Если перевести изложенное выше на привычный для представителей отечественных общественных наук язык, то можно сказать, что политическая антропология — это в известной степени история власти: история преобразования одних форм и механизмов социального контроля в другие. В рамках отечественной традиции такое определение несет в себе особый смысл, так как антропологии как самостоятельной науки в СССР не выделялось, а дисциплины и их подразделы, специализирующиеся на истории властных структур (история первобытного общества, история древнего мира, этнография, история Востока и т. д.) у нас всегда было принято включать в комплекс исторических наук. Специалисты в этих областях готовились главным образом на исторических факультетах. Им присуждались ученые степени кандидатов и докторов исторических наук. История в СССР считалась синтетической наукой, которая включала в себя и археологию и этнографию (антропологию), изучая одновременно как пространственно-временное многообразие исторических событий, так и выявляя обобщающие закономерности хронологических процессов.
Нельзя не заметить, что источники и методические приемы работы с ними у историков, археологов и этнографов сильно отличаются. Историк работает с письменными документами. Он должен установить их внешнюю подлинность, попытаться понять, какой смысл скрывается за знаками, содержащимися на исследуемом документе. Археолог исследует материальные фрагменты давно исчезнувшей культуры. У него наиболее неблагодарная задача — попытаться составить целостную картину об обществе из ограниченного числа кусочков мозаики. В отличие от археолога этнограф (антрополог) имеет возможность наблюдать как целые материальные объекты, так и отношения между людьми и их духовный мир. Но он должен уметь понять, какие глубинные механизмы скрыты за внешним проявлением тех или иных форм поведения.
С этой точки зрения между антропологией и историей имеется существенная разница. Политическая антропология не является историей в полном смысле слова. История в «узком смысле» (от английского слова story — рассказ, повесть, новелла) — это наука о событиях, реконст-
руируемых по письменным источникам. Главная цель историка в «узком смысле» — хронологически связать свершившиеся события (факты), воссоздав их общее течение. Задача политантрополога — несколько иная, его интересуют не события сами по себе, а структуры и социально-политические системы. Поэтому если и причислять согласно распространенной в отечественной науке традиции политическую антропологию к историческим наукам, то это не совсем история, а скорее то, что называют «социальной историей» или «исторической антропологией» (Гуревич 1993). На близость между политической и исторической антропологией указал Ж. Ле Гофф в предисловии к современному изданию «Королей-чудотворцев» М. Блока — классической книги по политантропологии западноевропейского средневековья. По мнению Ле Гоффа, это даже единая дисциплина — политическая историческая антропология (Блок 1998: 57).
В то же время политическая антропология — это и не совсем этнография. Этнографы имеют дело с живыми информантами, а предметом изучения политической антропологии нередко являются не только современные архаические и традиционные культуры (тем более что в настоящее время их практически не осталось), но и более древние народы и проблемы их социально-властного устройства, известные по письменным и археологическим данным. С этой точки зрения политан-тропологом может быть не только этнолог-антрополог, но и в случае необходимости историк и даже археолог.