(Тодд)
– Он не сказал тебе, чего хочет? – спрашивает Дейви.
– Мы с ним только при тебе разговариваем, не заметил?
– Да брось, ушлепок, вы же в одном здании живете!
Мы едем в министерство Вопросов, заходящее сонце освещает конец нашего рабочего дня. Мы заклеймили двести женщин. В городе работают еще две команды во главе с мистером Морганом и мистером О’Харой, и говорят, что не заклейменных женщин почти не осталось. Правда, раны заживают на людях куда медленней, чем на овцах и спэклах.
Я поднимаю глаза к сумеречному небу, и тут до меня доходит.
– А ты ‑хо где живешь?!
– Спросил, надо же! – Дейви подстегивает Урагана – Желудя. Тот на несколько секунд переходит на легкий галоп, но потом снова замедляет шаг. – Мы уже пять месяцев вместе работаем.
– Ну, а спрашиваю я сейчас.
Шум Дейви немного жужжит. Он не хочет отвечать, это ясно.
– Можешь не…
– Над конюшней, – говорит Дейви. – В малюсенькой каморке. На полу один матрас… и вечно конским дерьмом воняет.
Мы едем дальше.
– Вперед, – ржет Ангаррад.
– Вперед, – отвечает ей Ураган.
Тодд , думает Ангаррад.
– Ангаррад, – говорю я.
С тех пор как четыре дня назад Дейви принес мне дневник моей ма, мы с ним об этом не разговаривали. Ни словом не перекинулись. Если в его или моем Шуме случайно появляется какая‑нибудь мысль о дневнике, мы оба делаем вид, что не обращаем внимания.
Но вапще разговаривать мы стали больше.
Я начинаю гадать, каким бы вырос я, если б моим отцом был мэр. А я – сыном, от которого одни разочарования. Тоже, наверно, спал бы в конюшне.
– Я очень стараюсь, – говорит Дейви, – но разве ему угодишь?
Я не знаю ответа и поэтому молчу.
Мы привязываем лошадей к главным воротам. Иван снова пытается поймать мой взгляд, но я на него не смотрю.
– Тодд, – окликает он, когда мы проходим мимо.
– Для тебя он мистер Хьюитт, рядовой, – фыркает Дейви.
Я иду дальше. Мы выбираем тропинку покороче и подходим к дверям министерства. Они тоже охраняются, но мы без промедлений идем мимо, по бетонному полу – все еще голому, все еще ледяному, – прямиком в знакомую наблюдательную комнату.
– А… мальчики, входите! – здоровается с нами мэр, отворачиваясь от зеркального стекла.
За ним, на Арене Вопросов, стоит мистер Хаммар в резиновом фартуке. Рядом – голый, вопящий от боли мужчина.
Мэр нажимает кнопку, и крик тут же замолкает.
– Как я понимаю, маркировка проведена? – радостно спрашивает он.
– Насколько нам известно, да, – отвечаю я.
– А это кто? – спрашивает Дейви, показывая на мужчину.
– Сын террористки, подорвавшейся на собственной бомбе, – говорит. – Дурачок, не пожелал бежать вместе с матерью. Теперь мы пытаемся выяснить, что ему известно.
Дейви поджимает губы:
– Но раз он не сбежал, значит…
– Вы оба проделали огромную работу, – перебивает его мэр, сцепляя руки за спиной. – Я очень доволен.
Дейви улыбается, и его Шум розовеет.
– Но опасность близка, как никогда, – продолжает мэр. – Нам наконец удалось расколоть одну террористку, пойманную еще во время атаки на тюрьмы. – Он бросает взгляд на Арену. Мистер Хаммар почти целиком загораживает собой происходящее, видны только ноги допрашиваемого мужчины, которые сводит судорогой от боли. – Прежде чем отдать Богу душу, о чем мы глубоко скорбим, она успела сказать нам, что, судя по частоте последних бомбежек, в ближайшие дни «Ответ» перейдет к решительным действиям. Возможно, это случится уже завтра.
Дейви косится на меня. Я не свожу глаз с голой стены за спиной мэра.
– Мы их разобьем, естественно, – говорит мэр. – Раздавим, как мошку. Их армия так мала по сравнению с нашей, что сражение не займет больше дня.
– Покажем им, па! – воодушевленно кричит Дейви. – Мы готовы, ты же знаешь!
Мэр улыбается – улыбается родному сыну. Шум у Дейви такой розовый, что стыдно смотреть.
– Я повышаю тебя, Дэвид, – говорит мэр. – Отныне ты военный, отныне ты – сержант Прентисс.
Лицо и Шум Дейви буквально взрываются довольной улыбкой.
Он смачно выругивается, как будто нас тут нет.
– Ты станешь первым помощником капитана Хаммара и вместе с ним поскачешь в бой – вы поведете за собой первую волну, – продолжает мэр. – Как ты и хотел, тебя ждут настоящие сражения.
Дейви буквально сияет от гордости:
– Вот это я понимаю! Спасибо, па!
Мэр поворачивается ко мне:
– А ты отныне – лейтенант Хьюитт.
Шум Дейви резко меняется.
– Лейтенант?!
– С первой минуты боя ты будешь моим личным телохранителем, – продолжает мэр. – Пока я командую войсками и слежу за ходом битвы, ты будешь защищать меня от любых опасностей.
Я молчу и все смотрю на голую стену.
Я – круг, круг – это я.
– Вот так замыкается круг, Тодд, – говорит мэр.
– Почему ты сделал лейтенантом его? – спрашивает Дейви, скрипя и лязгая Шумом.
– Лейтенант – офицерское звание, – спокойно и ласково отвечает мэр. – А вот сержант – солдатское. Стань ты лейтенантом, тебе бы опять не пришлось сражаться, а ты так об этом мечтал.
– А‑а… – Глазки Дейви бегают от меня к отцу: он пытается понять, дурачат его или нет.
У меня на этот счет вапще никаких мыслей.
– Не стоит благодарности, лейтенант, – поддразнивает меня мэр.
– Спасибо, – говорю я, не сводя глаз со стены.
– Зато тебе не придется делать того, что противоречит твоей природе, – продолжает он. – Не придется убивать.
– Если, конечно, никто не захочет напасть на вас, – замечаю я.
– Совершенно верно, если никто не захочет напасть на меня. Это проблема, Тодд?
– Нет, – отвечаю я. – Нет, сэр.
– Превосходно.
Я смотрю сквозь зеркало. Голова допрашиваемого безвольно свесилась набок, с приоткрытых губ свисает слюна. Мистер Хаммар сердито стягивает перчатки и бросает их на стол.
– Мне невероятно повезло, – тепло говорит мэр. – Я добился своей цели: вернул жизнь на этой планете в нужное русло. Вот уже через несколько дней, а может быть и часов, я уничтожу террористов. А когда прибудут переселенцы, их встретит с распростертыми объятиями гордый и справедливый властитель Нового света, нового мира…
Он поднимает руки, как будто ему не терпится скорее раскрыть объятия.
– Надеюсь, вы будете рядом со мной. – Он протягивает руки к нам. – Вы оба.
Дейви, розово сияя, хватает отца за ладонь.
– Я прибыл в этот город с одним сыном, – говорит мэр, все еще призывая меня взять другую, свободную руку. – Но обрел здесь второго.
Его рука нетерпеливо замерла в воздухе и ждет, когда я ее возьму.
Ждет, когда ее пожмет второй сын.
– Поздравляю, лейтенант Ушлепок, – фыркает Дейви, запрыгивая в седло.
– Тодд? – окликает меня Иван, покидая свой пост. Я тоже залезаю на Ангаррад. – Можно тебя на минутку?
– Он теперь твой начальник, – говорит ему Дейви. – Если не хочешь рыть ямы для нужников, называй его «лейтенант».
Иван делает глубокий вдох, как бы беря себя в руки:
– Очень хорошо, лейтенант , можно мне с вами поговорить?
Не спешиваясь, я смотрю на него сверху вниз. Шум Ивана разрывается от ярости, обиды за раненую ногу и открытого желания при первом удобном случае отомстить мэру. Он как будто бахвалится этим передо мной.
– Лучше держи это при себе, – говорю я. – Мало ли кто услышит.
Я дергаю поводья, и мы уезжаем прочь. В спину мне летит Шум Ивана. Я не обращаю на него никакого внимания.
Я ничего не чувствую, мне плевать.
– Он назвал тебя сыном, – говорит Дейви, глядя строго вперед, на сонце, опускающееся за водопад. – Стало быть, мы теперь братья.
Я молчу.
– Надо отметить, что ли?
– Где? – спрашиваю я. – Как?
– Ну, мы же теперь офицеры, а, брат? У офицеров должны быть привилегии. – Он смотрит на меня искоса, Шум горит ярким пламенем, и в нем – знакомые по старому Прентисстауну картинки.
Голые женщины.
Я хмурюсь и посылаю ему в ответ картинку голой женщины с железным обручем на руке.
– Подумаешь!
– Ты больной.
– Нет, брат, я теперь сержант Прентисс . Жизнь налаживается!
Он хохочет и хохочет. Ему так хорошо, что отчасти его настроение передается и мне. Мой Шум немного светлеет, хотя я и не просил.
– Ой, да брось, лейтенант Ушлепок! Ты что, до сих пор сохнешь по той девчонке? Уже сто лет прошло! Подыщем тебе новую подружку.
– Заткнись, Дейви.
– Заткнись, сержант Дейви. – Он опять смеется. – Ладно, ладно, сиди дома, читай свою книжку… – Он резко умолкает. – Ой, слушай, извини, я не хотел… Я забыл.
И, как ни странно, он говорит это искренне.
Наступает тишина, в которой его Шум опять вспыхивает каким‑то мощным чувством, которое он старательно прячет…
Из‑за которого ему…
И тут он говорит:
– Знаешь… – Я уже вижу, что он сейчас предложит, и просто не могу это вынести. Я умру, если он скажет это вслух. – Хочешь, я тебе почита…
– Нет, Дейви, – выпаливаю я. – Спасибо, но нет.
– Точно?
– Да.
– Ну, мое дело предложить. – Его Шум снова светлеет и расцветает при мысли о новом звании, женщинах и нашем родстве.
Всю дорогу до города он радостно насвистывает какую‑то дурацкую мелодию.
Я лежу на матрасе спиной к мэру Леджеру, который, как обычно, уминает ужин. Я тоже ем, но при этом гляжу на мамин дневник, который вытащил из‑под подушки и положил на одеяло.
– Народ готовится к последнему удару «Ответа», – говорит мэр Леджер.
Я не отвечаю. Как всегда перед сном, пробегаю пальцами по прохладной кожаной обложке и нащупываю прорезь, оставшуюся от ножа.
– Ходят слухи, что ждать осталось недолго.
– Мне все равно. – Я открываю дневник. Под обложкой по‑прежнему прячется сложенная вчетверо карта Бена. Похоже, Дейви даже не потрудился открыть книжку. Она немного пахнет конюшней – теперь‑то я знаю, где она побывала, – но это по‑прежнему дневник, дневник моей мамы.
Моей мамы. Слова моей ма.
Вот, ма, что стало с твоим сыном…
Мэр Леджер громко вздыхает.
– Они ударят прямо по нам, между прочим, – говорит он. – Надеюсь, на тебя можно рассчитывать? Ты откроешь мне дверь?
– Помолчите хоть пять секунд, а? – Я переворачиваю первую страницу и вижу первую запись, сделанную моей ма в день моего рождения. Страница полна слов, которые мне когда‑то читали вслух…
(читала она…)
– У меня ведь ни ружья, ни ножа. – Мэр Леджер встал и снова смотрит в окна. – Я совершенно безоружен.
– Не бойтесь, я не дам вас в обиду. А теперь помолчите, ради бога…
Я все еще лежу к нему спиной, смотрю на первые слова моей ма, написанные ее собственной рукой. Я знаю, о чем там говорится, но все же пытаюсь прочесть.
М‑О… Мой. Н‑Е… Не… Н‑А‑Г‑Л‑Я… Ага, ненаглядный. Мой ненаглядный, значит. А последнее слово «сын», его я севодня уже слышал.
Я вспоминаю протянутую руку мэра.
И как я ее взял.
Мой ненаглядный сын.
– Я ведь предлагал почитать тебе вслух, – говорит мэр Леджер, не в состоянии сдержать стон при звуке моего неумело читающего Шума.
Я резко оборачиваюсь:
– Просил же, заткнитесь!!!
Он виновато поднимает руки:
– Ладно, ладно, как скажешь. – Он садится и добавляет тихо, но язвительно: – Лейтенант.
Я сажусь. Выпрямляюсь:
– Что‑что?
– Ничего. – В глаза он мне не смотрит.
– Я вам не рассказывал! Ни словом не обмолвился.
– Я в твоем Шуме прочел.
– Неправда! – Я вскакиваю на ноги. Потому что он врет. Этим вечером я только и думал, что о дневнике моей ма. – Откуда вы знаете?
Он поднимает глаза, но сам ничего не говорит, а его Шум пытается что‑то сказать…
И не может.
Я делаю шаг к нему.
В этот миг лязгает замок, и к нам входит мистер Коллинз.
– К тебе посетители, – говорит он мне и вдруг замечает мой разъяренный Шум. – Что стряслось?
– Я никого не жду, – цежу я сквозь зубы, все еще сверля взглядом мэра Леджера.
– Это девчонка, – добавляет мистер Коллинз. – Говорит, ее прислал Дейви.
– Черт! Я же сказал ему.
– Да мне‑то что? Девчонка ни с кем не хочет разговаривать, только с тобой. – Он мерзко хихикает. – Хорошенькая, между прочим!
От его тона меня прямо выворачивает.
– Оставьте ее в покое, ясно? Так же нельзя!
– Вопщем, ты тут не слишком задерживайся, а то я за себя не отвечаю. – Он хохочет и закрывает за собой дверь.
Я снова смотрю на мэра Леджера. Шум у меня все такой же взвинченный.
– Я с вами не закончил.
– Да я в твоем Шуме все прочитал, честное слово… – мямлит он, но я уже выбегаю за дверь и запираю ее с обратной стороны.
Топая вниз по лестнице, я думаю о том, как бы увести девчонку подальше от мистера Коллинза, чтобы ей не пришлось терпеть всю эту мерзость. Мой Шум кипит подозрениями и вопросами к мэру Леджеру. Понемногу картина начинает проясняться…
Мистер Коллинз стоит, опершись спиной о стену и скрестив ноги, весь такой расслабленный и улыбчивый. Показывает большим пальцем через плечо.
Я смотрю.
И вижу ее.