РУССКАЯ ДОКТРИНА

 

Мы прошли великий путь. Мы узнали, насколько сакральна и важна для нас русская литература, литература пророков, гениев и национальных ясновидцев, почувствовали внутренний трепет Невидимого древнего мировоззрения нашего, ощутили пространство нашей протоистории, которое до сих пор живет в нас; мы познали дыхание Великого Хаоса, из которого исходит многое наше непостижимое и который охраняет нас от сапог мировых порядков; мы можем теперь проникнуть и в таинственную русскую вторую реальность, скрытую за маской повседневности; перед нашими глазами еще раз – уже который! – прошла Святая Русь во всем ее величественном Единении всемирного мессианства и национального начала (ведь православие – это сокровенный оплот и центр христианства); чрез нашу душу прошла вся непостижимая уму загадочность России, воспетая ее великими поэтами, ее разрывающая сердце противоречивость, ее высшая отстраненность и в то же время любовь к бытию; мы увидели, как наяву, судорогу ее странных сект; и, наконец, предощутили, что даже Окаянная Русь – не какие‑то отбросы, а, напротив, даже в греховных проявлениях России есть, пусть и скрытый, аспект выхода, некое тайное, запрятанное «зерно», благодаря которому почти любые формы бытия России становятся парадоксально‑драгоценными; мы познали и великую восточную суть России, которая ведет в бездны самопознания; мы познали, таким образом, восставшую из времени Русь Востока; предощутили сибирскую мощь и дух;…и дальше… дальше… Россия, обращенная в Себя. И, через все эти Лики России, то появляющиеся, то исчезающие, чрез всю ее плоть и дух – проходит мистерия Любви, Любви к России ее сынов и дочерей; Любви, временами такой же сверхъестественной и непостижимой по своей глубине, как и сама Вечная Россия.

Да, несомненно, мы – и не Восток и не Запад, не Европа и не Азия, и не их синтез, хотя отдельные черты всего этого у нас есть. Но даже то, что было взято нами – быстро и стихийно; неодолимой творческой силой России преображалось в «другое», в наше, в свое… И неужели не ясно, что мы – особая, самобытная, ни на кого не похожая, уникальная цивилизация, которая еще только начинает свое восхождение, восхождение, которое может вывести ее за пределы того человечества, которое существует сейчас на Земле.

Прежде чем предугадывать видимые кем‑то и теперь черты Вечной России, нужно погрузиться в Ее метафизическую суть, ибо все остальное – производное от духовного Центра, от Истока. Сила высшечеловеческой Интуиции, медитации, созерцания и откровения может вести нас туда, где находится наш Исток. «Мы обладаем гениями всех наций и, сверх того, русским гением» (Достоевский).

Этот последний, особенный гений свойствен только нам и нам принадлежит до конца. И пусть он ведет нас в бездну Самораскрытия, в бездну Вечной России… И все‑таки, раскрывая постепенно все скрытые и явные Лики России, о глубинах которых еще речь впереди, мы чувствуем, что чего‑то, самого главного, самого таинственного, самого непостижимого и самого эзотерического нам не хватает. Тем не менее присутствие этого самого эзотерического и закрытого «уровня» чувствуется во многих Ликах России, да и в ней Самой, в ее Вечной сути. Иначе не было бы мистического предвосхищения России как такой реальности, которая выходит далеко за пределы всякой данности.

Необходимо погрузиться в поиск этого неуловимого, но внутренне присутствующего, ядра, в поиск уровня, выходящего за пределы нашего среза Вселенной.

Обратим внимание сначала, на одну, казалось бы, вполне объяснимую хотя и противоречивую особенность русского начала – любовь к своей земле и уход от нее в беспредельность, в трансцендентные сферы. Иными словами, любовь к земле и к Духу надмирному одновременно. Как всякое эзотерическое качество, оно многомерно: и наряду с «обычным», «доступным», «философским» значением, в нем есть иной смысл, а именно: крайняя любовь к своей земле и в такой же степени любовь к Духу – не просто «гармония антиномий», гармония, казалось бы, несовместимого и т. д., а указание на то, что сама «земля», то есть бытие русской земли, России имеет провиденциально‑трансцендентный смысл, означающий, что эту землю нельзя просто бросать ради Неба, что «русская земля» и Небо вступили между собой в какие‑то особые отношения. Эти отношения не означают просто, что «земля» должна быть освящена Духом для жизни на ней (или служить мостом между субстанцией и чистым Духом), – в этом случае земля все равно «вторична» по отношению к Небу и служит лишь для манифестации Духа в природном мире, мире Великой Материи. Такая ситуация вполне нормальна с точки зрения Духовной Традиции, но в данном случае наивысший уровень интерпретации русского отношения между «землей» и «духом» выходит за эти пределы таким образом, что «земля», «Родина», «Россия» оказывается любимой, по крайней мере, в той же степени, как и Небо, но не потому, что «земля» также дорога, как и Небо, а в трансцендентном, запредельном смысле. «Земля» нужна Небу (или Россия – Духу) для выражения некоей духовной тайны, причем Небо и земля как бы слиты в единой запредельности, в едином трансцендентном отношении, и в этом смысле Небо было бы «неполным» Небом без Земли. Высшей манифестацией этого равнотрасцендентного отношения является равная сила любви, стремления русских одновременно и к земле и к небу. Это особенно проявляется и в русской культуре, когда «земля» трансформируется уже в Россию – в полном смысле этого слова. Уход к Духу, любовь к Нему – на одной стороне русской истории; а на другой – любовь к России, и обе эти «полярности» не просто одинаково равноценны, уравновешивают друг друга, но они вступают между собой в эзотерические отношения, оказываются связанными силой одинаковой любви в нечто единое. Само Небо в душе русских как бы говорит: не бросай Россию, это тайна, хотя в обычно‑традиционной ситуации все должно быть в конечном итоге категорическим образом брошено ради Духа, то есть ради Божества. Если вы что‑то на земле любите так, что это «оттесняет» любовь к Духу – это уже большой грех в обычной традиции, но здесь, в нашей истории, есть, наряду с уровнем «обычной» традиции, какой‑то тайный аспект, когда само Небо в Русской Душе говорит: «Не бросай Россию» (в вечном смысле этого слова). Особенно утверждает это язык несоизмеримой любви русских к России, и эта любовь, таким образом, оказывается сопричастной Небу. Любовь к России – при одновременной любви к Богу, к Духу – оказывается знаком того, что Россия необходима, нужна, чтобы выразить Ею то, что можно выразить только Ею.

Совершим еще один мистический круг. Этот круг – русская тоска.

В России есть Бог и есть тоска. Тоска, разумеется, бывает разная, но мы опять‑таки берем высший метафизический аспект русской тоски. В этом отношении это как раз та знаменитая русская тоска без «объекта», тоска сама по себе (даже тоска при полном благополучии), о которой столько писали. Это не тоска по тому, чего втайне не хватает, скорее ее высший аспект просто в тоске самой по себе, хотя одновременно на другом уровне действительно присутствует какая‑то тайная «неутоленность». Одно сосуществует в вечной «русскости» с другим, и, когда мы входим в сферу чистой метафизики, любая ординарная концептуализация, пытающаяся «все объяснить» на рациональном уровне, – совершенно нелепа; мы видим в этой сфере отдельные метафизические «огни» и реалии, и это предел возможного. Все это выше любых логических концепций.

Тем не менее именно эта тоска (без «объекта» тоски), эта тревога при полноте бытия является указанием на то, что русский ум хочет выйти за пределы реальности, реальности вообще, реальности Абсолюта, Первоначала. Мы не говорим сейчас о тоске религиозной неутоленности, которая тоже, конечно, есть в России, а именно о Чистой Тоске (Тоска при вере в бессмертие, в Бога, тоска не по какой‑либо видимой причине). Эта тоска имеет фундаментальное метафизическое значение, и она всегда присутствовала в русской реальности. Именно о такой внеонтологической тоске писал один из русских поэтов‑пророков, Волошин: «Твоей тоске причаститься», – ибо такая Тоска имеет действительно собственную метафизическую Реальность, отвечает некоей последней тайне. И к ней необходимо быть причастным. Эта Тоска указывает на стремление выйти из тюрьмы Реальности вообще (ибо она не основана на тоске по чему‑то «реальному») и не только на это: раз тоска по Внереальности существует, значит, есть и возможность выхода «туда»… Но здесь уже наступает предел возможностей человеческого языка, который не может «ориентироваться» там, где «кончается» мир Реального, мир Абсолюта, и, следовательно, сам Абсолют, из которого миры, видимые и невидимые, «вышли» и который сам является Высшей (и по большому счету «Единственной») Реальностью.

Вся эта в высшей степени парадоксальная Бездна, точнее, намек на нее с редкой силой выражен у другого нашего поэта – Георгия Иванова в знаменитом стихотворении:

 

 

Россия счастье. Россия свет.

А может быть, России вовсе нет.

 

 

Здесь проявлено мистическое переживание России, во‑первых, как Света, Счастья (следовательно, и присутствия в ней Бога), и, во‑вторых, России как Отсутствия, России, которая внутренне ушла во Внереальность, и потому ее как бы «нет» (конечно, не в буквальном смысле). Это как раз то сочетание, о котором мы говорили, и неудивительно, что великие русские поэты и писатели метафизически переживали и такое. В этом тайноведческом стихотворении есть еще строчка: «А может быть, Россия – только страх» (и о смысле страха перед Россией мы скажем потом) и, наконец, строчки о «музыке, сводящей с ума». Это действительно так, ибо самые эзотерические «мотивы» русской музыки, включая особенно стихии народных песен с их «подводными» интонациями, вообще весь «подтекст» русской музыки прямо ведут в ту бездну, в которую ведет и беспредметная Русская Тоска («черная музыка» Блока). А это и есть тот тайный уровень, то тайное ядро, которые присутствуют и во второй реальности Русской жизни, и в ее великой и не познанной еще культуре, и в ее будущей метафизике. Указанием на эту крайнюю степень трансцендентности (которую и обычные люди могут носить в себе, не сознавая ее) в России являются и такие сугубо российские мистические переживания, как «лишенность» и «обездоленность». Все это присутствует в России «почти везде»: и в ее природе, отражающей Русскую Душу, и в ее поэзии, и в жизни… «Лишенность» эта в глубине имеет некоторые те же качества, что и Чистая Тоска, то есть она не лишенность чего‑либо (что, разумеется, является другим видом «лишенности», которая есть везде), а «лишенность» сама по себе, «лишенность» как качество самого бытия (как будто бытие хочет перейти в иное) – и в русском изобразительном искусстве это особенно, почти непередаваемо выражено в некоторых пейзажах, картинах русской природы. Самое главное, что такого рода «лишенность», «обездоленность», «тоска» на этом уровне имеют явно выраженный позитивный смысл – и это надо понять. Почему? Потому что они ведут к «реализации» той тайны отношения между Абсолютом и Россией, о которой речь будет впереди. Это просто инструмент тайноискания, в том числе подлинной метафизической русскости.

Несомненно, всем этим реалиям может сопутствовать страдание – но в данном случае это, конечно, метафизическое страдание, то есть страдание, вытекающее из причин не от мира сего, причем это страдание, которое существует не из‑за отсутствия метафизической полноты, а, наоборот, именно из‑за ее присутствия. В идеале это «страдание», которое присутствует при Взгляде в Бездну, по ту сторону Реальности, или на более скромном уровне – просто страдание, сопутствующее вышеописанным метафизическим переживаниям.

Поэтому совершенно естественно, что русские «любят» страдание, ибо оно связано с их высшей тайной, и все это находит полное подтверждение в особом характере русской культуры.

Вспомним опять слова Достоевского о потребности нашем в страдании: «У русского народа даже в счастье непременно есть часть страдания, иначе счастье для него не полно». Это очень точно сказано, именно наличие «счастья» и «страдания» одновременно, во всем этом чудовищно‑русском парадоксе и есть намек на присутствие «тревоги», «тоски» даже в ситуации наполненного бытия, счастья, благополучия. На высшем уровне это сочетание противостояний может переводиться как сочетание «Бог» и «лишенность» – что является центрально‑высшим парадоксом, разрешение которого может лежать в той сфере, которой для нас, для человечества, метафизически «нет» и которая, может быть, лежит по ту сторону Абсолюта.

В этом случае страдание должно также пониматься «позитивно», и тогда понятной становится любовь русских к такого рода страданию, к самой чистой субстанции страдания.

 

 

Приюти ты в далях необъятных!

Как и жить и плакать без тебя! –

 

 

эти строки великого поэта прекрасно иллюстрируют суть русской мистической «антиномичности»: для обострения «антиномичности» я сказал бы даже: «Приюти в просторах бесприютных» – ибо действительно мы жаждем «уюта», «покоя», «земли», устойчивости, но мы и не можем отделаться от страсти к бесприютству и бескрайнему сиротству (это при нашем‑то Боге, Боге Отце – «сиротство»: вот еще пример нашего высшего метафизического «безумия», открывающего то, что совершенно недоступно другим существам, и видимым и невидимым). Нам действительно остается искать приют в Запредельной Бесконечности, стоять на ногах на нашей родной земле, а сознанием своим уходить в «необъятность», которая тоже дана нам как символ и на физическом уровне: как «необъятность» нашей земли.

Другая наша особенность, тоже подводящая нас к «неуловимому ядру», то есть к «последнему отношению» с Абсолютом, это та особенность, о которой не раз писалось, но которая представляет собой нечто иное, чем «чистая тоска».

Это то тайное, скрытое желание (в нашей душе) «взорвать» мировую гармонию, о котором мы уже писали во введении.

Этот «взрыв» (недаром Волошин писал о культуре «взрыва» в России) фактически направлен на то, чтобы, так сказать, открыть за далью даль, то есть смять, уничтожить «старую» фиксацию на «старом мире» (из которого ушел дух), чтобы прорваться в новую реальность (в стихии знаменитых строчек А. Белого в «пространствах таятся пространства»). Иными словами, отстранение одного мира ведет к открытию другого. Но это – на экзотерическом уровне. На высшетайном уровне – «отстранение мировой гармонии» может быть связано именно со взглядом в Бездну, в своем пределе в Бездну, которая «по ту сторону Абсолюта» (то есть во Внереальность, которой «нет»).

С этим аспектом «взрыва мировой гармонии», что является также и проявлением Сакрального Хаоса в нашей Душе, связан тот уровень, о котором много говорилось, именно русская «апокалиптичность». Однако, на наш взгляд, эта «апокалиптичность» имеет свои особенности, которые становятся ясными благодаря их сочетанию с другими качествами Русской Души (это вовсе не «ощущение» или тайное желание конца мира). Смысл нашей «апокалиптичности» во взрыве в незнаемое, в желании открыть (прорыть щель в Иное, оставить пространство, пусть и «бездное», для прорыва в то, что назрело в глубине национальной души и что нуждается в объективизации. Из‑за этого стремления к прорыву в наше бесконечное – такая ненависть, отвращение, отмеченное у нас и иностранными наблюдателями, историками, ко всякой фиксации, ко всякой оформленности, которые мешают такому прорыву. Отсюда и отстраненность – оттого, что фиксирование существует.

То, что на каком‑то подпольно‑тайном последнем уровне нашего бытия создает в нас скрытую духовную тревогу, может быть выражено как напряжение, контраст между чувством Бога и русской тоской, между Богом и Бездной, между стремлением нашим уйти к Божеству, к Отцу, и желанием остаться с Россией, с ее неприкаянностью и непонятными прорывами в Неизвестное.

И действительно, истина в России носит «фантастический характер», это не просто истина, а «истина с тоской». В безмерности, бесформенности, недовоплощенности «русского начала» нет «точного» или «ясного» ответа (на «проклятые», или вечные, или глубинно русские вопросы), а есть нечто выходящее за пределы традиционных ответов. Россия – безмерность как знак не только того, что на эти вопросы как будто бы нельзя ответить, а скорее как знак, что эти ответы могут содержать в себе большее, чем вопросы, и в то же время они (эти ответы) уводят в сферу, которая выходит за пределы всего духовно известного.

Все это с неизбежностью ведет нас к некоторому метафизическому заключению, вытекающему из предыдущих рассмотрений глубинных качеств России.

Вместе с тем к этому заключению можно прийти и другими путями (если это дано): глубинной медитацией о России, или молниеносным интуитивным озарением (откровением), прорывом в высшие сферы… Фактически именно это поставило точку над «i» в нашем русскоискательстве.

Так о чем же идет речь? Речь идет об особом тайном качестве России, не выходящем пока на поверхность ее бытия и истории, но таком скрытом качестве (или качествах), которое непосредственно связывает ее с началами, о которых человечество не имеет никакого представления.

Эти «силы», если можно условно об этом так антропофорно говорить, на самом деле выражают ту Внереальность, которая выходит за пределы концепции Абсолюта, Бога в Самом Себе, и которая трансцендентна по отношению к Абсолюту, к Реальности и Божественному Ничто, метафизической Полноте. Эта сфера истинно запредельного, истинно трансцендентного, по ту сторону всего, что есть Реальность и на чем покоится Реальность. Эта сфера (в отличие от Божественной) нам не дана и которой как бы «нет» (в нашем понимании). Это – Бездна, которая как бы «окружает» Реальность, Истину и Безмолвие, то есть Абсолют, Бога в Самом Себе, соприкасаясь с Ним или «соприкасаясь» особым образом. Подробнее об этой Бездне сказано в моей работе «Судьба бытия» (см. главу «Последняя доктрина»). Однако необходимы некоторые более пространные объяснения. Что, собственно, означает «выход за пределы Абсолюта»? Это, несомненно, означает выход за пределы того, что является источником Реальности и Бытия, то есть за пределы так называемого Божественного Ничто (которое равносильно Божественной Полноте, содержащей в себе все потенции бытия), которое как таковое хотя и находится по ту сторону Бытия, но является его источником и основанием. Все это вместе составляет Метафизически Единое, образуя одну и ту же «природу» Абсолюта, но говоря о выходе за пределы Абсолюта,[35]мы говорим об истинно трансцендентном, о «сфере» (важно помнить, что слова здесь уже имеют относительное значение) по ту сторону всего, что есть Реальность, о «сфере», которой «нет», которую невозможно «реализовать» и в которую невозможно войти (напротив, сфера Божественного открыта и дана нам в реализации Абсолюта, согласно адвайте‑веданте и ее практике), в которой все становится как бы потусторонним самому себе. Но эта недоступность Запредельной Бездны (так наиболее адекватно можно выразить эту сферу), принципиальная невозможность ее «реализации», «вхождения» в нее должна быть понята позитивно, иными словами, вступить в «контакт» с тем, чего «нет», можно только на основании принципа «тоски» и абсолютной лишенности (лишенности не чего‑либо, а лишенности как метафизического принципа). Поэтому «обладать» тем, чем «обладать» невозможно, можно только отказавшись от принципа «обладания», который действен только в мире Абсолюта, в мире Реальности. (Некоторая «бледная» аналогия – по отношению к Запредельной Бездне – может быть проведена с кантовской «вещью в себе», но это весьма «скользкая», относительная и «неполная» аналогия.) Мы не можем выразить, каково есть «содержание» Запредельной Бездны – ибо подход к этому на уровне «мира Абсолюта», на уровне Реальности абсурден и невозможен: «там», в Бездне, все иное, и все «ценности» иные. Запредельная Бездна по ту сторону и Реальности и Нереальности, она – Внереальность по ту сторону Абсолюта. И Абсолют, по существу, является лишь «телом» истинно трансцендентного, а не его «сущностью» и «духом»; он «окружен» Запредельной Бездной, как Океаном, и является лишь «лодкой» в этом Океане («лодкой», в которой находимся и мы).[36]

Однако, «суть» заключается в том, что, согласно «Последней доктрине», с этим Океаном, с Запредельной Бездной возможен «контакт» – при условии «сотворения» необходимого «инструмента» или «органа» для такого контакта. Но это выходит за пределы нашей работы. Отметим только, что «Последняя доктрина», то есть доктрина Запредельной Бездны, распадается на две части: 1) первая, которая еще может быть выражена в пределах Интеллекта, 2) вторая, основная, которая лежит вне пределов того, что «дано». В первой части, кстати, говорится о том, что «контакт» с Запредельной Бездной предполагает сначала реализацию Абсолюта (то есть достижения бессмертного Бытия), но одновременно предполагается некоторый «отрыв», «отлив» от Центра (при сохранении ключей «бессмертия») на Периферию, в мир, ибо только там – в страдающем мире – возможно перепонимание всех негаций, страданий, лишений (которые концентрируется и символизируется в понятии «смерти»), как неких «щелей» в Запредельную Бездну. Во всяком случае, только на Периферии возможно найти определенные «щели», определенные «дыры» в Бездну (что невозможно в сфере полного Блаженства и Покоя). Иными словами, посвящение в Бездну не отменяет традиционное посвящение в Абсолют. С другой стороны, сам мир, где становится возможным «контакт» с Запредельной Бездной, мир, на котором лежит «отсвет» Бездны – такой мир приобретает иные, «необычные» черты.

Спрашивается, неужели Россия при всей ее «необъятности», Сакральном Хаосе, второй реальности, непостижимости ее для ума и т. д. имеет все же отношение к такой невыразимой запредельности и «чудовищности», как Бездна по ту сторону Абсолюта, (или даже Бездна как последний уровень Абсолюта)?

На наш взгляд, именно Россия, (среди всех иных Вселенных, видимых и невидимых), имеет к этому очевидное отношение, но, конечно, в том смысле, что Россия является носительницей некоего «тайного качества», в котором «отражается» эта Бездна, ибо, естественно, Она не может быть «выражена» ни в чем, с чем обычно имеет соприкосновение человечество, тем более в том, что заключено в так называемой мировой истории, ибо никакая «мировая история» этого не вместит, да и Она не может быть выражена на таком низком уровне. Единственное Ее выражение, и оно есть именно в России, это выражение в форме некоего тайного метафизического «качества» или «качеств», которые при их раскрытии делают возможным «контакт» с Бездной и тем самым превращают Россию в «Иную» страну.

То, о чем мы писали, говоря о некоторых «особенностях» России, как раз и является проявлением этого тайного качества, или просто его присутствия, или, точнее, проявлением тайного присутствия «отсвета» этой Бездны в России. Но тогда возникает вопрос – каким образом такая запредельность может сказываться на судьбе России? Понятно, например, как может сказываться на судьбе страны ее Связь с Богом, или, например, понятно, как может влиять «присутствие» Сакрального Хаоса, но как может влиять на судьбу страны то, что запредельно самому Божеству, самому Абсолюту, и тем более Богу как Он проявляется для человека и как понимается человеком?

Во‑первых, есть «мнение», что эта «Запредельность» некоторым образом начинает Себя проявлять во Вселенной (или «антипроявлять» – слова здесь «распадаются», имеют «антизначение» в попытке выразить «Бездну», поэтому все слова здесь надо понимать как «намек»), и поскольку эта Бездна – последний Трансцендентный уровень (если говорить мягко), то Она обладает «силой» («антисилой») этого уровня, ибо в действительности только Трансцендентное «определяет» Все (положение, которое принято даже в обычной духовной Традиции, когда говорят о Боге как о трансцендентном начале). То, что эта Бездна начинает себя «отражать»[37](особым образом, конечно), очевидно как раз на примере России, как носительницы «тайного качества». Следовательно, эта Бездна как бы «курирует» Россию. Это может означать весьма и весьма многое, но вовсе не только и не обязательно «Защиту» в банальном смысле этого слова. Смысл этих отношений (между Россией и Бездной) настолько грандиозен, что выходит за пределы всякой мировой истории, поэтому неизбежно Россия перерастает рамки человеческой истории, и она, следовательно, есть космологическое явление. Иными словами, Россия неизбежно должна существовать (и существует на всем необъятном космологическом уровне, а не только в пределах манвантар то есть человечеств космических циклов, о которых говорится в индуистской космологии. Что это означает конкретно – мы вернемся к этому потом, а сейчас продолжим.

Конечная тайна этого «последнего отношения» между Бездной и Россией как будто бы «непостижима», но это как раз такая «непостижимость», которая может раскрыться, ибо если Бездна «показывает себя» или «отражается» в мире – значит, что‑то кардинально меняется во Вселенной.

Кроме того, поскольку такого рода «отношения» неизбежно могут развертываться на метафизическом пространстве Космического и Сверхкосмического – то в самой исторической России заложено зерно Ее расширения до «Сверхкосмического уровня».

Следующий, и последний, кардинальный вопрос – о том, почему такая «Запредельность» связывает себя с тем, что существует всего – навсего на манифестационном уровне, на уровне мира, на уровне Периферии (по отношению к Центру, то есть к Богу).

Тот, кто заглянул в текст «Последней доктрины», найдет там некоторый ответ, но если его выразить по‑другому, чем там, то можно сказать, что Бездна по ту сторону Абсолюта, при всей Ее «инаковости» по отношению к Центру, с ее принципом Трансцендентной лишенности, только и должна «проявляться» на Периферии, ибо Центр (то есть Бог) – полностью самодостаточен, и только в ситуации удаленности от «самодостаточности», то есть на Периферии, в мире, может быть «понята» Запредельная Бездна.

Иными словами, на Периферии могут быть метафизические качества, которых нет в Центре, то есть на Периферии (в России) «есть» то, чего нет в Центре. Ясно, что это уже выходит за пределы обычной духовной Традиции (которая имеет дело только с Абсолютом и «его» мирами), ведь Бездна того, чего «нет», как раз и является Иным по отношению к Абсолюту. Очевидно также, что «смысл» присутствия этого Иного в «мире Абсолюта» (в нашем мире) выходит за пределы познания в обычной всемирной духовной Традиции (включая ее самую богатейшую ветвь – индуистскую). Можно, конечно, понять это таким образом, что в этом случае мы имеем дело с попыткой Абсолюта «познать» то, что выходит за пределы Его «природы» посредством того, что находится на Периферии, ибо на Периферии есть качества (например, страдание), которые полностью отсутствуют в Боге, но которые могут служить неким метафизическим «окном» для «приближения» к Запредельной Бездне.

Тайные качества России и являются таким «окном». Единственное, что может ограничивать Бога – это его собственное Совершенство. В Боге нет никакого несовершенства: страдания, смерти, негаций… Обобщая все человеческие негации словом «страдание», можно сказать, что страдание имеет два уровня: один, обычный, связан с ограниченностью человека, с несовершенством его (смерть, болезни и т. д.)… Но, видимо, в страдании есть высший элемент («субстанция страдания»), который имеет метафизическое значение (в частности, как «окно», о котором шла речь)… Бог, чтобы познать то, чего в нем нет, но что имеет тайное метафизическое значение, посылает частицу своей Божественной природы (идеальную человеческую душу) в мир тьмы и греха, чтобы познать через свое таинственное воплощение в человеке «субстанцию чистого страдания», которое есть страдание не из‑за чего‑либо, а само страдание как таковое – ибо, возможно, именно через это Бог познает то, чего нет в вечности, а может быть только в иллюзорной тварности. И именно в России страдание может приобретать самый его высший смысл и превращаться в то «окно», в щель в Бездну…

И отсюда становится понятна русская любовь к страданию, хотя в силу русской антиномичности не менее глубока в нас любовь к бытию и к жизни. Понятно также из всего изложенного, почему историческая Россия появилась в период Кали‑юги (период, падения и страдания): «золотой век» исключает тайные возможности, о которых мы говорили. К тому же «счастье» оглупляет все «существа», кроме Бога.

Итак, мы сказали достаточно, хотя бы для первоначального понимания, что такое в действительности есть Россия. Тогда становится окончательно понятным внутренне‑пророческий, скрытый смысл строчек Есенина:

 

 

Если крикнет рать святая:

«Кинь ты Русь, живи в Раю!»

Я скажу: «Не надо рая –

Дайте Родину мою».

 

 

Интуитивно Зов Родины, зов Вечной России оказался в нем сильнее зова рая – тем более что, как известно, рай для посвященного не более, чем «тюрьма» (пусть и «счастливая»), в то время как Вечная Россия – несравнима с этим состоянием по своей сути. И, хотя можно утверждать, что в силу того, что многие русские не познали эту суть и их собственная Родина остается «непознанной» ими, в то же время даже малая частичка русскости в душе каждого из нас потенциально ведет к Вечной России.

Но сами «последние отношения» – эта тайна тайн – лучшим образом могут выразить себя именно потаенным путем, в «потаенной исторической России». Но это скрытое, последнее качество делает Россию абсолютно первой. Само присутствие этого тайного уровня и обеспечивает России ее космологическое и вечное существование. Россия становится не только бездноносительницей, но и носительницей высшей тайны, тайноносительницей ее. Она связывает Абсолют с Бездной вне Его. «Идея» России (Вечная Россия) возникла в Абсолюте как мир связи, как великий Посредник, между Ним и тем, что «вне Его», хотя «вне Его» ничего нет, ибо только таким языком можно пока что‑то сказать о Запредельной Бездне. Потому Россия – при всей ее связи с бытием, во всех его проявлениях – является в то же время на своем тайном, скрытом уровне цивилизацией непостижимой «внереальности».

 

 

Россия счастье. Россия свет.

Но может, быть России вовсе нет…

 

 

– писал Георгий Иванов.

Но сиянье выше родного русского бытия в России также необходимо, как и «поиск» Бездны, тем более чтобы искать Бездну – надо «быть» и «быть» в предельном значении этого слова.

Сочетание того, что «есть» и того, чего «нет» (но непостижимым образом «присутствует») – это высшая последняя ступень прославленной русской совместимости несовместимого, ее беспредельной антиномичности. Именно в такого рода антиномичности наиболее выражен тайный отблеск Бездны в самом существе нашей Родины. Напомним, и некоторые другие метафизические качества, в той или иной степени связанные с присутствием этой Бездны в России: 1) Стремление к Бытию и стремление в то же время к Запредельному. Самоутверждение и самоотрицание; 2) Любовь к бесконечному, неутоленность веры; 3) Тоска, лишенность (даже при полноте бытия и т. д.); 4) Стремление и возможность воплощать в жизнь самые невероятные и «фантастические» идеи; 5) наличие «второй реальности», «Сакрального Хаоса», прорыва в иное и т. д.

Отметим, что, видимо, есть и иные, глубоко скрытые, доступные, пожалуй, только особому мистическому зрению. Необычайная, неожиданная и многозначащая совокупность всех этих качеств и показывает «Присутствие» Запредельной Бездны в России. Но это присутствие возможно обнаружить и непосредственно (вне анализа этих качеств) – при наличии прямого метафизического видения или метафизического откровения.

Но дальнейшее раскрытие этого Присутствия – дело судьбы будущей исторической России.

Может быть, именно в связи с этим станет окончательно ясным самый затаенный уровень тютчевского гениального: «Умом Россию не понять…». Положение великого Посредника между Абсолютом и Запредельной Бездной означает, что это сочетание Бытия (исходящего от Абсолюта) и Запредельного (исходящего от Бездны) делает Россию «новым» третьим метафизическим Началом (наряду с Абсолютом и Запредельной Бездной), которая обладает своими неповторимыми чертами и новыми качествами. Но «стихия» Запредельного в России парадоксально означает также, что России непременно надо Быть и Быть в высочайшей степени, ибо только тогда можно вынести это бремя Запредельного. Таким образом, Запредельное лишь усиливает особое качество бездонного и бесконечного Бытия России (и в этом превосходящая, еле переносимая Радость России и радость быть русским). К этой сокровенной теме Великого Посредника, точнее, третьего метафизического «начала» мы еще вернемся (ибо суть Посредника заключается не только в реализации некоей «связи» между Абсолютом и Запредельной Бездной, но и в приобретении, благодаря такой ситуации иных самостоятельных метафизических качеств, что и делает Вечную Россию третьим метафизическим «началом»).

Теперь необходимо подойти к обобщению всех перечисленных ранее метафизических значимых проявлений России. Эти «проявления» (тех или иных сторон Вечной России в России исторической) следующие (мы разбирали их выше, но здесь необходимо окончательно суммировать и обобщить их):

1) Святая Русь, православие

2) Русская культура

3) Вторая реальность и русское бытие

4) Невидимое мировоззрение

5) Сакральный Хаос

6) Русь Востока, Русь Самопознания

7) Наконец, «Последние отношения» и все, что с ними связано.

Все эти «проявления» или сущности России существуют на разных уровнях реальности, некоторые из них как будто несовместимы друг с другом, но тем не менее они отражают глобальные страницы Вечной России, как она отражена в России исторической, образуя некое непознаваемое на уровне человека Единство. Чтобы прояснить еще более, прибегнем к такого рода глубинной символике: представим себе Вечную Россию как сумму метафизических русских сторон (необязательно все они в очевидной степени проявлены в исторической России, некоторые могут быть настолько «внутренни», что мы о них в данный период не можем знать), Вечную Россию как она «задумана» в Абсолюте. Представим ее в виде Центра, вокруг которого образуются концентрические окружности или просто концентры, причем каждая концентра представляет или символизирует одну из перечисленных «сущностей» исторической России.

Но необходимо одно исключение: православие как религию личного спасения русских людей мы выделяем особым образом (ввиду первостепенной важности религиозного спасения). Поэтому оно должно быть выражено отдельно, и его условным «символом» в данном контексте может быть вертикаль, направленная вверх, в Небо.

Эти концентры (сущности России) являются отражением в мире тех или иных сторон Вечной России – отражением, конечно, не совсем «буквальным», поскольку есть разница, мягко говоря, между воплощением и «идеальным образом», таящимся в Вечности.

В нашей «исторической» воплощенной России мы обнаружили (учитывая выделенность православия) таких «сущностей» пять, не считая «Последние отношения» связанные с Запредельной Бездной. Таким образом – вокруг Центра пять концентрических окружностей, пять концентр (Невидимого мировоззрения, Второй реальности и русского бытия, Сакрального Хаоса, Русской культуры и Руси Востока, или Самопознания). Все эти концентры нужно представить себе не на одной плоскости, а на разных плоскостях – поскольку каждая из них выражает слишком разные стороны исторической России, и они существуют как бы в несколько разных «измерениях». «Последние отношения» не могут быть, естественно, выражены никакими концентрами, поскольку это «качество», образуя самое скрытое, тайное, «неуловимое» и, вне всякого сомнения, самое эзотерическое измерение России, существует на уровне «ночи», окружающей светоносный Центр, Ночи или Тьмы в смысле невозможности объять это качество, выражающее выход за пределы Абсолюта. Поэтому «Последние отношения» (в их связи с Запредельной Бездной) «существуют» как бы по ту сторону концентр, между самими концентрами, тайно «отражаясь», однако, в некоторых из них.

Теперь необходимо ясно и сжато рассмотреть сами «концентры» («нумерации» которых, естественно, не имеют значения). Но прежде мы начнем с рассмотрения выделенного нами православия.

Его величайшее значение понятно и его трудно переоценить. Благодаря православию, русским людям были открыты пути личного спасения, и воистину Бог открылся как Отец человеков – а сыны в принципе не могут быть тотально иной природы, чем Отец. Христианство, борясь с грехом и немощью «падшего» или даже «погибшего» человека, в то же время утверждало его Божественное происхождение и бессмертие его души. Все это было направлено на преодоление оков смерти, и впервые на абсолютно первое место был выдвинут принцип любви – к Богу и человеку. Православие стало религией не только Христа, но и всей Светоносной Троицы, где и Христос и Святой Дух (при Его вхождении в человека) совершали «обожение» человека, и навеки связывали его с Отцом.

Православие остается самым истинным центром христианства, все остальные его ветви и конфессии – уже в той или иной мере отклонения от христианства. Кроме того, русское православие соединило в себе вселенскую духовную высоту с проявлением глубокого милосердия, с пожеланием спасения для всех без исключения – и вот это соответствовало мягкосердечию русской души и ее стремлению к конечной, высшей справедливости и Царству Божьему. В историческом плане православие породило уникальную реальность Святой Руси – то есть богоизбранного народа, очищенного трезвым самоотречением, полнотой веры, духовной бескомпромиссностью…

Одновременно женственный аспект Руси смягчал суровость отречения от мира. Русские женщины вообще вносили в жизнь спасительную стихию сострадания и жалости к человеку, что и порождало – даже в советское, атеистическое время – высший образ женщины: сострадающей и прощающей, в религиозном плане – молитвеннице перед Богом, за грехи своих мужей, братьев, сыновей. Святая Русь не могла не породить в историко‑политическом смысле идею христианского мессианства, Третьего Рима, и при всей сложности исторических путей такого рода факт остается фактом: на сегодняшний день только православие остается не «падшим», не «деградировавшим» христианством – по крайней мере в смысле сохранения истинных и древних духовных сокровищ христианства, от которых сейчас отказываются даже многие заказные богословы (не говоря уже о мирянах) на Западе. Мало того, что православие само по себе Истинный центр христианства, оно еще сохранило себя в век, когда другие ветви христианства стали отпадать от своей же собственной сердцевины, в век, который уже официально называют постхристианским.

Рассматривая теперь концентры, начнем с русской культуры, особенно с ее высших проявлений: искусство, музыка, литература, философия, сам русский язык и т. д. Было многое сказано об этом выше, поэтому нетрудно сделать нижеследующее заключение. Именно в культуре в самом широчайшем смысле отражена душа нации, ибо культура охватывает Всё: все стороны бытия народа и человечества, спасительные, погибельные, скрыто‑неразгаданные, метафизические, конкретно‑жизненные и так далее – все, все, ибо ее смысл – раскрыть, обнажить пред взором человека Целое, включая Космос, во всех его тайнах и противоречиях, ничего не утаивая, а также Божественные измерения. Но Русская культура, как независимое выражение русского духа, кроме общечеловеческого смысла имеет и свой не просто национальный, а особо‑национальный смысл, в полном соответствии со словами величайшего нашего писателя («Мы обладаем гениями всех наций и, сверх того, русским гением»). Этот смысл в некоторых своих аспектах – чисто сакральный, ибо, поскольку культура является наиболее всеохватывающим выражением Души народа и страны – то в русской культуре, особенно в литературе, мы находим те самые глубинные эзотерические бездны или в некоторых случаях пока только «зерна», о которых шла речь в этой книге.

По существу, в русской культуре – и в этом уникальность этой концентры – сосредотачиваются проявления почти всех остальных «концентр» и, кроме того, некоторые «точки выражения» самого тайного и невыразимого: «Последних отношений».

Кроме того, именно русская культура оказалась центром проявления национальной метафизики, национального мировоззрения и мироощущения во всех его сложнейших гранях – и таким образом очевидна ее сакральность, ее высочайшее значение для самой России и ее судьбы – как на Небе, так и на Земле. Очевидно также ее исключительное значение для сотворения уникального русского Самосознания, в конце концов, самой Русской доктрины.

Отражая в себе русскую духовность, она и «определяет» ее – и тем самым, в свою очередь, не только влияет, но и формирует национальный дух и мировоззрение.

Отсюда ясны судьбоносное значение русской культуры и причины его мощнейшего влияния на самосознание людей, целых поколений, интеллигенции, всего народа.

Можно сказать – не будет русской культуры не будет и России. Армия, церковь, культура – вот та сакральная «троица», от судеб которых зависит и судьба России.

Армия же в России сакральна хотя бы потому – что, не будь ее, могучей и сильной, России не было бы на этой земле уже давно, а историческая Россия, как видно также и из этой книги, сакральна по своему существу. Кроме того, армия – единственный институт, где люди по своему долгу жертвуют собой, своей кровью и жизнью – ради «други своя», ради Родины и ее народа, ради своей семьи, ради потомков. Поэтому армия, и в широком смысле «оборона», в России – священна и это должно быть отражено на официальном, государственном уровне.

И еще один важный момент: русская культура должна быть всегда независима и свободна (ибо только тогда национальный и общечеловеческий дух может полностью выразить в ней себя, как бы ни были необычны ее проявления – а они иногда действительно бывают необычны).

Теперь мы переходим к более «тонким», то есть внешне менее выраженным концентрам, но которые тем не менее имеют глубинное значение для понимания Русской Души во всей ее вечности и исторической протяженности. Их «фундаментальность», пусть сейчас и сокровенно‑скрытая, проявляется именно по отношению к самой сути Вечной России и Русской Душе (которая является отражением в Человеке Вечной России). Мы начнем как раз с наиболее скрытой концентры, то есть с так называемой второй реальности. Таким образом, если эта концентра в исторической России выражена относительно затаенно, это только означает, что она имеет глубочайшее значение в плане метафизической России, да и само ее «название» («вторая реальность») говорит о ее затаенном проявлении (но это не означает, что такое «затаенное проявление» будет всегда, во всех формах конкретно‑исторической России).

Выше уже было сказано о характере этой «второй реальности». Здесь же надо выразить ее более четко.

Во‑первых, ее наличие ощущалось и ощущается при достаточно необходимом дли этого видении. Можно привести много примеров, но укажем на некоторых «свидетелей».

«В смутных глубинах народного подсознания, как в каком‑то историческом подполье, продолжается своя, уже потаенная жизнь…» (Г. Флоровский, богослов и философ).

«Эта вторая жизнь протекает под спудом и не часто прорывается на историческую поверхность» (Г. Флоровский).

«…Тогда в историческом процессе возникают явления и персонажи, сопричастность которым возможна лишь за рамками исторического самосознания… они требуют восприятия… в горизонте «всех времен», в горизонте Вечности. Время историческое соприкасается с временем мира… с тем измерением, откуда приходят боги» (В. Винокуров).

Последний отрывок поражает особенной точностью восприятия исторически «невидимого».

Необходим, однако, не только общий вектор, указывающий на существование этой «второй реальности», но и ее конкретизация – по мере возможности. В сущности, одна такая «конкретизация» может уложиться в целую книгу, если не в тома, тем более что проявления второй реальности возможны, видимо, благодаря некоторым специфическим чертам наличного русского бытия, и, по существу, «вторая реальность» и эти черты русского бытия составляют нечто единое или близкое (поэтому русское бытие и вторая реальность объединены нами в одну концентру).[38]Некоторые «примеры» («второй реальности» или ее восприятия) были приведены выше, хотя и в художественной литературе, но, когда «суть» второй реальности на «примерах» из классики уяснена, я думаю, тогда не составляет труда увидеть эту вторую реальность уже не только в литературе, но и непосредственно в русской жизни. В действительности, ее сколько угодно там (хотя и затаенно), надо только иметь глаз.

Поэтому важно «схватить» концепцию (хотя бы относительную) второй реальности, уже ведь если понять ее, тогда этот план бытия можно будет легко увидеть даже в так называемой повседневной жизни. Постараемся ее «определить». Пожалуй, главная черта: некое выпадение из рациональной поверхности жизни. Я имею в виду, конечно, не «мистику» или «прозрения» и т. д. (это совсем другое), а именно выпадение в «пределах обыденной жизни», которое может происходить и с «обычными» людьми, хотя в России нет «обычных» людей, поскольку в каждом есть хотя бы маленький элемент русскости».[39]

Это может быть также и некий поток бытия, проходящий в сознании людей или отдельного человека, и выраженный, скажем, во внешне как будто «сюрреальном» (скорее просто «многозначимом») поведении и речи. Все же исключительным по силе выражения как второй реальности, так и всей «специфики» русского бытия, о которой мы говорили, является роман «Котлован», созданный гением Платонова (более того, в этом романе явно проскальзывают и моменты, связанные с «Последними отношениями»). Важно, однако, понять здесь два положения: 1) этот роман должен быть познан не только как роман «социальный», но прежде всего как метафизическая книга, в символизме которой выражены некоторые глубочайшие пласты русского самосознания; 2) «эти пласты», выраженные в этой книге, совершенно очевидным образом присутствуют и проявляются в самой русской жизни. Именно в этом ключе должна быть прочитана эта книга, в которой сконцентрировано платоновское видение. Почти каждая сцена, диалог, описание в этой книге (и прежде всего гениальный язык) носят в себе подтекст, который явно ведет в глубины нашей вечной души, в ее, как бы сказали индусы, «вышешу», то есть вечную, неотъемлемую метафизическую особенность той или иной значимой души. Я думаю, что читатель сам может найти и понять все, что мы имеем в виду, при внимательном и медитативном чтении этого романа. Но все же приведу несколько примеров.

1) «‑ Мне страшна сердечная озадаченность, товарищ Чиклин. Я и сам не знаю что. Мне все кажется, что вдалеке есть что‑то особенное, или роскошный несбыточный предмет, и я печально живу.

– А мы его добудем. Ты Вощев, как говорится, не горюй.

– А ты считай, что уж добыли: видишь, как все стало ничто…»

Здесь речь идет именно о восприятии какого‑то момента, вспышки, проблеска этой «второй реальности»: видится «что‑то особенное», (хотя «я и сам не знаю что»), оно «вдалеке», и в то же время его уже «добыли» то есть оно уже присутствует, причем присутствует таким метафизически убедительным образом, что «все» (по сравнению с этим) стало «ничто». «Вторая реальность» присутствует здесь как бы параллельно вспышкам осознанности, (следовательно, «между» словами, между «выразимым») и тем не менее она явно «чувствуется» и благодаря ее присутствию меняется даже отношение к наличному бытию («все теперь стало ничто…»). Таких примеров достаточно много в романе, и такого рода «улавливанье» некоего потока бытия (как одной из форм второй реальности) встречается достаточно и в русской литературе вообще.

Все эти своеобразные прорывы (во вторую реальность) происходят на фоне многочисленных картин, сцен, описаний, которые как раз и связаны уже со спецификой русского наличного бытия, где главными чертами являются, например: 1) «Неизвестная тоска»; 2) желание уйти «далеко – далеко отсюда…» (то есть в запредельное); 3) некоторая «озадаченность» перед лицом мира, иногда переходящая в ощущение, что «мы все живем на пустом свете» (то есть феноменальный мир как бы теряет свою «плотность», «устойчивость»); 4) наконец, склонность к некоему «солипсизму»… Таких и другого рода «сторон» много рассыпано в этой книге, и все вместе они образуют специфический аромат русского бытия, безошибочно угадываемый как только русский…

Что еще более важно, в этой книге явно проскальзывают также некоторые моменты, которые являются выражением скрытого присутствия «Последних отношений» или «готовности» к ним в русском самосознании и в русском бытии.

Например, символично и грозно в этом отношении звучит текст, что «мужички» «… хотели спастись навеки в «пропасти котлована». Спасение в «пропасти», в «бездне» – весьма многозначительный намек…

Не менее многозначителен и отрывок, приведенный нами выше, о «мирной тоске» (то есть тоске, когда сняты все противоречия и «тосковать» казалось бы не о чем), в том же ключе и другие тексты, например, о том, что «неужели внутри всего света тоска»…

Здесь важен символизм, связанный с тем, что в любой ситуации сохраняется «грусть», «неудовлетворенность», «лишенность» – что является еще одним скрытым аналогом высшей антиномичности, отражающей трансцендентную Бездну, когда даже владение Истиной парадоксально сосуществует с Лишенностью и Тоской (которые понимаются здесь «позитивно», то есть как «инструменты», «средства» проникновения в то, чего «нет»).

И, когда Вощев поднимает с земли мертвую Настю, он, поцеловав ее, находит «больше того, чем искал».

Иными словами, в «отсутствии» (в смерти), в том, чего «нет» (живой Насти уже нет) – заключено нечто большее, чем в том, что присутствует, чем можно обладать и что можно знать.

Высшая гениальность автора и предназначенность этой книги – неоспорима.

Теперь снова вернемся ко «второй реальности». Это «выпадение» из контекста обычной жизни придают русской повседневной жизни качество, которое можно определить как «фантастичность наличного бытия». Иными словами, самое легкое, самое, казалось, незаметное присутствие в обычной жизни этого «второго плана бытия» придают самым обычным реалиям некоторый оттенок не столько «иррациональности», сколько еле заметной «трансформации» обыденной жизни в «иное». Как будто все идет как обычно, но в то же время с особым «сдвигом» или «привкусом».

Разумеется, приведенные нами «определения» не обнимают все стороны этой льющейся как река, огромной, трудно выразимой второй реальности, в содержании которой нет фиксации определенного «мировоззрения», философии, набора идей, а есть именно параллельный, полуописуемый поток бытия, который никоим образом не может быть «концептуализирован» и «понят» обычными средствами.

В нем, в этом «потоке», могут присутствовать некоторые элементы, вроде бы «определяемые» (например, утробно‑онтологический «солипсизм», затаенная вневременность, «алогичность», «высшая нелепость», тоска обыденности, некий «обход» реально‑обыденного и т. д.), но настолько разнородные, что здесь бессмысленно говорить о попытке обобщения, к тому же этот поток бытия, возможно, и в принципе по ту сторону «человеческих» обобщений. В то же время он вполне конкретен по эффекту, который он производит в сознании.

«Проявляться» он может, конечно, не только в «повседневной» жизни и «отражаться» потом в литературе, в обратном порядке влияя на жизнь, но и в народных сектах или, скажем, даже в каких‑то аспектах Окаянной Руси, о которой мы уже писали выше. Однако здесь (в сектах, например) «вторая реальность» проявляется не в «идеологии», «ритуалах» или в «учениях» – а опять в некоторых еле зримых трансформациях бытия или в его элементах. Но, видимо, именно она (ибо этот поток бытия течет по ту сторону всякого морализаторства, идеологии, «рацио» и тому подобного) придает, например, даже «великой, темной и пьяной» Окаянной Руси привкус самоценности, той «самоценности», которая есть или может быть в любой форме русской жизни (кстати, и в «обыденной») и которая заставила Блока написать знаменитые строчки

 

 

Да и такой, моя Россия

Ты всех краев дороже мне.

 

 

Эта особенность реальности, несомненно, имеет глобальное значение, ибо она придает русскому бытию вообще (русской жизни в любой ее форме) скрытый внутренний «замысел».

Я уже не говорю о том, что тайна тайн России, «Последние отношения», которые могут проникать почти во все концентры России и в то же время выходить за их пределы, вероятно, незримо присутствуют во второй реальности или за ней, образуя третий подпольный поток русской жизни. Но, конечно, «Последние отношения», имея совершенно «определенный» высше‑метафизический, то есть выходящий за пределы онтологии «смысл» или, точнее, «за‑смысл» (в плане связки: Россия – Абсолют – Бездна по ту сторону Абсолюта), может лишь входить своими «моментами», «проколами» во «вторую реальность», как, впрочем, она может входить и в другие аспекты России. Ясно, что вторая реальность, второй план русского бытия образует свою собственную, независимую Вселенную, и ее «за‑смысл» – другой, «собственный», уникальный и внеконцептуальный пока, но существенно важный, ибо дает выход русскому бытию в какое‑то иное, скрыто‑таинственное измерение.

Теперь перейдем к следующей концентре, которую мы назвали «Невидимое древнее мировоззрение». Это – главным образом наша история, наше глубокое прошлое, еще дохристианское, та история, которая от нас пока еще скрыта, но, во‑первых, мы рассматриваем Россию глобально во всех ее временах и уходим к ее истокам, в конечном итоге к Протороссии и протославянам, к индо‑арийскому корню и даже дальше. Невидимое мировоззрение – это и наше еще плохо понятое и плохо узнанное так называемое «язычество», и Веды, ведантизм (недавно подтвержденный раскопками), древнее арийство, гиперборея, но кроме того – огромное неизвестное пространство древней эры. Что было там – известно только частично или неизвестно вообще (но потаенно существует в нас), однако есть все же некие глубинные точки, по которым можно кое о чем судить.

Эти «точки», например, – интуитивное понимание русского дальнего бытия, нити к великому арийскому прошлому, даже к Гиперборее, обо всем этом рассказано в древних писаниях; наконец, присутствие в нашей душе и в нашей «зафиксированной» истории определенных качеств, импульсов, перекликов явно древнего рода, идущих от какой‑то бесконечной глыбы исторического прошлого, но живущего в тайниках души. Сейчас гигант молчит, но когда‑нибудь в будущем может вдруг заговорить, но уже другим языком, другими реалиями… Мы касались Невидимого древнего мировоззрения выше, но подлинное исследование должно быть весьма объемным и специфическим. Еще в XIX веке это невидимое мировоззрение формировало персонажей, пусть одиноких, но настолько диковинных, что подлинное их понимание может быть проведено только с учетом великого неизвестного нашей протоистории или скрытого центра, о котором мы писали выше.

Даже сейчас в душе городского жителя может раздаться голос, исходящий из древних пластов…

Но, повторяю, гигант может еще заговорить более ясным языком, и даже спящий он бродит в нашем космическом «подсознании».

Пятая концентра – Сакральный Хаос. И Сакральный Хаос и Древнее невидимое мировоззрение – это наши космические и исторические истоки (но не метафизические, ибо метафизика – это не о мире, а о Первоначале, о Духовном Принципе, о Боге, о «Последних отношениях»… о Вечной России, о Метафизическом Центре). Сакральный Хаос – скорее космический источник, но, естественно, с мощным влиянием на нашу историю. Мы говорили о том, как он проявляется в нашей истории, идеологии и жизни… Но это Его (в большинстве случаев) побочные, даже искаженные, часто негативные проявления.

Самое главное: Сакральный Хаос – это убежище всех тайных и высших «тенденций» Вселенной именно потому, что мы имеем дело не просто с Хаосом, в котором «смешано» все, но именно с Сакральным Хаосом, посредством которого реализуются самые тайные «мысли» Божества о Вселенной, самые неожиданные и неописуемые повороты человеческой истории и Вселенной, возникает все самое необычное, но предназначенное для свершения…

И теперь другой момент: Сакральный Хаос, видимо, является источником хаоса русской жизни (все имеет свою оборотную сторону), но на самом деле этот Сакральный Хаос не только придает русской истории и динамике русского бытия непредсказуемые черты и повороты, но и защищает Россию. Защищает ее от мирового порядка, идущего извне, или от порядка, который исчерпал себя, или от засилья порядка вообще, который всегда ограничен, ибо он порядок, «система».

И такой порядок никогда не победит Хаос, ибо Хаос больше порядка, да и сам порядок только жалкая попытка создать золотую иллюзию стабильности, утихомирить бушующий под слабой короной порядка великий Океан Неведомого.

Но именно потому, что Русская Душа склонна к негациям Хаоса, к «анархии», нам необходим, чтобы «существовать» в истории, порядок, но только свой, не посягающий на наше нутро, порядок, пусть даже по необходимости жесткий, но свой.

Шестая концентра – Восток, Русь Востока.

Здесь необходимо четкое обобщение. Ясно, что здесь идет речь об «Индии Духа», о духовной традиции Востока, о величайшей метафизике… В высших своих вершинах она представлена в Индии и в Тибете. Мы имеем прямое отношение к Индии – и по происхождению и еще больше – по душе. Надрелигиозная и практическая метафизика и философия Индии достигает полного выражения в Веданте.

Самое лучшее, что мы можем получить из внерелигиозной восточной метафизики[40]и философии Индии вообще – это ключ к Самопознанию, но, разумеется, к Самопознанию не просто собственной души (и тем более на внешнем, психологическом уровне), а к Самопознанию Атмана, то есть Божественного «ядра» в человеке, высшего Божественного «Я», которое и есть истинное «Я» каждого человека и которое вечно и бессмертно в абсолютном значении этих слов.

Этот ключ состоит из «теории», из понимания, осознания того, что имеется в виду «конкретно» под этим вечным высшим Я, и из практики (медитации, созерцания, различения этого «Я»[41]от тела, ума и т. д. и других, еще более эффективных практик), цель которой (при наличии благодати и внутренних данных) – частичная (что вполне возможно) и полная (встречается при жизни реже) реализация этого высшего «Я» (Атмана). Даже частичная реализация означает переход, хотя бы временный, в иное, высшее состояние сознания, чем то, в котором обычно находится человек, и такая реализация, ступенька за ступенькой, может привести после смерти к полной реализации высшего «Я» (то есть к реализации Абсолюта) или к рождению в мирах, где наиболее возможна такая реализация, где она, например, подготавливается.

Второе, что можно извлечь из восточных учений – это метафизические и философские знания, настолько уникальные и значимые, что полных аналогов этому нигде нет (есть «приближения», а во многом – и вообще нет аналогов нигде).

Европейская, западная философия (включая даже древнегреческую) – подростковая философия по сравнению с этим, в лучшем случае – дальний отблеск. О современной западной философии вообще смешно говорить: она, по определению, нефилософия вообще, ибо в ней заключен отказ от познания вечного и внеэмпирического. Нам, думаю, сейчас необходима, как базис не западная философия (даже классическая, как было раньше, а индийская, несоизмеримо высшая, именно как основа, как импульс для собственной самобытной философии, влияние на которую западной могут резко снизить ее, и повести в ложном направлении.

Третье, весьма важное положение: весь восточный метафизический и философский опыт желательно и иногда даже необходимо переработать в русском духовном ключе. Отсюда и возникает понятие – «Русь Востока», то есть Русь, познавшая по‑своему «восточную мудрость» (и это свойство России, как молодой цивилизации: если «взять», тем более берется близкое по духу, то необходимо переработать это в своем ключе и сделать окончательно духовно своим). На этом можно закончить о Востоке. В нашей метафизической «схеме» остались еще «Последние отношения» и «Метафизический Центр или Вечная Россия».

«Последние отношения» – это принципиально метафизически Иное. Поэтому «Последние отношения» по ту сторону концентр, но могут проявляться в некоторых из них тем или иным образом. Например – во «второй реальности», в нашем духе, в Русской культуре, и, наконец, в самой России как в метафизической данности. «Последние отношения», естественно, не могут проявляться в такой концентре, как Восток, ибо они выходят за пределы даже такой всеобъемлющей духовной Традиции, как восточная. Восток слишком «самодостаточен» и погружен в себя. Ее просто нет там ни в теории, ни на практике. Она абсолютно уникальна и выходит за пределы «человеческой» или мировой» метафизики. И это – чисто русское состояние, предел русской метафизики и метафизики вообще.

И наконец, о Метафизическом Центре России, вокруг которого в нашей символике расположены концентры, являющееся по сути определенными отражениями Метафизического Центра.

Метафизический Центр России – это «идеальная» Россия, центро‑концентрация ее сути, наконец, более точно, Россия как она задумана от Вечности, в самом Абсолюте, в самом Боге.

Следовательно, метафизический Центр идентичен Вечной России. Отражение Вечной России в физическом мире, в космосе, на уровне планет, отражение, разумеется, с поправкой на все негации материального мира, дает воплощенную Россию, историческую нашу Россию и т. д. Однако относительно Метафизического Центра России здесь есть один необычный нюанс. Суть в том, что «Последние отношения» связаны с «выходом» за пределы Абсолюта, за пределы того, что нам дано и что является нашим Первоисточником. «Последние отношения» выводят нас за этот предел. Поэтому в нашей символике они не изображены вообще, а только подразумевается, что Внереальность, Запредельная Бездна («Последние отношения» – и есть неописуемая связь России с ней) расположена «между» сгустками реальности, между концентрами, и может только косвенно «проявлять»[42]Себя в них.

Метафизический же Центр – по всем классическим канонам традиционной метафизики – «проявлен» из Абсолюта, является Его первой манифестацией. Однако Запредельная Бездна, Внереальность, это нечто иное, чем Абсолют.

Вечная Россия, конечно, включает в себя «Последние отношения», ее, собственно говоря, самый эзотерический и тайный аспект. Поэтому понятия Вечной России и Метафизического Центра не совпадают полностью, можно, видимо, утверждать, что Вечная Россия – это Метафизический Центр России плюс «Последние отношения» с Запредельной Бездной.

Наконец, Вечная Россия содержит в себе, в своей утробной метафизической глубине, все потенции сущностных проявлений России. Тот факт, что мы выявили несколько таких сущностных проявлений (в виде «концентр») на протяжении доступного для нас исторического пространства, не означает, что не могут появиться другие, скрытые от нас в пучине Вечной России новые великие сущности. Итак, новые концентры могут появиться в будущем. Это очень важный момент.

Пять уже возникших концентр существуют в разных плоскостях и чаще в разное историческое время; то увеличивается значение одних, то других. В разных формах эти сущности по‑разному отражаются в конкретно‑исторических реалиях России, причем, как все в воплощенном физическом мире, они образуют и свои негации.

Кроме того, взятые вместе, эти концентры, несмотря на их разнородность, в то же время фиксируют уникальное, скрытое единство.

Действительно, Святая Русь – эта явная вертикаль, направленная к Небу; «вторая реальность» – это особый параллельный русский мир, параллельный «обычному», и, так сказать, «общечеловеческому»; «Древнее мировоззрение» – это горизонталь в великое неразгаданное наше Прошлое, может быть еще не полностью проявившее себя; Сакральный Хаос – наш русский Предкосмос, хранящий в своих сферах и наше непредсказуемое будущее; «Русь Востока» – вертикаль Самопознания, познания Вечного и Божественного в нашей собственной человеческой душе. Помимо всего – «Последние отношения», связывающие нас с тем, что не дано нам как людям.

В предыдущем мы погружались, главным образом, в «историческую» Россию (то есть в Россию, существующую на этой планете) и в Вечную Россию, Россию метафизических принципов (включая «Последние отношения»), отраженных в «земной»,