ПОСЛЕДНИЙ ШАНС

(Виола)

 

– Оставьте нас, – велит Тодд мужчине, который меня впустил. При этом он не сводит с меня взгляда.

Говорил же, хорошенькая! – усмехается тот и исчезает в смежной комнате.

Тодд стоит и смотрит.

– Ты, – говорит он.

Но ближе не подходит.

– Тодд… – Я делаю шаг навстречу.

Он делает шаг назад.

Я останавливаюсь.

– Кто это? – спрашивает он, глядя на Ли, который изо всех сил корчит из себя настоящего солдата.

– Ли, – отвечаю я. – Друг. Он пришел, чтобы…

– Что ты тут делаешь?

– Я вернулась за тобой… чтобы тебя спасти.

Тодд сглатывает слюну – я вижу, как дергается его горло.

– Виола, – наконец говорит он. И мое имя всюду в его шуме: Виола Виола Виола .

Тодд хватается за волосы – они стали длиннее и лохматее, чем раньше.

А сам он заметно вырос.

– Виола, – повторяет он.

– Да, это я. – Делаю еще шаг навстречу. Он не пятится, поэтому я иду дальше, не бегу, но подхожу ближе и ближе.

Когда я уже совсем рядом, он снова делает шаг назад.

– Тодд?

– Что ты тут делаешь?

– Я пришла за тобой. – У меня ёкает в груди. – Как обещала.

– Ты обещала меня не бросать, – говорит он, в Шуме – громкая досада на самого себя, на свои слова и голос. Тодд откашливается. – Но бросила.

– Меня забрали, я ничего не могла поделать.

Его Шум становится громче, и я слышу в нем не только радость, но и…

Ох, господи, Тодд… ты злишься.

– Да что я такого сделала? Нам надо бежать. «Ответ» скоро…

– Так ты заодно с «Ответом»? – рявкает он с неожиданной злостью в голосе. – Заодно с убийцами…

– А ты, значит, солдат? – спрашиваю я в отместку, дивясь самой себе. Меня тоже одолевает гнев, и я показываю пальцем на букву «В» у него на рукаве. – Только не говори мне про убийц…

– «Ответ» убил всех спэклов, – низким, яростным голосом проговаривает Тодд.

И в его Шуме – горы трупов.

Высокие кучи, похожие на мусорные.

На стене – наша синяя «О».

А посреди всего этого – Тодд.

– Лучше б и меня сразу убили, – говорит он.

И закрывает глаза.

Я – круг, круг – это я, твердит его Шум.

– Виола? – подает голос Ли за моей спиной.

Оборачиваюсь. Он прошел уже половину зала.

– Подожди снаружи.

– Виола…

Снаружи.

У него такой озабоченный взгляд, он так готов вступиться за меня, что мое сердце на миг замирает. По дороге сюда он как можно громче думал, что я – его пленница. В итоге большинство встречных солдат решали, что он ведет меня насиловать, и радостно присвистывали, желая ему удачи. Потом мы спрятались возле собора и увидели отъезжающего Дейви Прентисса – все его гнусные мысли были о том, как они с Тоддом должны отпраздновать свое повышение.

И тогда мы притворились подарком.

Сработало.

Я даже немного разочарована, что все так легко прошло.

Ли переминается с ноги на ногу:

– Позови меня, если что.

– Позову, – отвечаю я.

Он ждет еще секунду, потом выходит за дверь, но оставляет ее открытой, чтобы присматривать за нами.

Глаза Тодда по‑прежнему закрыты, и он все твердит про себя: «Я – круг, круг – это я ». Должна сказать, это ужасно похоже на то, что я слышала раньше от мэра.

– Мы не убивали спэклов.

– «Мы»?! – открывая глаза, переспрашивает он.

– Я не знаю, кто это сделал, но не мы.

– Вы сбросили на них бомбу в тот же день, когда ты взорвала башню. – Он едва не выплевывает эти слова. – А потом вернулись за узниками и довели задуманное до конца.

– Бомбу? Какую еще бомбу?

Но потом я вспоминаю…

Первый взрыв, заставивший солдат убежать от радиобашни…

Нет.

Она не могла.

Даже госпожа Койл не могла на такое пойти. «За кого ты нас принимаешь?» – в гневе спросила она…

Но на вопрос так и не ответила.

Нет, нет, это неправда, и к тому же…

– Кто тебе это сказал? – выпаливаю я. – Дейви Прентисс?

Тодд удивленно моргает:

– Кто?

– Как это кто? – Мой голос стал уверенней и жестче. – Твой новый лучший друг! Негодяй, который хотел меня убить. Тодд, и с которым вы весело ездите на работу каждое утро!

Он стискивает кулаки.

– Так ты за мной шпионила ? – вопрошает он. – Я не видел тебя три месяца, три месяца от тебя ни слуху ни духу, и все это время ты шпионила за мной – в свободное от бомбежек время!

– Конечно! – воплю я, чтобы его перекричать. – Три месяца я выгораживала тебя перед людьми, которые с удовольствием назвали бы тебя предателем и врагом. Тодд! Три месяца удивлялась, с какой стати ты работаешь на мэра и откуда он узнал про океан – на следующий же день после разговора с тобой! – Он морщится, но я не унимаюсь, задираю рукав и показываю ему руку: – Три месяца гадала, зачем ты клеймишь женщин этим!

Его лицо мигом меняется, и он едва сдерживает крик, словно это его только что клеймили железным обручем. Он прикрывает рот рукой, но его Шум на мгновение заливает черным. Другой рукой Тодд тянется ко мне, к железной ленте, от которой я уже никогда не избавлюсь. Кожа вокруг еще красная, под лентой с номером 1391 до сих пор пульсирует боль, хотя надо мной колдовали целых три целительницы.

– О, нет, – бормочет он. – Нет, нет.

Дверь открывается, и из нее высовывается мужчина, который нас впустил:

– Все нормально, лейтенант?

– Лейтенант? – спрашиваю я.

– Да, все хорошо, – отвечает Тодд, немного задыхаясь. – Все хорошо.

Мужчина немного выжидает, потом закрывает за собой дверь.

Лейтенант? – повторяю я уже тише.

Тодд стоит, уперев руки в колени и свесив голову, глядя в пол.

– Это же не я, правда? – тихо‑тихо говорит он. – Я не… – Он снова показывает на железную ленту. – Я ведь не мог это сделать, не узнав тебя, так?

– Нет, – говорю я, читая в его Шуме ужас, которым он так упорно пытался пренебрегать. – Это сделал «Ответ».

Он вскидывает голову, в Шуме – сплошь вопросительные знаки.

– Только так я могла спокойно войти в город, чтобы найти тебя, – говорю я. – Только так нам удалось пройти мимо солдат, марширующих по всему городу, – они думали, раз я заклеймена, опасаться нечего.

До него понемногу доходит, и он меняется в лице:

– О, Виола…

Я тяжело выдыхаю воздух:

– Тодд, прошу тебя, пойдем…

Глаза у него мокрые, но теперь я наконец вижу его, моего Тодда, – в лице, во взгляде, в руках, обреченно повисших по бокам.

– Слишком поздно, – говорит он, и голос его так полон печали, что у меня на глазах тоже выступают слезы. – Я умер, Виола. Я умер.

– Неправда! – говорю я, подходя еще ближе. – Просто сейчас такое время.

Он смотрит в пол невидящими глазами.