У РОКОВОЙ ЧЕРТЫ

(О патриотизме и судьбе России)

 

«Труд». 15 декабря 1994 г.

Сегодня, кажется, уже всем ясно, что Россия не только переживает один из тяжелейших периодов своей истории, но ей угрожает смертельная опасность: остановка экономики, распад страны и всей государственной структуры…

Однако даже сейчас, когда ситуация становится предельно обнаженной, у многих сохраняются иллюзии, что кризис носит только экономический и внутриполитический характер, между тем как на карту поставлено самое священное (наряду с верой), что было у России и за что проливалась кровь на протяжении тысячелетия нашей истории – национальная независимость Родины. Но те россияне, которые умеют смотреть реальности в лицо (а их становится все больше и больше), понимают, что разрушение экономики, отказ от опоры прежде всего на собственные силы, политическое давление извне неизбежно приведут к полной колонизации страны. А в силу особых геополитических причин эта колонизация также неизбежно приведет к разделу и гибели страны и ее народов. Дьявольский характер этого процесса состоит в том, что он постепенен, скрыт, и его явные чудовищные результаты будут видны только тогда, когда будет уже поздно.

В такие моменты истории вся тысячелетняя жизнь страны проходит перед глазами, встают тени предыдущих поколений, и кажется, они смотрят на нас. И нам, и им есть чем гордиться: уникальной культурой, давшей миру ожерелье невиданных гениев, православной верой, являющейся ядром мирового христианства, языком, непревзойденным по богатству и интуитивной мощи, величайшей державой…

Неужели все это обречено на гибель? Конечно нет, но это «нет» зависит от нас.

Попытаемся «холодным умом» (насколько это возможно) совершить анализ ситуации. Нередко в печати, по телевидению утверждается, что выбор для России лишь такой: или западная модель, или особый, свой путь, ведущий к изоляции. Но такая дилемма абсурдна, ибо совершенно оторвана от нашей реальности: на самом деле наш выбор не между западной моделью и «особым» путем, а между двумя особыми путями: тем, что пародирует западный путь и ведет к самоуничтожению страны, и действительно собственным, но конструктивным путем, который сочетает сотрудничество с Западом и твердую опору на собственные силы, приоритет национальных интересов и социально ориентированной экономики – с «капитализмом», но регулируемым государством.

При встречах на Западе с тамошними учеными, политологами, писателями я часто слышал: копирование западной модели для России абсурдно и гибельно (причем речь идет не о деталях, а о самом существенном). Это подтверждает уже и практика, в частности неудачи экономических реформ.

Есть еще одна причина, по которой невозможно и абсурдно слепо следовать нам по западному пути. Если отбросить пропагандистские вывески, современная модель в духовном плане означает следующее: тотальное господство денег как высшей ценности, жесткий эгоизм в сочетании с индивидуализмом, прогрессирующее снижение роли культуры в обществе… Все это совершенно не соответствует российскому народному менталитету, так же как и менталитету других народов СНГ. И все попытки (тем более такие нелепые и смехотворные, какие предпринимались, например, средствами информации) создать в России иной тип сознания – то есть создать «мутантов» – по большому счету и тем более в массовом порядке заранее обречены на провал. Евразийско‑российский тип сознания не смогли переделать даже коммунисты‑интернационалисты. Разумеется, народ не примет такой модели. А в экономическом плане это, в частности, означает, что люди не будут по‑настоящему работать, ибо, кроме естественных экономических рычагов, нам, видимо, необходима великая объединяющая идея, нравственная цель, которую западная модель дать не может.

Кроме того, Запад никогда не позволит нам стать великой процветающей державой, если это будет от него зависеть. Опыт последних лет – прямое подтверждение этому. Поэтому экономика, ориентированная на зависимость от Запада, обрекает Россию и подавляющее большинство ее народов в лучшем случае на жалкое полуколониальное существование. Это не означает, конечно, что необходим, отказ от сотрудничества с Западом, но оно должно быть таким, чтобы исключалось подчинение кому‑либо.

Однако для России так же опасна изоляция, а тем более конфронтация с Западом. Россия находится в этом отношении между Сциллой и Харибдой – и только узкий путь между двумя этими опасностями поистине спасителен для нас. Политика России должна, на мой взгляд, соединить твердость в отстаивании своих национальных интересов (в СНГ и на периферии своих границ) с мудрой гибкостью и готовностью к компромиссам, неизбежными в политике.

В течение последних пяти лет я утверждал и продолжаю утверждать, что всем нам необходимо осознать три важнейших момента. Первое. Россия может быть спасена и объединена на основе патриотизма. Второе. Всемирное устройство не может быть однополюсным, когда господствует только одна сила или одна страна. И, наконец, России необходим новый конструктивный третий путь.

Если говорить о третьем пути в социальном отношении, то я имею в виду доктрину, которая основывалась бы на особенностях народов России и отличалась бы как от тоталитарного социализма, так и от западного капитализма. Говорят, что такого пути нет, но если даже его «нет» (в чем я сомневаюсь), то он должен быть выработан ради спасения России. Вся трудность заключается в том, что в этой новой модели необходимо объединить экономическую и технологическую эффективность, присущую многим формам капитализма, с социально ориентированной политикой, ибо для нашего экономического развития неприемлемо как немыслимое социально‑экономическое неравенство и несправедливость, характерные для капитализма, так и погибельное технологическое отставание, особенно в ключевых областях, от которых зависит безопасность страны.

Конечно, конкретизировать экономическую программу спасения страны могут только экономисты, ученые и политики. И те, кто это сделает, на веки вечные заслужат право называться спасителями Родины…

Очевидно также, что в России должна существовать мощная объединяющая идея, предлагающая высшую цель и высшие ценности. Но идеологию нельзя создать искусственно, она должна соответствовать истории и традиции народов, его внутренней жизни. Единственная идеология, которая может действительно работать у нас, – это идеология, основанная на патриотизме, то есть на таком мировоззрении, которое соединяло бы исторически сложившиеся идеалы и потребности России будущего.

И здесь мы подходим к важнейшему моменту: не только Россия должна понять мир, но и мир должен понять Россию, признать ее право на существование в качестве самостоятельной цивилизации. Ее самобытность не отрицает ее «общечеловечности». Если Россия найдет себя, то она войдет в эру внутренней и социальной стабильности и, следовательно, будут сняты ее противоречия с внешним миром. Спокойная, удовлетворенная своей жизнью страна выгодна и Западу: в этом гарантия и его спокойствия. Но патриотическое мировоззрение (разумеется, не шовинистическое, а, безусловно, включающее уважение к другим народам) должно наполниться конкретным духовным и социальным содержанием, оно должно быть разумным, гуманистическим, просвещенным, находящимся на уровне требований двадцать первого века, но в то же время не отрывающимся от своей первоосновы – вечной России.

Естественный патриотизм, который живет в душе и в сознании всех, кто любит Россию, является самым действенным и глубоким препятствием для всякого националистического экстремизма, ибо направляет национальное чувство и самосознание, неотделимое от жизни нашего народа, в нормальное русло. Это чувство исчезнет только тогда, когда умрет последний русский человек, причем в слово «русский» я вкладываю не только этнический смысл, но и духовный: русским может быть всякий, кто считает себя принадлежащим к вскормившей его культуре, кто любит Отечество.

Поскольку наша страна – многонациональная, то русский патриотизм должен быть органически дополнен общероссийским – или, если угодно, – евразийским патриотизмом, выражающим чувства всех наших народов и, в частности, их принадлежность к великой державе. Одно не противоречит другому. Но, учитывая роль русского народа, бессмысленно, по‑моему, говорить о строительстве нового общества, затушевывая значение русского патриотизма и пытаясь подменить его чем‑то искусственным или растворить его в некоем общесоюзном единстве, как было в советское время. Опыт мировых утопий теперь мертв для нашей страны, и пора понять, что сильное государство можно создать только на естественной национально‑исторической почве.

Теперь о другом важном моменте. История учит, что однополярная система мира, предусматривающая господство одной страны или одной геополитической силы, невозможна и попытки ее создания, как правило, встречают сопротивление других цивилизаций.

Право России быть собой, ее право на национальную самобытность может быть осуществлено только в условиях многополярного мира, когда отсутствует господство одной силы, а мир существует в форме нескольких цивилизаций (западной, исламской, индийской, российской, китайской…), сотрудничающих друг с другом, а не конфронтирующих между собой. Это была бы лучшая модель мира, которая позволила бы – путем взаимного отказа от экспансионизма – взаимодействовать народам, странам, людям, сохраняя при этом свою культуру и самобытность.

Можно возразить, что любая благополучная модель мира, основанная на стабильности, – всего лишь идеал, к которому надо стремиться, а действительность вместо этого может подсунуть наихудший сценарий. Но, имея в виду эту возможность, давайте думать о том, как и куда приложить все силы, чтобы это не стало реальностью.

Несмотря на жестокие уроки истории, данные нам не раз, не смолкают разговоры насчет некоего единого магистрального пути человечества, по которому‑де все страны и народы должны следовать. Мы слишком хорошо знаем, чем это кончается. Поэтому России, при всей ее вовлеченности в современный мир, следовало бы сохранить определенную отстраненность – на всех уровнях – от этих путей. Тем более, я думаю, уже в начале нового тысячелетия от многого, что кажется «нормальным» сейчас, человечеству придется отказаться, хотя бы ради своего выживания.

Последние годы словно огонь, вырвавшийся из преисподней, прошел по России и странам СНГ. В будущем пламя может вспыхнуть в других регионах. В этом отношении ни у кого не должно быть иллюзий: у Провидения нет любимчиков.

Но если наша страна сохранит себя, свою вечную суть, свои великие внутренние и внешние сокровища, то ей – в силу многих ее особенностей – предстоит поистине великое будущее. Перед глазами каждого из нас – необъятная, бездонная, мерцающая Вселенная со своими бесчисленными звездами и мирами, но мы родились в маленькой ее части, называемой Россией. И всякое рождение не случайно. Значит, с Россией мы связаны самим Богом, и ее судьба – наша судьба…

Мы должны выстоять. Прежде всего духовно, сохранив свою великую душу и культуру, не допустив туда всей грязи и обмана современной цивилизации. И хотя Достоевский предупреждал, что нам не простят, если мы будем самими собой, думаю, что в конце концов все‑таки поймут, догадаются – и простят…

 

«Духовное падение нельзя остановить неведением и запретами»

 

«Вечерний клуб». 30 июля 1992 г.

– Юрий Витальевич, вас устраивает, что к вашему творчеству применяют термин «сюрреализм»?

– Относительно. Этот термин говорит лишь о том, что мое творчество не совсем укладывается в рамки традиционного реализма. Как многие писали на Западе, его истоки в «сюрреализме» Гоголя и фантастическом реализме Достоевского. А эта традиция, на мой взгляд, гораздо глубже обычного традиционного реализма, она работает со скрытыми, часто необъяснимыми сторонами человеческой души и мира. Поэтому я бы сказал, что для меня больше подходит термин «метафизический реализм». Я бы определил как реализм, который выходит за рамки обыденной жизни, который пытается проникнуть, скажем, в параллельные миры и в слои человеческого «я», которые относятся не к психике, а к необычным сторонам человеческой души.

– Не сталкивались ли вы с отождествлением вас с вашими героями?

– Как правило, нет. Моя проза написана таким образом, что вы чувствуете – автор несколько отчужден и стоит в стороне от всего там происходящего.

– Мне кажется, этому способствует и некая доля иронии, присутствующая в ваших произведениях.

– Да, определенная доля скорее даже не иронии, а, может быть, черного юмора. Но это не означает, что я отношусь к своим героям отрицательно или положительно. Отношение более сложное. Я изложил его в философской работе «Метафизика искусства». Писатель должен играть роль творца – быть одновременно связанным со своим творением и вместе с тем стоять над ним. Такова позиция художника. И я считаю, что искусство – это вид познания. Познания не только человека и мира, но и метафизического познания, познания Божества.

– Что способно усмирить бездны, таящиеся в человеке?

– Тут сразу встает вопрос: какие бездны? Потому что человек – очень сложное существо. В традиционных представлениях всех мировых религий человек является местом, соединяющим небо и землю. Он связан как с физическим миром, так и с миром промежуточным (то есть миром тонким, параллельным), так и с Божественным миром тоже. Поэтому в человеке есть бездны, которые относятся к высшим, Божественным мирам. И я думаю, связь человека «с высшими безднами усмирить нельзя. Потому что человек создан свободным. Это означает не только возможность свободного прихода к Богу, но и выхода за любые догмы и метафизические пределы, то есть возможность свободного метафизического путешествия вверх. Но это связано, конечно, с огромной ответственностью человека перед своей душой.

Если же говорить о сатанинских безднах, то и здесь человек свободен. Таким образом, свобода сама по себе не является ни добром, ни злом. Зло, с моей точки зрения, означает выбор тех возможностей в человеке, которые ниже его высших возможностей, это стремление быть ниже, чем человек есть в потенции. Оно легче реализуемо, к нему влечет человека ложно понятая любовь к себе. Поэтому и эти бездны прикрыть довольно трудно. Особенно в наше время – время конца определенного этапа жизни человечества. Это может быть так называемый конец мира, может быть просто переход в иную форму цивилизации. Наше время переходное и называется Кали‑югой.

И в это время предохранить от падения по крайней мере часть человечества практически невозможно. Поскольку это предназначено самой судьбой. Это падение, являющееся частью космического цикла, должно быть совершено. И здесь не нужно никакой сентиментальности, никаких иллюзий, никакого золотого сна – часть человечества обречена на зло. Но в принципе людей может спасти от этой низшей свободы падения стремление к высшей свободе. Вот что может закрыть эти бездны. В наше время их очень трудно закрыть неведением и почти невозможно – запретами.

Поэтому судьба человека так драматична и трагична. Другие – нечеловеческие существа, например, животные, совершенно детерминированы своей судьбой, они есть те, кто они есть. А человек – нет. Страдания человека вытекают из его сути. Поэтому в человеческой истории столько напряжения, столько страданий.

– Согласны ли вы с утверждением Генона о том, что западная религия, предназначенная для всех, распалась на догму для рассудка, мораль для души и обряды для тела?

– С этим согласится любой человек, сколько‑нибудь разбирающийся в духовной жизни. Запад переживает тяжелейшую духовную инволюцию и, я бы сказал, находится в состоянии духовной смерти. Те, кто у них это понимает, отчаянно пытаются выбраться из тупика. И дай Бог, чтобы им это удалось.

Духовно восприимчивые люди, побывавшие на Западе, могли в этом убедиться воочию. На эту тему написано много книг, некоторые из них переводятся на русский язык. Видимо, они скоро появятся в России. Сейчас же можно просто обратиться к русской классике – к Толстому (например, рассказ «Люцерн»), Достоевскому, Салтыкову‑Щедрину… Я думаю, тогда для самого неискушенного человека будет все ясно.

Да, на Западе, конечно, сохранилась формальная сторона религии. Но большинство людей там или абсолютно индифферентны к ней, или религия дана в искаженной, примитивной, вульгарной форме. Это можно сказать о многих американских сектах или движениях. Это уже не религия, это даже ниже материализма.

– Принято считать Россию страной, промежуточной между Западом и Востоком. Можно ли это перенести на понятие православия?

– Но Россия не только мост между Востоком и Западом. Она является самостоятельной мощной духовной субстанцией, отличной как от Запада, так и от Востока. Иногда употребляют название Евразия, понимая под ним не только Россию, но и сосредоточенные вокруг нее народы, духовная судьба которых близка к российской судьбе. Конечно, нам надо торговать и дружить с Западом – все это нормально и хорошо. На духовном же уровне Запад абсолютно ничего дать нам не может. Если мы и можем что‑то взять, то только с Востока – из тех сокровищ, которые там накоплены в древности. Но все это должно быть переработано в нашем ключе.

Что же касается православия, то это христианство как таковое, сохранившее в себе наиболее сакральную часть христианства – исихазм и учение об обожении человека. Оно сохранено только в православии, что делает православие хранилищем истинного сокровища христианства. Многие эзотерические моменты православия имеют параллели и в восточной духовности.

– Когда и в чем, на ваш взгляд, заблудилось человечество?

Тот же Гоген считал, что последняя точка падения произошла очень давно – где‑то в начале нашего тысячелетия. Тогда католическая церковь не смогла воспринять эзотерические влияния и пошла по пути создания чисто формальной иерархии, которая объявила себя абсолютом. Потом роль абсолюта стала играть монархия. После ее падения абсолютом стала буржуазия с ее чисто материалистическими ценностями. И наконец, выступил пролетариат, вернее, от имени пролетариата начали выступать узурпаторы, которые окончательно довели материализм до абсурда. Такая примерно схема.

Но я бы сказал, что эпоху Кали‑юги нельзя воспринимать так уж негативно, как ее обычно воспринимают. Все мировые религии говорят о том, что этот период духовной инволюции заканчивается созданием нового мира или в смягченной форме – созданием новой духовной цивилизации. Это как и в жизни человека – смерть автоматически влечет за собой рождение. Или, по‑христиански, воскресение. Это во‑первых.

Во‑вторых, в этот период полной свободы всегда бывают какие‑то особые духовные возможности. В том числе действительно необычайные, хотя они и редки. Когда на Западе торжествовала теократия, духовные возможности были весьма ограниченны. Духовный путь был строго регламентирован католической церковью.

Хотя иногда допускались исключения. Скажем, Майстер Экхарт, который выходил за эти пределы. Но и, выходя за них, он не нарушал церковного учения. Он просто шел в ту сторону, которая не входила в круг учений, выработанных церковью. И в Новом Завете говорится о «явлениях», которые не может вместить мир. А церковь берет только то, что необходимо человеку для спасения. Но ведь совершенно очевидно, что Бог знает гораздо больше. Таким образом, Экхарт, не нарушая церковных норм, входил в сферу Великого Неизвестного. Для Востока – это нормально. Для Европы – это было уникальным явлением. Так что отдельные моменты свободы были. Но, в общем, это был теократический золотой сон, который регламентировал духовные поиски при помощи костров инквизиции. Они сжигали не только «силы зла», но и людей случайных, и людей достойных.

А сейчас в нашем распаде и хаосе, которым охвачено человечество, присутствует тотальная свобода. Здесь иногда люди могут открыть необычайно высокие горизонты, которые даже не укладываются ни в какие духовные традиции. И вместе с тем, – что нередко, – можно пасть так низко, что из этого уже никогда не выберешься. В общем, страшная, трагическая, противоречивая эпоха.

– Следовательно, вы считаете, что нельзя так уж однозначно утверждать, что эпоха Возрождения была главной точкой падения, поскольку было перенесено внимание с Божественного на человеческое? Сейчас об этом говорят довольно часто.

– Да, обычно так говорят. И в этом, безусловно, есть правда. Но проблема скорее заключалась в том, что последователи гуманизма, открывая сферу человеческого, совершенно забыли о Божественном. Получилось нарушение баланса. Само по себе это открытие не было столь пагубным, если бы не отрицание прошлого.

Мне недавно случайно попались книги французских энциклопедистов: Вольтер, Ламетри, Гельвеций и т. д. Сейчас это читать просто дико! Это на уровне атеистической пропаганды времен застоя. До такой степени опримитивить человека, унизить и свести его к полумашине‑полуживотному, имея позади такое великое духовное богатство! И это называется веком разума, веком просвещения! Его результат – кровь, бесконечные революции, расовые бойни, атомные катастрофы Хиросимы и Нагасаки. Гуманизм обернулся антигуманизмом, разум оказался антиразумом, просвещение обернулось диким, дремучим невежеством. И человек забыл о своем Божественном происхождении.

– Что вы ощутили, вернувшись в Россию?

– Я испытал такое необыкновенное счастье, которое может испытать только человек, на какой‑то период оторванный от родины – от своих корней, от своего языка, от своей земли. Лишь испытав такой разрыв, можно понять, почему проблема России стоит в душе так остро.

И я хотел бы сказать следующее… Разумеется начав со слов: «Бог знает лучше». Я все же склоняюсь к тому, что период, который мы переживаем, – конец так называемой малой кали‑юги. То есть это не конец всего периода падения, когда разрушается определенная плоскость космоса – тот физический мир, который мы отождествляем с Вселенной, и открывается новый пласт. В нашем же случае в пределах одного физического мира заканчивается определенный цикл человеческой цивилизации и начинается новый. Иногда это связано с катаклизмами. Например, гибель Атлантиды, всемирный потоп. Но все же эти изменения происходят в пределах нашей физической земли. И я думаю, может быть, этот переход будет смягчен. И надеюсь, что в возникший новый период жизни человечества России будет принадлежать величайшая роль.

Интервью записал Владимир Тучков.