока и смирился с происходящим.

 

– Джен мертва, а Эйприл – ее наследница, – произнес он. – Эйприл принимает на себя ее пост. Холм меняется под ее вкусы.

 

– Она делает это сознательно? – спросила я.

 

– Вряд ли, – ответил Эллиот. – Холм реагирует на ее тревогу. Они пока только синхронизируются.

 

– Чудненько, – уныло отозвалась я и взглянула в стеклянный потолок. Если холм реагирует на Эйприл, мне больше не удастся его уговорить. У него теперь новая хозяйка, и чужака‑полукровку, не приносившего графству вассальной клятвы, он слушать не станет. Но где‑то там, среди изменяющегося пространства, мои друзья, и они в опасности.

 

– И что теперь? – задала я вопрос.

 

Эллиот покачал головой.

 

– Не знаю.

 

– Кажется… – нерешительно начал Алекс. – Кажется… я знаю.

 

– Так говори, – рыкнул Тибальт.

 

– Выйдем через окно.

 

А и в самом деле.

 

Глава 30

 

– Ты уверен, что получится?

 

Размер единственного из окон, выходящего на первый этаж, позволял нам пролезть по одному, но я боялась, не превратится ли оно прямо в середине процесса этаж этак в третий. Считайте меня параноиком, но я часто оказываюсь права.

 

– Мы находимся в кармашке, – объяснил Алекс, залезая на подоконник. – Внутри холма мы можем завязывать пространство в узлы, но внешнюю форму строений без нарушения законов физики изменить нельзя.

 

– У вас в двухэтажном здании восьмимильные коридоры, – возразила я. – Законы физики уже и так нарушены – что, если они нам этого не простят?

 

– Он прав, – произнес Эллиот. – Что бы мы ни делали внутри, снаружи формы и размеры предметов остаются неизменными. Окна выходят на разную местность, но выходят обязательно, причем именно туда, куда они показывают.

 

– То есть, даже если это окно комнаты на втором этаже, оно расположено все равно на первом?

 

– Да.

 

– Бред какой‑то. – Я встряхнула головой. – Что ж, я вам поверю… других вариантов все равно нет. Но тут возникает следующая проблема – снаружи ночь.

 

– Действительно, – откликнулся Эллиот.

 

Я взглянула на Алекса.

 

– И что произойдет, если ты?..

 

– Заодно и выясним, – грустно ответил тот и выскользнул из окна.

 

До земли было шесть футов. Послышался глухой удар, потом наступила тишина. Мы с Эллиотом посмотрели друг на друга округлившимися глазами и бросились к окну.

 

Тибальт, зевнув, остался где был.

 

– Надеюсь, в этот раз он умрет насовсем, – равнодушно сообщил он.

 

– Тибальт! – одернула его я. Он окинул меня взглядом, как бы спрашивая, в чем проблема, и принялся изучать ногти.

 

На траве лицом вниз лежала Терри. Оперевшись о подоконник здоровой рукой, я спрыгнула и взяла ее за запястье, проверяя пульс. Он был слабый, но все‑таки был.

 

– Она жива, – отрапортовала я, задрав голову.

 

Эллиот смотрел на меня, высунувшись из окна.

 

– Что произошло?

 

Я подхватила Терри под мышки и прислонила безвольное тело к себе.

 

– Алекс жив, а Терри – нет. Похоже, ему отныне придется ложиться спать пораньше.

 

– Может, ее обратно занести… – проговорил Эллиот, неуклюже вылезая из окна.

 

– Шок может убить ее тело повторно, – не согласилась я. – Тибальт, спускайся и помоги с ней.

 

– Вот как, снова «кис‑кис», – произнес тот беззлобно и спрыгнул вниз без видимого усилия. Подхватив Терри за ноги, он спросил: – Куда ее денем? Поблизости случайно нет дереводробилки?

 

– Тибальт, не груби.

 

– Почему? – спросил он с искренним интересом.

 

– У меня нет на это времени. Идем. – С помощью Тибальта мне удалось затащить Терри в росший вдоль здания кустарник. Когда она была спрятана от чужих глаз, я оглянулась на Эллиота. – Почему здесь ночь? Солнце же совсем недавно взошло?

 

– Земли кармашка поддаются внушению. Если мы вернемся и выйдем из двери, на улице будет день.

 

– Вот как. – Я разогнулась и выбралась из кустов. – Веди нас и заодно рассказывай дальше.

 

Эллиот продолжил уже на ходу:

 

– Я говорил, что возникли некоторые проблемы? Связаны они были в основном с процессом загрузки. Мы планировали копировать людей в компьютеры, не убивая и никак не изменяя их. Чтобы просто была запасная версия, которая сможет жить в мире, созданном внутри машин.

 

– И как это спасет фейри? – спросил Тибальт, подлаживаясь под мой шаг.

 

– Даже если никто не выживет, наши идеалы, наша культура сохранятся. – Эллиот покачал головой. – Не получилось. За магическую интеграцию отвечала Юи. Она сказала, что система отказывается обмениваться данными. Скопировать удавалось, а заставить взаимодействовать – нет.

 

– Копия получалась замороженной? – спросила я.

 

– По существу, да. Я не очень понимаю, в чем была проблема – я сам работал на административной должности и с оборудованием не связывался.

 

Из кустов, крадучись, выскальзывали коты и шли вереницей позади Тибальта. Решив не обращать на них внимания, я сказала:

 

– Кто‑то мог придумать другой вариант процесса.

 

– Это возможно.

 

– Юи вызвалась бы добровольно проверить его на себе?

 

– Абсолютно исключено. Пусть даже группа разработчиков, включая Юи, оказалась причиной смерти Барбары, Юи не согласилась бы тестировать на себе то, что уже убило одного.

 

– В чем состояло участие Терри?

 

– Она работала вместе с Джен над программным обеспечением. Гордан создавала совместимость с «железом».

 

– Именно Гордан определяла, как подключать компьютер к человеку?

 

– Да, она.

 

– Понятно. – Детали паззла складывались в рисунок. Он мне не нравился, но никакого другого просто не было. – И главные проблемы возникли именно в этой области, верно?

 

– Верно. – Эллиот застыл и уставился на меня. – Ох, зубы Оберона…

 

Я покосилась на Тибальта, пытаясь понять, что он думает. Лицо его было совершенно бесстрастно, но глаза впились в Эллиота. И все‑таки я рискнула уточнить:

 

– Сначала вы пробовали на кошках, не так ли? Они все помнят. Идеальный вариант.

 

– Я знал, что план использовать кошек в качестве подопытных животных существовал, но я в нем не участвовал.

 

– Да, конечно, но если спросить кошек, то окажется, что те, кто отправлялся на «опыты», назад уже не вернулись.

 

Эллиот нервно облизнул губы.

 

– Барбара очень расстроилась.

 

И Тибальт тоже. Плечи у него затвердели, в воздухе послышался запах мускуса и болотной мяты. Я протянула руку и сжала ему запястье, не отводя в то же время глаз от Эллиота.

 

– И ты ни разу даже не спросил?

 

– Я… мне не казалось, что это так уж…

 

– Ты знал, что половина кошек в любой свите кейт ши – подменыши?

 

– Нет, я этого… я никогда не… – До Эллиота, похоже, дошло, что он ступает по тонкому льду, пусть даже сам не понимает, как там оказался. – Барбара никогда об этом не говорила…

 

– Вы нарушили закон Оберона, знали вы об этом или нет, – сказала я, затем взглянула на Тибальта и спросила: – Двор кошек будет требовать возмездия?

 

– Посмотрим, – ответил тот на удивление ровным голосом.

 

Я отпустила его запястье.

 

– Ладно. Эллиот, веди дальше. Нам нужно попасть внутрь.

 

– Мы делали это ради всех фейри, – начал Эллиот, снова двинувшись с места.

 

– Тебе это поможет крепче спать по ночам? – спросил Тибальт.

 

Я не винила его за гнев. Сама ощущала то же самое.

 

– Что было после того, как вы выяснили, в чем проблема?

 

– Мы собирались переделать физический интерфейс, – ответил Эллиот тихо. В поле зрения наконец‑то показалась дверь, и я еле удержалась, чтобы не рвануть к ней бегом.

 

– За проект по‑прежнему отвечала Гордан?

 

– Это планировалось пересмотреть.

 

– Она знала? – Эллиот кивнул. – Смерти начались именно тогда? – Он кивнул снова. – Записывающее устройство всегда подсоединяется к горлу и запястьям?

 

Если он сейчас ответит «да», клянусь, я его задушу.

 

– Нет. – Он открыл дверь. За ней открывался знакомый коридор к столовой. – Такие раны – это что‑то новое.

 

– Ты ведь понимаешь, что это Гордан? – спросила я, пока мы медленно шли по коридору.

 

– Да, понимаю, – Он вздохнул. – Просто не хочу этому верить.

 

– Ты знал все это время? Хотя бы подозревал? – я была в такой ярости, что даже не кричала. Тихо, ровно и спокойно я задала вопрос: – Тебе что, совершенно все равно?

 

– Взгляни на тела Юи и Джен и спроси меня, все равно ли мне, – устало ответил Эллиот. – Мы допустили ошибки и все испортили. Но мы были здесь по собственной воле и эти ошибки сделали сами. Все, кого я люблю, мертвы. Этого довольно? Или мне пасть ниц?

 

– Этого довольно, – произнес Тибальт мрачно, словно судья, выносящий приговор. Люди Укрощенной Молнии причинили зло его народу, и он, король кошек, в определенном смысле действительно вершил сейчас суд.

 

Эллиот посмотрел ему в глаза и кивнул, принимая приговор.

 

– Мы почти пришли, – сказал он.

 

– Хорошо. Я… – Я поскользнулась на чем‑то мокром и чуть не упала, но успела уцепиться за Тибальта. Посмотрев под ноги, я похолодела.

 

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Эллиот.

 

– Нет, – ответил ему Тибальт. – Она себя чувствует совсем не хорошо.

 

Кровь, на которой я поскользнулась, была еще совсем свежая – влажная, красная. Ее было не много, к тому же я совершенно этого не ожидала и потому не уловила запах заранее. Теперь, своим особым чутьем, я ощущала ее везде, не чувствуя больше ничего, кроме нее.

 

Я выпустила Тибальта и с энергией, которой в себе не подозревала, рванула по коридору, ведущему к комнате отдыха. Головокружение вступило в короткую схватку с паникой, пытаясь вернуть себе контроль над моими действиями, но паника взяла верх, подгоняя бежать еще быстрее. Я убедила себя, что Коннор с Квентином будут в безопасности там, где я их оставила… но здесь есть убийца, не пощадившая свою лучшую подругу, и ее сообщница, умеющая проходить сквозь стены. Я просто дура. Теперь я могла только надеяться, что еще не слишком поздно.

 

Порой надежда – самая жестокая шутка.

 

Глава 31

 

Дверь в комнату отдыха была распахнута. Вывернув из‑за последнего угла, я остановилась, затем медленным шагом двинулась вперед. Подобное ощущение бывает в сновидениях. Но оно исчезло, стоило мне осознать, что вокруг много крови и что в центре комнаты лежит нечто, формой напоминающее торпеду. Квентина нигде не было.

 

– Коннор! – воскликнула я и, едва не растянувшись, упала на колени рядом с лежащим на полу тюленем. – Пожалуйста, не умирай, не умирай, ну же, детка, не умирай… – Я шарила по липкому от крови меху, пытаясь нащупать пульс. – Да где, блядь, у тюленей пульс?

 

– Он не умер. – В дверном проеме стоял Тибальт и разглядывал забрызгавшую стены и пол кровь с лицом человека, изучающего меню в местной забегаловке.

 

– Откуда ты знаешь?

 

– Он не пахнет как мертвый.

 

Пришлось удовлетвориться хотя бы этим. Я встала, вытерла руки о джинсы и оглядела комнату. Все это время я не давала себе осознать по‑настоящему, что Квентин с Коннором в опасности, предпочитая верить, что это просто у меня самой, как обычно, паника и паранойя, а вообще‑то все будет хорошо. Не всегда получаешь то, что хочешь.

 

– Он превратился в тюленя, когда его ранили, – услышала я собственный далекий голос. – Возможно, из‑за шока. Он инициирует у селки непроизвольную смену формы.

 

– Например, если использовать что‑то вроде этого? – Тибальт поднял какой‑то предмет и показал мне.

 

Электрошокер.

 

– Вполне подходит, – согласилась я. Я подошла к футону и провела по нему пальцами. Кровь была еще теплой и липкой. Мы опять опоздали совсем чуть‑чуть.

 

Квентин не гиан канна, в нем нет ничего особенного, что помогло бы мне его спасти. Он умрет, как все остальные. Как Дэйр. Мне придется хоронить еще одного. Мне придется…

 

Чтобы оборвать цепочку мыслей, прежде чем она приведет к неизбежному выводу, я облизала пальцы и была вознаграждена короткой, размытой вспышкой темноты и тишины, а затем память крови мигнула и погасла. О, хвала Маб. Когда Коннор терял эту кровь, он был без сознания, но жив. Пока жив. Сейчас он просто спит.

 

– Тоби? – В дверях стоял бледный как полотно Эллиот. – Что здесь произошло? Где Квентин?

 

– Его забрала Гордан. – Я наконец‑то разглядела на полу след из кровавых капель и размазанных полос. Реальной крови здесь было только половина. Остальное – потенциально возможная кровь, призрачная кровь, видимая мне благодаря унаследованной от матери магии. Я могу отыскать Квентина, пока из него течет кровь. Я могу его отыскать.

 

– Коннора она тоже приложила. Довольно серьезно, – пояснила я Эллиоту.

 

– Что мы можем сделать?

 

– Идем. – Я посмотрела на Эллиота в упор. – Идем, потому что нет времени ждать. Тибальт, не мог бы ты….

 

– Я буду его охранять. У меня должно получиться вытянуть его обратно в человеческую форму.

 

– Хорошо. – Я направилась вслед за Эллиотом к выходу в коридор, но тут Тибальт поймал меня за руку, и я развернулась к нему. – Что?

 

– Будь осторожна, – произнес он, понизив голос. Он вгляделся в мое лицо и наконец со вздохом выпустил руку. – Я сберегу тюленьего мальчика. Иди. Найди виновника.

 

Я кивнула и вышла в коридор. Меня вел кровавый след, а Эллиота вела я. Не отрывая глаз от пола, я проделала путь через холм и вышла на лужайку.

 

За то время, пока мы были внутри, здесь, похоже, собрались все кошки Укрощенной Молнии. Полосатые мордочки выглядывали из‑за углов, пятнистые тела покрывали столы для пикников – и все кошки увязывались за нами следом. Я их игнорировала. Они здесь потому, что их предала одна из так редких у них королев, и потому, что они ее потеряли. Они желают мести. И, что более важно, желают знать, что правосудие свершилось.

 

Дул легкий ветерок, но чувствовать запах крови он мне не мешал. Я остановилась и попробовала воздух на вкус, чтобы убедиться, что ветер не сместил направление следа.

 

– Идем. Нам сюда. – Я взяла Эллиота за руку.

 

– Кошки…

 

– Пусть тоже идут, – ответила я, открывая входную дверь. – У них столько же прав на что, чтобы увидеть, как все закончится, сколько и у нас.

 

А если мы потерпим поражение, они расскажут о произошедшем Тибальту. Он за меня отомстит. Я на это надеялась. Лампы над лабиринтом рабочих кабинок были выключены, но они мне были и не нужны – кровавый след вел меня, сияя ярко и четко даже в темноте. Я положила руку Эллиоту на плечо, давая знак не шуметь. Гордан где‑то рядом, а из всех рас у коблинау самое лучшее ночное зрение. Сама я, пока глаза не привыкнут, не вижу практически ничего, и сейчас это поставило нас в невыгодное положение.

 

– Где выключатель? – прошептала я.

 

Если удастся включить яркий свет, ночное зрение Гордан обернется против нее.

 

– На противоположной стороне, – шепотом отозвался Эллиот.

 

Жаль, хорошая была идея.

 

– Пойдем медленно и тихо, – сказала я и шагнула за дверь. Эллиот последовал за мной, и я поморщилась, услышав, каким эхом отдается звук его шагов. Я не умею красться так же бесшумно, как, скажем, Тибальт, но кое‑какой опыт у меня все же есть. У Эллиота же он явно отсутствует.

 

– Тише ты! – прошипела я ему.

 

– Я…

 

Сверкнула вспышка, и где‑то впереди нас раздался выстрел. Я толкнула Эллиота назад и нырнула на пол. Новой боли к уже имеющейся не добавилось: Гордан промахнулась. Но в следующий раз уже вряд ли промажет.

 

– Закрой себе рот! – проорал Эллиот.

 

В воздухе поднялся жгучий, тяжелый запах щелока. Я зажала рот и нос и закрыла глаза, успев как раз вовремя: поверх меня прокатилась волна горячей мыльной воды. Подхваченные потопом кошки завыли. Это не была простая чистка паром – воды было столько, что меня приподняло над полом. Содрогнувшись, я зажмурилась еще крепче, убеждая себя, что не плыву, вовсе не плыву. Не обращая больше ни на что внимания, я старалась справиться с приступом паники. Я не люблю воду. Я даже ванну не принимаю – только душ, где вода не поднимается выше щиколоток и нет никакой опасности в нее погрузиться. Но сейчас меня затопила вызванная магией волна, и я не могла ни управлять ею, ни спастись от нее. Оставалось лишь надеяться, что Эллиот знает, что делает, и не планирует утопить нас обоих.

 

Вода вздыбилась и опала. Я осталась лежать, промокшая насквозь. На этот раз магия Эллиота до стадии сушки не дошла. Тяжело дыша, я приподняла голову и повернулась к нему. Он, все еще с поднятыми руками, вглядывался вдаль.

 

– Эллиот… – позвала я его.

 

– Я достал ее? – спросил он. По его прежде белоснежной рубашке расплывалось темное пятно. Значит, Гордан все‑таки не промахнулась.

 

– Да, достал, – сказала я.

 

– Вот и славно, – произнес он с улыбкой, а затем покачнулся и начал падать. Я бросилась подхватить его, но остановилась, услышав шаги по мосткам над нашими головами. Гордан все еще на свободе.

 

Эллиот истекал кровью и нуждался в медицинской помощи. Но я не могла ни вызвать «скорую» в холм фейри, ни вытащить Эллиота наружу, даже если бы при этом не пришлось объясняться, откуда у него огнестрельное ранение. Благодаря отогнавшему Гордан потопу, есть шанс, что вода попала в ее пистолет и повредила спусковой механизм. Глупо надеяться, конечно. Но больше рассчитывать не на что.

 

Кошки запрыгнули на картотечные шкафы и выли там. Под прикрытием этой какофонии я подбежала к лестнице на дальней стене и начала карабкаться вверх. Часть кошек замолкла, наблюдая за мной. Пойти следом они не могли, но они все увидят. Меня странно утешало, что то, что случится дальше, не останется в неизвестности. Кошки станут свидетелями, и они расскажут Тибальту.

 

Намокшая одежда мешала лезть вверх, но, когда колени уже готовы были отказать, лестница кончилась, и я ступила на мостки. Кроссовки хлюпали. Впереди, сразу за поворотом, послышались шаги. Я метнулась туда одним диким скачком.

 

– Не двигаться…

 

Над телом Квентина стояла Эйприл. Она посмотрела на меня через плечо расширенными, полными печали глазами.

 

– …с места, – закончила я.

 

– Прости меня, – прошептала она и исчезла.

 

Что‑то твердое уперлось мне в поясницу.

 

– Может, пистолет испорчен, а может, нет, – жизнерадостно произнесла Гордан. – А теперь подними руки так, чтобы я их видела. Я бы сказала, что будет не больно, но мы обе знаем, что это была бы ложь.

 

Проклятье.

 

Глава 32

 

– Зря ты сюда полезла. Я бы и сама прекрасно о нем позаботилась, – произнесла Гордан. – Шагай вперед, пока не упрешься в стену, потом повернись и прижмись к ней лопатками. Держи руки подальше от этого своего ножа. Он тебе все равно не поможет.

 

– Зачем ты все это делаешь? – спросила я, двигаясь вперед, как было велено.

 

Нельзя полагаться на то, что пистолет поврежден водой, а без этого невозможно освободить Квентина так, чтобы нам с ним обоим остаться в живых. Придется подыгрывать Гордан и надеяться на шанс поменяться ролями.

 

– Мне будет нужно дотянуться до твоих запястий, но, боюсь, что без должного стимула тебе нельзя довериться в том, что ты будешь стоять спокойно. Твой красивый мальчик нужен именно для этого. – Гордан вздохнула. – По правде сказать, я б тебе вообще ничего не рискнула доверить. Ты не умеешь следовать указаниям.

 

Я дошла до стены и повернулась, украдкой взглянув на Квентина. Он дышал. Скрыв облегчение, я посмотрела на Гордан. Та расслабленно улыбалась, напряжение последних дней растаяло, словно никогда не существовало. Если бы пистолет был сейчас у меня, я бы тоже так себя чувствовала.

 

– Вот так‑то лучше, – сказала Гордан. – Рада видеть, что ты готова к сотрудничеству. Если ты получишь телесные повреждения до начала процесса, это испортит данные.

 

– Если мы нужны неповрежденными, разве данные уже не испорчены?

 

– Меня это и в самом деле слегка беспокоит. А ты всегда так рвешься, чтобы тебя прикончили? – Она покачала головой. – Я уже начинала бояться, что ты просто не дотянешь до того момента, когда у меня дойдут до тебя руки.

 

– Ты же сама и пыталась нас прикончить, – огрызнулась я.

 

– Несущественные подробности. Это был случайный каприз. – Гордан помахала рукой, не отводя прицела от моей груди. – Не хотела, чтобы ты вызвала своего хозяина с его сворой, я и так изрядно потрудилась, чтобы держать его в неведении о том, что здесь происходит. У Эйприл на удивление получается говорить голосом твоего сеньора, как считаешь?

 

– Ах ты маленькая…

 

Гордан невозмутимо улыбнулась.

 

– Признаю, уговорить ее было нелегко. Эта дурочка не понимала, что это было необходимо для нашего проекта. Но желаемый эффект возымело все равно, потому что ты хотя и непослушная, зато предсказуемая. Насчет моей работы не беспокойся, тебя со всеми твоими ранами я использовать все равно смогу. Интересно проверить, что будет, если товар изначально попорчен.

 

– Что ты собираешься делать?

 

Вариантов у меня было мало. Здесь некуда спрятаться, нечем швырнуть в Гордан. Если выберу нож, то мы быстро выясним, исправен ее пистолет или нет. Она наверняка на это и рассчитывает. Вдоль мостков на уровне пояса шли перила, прерывались они только там, где были лестницы. Даже если пистолет не сработает, а мне удастся обогнать Гордан, спустить Квентина вниз все равно не получится.

 

– Это просто. – В ее глазах было глубокое, непреодолимое безумие. Оно было там все время, просто раньше я принимала его за горе. Сама виновата. – Эйприл пошла за оборудованием. Ты еще спасибо скажешь. Тебе предстоит грандиозное приключение!

 

– Последнее из всех, – сказала я.

 

Эллиот истекает кровью на полу, Тибальт присматривает за Коннором, Терри не придет в себя еще Оберон знает сколько времени – никто нас не отыщет, пока уже не будет слишком поздно. Гордан сумеет убить нас обоих и скрыться в целости и сохранности. Победа будет за ней.

 

– Шанс, что ты при этом выживешь, невелик, но он есть. Мы сильно продвинулись! Каждая неудача – шаг к успеху!

 

– Ты называешь неудачами убийства людей!

 

– Грустно, правда? Но они необходимы! Мы приносим жертвы ради большего блага!

 

– И Барбару вы тоже принесли в жертву?

 

Маниакальный энтузиазм в голосе Гордан на мгновение померк, выдавая стоящий за ним гнев.

 

– Это был несчастный случай, – прошипела она, крепче сжимая палец на курке.

 

У меня есть несколько основных правил по обращению с огнестрельным оружием. Первое: не позволяй иметь его никому, кроме себя. Второе: если кто‑то, невзирая на п. 1, все‑таки вооружен, не дразни его. Я подняла руки и примирительно произнесла:

 

– Да‑да, я тоже так думаю.

 

– Я не знала, что это ее убьет! Думала, что уже пофиксила все проблемы, а она ведь еще так расстраивалась из‑за кошек. Собиралась требовать, чтобы мы прекратили вообще весь проект, и… и…

 

– И вы решили, что нужно ей показать, что на самом деле все отлично получается.

 

– Да, – ответила Гордан отчаянно. Именно в этом положительный момент безумия: злодей убьет вас на месте, а сумасшедший примется убеждать в своей правоте. – Я бы сделала это всего один последний раз, сделала бы правильно – и тогда она бы поняла. Работа была бы завершена, мы могли бы ее обнародовать, и все стало бы… лучше.

 

– Но что‑то пошло не так. – Гордан промолчала, и я хмуро спросила: – Значит, ты так и не смогла выяснить, в чем была проблема?

 

– Я выясню!

 

– Да, конечно.

 

Гордан потрясла головой, словно пытаясь помочь ей проясниться, а затем улыбнулась.

 

– Да, я сделаю это, благодаря тебе и твоему аристократическому мальчику. Каждая крупица данных полезна. Если ты выживешь, то все мне расскажешь, а если умрешь, то твоя смерть послужит спасению остальных фейри. Гордись. Вас будут помнить как первопроходцев нашего дивного нового мира.

 

– Жертв всегда так и помнят.

 

– Если тебе неприятно считать себя и его жертвами, воображай, что вы, допустим… исследователи, отважившиеся заплыть за край земли. Больно будет всего секунду. Как только включим ток, вы уже больше ничего не почувствуете. Двигаться тоже не сможете.

 

Это объясняло, почему никто из жертв не оказывал сопротивления. С помощью Эйприл нацепить на них устройство, щелкнуть выключателем, и они были обездвижены вплоть до момента смерти. Эйприл не помогала убивать Джен, поэтому подловить ту не удалось.

 

– Гордан, отпусти Квентина, – сказала я. – Он тут совершенно ни при чем.

 

– Если бы ты отослала его, когда я советовала тебе это сделать, я, может, и отпустила бы, но теперь уже поздно. – Она оглянулась через плечо. – С минуты на минуту здесь будет Эйприл. Приятно иметь ассистента, который не понимает, что пространство линейно. Она такая полезная.

 

Я принялась дюйм за дюймом отодвигаться от стены. Гордан мгновенно развернулась ко мне и улыбнулась с легкой укоризной.

 

– Ну‑ка, чур, не жульничать.

 

– Ты используешь ее, – сказала я, приваливаясь обратно к стене.

 

– Кого, Эйприл? Я ее не использовала. Она сама вызвалась.

 

– Она понимала, что делает?

 

– Точнее, что мы делаем? Конечно, понимала. Она понимала, что мы помогаем другим стать такой, как она. Ей, конечно, было непонятно, почему они после выключения не возвращаются обратно, но это не имело значения. Она все равно согласилась.

 

– Для меня это имеет значение.

 

– Отнюдь. Никто не придет тебя спасать. Я убью и тебя, и мальчика, а потом мы прикончим твоего бродячего кота с тюленем. Не волнуйся, я расскажу твоему сеньору, что ты умерла как герой. Так печально. Выживем только мы с Эйприл и будем ужасно горевать… но работу свою продолжим. – Она огляделась по сторонам. – Да где же она? Эйприл! – От стен отразилось эхо ее крика. – Вот глупая девчонка.

 

Я понимала, что подмога не придет, и мне оставалось только тянуть время.

 

– Я только одно не понимаю, как ты убила Питера. Генераторы были…

 

– Кнопки аварийной сигнализации можно использовать в разных целях. – Улыбка Гордан стала шире. – Эйприл его подключила, я нажала на кнопку и вырубила электричество. Мгновенное алиби. За мной он так доверчиво ни за что не пошел бы.

 

– А Джен? Она, получается, не знала, чем вы занимаетесь.

 

– Она рано или поздно догадалась бы. Или ты. Она собиралась рассказать тебе.

 

– Значит, ее ты убила, чтобы обезопасить себя. Почему не так, как остальных? Разве то, что ты ее искромсала, не повредило данные?

 

Гордан сузила глаза.

 

– Ты мне пытаешься зубы заговаривать? Это ничего тебе не даст. Все кончено. Вы оба – часть проекта, хотите вы того или нет.

 

– Ты права, все кончено. Они все ушли навсегда. Ты убила их.

 

Она убивала тех, кто разделял ее мечту, кто помог бы достичь цели, если бы Гордан была терпеливее. Никому из них не нужно было умирать – вообще никому и никогда нельзя умирать за такое – но вряд ли безумие даст ей это увидеть. Она зашла слишком далеко.

 

Встряхнув головой, Гордан зарычала:

 

– Ты не понимаешь! Мы старались спасти их! Я собиралась их всех спасти!

 

– Ты знала, что этот процесс приводит к смерти. После Барбары ты уже должна была это знать.

 

Она мерила меня злобным взглядом, который вновь наполнялся безумием.

 

– Ты для них ничто, ты это понимаешь? – выкрикнула она. – Ничто… проклятье, да меньше, чем ничто. У людей есть огонь и железо, а у подменышей? У нас ни того, ни другого… ни силы. Мы для них орудия. И у тебя хватает наглости удивляться, почему я их убила? Я бы еще поняла, если бы он это спросил. – Рукой, в которой был зажат пистолет, она указала на Квентина, и на один ужасный момент я испугалась, что она выстрелит. – Но от тебя я подобного не ожидала.

 

– Я не понимаю.

 

Я лгала, но она вряд ли различит ложь – я хорошо умею скрывать такие вещи. Она балансировала на грани рассудка, и я боялась, что если это равновесие нарушится, то она заберет Квентина с собой во тьму. Я не могла позволить этому случиться. Необходимо было отвлечь ее.

 

– Внутри кристалла мы все были бы одинаковыми! Больше не было бы ни границ, ни различий! Мы все могли бы быть теми, кем нам предназначено стать!

 

– Неподвижными. Мертвыми. Не меняющимися. – Я покачала головой, не заботясь о том, какую чушь несу. У нее пистолет, а Квентин без сознания; я должна защищать нас обоих, и слова на данный момент – мое единственное оружие. – Это не жизнь. Это просто программирование.

 

– Это лучший шанс, какой есть у фейри – у всех нас. Тебе чистокровки так промыли мозги своей ложью, что ты уже не видишь правды? Ты забыла, как они тебя называют? – Ее голос стал выше, пронзительнее, в нем послышались издевательские нотки. Боль была ее собственной, а издевательство – заимствованным. – Полукровка. Нечистокровка. Дворняга. Ты забыла, как они раз за разом ранят тебя, и им при этом плевать?

 

В ее глазах блестели слезы, она была слишком увлечена своей тирадой, чтобы их прятать.

 

– Я никогда не забуду, кто я есть, – ответила я мягко. – Но я умею прощать.

 

– Ты принадлежишь им как вещь! Ты одна из их псов! Чистокровки отдают приказ – и ты идешь его выполнять. И, отправляясь на смерть, еще и нянчишься с их детками! – Она рассмеялась. – Мы все знаем – узнали, когда выясняли, как не дать тебе все разрушить. Сильвестр показывает пальцем, и ты бежишь. Собачонка. Тупая дворняжка.

 

Она старалась причинить мне боль этими словами, но меня словами ранить сложно. Все это я слышала и раньше.

 

– Я принадлежу ему, а он – мне. Хорошо это или плохо, но мы все принадлежим нашим семьям. Поэтому не убиваем друг друга. – Между нами было всего несколько футов. Если разговор продолжит ее отвлекать, у меня может получиться. – Если я чей‑то пес, то потому, что хочу им быть, ведь эти люди моя семья.

 

– Тогда почему они не остались со мной? – Гордан держала пистолет уже не так крепко. Истерика мешала ей сосредоточиться. Это не сделает ее менее опасной – наоборот, вполне может обернуться так, что будет еще хуже. Безумие непредсказуемо. – Если вот что такое – семья, тогда почему моя не осталась со мной?!

 

– Я не знаю, Гордан. Если бы знала, то сказала бы.

 

– Они не слушали! – Гордан затерялась в своей собственной боли, наши с ней миры окончательно перестали пересекаться. – Они никогда не слушали! Ни моя мать, ни Барбара, никто! Они были чистокровные, а я нет, недостаточно хороша для них, чтобы прислушиваться ко мне! Глупцы!

 

– Почему они тебя не слушали? – спросила я, едва заметно продвигаясь вперед. Еще немного, и я смогу до нее дотянуться.

 

Гордан не замечала.

 

– Они думали, что раз они чистокровки, то во всем разбираются лучше меня, – горько произнесла она. – Что бы мы ни делали, сколько пользы бы ни приносили народу фейри, они никогда не признают нас. Ты‑то это должна понимать. Это не моя вина, что папа от нас ушел. Это не моя вина, что я родилась такой, какая есть. Тогда почему они обвиняют в этом меня?

 

Забытый пистолет повис в ее руках. Лучшего шанса мне могло не представиться. Если начать действовать сейчас, то, может быть, я сумею столкнуть Гордан с края раньше, чем она выстрелит в Квентина, пусть даже меня при этом застрелить она успеет. То, что он попал в эту передрягу, с самого начала моя вина. Я обязана пойти на что угодно, но вытащить его отсюда живым.

 

Бросившись вперед, я выхватила у Гордан пистолет. Однако это движение развернуло нас обеих так, что теперь уже она стояла спиной к стене, а мне хватило бы одного маленького толчка, чтобы полететь вниз, к Эллиоту.

 

Завопив, Гордан ударила меня ладонью по щеке.

 

– Сука! Как ты не понимаешь? С тобой они поступают точно так же! – Ее ярость была почти физически ощутима, а в воздухе плескался запах горящей нефти – запах магии Гордан. Неудивительно, что я не сумела проследить заклинание, взорвавшее мою машину. – Они никогда не позволят тебе стать чем‑то большим, чем домашний зверек! Ты их собака, тупая, нечистокровная собака!

 

– Мне плевать, – сказала я. – Я себе нравлюсь такой, какая я есть.

 

Я нарочно провоцировала ее с целью отвлечь, и, кажется, это действовало. В сторону Квентина она не смотрела совершенно.

 

Гордан бросилась на меня, и я отпрянула, ударившись левым локтем о перила. Руку прошила боль, да так, что я вскрикнула.

 

– Когда ты перестанешь быть им нужной, они убьют тебя точно так же, как всех остальных! – На этот раз я не успела увернуться, когда Гордан сделала еще один рывок, и ее руки сомкнулись у меня на горле. Она сдавила их, крича: – Они убивают все, к чему прикасаются! Все!

 

Я молотила по ней кулаками, внезапно осознав, насколько сейчас бесполезен пистолет в моей руке. Не было возможности ни прицелиться, ни сосредоточиться, и я не знала, взведен ли затвор; если я сейчас попытаюсь выстрелить, то могу снести собственную голову. Я не могла даже сориентироваться, чтобы ударить Гордан по затылку ее же оружием, хотя это было бы здорово. Пришлось взамен впечатать ей коленом в живот. К сожалению, желаемого эффекта это не возымело: хватка на моем горле только усилилась.

 

– Неужели тебе всегда было все равно? – спросила она с вновь обретенным спокойствием. Она понимала, что побеждает. – Хотя ты знала, что ничтожнее их, что твоя смерть их не огорчит? Всегда найдется другой подменыш. Ты ничего не стоишь.

 

Перед глазами, затуманивая зрение, мелькали черные пятна, а кулаки били все слабее и слабее. Удушье очень похоже на ощущения утопающего. Не рекомендую ни то, ни другое. Собрав последние силы, я прошептала:

 

– Кто бы… говорил.

 

Это лишь сильнее ее разозлило. Она убрала одну руку с моего горла и снова отвесила пощечину. Меня это не волновало – я была слишком занята тем, чтобы наполнить воздухом горящие от боли легкие.

 

– Знаешь, почему на самом деле я разделалась с ней таким способом? – спросила Гордан. – Я не создавала для нее бэкап, вот почему. Даже если другие вернутся, то она уж точно ушла навсегда, чего бы вы, умники, ни делали. Ну, каково это для вас, псов? Каково, я спрашиваю? Мы уничтожили одного из хозяев псарни!

 

– Но только одного… – прошептала я.

 

– Не важно. Я буду убивать столько, сколько потребуется. – Она вновь ударила меня по щеке так, что моя голова мотнулась в сторону. – Почему ты, а не я? Почему они хотят тебя? Моя кровь чище твоей! Почему ты их комнатная собачка, а меня держат в конуре? Почему?

 

– Я не знаю, – сказала я. Ее руки снова сжали мне горло, и черные пятна прихлынули обратно.

 

– Ненавижу тебя! – завопила Гордан. Я, обвиснув на ее руках, закрыла глаза и приготовилась к смерти.

 

Снова открыть глаза меня заставил звук трескающегося дерева. Гордан ослабила хватку и развернулась в сторону, откуда он донесся. За ее спиной стояла Эйприл, держа двумя руками остатки складного стула. Я впервые видела ее настолько полно материализованной, и лицо ее уже не было, как прежде, бледной копией человеческой мимики. Взгляд ее был глубоким, усталым и очень настоящим.

 

– Отпусти ее, Гордан, – произнесла она.

 

– Возвращайся в свой компьютер, – ответила та. – Это тебя не касается.

 

– Ты причинила зло маме, – с каким‑то озадаченным выражением сказала Эйприл. – Ты говорила, что она вернется, и все остальные тоже. А теперь ты говоришь, что она не вернется никогда, и я думаю, что это правда. Почему ты мне лгала?

 

– Возвращайся к себе, Эйприл!

 

– Ты убила мою мать! – Эйприл снова опустила стул на спину Гордан, да так, что тот разбился. Гордан выпустила меня и набросилась на Эйприл. Я кое‑как побрела по мосткам и остановилась, чтоб перевести дыхание, только когда очутилась вне досягаемости. Пистолет все еще был у меня – Гордан, кажется, забыла об этом факте.

 

– Даже не пытайся идти против меня, Эйприл, – сообщила Гордан, а затем вырвала остатки стула из рук дриады и, ухватив ее за волосы, отшвырнула. Эйприл взвизгнула и, впечатавшись в стену рядом с тем местом, где лежал Квентин, сползла по ней и застыла в изломанной позе. Дыхания заметно не было, но это меня не беспокоило: удар был не настолько силен, а того, что она дышит, я и раньше не видела.

 

Пока я смотрела на Эйприл, Гордан обернулась. Я не заметила ее движения, как она уже навалилась на меня, пытаясь отобрать пистолет. Не успев ничего сообразить, я машинально толкнула ее изо всех сил. Она покачнулась, теряя равновесие, и сделала шаг в сторону просвета в перилах мостков.

 

– Осторожнее! – закричала я.

 

Предупреждение ее, кажется, удивило. Она сделала неверный шаг еще на шесть дюймов назад, и ее каблуки соскользнули с мостков. Гордан закачалась на краю, оглянулась и побледнела, осознав, как высоко отсюда падать. Я отбросила пистолет и бросилась к ней, протягивая руки.

 

– Гордан, скорее! Хватайся за меня!

 

Выбор был тяжел, а делать его пришлось мгновенно. И все же выбор был. В правосудии бессмертных нет ни доброты, ни милосердия. Мы обе понимали, что смертной казни для Гордан не будет. Смерть слишком чужда волшебному народу, он убивает преступников, только если оказывается вынужден к этому. Если я спасу ее, то она предстанет перед судом фейри и будет осуждена по законам бессмертных… навечно.

 

Гордан, конечно, тоже видела оба варианта и, положив на одну чашу весов бесконечность наказания, а на другую мгновение боли, выбрала смерть. Победила ее человеческая часть. Гордан перестала размахивать руками, уже не пытаясь удержать равновесие. Я увидела, что она приняла решение, но все равно рванулась, пытаясь поймать ее за руку, и на долю секунды я почти дотянулась. Я сжала пальцы… и они схватили пустоту.

 

Она падала молча, глаза были открыты до самого конца. Я отвернулась, чтобы не видеть, как она ударится о бетон. Это не помогло. Пусть я не увидела падения, но все равно услышала его. Сама Гордан не издала ни звука – за нее это сделала сила тяжести, а наступившая тишина сказала мне, что удар о землю оказался смертельным.

 

Я устало опустилась на колени рядом с Квентином и взяла его за запястье. Пульс был слабый, но ровный – не исключено, что Квентин до сих пор даже не понял, что он уже давно не в комнате отдыха. Я подняла голову и крикнула:

 

– Эллиот! Ты меня слышишь?

 

Ответа снизу не последовало. Я поморщилась, затем протянула руку Эйприл, сказав:

 

– Все закончилось. Теперь можешь встать.

 

Она подняла голову.

 

– А теперь все наладится?

 

– Нет. Мне жаль, но нет.

 

– А Квентин останется в сети?

 

– Надеюсь, останется, и Эллиот тоже.

 

Все было кончено. Если Эллиот жив, целители Сильвестра залатают его так, что будет как новенький. С ним и с Квентином все будет в порядке. Интересно, останутся ли у них шрамы, или же о произошедшем будут напоминать лишь те шрамы, что внутри.

 

Эйприл медленно поднялась и спросила:

 

– Мама теперь вернется в онлайн?

 

Нет таких слов, чтобы можно было ответить на это. Я подхватила Квентина на руки и молча поднялась, надеясь, что она поймет сама.

 

– О… – произнесла она наконец и опустила глаза. Что‑то в ней изменилось, где‑то глубоко внутри, а не только прежде не характерные внешние эмоции. Она казалась, за неимением лучшего термина, настоящей.

 

– Где она теперь?

 

Как объяснить, что такое душа, той, чье бессмертие создается электронами и проводами? Никак. И поэтому я сказала правду:

 

– Я не знаю.

 

– Она не вернется? Больше никогда?

 

– Нет, Эйприл, не вернется. Больше никогда.

 

– О… – Она исчезла, и воздух заполнил то место, которое она занимала. Затем она появилась вновь: – Гордан покинула сеть. Эллиот – нет. Пока Гордан ждала меня, я перевязала его раны, чтобы остановить кровотечение, – добавила она почти застенчиво. – Это было правильно?

 

– Это было просто отлично, – откликнулась я. Получить подтверждение насчет Гордан было необходимо, но все равно неприятно. Смерть никогда не бывает ни красивой, ни справедливой – мир фейри не был рожден для смерти, и его дети тоже.

 

– Хорошо, – сказала Эйприл, а потом взглянула на меня широко распахнутыми глазами. – Кто теперь будет заботиться обо мне?

 

– Тебе придется самой заботиться о себе.

 

– А я сумею?

 

– Вряд ли у тебя есть выбор.

 

– О… – пробормотала она, потом тихо спросила: – Пока оборудование Гордан еще не забрали… можно, мы притворимся, как будто ты обо мне заботишься?

 

– Да, можно, – сказала я с грустной улыбкой и перекинула Квентина на левую руку, чтобы протянуть Эйприл правую. Она сплела пальцы с моими – плоть ее была прохладной и чуточку нереальной, но это ничего не значило. Реальность – это то, какой ты ее создаешь.

 

Нужно было спустить Квентина вниз, а Эллиота перенести в более подходящее место. Но мы, пусть совсем недолго, стояли рядом и смотрели в темное пространство зала, и биение наших сердец смешивалось с шелестом крыльев ночных призраков.

 

Глава 33

 

А потом, когда утихло хлопанье крыльев, Эйприл повернулась ко мне и вытащила свою ладошку из моей.

 

– Как мы его отнесем вниз? – застенчиво спросила она, показав на Квентина. – И Эллиота тоже следует восстановить.

 

– Верно, – откликнулась я, испытующе ее оглядывая. Эйприл маленькая, но крепкая. – Ты можешь при телепортации переносить живых людей?

 

– Только если могу их поднять.

 

– Давай попытаемся. – Я приподняла Квентина в стоячее положение и привалила к ней. Эйприл ухитрилась, с большим трудом, удержать его, перекинув его здоровую руку себе через шею и обхватив обеими руками за торс. Туман электростатических помех окутал обоих, и они исчезли.

 

Я подбежала к краю мостков и поглядела вниз, стараясь не смотреть туда, куда упала Гордан. Эллиот казался темным пятном на полу, и видеть его таким было отчасти не легче, чем Гордан. Сбоку, рядом с дверью, появилась Эйприл с криво висящим на ней Квентином – выглядели они почти забавно. Увидев, что я гляжу на них, Эйприл помахала мне. Сморгнув слезы, которых я до сих пор даже не замечала, я помахала в ответ.

 

Вниз по лестнице я сползала добрых десять минут: придерживаться за перила левой рукой можно было только слегка, к тому же, оказывается, спуск в состоянии изнеможения труднее, чем подъем в состоянии паники. Но наконец под ногами оказался твердый пол, я кивнула Эйприл, оставляя Квентина на ее попечение, и опустилась на корточки рядом с Эллиотом.

 

Рубашка у него была насквозь пропитана кровью, пульс еле прощупывался, но все‑таки Эллиот дышал. Если сможем быстро отвезти его к целителю, то он выживет. Я подсунула руки под его туловище и, напрягая все силы, кое‑как подняла. Потом еще раз кивнула Эйприл, и мы потащили каждая свою ношу наружу, к солнечному свету.

 

Все кончилось быстро. Немного пройдя со мной по лужайке, Эйприл, пока ее силы совсем не иссякли, телепортировала себя и Квентина в комнату отдыха. Мне же пришлось тащить Эллиота пешком, а за мной единой волной следовали кошки. В ближайшем будущем они разбредутся кто куда, но в тот момент они все еще принадлежали Эй‑Эль‑Эйч. Не знаю, кто именно, Эйприл или кошки, сообщил Тибальту, что все закончилось, но он встретил меня в коридоре и перехватил из моих рук Эллиота, не произнеся при этом ни слова. И хорошо, а то я подозревала, что не смогла бы говорить, не разревевшись.

 

Людям Риордан не удалось задержать Сильвестра надолго, и он прибыл в Эй‑Эль‑Эйч примерно через час после смерти Гордан. Мы все сидели, сбившись в кучку, посреди моря кошек. Коннор очнулся и чувствовал себя достаточно сносно, чтобы отпускать язвительные замечания в адрес Тибальта. Раны Эллиота мы, как могли, обработали, ну а Квентин… ему, по крайней мере, не стало хуже. Пока продержится, а там им займется Джин. Мы покидали Эй‑Эль‑Эйч.

 

К лучшему ли, нет ли, но странная мечта Дженэри умерла вместе с Гордан. Что хуже всего, я так и не знаю, могло у них получиться или нет. Если бы у Джен было время, возможно, она сумела бы довести начатое до конца… но ее жизнь оборвалась, и мы уже никогда не узнаем этого.

 

Я ни разу не видела Джен рядом с Сильвестром, но Эйприл оказалась похожа на него настолько, что семейное сходство отрицать было невозможно. Он обнял ее. Сказал, что скорбит по ее матери и в ближайшее время предпримет меры, чтобы разъехавшиеся подданные вернулись в Укрощенную Молнию. Затем его люди перенесли раненых, включая меня, в фургон, и мы под предводительством Сильвестра тронулись в обратный путь. Никакого вторжения. Даже Риордан не сможет истолковать визит во владения погибшей племянницы как военные действия. Пока мы ехали в фургоне, я уснула, положив голову на плечо Коннора, и мне ничего не снилось.

 

Тибальт с нами не поехал, заявив, что остается, чтобы позаботиться о кошках, бывших подданных Барбары… но при этом избегал встречаться со мной глазами. То странное выражение, с которым он смотрел на меня с тех пор, как я оживила Алекса, никуда не делось, лишь притаилось. Я не знала, что чувствовать по этому поводу. Если я вообще что‑то чувствовала, то большей частью усталость.

 

В Тенистых Холмах нас ждали целители. Ко мне подошла Джин, старейшая и известнейшая из них, и я наконец‑то смогла спокойно вздохнуть. Другие забрали Коннора, Эллиота и Терри, но Джин занялась сразу мной и Квентином, причем мной в первую очередь, несмотря на мои протесты. Обстоятельства, при которых мы получили свои раны, и условия, в которых они содержались, были плохи примерно одинаково, но в моей руке заражение успело распространиться дальше, чем у Квентина. Гордан, похоже, действительно оказывала нам всю возможную медицинскую помощь – в этом был свой извращенный смысл, ведь она хотела, чтобы наши тела в момент убийства были как можно целее. Она сделала все, что могла. Просто этого не было достаточно.

 

Когда Квентин открыл глаза, я заревела и не могла остановиться. Часть меня до самого этого момента была уверена, что мы его потеряли, что заражение крови оказалось слишком сильным и он умрет, не дав мне шанс попросить у него прощения.

 

– Ни фига себе, – сообщил он, прищурившись, чтобы меня разглядеть. – Тоби, выглядишь просто кошмар.

 

Я улыбнулась сквозь слезы.

 

– А сам‑то, детка. А сам‑то.

 

Физические раны – не самое страшное. У Квентина на руке останется шрам, несколько месяцев придется поносить скобу – даже магическое целительство не способно полностью восстановить рассеченные мышцы, и если насильно не заставить Квентина поберечь руку, то он может ее нечаянно повредить – но на этом было все. Мои шрамы оказались хуже. Магия крови оставляет метки. Однако даже это пустяк, с которым я могу жить. Сердечные раны лечить придется дольше. Всем нам.

 

Я задержалась у целителей подольше, чтобы узнать, что с остальными. То, что Коннор перекинулся в тюленя, возможно, спасло ему жизнь. Гордан всадила в него две пули, но в тюленьей форме циркуляция крови у него медленнее, а когда Тибальту удалось заставить его вернуться в человеческий облик, то он сразу зашил Коннору раны. Эллиот потерял много крови, прежде чем Эйприл успела оказать ему помощь, но его тоже удалось спасти. Целители сказали, что через несколько дней ему уже можно будет вставать. Неплохо для того, кто всего пару часов назад был на пороге смерти.

 

А вот с Терри оказалось по‑другому. Когда солнце село, изменения не произошло. Джин на этот момент уже была в курсе ситуации и приказала целителям, прежде чем выносить окончательный приговор, подождать до утра. Когда солнце встанет, их ждет сюрприз, гарантирую. Уж если я кого из мертвых возвращаю – это надолго.

 

А потом меня вызвал Сильвестр, и пришлось уходить. Я вошла в тронный зал, опустилась на одно колено и принялась рассказывать обо всем. Сильвестр с Луной в молчании слушали о последних днях Дженэри, о приведших к ним событиях, о разбитых мечтах и предательстве, о невозможных надеждах на спасение мира. Много времени это не заняло. О подобном не приходится рассказывать долго. Когда я закончила, Сильвестр сказал, что я могу идти, и я вышла, не проронив больше ни слова. Я не попрощалась с Квентином. Ему будет лучше без меня. Я доехала автобусом до станции, села на ближайший поезд до Сан‑Франциско, покормила кошек, выманила Спайка из‑под кухонной мойки, позвонила Стейси, туманно сообщила ей, что со мной все в порядке, и легла спать. Потом будет время подумать обо всем – это «потом» есть всегда.

 

Но «потом» пришло и ушло, и почему‑то постоянно оказывалось, что внимания требуют другие заботы и хлопоты. Надо было оплачивать счета, относить вещи в стирку, надо было приниматься за другие расследования. Все это были маленькие, человеческие дела – пропавшие дети, беспутные мужья – ничего странного или сверхъестественного. В этот раз я вновь отреагировала на боль тем, что отвернулась от фейри, и на какое‑то время это действительно помогло. Ни смертей, ни таинственных ночных воплей, и я понемногу начинала надеяться, что снова смогу спать.

 

Лушак не явилась убивать меня, и я, выждав неделю, купила бубликов и отправилась к ней в гости. Я сказала, что разрешаю меня убить, если ей так хочется. Она рассмеялась, назвала меня идиоткой, и мы шесть часов играли в шахматы. Я все же думаю, что когда‑нибудь она меня убьет. Просто это будет не скоро. В какой‑то момент одиночество превратилось в дружбу – похоже, для нас обеих.

 

Сильвестр позвонил через месяц после того, как я ушла из тронного зала. За это время я не виделась и не разговаривала ни с кем из жителей Тенистых Холмов, даже с Квентином. Но в тот день я вернулась домой после слежки за неверной женой и обнаружила на автоответчике сообщение:

 

«Похороны состоятся в нашем поместье в Летних Землях в новолуние. Пожалуйста, приезжай».

 

Добавлять ничего не требовалось. Однажды я уже сбегала от него, но теперь всегда возвращаюсь по первому звонку. Гордан была права хотя бы в этом. Если по сути, то да, я пес Сильвестра.

 

На следующий день позвонил Квентин и напряженно поинтересовался, позволю ли я ему сопровождать меня на похороны. Я согласилась. А какой был выбор? Если он хотел меня видеть хотя бы вполовину так сильно, как мне внезапно захотелось увидеть его, отказываться было бы жестоко. Мы договорились встретиться в японском чайном саду и прогуляться пешком от владений Лили до поместья Торквилей. Войти внутрь самих Тенистых Холмов я была не готова. Пока не готова.

 

Или не буду никогда.

 

Рассвет дня похорон был ясным и красочным. Объяснив, где меня ждать, я за пять минут доехала до чайного сада. Рука Квентина лежала в перевязи, а сам он был облачен в черный дублет и штаны‑буфы, так что вид у него был, как у неизвестного истории младшего брата Гамлета. От туристов его защищало заклинание отвода глаз, поэтому необходимости в человеческой маскировке не было – если бы кто‑то сейчас на меня посмотрел, то увидел бы, что я улыбаюсь пустоте и обнимаю пустоту, а потом карабкаюсь на самый высокий в саду висячий мост. Если бы этот кто‑то смотрел очень пристально, то мог бы даже засечь момент, когда я растворилась в воздухе. Но вряд ли кто‑нибудь видел. Люди практически никогда не смотрят настолько внимательно.

 

Через задние ворота владений Лили мы вышли в Летние Земли. Великолепие бесконечного лета фейри простиралось перед нами, и я остановилась, чтобы отдышаться. Я слишком долго прожила в смертном мире, и мне нужно было время, чтобы адаптироваться. Воздух Летних Земель слишком чистый для легких, привыкших к современному загрязнению, а от непрерывно меняющегося сумеречного неба кружится голова. Я все еще люблю эти места, но они больше не мой дом, если вообще когда‑то им были.

 

Небо было цвета полированного янтаря, а холмы пестрели цветами. Я сорвала голубую маргаритку и рассмеялась, когда она разлетелась дюжиной крошечных бабочек. В Летних Землях все так и есть. Логика используется лишь ради удобства, а перемены – единственная константа, но даже это неверно, потому что Летние Земли зиждутся на том, что жизнь – наша жизнь, волшебного народа, – может длиться вечно. Это дикие, странные, постепенно умирающие земли. Они не были первым домом для моего народа. Но почти наверняка станут последним.

 

Ребенком я жила в Летних Землях. Не могу сказать, что выросла здесь, но я жила здесь ребенком, и поэтому они навсегда останутся частью меня. У них много общего со сказками про Нетландию – здесь становятся старше, но не взрослеют. Земли фейри – это мир, наполненный вечными детьми, постоянно ищущими, во что бы поиграть, и не способными понять взрослое отношение к жизни – ему мы учимся у смертных.

 

Судя по хмурой физиономии, Квентин мое легкомысленное настроение не одобрял. Он держался строго, почти так же, как тогда, когда мы впервые встретились. Он заново утратил многое из того, чего с таким трудом достиг. Я понимала причину: его невинная безмятежность была отчасти потеряна навсегда, и, хотя мне было жаль, что это произошло именно так, о самой ее утрате я не жалела. Нам всем приходится рано или поздно усвоить, что, покидая Летние Земли, мы покидаем заботливых нянек: не повзрослеешь – погибнешь. Возможно, это жестоко… но таков мир.

 

Я выпрямилась и вытерла с пальцев пыльцу.

 

? Идем. Надо поторопиться.

 

? Разумеется,? сказал Квентин и пошел за мной через поля к закрученной спиралью розовой башне. Она была похожа на те изящные башенки из сахарной ваты, про которые рассказывается в сказках, и добрались мы до нее быстрее, чем должны были, исходя из законов перспективы.

 

Сады, окружавшие башню, больше напоминали чащу из разросшегося кустарника и одичавших без ухода роз. Я провела Квентина сквозь них и остановилась у крошечной дверцы, почти незаметной за колодцем для загадывания желаний. Квентин озадаченно на нее посмотрел.

 

? А ты тут хорошо ориентируешься,? сказал он.

 

? Приходится. – Я прижала ладонь к двери, и та открылась. Я грустно улыбнулась. По крайней мере, дом все еще признаёт меня. – Раньше я жила здесь.

 

? А твоя…

 

? Не волнуйся, моей матери здесь нет.

 

Ее здесь не было уже очень давно. Никто не знает точно, когда Амандина потеряла рассудок: окончательно это стало очевидно через несколько лет после моего исчезновения, когда мать ушла в один из внутренних миров, куда более странных, чем Летние Земли. Она теперь редко бывает в башне. Те, кому случалось ее видеть, рассказывают, что она безустанно бродит по лесам и неподвижно застывает на перекрестках.

 

Жаль, что я не знаю, чего она ищет.

 

? Извини,? смутившись, сказал Квентин. – Я не подумал.

 

? Ты не виноват.

 

Я вошла внутрь и махнула ему следовать за мной. Башня Амандины ни одной стеной не выходит в смертный мир – сюда можно попасть только через Летние Земли. Я провела Квентина по галерее, потом вверх по лестнице, в мои покои. Дверь в них оставалась закрыта и запечатана охранными заклятиями, в том же виде, какой я ее оставила в свой прошлый визит сюда. Открыть эту дверь, не нарушив моих заклятий, могла только Амандина, а она этого никогда не сделает, комнаты останутся нетронутыми до скончания времен, если я сама не решу что‑нибудь в них изменить. В этой мысли было что‑то утешительное и одновременно печальное.

 

Мы вошли в комнату, служившую мне гостиной, размером не намного меньше, чем вся моя квартира в смертном мире. При виде высоких окон и задрапированных гобеленами стен Квентин, забыв изображать утонченность, с круглыми от удивления глазами закрутил головой.

 

? Здесь по‑настоящему красиво,? произнес он удивленно.

 

? Пожалуй, ты прав. Подождешь здесь? Мне нужно переодеться. – В башню мы отправились сугубо затем, чтобы я смогла совершить набег на собственный гардероб. В реальности смертных я ничего приличествующего случаю не имела, а создавать магическую иллюзию, чтобы выглядеть одетой должным образом в течение всех похорон, рисковать не хотела – я не настолько доверяю собственной магии.

 

? Угу, подожду. А все‑таки… Почему ты здесь больше не живешь?

 

? Квентин, если ты сам еще не нашел ответа на этот вопрос, то я объяснить точно не смогу. – Я вошла в ванную и закрыла за собой дверь, оставив Квентина наедине с самим собой.

 

Моя старая спальня невелика, но это единственная комната в башне, которая выглядит жилой. Кровать увеличивалась в размере, приспосабливаясь ко мне по мере того, как я становилась старше, а на полках по‑прежнему стояли всякие забавные мелочи, собранные в окрестных лесах и полях. Когда мы переехали в Летние Земли, мне перестали быть интересны игрушки, зато я обожала бегать по округе и находить что‑нибудь любопытное. Все, что мне нравилось, я тащила к себе в комнату, вплоть до самого того дня, когда покинула ее.

 

Я прикоснулась ладонью к гардеробу, и его двери распахнулись, являя дневному свету радугу из множества разноцветных платьев. Большинство из них было пошито на молодую девушку, про которую я не могу вспомнить, что я ею была – да и была ли вообще. Материалом для них служили порой очень странные дары природы: крылья бабочек и паутинный шелк, павлиньи перья и чешуя дракона. Одежда фейри чем‑то подобна японской кухне – в дело идет все, чем мы располагаем. Амандина всегда выбирала для меня наряды самых диких расцветок, чтобы они скрыли характерный для смертных оттенок кожи и волос. До меня весьма долго доходило, что причина в этом, и я до сих пор точно не уверена, зачем мать это делала.

 

Платье, которое я искала, было запрятано в глубине гардероба, под более яркими одеяниями. Оно было сшито из темно‑серого бархата, отделанного по краю шелковыми розами чуть более светлого оттенка – я надевала его на бал в пещерах коблинау, когда мне было одиннадцать лет. Амандина взяла меня с собой на тематическую вечеринку ужасов – маленькое, наполовину смертное приложение к себе самой. Я помню, как самые темные углы залов были освещены фонарями из тыкв и блестками светящегося тумана, а канделы пришли со своими шарами танцующего пламени; и еще помню, когда я плясала со своим сеньором, у него была добрая улыбка. Я помню.

 

Платье сидело так, как будто мне его только что подогнали по фигуре. Одежда фейри подстраивается под владельца, как бы тот ни менялся. Я взмахнула юбкой, оглядела себя и отвернулась. Я навсегда останусь дочерью Амандины. Как бы далеко я ни сбежала, волшебный мир все равно дотянется до меня.

 

Когда я вышла из ванной и закрыла за собой дверь, Квентин увлеченно разглядывал один из гобеленов. Я кашлянула, и мальчишка подпрыгнул от неожиданности.

 

? Идем,? сказала я. – Уже пора.

 

Поместье Амандины с юга граничит с Тенистыми Холмами. Расстояния в Летних Землях меньше, чем в человеческом мире, и через двадцать минут мы пешком прошли отрезок пути, который, как я знала, был равен часу езды на машине. Роща, где должны были состояться похороны, располагалась в сердце лесных угодий семьи Торквиль, и нам потребовалось еще двадцать минут, чтобы пробраться по лесным тропинкам. Длинные платья не предназначены для ходьбы по лесу. Моя мать сумела бы пройти, ни разу не споткнувшись, она отлично вписывается в этот мир, даже потеряв разум. Вот что такое быть чистокровкой. Я запинаюсь и падаю, но всегда встаю и иду дальше. Вот что такое быть подменышем.

 

Кроме нас, в рощу со всех сторон стекались люди. Встречаясь друг с другом, все молчали, не зная, что говорить или чувствовать. Поминки у чистокровных проходят в глубокой, горькой скорби, но совершаются они для живых. У смертных похороны скорее печальны, это смесь горя, облегчения и ужаса, и делаются они для мертвых. Джен была чистокровной, и похороны такой, как она, оказались первыми на памяти многих присутствующих. Подменышам смерть куда привычнее, и сейчас как будто пересеклись два мира, которые не понимали и не хотели понять друг друга. Думаю, Джен бы это понравилось.

 

В центре поляны был воздвигнут погребальный костер из дубовых, ясеневых и рябиновых сучьев, составленных так, чтобы формой напоминать гнездо феникса, и покрытых белым шелком. В центре, со сложенными руками, лежала Джен. Ее облачили в длинное красно‑золотое одеяние, подчеркивающее цветные пряди в ее волосах и скрывающее раны. Я болезненно поморщилась, увидев ее. Были убраны все приметы той, кем она была на самом деле. Осталась лишь формальная принадлежность: чистокровка, донья ши, покинувшая мир. Ведь все это на самом деле меньше половины того, какой она была в жизни, но только оно могло остаться с ней навсегда, могло уйти с ней в могилу.

 

Ко мне подошел Квентин.

 

? Она как будто просто спит.

 

? Я знаю.

 

Плоть фейри не разлагается. Джен выглядела так, будто вот‑вот проснется и спросит, где ее очки. Но она не проснется. Даже если со временем получится найти способ обратить процесс и вернуть других жертв в Эй‑Эль‑Эйч к жизни, Джен ушла навсегда. Благодаря Гордан, у нее не будет даже сомнительного бессмертия ночного призрака. Впервые за много веков дитя фейри потеряно насовсем.

 

У костра стояли, взявшись за руки, Сильвестр и Луна. Когда мы вышли на поляну, Луна кивнула мне, поджав в знак молчаливого приветствия одно ухо. Я сделала глубокий реверанс, затем ушла в противоположную часть рощи и встала в тени деревьев. Квентин последовал за мной. Вскоре и Луна, погладив Сильвестра по руке, шепнула что‑то ему на ухо, а потом подошла к нам.

 

? Миледи,? произнесла я. Квентин поклонился.

 

? Тоби, Квентин,? ответила она и грустно улыбнулась. – Надеюсь, вы оба в добром здоровье?

 

? Да, насколько возможно,? ответила я.

 

? Хорошо. Мы беспокоились.

 

? Простите меня. Я скоро загляну навестить.

 

Наверное, она догадывалась, что я лгу. Мне было все равно.

 

? Хорошо. И, Тоби… он не сердится. Ты сделала все, что могла. Вы оба. – Она снова улыбнулась, развернулась и пошла обратно к мужу.

 

Я смотрела ей вслед, пряча горькую улыбку. Если то, что произошло в Эй‑Эль‑Эйч, называется «мы сделали все, что могли», что‑то не хочется мне когда‑нибудь встретиться с нашим «не все, что могли». Лицо Квентина выражало ту же смесь противоречивых чувств, какая, по моим ощущениям, сейчас была и на моем лице, так что думал он наверняка о том же самом.

 

Я прошлась глазами по толпе и внезапно застыла с упавшим сердцем. Я увидела отблеск на серебристых волосах грациозной женщины в рваном зелено‑коричневом платье.

 

? Мама?..

 

? Тоби, ты чего?

 

? Подожди здесь,? сказала я Квентину и припустила через рощу, подобрав платье до коленей, чтобы не споткнуться. Несколько людей при виде такого нарушения приличий покосились на меня с испугом, но никто не остановил.

 

Когда я добежала до места, где, как мне показалось, я видела свою мать, там ее уже не было. Следом подбежал Квентин и растерянно спросил:

 

? Ты куда так рванула?

 

? Мне показалось, что я увидела кое‑кого,? сказала я, закрыв глаза и вздохнув. – Одну знакомую. Видимо, я ошиблась.

 

? Вот как,? сказал Квентин и затих.

 

Мы молча стояли рядом, когда голос у меня за спиной произнес:

 

? Пожалуйста, не подпрыгивайте, не кричите и не используйте другие варианты выражения удивления. Я очень устала.

 

Голос был почти знаком: женский, немного невыразительный, как будто его прогнали через синтезатор. Но это был голос взрослого, а не ребенка. Я повернулась.

 

? Привет, Эйприл.

 

? Привет.

 

Эйприл изменилась за прошедший месяц, из подростка превратившись в почти близнеца Джен, если не обращать внимания на светлые волосы и чересчур идеальную кожу. Когда Эйприл взрослела, то взрослела быстро. На ней было черное платье из какого‑то блестящего материала – по моим подозрениям, это был затвердевший свет.

 

Квентин стоял с отпавшей челюстью. Я его понимала.

 

? Мы не могли не прийти,? сказала я. – Но не ожидала увидеть здесь тебя.

 

? Эллиот на основе маминых записей разработал переносной сервер. Независимой работы хватает ненадолго, но все равно это существенно расширяет мои пределы перемещения.

 

? Это здорово,? сказала я.

 

? Эйприл? – произнес с круглыми глазами Кввентин.

 

? Да,? ответила та и грустно улыбнулась. Я увидела выражение ее лица, и тут до меня дошло: тогда, в Эй‑Эль‑Эйч, она была в него влюблена. «Была», прошедшее время. Возможно, даже сильно влюблена, но теперь все было кончено.

 

Она его переросла.

 

? Рад тебя видеть,? сказал Квентин.

 

Опираясь на трость, подошел Эллиот. Выглядел он потрепанно, но, по крайней мере, ходить мог.

 

? Тоби,? произнес он.

 

? У тебя все‑таки получилось,? откликнулась я.

 

? Пришлось постараться. – Мы коротко, неуклюже обнялись. Я боялась задеть его раны, а он не знал, куда девать трость. И все‑таки мы оба почувствовали себя лучше после этого объятия. – Рад снова с тобой повидаться.

 

? И я рада повидаться с тобой.

 

Эллиот повернулся к Квентину и спросил:

 

? Как поживают морские коньки?

 

Я приподняла бровь, и Квентин покраснел под моим взглядом.

 

? Ты забрал морских коньков? – спросила я его.

 

? Мне их подарили,? пробормотал он.

 

? Круто. – Я снова перевела взгляд на Эллиота и Эйприл. – А что Алекс?

 

? Он не захотел покидать наши земли,? ответила Эйприл.

 

Я оказалась права насчет Терри: с рассветом она снова обернулась Алексом, и он очнулся. С каждым закатом происходил обратный коллапс. Поэтому меня не слишком удивило, что Алекс не захотел отлучаться далеко и надолго.

 

? Мне его жаль,? сказал Квентин.

 

? Мы подождем и посмотрим, сумеет ли он оправиться. И спасибо вам за всю оказанную помощь. Если бы не вы, никого из нас здесь бы не было. – Эйприл протянула руку, и я пожала ее. Пальцы на ощупь казались чуточку ненастоящими. Мне ли этого не понимать.

 

? Никаких проблем,? ответила я ей. Эйприл слишком юная и странная, чтобы разделять стандартные предрассудки относительно некоторых вещей – например, запрета на «спасибо». Будет очень забавно наблюдать, как она растет.

 

Споры касательно наследования Укрощенной Молнии велись бурные, но в конце концов победила традиция. Эйприл была дочерью Джен, к тому же холм признал ее в этом качестве, так что, в связи с отсутствием иного законного наследника, графство перешло ей. Не будет ни государственного раскола, ни войны – разве что немного благотворного хаоса. Герцогине Риордан придется подождать.

 

В определенном смысле вступление Эйприл на материнский престол было последней и самой горькой иронией. Когда она была слишком юна и чужда людям, чтобы понимать, что делает, она была убийцей, и мир фейри простил ей ее неведение. В том, что Эйприл сбилась с пути, была виновата Гордан, и для правосудия фейри этого оказалось достаточно. Если бы она продолжала пребывать в том же неведении, мы могли бы назвать ее монстром и убили бы ее, защищая самих себя… но она изменилась. Смерть матери заставила Эйприл стать человеком по‑настоящему, и теперь, поняв, в чем состояли ее преступления, она прилагает все усилия, чтобы исправить содеянное. Через осознание собственной вины она снова стала невинна.

 

Эллиот начал что‑то говорить, но замолк, когда в центр рощи вышел Сильвестр и откашлялся. Бормотание в толпе сменилось приглушенным шиканием в ожидании речи. Сильвестр взглянул в нашу сторону и вдруг пошатнулся. К нему шагнула Луна, готовясь поймать, если он упадет. Он взял ее за руку, еще раз прочистил горло, на этот раз увереннее. Сильвестр никогда не падает – лишь балансирует на краю. Мне не случалось видеть, чтобы он отказывался от протянутой ему руки помощи. Он один из самых храбрых людей, каких я знаю. Он умеет выживать.

 

? В начале было данное нам обещание,? произнес он, и голос его был так тих, что его было еле слышно, и так громок, что разнесся по всем уголкам рощи. Не знаю, где Сильвестр разыскал погребальный ритуал – похорон в волшебном мире не бывало с тех пор, как были рождены ночные призраки. И все же часть меня узнавала эти фразы – они были единственно правильными. Он нашел нужные слова.

 

? Нам было сказано, что мы будем жить вечно,? продолжал Сильвестр, глядя прямо на меня. – Это обещание было нарушено, и ныне графиня Дженэри ап Лириант, известная смертным как Дженэри О’Лири, лежит на смертном ложе. Она пересекла черту, из‑за которой нет возврата, и обещание, что было нам дано, не уберегло ее.

 

Он повернулся, склонился над лежащей на костре Джен и поцеловал ее в лоб, а затем вновь обернулся к присутствующим.

 

? Она была дочерью моей сестры. Она была моей племянницей, матерью моей внучатой племянницы и еще тысячью вещей для тысячи людей. Смерть уносит даже бессмертных. Помните это, и будьте рядом с теми, кого любите, и старайтесь от каждого дня взять самое лучшее. – Он взглянул туда, где толпа кончалась, и я, проследив за направлением его взгляда, увидела, что там стоит Рейзел, со сложенными на груди руками и выражением скуки на лице. Ох, Сильвестр. Умирают всегда лучшие.

 

? Но есть надежда,? он сделал глубокий вдох и повторил:? Надежда есть. В мире, где одно обещание нарушено, возможно, другие будут сдержаны. И значит, она может обрести мир и покой… но без нас. – Он взмахнул рукой, и погребальный костер вспыхнул. Сильвестр выпрямился и сделал шаг назад. – Прощай, моя милая,? произнес он еще тише, чем прежде.

 

На какой‑то момент Джен еще была видна сквозь дым, потом он окутал ее всю, и она исчезла. Она не спасла мир фейри – не спасла даже себя. Она жила и умерла, оставив нас скорбеть по ней и по всем потерянным душам Эй‑Эль‑Эйч, живущим и мертвым. Никто из нас не ушел оттуда прежним.

 

Ни один.

 

Дым клубился на фоне янтарного неба, и от этого так трудно было поверить, что что‑то может длиться вечно. Возможно, Джен была и права; возможно, мир фейри умирает, и это его последний вздох… и все же время еще есть. Эйприл будет управлять Укрощенной Молнией вместо Джен. Если есть хоть один способ вернуть к жизни остальных – Барбару и Юи, Питера и Колина, даже Терри – она его найдет. У Эллиота и Алекса еще будет время начать жизнь сначала, у Квентина будет время выздороветь, у меня – вспомнить, что не все кончается плохо. У всех нас еще есть время, есть еще один шанс выжить.

 

Я найду свою мать, выясню, что с ней случилось. Что сломало ее, отчего она, увидев сегодня, что я бегу по роще к ней, сочла за благо исчезнуть.

 

Не отводя глаз от неба, я положила руку на плечо Квентина. Может быть, мир фейри действительно умирает, и, может быть, ничто не длится вечно, но я хочу верить Сильвестру. Что бы ни произошло, что‑то все равно будет существовать.

 

Что‑то останется.

 

конец