Невроз переноса

Фрейд использовал термин «невроз переноса» в двух различных смыслах. С одной стороны, для обозначения группы неврозов, характеризу­ющихся способностью пациента формировать и поддерживать относительно связную, многообразную и доступную группу реакций переноса (Freud, 1916—1917). Таким образом, пациенты с навязчивостями, фобиями и истерией были отделены от пациентов с нарциссическим неврозом и психотических пациентов. Пациенты последней группы были способны развивать реакции переноса только фрагментарно и спорадически и, следовательно, не поддава­лись лечению методом классического психоанализа. С другой стороны, Фрейд использовал термин «невроз переноса» для описания систематически появля­ющихся реакций переноса пациента, подвергающегося психоаналитическому лечению (Freud, 1905c, 1914с, 1916-1917, Ch.XVIII).

В ходе анализа можно наблюдать, как интересы пациента все больше фокусируются на личности аналитика. Фрейд (1914с, р. 154) отмечал, что навязчивое повторение невротического пациента представляет собой не только безобидное, но даже полезное явление: «...благодаря тому, что оно впускается в перенос, фк на игровую площадку, на которой ему позволяется разворачиваться почти в полной свободе и на которой, как ожидается, оно покажет нам патогенные инстинкты, скрывающиеся в психике пациента». Если с ситуацией переноса обращаются должным образом, то «мы преуспеем в придании нового трансферентного значения всем симптомам болезни и в сме­щении обычного невроза в «невроз переноса», с которым мы можем работать терапевтическими методами». Невроз переноса перенимает все основные черты болезни пациента, но это искусственная болезнь, и она податлива к нашим вмешательствам. Это новое издание старой болезни.

На ранних фазах психоаналитического лечения мы обычно видим спорадические мимолетные реакции, определенные Гловером (Glover, 1955, р. 37) как «плавающие» реакции переноса. Если с этими ранними реакциями переноса обращаются должным образом, пациент разовьет более прочные реакции переноса. Клинически развитие невроза переноса проявляется в виде возрастания интенсивности и длительности озабоченности пациента личностью аналитика и аналитическими процессами и процедурами. Аналитик и анализ становятся главным интересом в жизни пациента. Не только симптомы и инстинктивные требования пациента вращаются вокруг аналитика, но и все старые невротические конфликты вновь мобилизуются и фокусируются на аналитической ситуации. Пациент будет чувствовать этот интерес как некоторую разновидность и смесь любви и ненависти и как защиту от этих чувств. Если преобладают защиты — на переднем плане будет какая-то форма тревоги или вины. Эти реакции могут быть интенсивными, взрывными, неявными или хроническими. В любом случае, стоит неврозу переноса раз установиться, как определенная констелляция чувств становится вездесущей.

В неврозе переноса пациент повторяет с аналитиком свой прошлый невроз. Путем должного обращения и интерпретации мы надеемся помочь пациенту повторно пережить и в конечном счете вспомнить или реконструи­ровать свой инфантильный невроз. Концепция невроза переноса включает в себя больше, чем только инфантильный невроз, потому что пациент будет также повторно проживать более поздние варианты своего детского невроза. Позвольте мне попытаться проиллюстрировать это клиническим примером.

 

Я хотел бы использовать для примера случай миссис К.¹ Эта молодая женщина обратилась за психоаналитическим лечением в связи с тем, что последнее время ее изводили навязчивые идеи и импульсы к сексуальной связи с негром. Это чередовалось с ощущением того, что она «зомби», или же с тем, что она чувствовала пустоту, скуку, никчемность и депрессию. Недавно она вышла замуж за выдающегося человека,

который был почти на двадцать лет ее старше и которого она любила

____________

См. также разделы 1.24, 2.651, 2.71 и 3.25.

 

до замужества, а теперь чувствовала обиду и страх. В истории ее жизни обращает на себя внимание то, что ее воспитывала добросердечная, сумасбродная мать-алкоголичка, которая то боготворила, обожала и баловала ее, а то временами забрасывала. Отец оставил ее, когда пациентке было полтора года, и каждое из трех последующих заму­жеств матери продолжалось около года. У нее было два брата, тремя и двумя годами младше, которых мать игнорировала и за которыми миссис К. присматривала. Они были под ее ответственностью, ее компаньонами и соперниками. Семья была очень бедна, множество раз меняла место жительства, и пациентка получила плохое образо­вание. Когда девочке было пятнадцать лет, ее мать настояла на том, чтобы она изменила свой образ жизни: и она, хоть и была застенчива, испугана и неумела, проделала успешную карьеру модели. Когда ей было двадцать лет, миссис К. встретила и полюбила своего будущего мужа, который научил ее утонченной жизни и за которого она вышла замуж спустя пять лет. Она была замужем два года, когда обратилась по поводу анализа. Теперь я попытаюсь кратко описать основные этапы развития ее переноса в успешном анализе, продолжавшемся четыре с половиной года.

Ее ранние реакции переноса состояли в настойчивом желании быть моей пациенткой, она фантазировала обо мне, что я — «первый» среди аналитиков и, следовательно, гарант успешного анализа. В то же самое время она опасалась, что я сочту ее скучной, нестоящей, непривле­кательной или неподдающейся лечению. Она разрывалась между желанием, с одной стороны, быть хорошей пациенткой и раскрыть все свои слабости, а с другой стороны — желанием быть любимой мною, быть сексуально и умственно привлекательной, а значит — скрыть все свои дефекты. Я должен был возместить ее отсутствующего отца и относиться к ней как к любимой пациентке, делая для нее то, чего не де­лал для всех остальных пациентов. Я был бы идеалом, неподкупным отцом, которым она могла бы гордиться, а также преступным отцом, который удовлетворил бы ее инцестуозные желания. Очень рано симптом промискуитетных импульсов сместился на меня как на эдипову фигуру. Это чередовалось с представлением обо мне как о строгом, неодобряющем, идеализированном отце-пуританине.

В это время в анализе мы пытались понять сильный стыд пациентки по поводу мастурбации, которую она «открыла» только в двадцать один год и которая, как казалось, была без фантазий и с не­большим оргаэмическим удовлетворением. Анализ ее стыда привел нас к осознанию того, что я был не только отцом-пуританином, но также и фантастически чистоплотной матерью тех дней, когда ее обучали пользоваться туалетом. Обнаружилось, что чувства скуки и пустоты у миссис К. были защитами против сексуальных фантазий и стали сопротивлениями в анализе. Она боялась фантазировать, потому что фантазировать озщмает возбуждаться, а возбуждаться означает терять контроль и страдать недержанием. В анализе это проявлялось как нежелание продолжать разговор, когда она становилась эмоциональной или возбужденной. Если бы я увидел ее плачущей или покрасневшей, я счел бы ее непривлекательной. Она каждый раз после сессии убирала с подушки бумажную салфетку, чтобы я не видел ее «испачканной». Как я мог любить ее, если бы узнал, что она грязная и ходит в туалет! Я был либо идеализированным, десексуализированным, детуалети-зированным отцом, который бросил ее грязнулю-мать, либо компуль-сивно чистоплотной матерью, которая не любила своих грязных детей. Затем она пересказала множество воспоминаний о том, как она видела свою пьяную мать голой, какими отвратительными ей показались ее безобразные гениталии. Теперь она боялась стать похожей на свою мать или иметь свою грязную мать внутри, ее ужасала мысль о том, что я брошу ее, как ее отец, бросивший мать. Она предпочла бы быть пустой, чем наполненной своей грязной матерью. Но пустота означает молчание и сопротивление в анализе, что эквивалентно тому, чтобы быть плохой пациенткой. Здесь рабочий альянс и желание быть любимой отцом-аналитиком победили, и она стала способна работать над тем, что скрывается за пустотой.

За пустотой пришло множество сексуальных фантазий, каса­ющихся большого разнообразия оральных, сосательных, скоптофи-лических действий, осуществляемых как активно, так и пассивно с запрещенным мужчиной. Мужчина был или аналитиком, или негром, или арабом, и садистом, и мазохистом. Она и ее партнер чередовались ролями. В это время я не только был сообщником в ее сексуальных приключениях, но также позволял ей ненавидеть свою мать, что она и делала с удовольствием. В этот период анализа она с нетерпением ждала каждой аналитической сессии, боялась уикендов и даже окончания каждой сессии, в это время я стал основной темой ее фан­тазий, и освобождение от меня означало пустоту и скуку. Она чувст­вовала себя «подцепленной на крючок» мною, заряжалась чувствами в моем присутствии и ощущала себя бесцветной и унылой вне сессии.

По мере того как постепенно миссис К. осознавала, что я полон решимости анализировать ее и что я не боюсь ее влечений и не ис­пытываю отвращения по отношению к ним, она осмелилась допускать появление более регрессивных импульсов. Мне, как ее отцу-покрови­телю, она осмеливалась рассказывать редкие сновидения и фантазии орального сосания и садистских импульсов по отношению к феми­нинным мужчинам и в конце концов — к женщинам. По мере того как она все больше доверяла мне, она также осмеливалась чувствовать ко мне более примитивную ненависть и гнев. Ранее она могла чувство­вать слабую враждебность по отношению ко мне как к критикующему отцу или не одобряющей матери. Позже она могла ненавидеть меня как грабителя ее «капитала», ее секрета и той ценности, которую она чувствовала в себе и которая и давала ей уверенность. Она также могла

любить меня как свою хорошую инвестицию, свою уверенность в бу- ' '" дущем, свою гарантию против пустоты, мужчину, который дает ей сущ­ность. В это время я был также ее защитой против зависти к пенису, будучи пенисом-мужчиной, которым она обладала.

На этой стадии анализа миссис К. впервые стала способна ,,_;i. испытать оргазм во время полового акта. Это придало ей мужества осознать сильные гомосексуальные чувства по отношению к своей маленькой дочери. Эту ситуацию она смогла осознать как повторение (со сменой ролей) своих детских импульсов по отношению к своей матери. Тот факт, что эти гомосексуальные импульсы могли пережи- '"""' ваться ею, не затрагивая способности испытывать гетеросексуальный оргазм, привел ее в конце концов к сильной зависти к пенису. Она мог­ла бешено ненавидеть меня как обладателя пениса, который «только и хочет, что воткнуть в любую дыру свою отвратительную штуку», которому наплевать на женщин, он оплодотворяет и бросает их. Когда пациентка стала способна выразить эти свои чувства и обнаружила, что я не был уничтожен и не сопротивлялся, она стала чувствовать, ,,

что я люблю ее и принимаю безусловно и неизменно — даже когда я не соглашаюсь с ней. Я стал ее внутренним стержнем, надежным ^<!

и постоянным — любящим родительским внутренним объектом. Теперь она могла позволить себе стать полноценной матерью и женой и могла работать над своей ненавистью и любовью к матери без ощущения того, что эти чувства способны затопить ее. Случай миссис

К. будет описан более детально во втором томе.

 

Этот краткий набросок, даже будучи таким сложным, как это может показаться при прочтении, вне всяких сомнений, не передает все реакции переноса пациентки. Однако он показывает, я надеюсь, как симптомы пациентки, ее конфликты, импульсы и защиты фокусируются на аналитике и на аналитической процедуре и в большой степени замещают ее первона­чальный невроз. Неврозы переноса дают возможность наблюдать и работать над конфликтами пациента в их непосредственном проявлении. Трансфе-рентные переживания — живые, реальные, они приносят в аналитическую работу ощущение убедительности.

 

В своем описании невроза переноса Фрейд (1914с) указывает на то, что обычный невроз пациента «замещается» на невроз переноса. Анна Фрейд соглашается с ним (1928) и настаивает, что только структура такого рода заслуживает названия невроза переноса.

В клиническом материале, приведенном выше, можно наблюдать, как во время различных периодов захваченность миссис К. мною »• вытеснила первоначальный невроз. На некоторый период времени импульсы пациентки к промискуитету были сфокусированы на мне и отсутствовали где бы то ни было еще. Ее конфликты, связанные с потерей контроля, были очень интенсивны во время аналитической сессии и касались ее страха «выплеснуть» наружу грязный материал, спрятать «запачканную» салфетку. Во время этого периода ее анальные тревоги вне анализа не исчезли, но они ушли на задний план. По моему опыту, тот частный аспект невроза пациента, который становится активным и живым в ситуации переноса, будет ослаблен во внешней жизни пациента. Однако часто он просто бледнеет и становится относительно незначимым по сравнению с неврозом переноса, только чтобы снова появиться во внешней жизни пациента, когда в картине переноса появится другая доминанта. Например, фантазии о проми­скуитете миссис К. сместились на меня только на некоторый период времени. Однако, когда анализ сфокусировался на ее туалетных тре­вогах и стыде, ее навязчивые идеи о темнокожем человеке вернулись.

 

Следует поднять другой вопрос, касающейся той степени, до которой невроз пациента может быть замещен неврозом переноса. По моему опыту, ряд аспектов невроза пациента смещаются на фигуру из внешней жизни пациента, которая затем начинает функционировать как дополнительная фигура переноса. Например, многие из моих пациентов во время анализа романтически влюблялись в женщин. Это манифестация переноса, но проявля­ется она вне анализа. Данный вопрос будет обсуждаться в разделе 3.84.

Вопрос о замещении обычного невроза пациента неврозом переноса затрагивает проблему анализа детей. Анна Фрейд (Freud A., 1928), Фрейберг (Fraiberg, 1951), Кат (Kut, 1953) утверждали, что маленькие дети проявляют различные изолированные реакции переноса, но не развивают невроз переноса. Только после разрешения эдипова комплекса, в латентном возрасте, можно действительно наблюдать признаки развития невроза переноса в аналити­ческом лечении детей. Анна Фрейд (Freud A., 1965) и Фрейберг (Fraiberg, 1966) недавно изменили свою точку зрения на этот вопрос. Более старшие дети действительно развивают интенсивные, продолжительные, искаженные реакции на аналитика, которые имеют сходство с неврозом переноса у взрос­лых. Однако эти реакции не замещают старый невроз в той же степени, как это происходит в анализе взрослых (см. Nagera, 1966). Детские аналитики, которые являются последователями Кляйн, не делают различия между реакциями переноса и неврозом переноса и утверждают, что явления переноса у маленьких детей идентичны таковым у взрослых (Isaacs, 1948).

Гловер (Glover, 1955), Нахт (Nacht, 1957) и Хаак (Наак, 1957) описали то, как определенные формы невроза переноса могут становиться помехой при раскрытии инфантильного невроза и вести к тупику. Одной из наиболее частых причин этого является контрперенос аналитика, который невольно препят­ствует полному развитию реакции переноса пациента. Например, чрезмерная

теплота со стороны аналитика может препятствовать полному развитию враждебных реакций переноса. Кроме того, неполная интерпретация некоторых аспектов реакций переноса будет продуцировать затяжную тупиковую ситуацию. Этот вопрос будет обсуждаться более полно в следующих разделах.

Может встать вопрос: что делать для того, чтобы обеспечить возникно­вение невроза переноса? Ответом будет следующее: если аналитическая атмосфера является, по существу, сочувствующей и принимающей и если аналитик постоянно находится в поисках инсайта и интерпретирует сопро­тивления пациента, невроз переноса будет развиваться. Этот вопрос будет рассмотрен нами более полно в разделах 3.7 и 3.9.

Классическая психоаналитическая позиция по отношению к неврозу переноса состоит в том, чтобы способствовать его максимальному развитию. Невроз переноса предлагает пациенту самое важное средство для получения доступа к отвращенным прошлым патогенным переживаниям. Повторное проживание вытесненного прошлого вместе с аналитиком и в аналитической ситуации является самой эффективной возможностью для преодоления невротических защит и сопротивлений. Следовательно, аналитик будет прилагать усилия для того, чтобы обеспечить ситуацию переноса и предотвра­тить любую контаминацию, которая может помешать его полному расцвету (Greenacre, 1954). Все вторжения личностных характеристик и ценностей аналитика будут расцениваться как факторы, которые могут ограничивать рамки невроза переноса пациента. Интерпретация является единственным методом работы с переносом, который позволяет ему идти своим собственным путем. В комбинации с эффективным рабочим альянсом это приведет в конечном счете к его разрешению (Gill, 1954; Greenson, 1965a).

У отклоняющихся школ психоанализа другой подход к неврозу переноса. Александер, Френч и другие (Alexander, French et al., 1946) преувеличивают опасность, которую несут регрессивные элементы, и предлагают различные манипуляции с ситуацией переноса для того, чтобы избежать или ослабить невроз переноса. Школа Кляйн впадает в противоположную крайность и полагается почти полностью на интерпретации переноса, исключая все остальное ( Klein, 1932; Klein et al., 1952; Strachey, 1934; Isaacs, 1948). Более того, они считают, что наиболее инфантильные и примитивные импульсы присутствуют в переносе с самого начала анализа и интерпретируют их немед­ленно (Klein, 1961). В конце концов оказывается, что индивидуальная история пациента имеет небольшое значение, поскольку развитие переноса, по всей видимости, похоже у всех пациентов.

Прежде чем закончить теоретическое обсуждение переноса, следует отметить, что аналитическая ситуация и личность аналитика вносят свой вклад в реакции переноса пациента. Более детально это будет обсуждаться в главе 4.

 

3.5. -Рабочий альянс

 

В этом месте нашего обсуждения явления переноса необходимо сделать отступление. Мы отмечали особую важность реакции переноса в психоаналитическом лечении невротического пациента. Я могу кратко изложить психоаналитическую точку зрения, заявив, что психоаналитик прилагает большие усилия для того, чтобы создать такую аналитическую ситуацию, которая максимально способствовала бы разворачиванию различ­ных реакций переноса. Это наш основной метод для получения патогенного материала, который в противном случае остался бы недоступным. Однако получение данных об истории — только часть терапевтического процесса. Другой важный его компонент — передача инсайта путем интерпретации.

Как бы ни были важны эти два фактора, их недостаточно для того, чтобы обеспечить длительные изменения пациента. Для того чтобы пациент вклю­чился и работал эффективно в аналитической ситуации, необходимо, чтобы он установил и поддерживал другой вид взаимоотношений с психоаналитиком, помимо реакций переноса. Я имею здесь в виду рабочий альянс. По моему мнению, рабочий альянс заслуживает рассмотрения как полноправный «партнер» невроза переноса в отношениях пациент—терапевт (Greenson, 1965а).

Мой клинический опыт в отношении рабочего альянса был расширен и прояснен благодаря изучению работы Элизабет Цетцель «Современные концепции переноса» (Zetzel, 1956). В этом эссе она вводит термин «терапев­тический альянс» и объясняет, насколько это важно. Она показывает, что можно провести разделение между классическими психоаналитиками и так называемой «Британской школой» по тому, используют ли они или игнорируют этот аспект переноса. Книга Лео Стоуна «Психоаналитическая ситуация» (Stone, 1961) дала мне новый толчок к прояснению и формулировке проблемы рабочего альянса между пациентом и терапевтом.

Клинический материал, на который опирается данный раздел, был получен от большого числа пациентов, у которых возникли неожиданные трудности в ходе их психоаналитической терапии. Некоторые из этих пациентов проходили один или более анализов у разных аналитиков; другие же были моими пациентами, которые вернулись для дальнейшего анализа. В этой группе были пациенты, которые оказывались неспособны продвинуться дальше начальных фаз анализа. Даже после нескольких лет работы, реально они не были «в анализе». Другие анализы казались бесконечными, существо­вало явное несоответствие между обилием инсайтов и малым количеством изменений. Клинические синдромы, проявляющиеся в этих случаях, были гетерогенны с точки зрения диагностических категорий, функций Эго и дина­мики. Ключом к пониманию как основной патологии, так и возникшего терапевтического тупика является неудача пациента при развитии надежных рабочих взаимоотношений с аналитиком. В каждом таком случае, который я буду описывать, пациент не был способен устанавливать или поддерживать продолжительный рабочий альянс с аналитиком, а аналитик пренебрегал этим фактом, продолжая заниматься анализом других явлений переноса. Я находил эту техническую ошибку у психоаналитиков с различным стажем клинической работы и признавал ее за собой, когда возобновлял анализ тех пациентов, которых лечил ранее.

При работе с такими, казалось бы, неанализируемыми или «бесконеч­ными» пациентами у меня создалось впечатление, что важно разделять реакции пациента на аналитика на две категории: невроз переноса и рабочий альянс. В действительности, эта классификация не является ни полной, ни четкой, позже я попытаюсь прояснить это. Однако эта дифференциация помогает уделять равное внимание двум, по существу, различным типам реакции на психоаналитика.