ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ

Из десятка доныне выпущенных по порядку третья, написана рукой ЗЗ-летнего желторотика (по врачебной мерке), неоправданно самонадеянного. Не понимал еще, только смутно чувствовал, что приговорен долбить один камень. Писать о разном, по-разному, но книгу одну-единственную. Этот отколыш — знающим остальные не покажется странным — ближе всех к «Нестандартному ребенку» (1983, 1988), хотя там о другом и перо другое.

Не вдаваясь более в самооценки, приведу только факты, касающиеся книги, ибо судьба ее — судьба не моя. (Хоть и мне досталось.) Получился социально-психологический и врачебный зондаж, исследование. Результаты можно уже подытожить, и о некоторых из них стоит узнать заранее вам, держащим в руках новое. Переделано почти. все, другие подходы, и тем не менее.

Количественно: больше всех моих остальных книг собрала почты, обратной связи. Поток от первых изданий еще идет. В чтении (по сводкам библиотек) и в корреспонденции — наибольшие диапазоны по всем показателям; возрастным, профессиональным, мировозренческим и прочая, прочая. Горожане, селяне, школьники, профессора, рабочие, инженеры, военные, учителя, пенсионеры, артисты, студенты, врачи, пациенты, спортсмены, служители церкви, партработники, заключенные...

Больше всех — ' восклицательных знаков, сообщений о действенности, о применении там и сям, о помощи и поддержке, об исцелениях и спасениях. Но более всех — и о недостаточности воздействия. Об угасаниях вспыхнувших было надежд; о разочарованиях после, казалось, уже закрепившихся достижений; о новых проблемах... Наибольшая волна исповедей, жизнеописаний, болезнеописаний, самонаблюдений, самофантазий — и, разумеется, криков SOS; требований и молений о немедленных личных встречах или взятии на лечение; о персональной переписке, о заочном лечении.

Читал, выслушивал всех. Отвечал многим. Но чтобы ВСЕМ, чтобы удовлетворить хоть малую часть...

Более всего удивлений и негодований по поводу малости тиражей. Просьб о высылке книги или помощи в приобретении.

Чаще всех выкрадывалась из библиотек, публичных и личных, или возвращалась изуродованной, с выреззанными кусками. Цены на черном рынке...

Успех?.. Как понимать. Всего более прошибало, когда узнавал, что такая-то или такой-то, за отсутствием иных множительных средств, переписывали книгу собственноручно, с первой и до последней страницы. Один такой рукописный экземпляр, подаренный на память, храню...

Выводы?..

На безрыбье и рак — рыба, Массовая популярность не свидетельствует ни 0 таланте автора, ни о достоинствах произведения, Свидетельствует лишь о свойствах и потребностях публики. В данном случае это массовая потребность во врачебно-психологической помощи и практическом человекознании. В психотехнике. Голод неутолимый.

Знал это и раньше, но знал узко. Обратная связь высветила масштабы.

Отечественная корреспонденция повсеместна, региональных преобладаний нет. Но книга еще и переводилась на множество языков, союзных и зарубежных, и по этому показателю среди других моих книг тоже пока держит первенство. И по изданиям переводным более всего писем на единицу выпуска, и не видно края,

Выводы?.. Если такую книгу, написанную по-русски, с равной охотой читают на польском, татарском, венгерском, грузинском, эстонском, армянском, латышском, испанском, литовском, датском, немецком, белорусском, французском... Если переводчица-англичанка по собственной инициативе целый год мучается над эквивалентами наших идиом, нашего юмора... Значит, дело опять же в качестве книги, а в некоем общем свойстве Читателя — разноязыкого, разноликого, разномыслящего, разноживущего. В какой-то общей потребности или недостаточности, общей невооруженности, общей жажде. Значит, наш человек в страданиях своих, одиночестве и сиротстве не исключителен, значит, и у иных — то же самое или близкое.

Утешительно? Нет. Но дает на что-то надежду.

Мировой книжный рынок давно насыщен и перенасыщен популярно-психологической, врачевательно-просветительской, религиозной, оккультной и всякой прочей литературой. Всевозможного качества и направленности, все для всех. Но чего-то, видимо, все-таки не хватает,

ТЯГА (Из группового опыта)

«...Живет в никому не доступном углу Вселенной странное, будто бы человечье племя — головощупы. Люди как люди. Но нет никаких чувств, кроме осязания. Жизнь на ощупь. Не ведают, что возможны еще слух, зрение, вкус... Вместо всего этого лишь разные виды осязания, осуществляемые щупальцами, трогальцами, касальцами, а также хваталками, совалками и тому подобными органами. Результат работы всей этой сложной аппаратуры головощуп именует кратким словом «усек», что означает «понял».

Так и жили они. Люди как люди... И вот однажды произошло Событие.

Явился вдруг Некто и произвел прорыв, общевидовую мутацию. Разом одарил головощупов и зрением, и слухом, и вкусом, и обонянием — всем тем, о чем они представления не имели, а стало быть, и не мечтали. Да сверх того еще некоторых — телепатией и ясновидением. А самых несчастных ЕЩЕ ЧЕМ-ТО, для чего и в нашем языке слова нет...

Сделав свое дело без предупреждения, Некто моментально исчез. А головощупы, вдруг переставшие быть головощупами... Но вместе с тем и не переставшие...

Нет, рассказать об этом нельзя, немыслимо, Это надо пережить. Давайте переживем?„»

С детских игр вроде этой начинал раскачку с новыми группами.

Люди ходили разные. От беспомощных инвалидов, мечтавших хоть как-то выжить и сообразовать себя с общим и своим положением либо даже и не мечтавших, до страдальцев здоровья, высокого и самобытного, искавших свои пути... Между этими крайностями, очень легко превращающимися друг в дружку,— так называемые обыкновенные, серые. С какими-нибудь неблагополучиями, тревогами и болячками, у кого же нет. Защищенность серостью довольно надежна. Но когда оболочка эта дает брешь, залататься опять серыми нитками невозможно, заплаты рвутся. Нельзя вылечиться от ограниченности ограниченностью.

Сквозняк... Едва к себе прикасались, как разверзались пропасти — открывалась Тяга.

Захватывала и самых искореженных и неразвитых, замкнутых и тупых.

Тяга — из Духовного Космоса.

С того ли боку, с другого — сквозит. Решить личные, междуличные или групповые проблемы, решить проблемы, какие бы то ни было, внутри своей скорлупы, автономии любой степени и названия, невозможно, не выходя на Связь, запираясь. Закрываясь от сквозняка жизни— задохнешься, протухнешь.

А чтобы выйти, нужна работа. Пробить свою скорлупу.

Связь между изменением жизни и самоизменением понять может и малый ребенок, Но легче совершить государственный переворот, чем переворот в собственной голове. (В чужой проще, но и обманчивей,)

Мощнейший рефлекс страха — ПЕРЕСТАТЬ БЫТЬ СОБОЙ. Судорожная самозащита.

Не подпускают внутренние завалы. Нагромождения предрассудков, привычек, вошедших в плоть, ложных знаний и недознаний, якобы пониманий — и страхов, страхов„,

Груз этот далеко не пассивен, нет, агрессивен и невменяем, и заразителен. Живучая мертвечина именует себя сознанием, самосознанием, здравым смыслом, традициями, принципами, убеждениями, идеалами, наукой, поэзией... Вечная современщина. Законсервированный антидух.

Наши группы, независимо от составов, целей и методов, были всегда и всего прежде группами самообразования. Не расположенных или не способных к этой нагрузке, как ни отчаивался порой, не отбрасывал, пытался приобщить по-другому...

Мы искали. сквозную нить нашего существа, движущуюся многомерную Целостность — нашу Связь. Кто мы, откуда, куда идем и. из чего состоим? Вылезали на сквозняки естествознания, сквозняки истории, сквозняки культуры. Выскребали из себя, как могли, окаменелые заблуждения и всяческое вранье, и чужое, и собственное. В образуемые пустоты вдыхались осколки Тайны, разрозненные частицы Истины, только частицы, мы заклинали себя об этом не забывать. Ни в чем человеческом нет полноты, ни в чем совершенной, беспримесной чистоты. Отфильтровка вирусов антижизни — бесконечное дело.

Все доступное отовсюду стремились вобрать и переплавить в себе, прожечься насквозь.

Старались читать и по психологии кое-что не из библиотечного, и по философии не из магазинного, и по истории нравов. Из литературы художественной черпали пригоршнями, поэзией умывались. Знакомились, как удавалось, и с йогой, и с дзен-буддизмом, с другими восточными учениями, включая каратэ, немного и практики... Интересовались мудростью древних китайцев, магией средневековья, темными тайнами колдовства и шаманства, астрологии, каббалы, хиромантии, антропософии…Пытались сопоставлять новых классиков с Библией и писаниями святых отцов, а все вместе — со своим личным жизненным опытом, ничтожным, но неотъемлемым. Вникали, насколько могли, и в человеческую анатомию, физиологию, патологию, в бесконечно уди-вительный мир животных, растений, всех тварей земных, сравнивая свою природу с иной, пытались постичь... Рисовали, играли, пели, лепили и разговаривали, и молчали„.

Как самообразовываться, чтобы все отовсюду не оказывалось эклектикой, пустой мешаниной, еще худшей, чем ограниченность, духовной шизофренией? Как извлекать суть и связывать, как находить эту сквозную нить и как не терять?.. Казалось, ответ для себя нашел: думать, учиться думать. Но как? Откуда мне знать, умею ли думать? Когда полагал: умею, жизнь, скоро ли, долго ли, била по носу; не умеешь.

Был и остаюсь только дежурным учеником. Роль душенаставника, гуру, гипнотизера и прочая всегда была внутренне неудержимо смешна, Всерьез пахнет смертельной ложью.

Должность простого подопытного кролика жизни куда любопытнее. Из нее не выйти, она истинна..

Человечество испытало все, если не жизнью, то, смертью, Не все узнало, но все прочувствовало, К чему не пробилась мысль, то постигла вера, Чего не открыл ученый — пропел поэт,. зашифровал миф, изъяснила музыка, Мир изведан самим своим бытием, и ничто не прячется. Прячемся только мы.

Все вселенские тайны открыты--мы ощущали в себе их дыхание. Но тем ясней становилось, что ни один из нас не может ими воспользоваться без уплаты собой, ­«Аще не умрешь, не оживешь».

Каждая строчка света и капелька человечности, ­каждая жилка живого, откуда бы ни исходила, напол­няла нас счастьем встречи и одновременно горечью ­разобщенности, танталовой мукой. Так смотришь на ­закат солнца, Так разглядываешь свои детские фотографии и веришь, что это ты, и не веришь. Так расстаешься с откровением сновидения...

Зачем чувства наши и знания разобщены, разбрызганы, как дождинки по ненасытному солончаку, иссыхают и разлучаются, как и мы? Когда же соединим? Как же соединимся?.. Как беспробудно эта ночь темна О жгучий холод, злой отец, спасибо, ты научил нас разводить огонь.