— Отпустите себя,— уговариваю зажатого гражданина, первостатейно нормального и через то бесталанного а слегка импотентного,— отпустите...
А он слышит как «рас-пустите». А разве можно. И если б слышал действительно!..
В том и штука, что не он вовсе слушает. С таким скользким перевиранием воспринимает все не его «я», а его «оно» — подсознание. Темный глухой подвал — кладовка пережитого, где толпятся зажатые родственники, перезажатые воспитатели... Подсознание, где пеленки, те самые первые, сразу и на всю жизнь отнимающие у ребенка 63% врожденной предприимчивости и интуиции, да, те самые, навек мокренькие пеленки... Посмотрите, как они слиплись с общественным долгом и супружеской добропорядочностью, с хорошей привычкой ходить в выглаженном костюме... Да, достаточно и тугих пеленок, чтобы отъесть такой кус Внутренней Свободы, ибо сжимают они дитя в самом нежном возрасте первых запечатлений и бессознательных обобщений. А несъедобные 37% распределяются как попадя... Вот почему, наверное, так мало в мире настоящих, огненных, веселых авантюристов.
Мне повезло, туго не пеленали (бабушка была детским доктором и человеком веселым), но дальше... Разжимаюсь всю жизнь. При такой постановке человека, спрашивал я себя, чего же в итоге ждать, кроме прогрессирующего окаменения? Кроме сжатия не одной только души, и не только мышц, но и сосудов, дыхания, и кишечника, и всего прочего, что только может в человеке зажаться?..
От зажатости и заикание, которого может не быть через миг, и морщины, когда их может еще не быть, и инфаркты, когда может не быть совсем. Зажался сосуд сердца — спрашивается, зачем?..
От зажатости и курим, и пьем, и всячески наркотизируемся, чтобы разжаться хоть на часок-другой. (А потом зажаться еще сильнее...) От зажатости происходит застой: и в организме, и, как мы наконец-то поняли, в обществе. А потом?.. Склерозы, тромбозы, опухоли, психозы, межнациональные осложнения... На каком-то уровне что-то наконец непременно закупоривается: не сосуд, так желчный пузырь, не ум, так талант, не талант, так совесть, не совесть, так опять же сосуд.
Ущемленная грыжа на почве однобоко понятой дисциплины — не счесть сколько их, в разных видах, и У взрослых, и у детишек. Самоотпускание понимается как самоотпущение; как греховность, столь же гадкая, сколь притягательная. По сей причине в подсознании зажатого гражданина и устраивается бетонированный застенок, эта знаменитая фрейдовская кутузка для запрещенных желаний, каморка за железным засовом, с глазком, куда то и дело заглядывает бдительный Цензор. Не выпускать наружу! А там, внутри?..
Есть и такая правда в человеческой психологии — не вся правда, не главная, но существенная. И для тех особенно, кто привык жить в полицейском режиме внутренне. Тишь да благодать наверху, соблюдаются все инструкции: Цензор, не уставая, вещает, что он-то и есть сознание, он и есть свобода. Но через глазок кое-что заметно не только ему... И потому, между прочим, дети зажатого гражданина бывают обыкновенно зажаты наоборот, зажаты навыверт. Грыжа в другую сторону.