Термин «негативный перенос» используется для обозначения чувств переноса, которые основаны на ненависти в любой из ее многочисленных форм, ее предшественников и производных. Негативный перенос может быть выражен как ненависть, гнев, враждебность, недоверие, отвращение, антипатия, нелюбовь, негодование, горечь, зависть, неприязнь, презрение, раздражение и т. д.. Негативный перенос всегда присутствует в анализе, хотя часто его гораздо труднее раскрыть, чем проявления позитивного переноса. Не только пациенты защищают себя от осознания трансферентной ненависти, но и аналитик сам склонен бессознательно «подыгрывать» этому сопротивлению. По моему опыту и опыту других аналитиков, недостаточно проанализированный негативный перенос является самой частой причиной того, что анализ заходит в тупик (Freud, 1937а, р. 241—247; Glover, 1955, Nacht, 1954; Haak, 1957).
Многое из того, что было сказано при обсуждении позитивного переноса, имеет отношение и к негативному. Эти моменты не будут здесь повторяться. Наиболее важные различия сосредоточены в особых видах сопротивлений, вызываемых негативным переносом.
Здесь есть аналогия с рабочим альянсом, где несексуальная симпатия, доверие и уважение к аналитику позволяют пациенту смелее искать новых инсайтов. При негативном переносе мы обнаруживаем хроническое глубоко-лежащее недоверие, которое может сделать всю аналитическую процедуру болезненной и в конце концов превратить ее в то, от чего нужно избавиться. Если пациент способен вынести этот вид негативного переноса, не поддаваясь импульсу прервать анализ, мы можем увидеть, как возникают хронические покорные, мазохистские реакции переноса. Пациент переносит трудности аналитической работы для того, чтобы пройти через них, претерпеть страдание. Здесь нет приятного чувства достижения или удовлетворения, как во взаимно ощущаемом рабочем альянсе. Пациент подчиняется анализу потому, что он неспособен прервать лечение, и, приходя на сессии, он избегает этого кризиса: это избегание, отыгрывание сопротивления анализу путем посещения анали-
тических сессий. Весь анализ может стать чем-то таким, что нужно перенести, потому что это меньшее зло по сравнению с действительной уступкой и борьбой с невротическим страданием.
Такие пациенты могут работать хорошо и даже эффективно в течение длительного периода времени, но рано или поздно этот вид переноса должен быть осознан как сопротивление. Это либо неявная латентная, параноидопо-добная защита, либо скрытое мазохистское удовольствие, либо защита против позитивного переноса, либо же это комбинация всех этих трех компонентов. Это может быть ответом на некоторые нераспознанные негативные чувства аналитика, реалистические или связанные с контрпереносом. У анализируемых невротических пациентов мазохизм и защита против чувств любви являются преобладающими, хотя отдельные параноидные элементы также могут присутствовать.
Какое-то время моей пациенткой была женщина 35 лет, коммунистка. Она работала упорно, но с горечью и под влиянием окрашенного смирением и подозрительностью рабочего альянса. На поверхности лежало то, что мне нельзя было доверять, потому что я не был коммунистом, а принадлежал к среднему классу. Тем не менее я давал ей наилучшую возможность избавиться от более непереносимого фобически-компульсивного невроза. На более глубоком уровне она наслаждалась тем мазохистским страданием, через которое, как она фантазировала, я ее провожу. Ниже лежал еще более сильный страх влюбиться в меня, то есть отдаться мне на милость, что действительно сделало бы ее уязвимой. И на дне всего этого был страх своего примитивного гнева и деструктивности, которые, она чувствовала, уничтожат нас обоих, если она полюбит и будет отвергнута. Этот, в сущности, негативный смиренный перенос был тем не менее относительно продуктивным в течение долгого времени, хотя и гораздо менее продуктивным, чем был бы обычный рабочий альянс. Потребовалось два с половиной года, чтобы проработать ее мазохистский перенос, однако эта работа ускорила весь дальнейший анализ. Затем возникли осложнения. Пациентка снова стала чрезвычайно сильно сопротивляться и вернулось ее старое отношение недоверия. Оказалось, это было вызвано тем фактом, что она и ее коммунистическая группа обдумывали какую-то форму саботажа, а поскольку наша страна тогда участвовала во Второй мировой войне, она не могла рассказать мне об этом. Она хотела знать, что бы я сделал, если бы она рассказала мне детали. Я сказал ей просто, что чувствую, что не могу анализировать ее в таких условиях, поскольку я буду разрываться между долгом по отношению к ней как к своей пациентке и лояльностью по отношению к своей стране. Она, казалось, была удовлетворена моим ответом, поскольку сказала, что это кажется совершенно честным, тогда как в случае любого другого ответа у нее были бы сомнения. Но у меня было такое впечатление, что ее старое недоверие никогда не оставляло ее, и наша работа снова замедлилась. Призыв меня на военную службу, последовавший вскоре, заставил меня передать ее другому аналитику, что, возможно, было наилучшим решением для нас обоих.
Проявление временных реакций негативного переноса в начале анализа ставит больше проблем, чем ранняя любовь в переносе. Враждебность и гнев в начале анализа, до того как будет установлен надежный рабочий альянс, искушает пациента к отыгрыванию и прерыванию анализа. Ранним негативным переносом, следовательно, надо энергично заниматься для того, чтобы предупредить такое развитие. Это при работе с позитивным переносом можно позволить себе быть более пассивным.
Однако, когда рабочий альянс уже установлен, появление негативного переноса может быть важным признаком прогресса. Повторное проживание враждебности и ненависти к фигурам раннего детства в переносе является самой продуктивной фазой аналитической работы при условии, что существует хороший рабочий альянс. Я полагаю, что такое развитие является необходимой фазой каждого успешного анализа. Отсутствие негативного переноса или его проявления лишь во временных и спорадических реакциях является признаком неполного анализа. Наше расширившееся знание о раннем детстве показывает, что интенсивные и продолжительные реакции ненависти по отношению к аналитику должны возникнуть и быть проанализированы до того, как можно будет задумываться о завершении анализа.
Фрейд (Freud, 1937a) в своей работе «Анализ конечный и бесконечный» поднимает вопрос о том, должен ли аналитик возбуждать скрытые незаметные конфликты пациента. Он чувствовал, что аналитик не имеет права так вторгаться, не имеет права манипулировать переносом. Хотя я позитивно отношусь к общей установке Фрейда, я не согласен с его оценкой данного клинического вопроса. Мне кажется, что он не мог в то время в достаточной степени осознать важность негативного переноса. Анализ ненависти в переносе настолько же важен, как и анализ любви в переносе. Я согласен с тем, что в компетенцию аналитика не входит вторжение или манипулирование, но благодаря открытию Фрейдом важности агрессивных инстинктов большинство аналитиков пришло к заключению, что необходимо проанализировать этот аспект переноса, прежде чем прерывать анализ. Несмотря на мои оговорки в отношении работ Мелани Кляйн и ее последователей, я должен сказать к их чести, что именно они акцентировали этот момент. Бесконечные анализы так же, как и негативные терапевтические реакции, являются, по моему опыту, примерами неудачного анализа ненависти в переносе.
Негативный перенос важен и в других отношениях. Он часто используется в целях защиты — как сопротивление против позитивного переноса. Многие пациенты, особенно пациенты того же пола, что и аналитик, упорствуют в своих враждебных чувствах, потому что они используют их как защиту против своей любви, то есть своих гомосексуальных чувств. Многие мои пациенты-мужчины, бывало, возмущались и сердились на меня, потому что они чувствовали себя более комфортно, негодуя на меня, чем ощущая любовь ко мне. Неприязнь и отвращение в их реакциях ко мне являются защитами, реактивными формированиями против оральных интроективных импульсов.
Отсутствие явного негативного переноса следует расценивать как защиту и сопротивление. В должным образом протекающем анализе негативный перенос со временем должен играть заметную роль. Одним из осложняющих факторов является вероятность того, что контрперенос аналитика вовлекается в предотвращение развития или признания некоторой формы ненависти. Либо аналитик ведет себя таким образом, что пациенту очень трудно выразить свою враждебность, либо они оба, и аналитик, и пациент, как бы сговариваются смотреть на это сквозь пальцы. Иногда пациенты прикрывают свою враждебность юмором или поддразниванием, или сарказмом и так избегают того, чтобы ее заметили. Но более важным является расщепление переноса. Пациенты будут находить какой-то заменитель аналитика — другого аналитика или врача, или родительскую фигуру, по отношению к которым они будут выражать большую враждебность. Следует сознавать, что эта ненависть смещена с личности аналитика в защитных целях.
Использование дополнительных объектов переноса очень часто происходит при попытке иметь дело с негативным переносом, гораздо чаще, чем в случае позитивного. Несмотря на то, что аналитик осознает функцию защиты-сопротивления этого маневра, может оказаться невозможным направить чувства переноса непосредственно на личность аналитика. Некоторые пациенты будут упорно поддерживать это расщепление переноса, как будто отказ от этого механизма представляет собой большую опасность. Мой собственный клинический опыт, как мне кажется, показывает, что такое положение дел, вероятнее всего, имеет место, когда пациент в раннем детстве потерял одного из родителей. При неврозе переноса такие пациенты более склонны отщеплять свою ненависть и направлять ее на дополнительные объекты переноса для того, чтобы предохранить аналитика от своей ненависти. Хотя я обычно работаю очень энергично над преодолением этого сопротивления, временами я чувствую, что добился лишь частичного успеха. Одна из моих пациенток, женщина, отец которой бросил семью, когда ей было два года, сместила свою ненависть к мужчинам на несколько отцовских фигур вне анализа и лишь иногда чувствовала эту ненависть непосредственно ко мне. То же верно и в отношении ее ненависти к матери. У меня есть сходный опыт с другими пациентами, имеющими такого рода биографические данные.
Упорный позитивный перенос всегда показывает, что негативный перенос скрыт, а не отсутствует. Аналитик должен раскрыть его и попытаться сделать возможным для пациента почувствовать негативный перенос непосредственно по отношению к себе. Это означает, что в идеале в каждом анализе пациенту следует пережить различные разновидности ненависти со всех либидинозных уровней по отношению к аналитику. Более того, при глубоком анализе также должен быть пережит ранний примитивный гнев по отношению к матери.
Еще один аспект негативного переноса заслуживает внимания. Страх перед аналитиком, проявляется ли он в форме страха его критики или глубоко спрятанного недоверия, следует расценивать как производные агрессии и враждебности. Здесь вновь последователи Кляйн отмечают, что реакции тревоги являются, в сущности, производными агрессивных импульсов, и хотя я не вполне согласен с их фантастическими и сложными конструкциями, тем не менее мой собственный клинический опыт подтверждает, что они правы в важной формулировке: страх по отношению к аналитику в конечном счете является производным от проецируемой враждебности.