Медицинский центр имени Мейнарда снижает количество ошибок

Уильям Барр,

Специальный корреспондент «Сиэтл таймс»

В заявлении, сделанном сегодня, Артур Бенсон, генеральный директор Медицинского центра имени Мейнарда, рассказал о двадцатикратном снижении количества субъективных медицинских ошибок в результате эксплуатационных испытаний широко разрекламированной системы «Мед‑индекс» для ведения электронных медицинских записей (ЭМЗ). Согласно отчету ОКАУЗ – Объединенной комиссии по аккредитации учреждений здравоохранения, центр имени Мейнарда стал самой безопасной больницей на Западном побережье, далеко обогнав по данному показателю все остальные медицинские учреждения. «Это поистине замечательное достижение в деле обеспечения безопасности пациентов», – заявил нам Серджо Веричелли, председатель комитета ОКАУЗ, которому предстоит в будущем году выбрать и утвердить эталонную систему ведения ЭМЗ.

«В ноябре 1999 года, – добавил Веричелли, – Институт медицины завершил исследование под названием „Человеку свойственно ошибаться: усовершенствование системы здравоохранения“. Исследование посвящено проблеме ошибок в медицинской документации и безопасности пациентов. В нем приведена следующая статистика: от 44 000 до 98 000 пациентов ежегодно умирают в больницах из‑за вполне предотвратимых субъективных ошибок при ведении медицинских записей. Таким образом, ошибки данной категории занимают восьмое место среди причин убыли населения – выше автодорожных происшествий, рака груди и СПИДа. По нашим оценкам, подобные ошибки ежегодно уносят жизни около 7000 человек».

Во исполнение своей миссии по улучшению качества предоставляемых гражданам услуг здравоохранения ОКАУЗ рассматривает в процессе аккредитации реакцию больницы на чрезвычайные случаи. «Чрезвычайным случаем» считается неожиданный инцидент, повлекший смерть, серьезное физическое увечье или психическую травму. Такие случаи сигнализируют о необходимости немедленного выяснения и устранения причин.

 

 

Август

«…подсчет игл, губок и ватных тампонов произведен верно. Приблизительная потеря крови равна 350 куб. см, что не потребовало переливания крови или кровезаменителя. Отчет продиктован Тайлером Мэтьюсом».

Нейрохирург Тайлер Мэтьюс закончил диктовать отчет об операции, положил трубку и устало привалился к обшитой звукоизолирующими панелями стене тесной кабинки для диктовки. Насквозь пропотевшая хлопковая рубашка холодила спину, но он так устал, что был не в силах даже принять более удобную позу. Ему редко выпадали минуты профессиональной гордости своей работой. На сей раз Тайлеру пришлось оперировать менингиому, доброкачественную опухоль, причинившую тем не менее множество хлопот пятидесятилетней женщине. Опухоль давила на нервы, контролирующие зрение и движение глаза. Шесть часов Тайлер провел на ногах, вглядываясь в хирургический микроскоп, вырезая по кусочкам узловатый комок жесткой, волокнистой ткани величиной с виноградину, но кремового цвета. Он резал, пока не удалил все до последнего комочка. Конечно, удалить надо было абсолютно все. Но главный фокус – именно поэтому операция доставила хирургу ни с чем не сравнимое удовлетворение – состоял в том, чтобы удалить опухоль, не затронув окружающие нервы: им полагалось функционировать безупречно.

Это была нудная, изматывающая работа. Тайлер ее обожал.

С глубоким вздохом он вытер ладонью пот с лица.

Не обращая внимания на привычную усталость, вызванную шестью часами интеллектуального, физического и нервного напряжения, Тайлер оттолкнулся от высокого, как в баре, табурета и направился в палату, чтобы проверить, как его пациентка приходит в себя после анестезии.

 

– Доктор Мэтьюс, вас там какой‑то человек спрашивает. – Матильда, секретарша хирургического отделения, с неизменной улыбкой кивнула в сторону автоматических дверей, отделяющих хирургию от других помещений больницы.

На вид мужчине было под сорок, как и самому Тайлеру. Пожалуй, он был на пару дюймов ниже ростом. Возможно, пять футов девять дюймов. На нем был по‑летнему легкий темно‑серый костюм с белой рубашкой и галстуком с абстрактным черно‑белым рисунком.

«ФБР», – сам не зная почему, подумал Тайлер.

– Что ему нужно?

Незнакомец уже приближался уверенной походкой, характерной, заметил Тайлер, для военных и блюстителей закона.

– Доктор Мэтьюс?

– Да?

Любопытствующие взгляды медсестер и анестезиологов уже сверлили спину Тайлеру. Еще бы! Не часто приходится видеть в хирургии человека в уличной одежде.

Незнакомец огляделся.

– Не здесь. Давайте перейдем в коридор. – В его голосе слышались властные начальственные нотки.

Тайлер не двинулся с места.

– Сначала объясните, в чем дело. Я должен осмотреть больную. Кто вы такой?

Мужчина снова, на этот раз демонстративно, окинул взглядом комнату.

– Я думаю, будет лучше, если мы продолжим разговор в коридоре.

– Вернусь через минуту, – бросил Тайлер секретарше, чувствуя, как внутри все стягивает морским узлом.

Стоило выйти в коридор, как автоматические двери сомкнулись у них за спиной. Мужчина пристально оглядел Тайлера и вытащил бумажник.

– Агент Диллон, УБН.[1]

Раскрыв бумажник, агент продемонстрировал удостоверение.

Морской узел в желудке у Тайлера превратился в средоточие режущей боли, распространившейся по всей диафрагме.

– Да?

Тайлер представил реакцию начальства.

– Вы не против, если я взгляну на содержимое вашего шкафчика?

Сердце Тайлера отчаянно заколотилось.

– Почему вас интересует содержимое моего шкафчика?

Агент Диллон стоял в армейской позе «вольно», расставив ноги чуть шире плеч и слегка отведя назад полу расстегнутого пиджака. Ровно настолько, чтобы Тайлеру был виден пистолет в плечевой кобуре.

– А что, для вас это проблема, доктор?

Тайлер тоже расставил ноги на ширину плеч и скрестил руки на груди.

– У меня нет проблем, но мне не нравится ваше отношение. Вы на что намекаете? Я хочу знать, что вы ищете и почему.

– Ну, это не моя проблема, – усмехнулся агент Диллон. – И учтите, я все равно проверю ваш шкафчик. Так или иначе.

Тайлер покачал головой:

– В моем шкафчике нет ничего такого, что могло бы заинтересовать агентство по контролю за наркотиками. Точка.

– Что ж, вам виднее. Но мы можем это сделать двумя способами. Или вы сами откроете для меня шкафчик, или я попрошу охранников его открыть. – С этими словами агент Диллон спрятал бумажник с удостоверением и вытащил из внутреннего нагрудного кармана сложенный листок бумаги. – Вот ордер на обыск вашего шкафчика. Все по форме. – Диллон пожал плечами: – Ваш ход, док.

Тайлер понял, что выбора у него нет. Он решительно направился в раздевалку. Его душил гнев.

– В чем дело? Вам больше заняться нечем? Вы, парни, объявили войну наркотикам. Вам этого мало? Надо еще терроризировать врачей для полного счастья?

Они завернули за угол и попали в узкий проход между рядами одинаково серых металлических шкафчиков. И тут Тайлер налетел лицом к лицу на двух охранников. Один из них стоял, прислонившись спиной к его шкафчику, второй блокировал проход. Этот второй рассказывал первому какой‑то анекдот. Стоило появиться нейрохирургу, как оба смолкли.

Тайлер повернулся к агенту Диллону:

– Что они здесь делают?

Диллон досадливо поморщился:

– Просто откройте чертов шкаф.

Тайлер взглянул на охранника, прислонившегося к его шкафчику:

– Разрешите?

Охранник отодвинулся со смущенной ухмылкой.

Мысли Тайлера неслись вихрем, пока он набирал комбинацию кодового замка. А если ему что‑нибудь подбросили? Когда он в последний раз открывал шкафчик? Когда переодевался в хирургическую робу. Тайлер бросил взгляд на часы. Шесть часов назад. Давно. За это время все что угодно могло случиться.

– Ну? Вы собираетесь открывать или нет?

Поворачивая наборный механизм, Тайлер пропустил цифру. Он начал снова и опять ошибся. Только на третий раз его пальцы, дрожавшие от гнева, справились с комбинацией, и замок открылся. Тайлер отошел в сторону.

– Ну валяйте, это ваш праздник. – И он бросил на ближайшего к нему охранника пронизывающий взгляд. Тот отвернулся.

Агент Диллон со щелчком натянул латексную перчатку, подошел, открыл дверцу и на секунду застыл молча. Потом начал шарить на единственной полочке над висящей на плечиках одеждой Тайлера.

– Так‑так‑так, что тут у нас?

– Какого черта… – Тайлер протянул было руку, но агент оттолкнул его:

– Ничего не трогать. – Диллон вынул из шкафчика ампулу. На ярлыке была надпись «Сульфат морфина». Он обратился к одному из охранников: – Будьте добры, откройте для меня один из этих пластиковых пакетов. Ни один из вас ни к чему не должен прикасаться, пока я не опущу это в пакет. Ясно?

 

Октябрь

Роскошно обставленный кабинет адвоката Мэри Магуайер занимал юго‑западный угол на пятнадцатом этаже небоскреба. Из окон открывался вид на промышленный район Сан‑Франциско. В это хмурое утро в конце октября облака спустились так низко, а туман, то и дело переходящий в морось, клубился так густо, что автомобили на улице внизу ползли со включенными фарами. И это в девять утра. Тайлер не сомневался, что скоро пойдет дождь.

– У вас есть выбор. Вы можете принять их предложение – кстати, я считаю его чрезвычайно щедрым при сложившихся обстоятельствах, – либо, если хотите, можете попытать счастья в суде. Нет смысла напоминать вам, каковы будут последствия, если вы проиграете, но ради чистоты протокола я все‑таки напомню. В этом штате, как и в большинстве других, осуждение по уголовной статье означает, что вы теряете профессиональную лицензию. Короче, проиграете дело и больше не сможете работать практикующим врачом. Никогда.

– Вот черт, – пробормотал Тайлер, ощущая удушье от бессильного бешенства. Он упорно смотрел в окно, стиснув кулаки в карманах брюк, ссутулив плечи, словно стараясь уберечься от свирепствующего за стеклом сырого и холодного осеннего ветра. – Допустим, мы обратимся на суд. Как вы думаете, у меня есть шансы на победу?

Мэри Магуайер тяжело вздохнула. Сколько раз они обсуждали этот вопрос за утро? Она счет потеряла.

– Если бы анализ мочи не оказался положительным, ну, тогда я сказала бы, что шансы довольно высоки. Но, принимая во внимание этот момент…

– Черт побери, просто скажите, какие у меня шансы!

– Они не изменились с тех пор, как мы с вами это обсуждали в последний раз. – Она не стала скрывать раздражения. – По моим прикидкам, у вас девяностопроцентный шанс на проигрыш.

Вот так‑то. Он спросил о шансах на победу. Мэри в ответ указала ему вероятность проигрыша. Тайлер по‑прежнему не сводил глаз с улицы под окном.

– Я просто хочу понять. Окончательно и бесповоротно. Если уж давать согласие, то на основании полной информации. – Челюсти у него сводило судорогой, и от этого виски ломило болью. Тайлер помедлил, стараясь расслабить мышцы. – Объясните мне еще раз, в чем, собственно, состоит сделка. – Он оглянулся на адвоката через плечо.

Бросив на него суровый взгляд поверх «половинных» очков для чтения, Мэри ответила:

– Прежде всего вы обязаны пройти курс реабилитации здесь, в Сан‑Франциско. По специальной программе, сертифицированной Медицинским обществом Калифорнии для врачей‑наркоманов. Только после прохождения такой программы вы можете снова заняться медицинской практикой. Второе: после того как вы пройдете курс лечения, вам разрешат вновь заняться медицинской практикой только за пределами штата Калифорния.

– Вот это меня поражает больше всего. Неужели у них есть такие полномочия? Диктовать мне, в каком штате практиковать?

– При сложившихся обстоятельствах, во исполнение данной сделки – да, они вправе вам диктовать.

Теперь Тайлер повернулся к ней лицом.

– Последний вопрос. Сколько у меня времени на обдумывание?

Мэри привычным жестом сняла и сложила очки. Ее лицо было совершенно серьезным.

– А что тут обдумывать? Насколько я понимаю, это не головоломка. Ну хорошо, отвечу: времени нет вообще. Они ждут от вас ответа прямо сегодня.

Тайлер знал, что́ надо делать. Он вспомнил о Нэнси. Да, он потерял все, чем дорожил в жизни, но жена осталась с ним. Он сделал глубокий вздох и ответил.

 

Позже в тот же день

Стоило Тайлеру открыть дверь в их двухкомнатную квартиру, как его обожгло дурное предчувствие. Что‑то было не так. Он помедлил на пороге, все еще держась за дверную ручку, но стряхнул с себя тревогу, приписав ее остаточной паранойе после очень скверного дня.

Он вошел в гостиную и увидел, как Нэнси поднимается с дивана – кулаки стиснуты, на щеках потеки черной туши для ресниц. Тайлер остановился в растерянности. Рядом с диваном аккуратно стояли два чемодана. Нэнси двинулись к ним.

Сердце у него замерло.

– Что‑то случилось с твоей матерью?

Свежие слезы покатились по ее щекам.

– Нет, Тайлер, с мамой все в порядке. Со мной не в порядке. Ухожу от тебя. Я уже связалась с адвокатом. Я подаю на развод.

У него ноги подкосились, он оперся о стену, чтобы не упасть.

– Я…

Нэнси покачала головой:

– Давай не будем спорить, Тайлер. Я уже все решила.

– Спорить? Кто сказал хоть слово о споре? – Тайлер чувствовал, что мысли у него путаются.

– Я знаю, что́ с тобой происходит, вот и все. Не желаю это обсуждать.

– Что происходит? Я возвращаюсь домой после ужасного дня, а ты мне заявляешь, что мы даже поговорить об этом не можем? Мы с тобой всегда понимали друг друга… Находили общий язык…

– Только не на этот раз, Тайлер. Повторяю, я уже все решила и не позволю тебе на меня давить.

Тайлер выпрямился, его ноги обрели прежнюю силу.

– Насколько мне помнится, в венчальной клятве что‑то говорилось насчет «и в радости, и в горе». Мы в тот день были на одной волне?

Не успела Нэнси ответить, как он вскинул руку:

– Погоди. Последние слова я беру назад. Позволь мне начать сначала. – Тайлер глубоко вздохнул. – Неужели мы не можем это уладить? Я хотел бы знать почему. Почему ты от меня уходишь?

– Все дело в наркотиках, Тайлер. Я просто не могу с этим смириться. Я же верила тебе. Верила! И готова была тебя поддержать, если бы ты пошел в суд, потому что думаю: в суде побеждают невиновные.

– Но я невиновен. Меня подставили.

– А это что? – Нэнси протянула мужу янтарный пузырек с таблетками.

– Понятия не имею. Дай посмотрю.

Нэнси отдала ему пузырек.

– Я и без тебя знаю, что это такое, Тайлер. Оксиконтин.[2]

– Но…

– Я нашла таблетки в ящике твоей тумбочки, у задней стенки. Я… я просто не могу примириться с тем, что ты мне солгал. – Слезы опять потекли по ее щекам, прокладывая свежие блестящие дорожки. – Я не буду жить с наркоманом. – Она схватила чемоданы и направилась к двери. – Не ищи меня, не надо. Мой адвокат свяжется с тобой.