— Я пишу классно,— сказал писатель П., наполнив бокал.— Пишу классно,— повторил, осушив.— Классно, ты меня понимаешь?.. И этим все сказано. А вот ты, дружище, извини меня, я скажу прямо. Я не из тех, ты меня понимаешь. Я не из тех. И не из этих, ты меня понимаешь. Если меня оскорбят, я убить могу. Я говорю прямо, не дергайся, слушай меня внимательно. И не смотри в глаза, не боюсь. Ты пишешь фуфню. Ты понимаешь меня. Ты сам это знаешь. Не читал, нет, и читать такую нюйню не буду, времени нет читать. Я тебе скажу так: Булгаков — это дешевка, завтра его не будет. Платонов? Ну ты извини меня... Евангелие — Дешевка, ничего больше, я говорю прямо. А ты написал одну только пуйню, у тебя все еще впереди. Что ж, поднимем... За искусство. 3-за качество.
Вслед за вышеизложенным (обычное предисловие к задушевным беседам с собратьями по перу) писатель П. приступил к изъяснению своей личной проблемы.
— Чепухи, понимаешь. Меня это не беспокоит, совершенно до лампочки А вот загадка. А вот интересно. Чего только не глотал. Всех специалистов обошел. Никто ни хрена...
Пятнадцать лет назад на каком-то публичном выступлении П. ни с того ни с сего запнулся, дыхание перехватило. Пропал голос — провалился куда-то, и мысли, и так-то не очень последовательные, мысли вдруг совсем спутались. И совсем исчезли. Блистательное выступление закончить не смог. С тех пор-то эта хухня, повторяется и повторяется. Выступать невозможно. Вот, собственно, и все. (Изъяснение заняло еще полтора часа и бутылку с четвертью.)
— Вы не доверяете своему дыханию и своему голосу. А главное, своему внутреннему Адресату,— сказал я, получив после тоста № 11 право голоса.— Выходя к публике, вы несете его в своем дыхании, свой Адресат, я имею в виду тайного узника вашего подсознания .. Вы его не любите, вот в чем дело. И не верите, что он любит вас. А где нет любви, нет и истины, сказал Пушкин, помните?.. Не дышат истиной, очевидно, и ваши выступления. Понимая это, как человек честный и благородный, вы не можете позволить себе выступать, вы себя принародно душите, и вполне справедливо. Вы себе не верите, и недаром, вас не обманешь. Вот если б вы объяснились своему Адресату хотя бы в ненависти, дыша внутренней правотой, вы бы говорили свободно и вдохновенно, даже лучше, чем пишете. Но вы себе и этого не позволяете, и правильно делаете. Чем же он в конце концов виноват, этот дурачок, в двенадцать лет проглотивший на чердаке Достоевского и до сих пор не переваривший? Я думаю, вы должны благодарить себя за то, что целых пятнадцать лет так успешно с собой справляетесь...
Писатель П. не дослушал меня по техническим причинам. Дописываю, что не успел досказать. Невроз самовыражения — диагноз и для данного случая, и для многих подобных.
Я хотел объяснить, что, если в выступлении содержится искренняя вера и если человек одержим беспокойством за судьбу того, во что верит, а не за качество своего выступления, никаких проблем ни с дыханием ни с голосом, ни с нервами не возникает, даже если нервы совсем никуда и если голоса нет, если слабость, одышка — лишь бы вдохновение... Вера раскрепощает дыхание. Побеждает любой невроз...
(Вера злая или вера добрая?.. Физиологической разницы, к сожалению, нет. Любой фанатик — как правило, превосходный оратор, не нуждающийся ни в како! выучке. Сталин не был хорошим оратором именно из-за отсутствия всякой веры. Гитлер имел злую веру.)
Если же человек озабочен не тем, ЧТО выражает, а тем, как выражает, тем, как именно он это делает, какое впечатление производит, то есть всего лишь собой, то человек этим самым и превращает себя в трепещущую козявку, придавленную космическим ураганом. Ни Бог, ни дьявол не помогают ему, он сам оторвал себя от всего, кроме себя. Духу нечем дышать, дух взаперти.
Невроз самовыражения самый злой. Проходящие через него оказываются в конце концов либо в рядах фанатов какого угодно профиля, либо усиленно психопатизируются, спиваются... Либо, очень часто, все, вместе взятое. Угрожают и страшные депрессии с роковым финалом.
Выход в Просветление, однако, возможен...