На сей раз эти слова повторяет мой собственный голос.
– Я так многому хочу тебя научить, – говорит он и уходит, даже не пожелав спокойной ночи.
Я хожу вдоль стен колокольни и гляжу в окошки: то на западный водопад, то на южный холм с раздвоенной вершиной, то на восток, где за холмами прячется монастырь – отсюдова его не видать. Видно только Нью‑Прентисстаун, съежившийся от наступающих холодов.
Она где‑то там.
Прошел месяц, а ее все нет.
Месяц, а она…
(заткнись)
(заткни свой клятый рот, нытик )
Снова принимаюсь расхаживать вдоль стен.
Отверстия, заменяющие окна, недавно застеклили, а в комнату поставили обогреватель, чтобы мы не слишком мерзли по ночам. Еще нам выдали побольше одеял, лампу и несколько разрешенных книг, чтобы мэру Леджеру было что почитать.
– И всетаки это тюрьма, – говорит он с набитым ртом. – Ты небось думаешь, что для тебя он мог бы подобрать местечко и получше.
– Как же меня бесит, что все так запросто читают мой Шум! Хоть бы разрешения сперва спросили! – ворчу я, не оборачиваясь.
– Он, верно, захочет поселить тебя подальше от города, – говорит мэр Леджер, прикончив ужин. Порции стали почти вдвое меньше, чем раньше. – Подальше от сплетен и слухов.
– Каких еще слухов? – спрашиваю я, хотя мне не очень‑то интересно.
– Ну, например, о великом даре нашего мэра управлять своими и чужими мыслями. Еще ходят слухи об оружии, которое он кует из Шума. И слухи о том, что он умеет летать.
Я не оглядываюсь и стараюсь не Шуметь.
Я – круг , осторожно думаю я.
И сразу перестаю.
Первая бомба взрывается сразу после полуночи.
Бум!
Я немного подскакиваю от неожиданности, и все.
– Как думаешь, откуда это? – спрашивает мэр Леджер, тоже не вставая с матраса.
– Как будто на востоке, – отвечаю я, глядя на колокола внизу. – Может, очередной склад?
Мы выжидаем еще секунду. За первой бомбой теперь всегда следует вторая: часть солдат бросается на место первого взрыва, и «Ответ» этим пользуется…
Бум!
– Вторая пошла.
Мэр Леджер садится и выглядывает на улицу. Я тоже встаю.
– Черт!
– Что такое? – Я подхожу вплотную к нему.
– Похоже, котельную у реки подорвали.
– И чем это нам грозит?
– Придется теперь самим кипятить каждую чашку…
БУМ!
В темноте загорается ослепительная вспышка, такшто мы с мэром Леджером шарахаемся от окна. В рамах дрожат стекла.
И весь свет в Нью‑Прентисстауне гаснет.
– Электростанция, – ошалелым голосом выговаривает мэр. – Но там же круглосуточная охрана! Как им удалось это провернуть?!
– Не знаю. – Мое сердце уходит в пятки. – Но расплата будет жестокой.
Мэр Леджер проводит усталой рукой по лбу. Снизу уже воют сирены и кричат солдаты. Он качает головой:
– Не знаю, чего они добив…
БУМ!
БУМ!
БУМ!
БУМ!
БУМ!
Пять мощных взрывов один за другим сотрясают башню, такшто нас с мэром Леджером бросает на пол, несколько стекол разбиваются внутрь, и нас осыпает ливнем из осколков и стеклянного крошева.
Небо озаряется светом.
Небо на западе.
Столп пламени и дыма выстреливает так высоко над тюрьмами, что кажется, его швыряет великан.
Мэр Леджер пытается перевести дух.
– Они смогли, – выдавливает он. – Теперь начнется!
В самом деле, они смогли.
Они развязали войну.
И я ничего не могу поделать…
Мысль напрашивается сама…
Ну, теперь‑то она придет за мной?