Здесь я должен отметить, что иногда для аналитика нет необходимости демонстрировать и прояснять сопротивление, потому что пациент делает это сам спонтанно. Эти шаги не обязательно предпринимать в описанной последовательности, поскольку оба события могут происходить более или менее одновременно. Когда сопротивление становится демонстрируемым и ясным, мы готовы попытаться интерпретировать бессознательные детерминанты. Это означает, что мы стараемся раскрыть скрытые инстинктивные импульсы, фантазии или воспоминания, благодаря которым возникло это сопротивление. (Обычно в психоаналитических дискуссиях это обозначается как «содержание» вытесненных или отвергнутых бессознательных влечений, фантазий или воспоминаний, которые определяют данное психическое событие.) При анализе мотива сопротивления нам следует пытаться исследовать содержание, которое обусловливает болезненный аффект, вызывающий сопротивление.
Давайте вернемся к пациенту мистеру С. (см. раздел 2.63), который стал застенчивым, пытаясь рассказать о своем «супружеском опыте». Для того чтобы понять его смущение, нам следует теперь попытаться раскрыть, какие влечения, фантазии или жизненные события ассоциировались с его разговором о сексуальных вопросах. Исследование содержания может привести нас к чувствам, влечениям и фантазиям, которые посещали его в момент рассказа, к реакциям переноса или к его прошлой истории, или от одного к другому. Обычно мы предоставляем пациенту решать, по какой линии следовать, и задаем примерно такой открытый вопрос: «Что приходит вам в голову, когда вы представляете себе разговор о сексе?»
Застенчивый мистер С. с «супружеским опытом», отвечая на мой вопрос, начал рассказывать, что секс считался грязной и запретной темой в его доме, что его ругали, если он спрашивал, как рождаются дети, и говорили, что это неподобающий вопрос для приличного мальчика, и т. д. Позже в школьной компании он преодолел свою робость, но все еще реагирует со смущением, когда сексуальные вопросы поднимаются незнакомыми авторитетными людьми. Это затем привело к его чувству ко мне как к незнакомому человеку и авторитету. Хотя умом он понимает, что я, должно быть, знаком со всеми видами сексуального опыта, тем не менее он обнаружил, что реагировал так, как будто я был не в меру щепетилен и сделал ему выговор. Я интерпретировал это ему так, что в тот момент, когда он упомянул о сексе, я стал для него отцом, а он стал маленьким мальчиком. Если бы пациент не позволил своим мыслям спонтанно вновь переместиться на меня и только рассказал о своем смущении дома, я бы сказал ему перед завершением сессии: «Теперь вы реагируете на меня так, как будто я — ваш родитель, и вы смущаетесь». Анализ сопротивления всегда должен включать анализ сопротивления переноса — эта тема будет освещаться в третьей главе.
Дальнейший анализ смущения мистера С. при разговорах о сексе проходил в течение нескольких лет. В процессе проработки мы обна- .ТН0|.« ружили, что он чувствовал, что ему нужно скрывать свой интерес к сек-су, потому что он боялся, что его будут считать слишком сексуальным. Это было связано с воспоминаниями детства о сексуальных играх ч со своими сестрами и сексуальными фантазиями, касающимися матери. >* Его мастурбационные фантазии имели отношение к подсматриванию за «взрослыми» во время полового акта, и потом за тем, как их били. У него также были глубоко вытесненные мазохистские желания быть побитым, как и тенденция идентификации с женской ролью. Мистер С. испытывал большую тревогу, связанную с отношением к мужчинам, <>в поскольку оно все еще было наполнено инстинктивными импульсами, как враждебными, так и сексуальными. Он был также не уверен в своей . ^ половой идентичности, в ощущении того, что он — мужчина. Это сжатый рассказ об анализе мотивов его сопротивления разговорам о сексе.
Но давайте вернемся к нашему анализу мотива сопротивления. Пациент избегает, потому что хочет уклониться от какого-то болезненного чувства. ' Но какое содержание, какой материал вызывает болезненный аффект? Мужчина с «супружеским опытом» раскрывает некоторое содержание, пытаясь говорить о сексе, несмотря на робость. В этом случае было ясно, что сексуальный материал был непосредственной причиной смущения и сопротивления. Но бывает и так, что неясно ни почему, ни чему пациент сопротивляется. Пациент может более или менее долго сохранять молчание в течение целой сессии и не давать никакого ключа к тому, что происходит, ни реакциями тела, ни выражением лица. В моем опыте это бывает редко. Абсолютное молчание и отсутствие выражения лица и реакций тела могут быть ключом к фантазиям о смерти, коме или глубоком сне. Дважды в моей практике это означало комбинацию убийственной ярости и суицида (Greenson, 1961).
Давайте предположим, что мы работаем сначала над вопросом «почему» и установили конкретный болезненный аффект, но все еще не имеем ключа к тому, что вызвало его.
И снова пример. Молодая пациентка, миссис К. (см. раздел 1.24), на третьем году анализа, какое-то время очень продуктивно работала, а затем была сессия, когда она проявила значительное сопротивление. Она начала сессию, сказав, что ей не хотелось приходить, в голове у нее ничего нет, почему я не даю ей намека, о чем говорить, ее жизнь течет так гладко, ее ребенок чудесный, новая квартира комфортабельна, вероятно, ей можно позволить остаться одной, ей гораздо лучше, действительно ли ей необходимо продолжать анализ, она ходила в интересную картинную галерею, но ничего не купила, у нее назначено свида- " ние с «умником»; мужчины, с которыми она встречается, либо «тупицы», либо «умники» — и т. д., и т. д., вперемешку с короткими паузами. Я чувствовал, что ее тон имел оттенок раздражения и досады. После примерно десяти минут всего этого я вмешался и сказал: «Вы, кажется, раздосадованы». Она ответила: «Я полагаю, да. Но я не знаю чем». Я сказал: «Что-то раздражает вас. Постарайтесь найти это. Просто позвольте своим мыслям следовать за идеей «Что-то досаждает мне». Пациентка минуту помолчала, а затем вдруг произнесла: «О, я забыла сказать вам, что моя мать звонила мне вчера вечером из Нью-Йорка». Затем пациентка принялась пересказывать содержание беседы и свои реакции на нее стальным, холодным тоном, в неестественном, отрывистом ритме. Мать упрекала ее за то, что она не пишет, пациентка * была взбешена, но контролировала себя и демонстрировала только равнодушие и пренебрежение. Она с горечью сказала, что пошлет матери ее регулярный чек, но будь она проклята, если будет писать. Пауза, молчание. «Я не собираюсь вовлекаться в отношения с нею снова... даже хотя я знаю, что вы хотите, чтобы я это сделала... Вы говорите, это поможет моему анализу, и, может быть, вы и правы, но я не могу, и я не хочу вовлекаться и в отношения с вами».
Я хранил молчание. Я вспомнил, что на предыдущей сессии она говорила мне о свидании с молодым художником. Она чувствовала, что он интересен, даже очарователен, но было в нем что-то, что отталкивало ее. На той сессии мы не обнаружили, с чем связано это чувство. Пациентка продолжила, рассказав мне о своей двухлетней дочери, о том, как она любит играть с ней, как прекрасно детское тело, не уродливо, подобно телу взрослой женщины, и как она любит купать ее. Она остановилась и вдруг вспомнила сновидение: она была одной **'"** из женщин-аквалангисток — должна была плыть в убежище в Москву МОР< и запоминать, что видит под водой. Вода была холодная и темная, но она ""' ■ была защищена своим резиновым костюмом. Была опасность, что что-то взорвется, и нужно было спешить, уходить как можно скорее. Была какая-то мысль о том, что она должна финишировать в 4 часа.
Ассоциации пациентки привели ее к тому, что она слышала: людиЧ}
которые умирают во сне, умирают в четыре часа. Может быть, она боялась, что я могу умереть, она слышала, что у меня неважно с сердцем. Когда она проснулась, ее небо было воспалено, она, должно быть, во сне натерла его языком. Это проблема, до причины которой мы еще никогда не доходили. У нее болит желудок. Она чувствует себя скованно. Ей следует работать над этим, но она чувствует утомление и депрессию. Молчание. В этот момент я сказал: «Вы боитесь чего-то, что собираетесь найти под водой, в своем бессознательном. Вы испуганы, поэтому надеваете резиновый костюм, чтобы ничего не чувствовать и не быть вовлеченной — во что?»
Пациентка немного подумала и ответила: «Я чувствую соблазн бежать, вернуться назад, стать такой, какой я была до анализа: скучающей и пустой. Я устала от борьбы и исканий, я хочу расслабиться и не торопиться. Вы подталкиваете меня, а я хочу, чтобы вы делали работу. У меня вчера была фантазия, что у меня развился рак гортани, и я не могу говорить, и тогда вы должны были бы делать всю работу». Пауза.
Я ответил: «Вы раздражены на меня, потому что я не буду кормить вас, я не буду вашей доброй мамочкой». Пациентка буквально закричала на меня: «Не говорите этого слова, я не выношу этого. Я ненавижу это и вас тоже. Да, я хочу, чтобы вы помогли мне, но не только работали для меня, я хочу, чтобы от вас исходили тепло и доброта. Все, что вы делаете — это работа, работа, работа... (пауза)... Я думаю, вы правы. Я хочу, чтобы вы заботились обо мне, как я забочусь о своем ребенке. Вы знаете, вчера, когда я купала ее, я посмотрела на ее гениталии, на ее вульву, это выглядит так прекрасно, как цветок, как сладкий кусочек фрукта, абрикоса. Я могла бы поцеловать это, только я знала, что это было бы нехорошо для нее». Я просто сказал: «Для нее?» Пациентка продолжала: «Хорошо, не только для нее, я согласна, но также и для меня. Это напомнило мне, знаете ли, художника, с которым я встречалась несколько дней назад. Мы пошли на пляж, > и я заметила, что его бедра очень толстые и зад тоже, прямо как у женщины. Может быть, именно это оттолкнуло меня». Я ответил:
«И пленило одновременно. Это то самое опасное убежище, которое вы боялись найти под водой. От этого вы бежите». Пациентка: «Я купи-ла бикини для моей дочери, она выглядит так прелестно в нем — оно ярко-красное — я могу ее съесть в нем, буквально съесть».
Эта необычно продуктивная сессия началась со значительного сопротивления. Однако пациентка была упорна в своей аналитической работе и установила хороший рабочий альянс. Я думаю, это ясный пример того, как я исследую вопрос о том, что является мотивами защиты. Просмотрев материал сессии, можно увидеть, что пациентка осознавала свое сопротивление: ей не хотелось приходить, не хотелось вовлекаться. Ранний материал сессии не дает понятного ключа, только показывает некоторую враждебность к мужчинам, но этого недостаточно, чтобы идти дальше. Затем я конфронти-ровал ее с сопротивлением и попросил ассоциировать к чувству раздражения. Это привело ее к воспоминанию о гневной, холодной беседе с матерью и ее гневу по отношению ко мне. Затем она вспомнила свой сон — это знак того, что интерпретация сопротивления была на верном пути. Явное содержание тревожных сновидений прекрасно показало ее страх раскрытия некоторых бессознательных импульсов. Убежище символизирует мать, так же как и вода. Идея женщины-аквалангистки намекает на гомосексуальность, затем, во время рассказа о купании дочери, она также вспоминает сон. Ее первая ассоциация приводит ее к страху и желанию моей смерти. Она нуждается во мне и боится меня. Она трет небо — это повторение инфантильной потребности в сосании. Затем сопротивление усиливается, она не хочет работать, она в бешенстве от моей интерпретации, будто она хочет, чтобы я был ее «мамочкой».
Таким образом, в данном сопротивлении мы видим возвращение вытесненных импульсов: ужас перед ее инфантильным страстным стремлением к матери; затем ее ассоциации, связанные с ребенком, и откровенные орально-инкорпоративные и сексуальные желания по отношению к вульве ребенка; вновь попытка сместить свою тревожность на ребенка; и вновь попытка заставить ее увидеть, что она убегает от своих собственных страхов; затем подтверждение этого ее ассоциацией с бедрами и задом ее друга-художника; и, наконец, последнее подтверждение — возвращение к дочери, к красному (красный=Москва) купальному костюму и желание съесть ее.
Ответом на вопрос, чего пациентка избегает, что вызывает болезненный аффект, который заставляет ее сердиться на меня и на анализ, является то, что она пыталась избежать своих активных оральных и пассивных гомосексуальных, садистских устремлений по отношению к своей матери, ребенку и ко мне. Это были мотивы ее сопротивления.
Я отметил выше, что попытки анализировать мотивы сопротивления обычно начинают с того,4|тостремятся раскрыть болезненный аффект, потому что болезненный аффект обычно более доступен сознательному Эго, чем содержание, вызывающее болезненный аффект. Это не всегда верно; иногда содержание может раскрываться в аналитической сессии до того, как нам станет ясен аффект. Тогда наша задача состоит в том, чтобы следовать содержанию сопротивления, которое, если мы добьемся успеха, прояснит аффект. Мы начинаем с материала, имеющегося в наличии, а затем продолжаем искать то, чего недостает: мы идем от известного к неизвестному. Следующий пример иллюстрирует, как содержание сопротивления становится известным до аффекта.
Пациент пришел на сессию, когда я вернулся в город после недельного отсутствия. Он рассказал, что у него были чудесные каникулы, пока меня не было. Он оживленно говорил о том, как он уезжал в короткое путешествие за город, каким отдохнувшим он себя почувствовал, как хорошо гулял с женой и детьми, как он оказался в состонии делать много физических упражнений и читать. А затем, после пяти минут описания того, как он наслаждался, пока меня не было, он вдруг истощил свой запас того, что можно сказать, и замолчал. Я сохранял молчание. Он поинтересовался, о чем мы говорили перед тем, как я уехал.
Пауза. Он бы хотел знать, помню ли я, о чем он рассказывал перед тем, как я уехал. Помнят ли аналитики то, что им рассказывают пациенты?
Еще пауза. Он бы хотел знать, куда я уезжал и что я делал. Он бы хотел знать, ездил ли я один или с женой. Он думал, что я выглядел утомленным и бледным тогда, на сессии перед отъездом. Он вспомнил, что у него э было беспокойство по поводу моего здоровья. Он рассказал, что у него даже была мысль о том, что я могу умереть. Он хотел бы знать, рекомендую ли я ему кого-нибудь на тот случай, если ослабею или умру. Все это он говорил, сильно колеблясь и с большим количеством пауз. Было очевидно, что он сопротивляется. Было также совершенно "f очевидно, что он избегает говорить более детально и с большим чувством о своих реакциях на мое отсутствие. Поэтому я конфронтировал его, сказав: «Вы, кажется, не хотите по-настоящему говорить о тех чувствах, которые были у вас по отношению ко мне, когда я уехал, и забыл вас здесь». Сразу вслед за этим он вспомнил, как он возмущался, когда его «оставляли», и как часто это случалось с ним в прошлом. Его отец часто уезжал один на отдых, оставляя его и мать дома одних. Затем он перешел к другим воспоминаниям, когда он и мать уехали одни, оставив отца, это затем привело к различным вариантам желания смерти отца. В конце сессии стало ясно, что болезненные ' чувства, которых он пытался избежать, были его гневные пожелания смерти и разочарования во мне из-за того, что я оставил его.
Я привел эту иллюстрацию как пример того, как событие, которое является мотивом сопротивления, становится ясным, несмотря на сопро-
«аон-я
Техника анализирования сопротивления 137
тивление, и, следовательно, становится стартовым моментом для анализа сопротивления и далее ведет к аффектам, импульсам, фантазиям и воспоминаниям.
И снова следует подчеркнуть, что, раскрывая специфическое событие или аффект, который вызывает сопротивление (в данном случае это было событие), аналитик идет от сопротивления к истории этого конкретного события или аффекта или фантазии в жизни пациента. Начнет ли аналитик с аффекта, или фантазии, или события, он, в конечном счете, придет к истории фантазии, аффекта или события. Если это удастся, аналитик сможет затем вернуться к текущему сопротивлению в анализе и отметить для пациента: «Да... И мой отъезд, кажется, вызвал у вас похожую реакцию, о которой вы побоялись мне рассказать». И тогда пациент еще раз осознает, что сопротивления, имеющие место в анализе, являются повторениями событий, которые происходили в жизни пациента в прошлом. Повторяю, сопротивления не являются артефактами анализа, они не являются каким-то новым творением, а лишь повторением, новым изданием прошлых событий.
Важное клиническое замечание, которое следует здесь повторить, состоит в том, что наиболее частым источником сопротивлений является ситуация переноса. Каждый клинический пример, который я привожу, подтверждает это, хотя я не всегда это подчеркиваю. Когда все остальное равноценно или неясно, или неизвестно, аналитику следует искать реакции переноса в качестве источника сопротивления. Детально я буду рассматривать это в главе 3.