Вступление

Если б не ребенок, может, ничего б и не произошло, но именно из‑за ребенка все, что произошло, так трудно теперь простить. То есть и прощать‑то нечего, но сам факт, что в эту историю оказался замешан ребенок, убедил нас, что обратного пути нет, случилось нечто окончательное. Это отразилось на ребенке, а значит, мы должны честно взглянуть себе в глаза, мы не смеем уклоняться.

Ей исполнилось девять, когда все началось, но это не так важно. В смысле, возраст не так важен, потому что она всегда была особенной. Ведь так говорят – «особенная»? Опять‑таки, все дети особенные, все дети прекрасны. Должна признаться, Иви всегда казалась мне чуточку странной, а особенной она была и в более традиционном или, если угодно, устаревшем смысле. Красива она была как‑то необычно, со сдвигом. И хотя посещала обычную школу, но уже тогда в ней чувствовалось что‑то недосказанное, неоднозначное. Недоговаривали и врачи – разводили руками и твердили одно: «Поживем – увидим».

Вот почему все близкие жили в постоянной тревоге за Иви. В излишней, казалось мне, тревоге, ведь она была очень милым ребенком. Познакомившись с ней поближе, я разглядела в ней и капризность, и печаль, и усомнилась, действительно ли этот ребенок счастлив. Но в ее девять лет передо мной лишь ясный и славный человечек. Не дитя – подарок.

Когда она увидела, как я целую ее отца, как ее отец целует меня в своем же собственном доме, она захлопала в ладоши и засмеялась. Пронзительный – никогда не забуду – хохот. Смех узнавания, сообразила я потом, но и презрения, что ли, – злого ликования. Мать окликнула ее снизу: «Иви! Что у тебя там?» Девочка оглянулась через плечо и не ответила. «Спускайся немедленно!» – велела мать.

Голос матери, спокойный, будничный, сотворил чудо: Иви поверила, будто все в порядке, пусть я и целовалась с ее отцом. И не в первый раз целовалась, хотя для меня это первый настоящий раз, первое «официальное» подтверждение: мы оба влюблены. Первый день нового 2007 года. Иви еще маленькая.