империи стимулировало внимание к этим вопросам антропологов, способствовало развитию научных исследований в данной области и привело б конечном счете к созданию особой дисциплины — политической антропологии. Многие из антропологов всячески подчеркивали практическую важность своей деятельности перед колониальной администрацией, провозглашали необходимость сотрудничества ученых и власти (Б. Малиновский, А. РэдклифьБраун, Э. Эванс-Причард и др.).
Данное обстоятельство дало повод левоориентированным ученым и их коллегам из социалистических стран взять на вооружение тезис об «антропологии как служанке империализма». Действительно иногда антропологи и колониальная администрация действовали рука об руку. В то же время нередко именно этнографы-антропологи выступали в роли защитников, «естественных адвокатов» туземных жителей или протестовали против использования антропологов в качестве информаторов для правительственных, военных и разведывательных ведомств. Наконец, власть везде и во все времена достаточно скептически относилась к рекомендациям ученых и предпочитала поступать в соответствии с собственной интуицией. Следовательно, антропология скорее предостерегала от опасностей этноцентризма, чем являлась орудием колониализма.
Со временем был накоплен богатый фактический материал о политической организации доиндустриальных обществ. Это позволило приступить к обобщению эмпирических данных. В соответствии с основными методологическими подходами в западной политантропологии существуют три наиболее влиятельных методологических направления, или школы: англо-американский функционализм, французский структурализм и американский неоэволюционизм.